Один в поле воин Орлов Алекс
– И мы тоже! – с готовностью поддержал его Головин.
Следом за двумя штурмовиками в комнату вошёл офицер в красивой форме и, оглядев присыпанных пылью лежавших на полу кадетов, спросил:
– Кто из вас Марк Джулиан Головин?
Фредди молчал, и Головин молчал тоже. Где-то в нём ещё теплилась надежда, что если он не признается, то они просто уйдут. Однако полицейские знали, за кем пришли.
– Эй, это ты Головин? – спросили у Фредди, и ближайший к нему штурмовик ткнул его железным сапогом в бок.
– Я Головин, только не бейте! – воскликнул Марк, потому что не хотел получить по рёбрам железным ботинком.
– Встать! – рявкнул офицер, и Головин резко вскочил.
– Берите его и на выход, – приказал офицер, и тут в проёме двери показался Изи с разбитой физиономией.
– Эх, братцы, но старика-то зачем ударили? – с укоризной в голосе произнёс офицер.
– Я не старик, – прогнусавил Изи, – просто я зрело выгляжу.
– Зрелый – перезрелый, – подвёл итог офицер и, потеснив Изи, вышел из комнаты, а за ним, волоча Головина, словно тряпичную куклу, бочком протиснулись оба штурмовика.
– На чём спалились? – спросил Изи и вытер с лица кровь.
– Пока не знаю, – ответил Фредди. Если бы взяли их двоих, это было бы понятно, но почему одного только Марка?
Между тем в коридоре снова раздался топот, Изи едва успел отпрыгнуть в сторону, когда дверь опять распахнулась и в комнату Фредди ворвались трое в штатском, но с пистолетами наготове.
– Ты Марк Головин? – строго спросил один из них, наводя на Фредди пистолет.
– Нет.
– А где он?
– Только что копы забрали…
– Я же говорил, надо было тормознуть их! – воскликнул другой из троицы.
– Заткнись, – буркнул первый. Потом выхватил тонкую рацию и скомандовал:
– Копов с арестантом перехватить!..
– Каких именно, сэр, они тут троих выволокли.
– Перехватывайте всех и выясняйте, кто там Марк Головин!
– Принято.
После этого трое в штатском быстро убрались, и Фредди перевёл дух, а Изи отклеился от стенки и сказал:
– Пойду, пока не поздно, а то и мне что-нибудь прилетит.
16
Головина подвели к микроавтобусу и, надев наручники, посадили между двумя другими задержанными – обоих Головин знал, и при встрече они здоровались.
Ему хотелось узнать, почему их арестовали, может быть, эти ребята знали больше, однако обстановка была такая, что не то что перекинуться парой слов – пошевелиться было невозможно.
Арестанты сидели на очень узком сиденье, спереди и позади них на ещё двух рядах сидений располагались по паре закованных в броню полицейских, а впереди – рядом с водителем, находился полицейский капитан в обычном мундире.
Помимо этого микроавтобуса, имелось охранение – один внедорожник, раскрашенный в цвета городской полиции, и небольшой броневик чёрного цвета.
Когда отъезжали от хайтауна, первым встал внедорожник, за ним микроавтобус и последним, прикрывая тылы, двигался броневик.
Окна в микроавтобусе были небольшими, и Головину мало что было видно. И едва он начал ориентироваться, в каком же направлении их везут, как неожиданно ехавший первым внедорожник полыхнул тормозными огнями, микроавтобус заскрипел тормозной кинематикой, а потом даже сработала гравитационная подушка, иначе бы они врезались в переднюю машину.
Оказалось, что улицу неожиданно перекрыли два чёрных внедорожника, из которых стали выпрыгивать бойцы в какой-то незнакомой Головину форме.
В свою очередь из полицейского внедорожника также стали выскакивать штурмовики в тяжёлой броне.
Они стали что-то кричать блокирующим проезд, кто-то выстрелил в воздух, и тогда у неизвестных в руках появились короткоствольные автоматы.
– Клинсман, что там за хрень?! – прокричал в рацию офицер.
– Коммерсанты, сэр! Требуют отдать какого-то Марка Головина!
Сидевшие рядом с Головиным арестанты удивлённо на него посмотрели, но сам он такой популярности не радовался.
– Так, Клинсман! Все по машинам и тараньте этих тварей, они нам не указ! У нас приказ начальника полиции всех арестантов доставить до места!..
Полицейские штурмовики погрузились обратно во внедорожник, и машина попыталась протаранить закрывавшие проезд машины.
Внедорожник ударил ещё раз, и Головин услышал скрежет автомобильных корпусов, однако преграда опять не поддалась, а противник забросил под днище полицейского внедорожника шумовую гранату.
Она так рванула, что видно было, как подпрыгнул атакованный автомобиль, и Головин невольно представил, как теперь чувствовали себя полицейские внутри него.
– Гольдштейн, разгони этих мерзавцев! – отдал по рации офицер новую команду.
Позади взревел парогенерами броневик и, обойдя микроавтобус справа по тротуару, с разгону отбросил один из закрывающих проезд автомобилей, а затем ударил по второму так, что тот завалился на бок.
Полицейский внедорожник тотчас рванулся сквозь образовавшуюся брешь, за ним поспешил микроавтобус с арестантами, и последним снова встал броневик.
Опозоренный противник открыл огонь по непробиваемым бортам броневика, чтобы показать, что тоже что-то может, в ответ из башенки броневика вылетело несколько гранат со слезоточивым газом, и они разорвались с громкими хлопками, залив всю улицу разноцветными облаками.
Противник бросился бежать, а следом – и самые любопытные из зевак, до этого момента терпеливо следивших за происходящим.
Больше полицейский конвой никто не преследовал, и спустя десять минут он прибыл к зданию Управления полиции города.
Проехал через охраняемые ворота и остановился на просторной площадке, где уже стояли несколько микроавтобусов.
Из некоторых ещё выводили арестантов в наручниках, другие уже были пусты.
Дошла очередь до Головина и двух других кадетов. Их вытащили из микроавтобуса и повели в один из отдельно стоящих корпусов. При этом Головин рассмотрел повреждения на полицейском внедорожнике и следы от пуль на боках броневика.
Не зная, чего ожидать дальше, он стал приглядываться к окружавшим его полицейским, надеясь увидеть приветливое лицо, чтобы поинтересоваться, за что его взяли.
Вскоре всех задержанных собрали в большом зале, где Головин насчитал около полусотни людей в наручниках.
Их рассадили с интервалом в пару кресел, видимо, чтобы они не общались. Между тем перед передними рядами за высокой кафедрой сидел человек в судейской мантии и с ним ещё несколько помощников и судейских секретарей.
Полицейские офицеры были неподалёку от них и время от времени негромко отвечали на какие-то возникшие у судейских секретарей вопросы. Кафедра была завалена документами и планшетами, подключёнными к множеству архивных баз.
Головин заметил, что сопровождавший их полицейский капитан подошёл к полному коллеге с золотыми погонами и стал доверительно, почти что на ухо докладывать о какой-то лаконичной проблеме.
– Сэр, мы столкнулись с большими трудностями, когда доставляли задержанных, – сообщил капитан, и полковник слегка отстранился.
– Чего ты мне на ухо шепчешь?
– Сэр, дело дошло до стрельбы…
– Какой ещё стрельбы? Было оказано сопротивление?
– «Коммерсанты», сэр. Они заблокировали нам проезд и с оружием в руках требовали отдать им Марка Головина.
– А кто это?
– Один из задержанных.
– Бред какой-то, – произнёс полковник, окидывая взглядом собранных в зале нарушителей лицензионного права.
Поскольку пострадавшей стороной являлась Генеральная компания, все задержанные после краткого судебного разбирательства передавались для доследования службе безопасности компании. Чего же ради они лезли раньше времени?
– Стрельба, говоришь?
– Так точно, сэр. Вначале наши дали выстрел в воздух, чтобы разблокировали нам дорогу. Я выполнял ваши приказы и не был готов к каким-то переговорам.
– Всё правильно, капитан. Что дальше?
– Они угрожали оружием, и я приказал таранить их машины. Пришлось пускать в ход тяжёлый броневик, он прекрасно справился, а они посбивали с его бортов краску – открыли огонь прямо по полицейскому транспортному средству.
– А вы что?
– Саданули напоследок газовыми гранатами.
– А вот это правильно. Я, конечно, узнаю у майора Локхида, чего они там все вместе нажрались, но пока что считаю ваши действия правильными.
– И ещё, сэр, они взорвали под головной машиной силовую шашку. Один сотрудник частично контужен.
– Вот уроды, – покачал головой полковник, – а что за арестант им потребовался так срочно? Как-то это странно всё выглядит.
– Марк Головин, сэр. Вон он сидит, в четвёртом ряду, растрёпанный такой.
– А чего он какой-то пыльный?
– Ах это… У него в комнате было очень пыльно. Возможно, делают ремонт, – слегка запинаясь, начал придумывать капитан, которому не хотелось сообщать, что стрельбу они начали ещё в кадетском общежитии, ведь это выглядело не совсем профессионально.
– Послушай, капитан, а тебе не кажется, что он немного похож на государственного представителя Джорджа Липмана, а?
– Ну, так-то вроде что-то есть. А у представителя есть сын?
– У него есть племянник. И он где-то учится. Не хотелось бы вляпаться в такую историю, ведь госпредставитель – это… Сам понимаешь.
– Могу быстро выяснить, сэр. Сейчас метнусь в архивный центр и получу по Липману всю информацию.
– Прошу тишины! – громко произнёс один из судейских секретарей, и гул в зале начал стихать. Полицейские встали у стен ровнее, а арестанты перестали дремать.
– Погоди, – пониженным голосом произнёс полковник, – может, и не на Липмана он похож, а на кого-то другого. Мы так можем все варианты перепроверить, а всё равно окажется сынком какого-то ответственного лица, и нам прилетит по заднице. Давай вот что, после суда всех повезут в управление к «коммерсантам» – передавать согласно договорённости, так вы этого отвезите обратно в общежитие. Штраф ему вставят, ну и будет с него, тогда это станет ответственностью судейских.
– Отличная мысль, сэр, я так и сделаю.
18
Наконец, когда судья начал зачитывать основной билль о лицензированном праве, Головин стал понимать, зачем его сюда притащили. А потом появились и подробности.
Оказалось, что вскоре после того как Головину удалось опробовать свою ботиночную ломаную лицензию, к проверочной программе лицензирования пришло очередное обновление. Оно позволило закрыть окно, через которое взламывали лицензию, а также выявить всех, кто этим окном уже воспользовался. Таким образом, Головина признали нарушителем.
Судья бойко зачитывал фамилии, и названные арестанты должны были привстать, показывая, что они здесь. Адвокат был всего один на всю толпу, и до конца судебного заседания он не произнёс ни слова, лишь подписав в конце поданный ему документ.
Всех задержанных объявили преступниками и выписали штраф в тысячу пятьсот квадров – примерно то же получалось и в чаках.
Мало того, судья от себя добавил, что после доследования в управлении безопасности Генеральной компании всех, кто попался, гарантированно вышлют из экономической зоны.
По рядам задержанных прошёл гул негодования. Головин также был подавлен этой новостью. Значит, два с половиной года учёбы выбросить? А где искать работу? Как жить там – за забором экономической зоны? И что скажут его родители?
Немного грела спасительная мысль, что у него была какая-то сумма на чёрный день. Даже если заплатить штраф, останется не так уж мало. Но всё равно Головин чувствовал внутри себя какую-то пустоту и полное безразличие.
Наконец, всех стали выводить во двор и усаживать в большой автобус, однако возле самой двери Головина неожиданно взял за локоть уже знакомый капитан и, отведя его в сторону, снял с него наручники и посадил в тот же микроавтобус, но уже одного, при тех же четырёх штурмовиках в броне.
– И куда меня? – спросил Головин, поглядывая на других задержанных, которых продолжали грузить в автобус.
– Домой, парень, – сказал офицер и улыбнулся.
Микроавтобус тронулся и поехал к воротам, а когда оказался за пределами двора, офицер повернулся и неожиданно спросил:
– Хочешь конфету?
– Хочу, – сказал Головин и получил настоящую «синтетик-фрут» с быстрорастворимым чипом управления вкусовыми рецепторами.
Такие конфеты стоили немалых денег, в то время как более дешёвые копии растворялись быстрее, чем сам чип, и их приходилось либо догрызать, либо попросту выплёвывать. Но Головин обычно догрызал, ведь всё это стоило денег.
18
Спустя два с половиной часа Головин появился на пороге своего жилого блока. Открыв дверь, он вошёл в крохотную прихожую и увидел Фредди, который ползал по полу, развозя пучком влажных салфеток остатки пластобетонной пыли.
Услышав стук двери, Фредди повернулся и воскликнул:
– Марк, это ты, что ли?
Бросив салфетки, он поднялся и, подойдя к соседу, обнял его. Головин был удивлён, Фредди никогда не был склонен к сентиментальности, но теперь в его глазах стояли слёзы.
– Слушай, я… – он развёл руками. – Я думал, тебе каюк, и уже сам готовился к приходу копов – теперь за мной. Что сказали и почему отпустили? Тебя ведь отпустили или ты «ноги сделал»? Да ты садись, я сейчас чучу сварганю, не бойся – слабенькую, чисто чтобы поддержать разговор.
Фредди засуетился, ставя в самодельный индуктор пластиковую баночку с самогонной водой.
– Ниоткуда я не сбегал, Фредди. Нас там набралось с полсотни залётчиков, потом всем присудили по полторы тысячи штрафа, и судья ещё добавил, что потом всех выбросят из зоны на мороз…
– Ничего себе? И потом всех отпустили?
– Нет, после суда всех затолкали в автобус, как были в наручниках, а меня, прикинь, отвели в сторону, сняли наручники и под охраной вернули на крыльцо нашего хайтауна.
– И как ты это объясняешь? – спросил Фредди. В этот момент закипела самогонная вода, Фредди бросил туда синюю и белую таблетки и любовно перемешал большим гвоздём, который использовал как столовый прибор.
– Сейчас чуть постоит, и примем по маленькой, – пообещал он, – сам-то я хотел по-серьёзному закинуться. Думаю, придут брать, а мне будет пофигу. Но вот тут ты вернулся, чудеса.
Фредди опустился на свой трёхногий стул и, положив руки на колени, приготовился слушать.
– Тут один момент произошёл, когда нас в полицию везли. Дорогу перегородили какие-то частные военные, наша охрана выскочила, стала стрелять в воздух, потом машины толкались, и, в конце концов, копы победили, сбросив ихние тачки на бок с помощью броневика.
– Прям война!
– А то! Те потом по броневику даже стреляли, я слышал, как пули по нему барабанили. Страх, одним словом, но самое странное, я даже не испугался, а прямо одеревенел. Эти частные военные требовали, чтобы им отдали меня.
Фредди кивнул, казалось, он совсем не разделяет удивление Головина.
– Тебе не кажется это странным?
– Теперь уже не кажется, Марк. Едва тебя увели, сюда вломились другие парни с пистолетами. Стали орать и угрожать, требовали Марка Головина. Я сказал, тебя копы забрали, они и умелись. Такие дела.
Приятели посидели ещё с полминуты молча, каждый думая о своём.
– Эй, а чего же мы загрустили? – произнёс вдруг Фредди и, поднявшись, снял с полки два мутных стакана, в которые разлил чучу. А потом, обжигаясь, сразу выпил полстакана.
Головин сделал только небольшой глоток.
– Ой, как по жилам побежало! – обрадованно сообщил Фредди. – Я даже вспомнил вот ещё что – тебе на диспикер вызов приходил! Из-за забора! Я побежал, ответил. Тётка какая-то тебя спрашивала. А тебя как раз увели только что, ну я и не стал ничего рассказывать, сам ничего не знаю, поэтому сказал, что ты ушёл куда-то и пусть перезвонят позже.
– Из-за забора, так там, небось, мне денег насчитают! – забеспокоился Головин.
– Не насчитают, звонок был за счёт вызывающего абонента. Ты забыл, что я сам тебе эту фичу на диспикер пропихивал?
– Ах да, точно, совсем забыл, – кивнул Головин, – не представляю, кто мог позвонить. Родители пишут мне через «армптекст», так дешевле всего.
В этот момент из комнаты Головина послышался сигнал диспикера.
– О, это, наверное, то самое! – воскликнул Фредди и стал торопливо допивать чучу, словно ему нужно было срочно уходить.
Головин вскочил и, выбежав к себе, схватил со стола мигающий диспикер.
– Алё, Маркуша-детка, я тебя сразу узнала!.. – зазвенел в трубке чей-то пронзительный голос.
– Кто это? – спросил Головин.
– Ну, как же ты не узнаёшь свою тётю Элли? – в голосе послышалась обида.
– А, тётя Элли! Это так неожиданно! А почему вы звоните, что-то случилось?
– Ничего такого не случилось, если не считать, что полгода назад я снова вышла замуж.
– А, поздравляю, – сказал Головин. Тётя Элли практически коллекционировала мужей, и в её коллекции их было уже, наверное, с полдюжины.
– Но это так, к слову. На самом деле, Маркуша, я тебе звоню вот по какому вопросу – я с твоими родителями всё обсудила, и они не против, если что.
– О чём вы говорите, тётя Элли?
– Маркуша, детка, я ещё тогда говорила твоей маме, что тебе не место в этой курсантской школе или как там это у вас называется. Ты хорошо рисовал, тебе нужно было идти в художественную школу, у меня ведь тогда там были хорошие связи. Мой тогдашний муж Горан, если ты помнишь, был довольно заметной фигурой в среде почитателей искусства.
– Я совсем запутался, тётя Элли, зачем вы мне позвонили?
– Экий ты недогадливый, Маркуша. Я нашла тебе хорошее место. Помощником одного состоятельного человека. Это на Манговезии, всего в сорока часах лёту из вашей пустыни. Деточка, я прошу тебя, не отказывайся, такие предложения бывают раз в жизни.
– А что за работа, что там делать? – спросил Головин, чтобы просто спросить. Он пока туго соображал.
– Деточка, я как только сказала мистеру Кейвену, что у меня племянник учится в курсантской школе, но пока без перспектив, он сразу сказал, что если парень толковый, а ты же толковый, он возьмёт тебя помощником. Но решение нужно принимать сразу. Если ты согласен, скажи мне, и я подготовлю весь пакет проездных документов.
– А когда нужен ответ? – начал понемногу вникать в тему Головин.
– Лучше прямо сейчас, но можешь подумать в течение трёх часов. Больше нельзя, у них там закрываются какие-то учётные часы, я в этом не очень понимаю, и тогда всё отложится на неделю, а за это время, боюсь, они подыщут себе другого человека. У тебя на аудискане останутся открытыми все ссылки, надумаешь – сделай вызов, и всё закрутится.
– Хорошо, тётя Элли, я подумаю.
– Маркуша-детка, я всегда хотела как-то помочь Луизе, но ты же её знаешь, отвергает любую помощь со стороны, но тут я не отступлюсь, я ей так и сказала, я хочу своему племяннику безбедное будущее. Ну всё, закругляюсь, уже машина подъехала. Думай, Маркуша, твоя тётя желает тебе только хорошего.