Несгибаемый Калбазов Константин

Глава 2

Попаданец от слова «попал»

В себя Петр пришел от тугих струй воды, бивших ему в лицо. А еще от невероятного шума деревьев и раскатов грома буквально над головой. Петр сначала открыл глаза, но тут же поспешил их закрыть из-за потоков воды. Перевернулся на живот и наконец поднялся на ноги. В памяти тут же всплыло, что во время грозы нужно держаться подальше от деревьев и возвышенностей.

Однако промелькнувшая мысль вовсе не стала руководством к действию. Потому что именно в этот момент его взгляд выхватил Сергея, лежавшего под деревом, буквально в трех шагах. И то, как была повернута его голова, Петра откровенно испугало.

– Серега… Серега, ты чего?

Он опустился перед другом на колени и, помня о том, что при переломе позвоночника следует быть предельно аккуратным, не стал его тормошить. До этого ему не доводилось видеть трупы. Вот так вот у него сложилось. В том, что сможет убить Вадика, ничуть не сомневался, передав эту уверенность и всем окружающим. Сам же ни разу не бывал на похоронах.

Вот только в том, что он сейчас смотрит на мертвого друга, Петр ни капли не сомневался. Потому что глядел в его открытые остекленевшие глаза. В глаза, в которых не было ничего живого. И все же он надеялся, что тот сейчас встрепенется и скажет, что все в порядке.

Петр приложил пальцы к сонной артерии. Ничего. Заполошно схватил запястье, нащупывая пульс. Кусая губы, приложил руку к груди. Потом разорвал рубаху Сергея и приложил ухо. Тихо. И… Васютин такой теплый, податливый, словно живой, он просто спит. Пастухов пытался обнаружить в друге признаки жизни, пока не закончилась гроза и из-за проскользнувших по небу туч не выскользнуло нестерпимо яркое летнее солнце.

Наконец, совладав с собой, он утер мокрое лицо. Бог весть, может, вместе с дождевой водой он сейчас утирал и слезы. Петр и сам не знал, плакал ли он. Жесткий неподатливый ком – тот да, засел в горле, причиняя физическую боль. А слезы… Ну как тут почувствуешь. Они ведь недаром несут с собой облегчение. Если ты мокрый с головы до ног, то и не почувствуешь, что льешь слезы. Или никогда себе в этом не признаешься, если с детства знаешь одну простую истину: слезами горю не поможешь.

Петр осмотрелся по сторонам, пытаясь сообразить, что же с ними все же произошло. Открывшаяся взору картина говорила о том, что Васютин добился успеха. Его гибель явилась его же звездным часом. Он все же смог создать свой пространственный пробой.

Отчего такие мысли? А на что еще может указывать то обстоятельство, что друзья оказались неизвестно где, посреди леса? Тогда как совсем недавно находились в доме физика. Тело Сергея еще не успело остыть, значит, случилось все это недавно. Косвенным подтверждением служили и разбросанные вокруг предметы из кабинета Васютина.

Метрах в тридцати видны осколки монитора, разлетевшегося вдребезги от столкновения с высокой сосной. Чуть ближе и с минимальными повреждениями валяется принтер. Несколько листков бумаги запутались в ветвях и иголках деревьев. Системный блок в весьма плачевном состоянии. Его словно бритвой разрезали на две неравные части. Меньшая из них оказалась здесь, а большая осталась с той стороны портала.

Ничего удивительного в том, что Сергей в чем-то ошибся. Контур должен был сработать на другой контур в сарае, но вместо этого сфокусировался на какую-то другую, более дальнюю точку. Причем расположенную на внушительном расстоянии, потому что ни о какой грозе в сводках погоды не было и слова, наоборот, всю неделю обещали солнечную погоду. А вот тут оказалась гроза, низкое давление, и как результат – их сюда попросту засосало.

Скорее всего в тот момент, когда снесло системный блок и вырвало провод питания, контуром управлять стало некому, и портал схлопнулся. Отсюда и бритвенный срез как на корпусе, так и на внутренних потрохах системника, не успевшего проскочить через портал.

Н-да-а. Все же правы были те фантасты, что указывали на неизменную разность давления по обе стороны портала и на необходимость эту разность как-то компенсировать. Интересно, если бы дверь была закрыта, произошло бы то же самое? Хм. Скорее да, чем нет. Сомнительно, чтобы комнатная дверь или остекление окон могли противостоять тому урагану, что поднялся в кабинете.

Остается непонятным, отчего это не учел Сергей и сам Петр, прочитавший десятки книжек про разного рода попаданцев, путешественников между мирами и про использование самых разнообразных порталов. Графоманы? Ну да. Доморощенные фантасты и пупы земли. Но ведь рациональные идеи, имеющие право на жизнь, вовсе не редкость на страницах этих книжек.

Да все просто. Друзья и помыслить не могли, что подобное вообще возможно. Это же был первый опыт Васютина. Первый! И потом, их цель была в трех метрах, в сарае напротив дома.

Эх Серега, Серега, гениальная башка. Что же ты наделал-то.

Ну и как теперь быть? В смысле – с телом Васютина. Его же нужно властям представить. Следствие, все дела, да и похоронить по-людски надо. Хм. А вот интересно, власти-то эти будут российские? Ну и что с того, что лес стоит очень даже родной, насколько успел рассмотреть Петр. Он, конечно, за границей не бывал, но читал, что в той же Канаде и на Аляске вроде как все очень даже схоже с Сибирью. Да и «Гугл» это подтверждает, тот, который «Планета Земля». Во всяком случае, на снимках много общего.

А что такого? Кто его знает, на какое расстояние пробил пространство Васютин в своем эксперименте. Или в опыте. Да какой, к ляду, опыт, когда такой результат, да еще и с первого раза. Вот так, считай, наугад ткнул пальцем и попал. Н-да. Еще как попал.

Осмотреться бы. Петр повел взглядом вокруг, пытаясь сориентироваться на местности. Ему бы сейчас какую-нибудь скалу, холм или гору повыше. Подъем вроде как в западную сторону, да больно уж пологий, кто его знает, куда выведет. Над деревьями бы подняться.

Ага. А вот и то, что нужно. Лес тут смешанный, лиственничные преобладают, но заметны и сосны. Только на них поди еще заберись, потому что на десяток метров от земли нет ни одной веточки. А те деревья, где ветки есть, невысокие и для обзора местности не годятся. Другое дело ель. У нее лапы от самой земли и до макушки. Только бы не забыть, что дерево это достаточно ломкое, а в Петре хотя и нет жира, но весу под девяносто кило.

Впрочем, волновался он напрасно. На высоту добрых метров двадцать от земли он поднялся без труда. Этого было достаточно, чтобы оказаться над зеленым ковром крон деревьев, сбегающих вниз со склона холма. Подниматься выше не имело смысла. Увиденное вполне ответило на все его вопросы. Почти на все. Вернее, на часть. На некоторые. Хм. Вообще-то только на один. Где он находится?

А находился Петр в Красноярске. Во всяком случае, на это указывали река и видимые на ней острова. Их конфигурация мало изменилась, хотя и отличалась от той, которую он видел. Сам город усох раз эдак… Хорошо усох, чего уж там. Конкретно.

Вон железная дорога, мост. До них больше двух километров. А вон и поезд. Здравствуй, попа, Новый год. Вагоны вроде как знакомые, хотя с такого расстояния особо и не рассмотришь. Но зато отчетливо видно, что состав из полутора десятков вагонов тянет паровоз. Откуда такая уверенность? А догадайтесь.

Видна железнодорожная станция, на которой стоит другой состав, в голове попыхивает паровоз. Стоит во встречном направлении к составу, уже втягивающемуся на мост. Либо у них тут одна нитка и на станции они разъезжаются, либо у того остановка согласно графику движения. На запасных путях маневровый паровоз толкает несколько вагонов.

Напротив станции жилой массив частного сектора. Кварталы застроены несимметричной буквой «П», ближняя к Петру палка и перекладина уже и короче той, что располагается со стороны станции. Между ними пустырь, поросший кустами и деревьями.

Слева, чуть выше и дальше от реки, еще один жилой массив. Но там несколько кварталов образовывают практически правильный прямоугольник.

Дальше на восток – собственно город. Так называемый исторический центр. В смысле Петр знал его как исторический центр. А здесь и сейчас это просто город. Эти же два отдельных поселка, наверное, слободки. Ну, это если он в прошлом и здесь Россия. А то мало ли как оно все обернется.

За северо-восточной окраиной есть еще один поселок. Но там ничего не рассмотришь. Только угадываются несколько домишек, остальное скрывается за деревьями. Зато видна церковь. До нее километров шесть. Это от того места, где Петр сейчас сидит.

Вообще город в длину растянулся по левому берегу километров на шесть, в ширину не более двух. Не такой уж и большой. Да его родные Ессентуки куда больше будут. А учитывая то, что в них населения восемьдесят тысяч, здесь хорошо если тридцать наберется.

Итак, Васютин создал не пространственный пробой, а банальную машину времени. Ну или открыл проход в параллельный мир. То есть туда, в существование чего не верил и что отрицал напрочь. А вот Петру, чем бы это место не оказалось, придется связать себя с ним раз и надолго.

Н-да. На всю оставшуюся жизнь, и тут без вариантов. Пусть часть системного блока осталась там, в прошлом, или в его мире, другая часть с тремя четвертями жесткого диска, находится здесь. Все бумажные записи засосало сюда же. Возможно, Васютин и вел какие-то резервные записи. Но… Угу. Попаданец – это от слова «попал». Конкретно. Исходить нужно из худшего варианта.

Петру было страшно и горько как никогда. Он оказался неизвестно где и потерял самого близкого для себя человека. И пусть Сергей был старше его и в детдоме они практически не общались, это ничего не значило. В какой-то момент они сблизились, и это оставалось с ними до сегодняшнего дня.

Но это только одна сторона медали. Потому что вместе со страхом и горечью Петра с головой захватила перспектива влезть в шкуру попаданца, о которых он прочитал столько книжек. Да что там влезть, он уже в ней. Перед ним незнакомый мир и огромные перспективы. Ну, коль скоро здесь бегают паровозы, а по рекам ходят пароходы (заметил он такой, уже когда начал спускаться с ели), то получается, что Пастухов – из более развитого мира. Нет, он, конечно, не семи пядей во лбу. Но все же кое-что преподнести аборигенам сможет.

Петра буквально колотило от желания как можно быстрее спуститься в город, пройтись по улицам, посмотреть, что к чему. Услышать и увидеть людей из седой старины. А судя по всему, их отделяет друг от друга лет сто, если не больше.

Когда запустили Транссибирскую магистраль? Вроде в девятьсот пятом уже была. Но ведь это может быть и не она, или ее еще не закончили. Нитка-то, похоже, одна. А пока шла русско-японская война, запустили вторую нитку. Петр не особо интересовался обычной историей, но читал книжки на тему альтернативной истории. А там хочешь не хочешь, а глянешь, как оно было на самом деле. Другое дело, что с этим инетом мало что задерживается в голове.

В любом случае Петру хотелось как можно быстрее покинуть это место и окунуться в новую для него реальность. Аж зуд какой-то появился, по позвоночнику то и дело пробегали мурашки, под ложечкой возникал холодок, а руки тряслись самым натуральным образом.

Вот только просто так уйти он не мог. Взгляд на труп друга вернул Петра к действительности. Нетерпение, ожидание чего-то нового и неизведанного – это все понятно. Просто начинается все как-то не очень. И вновь в горле встал ком, который никак не удавалось проглотить.

Вырыть глубокую могилу с помощью железяки, оторванной от останков системника, не получилось. Грунт оказался достаточно каменистым, и уже через какие-то полметра пробиться сквозь него с куском гнущейся жестянки было нереально. Пришлось закапывать так. Зато вокруг в изобилии имелись камни, ими и закидал холмик. Над которым установил крест, скрутив его с помощью проводов из двух палок. Серега, он, конечно, был неверующий. Но это его трудности. А Петр не установить над могилой крест не мог.

Когда закончил, решил все же обойти кругом. Вспомнил о том, что у Сергея была пара ноутбуков. Их также должно было засосать сюда. Поиски оказались удачными. Ноутбуки Петр нашел, ориентируясь по останкам монитора. Вот только оба они оказались разбиты. Может, человек знающий и мог бы из пары собрать один. Но это точно не про Петра. Сохранить для грядущих поколений?

Петр попросту выбросил ноутбуки в ручей. Он не фетишист цепляться за прошлое из последних сил. Нет, со своим миром он еще окончательно не порвал. Но все изменилось, когда обнаружились оба ноутбука. Пока была надежда, что хотя бы один из них остался в доме Сергея, была надежда и на то, что там окажутся резервные записи. А так… Ну, Серега еще мог вести дублирующие записи, но не повторять же их по третьему и четвертому кругу. Это уже вообще на паранойю смахивает. А он параноиком ни разу не был.

Так что все носители – здесь. А потому и связь с прошлым потеряна безвозвратно. Перед Пастуховым новый мир и новая жизнь. Отчего-то подумалось о том, что вот теперь Пяльцыным его нипочем не достать, даже если для них это станет идеей фикс.

Взглянул сквозь деревья на солнце. Дело к вечеру. Летом темнеет поздно, но все же. И желудок заурчал. Нет, это еще не голод. Просто поработал физически, растратил калории, вот он и сигнализирует, чтобы о нем не забывали.

Н-да. Тут без вариантов, нужно двигать в город. Как там у Петра с легализацией будет, непонятно, но и в лесу оставаться – глупее не придумаешь. На нем из одежды – светлые брюки, которые успели изрядно изгваздаться, светлая же рубашка да тапочки с задниками. В кармане нет даже клятой зажигалки, потому что курить Петр бросил ровно одиннадцать лет назад. Вот так он круто повернул свою жизнь в день, когда ему стукнуло четырнадцать. И вообще, выжить на подножном корму – это не про него. Нет у него подобной практики. Да и время такое, что еще ничего не созрело. Если здесь оно совпадет с тем, откуда он прибыл, то сейчас только середина июня.

Словом, нужно выходить к людям. Если, разумеется, там люди. Н-да. Нет, ну это его уже куда-то не туда понесло. Люди, конечно. Причем не татары какие и не китайцы, а русские. Оно, понятно, далеко, и у Петра нет бинокля, но православные храмы легко узнаваемы даже на расстоянии нескольких километров.

Вот только привести бы себя в порядок. По-хорошему ему сейчас хотя бы кусок хозяйственного мыла. Впрочем, можно и просто простирнуть в чистой воде. Как говорится, на безрыбье и рак – рыба. А то как самое натуральное чучело.

Чистый ручей с песчаным дном нашелся относительно неподалеку. С помощью все того же песочка Петр постирал свое одеяние. Получилось откровенно плохо. Брюки, рубашка и тапочки-сеточка из бежевых превратились в серые. Причем невооруженным глазом заметно, что они просят стирки. Но, с другой стороны, все познается в сравнении. В отличие от того, что было до стирки в ручье, одежда явно стала куда приличнее.

До окраины города было недалеко, поэтому Петр спустился довольно быстро. Всего-то с километр по изрядно прореженному лесу, под горку. Наверняка весь сушняк перекочевал в печи местных жителей. И не только сушняк, время от времени на пути встречались и пни от спиленных деревьев. Кстати сказать, деревья вокруг стояли вполне себе годные для строительства. Так что стройматериалом разживались здесь же.

С выходом на опушку в полукилометре от себя Петр увидел плетни огородов и дома. Остановился, присмотрелся. Вон оно, начало улицы. Наезженная колея между домами обрывается, упираясь в поросший густой травой выгон. Трава не такая и высокая. А вот и живые газонокосилки пасутся, местные коровки. Рано их пока загонять, вот они и нагуливают молочко под присмотром ребятни. Хотя те скорее все больше резвятся. Ну да дети, как иначе-то.

Петр остановился в нерешительности. Кто его знает, как себя нужно вести с аборигенами. Он ведь ни местных реалий, ни обычаев не знает. То, что незнакомый человек появился, это не беда. Пусть население города не больше тридцати тысяч, даже здесь можно остаться неприметным. Не все же тут знают друг друга. Ведь это не деревня на два десятка дворов. А вот если Петр сделает то, чего делать ну никак нельзя, тогда дело другое.

Начинать с каталажки, имея все шансы ею же и закончить, у него желания не было. Кто их знает, местные власти. Тут наверняка о правах человека и слыхом не слыхивали. А уж у человека без родины и флага этих прав и вовсе нет. Это к тому, что неплохо бы какие-никакие документы выправить. Словом, вживаться надо. Ну а раз так, то…

Петр глубоко вздохнул и решительно зашагал в сторону начинающейся улицы. Пока шел мимо бревенчатых изб и глухих деревянных заборов, ловил на себе взгляды редких прохожих и обитателей домов, высовывающихся из окон. Но взгляды только и того, что любопытные. Никакой вражды или крайнего удивления. Просто незнакомец, а тут все друг друга знают.

Успевшая уже подсохнуть легкая ткань рубашки вновь намокла от пота. И дело тут было вовсе не в жарком солнышке. Тем более что, склоняясь к закату, оно уже и не так припекает. Просто Петром овладело банальное волнение, что вполне объяснимо. Оказаться одному неизвестно где и с непонятными перспективами. А главное, он не знал, как себя вести и что вообще делать.

Прошел насквозь, как потом узнал, Николаевскую слободу и вышел к железнодорожным мастерским. Далее справа, судя по перрону, вокзал. Н-да-а. Ничего общего с той картиной, что Петр наблюдал в современном ему Красноярске. Здание одноэтажное, минимум в два раза короче знакомого ему по тому времени. Словом, если старое здание вокзала и использовали в современности, то перестроили и дополнили его конкретно. Ну, это если он оказался в прошлом. Хотя… Пока все, что Петр видел, указывало именно на это.

Местечко оказалось весьма неприглядным. Штабеля шпал и дров у запасных путей. Причем дров особенно много, поленницы чуть ли не на каждом шагу. Не иначе как паровозы на этом участке пользуют все больше дровишками. Ну да, тайга, дров тут много. Дальше слева, за мастерскими, водокачка с подходящим туда полотном дороги. А дровами, похоже, грузятся сразу возле штабелей.

Как только Петр подошел к железнодорожному полотну, тут же дохнуло чем-то давно знакомым. Ну да, так и есть. Железной дорогой и дохнуло. Креозотом, словом говоря. Пока бедокурил мальцом и на поездах покатался, в том числе на товарных, и по вокзалам побегал, и в вагонах в отстойниках ночевал. Так что с железкой Петр знаком не понаслышке.

Посмотрел в сторону вокзала. Возле входа в здание стояли двое городовых и вели неспешную беседу. Судя по пустому перрону, поезд в ближайшее время не ожидается и у городовых наметилась свободная минутка. Хм. Ну или час-другой. В сторону Петра не смотрят. Ничего удивительного, в общем-то. Мало ли тут народу бродит. Не видеть же в каждом правонарушителя.

Обойдя стороной мастерские, Петр прошел мимо водокачки и, миновав полосу отчуждения железной дороги, оказался на Воскресенской улице. Здесь дома резко отличались от домов в Николаевской слободе. Хотя бы потому, что их стало куда как меньше. Избы, конечно, деревянные, но большие, из тесаных балок, по пять-шесть окон по фасаду. Высокие деревянные ворота полностью закрывают двор. Крыши в основном крыты тесом, но примерно треть покрыто кровельным железом, выкрашенным коричневой краской. Скорее всего чтобы меньше были заметны ржавые потеки.

Что удивляло, так это простор улицы. Казалось бы, старина глубокая, а строятся с размахом. К примеру, в родном городе Петра центральная улица города гораздо уже, ни проехать ни пройти. А тут просто раздолье. Иное дело, что покрытия у дороги никакого, в распутицу или в дождь грязь тут будет непролазная. Вон ливень прошел, и тут же солнышко появилось, а на проезжей части уже видны колеи от различных повозок.

Хорошо хоть вдоль домов проложены дощатые тротуары. Дерева тут вообще много, и стоит оно копейки. Вот если камнем мостить улицы или хотя бы те же тротуары, это было бы накладно. Впрочем, Петру все равно. Главное, что не приходится месить грязь ногами. Удовольствие-то ниже среднего.

А это еще что? Точно. Автомобиль. В смысле что-то, похожее на автобус. Да кой черт похожее, автобус и есть. Только Петр таких никогда не видел. Впрочем, это ни о чем не говорит. Мало ли чего он не видел. И все же эта картина его впечатлила донельзя. Дело в том, что он услышал знакомое по фильмам пыхтение паровоза.

Железная дорога осталась позади. Опять же, из-за мастерских Петр частично видит вокзал, и никаких поездов там нет. Что в целом и неудивительно, учитывая то, что он совсем недавно наблюдал, как разъехались сразу два состава. Ну не бегают же они тут через каждый час. Хотя есть еще и товарные составы, и маневровые паровозы. Но опять же, Петр ничего подобного не замечает.

Все это пронеслось в его голове буквально за пару секунд, а с третьей он уже во все глаза смотрел на приближающийся автомобиль. Или все же паромобиль? Потому что энергичное «чух-чух-чух» исходило именно от него. А из выхлопной трубы, – что примечательно, расположенной сзади, – вырывался пар, тут же рассеивающийся в воздухе. Трубы и валившего из нее столба дыма Петр не увидел. Но ведь могли использовать и качественное топливо, тот же бензин, подаваемый под давлением через форсунки.

Окутавшись облаками пара, автобус с мордой и капотом в стиле начала двадцатого века, с невероятно большими, словно прожекторы, фарами остановился возле деревянного навеса. Под ним стояли мужчина и женщина явно не простого сословия. Дверь открылась, и мужчина, вскочив на подножку, подал руку даме, помогая ей войти в салон. Разумеется, женщину полагается пропустить вперед, но реалии диктуют свои правила.

Дверь закрылась, и паромобиль с характерным «чух-чух-чух» двинулся с места. Потом как ни в чем не бывало проследовал мимо обалдело наблюдающего за происходящим Петром, обдав его волной быстро истаявшего пара. Ну чисто стимпанк какой-то. Правда, удивление не помешало Пастухову прочитать табличку на лобовом стекле, продублированную сбоку, рядом с дверью. «Маршрут № 1». То есть имеется еще как минимум второй маршрут.

Ладно. Пробелами в образовании его не удивить. Мало ли какие существовали автомобили. Когда учился в техникуме, вообще слышал, что в СССР разрабатывался паровой грузовик[1]. Как раз для этих самых мест, богатых лесом и лесозаготовительными хозяйствами, по заказу которых и велась разработка. Но что-то там не срослось.

Автобус, проследовав мимо Петра, повернул налево, в сторону вокзала. Проводив его взглядом, парень дошел до остановки и осмотрел ее чисто из интереса. Фанерная табличка, на которой черным по желтому написаны номер маршрута, название остановки и расписание движения автобусов. К слову заметить, они тут ходили с шести утра и до двадцати двух ноль-ноль, через каждые полчаса.

Глянул на противоположную сторону улицы и заметил чуть дальше такой же навес. Не поленился, дошел и до него. За каким лядом? Так ведь нужно же с чего-то начинать собирать информацию. Ну и чем не подходит изучение остановки? Это, между прочим, самое безопасное, потому что не требует общения с людьми.

Ага. Вот и второй маршрут. Они, наверное, кольцевые, по встречным направлениям. Ну что ж, вполне разумно. А еще говорит о том, что автотранспорта тут все же не так много. Впрочем, об этом же говорит и наличие извозчиков. Будь иначе, им бы ни за что не выдержать конкуренцию с машинами.

Уже через два квартала стали появляться вывески лавок и магазинов. И народу значительно прибавилось. До Петра стали доноситься обрывки разговоров. Проходя мимо скобяной лавки, он стал свидетелем того, как лавочник расхваливал свой товар перед женщиной средних лет, судя по всему, из интеллигенции. Петр даже остановился ненадолго, чтобы получше расслышать их беседу.

Ничего особенного. Хотя есть словечки, которые в его время уже вышли из употребления. Нужно бы и ему попридержать некоторые выражения, несвойственные этому времени. Но в целом… Петр даже уловил характерный красноярский говор. Так что никаких сложностей с языком не будет. Он откровенно этого боялся. А тут достаточно поначалу меньше болтать и больше слушать, чтобы правильно строить свою речь.

А еще нужно бы побольше читать. Что угодно. И освоить грамматику. А все этот клятый алфавит с лишними буковками. Оно, конечно, можно и за безграмотного сойти. Но… Ладно. С грамматикой – как получится. А вот почитать и привыкнуть к местному печатному и прописному слову не помешает.

Наконец на парня обратили внимание как покупательница, так и продавец, и Петр поспешил удалиться. Так сказать, от греха подальше. Все же в глазах этих людей он сейчас выглядел босяк босяком. Глядишь, еще и полицию вызовут. И тут дело даже не только и не столько в том, что на нем плохо выстиранная и мятая одежда. Вся соль, как ему казалось, именно в самой одежде непривычного кроя.

Несмотря на летнюю пору, большинство мужчин были в пиджаках или жилетах. Если и нет, то одеты в толстовки или гимнастерки, причем обязательно подпоясанные. А еще на всех без исключения головные уборы. Народ попроще щеголял в картузах, посостоятельнее – в котелках. Ноги обуты либо в туфли, либо в сапоги. Облик же Петра явственно выбивался из общего антуража.

Еще пара кварталов, и Пастухов вышел на просто огромную площадь, утопающую в грязи и отсвечивающую в лучах заходящего солнца большими лужами. Повсюду следы повозок, лошадей и людей. Ну и запахи конского навоза и еще бог весть чего. Картина просто страшная, и идти через это месиво никакого желания.

Справа видны ряды длинных крытых столов. Никаких сомнений – это рынок. И если судить по творящемуся здесь безобразию, то вот на этой площади торгуют прямо с возов. Отсюда и конский навоз, и все остальные прелести. Потому что на улицах вроде как почище будет. Какая-то базарная площадь, получается.

Посредине площади возвышался большой белокаменный собор, выгороженный кованым забором. Петр даже залюбовался. В том Красноярске, что видел он, этого красавца не было. А что было? Да кто ж теперь скажет. Если бы он получше знал город, подольше в нем пожил бы, то помнил бы. А так… Но собора не было. Эдакую красу невозможно обделить вниманием. Тем более что он катался по центральным улицам несколько дней.

Не желая месить грязь, Петр решил обойти площадь слева. Туда вел дощатый тротуар, который вроде как опоясывал площадь по периметру. А вот прямо настил очень скоро обрывался. Как только заканчивались торговые ряды. Дальше вновь начиналась непролазная грязь. Как он потом узнал, там размещалась биржа ломовых извозчиков. То есть все те же гужевые повозки, лошади, продукты их жизнедеятельности, ну и мухи, чтоб их! На улице все еще достаточно светло, вот они и жужжат вокруг. Хорошо хоть до осени пока далеко, не то закусали бы, паразиты.

Благовещенская улица выходит на эту площадь с запада и образует ее северную сторону. В углу примостилось сразу несколько каменных зданий. Судя по каланче и множеству ворот, это местные огнеборцы. Угу. Вон при входе стоит мужик в гимнастерке с характерным шлемом на голове.

Рядом еще одно присутственное место. Петр невольно ускорил шаг, рассмотрев, что у ворот стоит скучающий городовой. Трое других входят в здание, выпуская еще одного через высокую дверь. Полицейское управление, ни дна ему ни покрышки! Вот нет у Петра желания с ними ручкаться. Впрочем, служивый не обратил на странного прохожего никакого внимания. Угу. Какое ему дело до какого-то босяка. Он поставлен на охрану входа в управу. Вот и ладушки.

Петр перевел дух, как только миновал управу, и прошел дальше по тротуару. Здесь дома были все больше двухэтажные и чуть не треть из них – каменные. В части домов первые этажи отведены под различные магазины, лавки, фотосалоны, питейные заведения и тому подобное. Часть – целиком представляли собой торговые центры, где под лавки было отдано все здание.

Одно из них особенно бросалось в глаза. Кирпичное двухэтажное строение с крышей в виде соединенных трех куполов. Над входом – вывеска «Пассаж». Это также торговый центр. А что еще, если все завешено рекламой, зазывающей приобретать разнообразный товар?

Проходя мимо одного из кабаков, Петр заметил троих пьяных в дым мужиков, между которыми возник один извечный вопрос пьяниц всех народов. «Ты меня уважаешь?» Вот среди кого он не будет выглядеть белой вороной. Господи, и это дерьмо буквально в трех сотнях шагов от полицейской управы. Ага. А еще напротив собора. И это в то время, когда религия играет далеко не последнюю роль в жизни государства. Признаться, у Петра было несколько иное представление о местных нравах.

Как бы органично он ни вписался в общество забулдыг, ему все же с ними не по пути. И вообще, пришла пора подумать о том, что он будет жрать. Сейчас этот вопрос пока еще не стоит остро. Но уже к ночи, и уж тем более к утру, он встанет во всей злободневности. Настолько, что… Петр вообще когда был голоден, становился невероятно раздражительным.

Самое лучшее, что ему приходило на ум, – это найти питейное заведение с приличной публикой и слегка облегчить какому-нибудь бедолаге карманы. В конце концов, коль скоро он выйдет оттуда, значит, и гуляет не на последние. А у Петра нет вообще ничего. Оно, конечно, звучит как-то убогонько. Но это смотря для кого. Пастухов далеко не всегда был добропорядочным гражданином. По малолетке и откровенным разбоем пробавлялся. Слабое оправдание? А он и не собирается ни перед кем оправдываться. Для него это вопрос выживания, и плевать, насколько пафосно это звучит.

Ну надо же. Стоило только появиться преступным мыслям, как тут же показалась пара городовых, идущих к нему навстречу. Они вот-вот должны были выйти на площадь, и Петр, стараясь не делать резких движений, повернул направо. Благо тут земля поросла травой и грязь месить не надо, да и капли дождя уж давно испарились.

Снова спустился до Воскресенской и повернул налево. Мимо пропыхтел автобус. На этот раз он двигался в обратном направлении. Угу. Второй маршрут, получается. Базарную грязь паромобиль преодолел без затруднений. Впрочем, чему тут удивляться при двух ведущих мостах. Петр только сейчас обратил на это внимание.

Метрах в двухстах на обочине стояла еще какая-то техника. И если он хоть что-то понимает, это были самые настоящие дорожный каток и бульдозер. Причем эти сильно походили на паровозы в миниатюре, неся высокие дымовые трубы. Правда, сейчас машины были не активны. Кроме того, на проезжей части видны кучи гравия, а за стоящей техникой виден укатанный грейдер. Это куда как лучше, чем раскисающая от малейшего дождя земля. Кюветы, конечно, есть, но они мало спасают. А вот гравийное покрытие – уже совсем иное дело.

Прошел мимо этого чуда инженерии. Не удержался, захотел глянуть поближе. Интересно ведь. Опять же, Петр автомеханик. Да и не слышал он о том, чтобы была вот такая техника[2]. Ну точно, паровоз в миниатюре. Нет, он в паровозах не разбирался, но видел один на постаменте в Минводах.

Впрочем, рассмотреть детально ничего не удалось. Очень быстро в доме напротив распахнулось одно из окон, и в него выглянул грозно сдвинувший брови бородатый мужик:

– Тебе чего тут надо, босота?

– Да я только глянуть, – пожав плечами, ответил Петр как можно более миролюбиво.

– Нечего тут глазеть. Иди своей дорогой, – строго заключил мужик.

– Не шуми, дядя. Уже ушел.

А чего задирать мужика. Тот ведь не из желания нахамить ведет себя так. Во-первых, Петр и впрямь выглядел непрезентабельно. Во-вторых, мужика скорее всего попросили присмотреть за дорожной техникой за некое вознаграждение. Мало ли кто сюда полезет и что отвинтит. Паровая машина – это вообще серьезный агрегат, и если рванет котел, однозначно мало не покажется.

Ближе к перекрестку стояло сразу несколько двухэтажных кирпичных домов. Причем если у них на Кавказе старые дома были из желтого кирпича, здесь весь кирпич был сплошь красным. Кстати, ни одной кирпичной коробки Петр не увидел. Каждый дом выдержан в определенном стиле, но вместе с тем сугубо индивидуален. Красиво. Ему вообще нравилось гулять по старинным кварталам.

О! А вот и ломбард. Причем готов гостеприимно открыть свои двери перед любым посетителем. Петр отчего-то не сомневался, что и перед лихим народцем тоже. Просто сомнительно, чтобы владелец ломбарда был кристально честным человеком и не опускался до скупки краденого. Так просто не бывает.

Хотя… Может быть, именно этот скупкой не грешит. Ну хотя бы потому, что вывеска гласит «Городской ломбард». Не иначе как для чистой публики. В любом случае Петру там делать нечего.

Вот зря он с таким пренебрежением относился к понтам. Ведь предлагали же ему купить солидную золотую цепь в восемьдесят граммов. Понты понтами, зато сейчас ему было бы что заложить и получить хоть какую-то сумму. От запахов, разносившихся по улице, начал урчать живот. И на этот раз вполне себе небезосновательно.

Н-да. И часы Петр не любил носить. Вот странное дело. Эти клятые хронометры, хоть механические, хоть электронные, дорогие или дешевые, в его руках никогда не показывали точное время. У кого другого, хоть до него, хоть после, пожалуйста. У него, словно заговоренные, сразу сходили с ума. Потому он и не носил часов. Вообще. Ну разве только сотовый телефон. Как ни странно, но тот время показывал вполне исправно.

Вот и получается, что единственная его ценность – это серебряный крестик на простой бечевке. Но его он не продаст. Ни при каких раскладах. И дело тут вовсе не в том, что выручит за него сущие копейки, причем в прямом смысле этого слова. Просто торговать своим нательным крестом…

Петр крестился уже взрослым. Просто понятия не имел, крестила ли его непутевая мамаша. И в церковь пришел осознанно. Пусть он не знал молитв, пусть редко бывал в церкви… А по сути, только на Пасху. Это ничего не значило. Он верил. По-своему, но верил.

Чуть дальше, практически у перекрестка, здание с надписью «Ресторация Гадалова». Здесь, надо заметить, преобладают каменные строения, в поле зрения Петра оказалось только три деревянных дома. Причем вдоль домов проходят уже не деревянные, а мощеные тротуары и укрепленные камнем сточные канавы. Подобная картина видна и дальше по широкой улице. Похоже, что это центр города.

Кстати, на обочине перед ресторацией вместе с парой пролеток стоят сразу два легковых автомобиля. Вполне приличные авто начала двадцатого века, на дутых колесах со спицами. Вот только… Они все время гудят или все же свистят. Очень похоже на кипящий чайник со свистком. А вон и пар вырывается, растворяясь в свежем вечернем воздухе. Получается, котлы держат под парами, выпускающими излишки через предохранительные клапаны.

Вот такие пироги с котятами. Техники тут совсем немного. Но из шести единиц, попавшихся Петру на глаза, все на паровом ходу. Это уже диагноз, получается. Здесь что же, нет двигателей внутреннего сгорания?

Впрочем, пока это не суть важно. Главное сейчас в другом. Петр нашел место, где собирается чистая публика. Остается только дождаться темноты и совершить экспроприацию у какого-нибудь самоуверенного типа. Только бы он пошел пешком. Потому как если возьмет извозчика, гоп-стоп не получится. Петр не собирался никого убивать. И для большей уверенности в том, что ему удастся удержать ситуацию под контролем, нужен именно пешеход.

Определившись с местом предстоящей охоты, Петр пошел в обратном направлении. Напротив базарной площади он видел что-то, похожее на парк отдыха. Наличие кованой ограды подразумевало то, что парк на ночь закрывают. Но подобная преграда только для честных людей, к каковым он себя сейчас не относил. Зато, забравшись в какие-нибудь кусты, можно спокойно дождаться ночи, не рискуя всякий раз попасться в лапы городового. Вон он, кстати, прохаживается по тротуару…

До наступления темноты время пролетело незаметно. В том плане, что, устроившись в кустах, Петр растянулся на траве и банально уснул. Когда открыл глаза, никак не мог сообразить, где он вообще находится. А когда вспомнил, то, чертыхаясь, поспешил к намеченной цели. Ни по звездам, ни по луне определить время он не мог. Просто никогда этим не интересовался. Однако когда наконец добрался до ресторации, понял, что не все еще потеряно.

Напротив заведения теперь не было видно ни одного автомобиля. Зато присутствовали сразу три пролетки, рядом с которыми сбились в кучку извозчики. Видать, говорили о чем-то веселом, потому что в звуки, доносящиеся из ресторации, то и дело вплетались их смешки. Ну чисто таксисты на облюбованном пятачке из родных Ессентуков.

Посреди перекрестка возвышался фонарный столб с электрической лампочкой, освещающий пятачок радиусом метров пятнадцать. Это скорее иллюзия уличного освещения. Потому что до следующего фонарного столба метров двести, он стоит как раз на следующем перекрестке. Но здание, где расположена ресторация, имеет собственное освещение из пары фонарей, как и остальные каменные строения. Один или два фонаря наличествуют обязательно. Так что улица худо-бедно освещается.

Но только и того, что худо-бедно. Тут даже особо подворотни искать не надо. Петр пристроился за одним из выступов здания, полностью скрывшись в тени. Из-за контраста от света фонарей его здесь не рассмотреть, даже невзирая на его светлую одежду. Вот если бы не было фонарей, тогда дело другое. А так…

В засаде он простоял не меньше часа. За это время заведение покинули несколько человек, поодиночке и группами. Но они неизменно уезжали в пролетках. Которые с завидным постоянством возвращались. Наконец появился одиночка. Как раз случилось так, что свободных пролеток не оказалось. Вряд ли извозчики решили закончить работу. В таких местах и заведения, и извозчики работают до последнего клиента. Скорее всего очередные пассажиры извозчиков проживали слишком далеко, вот и не успели они обернуться.

Постояв несколько секунд в раздумье на крыльце, мужчина все же решил идти пешком и двинулся в сторону Петра. Н-да. Лучше бы все же посетитель ресторации обождал. Даже полчаса ничего не решают. Опять же, городовой, маячивший на перекрестке под светом фонаря, – довольно надежная защита. Но мужчина в форме чиновника, наверное, проживал неподалеку, вот и подумал, что до своей квартиры быстрее доберется пешком.

Когда чиновник прошел мимо, Петр решил было двинуться за ним, но вдруг заметил тень, скользнувшую за его жертвой с противоположной стороны улицы. Опа. Это что же получается, у него из-под носа хотят умыкнуть добычу? А вот шалишь, сволочь. Петр хищно улыбнулся и двинулся следом, стараясь остаться незамеченным.

В отличие от Петра, преследователь был куда более щуплого сложения, да и чиновнику он уступал. Так что никаких сомнений, прижимать жертву в темном углу не станет. Скорее всего приласкает по голове дубинкой. Вот тут-то Петр и вмешается. Глядишь, и у гопника что-то отыщется. Сомнительно, чтобы у него в карманах гулял ветер.

Вообще-то Петр никогда не думал, что он какой-то там Чингачкук. Тем не менее у него получилось держаться буквально в десятке шагов за спиной у щуплого. То ли тот слишком уж был сосредоточен на своей жертве, то ли все дело в том, что Пастухов был обут в тапочки с мягкой резиновой подошвой. Так или иначе, щуплый слежку не замечал. Как пребывал в неведении и объект нападения. Красться бандит явно умел, учитывая, что на ногах у него были сапоги. Хм. Ну, может, все дело в собаках, которые от скуки или по собачьему долгу своим брехом сопровождали прохожих, заглушая прочие звуки.

Вроде и темно, и до фонаря на перекрестке добрых метров пятьдесят, но Петр все же отчетливо уловил в руке налетчика тусклый стальной блеск. Никаких сомнений – это нож. Нет, понятно, что и Петр здесь не цветочки собирает. Но убивать из-за бумажника, пусть и с солидной суммой… Ну не тысячи же в карманах у этого чинуши.

Все трое уже сравнялись с дорожной техникой, когда Пастухов резко ускорился, намереваясь напасть на бандита. Но и тот начал быстро нагонять свою жертву. Снова блеск стали, и последние сомнения вылетели из головы Петра. С силой оттолкнувшись, он подпрыгнул и нанес удар ногой точно между лопаток щуплого. Того снесло так, словно его приложили тараном. Прокатившись кубарем, бандит остановился у ног резко обернувшегося и замершего в испуге чиновника.

– Тихо, господин хороший. Тихо. Все уже кончилось, так и не начавшись, – подходя и миролюбиво выставив перед собой руки, произнес Петр.

– Й-а-а… Что-о ту-ут…

– Тихо, говорю. А ты замри, падла.

Петр ударил подъемом стопы в лицо поднимающегося щуплого. Получилось как по футбольному мячу. Налетчика перевернуло и опрокинуло на спину. Петр нагнулся и подобрал нож. Причем сделал это нарочито напоказ, чтобы чиновник смог все рассмотреть.

– Вот так, господин хороший. Только ты погоди звать помощь-то. Во-от. Молодца.

– Ч-что в-вы дел-лаете? – наблюдая за тем, как Петр обыскивает бесчувственное тело, растерянно спросил чиновник.

– Что с бою взято, то свято, господин хороший, – ответил явно приободрившийся Петр.

Он как раз нашарил в нагрудном кармане пиджака какие-то бумажки. В темноте не разобрать. Но ясное дело, что это не любовные письма. Ассигнации. Кажется, так называются сейчас бумажные деньги. В боковых карманах нашлась какая-то мелочь. Нет, может, и не мелочь вовсе, но явно монеты различной величины, ну и, как следствие, разного достоинства. Дальше был кисет, наверняка с табаком, – это неинтересно, так как Петр не курил. Коробок спичек. А вот это всегда полезно. Карманные часы на цепочке. Тоже пригодится.

Все? Пожалуй, что так. Был бы бандит росточком повыше, можно было бы разжиться одежкой и сапогами. А эти вещички Петру и на нос не налезут. Так что пусть остаются хозяину. В груди пробежал холодок, и Пастухов приложил пальцы к сонной артерии. Ага. Шалишь, сволочь. Живой. Вот и ладушки.

– Ну чего смотрите, господин хороший? Порешить он вас хотел.

– Я это уже понял, – произнес мужчина, внимательно глядя на Петра, силясь хоть что-то рассмотреть в темноте.

А говорит как-то уверенно. От испуга не осталось и следа. Молодец, конечно. Но вообще-то было бы куда как полезнее дать деру. Кто знает, что этот незнакомец еще учудит. Ну приласкал бандита. А теперь, может, и сам на разбой переключится.

Но с другой стороны, это даже хорошо, что чиновник остался. Уж больно не хотелось отпускать эту гниду, готовую за небольшую сумму убить человека. А Петр не сомневался, что еще малость – и этот служащий лежал бы на тротуаре, пуская кровавые пузыри.

– Полиция-а-а! Грабя-а-ат! – Петр даже закашлялся от надсадного крика.

Как бы голос не сорвать. Вон как связки дерет. Кашлянув в последний раз, он прочистил горло и пошел мимо чиновника, бросив ему:

– Дождитесь городового и сдайте этого типа полиции. Ах да… – Он бросил нож на тротуар: – Улика. А я пошел.

– Стойте.

– Извините, но мне некогда. – Пастухов уже слышал, как по мостовой тротуара со стороны ресторации стучат сапоги.

А вот еще один, но уже со стороны Базарной площади. Оперативно у них тут. Не отлынивают и не празднуют труса местные городовые. Вот молодцы. Но только Петру от этого не легче. И тут в свете далекого фонаря в руках чиновника что-то блеснуло, и Пастухов отчего-то сразу осознал, что это пистолет.

– Зря вы так-то. Я же вас спас.

– Я коллежский асессор Кравцов Иван Янович, служу судебным следователем.

– Ваше благородие, я ведь спас вас, – повторил Петр.

Откуда вылезло это благородие, он и сам не понял. Наверное, все дело в фильмах и прочитанных книжках.

– Если что, найдешь меня в полицейском управлении. Беги, – вдруг произнес следователь.

А вот это уже другое дело. Петра не пришлось уговаривать, но и бежать теперь, по сути, было некуда. До перекрестка ему уже не успеть, городовой слишком близко. Поэтому он перебежал на другую сторону улицы и укрылся за бульдозером. Собаки во дворах уже заливались лаем, так что заголосившая еще одна псина повлиять на общую какофонию не могла.

– Что тут происходит? – выпалил подбежавший городовой.

Буквально через несколько секунд на месте оказался и другой, бежавший от Базарной площади.

– Я Кравцов, – уверенным голосом представился следователь.

– Ваше высокоблагородие! – чуть ли не в один голос произнесли городовые, вытягиваясь в струнку и отдавая честь.

Наверняка признали. Сомнительно, что тут штаты полиции такие уж большие. А следователей – и вовсе пара-тройка. Вот и знают все друг друга. Петр же сделал для себя зарубку насчет высокоблагородия. Кто знает, может, и придется обратиться. А так обзовешь его простым благородием, тот и обидится.

– Этот тип пытался напасть на меня с ножом. Доставьте его в участок, пусть посидит до завтра. Я поутру оформлю все надлежащим образом, – начальственным тоном отдал распоряжение Кравцов.

– Слушаюсь, – снова дружно ответили городовые, и в их голосе явно проскользнуло уважение.

Вот так, все просто. Никакой волокиты. Подобрали нож, бесчувственное тело – да поволокли его в участок. Следователь задержался ненадолго, всматриваясь в дорожную технику, куда отбежал неизвестный, потом отправился своей дорогой. Дошел до перекрестка и повернул налево.

Ну что же, пора и Петру честь знать. С тем, какая ему перепала добыча, разберется потом. Подальше отсюда. В каком-нибудь уединенном месте. Например, в знакомых кустах летнего сада. А уже завтра определится, как ему быть дальше.

Хм. Судебный следователь. А что, это может быть очень даже счастливый случай. Нет, на финансовую благодарность с его стороны Петр не надеялся. Но благодарность-то может быть разной. Пастухову сейчас важнее всего хоть как-то легализоваться. Получить какую-нибудь официальную бумажку, что он такой-то такой-то, ни разу не бандит, а вполне добропорядочный гражданин Российской империи.

Глава 3

И все же параллельный мир

Нет, с этим срочно нужно что-то делать. С такими ночевками и богу душу отдать недолго. Когда Петр в первый раз забрался в эти кусты, то вырубился, практически ничего не замечая. Устал, да и нервное напряжение сказалось. А вот теперь… Петра колотило так, что зуб на зуб не попадал. Надо было все же выбраться за город. Там бы развел костер, и тогда можно было бы согреться. Вот только побоялся он покидать пределы города. Кто его знает, какого зверя там повстречаешь. Тайга же вокруг, не парк культуры и отдыха. Вот и остановил свой выбор на летнем саде.

Да еще и желудок предательски заурчал, требуя еды. Нет, не так. Сейчас он откровенно хочет жрать. А ведь еще совсем рано. Взглянул на добытые часы. Ну да, только половина шестого. Сомнительно, чтобы хоть какая-то забегаловка начала работать раньше девяти. Там же клиенты куролесят чуть ли не до рассвета. И лоточники на базаре раньше вряд ли появятся. Пирожки – они хороши, пока горячие, как говорится, с пылу с жару, а народ на рынок подходит уже позавтракавший. Так что с раннего утра там делать нечего.

Решив не думать о еде и не травить душу, Петр принялся делать зарядку. Вообще-то он этим никогда не грешил. Нет, спортом, безусловно, занимался и разминку перед началом тренировок делал. Они с ребятами самостоятельно изучали рукопашный бой по одной затертой книжонке и по роликам из Интернета. Поначалу-то роликов этих было мало, но постепенно появлялось все больше. Туфта, ясное дело. Серьезным бойцом так не стать. Но Петру вполне хватало, как и его оппонентам. А вот именно зарядкой не страдал. Проснулся, потянулся, умылся, и ладно.

С холодом справился, а вот что делать с желудком, совершенно непонятно. Тот вовсю выводил рулады и даже побаливал. А тут и попить нечего. Хм. А ведь вроде на улицах видел водяные колонки. И одна из них – у крытых торговых рядов. Вода – это, конечно, не еда, но на какое-то время обмануть желудок вполне возможно.

Пока шел в сторону рынка, решил подсчитать свою добычу. В том, что у него в руках именно деньги, Петр убедился еще ночью. А вот с номиналом купюр и монет разбираться не стал. Смысла не было. Итак, у него в руках оказались три банкноты по одному рублю, две трехрублевые и по одной в пять и десять рублей. Всего двадцать четыре рубля. Монетами насчитал десять рублей золотым червонцем, серебром два рубля семьдесят пять копеек и медью еще двадцать копеек.

Если судить по прочитанному в книжках по альтернативной истории, оказавшийся у Петра капитал в тридцать шесть рублей девяносто пять копеек – весьма серьезные деньги. Он пока не знал, на что их может хватить, но отчего-то был уверен, что тут вполне достаточно, чтобы одеться с ног до головы и прожить около месяца, не испытывая особой нужды. В смысле голода, само собой.

Но для человека, привыкшего гульнуть, это деньги небольшие. Кабаки да бабы вообще высасывают их, подобно мощному пылесосу. Казалось бы, только вчера твои карманы были туго набиты купюрами, а уже сегодня там гуляет ветер. Поэтому ничего удивительного в том, что тот щуплый отправился на дело. Оно, конечно, это мог быть какой-нибудь злопамятный крестник следователя. Потому как вот так запросто напасть на полицейского… Но с другой стороны, поди в темноте определи, кто перед тобой, простой чиновник или следователь.

На рынок Петр так и не попал. Отпала нужда ввиду замеченного на пути питьевого фонтанчика. Залив желудок водой и заставив его присмиреть, Петр решил вернуться к уже знакомым кустам. Холод отступил, солнце постепенно поднималось и даже начало пригревать. Ну а раз так, то можно попробовать уснуть по второму кругу.

Как ни странно, но, устроившись на солнышке, уснул Петр довольно быстро. Мало того, еще и хорошо так поспал. Сам не подгадывал, но вышло удачно. Когда укладывался, лежал на солнышке, а с течением времени оказался в тени. Так что и тепло, и не припекает. Проснулся в девять отдохнувшим и полным сил. Разве что обиженный на обман желудок заявил о себе пуще прежнего.

С этой проблемой Петр разобрался довольно быстро. Стоило только дойти до рынка и купить у одной торговки пирожки с капустой. И что-то ему подсказывало, что, отдав за пять пирожков пять копеек, он здорово переплатил. Впрочем, чему тут удивляться. На рынках да при дороге всегда все дорого. Нормальное, в общем-то, явление.