Платье цвета полуночи Пратчетт Терри

Глава 10

ТАЮЩАЯ ДЕВУШКА

— Госпожа Болен, я вынужден просить тебя покинуть Меловые холмы, — объявил барон. Лицо его превратилось в каменную маску.

— И не подумаю!

Выражение лица барона не изменилось. Да, на Роланда и раньше такое порой накатывало, вспомнила Тиффани, а сейчас стало только хуже. Герцогиня настояла на том, чтобы тоже присутствовать при разговоре, а заодно прихватила с собою двух своих стражников — в придачу к ещё двоим из замкового гарнизона. В результате свободного места в тесном кабинете не осталось вообще, а две пары стражников пепелили друг друга взглядами в извечном профессиональном соперничестве.

— Это моя земля, госпожа Болен.

— У меня тоже есть права! — заявила Тиффани.

Роланд по-судейски покивал.

— Это чрезвычайно важный момент, госпожа Болен, ведь, к сожалению, никаких прав у тебя нет. Ты не арендатор, не издольщик и не землевладелец. Короче говоря, у тебя нет ничего, подкрепляющего какие-либо права. — Роланд проговорил всё это, не поднимая глаз от листа писчей бумаги в своих руках.

Тиффани вскочила, проворно выхватила листок у него из пальцев и снова уселась на стул, прежде чем стража успела вмешаться.

— Как ты смеешь говорить такое, не глядя мне в глаза! — Но она понимала, о чём идёт речь. Её отец арендует ферму. У отца есть права. А у неё — нет. — Послушай, — произнесла она, — ты не можешь взять и выгнать меня. Я ничего дурного не сделала.

Роланд вздохнул.

— Госпожа Болен, я надеялся на твоё благоразумие, но раз ты заявляешь о полной своей невиновности, я вынужден озвучить следующие факты. Пункт первый: ты сама созналась, что забрала ребёнка по имени Амбер Пенни у её родителей и отвела её к волшебному народу, который живёт в земляных норах. По-твоему, юной барышне там место? Мои люди уверяют, там улитки кишмя кишат.

— Роланд, погоди…

— Изволь обращаться к моему будущему зятю «милорд», — встряла герцогиня.

— А если я не послушаюсь, вы ударите меня тростью, ваша светлость? «Если крепко сжать крапиву…»

— Как ты смеешь! — сверкнула глазами герцогиня. — Роланд, ты позволишь оскорблять твоих гостей?

По крайней мере, замешательство Роланда выглядело вполне искренним.

— Я вообще не понимаю, о чём речь, — признался он.

Тиффани указала пальцем на герцогиню, герцогинины телохранители схватились за оружие, замковая стража тоже выхватила мечи, чтобы не остаться в стороне. К тому времени, как кучу-малу из клинков аккуратно разобрали и мечи снова вложили туда, где им и место, герцогиня уже ринулась в контратаку.

— Подобное неповиновение терпеть нельзя, молодой человек! Ты — барон, и ты отдал приказ этой… этой твари убраться с твоей земли. Её пребывание здесь не способствует общественному порядку, а если она по-прежнему упорствует и уезжать отказывается, должна ли я напоминать тебе, что её родители арендуют у тебя ферму?

Тиффани кипела яростью — её ведь назвали «тварью»! — но, к вящему её изумлению, молодой барон покачал головой:

— Нет, я не стану наказывать честных арендаторов только за то, что у них непослушная дочь.

«Непослушная»? Да это ещё хуже «твари»! Как он только смеет!.. Её мысли смешались. Он не осмелится. Он никогда не осмеливался ни на что подобное за всё то время, что они друг друга знали, за всё то время, когда она была просто Тиффани, а он просто Роландом. Это были странные отношения — главным образом потому, что никакие не отношения на самом-то деле. Их друг к другу не влекло, их друг к другу подталкивало — так само собою получалось. Она была ведьмой, а значит, по умолчанию не такой, как деревенские дети; а он был сыном барона, что по умолчанию значило: он тоже не такой, как они.

С их стороны было бы ошибкой поверить в то, что если двое стоят особняком, значит, они непременно сродни друг другу. Постепенно выяснялось, это не так, и обоим пришлось непросто, и о кое-каких словах оба впоследствии жалели. Между ними ничего не закончилось, потому что ничего и не начиналось на самом-то деле. Так что для обоих всё обернулось к лучшему. Разумеется. Безусловно. Да.

Но за всё это время Роланд никогда таким не был, никогда не держался так холодно, никогда не вёл себя так глупо и с такой мелочной дотошностью, — и, как Тиффани того ни хотелось, возложить всю вину на злополучную герцогиню не получалось. Нет, тут происходило что-то совсем другое. Ни в коем случае нельзя терять бдительности. И, наблюдая за тем, как наблюдают за нею, Тиффани вдруг поняла, как можно повести себя умно и глупо одновременно.

Она взяла свой стул, аккуратно придвинула его к рабочему столу, присела, сложила руки и произнесла:

— Я прошу прощения, милорд. — Она развернулась к герцогине, опустила голову и промолвила: — И у вас тоже, ваша светлость. Я временно забылась. Этого больше не повторится. Спасибо.

Герцогиня всхрюкнула. Нет, пасть в глазах Тиффани ещё ниже она не могла, но — всхрюк, и только? После такого её самоуничижения? Победа над нахальной юной ведьмой заслуживала куда большего — какой-нибудь шпильки, настолько острой, чтобы до кости проткнула. Честное слово, могла бы хоть постараться.

Роланд глядел на Тиффани, не помня себя от изумления — да что там себя, он и про всех вокруг на минуту забыл. Девушка смутила молодого барона ещё больше, протянув ему смятый листок бумаги и поинтересовавшись:

— Вы не хотите перейти к следующим пунктам, милорд?

Роланд попытался взять себя в руки, как можно аккуратнее расправил листок на столе, разгладил его ладонью и сказал:

— Следующий пункт — это смерть моего отца и кража денег из его сундука.

Тиффани одарила его ободряющей улыбкой, отчего Роланд занервничал ещё сильнее.

— Что-нибудь ещё, милорд? Вы ведь ничего не забыли?

— Роланд, она что-то замышляет, — встряла герцогиня. — Будь настороже. — Она махнула охране. — И вы, стража, тоже будьте настороже, слышите?

Стражники, не вполне понимая, как можно быть ещё больше настороже, когда они от волнения уже насторожились как никогда, вытянулись в струнку, пытаясь казаться выше, чем были на самом деле.

Роланд откашлялся.

— Эгхм, потом ещё стоит вопрос о гибели покойной кухарки: она, по-видимому, оскорбила тебя и тут же провалилась в погреб и расшиблась насмерть; а такое совпадение наводит на определённые мысли. Тебе понятны эти обвинения?

— Нет, — покачала головой Тиффани.

На миг воцарилась тишина.

— Гм, а почему нет?

— Потому что это не обвинения, милорд. Вы же не утверждаете, что я украла деньги и убила вашего отца и кухарку. Вы просто размахиваете этой идеей у меня под носом в надежде, что я расплачусь. Но ведьмы не плачут, поэтому я требую того, чего ни одна ведьма, пожалуй, ещё никогда не требовала. Я требую суда. Суда по всем правилам. А это подразумевает доказательства. Это подразумевает свидетелей, то есть болтунам придётся повторить свои слова перед всеми. Это подразумевает коллегию присяжных, в которую войдут те, кто мне ровня, то есть такие же люди, как я, и это подразумевает habeas corpus, большое спасибо. — Тиффани встала и повернулась к двери, которую загородили собою, толкаясь и пихаясь, вооружённые стражники. Девушка оглянулась на Роланда и чуть присела в реверансе. — И если вы не настолько в себе уверены, чтобы всё-таки арестовать меня, милорд, то я ухожу.

Она подошла к стражникам. Все глядели на неё с открытыми ртами.

— Добрый вечер, сержант, добрый вечер, Престон, добрый вечер, джентльмены. Я вас не задержу и на минуту. Прошу прощения, будьте так добры подвинуться, я ухожу. — Она протиснулась мимо Престонова меча, — юноша подмигнул ей, и за её спиной стражники рухнули на пол беспорядочной грудой.

Тиффани прошла по коридору в зал. Там в громадном очаге, что вполне мог бы сойти за отдельную комнату, горел почти столь же громадный огонь. Топливом служил торф. Прогреть весь зал никогда не удавалось, даже в разгар лета теплее не становилось, но зато у огня было так уютно, а если и вдохнёшь дыма, то ведь торфяной дым — штука полезная. Дым уходил вверх по трубе и со всех сторон тёплым туманом обволакивал окорок, подвешенный наверху для копчения.

Всё того гляди опять усложнится, но сейчас Тиффани просто присела отдохнуть и, пока отдыхает, наорать на себя за глупость. Сколько яда Лукавец способен влить в людские головы? А много ли ему надо?

В том-то и проблема с ведьмовством: похоже, ведьмы нужны всем, но сама эта мысль вызывает ненависть, а ненависть к мысли и ненависть к факту отчего-то перерастают в ненависть к ведьме. Люди начинают задумываться: а кто ты такая, что столько всего умеешь? С чего ты взяла, будто ты лучше нас? Но Тиффани вовсе не считала себя лучше кого-либо. В ведьмовстве она лучше многих, это верно, но она не умеет даже носка связать, не знает, как подковать лошадь, и хотя делает превосходные сыры, хлеб, о который зубы не обломаешь, выпекает разве что с третьей попытки. Каждый в чём-то да хорош. И очень скверно не распознать вовремя, в чём именно.

Пол у очага устилала мелкая пыль: от торфа всегда такая остаётся. На глазах у Тиффани в пыли проступили крохотные следы.

— Ну ладно, чего вы со стражниками-то сделали? — полюбопытствовала Тиффани.

На скамейку рядом с нею градом посыпались Фигли.

— Дыкс лишно я им бы морду шлифанул, курганокопакам мерзявым, тоже мне, Кромвеля выискались*, но шоб тебе жизню мал-мала не усложнивать, мы им просто зашнурки посвязнули. Мож, они смекнут, шо виновасты мал-мала мыхи.

— Слушай, не надо никого обижать, ладно? Стражники обязаны исполнять приказы.

— Наэ, ишшо чего, — презрительно бросил Явор. — Не пристало воину сполнять, шо ему сказанули. А что б они с тобой сотворнули, сполняя, что сказано? Старукса тёща на тебя уж больно недобро пялилась — глазья что клейморы, выгребенная ямина ей место! Ха! Позырим, как ей нынче ввечеру ванниться пондравится!

Уловив характерные интонации, Тиффани насторожилась.

— Не вздумай никому вредить, ты меня слышишь? Вообще никому, Явор.

— Ах-ха, госпожа, я твои словеса загрузил в трюм, — проворчал Большой Человек.

— А ты мне поклянёшься честью Фигля, что не скинешь их за борт, стоит мне повернуться к тебе спиной, а?

Явор Заядло снова заворчал и забурчал, используя хрусткие фиглевские словечки, каких Тиффани прежде и не слышала. Звучали они как проклятия, а пару раз вместе с ними изо рта вырвались дым и искры. А ещё Явор топотал ногами: верный знак того, что Фигль дошёл до точки.

— Они пришли, вооружённые вострой сталью, шоб взрыть мой дом, и мой клан, и мою семью, — проговорил он, и слова его прозвучали ровно и тихо, а оттого ещё более угрожающе. Явор сплюнул короткую фразу в огонь; едва слова коснулись пламени, оно полыхнуло зелёным. — Я не ослухнусь каргу холмов, но грю тебе твердей твёрдого, если я в другой рядь узырю вблизях моего кургана Лопатину, так я эту Лопатину хозяину под килт запхну черенком вперёд, чтоб он все руки искровянил, её вытащщивая. И это ишшо его проблемсам только самое начало выйдет. И если тут какая расчистка приключнётся, так клянусь своим слогом, зачищать будем мы! — Явор топнул ещё раз-другой и добавил: — А чё такое мы услухнули, будто ты требуешь суда? Мы с судами да законом не дружимся.

— А как же Чокнутый Крошка Артур? — возразила Тиффани.

Сконфузить Фигля практически невозможно, но Явор Заядло смешался так, что, казалось, того гляди скажет: «Тю!»

— Ох, это ж ужасти кошмаренные, чего с ними лепреконы сотворнули, — удручённо посетовал Явор. — Сечёшь, он каженный день физию намывает? Ну то есть оно ничё, когда грязюка уже кусманами отваливается, — но каженный день? Как этакое ваше стерпеть могенно, ыть?

Фигли только что были здесь — и тут раздалось тихое «шух!», и последовала острая недостача Фиглей, — а в следующее мгновение образовался некоторый избыток стражи. По счастью, это были сержант и Престон. Они промаршировали «стой, раз-два!» — и вытянулись по стойке «смирно».

Сержант шумно откашлялся.

— Я говорю с госпожой Тиффани Болен? — осведомился он.

— Мне сдаётся, что да, Брайан, — отозвалась Тиффани, — но тебе, конечно, видней.

Сержант быстро оглянулся по сторонам и наклонился ближе.

— Тифф, ну пожалуйста, — шепнул он, — нам здорово влетит, если что. — Он тут же выпрямился и громче, чем требовала необходимость, возвестил:

— Госпожа Тиффани Болен! Милорд барон приказал мне поставить тебя в известность, что он повелевает тебе оставаться на тири-таре замка…

— Где? — удивилась Тиффани.

Воздев глаза к потолку, сержант молча вручил ей пергаментный свиток.

— А, ты хотел сказать, на территории, — промолвила девушка. — Территория — это сам замок и его окрестности, — услужливо пояснила она. — А мне казалось, барон меня выгоняет?

— Слушай, Тифф, я просто читаю, что тут написано. И ещё мне приказано запереть твою метлу в темнице.

— Тебе доверена непростая миссия, сержант. Метла стоит вон там, у стены; ни в чём себе не отказывай.

Сержант облегчённо выдохнул.

— Так ты не будешь… поднимать шума?

Тиффани покачала головой.

— Никоим образом, сержант. Я не в обиде на человека, который просто-напросто исполняет свой долг.

Сержант опасливо подошёл к метле. Эта метла была всем отлично знакома: едва ли не каждый день жители Мела видели, как она пролетает над головой (обычно не выше!). Но служитель закона нерешительно задержал руку в нескольких дюймах от деревянной рукояти. — Эгм, а что будет, если я до неё дотронусь? — уточнил он.

— О, тогда метла будет готова к полёту, — объяснила Тиффани.

Очень медленно сержант отвёл руку подальше от метлы — можно даже сказать, с территории метлы.

— Но меня она с собой не утащит, правда? — простонал он голосом, исполненным мольбы и предчувствия воздушной болезни.

— Ну разве что недалеко и невысоко, — заверила Тиффани, не оборачиваясь. Все знали, что у сержанта начинает кружиться голова, стоит ему на стул вскарабкаться. Девушка подошла к бедолаге и взяла метлу в руки. — Брайан, а какой приказ тебе отдан на случай, если я откажусь повиноваться твоим приказам, если понимаешь, о чём я?

— Я должен арестовать тебя!

— Что? И запереть меня в темницу?

Сержант поморщился.

— Сама знаешь, мне это не по вкусу, — признался он. — Некоторым из нас есть за что тебя благодарить, и все мы знаем, что бедняжка госпожа Кобль упилась в стельку, мир праху её.

— Хорошо, не буду доставлять тебе лишних неприятностей, — кивнула Тиффани. — Давай я просто отнесу метлу, которая тебя так пугает, вниз, в подземелье, и запру её там. Тогда и я никуда не денусь, верно?

На лице сержанта отразилось небывалое облегчение. По пути в темницу, уже спускаясь по каменным ступеням, он, понизив голос, пожаловался:

— Ты ж понимаешь, это не я, это всё они, там, наверху. Похоже, теперь здесь всем заправляет её светлость.

За свою недолгую жизнь Тиффани повидала не так уж много тюрем, но люди говорили, что темница замка по тюремным стандартам очень даже неплоха, и, если кто-нибудь вздумал бы написать путеводитель «Темницы класса “люкс”», эта получила бы не меньше пяти цепей с ядром. Темница была просторная, сухая, с проложенным посередине удобным сточным жёлобом: жёлоб предсказуемо уходил в круглую дыру, откуда пахло не так уж и гадко — в общем и целом.

То же можно было сказать и о козах: они отделились от своих уютных соломенных лежаков и уставились на Тиффани глазами-щёлочками: не последует ли что-нибудь интересное, например кормление. Жевать при этом козы не переставали: они уже по второму разу ели свой обед, как это у них, у коз, водится.

В темнице было две двери. Одна выводила прямо наружу: вероятно, в давние времена именно через него затаскивали пленников — в конце концов, не волочь же их через парадный зал, пачкая пол кровью и грязью!

Сейчас темница использовалась главным образом как козий хлев, а на полках под самой крышей — так высоко, чтобы козы не добрались, кроме разве самых упорных, — хранились яблоки.

Тиффани пристроила метлу на нижней из полок с яблоками, пока сержант почёсывал козу, стараясь не смотреть вверх, чтобы голова не закружилась. Вот почему его и застали врасплох: Тиффани неожиданно вытолкнула сержанта в дверной проём, вытащила ключи из замка, метнулась обратно в темницу и заперлась изнутри.

— Прости, Брайан, но, понимаешь, ты сам виноват. Не только ты, конечно, и не ты — в первую очередь, и с моей стороны немножко нечестно воспользоваться ситуацией, но если со мной обращаются как с преступницей, то я и вести себя буду точно так же.

Брайан покачал головой.

— У нас, между прочим, запасной ключ есть.

— Он мало на что годен, если мой ключ торчит изнутри, — отозвалась Тиффани, — но подумай сам: всё не так плохо. Я сижу под замком, чего, как я понимаю, некоторым людям и хотелось, а всё остальное — уже мелочи. Мне кажется, ты смотришь на дело не с той стороны. В темнице я в безопасности. И это не я заперта от вас, это вы все заперты от меня… — Брайан глядел на неё так, словно вот-вот расплачется, и Тиффани подумала: «Нет. Я не могу с ним так поступить. Он всегда был ко мне добр. Он и сейчас пытается. Нельзя, чтобы он потерял работу только потому, что я умнее его. Кроме того, я уже знаю, как отсюда выбраться. Так оно всегда и бывает с хозяевами темниц: сами они слишком редко в них заглядывают». И Тиффани протянула сержанту ключи.

Брайан облегчённо заулыбался.

— Разумеется, тебе принесут и воды, и еды, — заверил он. — Нельзя же питаться только яблоками.

Тиффани присела на солому.

— А знаешь, тут очень даже уютно. Занятно, от козьей отрыжки становится вроде как теплее и по-домашнему. Нет, яблоками я питаться не буду, но их надо бы перевернуть, а не то загниют, так что я, пожалуй, об этом позабочусь, раз уж я здесь. Но, конечно, пока я тут заперта, я не могу одновременно находиться снаружи. Я не могу составлять снадобья, не могу подрезать ногти на ногах. Не могу никому помочь. Как там нога твоей старушки-мамы? Заживает, надеюсь?

А теперь не мог бы ты уйти, будь так добр, а то мне хотелось бы воспользоваться дырой в полу.

Шаги сержанта затихли на лестнице. Ну да, немного жестоко вышло, а что делать? Тиффани огляделась и приподняла ворох грязной, прогнившей соломы, которую давным-давно не убирали. Из-под соломы побежали, поползли и запрыгали разные мелкие твари. Повсюду вокруг, убедившись, что опасность миновала, повысовывали головы Фигли, отряхиваясь от соломенного крошева.

— Я хочу видеть своего адвоката, — весело объявила Тиффани. — Думаю, ему понравится здесь работать.

Жаб проявил похвальное рвение — для адвоката, который знает, что заплатят ему жуками.

— Думаю, мы начнём с неправомерного ареста. Судьям такие вещи не нравятся. Если кого-то нужно упечь в тюрьму, они предпочитают сделать это сами.

— Эгм, вообще-то я сама себя заперла, — напомнила Тиффани. — Это считается?

— Прямо сейчас я бы на этот счёт не тревожился. Это произошло под принуждением, тебе ограничили свободу передвижения, тебя запугали.

— Ещё чего, запугали! Я ужасно разозлилась!

Жаб прихлопнул лапой удирающую сороконожку.

— Тебя допрашивали двое представителей аристократии в присутствии четырёх вооружённых стражников, правильно? Никто не предупредил тебя? Никто не зачитал тебе твои права? И ты говоришь, барон, по всей видимости, верит, несмотря на отсутствие каких-либо доказательств, что ты убила его отца и кухарку и украла некую сумму денег?

— Думаю, Роланд изо всех сил старается этому не верить, — вздохнула Тиффани. — Кто-то сказал ему неправду.

— Тогда мы должны это оспорить, всенепременно должны! Он не имеет никакого права выступать с голословными обвинениями в убийстве, которые ни на чём не основаны. Это дело подсудное, знаешь ли!

— Ох, — запротестовала Тиффани, — я не хочу, чтобы он пострадал!

Улыбку Жаба распознать непросто, так что Тиффани о ней скорее догадалась, нежели заметила.

— Что такого смешного я сказала?

— На самом деле ничего смешного, ровным счётом ничего, но оно по-своему печально и странно, — отозвался Жаб. — «Странно» в данном случае подразумевает смешанные чувства. Этот молодой человек выдвигает против тебя обвинения, которые, если будут доказаны, обернутся для тебя смертным приговором в большинстве городов и стран этого мира, и однако ж ты не хочешь доставлять ему неудобств?

— Это всё сантименты, я понимаю, но герцогиня его постоянно подзуживает, а девчонка, на которой он собрался жениться, та ещё плакса… — Тиффани умолкла на полуслове. На каменной лестнице, той, что вела в подземелье из парадного зала, послышались шаги — причём явно не тяжёлая поступь подбитых гвоздями сапог замковой стражи.

Это была Летиция — наречённая невеста, вся в белом и вся в слезах. Она вцепилась в решётку камеры и с плачем повисла на ней — не рыдая в голос, нет, но то и дело всхлипывая, шмыгая носом и шаря в рукаве в поисках кружевного платочка, уже и без того мокрого насквозь.

Девушка даже глаз не поднимала на Тиффани — просто плакала в её сторону:

— Мне так стыдно! Прости меня, прости! Что ты теперь обо мне подумаешь?

В таких случаях, именно в таких, понимаешь, как невыгодно быть ведьмой. Вот перед нею стоит особа, которая самим фактом своего существования одним непрекрасным вечером заставила Тиффани задуматься, а не повтыкать ли булавок в восковую куклу. Нет, делать этого Тиффани, конечно, не стала, потому что делать такое нельзя, потому что ведьмы такого крайне не одобряют, потому что это жестоко и опасно, а главным образом потому, что булавок под рукой не нашлось.

И теперь это никчёмное создание в полном отчаянии и плачет так безутешно, что и скромность, и достоинство — всё смыто бесконечным потоком липких слёз. Как же им не смыть заодно и ненависть? И, по правде говоря, ненависти-то почти и не было, скорее обида. Тиффани всегда знала, что знатной дамы из неё не выйдет, ведь без длинных золотых локонов — никак. Это противоречит всем законам волшебных сказок. Просто ей, Тиффани, непросто оказалось с этим вот так сразу взять и примириться.

— Я не хотела, не хотела, чтобы так вышло! — давилась рыданиями Летиция. — Мне стыдно, мне так стыдно! Я сама не знаю, что на меня нашло! — А слёзы всё бежали и бежали по дурацкому кружевному платью, и — о нет! — на безупречном носике повисла безупречная сопля.

Тиффани, словно загипнотизированная, в ужасе наблюдала, как рыдающая девушка с шумным бульканьем высморкалась, и — о нет, только не это, она ведь этого не сделает, правда? Ещё как сделает! Сделает-сделает… Летиция отжала насквозь промокший платок на камни, уже и без того отсыревшие от нескончаемых слёз.

— Послушай, наверняка не всё так плохо? — откликнулась Тиффани, пытаясь не слушать, как на пол с мерзким чваканьем падают капли. — Если только ты перестанешь рыдать хоть на минуту, мы попробуем всё уладить, в чём бы это всё ни заключалось, правда.

Слёзы хлынули пуще, и ещё подключились самые настоящие, давно вышедшие из моды рыдания, такие, каких в обычной жизни никто и никогда не слышал — ну, по крайней мере, вплоть до сего момента. Тиффани знала: когда люди плачут, они говорят «буу-ху-хуу», по крайней мере, так этот звук передаётся в книгах. Но в обычной жизни никто и никогда не говорит «буу-ху-хуу». А вот Летиция именно так и рыдала, и брызги разлетались во все стороны. Но не только брызги: Тиффани уловила ещё и разлетающиеся проговорки, и прочла их, очень даже отчётливые, пусть и немного хлюпкие, и сохранила в памяти.

«Вот, значит, как?» — подумала она. Но не успела она и слова вымолвить, как на лестнице снова послышались торопливые шаги. Вниз сбежали Роланд, герцогиня и один из стражников, а следом поспешал Брайан: явно недовольный тем, что по его родным каменным ступеням топочут чужие стражники, он тоже рвался внести свой вклад в очередное топотание.

Роланд, поскользнувшись на отсыревшем камне, обнял Летицию, недвусмысленно давая понять, что защитит её от любой опасности; та хлюпнула и выжала из себя ещё немного влаги. Герцогиня грозно нависла над юной четой, так что стражникам нависать было уже негде, и они довольствовались тем, что пепелили друг друга взглядами.

— Что ты с ней сделала? — загремел Роланд. — Как ты её сюда заманила?

Жаб откашлялся, и Тиффани бесцеремонно пнула его носком башмака.

— Молчи, ты, амфибия, — прошипела девушка. Он, конечно, её адвокат, но если герцогиня увидит, что за юридической консультацией Тиффани обращается к жабе, будет только хуже.

Однако, не увидев Жаба, герцогиня взбеленилась ещё пуще:

— Ты слышал? Да её наглости предела нет! Она назвала меня амфибией!

Тиффани уже собиралась сказать: «Я не про вас, я про другую амфибию», но вовремя прикусила язык. Она села, незаметно прикрыв Жаба соломой, и обернулась к Роланду:

— На какой из вопросов мне не ответить первым?

— Мои люди заставят тебя заговорить! — бросила герцогиня из-за плеча Роланда.

— Говорю я и так, спасибо, — отозвалась Тиффани. — Наверное, она пришла просто… позлорадствовать, но… тут всё поплыло.

— Она ведь отсюда не выберется, правда? — уточнил Роланд у сержанта.

Сержант лихо отсалютовал.

— Нет, сэр. Ключи от обеих дверей у меня, вот тут, в кармане, сэр. — Он самодовольно глянул на герцогининого стражника, всем своим видом показывая: «А вот некоторым задают очень важные вопросы и получают быстрые и чёткие ответы, так-то!»

Всё испортила герцогиня, заявив:

— Он дважды обратился к тебе «сэр», а не «милорд», Роланд. Ты не должен терпеть подобную фамильярность от представителей низших сословий. И я тебе об этом уже говорила.

Тиффани охотно пнула бы Роланда в задницу за то, что не одёрнул гостью. Брайан учил его ездить верхом, и фехтовать на мечах, и охотиться. Наверное, Брайану следовало заодно поучить баронского сына хорошим манерам.

— Прошу прощения, а мне здесь до скончания века сидеть? — резко осведомилась она. — Если так, то мне понадобятся чистые носки, пара запасных платьев и несколько сменных неназываемых.

Услышав про «неназываемые», молодой барон сконфузился не на шутку. Но тут же взял себя в руки.

— Мы, эгм… то есть я, эгм… считаю, что тебя необходимо держать под строгим надзором, хотя и в гуманных условиях, там, где ты не сможешь никому причинить вреда, вплоть до свадьбы. В последнее время ты то и дело оказываешься в центре всевозможных бедствий. Мне страшно жаль.

Тиффани не рискнула открыть рот, потому что после такого помпезно-идиотского заявления расхохотаться было бы просто невежливо.