Посмертные записки Пиквикского клуба Диккенс Чарльз

– Я позабыла о моих цветах, – сказала тетушка.

– Полейте их сейчас, – настойчиво посоветовал мистер Тапмен.

– Вы простудитесь, уже вечер, – нежно возразила незамужняя тетушка.

– О нет! – сказал мистер Тапмен, поднимаясь с места. – Мне это пойдет на пользу. Разрешите вас сопровождать.

Леди поправила повязку, которая поддерживала левую руку юного кавалера, приняла предложенную ей правую руку и повела его в сад.

В дальнем углу сада находилась беседка, заросшая жимолостью, жасмином и вьющимися растениями, – одно из тех приятных убежищ, которые возводятся гуманными людьми для удобства пауков.

Незамужняя тетушка взяла валявшуюся в углу большую лейку и хотела выйти из беседки. Мистер Тапмен удержал ее и усадил на скамье рядом с собою.

– Мисс Уордль! – сказал он.

Незамужняя тетушка затрепетала, а камешки, случайно попавшие в большую лейку, затарахтели, как детская погремушка.

– Мисс Уордль, – сказал мистер Тапмен, – вы – ангел!

– Мистер Тапмен! – воскликнула Рейчел и сделалась такой же красной, как лейка.

– Больше чем ангел! – сказал красноречивый пиквикист. – Мне это слишком хорошо известно.

– Говорят, все женщины – ангелы, – игриво прошептала леди.

– Кто же в таком случае вы? И с кем могу я вас сравнить? – возразил мистер Тапмен. – Встречал ли кто-нибудь женщину, похожую на вас? Где еще мог бы я найти столь редкое соединение прекрасных качеств и красоты? Где мог бы я искать… О! – Тут мистер Тапмен умолк и пожал руку, державшую ручку счастливой лейки.

Леди отвернулась.

– Мужчины такие обманщики, – чуть слышно прошептала она.

– Верно! – подхватил мистер Тапмен. – Но не все. На свете есть по крайней мере одно существо, которое никогда не изменится, одно существо, которое радо было бы посвятить всю свою жизнь вашему счастью, которое живет только ради ваших глаз, дышит только ради вашей улыбки, несет тяжкое бремя жизни только ради вас.

– Если бы можно было найти такого человека… – начала леди.

– Но найти его можно, – перебил пылкий мистер Тапмен. – Он уже найден. Мисс Уордль, он здесь.

И не успела незамужняя тетушка угадать его намерение, как мистер Тапмен упал на колени к ее ногам.

– Мистер Тапмен, встаньте! – воскликнула Рейчел.

– Никогда! – последовал доблестный ответ. – О Рейчел! – Он схватил ее податливую руку и прижал к губам; лейка упала на землю. – О Рейчел, скажите, что любите меня!

– Мистер Тапмен, – отвернувшись, прошептала незамужняя тетушка, – я едва могу выговорить эти слова, но… но… я не совсем равнодушна к вам.

Едва услышав это признание, мистер Тапмен приступил к совершению того, на что его толкало восторженное чувство и что, насколько нам известно (ибо мы мало осведомлены в такого рода вещах), всегда делают люди при данных обстоятельствах. Он вскочил и, обвив рукой шею незамужней тетушки, запечатлел на ее устах множество поцелуев, каковые она, после требуемых приличием борьбы и сопротивления, принимала так спокойно, что нельзя предугадать, сколько бы еще мог запечатлеть их мистер Тапмен, если бы леди весьма непритворно не вздрогнула и не воскликнула испуганным голосом:

– Мистер Тапмен, за нами следят! Нас увидели!

Мистер Тапмен оглянулся. Перед ними, не шевелясь, стоял жирный парень и, выпучив большие круглые глаза, смотрел в беседку, но на его лице не отражалось и тени того, что самый опытный физиономист мог бы назвать изумлением, любопытством или каким-либо другим чувством, волнующим человеческое сердце. Мистер Тапмен смотрел на жирного парня, а жирный парень уставился на него, и чем дольше созерцал мистер Тапмен безучастную физиономию жирного парня, тем тверже убеждался, что тот либо ничего не видел, либо не понял того, что происходило.

Находясь под этим впечатлением, он весьма решительно спросил:

– Что вам понадобилось здесь, сэр?

– Ужин готов, сэр, – немедленно последовал ответ.

– Вы только что явились сюда, сэр? – осведомился мистер Тапмен, пронизывая его взглядом.

– Только что, – ответил жирный парень.

Мистер Тапмен еще раз посмотрел на него очень пристально, но тот и глазом не моргнул, ни один мускул на его лице не дрогнул.

Мистер Тапмен взял под руку незамужнюю тетушку и направился к дому, жирный парень следовал за ними.

– Он ничего не заметил! – шепнул мистер Тапмен.

– Ничего, – отозвалась незамужняя тетушка.

Сзади раздался какой-то звук, напоминающий приглушенное хихиканье. Мистер Тапмен быстро оглянулся. Нет, это не мог быть жирный парень, на его физиономии не было и признака веселья, да и вообще весь его облик ничего, кроме упитанности, не обнаруживал.

– Должно быть, он крепко спал, – прошептал мистер Тапмен.

– Я в этом нимало не сомневаюсь, – ответила незамужняя тетушка.

Оба весело засмеялись.

Мистер Тапмен ошибся. Жирный парень на этот раз не спал. Он бодрствовал, бодрствовал в полной мере и видел все, что происходило.

За ужином никто не пробовал завязать общую беседу. Старая леди ушла спать, Изабелла Уордль всецело посвятила себя мистеру Трандлю, внимание незамужней тетушки было сосредоточено на мистере Тапмене, а мысли Эмили, казалось, заняты были каким-то далеким предметом, – быть может, они не покидали отсутствующего мистера Снодграсса.

Пробило одиннадцать часов, двенадцать, час, а джентльмены не возвращались. На всех лицах отражалась тревога. Что, если их подстерегли и ограбили? Не послать ли людей с фонарями по всем дорогам, какими они могли возвращаться домой? Или, быть может, они… Вот они! Почему они так запоздали? Чужой голос к тому же! Кто это может быть? Все бросились в кухню, куда ввалились гуляки, и подлинное положение дел немедленно выяснилось.

Мистер Пиквик, засунув руки в карманы и сдвинув шляпу на левый глаз, стоял, прислонившись к буфету, покачивал из стороны в сторону головой и непрерывно расточал самые ласковые и благосклонные улыбки без всякой видимой причины или повода; старый мистер Уордль с пылающим лицом пожимал руку незнакомому джентльмену, бормоча заверения в вечной дружбе; мистер Уинкль, прислонившись к футляру часов с недельным заводом, слабым голосом призывал кару на голову любого члена семьи, который намекнет на то, что ему не худо бы лечь спать, а мистер Снодграсс опустился на стул, и каждая черта его выразительного лица выдавала самую глубокую и безнадежную печаль, какую только может вообразить человеческий ум.

– Что случилось? – осведомились три леди.

– Ничего не случилось, – ответил мистер Пиквик. – Мы… мы… в порядке. Слышите, Уордль, мы в порядке, да?

– Ну, еще бы, – отозвался веселый хозяин. – Дорогие мои, вот мой друг мистер Джингль… друг мистера Пиквика, мистер Джингль, случайная встреча… маленький визит.

– Сэр, с мистером Снодграссом что-то случилось? – тревожно осведомилась Эмили.

– Ничего не случилось, сударыня, – ответил незнакомец. – Обед у крикетистов – чудесная компания – превосходные песни – старый портвейн – кларет – хорошо – весьма хорошо – вино, сударыня, – вино.

– Вовсе не вино, – прерывающимся голосом пробормотал мистер Снодграсс, – это семга. (Почему-то в таких случаях вино никогда не бывает виновато.)

– Не лучше ли им лечь в постель, сударыня? – спросила Эмма. – Двое слуг отведут джентльменов наверх.

– Я спать не лягу, – твердо сказал мистер Уинкль.

– Ни один живой человек меня не поведет, – решительно заявил мистер Пиквик все с тою же улыбкой.

– Ура! – слабо выкрикнул мистер Уинкль.

– Ура! – отозвался мистер Пиквик и, сняв шляпу, бросил ее на пол, а затем словно рехнулся и швырнул очки на середину кухни. После такой остроумной выходки он от души расхохотался.

– Разопьем… еще… бутылочку… – провозгласил мистер Уинкль, начав очень громко, а кончив чуть слышно. Голова его свесилась на грудь, и, бормоча свое непреложное решение не ложиться спать, а также кровожадно сожалея о том, что утром не «покончил со старым Тапменом», он погрузился в сон и в таком состоянии был доставлен в свою комнату двумя молодыми великанами, действовавшими под личным надзором жирного парня, чьим заботам доверил свою особу и мистер Снодграсс.

Мистер Пиквик принял предложенную ему мистером Тапменом руку и мирно удалился, улыбаясь благодушнее, чем когда бы то ни было; мистер Уордль, трогательно распрощавшись со всей семьей, словно ему предстояло немедленно идти на казнь, удостоил мистера Трандля чести проводить его наверх и вышел, тщетно пытаясь сохранить вид внушительный и торжественный.

– Какая неприличная сцена! – промолвила незамужняя тетушка.

– Отвратительная! – воскликнули обе юные леди.

– Ужасно – ужасно! – подхватил с глубокомысленной миной мистер Джингль; своих товарищей он опередил примерно на полторы бутылки. – Тяжелое зрелище – весьма!

– Какой любезный мужчина! – шепнула мистеру Тапмену незамужняя тетушка.

– И недурен собой! – добавила Эмили Уордль.

– О, несомненно! – согласилась незамужняя тетушка.

Мистер Тапмен вспомнил рочестерскую вдову, и его душою овладела тревога. Последовавший затем получасовой разговор отнюдь не мог успокоить его смятенный дух. Новый гость оказался весьма словоохотливым и рассказал почти столько же анекдотов, сколько отпустил комплиментов. Мистер Тапмен чувствовал: по мере того как растет популярность Джингля, он (Тапмен) все дальше отступает в тень. Смех его звучал принужденно, веселость была притворной; и когда, наконец, пылающая его голова опустилась на подушку, он испытал злорадное наслаждение, подумав о том, как приятно было бы зажать в этот момент голову Джингля между периной и матрацем.

На следующее утро неутомимый незнакомец встал рано, и, в то время как его спутники, обессиленные ночным кутежом, еще покоились в постели, он весьма успешно старался поддержать за завтраком веселое расположение духа. Его попытка оказалась столь удачной, что даже старая глухая леди потребовала, чтобы две-три лучшие его остроты были ей сообщены в слуховой рожок, и снисходительно поведала незамужней тетушке, что «он (Джингль) – сущий повеса». Это мнение целиком разделяли все присутствовавшие члены ее семьи.

Ясным летним утром старая леди имела обыкновение удаляться в беседку, в которой отличился мистер Тапмен; ее прогулка совершалась следующим образом: прежде всего жирный парень снимал с гвоздя за дверью, ведущей в спальню старой леди, плотный черный атласный чепец, теплый бумажный платок и толстую палку с массивной ручкой; затем старая леди не спеша надевала чепец и платок, опиралась одной рукой на палку, а другой – на плечо жирного парня и медленно шла в беседку, где жирный парень предоставлял ей наслаждаться в уединении свежим воздухом в течение получаса, а по прошествии этого срока возвращался и вел ее домой.

Старая леди была очень аккуратна и очень пунктуальна, и так как эта церемония вот уже три года повторялась каждое лето без малейшего уклонения от установленной формы, то она немало удивилась, заметив в это утро, что жирный парень, вместо того чтобы покинуть беседку, отошел на несколько шагов, внимательно осмотрелся по сторонам и приблизился к ней с величайшими предосторожностями и с видом крайне таинственным.

Старая леди была пуглива – как и большинство старых леди, – и в первую минуту у нее мелькнула мысль, что разбухший парень хочет нанести ей какое-нибудь тяжелое повреждение в надежде завладеть ее наличными деньгами. Она готова была крикнуть, позвать на помощь, но старость и недуги давно уже лишили ее возможности кричать, поэтому за каждым его движением она следила с глубоким ужасом, который отнюдь не уменьшился, когда он подошел к ней вплотную и заорал в ухо взволнованным и, как почудилось ей, угрожающим голосом:

– Хозяйка!

Случилось так, что в этот самый момент мистер Джингль прогуливался по саду неподалеку от беседки. Он услышал возглас: «Хозяйка!» – и остановился, чтобы послушать, что будет дальше. У него было три основания поступить так. Во-первых, он был любопытен, а делать ему было нечего, во-вторых, он не отличался щепетильностью, и, в-третьих (и последних), его заслоняли цветущие кусты. Итак, он стоял и слушал.

– Хозяйка! – орал жирный парень.

– В чем дело, Джо? – дрожа, спросила старая леди. – Право же, Джо, для тебя я была хорошей хозяйкой. Кроме добра, ты ничего от меня не видел. Тебя никогда не заставляли слишком много работать, и всегда ты ел досыта.

Этот последний довод затронул самую чувствительную струну в сердце жирного парня. Казалось, он был растроган и с чувством сказал:

– Да, это я знаю.

– Ну, так что же ты от меня хочешь? – приободрившись, спросила старая леди.

– Я хочу, чтобы у вас мурашки по спине забегали, – ответил жирный парень.

Такая манера проявлять благодарность казалась весьма жестокой, а так как старая леди в точности не знала, каким путем можно добиться подобного результата, то ее опасения вернулись.

– Как вы думаете, что я видел вчера вечером в этой самой беседке? – осведомился парень.

– Господи помилуй! Что же ты видел? – воскликнула старая леди, встревоженная торжественным тоном дородного юноши.

– Чужой джентльмен – тот, у которого рука повреждена, – целовал и обнимал…

– Кого, Джо? Надеюсь, не служанку?

– Хуже! – заорал жирный парень в ухо старой леди.

– Неужели одну из моих внучек?

– Хуже!

– Неужели еще хуже, Джо? – спросила старая леди, считая, что она дошла до крайнего предела злодейства. – Кто же это был, Джо? Я должна знать.

Жирный парень опасливо огляделся по сторонам и, закончив свой обзор, прокричал в ухо старой леди:

– Мисс Рейчел!

– Что?! – взвизгнула старая леди. – Говори громче!

– Мисс Рейчел! – заревел жирный парень.

– Моя дочь?

В подтверждение своих слов парень несколько раз кивнул, и его жирные щеки затрепетали, как бланманже.

– И она это допустила! – воскликнула старая леди.

Жирный парень, ухмыляясь, прокричал:

– Я видел, как она сама его целовала.

Если бы мистер Джингль из своего укромного уголка увидел, с какой физиономией выслушала это сообщение старая леди, весьма возможно, что неудержимый взрыв хохота выдал бы его присутствие в непосредственной близости к беседке. Он внимательно слушал. До него долетели отрывки гневных фраз, вроде: «Без моего разрешения!», «В ее годы!», «Несчастная я старуха!», «Могла бы подождать моей смерти» – а затем он услышал, как заскрипели по песку башмаки жирного парня, когда тот удалялся, оставив старую леди в одиночестве.

Быть может, такое совпадение покажется поразительным, но факт остается фактом: накануне вечером, через пять минут после прибытия в Мэнор-Фарм, мистер Джингль решил не мешкая повести осаду сердца незамужней тетушки. У него хватило наблюдательности заметить, что его развязные манеры отнюдь не были неприятны прекрасному объекту задуманной атаки, и он не без основания подозревал, что леди обладает качеством, наиболее желанным, – располагает маленьким независимым состоянием. Он мгновенно уловил настоятельную необходимость тем или иным способом вытеснить соперника и решил приступить безотлагательно к действиям, направленным на достижение этой цели. Филдинг говорит, что мужчина – огонь, а женщина – пучок пеньки, и князь тьмы их соединяет. Мистер Джингль знал, что для незамужних теток молодые люди то же, что для пороха зажженный газ, и решил, не теряя времени, произвести взрыв.

Обдумывая это важное решение, он выбрался из засады и под прикрытием вышеупомянутых кустов приблизился к дому. Казалось, фортуна намерена была покровительствовать его замыслу. Издали он увидел, что мистер Тапмен вместе с другими джентльменами вышел из сада через боковую калитку, а юные леди, как было ему известно, позавтракав, ушли из дому. Путь был свободен.

Дверь в гостиную была полуоткрыта. Он заглянул туда. Незамужняя тетушка занималась вязаньем. Он кашлянул; она подняла взор и улыбнулась. Нерешительность была несвойственна характеру мистера Альфреда Джингля. Он таинственно приложил палец к губам, вошел и закрыл дверь.

– Мисс Уордль, – с притворной серьезностью начал мистер Джингль, – простите вторжение – краткое знакомство – времени для церемоний – все открыто.

– Сэр! – воскликнула незамужняя тетушка, изумленная этим неожиданным появлением и опасаясь, не сошел ли он с ума.

– Тише, – театральным шепотом произнес мистер Джингль, – здоровенный парень – лицо, как булка, – глаза круглые – каналья!

Тут он выразительно покачал головой, и незамужняя тетушка затрепетала от волнения.

– Вы, кажется, намекаете на Джозефа, сэр? – спросила она, стараясь сохранить невозмутимый вид.

– Да, сударыня, – черт бы побрал этого Джо! – предатель, собака Джо! – рассказал старой леди – старая леди в бешенстве – в диком – в ярости – вне себя – беседка – Тапмен – поцелуи и объятия – и всякое такое – э, сударыня, – э?

– Мистер Джингль, – сказала незамужняя тетушка, – если вы, сэр, явились сюда для того, чтобы меня оскорблять…

– Отнюдь – нимало, – нагло возразил мистер Джингль, – случайно подслушал – пришел предупредить об опасности – предложить услуги – предотвратить скандал. Все равно – считайте оскорблением – ухожу.

И он повернулся, словно собираясь привести угрозу в исполнение.

– Что же мне делать? – заливаясь слезами, воскликнула бедная старая дева. – Брат придет в бешенство.

– Несомненно, – приостановившись, сказал мистер Джингль, – в неистовство…

– О мистер Джингль, что мне сказать? – воскликнула незамужняя тетушка, вторично отдавшись приступу отчаяния.

– Скажите, что это ему приснилось, – спокойно ответил мистер Джингль.

Луч утешения проник в душу незамужней тетушки, когда она услышала этот совет.

Мистер Джингль заметил это и воспользовался благоприятным моментом.

– Вздор! – легче легкого – шалопай мальчишка – очаровательная женщина – толстого мальчишку высекут – вам поверят – конец делу – все уладилось.

Возможность ли избежать последствий неудобного разоблачения восхитила старую деву, или страдания потеряли свою остроту, когда ее назвали «очаровательной женщиной», этого мы не знаем. Она слегка покраснела и бросила благодарный взгляд на мистера Джингля.

Этот пронырливый джентльмен глубоко вздохнул, минуты две не спускал глаз с лица старой девы, мелодраматически вздрогнул и вдруг отвел взгляд.

– Вы, кажется, страдаете, мистер Джингль, – жалобным тоном сказала леди. – Позвольте мне, в благодарность за ваше великодушное вмешательство, осведомиться о причине этих страданий и попытаться их облегчить.

– Ха! – воскликнул мистер Джингль, снова вздрогнув. – Облегчить! – Облегчить мои страдания, когда ваша любовь отдана человеку, который не ценит этого блаженства – который даже сейчас строит свои планы… воспользовался чувствами племянницы того создания, которое… но нет – он мой друг – не буду разоблачать его пороки. Мисс Уордль, – прощайте!

Закончив эту речь, самую связную из когда-либо им произнесенных, мистер Джингль приложил к глазам остатки носового платка, о котором мы уже упоминали, и повернулся к двери.

– Останьтесь, мистер Джингль! – энергически потребовала незамужняя тетушка. – Вы намекнули на мистера Тапмена, объяснитесь!

– Никогда! – воскликнул мистер Джингль профессиональным (то есть театральным) тоном. – Никогда!

И как бы в доказательство того, что он не желает подвергаться допросу, мистер Джингль придвинул стул вплотную к стулу незамужней тетушки и уселся.

– Мистер Джингль! – сказала тетушка. – Я вас умоляю, заклинаю, если есть какая-то страшная тайна, имеющая отношение к мистеру Тапмену, откройте ее.

– Могу ли я, – начал мистер Джингль, устремив взгляд на тетушку, – могу ли я видеть – прелестное создание приносится в жертву – чудовищной жадности!

В течение нескольких секунд он, казалось, боролся с противоречивыми чувствами, а затем глухо произнес:

– Тапмен добивается только ваших денег.

– Негодяй! – энергически воскликнула старая дева.

(Сомнения мистера Джингля рассеялись: деньги у нее были.)

– Мало того, – продолжал Джингль, – он любит другую.

– Другую! – возопила старая дева. – Кого?

– Маленького роста – черные глазки – вашу племянницу Эмили.

Наступило молчание.

Если существовала на свете особа, которая могла вызвать у незамужней тетушки чувство ревности смертельной и неискоренимой, то такой особой была эта самая племянница. Румянец залил лицо и шею тетушки, молча и с невыразимым презрением она тряхнула головой. Потом, закусив тонкие губы и задрав нос, сказала:

– Этого быть не может. Не верю.

– Наблюдайте за ними, – предложил Джингль.

– Буду наблюдать, – ответила тетушка.

– Следите за его взглядами.

– Буду следить.

– За его нашептыванием.

– Буду.

– За обедом он сядет рядом с ней.

– Пусть.

– Будет говорить ей комплименты.

– Пусть.

– Будет за ней ухаживать.

– Пусть.

– И бросит вас.

– Бросит меня! – взвизгнула незамужняя тетушка. – Он бросит меня! – И она затряслась от злости и разочарования.

– И тогда вы убедитесь? – спросил Джингль.

– Да.

– И будете стойки?

– Да.

– И после этого не примиритесь с ним?

– Никогда.

– Изберете кого-нибудь другого?

– Да.

– Изберете?

Мистер Джингль упал на колени и в этой позе оставался в течение пяти минут; встал он признанным возлюбленным незамужней тетушки – при условии, что вероломство мистера Тапмена будет обнаружено и доказано.

На мистере Альфреде Джингле лежало бремя доказательств, и он собрал улики в тот же день за обедом. Незамужняя тетушка едва могла поверить своим глазам: мистер Трейси Тапмен уселся рядом с Эмили, делал ей глазки, нашептывал и улыбался, соперничая с мистером Снодграссом. Ни словом, ни взглядом, ни кивком не подарил он ту, которая накануне вечером была владычицей его сердца.

«Черт бы побрал этого парня! – думал старый мистер Уордль, который узнал обо всем от матери. – Черт бы побрал этого парня! Ну конечно, он спал. Все это одна фантазия».

«Предатель! – думала незамужняя тетушка. – Милый мистер Джингль меня не обманывал. Ух, как я ненавижу этого злодея!»

Нижеследующий разговор объяснит нашим читателям эту, казалось бы, непостижимую перемену в поведении мистера Трейси Тапмена.

Время – вечер; место действия – сад. По боковой дорожке прогуливались двое: один – невысокий и толстый, другой – рослый и тощий. Это были мистер Тапмен и мистер Джингль. Разговор начал толстый.

– Как я держал себя? – осведомился он.

– Блистательно – замечательно – мне самому лучше не сыграть – завтра вы должны повторить ту же роль – каждый вечер, впредь до нового распоряжения.

– Рейчел все еще на этом настаивает?

– Конечно – ей это неприятно – ничего не поделаешь – нужно рассеять подозрения – боится брата – говорит, другого выхода нет – еще несколько дней – старики успокоятся – подарит вам блаженство.

– Она ничего не просила мне передать?

– Любовь – горячую любовь – нежнейшие приветы – и самую неизменную привязанность. Может быть, я от вас могу что-нибудь передать?

– Дорогой друг, – ответил ничего не ведавший мистер Тапмен, с жаром пожимая руку «другу», – передайте пламенную мою любовь, объясните, как трудно мне притворяться, передайте наилучшие пожелания. Но не забудьте добавить, что я понимаю необходимость последовать совету, который она сегодня утром передала мне через вас. Скажите, что я преклоняюсь перед ее благоразумием и восхищаюсь ее осторожностью.

– Передам. Еще что-нибудь?

– Больше ничего. Добавьте только, что я страстно жду того мгновения, когда назову ее своей и когда исчезнет необходимость притворяться.

– Конечно, конечно. Еще что?

– О друг мой! – воскликнул бедный мистер Тапмен, снова пожимая руку приятелю. – Примите искреннейшую мою благодарность за вашу бескорыстную доброту и простите меня, если я когда-нибудь хотя бы мысленно оскорбил вас подозрением, будто вы можете стать мне поперек дороги. Дорогой мой друг, удастся ли мне когда-нибудь вас отблагодарить?

– Не стоит об этом говорить, – отозвался мистер Джингль. Но вдруг запнулся, словно о чем-то вспомнил, и добавил: – Кстати – не можете ли одолжить мне десять фунтов, а? – исключительный случай, верну через три дня.

– Думаю, что могу, – с готовностью ответил мистер Тапмен. – На три дня, говорите вы?

– Только на три дня – тогда все уладится – никаких затруднений.

Мистер Тапмен отсчитал приятелю деньги, а тот опустил их монета за монетою в карман, после чего оба направились к дому.

– Будьте осторожны, – сказал мистер Джингль. – Ни единого взгляда.

– Ни единого знака, – сказал мистер Тапмен.

– Ни слова.

– Ни звука.

– Все ваше внимание племяннице – с теткой скорее грубоваты – единственный способ обмануть стариков.

– Постараюсь, – вслух сказал мистер Тапмен.

«Я тоже постараюсь», – мысленно сказал мистер Джингль, и оба вошли в дом.

Сцена, разыгранная за обедом, повторилась и вечером, а также в течение следующих трех дней и вечеров. На четвертый день хозяин был в прекрасном расположении духа, ибо убедился в том, что обвинение против мистера Тапмена ни на чем не основано. Доволен был мистер Тапмен, ибо мистер Джингль сообщил ему, что решительный момент приближается. Доволен был мистер Пиквик, ибо он редко бывал чем-нибудь недоволен. Недоволен был мистер Снодграсс, ибо он начал ревновать к мистеру Тапмену. Довольна была старая леди, ибо она выигрывала в вист. Довольны были мистер Джингль и мисс Уордль – в силу оснований, достаточно важных в столь чреватой событиями истории, чтобы о них рассказать в особой главе.