Жизнь на продажу Мисима Юкио
– Вот что.
Ханио подошел к уставленной безделушками полочке, взял куклу в национальном швейцарском костюме и согнул ее так, что она переломилась пополам.
5
Ханио разделся первым и, забравшись под простыню, стал думать, что делать дальше:
«Надо постараться, чтобы это дело продолжалось как можно дольше. Чем дольше, тем больше шансов, что явится ее муженек и застрелит нас обоих».
Он полагал, что, если их убьют, так сказать, в процессе, это будет самая лучшая смерть. Старику неприлично так умирать, а молодому в самый раз. Почетней кончины не придумаешь.
Идеально, конечно, ничего не знать до самого последнего момента. Что может быть лучше падения с вершины экстаза в пучину небытия?
Но для Ханио это был не вариант. В предчувствии гибели надо растянуть удовольствие. Страх, который испытывают перед лицом смерти обычные люди, не позволяет им наслаждаться сексом, однако к Ханио это не имело отношения. Он будет мертв до того, как успеет рот открыть, ну и что с того? Пока до этого дойдет, только одно имеет значение: надо прожить каждый момент жизни, один за другим, растягивать ее и наслаждаться ею.
Чего было не отнять у Рурико, так это невозмутимости и уверенности в себе. Она небрежно прикрыла венецианские жалюзи наполовину, но шторы задергивать не стала. Комната, наполненная голубым светом, стала походить на аквариум. Нисколько не стесняясь, Рурико сняла с себя одежду. Дверь в ванную комнату была распахнута, и Ханио мог видеть ее обнаженную фигуру, наблюдать, как, стоя перед зеркалом, она побрызгала туалетной водой под мышками, мазнула духами за ушами.
Плавные контуры ее тела – от плеч до ягодиц – сразу навели на мысль о сладких объятиях. Он смотрел на девушку как зачарованный, с трудом веря в происходящее.
Наконец, грациозно ступая, Рурико обошла вокруг кровати и с деловым видом юркнула под простыню.
Понимая, что это не самая подходящая тема для разговора в постели, Ханио тем не менее не смог побороть любопытство:
– Зачем вокруг кровати-то?
– Это у меня вроде ритуала. Знаешь, собака, перед тем как улечься, кружится на месте. Инстинкт своего рода.
– А я не знал.
– Ладно, времени нет. Давай по-быстрому, – расслабленно проговорила Рурико, закрывая глаза и обхватывая Ханио за шею.
Стратегия Ханио заключалась в том, чтобы максимально растянуть процесс, как можно дольше удерживать партнершу на грани – попробовать одно и вернуться к началу, потом другое, и снова отступление. И так несколько раз. Но к его удивлению, с первого же раза пошло не так, как он привык. Глядя на тело Рурико, можно было понять ту одержимость, с какой рассказывал о нем посетивший Ханио старичок. Поэтому план действий, намеченный Ханио, чуть было не провалился, но все же ему удалось устоять.
Задача заключалась в том, чтобы не дать Рурико отвлечься от того, чем они занимались, чтобы она оставалась сосредоточенной на этом даже под страхом смерти. И Ханио пустил в ход все приемы, которыми владел: то возбуждал в ней сожаление, что все вот-вот закончится; то дразнил, вызывая радость оттого, что это не кончается. Чтобы добиться нужного эффекта, требовались краткие паузы. Ханио был уверен в себе и умел их делать. Тело Рурико приобрело цвет спелого персика, и хотя девушка лежала на кровати, ощущение было такое, словно она парит в воздухе. Взгляд ее глаз, полных слез, цеплялся за лучи света, проникавшие через окно в потолке, и тут же соскальзывал вниз. Она была узницей, лишенной возможности вырваться на свободу.
Ханио бросался на приступ, делал паузу; передохнув, начинал снова. Но с каждым усилием он все ближе приближался к тому, чтобы оказаться в необыкновенной ловушке, которую представляло собой тело Рурико. Избежать этого можно было, только наблюдая, как ее фантазии становятся все более изощренными.
Занятый этим делом, Ханио услышал, как во входной двери тихо поворачивается ключ. Рурико ни на что не обращала внимания и, крепко зажмурившись, мотала головой из стороны в сторону. Лицо ее было мокрым от пота.
«А вот и конец, – подумал Ханио. – Пистолет, скорее всего, с глушителем. Сейчас он проделает маленький красный тоннельчик в моей спине, который войдет в грудь Рурико».
Дверь потихоньку затворилась. В квартиру определенно кто-то вошел. Однако ничего не случилось.
Ханио не хотелось оборачиваться – к чему лишние усилия? Раз уж времени совсем не остается, надо, чтобы концовка была достойной. Лучше всего, если смерть застанет его именно в такой момент. Конечно, жизнь не была целиком посвящена ожиданию этой минуты, и тем не менее он с ощущением неожиданно свалившегося счастья топил себя в подготовленных Рурико восхитительных ловушках. Но даже когда все закончилось, ничего не произошло и Ханио, не отрываясь от Рурико и приподняв голову, как змея, обернулся.
Он увидел толстого, комичного вида человека средних лет, одетого в модный, абрикосового цвета пиджак и берет. На коленях у него был большой альбом для рисования, в котором толстяк энергично водил карандашом.
– Э-э… не шевелитесь, не шевелитесь, – кротко проговорил он, не отводя глаз от бумаги.
Рурико будто пружиной подбросило, стоило только услышать его голос. Ханио поразился, увидев на ее лице выражение безотчетного ужаса.
Рурико сильно дернула простыню, натягивая ее на себя, и села на кровати. Ханио остался голым, единственное, что он мог делать в таком положении, – переводить взгляд с Рурико на вошедшего и обратно.
– Почему ты не стреляешь? Почему ты нас не убил? – пронзительно воскликнула Рурико и разрыдалась. – А-а, понятно! Ты собрался поджаривать нас на медленном огне.
– Не шуми ты. Уймись.
Толстяк еще старательнее заработал карандашом. Говорил он с каким-то странным акцентом, присутствие Ханио полностью игнорировал.
– Хороший рисунок получается. Ваши движения были прекрасны. У меня сейчас проснулось художественное чувство, не могли бы вы помолчать еще немного.
И Ханио, и Рурико были вынуждены подчиниться.
6
– Ну все. Я закончил. – Толстяк сложил альбом, снял берет и положил на стул. Потом подошел к кровати и, уперев руки в бока, тоном учителя, разговаривающего с младшеклассниками, сказал: – А теперь оденьтесь, а то простудитесь.
Обескураженный, Ханио стал натягивать в беспорядке брошенную одежду, в то время как Рурико, завернувшись в простыню, поднялась с кровати и с негодующим видом проследовала в ванную. Волочившаяся по полу простыня зацепилась за дверь; сердито щелкнув с досады языком, Рурико втянула простыню за собой. Дверь с громким стуком захлопнулась.
– Ну, иди сюда. Выпить хочешь? – предложил толстяк.
Делать нечего – Ханио вернулся за стол, за которым они недавно выпивали с Рурико.
– Она долго там будет ковыряться. Полчаса как минимум. Придется подождать. Вот выпей, и можешь спокойно идти домой.
С этими словами он достал из холодильника бутылку с коктейлем «Манхэттен», ловко бросил по вишенке в два стакана и налил напиток, высоко держа бутылку. Вид его пухлых, в ямочках, рук наводил на мысль о неограниченном великодушии их обладателя.
– Так вот, спрашивать, кто ты такой, я не собираюсь. Да и какая разница?
– Рурико-сан сказала, что я из ACS…
– Ты можешь об этом не знать. Это нормально. Эта самая ACS существует только в страшилках, которые выдумывают авторы манги. Вообще-то, я очень миролюбивый человек. Мухи не обижу. Все дело в том, что эта девица фригидная. Чего я только не придумываю, чтобы ее подстегнуть, заставить почувствовать возбуждение. Она получает удовлетворение от моих трюков и размахивает игрушечным пистолетом, как настоящим. Я в душе пацифист. Считаю, что людям во всех странах важно жить в мире и помогать друг другу с помощью торговли и коммерции. Нельзя наносить человеку душевные травмы, не говоря уж о физических. Это и есть самый главный урок, которому нас учит гуманизм. Правильно?
– Полностью с вами согласен, – только и мог сказать растерянный Ханио.
– Этой девице на мой пацифизм наплевать. Ей нужны острые ощущения, она обожает мангу, всякие ужастики. Потому я и разыгрываю для нее спектакли. Я притворяюсь, что отправил на тот свет несколько человек. Наплел ей всякую ерунду вроде ACS. Ей это нравится, потому что позволяет избавиться от фригидности. Поэтому я и разрешаю ей пребывать в этих иллюзиях. Будь я на самом деле тем, кем она меня представляет, уж конечно, наша могучая полиция меня бы в покое не оставила. Но ради секса совсем неплохо представать в образе пахана, которому убить человека – раз плюнуть.
– Понимаю. Но почему меня…
– Ты ни в чем не виноват. Доставил Рурико удовольствие. Упрекнуть мне тебя не в чем. Это я у тебя в долгу. Повторишь? Выпей – и домой. И больше не надо сюда приходить. Не заставляй меня сгорать от ревности. А рисунок и вправду получился замечательный. Взгляни.
Толстяк открыл свой альбом. Рисунок получился очень живой и был сделан почти на профессиональном уровне.
Ханио, будучи персонажем запечатленной сцены, изумился ее удивительной красоте и целомудрию. Казалось, перед ним два отважных маленьких диких зверька, вступивших в забавную игру. Изображенные на рисунке воплощали собой движение – как бы исполняли радостный, энергичный танец, удовольствие переполняло их. Глядя на рисунок, Ханио не чувствовал и намека на мелочную рассудочность.
– Замечательный рисунок! – не мог скрыть своих чувств Ханио, возвращая альбом толстяку.
– Неплохо, да? Люди наиболее красивы, когда счастливы. Смотри, какие мирные позы. И я не собирался мешать. Все было как надо. Я доволен, что смог запечатлеть это на бумаге. А теперь иди домой, пока Рурико не вышла. – Толстяк встал и протянул руку для рукопожатия.
Ханио вовсе не хотелось пожимать эту руку, будто слепленную из пенопласта, однако надо было уходить.
– Тогда до свидания. – Он поднялся и сделал шаг к двери.
Толстяк положил руку ему на плечо:
– Ты еще молод. Забудь, что здесь сегодня было. Хорошо? Забудь все – место это, людей, которых здесь видел. Понятно? Тогда у тебя останутся добрые воспоминания. Этот совет – мой тебе подарок на прощание. Договорились?
7
Ханио вышел из дверей на яркий свет, унося с собой этот недвусмысленный совет. Даже в его представлении то, что с ним произошло, выглядело глупой и безрассудной фантазией. Он решил выступать в роли крутого нигилиста, но, получив урок мудрости от человека его старше, словно трансформировался из незрелого юнца во взрослого человека. В сущности, с ним разговаривали покровительственно, как с нашалившим ребенком.
Ханио шел по зимним улицам, и ему показалось, что его кто-то преследует. Он обернулся, но никого не увидел. «Что же получается? Меня обвели вокруг пальца, как в ужастике, – подумал он. – Нет, не только меня, но и старичка – моего доверителя. Так, что ли?»
Ханио зашел передохнуть в оказавшуюся поблизости закусочную. Судя по новенькой вывеске, она открылась совсем недавно. Он попросил кофе и хот-дог.
Когда официантка принесла баночку с французской горчицей и упакованную в булочку свежую сосиску, высовывавшую наружу блестящий кончик, Ханио без всякого умысла спросил:
– Ты вечером что делаешь?
Девушка была худой до прозрачности. Ее макияж больше подходил для вечера, чем для рабочего дня; она так плотно сжала губы, будто дала себе зарок никогда не смеяться.
– Еще ж день.
– Потому я и спрашиваю про вечер.
– Откуда я знаю, чего вечером будет?
– Ты даже на чуток вперед заглянуть не можешь?
– Не могу. Тут даже через пятнадцать минут, что будет, не знаешь.
– Ты всегда точно по пятнадцать минут отмеряешь?
– В телике ведь так: прошло пятнадцать минут – раз тебе реклама, перерыв. Все ждут, что будет дальше. И в жизни так же.
Официантка громко засмеялась и ушла. То есть дала ему отлуп.
Но Ханио от этого нисколько не расстроился. Понятно, что девица списывает свою жизнь с телевизора. Так оно вернее и спокойнее. Все ясно и понятно: пятнадцать минут прошли – реклама. Зачем ей думать, что будет вечером?
Ханио ничего не оставалось, как возвратиться домой, но он добрался туда только ночью. Все это время бродил по улицам, заглядывая в разные кафешки и питейные заведения и стараясь при этом особо не тратиться.
Пятьдесят тысяч лежали в нагрудном кармане нетронутыми, поскольку Ханио не оставляла мысль, что деньги придется вернуть.
Интересно, когда теперь заглянет этот старикашка?
Пока он не объявился и не произведен расчет, покупателем жизни Ханио считается этот старик, и листок с надписью: «ПРОДАНО» – на двери лучше оставить.
В ту ночь Ханио спал как убитый. На следующее утро он услышал в коридоре шаги. Кто-то остановился у его двери, но, очевидно увидев объявление, решил не стучать и удалился. Ханио вдруг подумал, а не по его ли душу приходил неизвестный? Но тут же возразил сам себе: вряд ли его записали в участники фальшивого триллера. Пока закипала вода для утреннего кофе, он, встав перед зеркалом, рассматривал себя: оттянул нижние веки, высунул язык.
Весь следующий день Ханио прождал старичка. Просто сгорал в ожидании его появления и сам удивлялся своему нетерпению. Хотелось увидеть его поскорее и как-то разобраться, что там с его жизнью. Раз уж купил, надо все-таки серьезнее относиться к своей покупке. И Ханио целый день просидел дома, опасаясь куда-то отлучиться, – вдруг старичок придет в его отсутствие.
Зимнее солнце зашло. Консьерж дома, где жил Ханио, имел обыкновение разносить жильцам вечерние газеты, подсовывая их под дверь с наступлением темноты.
Ханио развернул «вечерку» и с удивлением обнаружил на третьей странице большую фотографию Рурико и заголовок:
«ТРУП КРАСИВОЙ ЖЕНЩИНЫ ОБНАРУЖЕН В СУМИДАГАВЕ»[5].
Под заголовком следовал претендующий на сенсацию текст:
«САМОУБИЙСТВО ИЛИ УБИЙСТВО? В СУМОЧКЕ, ОСТАВЛЕННОЙ ВОЗЛЕ МОСТА, ОБНАРУЖЕНЫ ВИЗИТКИ БЕЗ АДРЕСА НА ИМЯ РУРИКО КИСИ».
8
Известие о смерти Рурико лишило Ханио дара речи. И надо же было так случиться, что именно в этот момент появился тот самый старик.
Он не вошел, а прямо-таки влетел в комнату, прошелся по ней пританцовывая.
– Вот это да! Как же это вы умудрились? Вот это работа! И живым остались! Ну, вы мастер, скажу я вам! Спасибо! Удружили так удружили.
Взбешенный, Ханио схватил посетителя за грудки:
– Немедленно убирайтесь отсюда! Вот ваши пятьдесят тысяч, – говорил он, запихивая деньги в карман старика. – Вы на них мою жизнь купили, но я остался жив и ничего вам не должен.
– Эй, погодите! Расскажите сначала, что произошло, а потом будем решать, что да как, – возмутился старик, беспорядочно двигая руками и ногами и хватаясь за дверную ручку. Он говорил так громко, что Ханио испугался, как бы не услышали другие жильцы. Наконец незваный гость отпустил ручку и уселся прямо на пол, громко дыша и издавая сквозь зубы свое фирменное шипение. Посидел так, потом подполз к стулу и взгромоздился на него, вернув себе достоинство.
– Не надо грубить, молодой человек. Особенно старшим.
Тут старик заметил торчащие из кармана деньги, с негодованием выхватил их и положил в пепельницу. Ханио наблюдал за ним с интересом, гадая, не задумал ли он сжечь деньги. Делать этого старик, однако, не собирался. Скомканные банкноты распрямлялись в пепельнице, напоминая грязноватый букетик распустившихся искусственных цветов.
– Понимаете, чему я так радуюсь? Вы молоды и все же можете себе представить, как мучила и глубоко презирала меня Рурико. Она заслужила смерть, получила по заслугам. Так переспать-то с ней получилось?
Ханио почувствовал, как кровь приливает к лицу, и отвел взгляд.
– Ну как? Верно я говорил? Переспали, значит? Ну и как впечатления? Она особенная, правда? Стоит с ней переспать, как начинаешь ее ненавидеть. Потому что после нее другие женщины имеют бледный вид… Должен честно сказать: в моем возрасте она уже была мне не по зубам. И когда я это понял, что еще оставалось? Только убить ее.
– Довольно узколобая логика. Получается, это вы ее убили?
– Ну уж! Что за глупые шутки? Если бы я сам мог это сделать, стал бы к вам обращаться? Убил ее…
– Значит, это убийство?
– А что же еще?
– Мне всегда казалось, что все в мире происходит в результате цепи случайностей. Никак не могу избавиться от этой мысли. Завтра еще раз схожу туда, в тот дом…
– И не вздумайте! Наверняка полиция там топчется. Хотите, чтобы они вас там оприходовали? Категорически не советую.
– Может, вы и правы.
Действительно, что толку туда идти, подумал Ханио. Какой смысл смотреть на опустевшую комнату, где больше не присутствует мягкое, гибкое тело Рурико. Только пистолет, должно быть, по-прежнему морозится в холодильнике.
– Но вот что странно… – Ханио немного успокоился, и ему вдруг захотелось поделиться со стариком тем, что с ним произошло.
Тот слушал его, посвистывая сквозь зубы, и, сам того не подозревая, выдавал пижонские привычки, оставшиеся у него с юности, – нервно теребил узел на галстуке покрытой пигментными пятнами рукой, приглаживал оставшиеся на голове редкие волосики. Он перевел взгляд на окно, и его внимание привлекла жухлая ива, торчавшая между соседними домами и освещенная падавшим из окон светом. Ветви дерева колыхались под порывами холодного ветра. Старик, казалось, перебирал в памяти пережитые воспоминания – печальные и приятные.
– Как получилось, что он меня не убил? Вот что странно, – сказал Ханио. – Ведь я могу быть свидетелем.
– Разве непонятно? Этот человек твердо решил убить Рурико. А вы оказались у него на пути. Ясно же. Скорее всего, она из него все соки выпила и он с ней ничего больше не мог. Убей он вас обоих – получилось бы, что вы вместе с Рурико отправились в иной мир, где достать вас невозможно. Поэтому он и убил ее одну, совершенно осознанно. Чтобы Рурико принадлежала только ему. И твои действия только укрепили его в этом намерении.
– Неужели это он ее убил? Не похож он на убийцу.
– Разве не видите? Этот человек – мафиози. Настоящий пахан. Если даже ты будешь свидетелем, он найдет как выкрутиться. Сейчас он, возможно, сидит в той самой квартире и разыгрывает представление, делая вид, что оплакивает Рурико. Об убийствах скоро забывают. Того, кто ее убил, не найдут. И не надо вам в это нос совать. Займитесь своими делами. Да, вот вам еще пятьдесят тысяч. Бонус, так сказать.
Старик положил в большую хрустальную пепельницу еще пять купюр и собрался уходить.
– Полагаю, у нас больше не будет случая встретиться, – сказал Ханио.
– Хотелось бы верить. Рурико, надо думать, ничего обо мне не говорила?
Ханио захотелось подразнить старика:
– Ну, это как сказать. Не то чтобы совсем не говорила.
– Что? – Старик побледнел. – А личные данные, имя…
– Прям даже не знаю.
– Вы меня, никак, шантажировать собрались, молодой человек?
– А хоть бы и так. Но вы ведь никакого уголовного преступления не совершили. Так?
– Так-то оно так, но…
– Мы с вами всего лишь попробовали чуть-чуть сдвинуть шестеренки опасного мира, в котором живем. Обычно такая мелочь не имеет ни малейшего влияния на ход событий, но стоило мне только отказаться от собственной жизни, как вдруг тут же произошло убийство. Потрясающе, правда?
– Удивительный парень! Не человек, а торговый автомат.
– Совершенно верно. Опускаете в меня монету – и получаете, что вам нужно. Автомат работает – ставит на кон жизнь.
– Как может человек до такой степени превратиться в робота!
– А-а, так я для вас откровение?
Ханио ухмыльнулся; старику, похоже, стало не по себе.
– Так сколько вы хотите? – спросил он.
– Если что-то понадобится, я выйду на связь. Сегодня мне ничего не надо.
Старик ринулся к двери. Ему хотелось как можно скорее вырваться на волю. Ханио окликнул его:
– О сиамском коте можете не беспокоиться. Я ведь живой.
Он протянул руку к висевшему на двери листку с объявлением и снова перевернул его на сторону, где было написано: «Продается жизнь». Зевнул и вернулся в комнату.
9
Он уже один раз умер.
Он не чувствовал никакой ответственности перед этим миром и не был к нему привязан.
Мир для него – лишь газетный лист, испещренный иероглифами-тараканами. Но какое место в нем занимала Рурико?
Тело Рурико найдено. Полиция, должно быть, с ног сбилась, разыскивая преступника. В «Вилле Боргезе» его никто не видел, в этом он был уверен. За двадцать минут, что просидел в коридоре, он никому на глаза не попался. Никто за ним не следил, когда он вышел из здания и направился к дому. Во всяком случае, признаков слежки он не заметил. Короче говоря, он растворился среди людей, как облачко дыма. Причины беспокоиться, что его могут привлечь как свидетеля, отсутствовали. Единственную проблему представлял старик – вдруг полиция его привлечет, а такую вероятность полностью исключать нельзя, и он расскажет о Ханио. Но этого бояться не стоит. Совершенно очевидно, что старик напуган тем, что связался с Ханио. Даже если бы Рурико убил Ханио, это дело вряд ли удастся распутать.
При этой мысли Ханио вздрогнул.
А вдруг Рурико в самом деле убил он? С учетом сюрреалистичного характера всей ситуации не мог ли Ханио, поддавшись гипнотической силе странного человека в берете, сам того не ведая, убить девушку? Может, он совершил это в ту ночь, когда якобы спал беспробудно?
Не связано ли его решение выставить свою жизнь на продажу с этим убийством?
Нет, это бред! Он здесь совершенно ни при чем.
Ханио разорвал все нити, связывавшие его с обществом.
Но если дело обстоит так, что насчет связанных с Рурико сладких воспоминаний, не дающих ему покоя? Каков тогда смысл физической близости с ней, доставившей ему такое удовольствие? Да и существовала ли Рурико на самом деле?
Он решил больше не ломать голову по поводу своего участия в этой истории.
«Чем бы заняться сегодня вечером?» – подумал Ханио. Человек, продавший свою жизнь за сто тысяч, наверняка сумеет ее перепродать.
К выпивке Ханио не тянуло – слишком банальное занятие. Неожиданный импульс заставил его взять с буфета мягкого игрушечного мышонка с потешным выражением на мордочке. Его когда-то подарила ему знакомая девчонка, занимавшаяся изготовлением таких игрушек.
У мышонка была острая, как у лисы, мордочка, из кончика носа торчали редкие волосинки. Черные глазки-бусинки… В общем, ничего особенного, таких безделушек полно. Единственное – мышонка упаковали в прочную белую смирительную рубашку. Лапки его были спеленуты так туго, что пошевелить их не было никакой возможности. На груди мышонка красовалась надпись по-английски: «Осторожно: пациент буйный».
В том, что мышонок не может двигаться, виновата исключительно смирительная рубашка, рассуждал Ханио. Результатом его логических умозаключений стал вывод: заурядная внешность мышонка связана с тем, что он ненормальный.
– Ну что, дружок? – обратился к мышонку Ханио, но ответа не услышал. Может, он мизантроп?
Выяснять, к каким грызунам относится мышонок – к деревенским или городским, Ханио не собирался, и все же было ощущение, что его выманил в Токио из глуши какой-то его пронырливый собрат. Большой город обрушился на мышонка всей своей тяжестью и раздавил. Из-за этого у него, страдающего от одиночества, наверное, и случилось помешательство.
Ханио решил, не торопясь, поужинать с мышонком.
Устроил его на другом конце стола, заткнул салфетку за смирительную рубашку и стал готовить еду. Свихнувшийся мышонок сидел как пай-мальчик и ждал.
Подумав, чем бы таким угостить мышонка, Ханио взял сыр и кусочек стейка и мелко нарезал, чтобы тому было легче работать своими острыми зубками. Положив в тарелку свою порцию, уселся за стол.
– Ну же, дружок! Ешь, не стесняйся, – посоветовал Ханио.
Мышонок не отвечал. Похоже, кроме проблем с головой, у него еще было несварение желудка.
– Эй! Ты чего не ешь? Я так старался, готовил. Не нравится, что ли?
Ответа, естественно, не последовало.
– Может, ты под музыку есть любишь? Красиво жить не запретишь. Сейчас заведу что-нибудь спокойное, чтобы тебе понравилось.
Он встал из-за стола, включил стерео и поставил «Затонувший собор» Дебюсси.
Мышонок по-прежнему угрюмо молчал.
– Ну ты чудак! Ты же мышь, лапы тебе не нужны, чтобы есть.
Молчание. Ханио вдруг вышел из себя:
– Стряпня моя не нравится? Тогда получай. – Он схватил тарелку с кусочками мяса и ткнул ее мышонку прямо в морду.
От толчка тот сразу свалился со стула на пол. Ханио поднял мышонка двумя пальцами:
– Что такое? Никак, сдох? Немного же тебе надо. Не стыдно, а? Эй! На похороны не надейся. И поминать тебя не буду. Мышь – она и есть мышь. Твое место в какой-нибудь грязной норе. От тебя живого толку ноль. Да и от дохлого тоже.
С этими словами он зашвырнул мертвого мышонка на буфет. Потом положил в рот кусочек стейка с мышиной тарелки. Мясо оказалось очень вкусным, сладким, как конфета.
Слушая Дебюсси, Ханио погрузился в раздумья:
«Со стороны все это, верно, выглядит как дурацкая игра, затеянная одиноким человеком, желающим избавиться от одиночества. Но когда одиночество превращается во врага – это страшно. А для меня оно – помощник, союзник. Тут и сомнений быть не может».
В этот момент в дверь кто-то еле слышно постучал.
10
Ханио открыл дверь. На пороге стояла невзрачная женщина средних лет с пучком на голове.
– Я по объявлению.
– А-а, вот оно что! Проходите. Я ужинаю, подождете минутку?
– Извините за беспокойство.
Женщина робко вошла, оглядывая комнату.
Вряд ли какое-либо другое действие может быть импозантнее, чем покупка чужой жизни. Почему тогда у человека, явившегося по такому значительному делу, столь непрезентабельный вид?
Заканчивая ужин, Ханио то и дело посматривал на посетительницу. Судя по неуклюже сидевшему кимоно, явно не домохозяйка. Тип старой девы, преподающей английскую литературу в женском двухгодичном колледже. Круг общения у нее ограничен жизнерадостными студентками, а отсутствие на горизонте представителей мужского пола привело ее к убеждению, что молодиться нечего, надо оставаться самой собой. Бывает, что такие женщины оказываются гораздо моложе, чем выглядят.
– По правде сказать, я несколько дней кряду тайком подходила к вашей двери. Но на ней висело объявление: «ПРОДАНО». Стала думать: как такое может быть? Ведь если жизнь продана, значит человека не должно быть в живых. Поняла, что на девяносто девять процентов ничего не получится, но решила заглянуть сегодня в последний раз. На всякий случай. И вижу: «Продается жизнь». У меня от души отлегло.
Покончив с едой, Ханио принес из кухни две кружки с кофе – для себя и посетительницы – и спросил:
– Так что вас сюда привело?
– Даже не знаю, как сказать.
– Говорите как есть. Здесь вам не о чем беспокоиться.
– Все равно… Не знаю даже, как сказать.
Женщина помолчала, потом прямо взглянула на Ханио широко открытыми миндалевидными глазами.
– В этот раз вы вряд ли вернетесь домой живым, если продадите мне свою жизнь. Вас это не смущает?
11
На ее вопрос Ханио и глазом не моргнул, женщину будто покинули силы. Поджав губы, она глотнула кофе и повторила свое предупреждения. На этот раз голос ее дрожал:
– Я серьезно. То есть вы и вправду к этому готовы?
– Готов. Так что вы от меня хотите?
– Я расскажу.
Женщина смущенно запахнула на коленях полы кимоно, будто опасаясь, что в этой комнате на нее может кто-то напасть, хотя Ханио она была совсем неинтересна.
– Я работаю в маленькой библиотеке, выдаю книги. В какой именно – не имеет значения. В Токио библиотек что полицейских участков. Впрочем, это не важно. Я не замужем, времени свободного достаточно. У меня привычка – по пути с работы покупать вечерние газеты. Прихожу домой и погружаюсь в газеты. Читаю полезные советы, разные объявления: о приеме на работу, про обмен вещей и все такое. Какое-то время была активным участником клуба общения по переписке, даже завела на почте ячейку для писем до востребования. Но я понимала, что личная встреча закончится катастрофой, поэтому через какое-то время обрывала переписку.
– Личная встреча закончится катастрофой… Что вы имеете в виду? – сурово спросил Ханио.
– У каждого свои фантазии, – с раздражением отвечала женщина, отводя глаза. – Не надо так унижать людей. Я рассказываю, что со мной было. Так или иначе, переписка мне наскучила, и я стала искать для себя другие развлечения. Но найти что-то подходящее оказалось очень трудно.
– Именно из-за этого я и напечатал объявление: «Продам жизнь».
– Можно не прерывать меня? Позвольте мне все-таки закончить свой рассказ. Где-то в феврале этого года, десять месяцев назад, мое внимание привлекло объявление в одной газете: «Куплю „Иллюстрированный атлас японских жуков-носорогов“, полное издание тысяча девятьсот двадцать седьмого года. Автор: Гэнтаро Ямаваки. Двести тысяч иен. Контакт: почтовый ящик двадцать два семьдесят восемь, Центральное почтовое отделение»… Сейчас это весьма неплохое предложение. За последние годы букинистический рынок просел, и раз предлагалась такая цена, значит издание действительно редкое. Видимо, человек, поместивший объявление, справлялся об этой книге в букинистических магазинах, но не нашел, потому и пошел в газету. Как оказалось, интуиция меня не подвела. Похоже, у меня в бизнесе хорошее чутье… В конце каждого финансового года у нас в библиотеке проходит большая инвентаризация. Мы снимаем с полок все книги, тщательно протираем от пыли, приклеиваем оторвавшиеся инвентарные номера и расставляем обратно в том же порядке. Нелегкая работа, скажу я вам. Примерно половину библиотечного фонда составляют книги по естественным наукам. Их несколько сотен. Среди них я еще в прошлом году заметила с десяток томов по энтомологии. В медицине или физике, к примеру, появляются новые методы лечения и лекарства, делаются новые открытия, и многие книги по этим наукам совершенно теряют цену. С энтомологией, я знала, это не так. Вытирая пыль, я открывала каждую книгу и просматривала ее. И совершенно неожиданно наткнулась на том с надписью на форзаце: «Гэнтаро Ямаваки. Иллюстрированный атлас японских жуков-носорогов. Тысяча девятьсот двадцать седьмой год. Издательство „Юэндо“». В памяти тут же всплыло газетное объявление из раздела «Ищу книги», и у меня родилась корыстная идея, ни разу не приходившая в голову за долгое время работы в библиотеке.
12
Если суммировать то, о чем дальше рассказала эта женщина, получим следующую картину.
Конечно же, до того момента она не совершала никаких противоправных действий.
Ее расплывчатые материальные фантазии до этого времени оставались под спудом, однако, когда впереди замаячила перспектива получить двести тысяч, в глубине сердца что-то лопнуло, как жареный бобовый стручок, и у нее вдруг появилась страстная тяга к модной одежде и шикарным вещам, которые позволили бы ей свысока поглядывать на других женщин.
Она непроизвольно завернула атлас в оказавшуюся под рукой бумагу и как ни в чем не бывало стала дальше разбирать книги. Потом, заявив коллегам, что ей надо выбросить ненужную бумагу, вышла со свертком в коридор и спрятала книгу в кабинете своей приятельницы. Теперь, если книга со штампами ее библиотеки где-то и всплывет, у нее будет оправдание: мол, выбросила по ошибке вместе с бумагой.
Короче, вечером, вернувшись домой, она открыла атлас. Сердце колотилось в груди, будто перед ней была какая-то неприличная книжка. Страницы атласа пропахли пылью.
Как она и подозревала, книга в самом деле оказалась редкостная, из тех, за которыми гоняются любители. Была она издана из чистой эстетики, с художественной целью или для собственного удовольствия автора, сказать трудно. Старое издание – замечательная трехцветная печать, великолепные иллюстрации, на которых были изображены самые разные жуки с отметинами на блестящих спинках. Иллюстрации напоминали цветные постеры с рекламой модных украшений. Все иллюстрации были пронумерованы, снабжены научными названиями и описаниями жуков.
Но больше всего удивляла предложенная составителем атласа система классификации, не соответствовавшая общепринятой. Выглядела она следующим образом:
Отряд I. Сенсуальные (семейство возбуждающих, семейство стимулирующих).
Отряд II. Гипнотические.