Другая сторона прощания Коннелли Майкл

Глава 15

Лестница и впрямь была хлипкая. Она раскладывалась, когда открывали люк в потолке второго этажа. Босх вовсе не страдал от ожирения. Всю свою жизнь он был человеком сухим и жилистым. Но когда он поднимался по деревянной лестнице, она страшно скрипела под его весом, и Гарри опасался, что крепления вот-вот лопнут и он рухнет на пол. Стоя внизу, Оливия с тревогой смотрела на него. Одолев четыре ступеньки, Босх дотянулся до краев люка, чтобы равномерно распределить свой вес и уменьшить нагрузку на лестницу.

— Там веревочка, — сказала Оливия. — Если дернуть, загорится свет.

Лестница выдержала. Поднявшись на чердак, Босх пошарил рукой в темноте. Наконец нащупал шнурок выключателя. Включил свет и осмотрелся.

— Я не была там уже много лет, — крикнула снизу Оливия. — Но по-моему, все его вещи в дальнем углу, справа.

Босх повернул голову. В закоулках чердака по-прежнему было темно. Босх достал из заднего кармана фонарик, которым снабдила его Оливия. Направил луч света в дальний правый угол и тут же увидел знакомые очертания солдатского сундука. Чтобы подойти к нему, пришлось пригнуться, но Босх все равно стукнулся головой о стропила, после чего присел на корточки и уже таким манером добрался до места.

На крышке сундука стояла картонная коробка. Посветив на нее, Босх понял, что это и есть та посылка из Дананга, о которой говорила Оливия. В строках «Отправитель» и «Получатель» стояло одно и то же имя: Доминик Сантанелло. В графе обратного адреса значилось: «Первый медицинский батальон, Дананг». Скотч пожелтел и отслаивался, но Босх увидел, что коробку открывали, а потом снова заклеили и убрали на хранение. Он снял коробку с сундука и отставил ее в сторонку.

Сундук был стандартный, из клееной фанеры, выкрашенной в зеленовато-серый цвет. От времени краска выцвела так, что сквозь нее проглядывала структура фанерного листа. На крышке сундука была такая же блеклая черная надпись, сделанная через трафарет:

ДОМИНИК САНТАНЕЛЛО, МС3

Босх без труда догадался, что такое «МС3». Говоря военным языком, «морской санитар третьего класса». Стало быть, Сантанелло был в чине старшины.

Вытащив из кармана латексные перчатки, Босх надел их, прежде чем открывать сундук или коробку. Единственная щеколда на сундуке была не задвинута. Подняв крышку, Босх посветил фонариком на содержимое. В ноздри ему тут же ударил землистый запах, и он на мгновение вспомнил подземные ходы Кути. От фанерного сундука разило Вьетнамом.

— Ну что, нашли? — осведомилась Оливия.

Взяв себя в руки, Босх откликнулся:

— Ага, все здесь. Я какое-то время покопаюсь.

— Ладно! — крикнула Оливия. — Если понадоблюсь, зовите. Отойду вниз, у меня там стирка.

В сундуке была аккуратно сложенная одежда. Осторожно вынимая вещь за вещью, Босх все рассматривал и перекладывал на картонную коробку. Сам он служил в пехоте, но знал, что во всех родах войск, чтобы не добавлять горя скорбящей семье, было принято сперва дезинфицировать одежду погибшего в бою, а уже потом отсылать ее домой. Перед отправкой из солдатских сундуков забирали все книги и журналы с обнаженкой, фотографии вьетнамок и филиппинок, наркотики и все с ними связанное, а также дневники и любые другие записи, в которых могли упоминаться места дислокации войск, подробности боевых задач или даже факты военных преступлений.

В итоге в сундуках оставалась лишь одежда да кое-какие блага цивилизации. Босх выложил на коробку несколько комплектов формы — камуфляжной и зеленой, — носки и нижнее белье. На дне сундука было несколько книг, популярных в конце шестидесятых годов, все в мягкой обложке. Среди них нашелся экземпляр «Степного волка» Германа Гессе. Такой же лежал в сундуке у Босха. Еще там был непочатый блок «Лаки страйк» и зажигалка «Зиппо» с эмблемой базы ВМС в бухте Субик в Олонгапо, что на Филиппинах.

Рядом лежала пачка писем, стянутая резинкой. Та развалилась на куски, едва Босх взял письма в руки. Он просмотрел конверты. Все от членов семьи, а обратный адрес — тот самый дом, где сейчас находился Босх. По большей части письма были от Оливии.

Босх решил не лезть в чужую переписку. В этом не было необходимости. Скорее всего, он нашел бы в ней лишь слова поддержки, заверения в любви и рассказы о том, как вся семья молится о благополучном возвращении Доминика с войны.

Еще в сундуке был кожаный чехол с туалетными принадлежностями. Босх аккуратно достал его. В первую очередь его интересовали именно эти предметы. Расстегнув молнию, он раскрыл чехол и посветил на него фонариком. Обычный набор: бритва, мыльный порошок для бритья, зубная паста, зубная щетка, щипчики для подстригания ногтей, расческа и щетка для волос.

Босх решил ничего не трогать. Пусть разбираются в лаборатории. Вещи были такими старыми, что он боялся сдвигать их с места, чтобы не потерять фолликул волоса, микроскопическую частицу кожи или пятнышко засохшей крови.

Поудобнее повернув фонарик, он увидел, что на щетине щетки остались волоски, каждый длиннее дюйма. Должно быть, в джунглях Сантанелло перестал стричься, как и многие парни на передовой.

Затем он направил свет на старомодную обоюдоострую бритву, заткнутую за кожаный ремешок на чехле. Она казалась чистой, но Босх видел лишь один край лезвия. Он знал, что кровь — настоящая золотая жила для лаборатории ДНК. От незначительного пореза на лезвии могла остаться крошечная капелька крови. Этого будет более чем достаточно.

Босх понятия не имел, можно ли по прошествии полувека извлечь образец ДНК из волосков или слюны, засохшей на зубной щетке, или даже щетины, оставшейся на лезвии бритвы. Знал он лишь одно: если там есть кровь, дальше можно не искать. За время работы в отделе открытых и нераскрытых дел УПЛА он видел случаи, когда из засохшего пятна крови примерно такой же давности извлекали безупречный образец ДНК. Теперь же Босх аккуратно отвезет этот чехол — конечно, если Оливия позволит его взять — в лабораторию из списка Микки Холлера и будет надеяться, что ему повезет.

Застегнув молнию, Босх положил чехол на деревянный пол по правую руку от себя. Туда же пойдут все остальные вещи, представляющие для него интерес. Закончив, Босх спросит у Оливии разрешения все это забрать. Он снова взглянул на солдатский сундук. Тот казался пустым. Посветив фонариком, Босх прощупал его на предмет двойного дна. По опыту он знал, что некоторые солдаты вынимали дно из свободного сундука и делали в своем тайник для наркотиков, запрещенного трофейного оружия и журналов «Плейбой».

В этом сундуке двойного дна не было. Сантанелло ничего не прятал. Босх еще раз подумал: странно, что в солдатских вещах не нашлось никаких фотографий или конвертов, кроме писем от членов семьи.

Босх аккуратно сложил одежду назад в сундук. Закрывая крышку, он кое-что заметил. Посветив под углом, он внимательно рассмотрел внутреннюю часть крышки и увидел на фанере несколько светлых полосок: скотч сняли, а следы клея остались. Похоже, на обратной стороне крышки когда-то были фотографии.

Дело вполне обычное. Крышка солдатского сундука зачастую напоминала дверцу шкафчика в школьном коридоре. Босх вспомнил, как многие бойцы приклеивали к фанере снимки подружек, жен и детей. Иногда вместо фотографий там были открытки, детские рисунки или журнальные развороты с красотками.

Неизвестно, сам ли Сантанелло убрал фотографии, или это сделали во время санитарной обработки его вещей. Босху стало еще любопытнее: что же скрывается в коробке, которую Сантанелло отправил домой? Открыв ее, Гарри посветил внутрь.

Очевидно, здесь были вещи, милые сердцу Доминика. Дослуживая последние недели, Сантанелло хотел, чтобы они точно попали домой в Окснард. Сверху лежали два комплекта гражданской одежды: джинсы, слаксы, рубашки и черные носки. Под одеждой были кроссовки фирмы «Конверс» и черные лакированные туфли. Несмотря на запрет на гражданскую одежду, у солдат ее было предостаточно. Все знали, что возвращаться домой или ходить в увольнение лучше в штатском, чтобы избежать лишних вопросов и неприятностей. Во всем мире вьетнамская война была не очень-то популярна.

Но Босху было известно, что солдаты хранили гражданскую одежду еще по одной причине. В течение года службы бойцам было положено недельное увольнение через полгода и еще одно через девять месяцев или позже, когда на самолете окажется свободное место. Официально для солдатского отдыха было выделено пять географических точек: все за пределами материковой части США, так как возвращаться на «большую землю» было запрещено. Однако, заселившись в гостиницу где-нибудь в Гонолулу, солдат мог переодеться в штатскую одежду, вернуться в аэропорт и сесть на рейс до Лос-Анджелеса или Сан-Франциско — при условии, что не попадется на глаза патрулям военной полиции, которые активно ловили таких беглецов. По этой же причине солдаты — и Сантанелло в их числе — отращивали в джунглях волосы. В аэропорту Гонолулу одной гражданской одежды было недостаточно: парень с бритыми висками и армейским «ежиком» сразу же привлекал внимание ВП. Длинные волосы служили отличной маскировкой.

Сам Босх во время службы дважды ускользал в Лос-Анджелес: первый раз в 1969 году, чтобы провести пять дней с подружкой, а второй — полгода спустя, хотя подружки у него уже не было. Сантанелло погиб на двенадцатом месяце службы. Значит, был в увольнении как минимум один раз, а то и дважды. Не исключено, что летал в Калифорнию.

Под одеждой Босх обнаружил кассетный магнитофон и фотоаппарат, оба в оригинальных упаковках. На коробке с магнитофоном сохранился ценник армейского магазина в Дананге. Возле нее двумя аккуратными рядками стояли кассеты — надписями вверх. Рядом был еще один блок «Лаки страйк» и зажигалка «Зиппо», на сей раз с эмблемой Медицинской службы ВМС. Кроме того, в коробке нашелся зачитанный экземпляр «Властелина колец» Джона Толкиена, несколько ниток с бусинами и другие сувениры, которые Доминик купил в тех городах, куда его забрасывала служба.

Рассматривая все это, Босх ощутил дежавю. Во Вьетнаме он, как и многие участники боевых действий, тоже зачитывался Толкиеном. Яркий вымышленный мир помогал забыть о реальности. Забыть, где оказался и чем занимаешься. Босх прочел надписи на корешках кассет: Джими Хендрикс, «Крим», «Роллинг стоунз», «Муди блюз»… Во Вьетнаме он слушал то же самое.

На него нахлынули воспоминания о том, как все устроено в Юго-Восточной Азии. Те же вьетнамки, что торговали бусами у зоны высадки «Белый слон» в Дананге, продавая солдатам уже скрученные «косяки»: десять штук идеально вмещались в сигаретную пачку — удобный контейнер для перевозки в джунгли. Если нужно было полсотни «косяков», ты покупал банку «колы» с крышкой-обманкой. Марихуану курили все подряд, причем в открытую: «Ну поймают, и что мне сделают? Отправят во Вьетнам?»

Распечатав пачку «Лаки страйк», Босх вытащил из нее сверток. В нем, разумеется, оказался десяток ловко скрученных джойнтов[2], старательно упакованных в фольгу, чтобы не пересохли. Босх решил, что такие же свертки лежат и в остальных пачках. Должно быть, во время службы Сантанелло привык регулярно накуриваться и хотел, чтобы дома его ждал достаточный запас марихуаны: проще будет переключиться на мирную жизнь.

Все это вызвало у Босха некоторый интерес и разбередило память. Однако в коробке не было вещей, способных подтвердить родство Доминика Сантанелло с Уитни Вэнсом. Гарри же пришел сюда для того, чтобы найти такое подтверждение. Раз он собрался сообщить Вэнсу, что его родословная оборвалась на месте крушения вертушки в провинции Тэйнинь, то обязан в точности знать, что говорит старику правду.

Он закрыл блок сигарет и положил его рядом с коробкой. Достал магнитофон и фотоаппарат. Задумался, где же фотографии: ведь если есть камера, должны быть и снимки. И тут же увидел на дне коробки черно-белые карточки и конверты с негативами. Фотографии не видели света уже десятки лет и потому хорошо сохранились.

Чтобы достать снимки, пришлось вынуть из коробки футляры с кассетами. Возможно, Сантанелло не хотел, чтобы члены семьи увидели эти фотографии, если вдруг решат открыть коробку до его возвращения. Босх подровнял карточки в стопку и взял ее в руки.

Фотографий он насчитал сорок две. На них был весь спектр заморских впечатлений: от джунглей до вьетнамок возле «Белого слона». Некоторые снимки были сделаны на госпитальном судне. Босх сразу узнал «Убежище». И снова ирония: вертолеты над джунглями и бесконечные рисовые поля.

В стопке карточек не было никакого порядка: ни по теме, ни по хронологии. То была до боли знакомая мешанина из картинок. Но это смутное чувство кристаллизовалось в четкое воспоминание, когда Босх досмотрел до серии из трех фотографий. Они были сделаны одна за другой на верхней палубе «Убежища» в канун Рождества. Человек двести раненых смотрели выступление Боба Хоупа и Конни Стивенс. На первом фото оба артиста стояли бок о бок. Судя по разомкнутым губам, Стивенс пела, а солдаты в переднем ряду, с восхищением глядя на сцену, вслушивались в каждую ноту. На втором снимке была публика в конце выступления, когда артисты откланивались. На фоне виднелась Обезьянья гора. На третьей фотографии был сам Хоуп, махавший на прощание рукой. Солдаты встали, аплодируя.

Босх тоже там был. Напоровшись на бамбуковую пику в подземном ходу, он попал на «Убежище» в декабре 1969 года и провел там четыре недели. Сама рана быстро затянулась, но инфекция оказалась более стойкой. За время лечения Босх, и без того худощавый, сбросил двадцать фунтов, но к концу месяца поправился и должен был отбыть к месту несения службы на следующий день после Рождества.

О выступлении Хоупа и его труппы стало известно за несколько недель. Босх, как и все остальные, с нетерпением ждал приезда легендарного артиста эстрады и специально приглашенной звезды Стивенс, знаменитой актрисы и певицы. Гарри видел ее в двух телесериалах: «Гавайском глазе» и «Сансет-Стрип, 77».

Но в сочельник в Южно-Китайском море поднялся сильный ветер. Началась качка. Солдаты уже стали собираться на верхней палубе, когда у кормы появились четыре вертолета с Хоупом, артистами его труппы и музыкальным ансамблем. Приблизившись к «Убежищу», пилоты решили, что садиться на корабль слишком опасно. Он был построен еще до того, как изобрели вертолеты. Крошечная посадочная площадка на корме с высоты была похожа на почтовую марку.

На глазах у солдат вертолеты развернулись и направились назад в Дананг. По толпе раскатился всеобщий стон. Публика начала расползаться по койкам, когда кто-то, глянув в сторону Дананга, крикнул: «Погодите, они возвращаются!»

Он был прав, но лишь отчасти. К «Убежищу» вернулся один вертолет из четырех. После трех рискованных попыток пилот все же сумел посадить машину. Дверца вертолета отъехала в сторону. На палубу спрыгнул Боб Хоуп, а за ним Конни Стивенс, Нил Армстронг и джазовый саксофонист Квентин Маккинзи.

Толпа взревела так, что даже сейчас, вспоминая спустя полвека тот момент, Босх ощутил что-то вроде электрического разряда. У артистов не было ни музыкального сопровождения, ни группы бэк-вокала, но Хоуп и компания велели пилоту развернуться и сесть на палубу. Посадить вертушку на какую-то там посудину? После того, как пять месяцев назад Нил Армстронг высадился не куда-то, а на целую Луну? Да ну, на хрен, плевое дело!

Армстронг выступил перед солдатами с ободряющей речью. Маккинзи сыграл несколько соло на своем саксофоне. Хоуп сыпал остротами, а Стивенс, хоть и без музыкального сопровождения, исполнила медленный вариант хита Джуди Коллинз «Both Sides Now» — да так, что у всех комок в горле стоял. Босху этот день запомнился как лучший за всю его солдатскую службу.

Много лет спустя Босха в числе других сотрудников УПЛА — всех в штатском — бросили на охрану театра Шуберта во время калифорнийской премьеры мюзикла «Mamma Mia!». Ожидался наплыв ВИП-публики, и руководство театра, чтобы усилить собственную охрану, обратилось за помощью к полиции. Босх стоял в главном фойе, поглядывая на лица и руки входящих, как вдруг заметил Конни Стивенс в компании каких-то важных персон. Он пошел к ней сквозь толпу, словно охотник, преследующий дичь. Даже снял с ремня жетон, чтобы при необходимости попросить людей расступиться, но добрался до места без проблем. Дождавшись паузы в разговоре, он произнес: «Мисс Стивенс?»

Она обернулась, и он попытался все ей рассказать. Рассказать, как был на «Убежище» в тот день, когда они с Хоупом и компанией велели пилоту развернуться. Хотел сказать, как много для него это значило, но слова застряли в горле. «Сочельник шестьдесят девятого, плавучий госпиталь» — вот и все, что он сумел выдавить.

Пару секунд Стивенс смотрела на Босха, а потом все поняла. Просто взяла и обняла его. И шепнула ему в ухо: «Да, „Убежище“. Видишь, ты вернулся домой».

Босх кивнул. Недолго думая, вложил ей в руку свой жетон, и они расстались. Босх вернулся в толпу, к своей работе. Сообщив о потере жетона, он на несколько недель стал посмешищем Голливудского участка. Но день, когда Гарри встретился с Конни Стивенс, запомнился ему как лучший за всю его службу в полиции.

— У вас там все нормально?

Все еще глядя на фото верхней палубы «Убежища», Босх очнулся от воспоминаний.

— Да, — откликнулся он. — Почти закончил.

И продолжил изучать фотографию. Где-то на снимке был и сам Босх, но он так и не нашел своего лица. Гарри еще раз просмотрел все снимки Сантанелло, прекрасно зная, что не увидит на них самого Доминика: он был по другую сторону фотоаппарата.

Наконец Босх дошел до снимка с большой выдержкой. На нем были очертания Обезьяньей горы на фоне фосфористо-белых вспышек ночного боя. Босх вспомнил, как солдаты на «Убежище» собирались на палубе, чтобы полюбоваться световым шоу, когда враг обстреливал коммуникационный узел на вершине горы, а такое случалось довольно часто.

Доминик определенно был талантливым фотографом. Возможно, вышел бы на профессиональный уровень, если бы не погиб на войне. Гарри готов был разглядывать эти снимки до самого вечера, но заставил себя отложить их в сторону и закончить разбор вещей погибшего солдата.

Он открыл красную коробку с фотоаппаратом Сантанелло — компактной «Лейкой М4», в самый раз для бокового кармана форменных брюк. Корпус фотоаппарата был черный, чтобы не давать отблесков в джунглях. Кроме камеры, в коробке была инструкция. Больше ничего.

Босх знал, что «Лейка» — дорогое удовольствие, и решил, что Сантанелло серьезно относился к своему увлечению фотографией. Однако снимков в коробке оказалось немного. Заглянув в конверты с негативами, Босх увидел, что отснятых кадров там гораздо больше, чем карточек в стопке. Возможно, у Сантанелло не хватило денег, чтобы напечатать все снимки во Вьетнаме. Или не было доступа к нужному оборудованию. Наверное, он планировал заняться фотографиями, вернувшись домой в Штаты.

Наконец Босх открыл заднюю крышку фотоаппарата, чтобы проверить, нет ли в корпусе наркотиков. Вместо них он обнаружил рулон пленки на приемной катушке. Поначалу Босх решил, что пленка не проявлена и он ее только что засветил. Однако, развернув рулон, увидел готовые негативы. Сантанелло спрятал эту пленку от посторонних глаз.

Пленка была такой ломкой, что треснула у него в руках, когда Босх собирался взглянуть на снимки. Он поднес к фонарику обрывок с тремя кадрами. На каждом снимке была женщина на фоне какой-то горы.

На руках у женщины был ребенок.

Глава 16

Утром Босх отправился в Бербанк, в промзону между аэропортом и Мемориальным парком «Валгалла». В двух кварталах от кладбища он остановился на стоянке возле «Флэшпойнт графикс». Он заранее договорился о встрече, и его там ждали.

В этой фотостудии занимались крупномасштабной печатью для билбордов, стен зданий, автобусов и прочих поверхностей, отданных под рекламу. Созданные здесь изображения можно было видеть повсюду в Лос-Анджелесе и даже за его пределами. К примеру, вся реклама на Сансет-Стрип была изготовлена во «Флэшпойнте». Студией руководил человек по имени Гай Клоди, в прошлом — фотограф-криминалист УПЛА. В восьмидесятых и девяностых они с Босхом не раз работали на месте преступления, а потом Клоди уволился и открыл собственный бизнес по печати изображений. Они с Босхом до сих пор поддерживали отношения и пару-тройку раз за сезон ходили на игры «Доджерс». Тем утром Босх позвонил Клоди и попросил об услуге. Тот сказал, что все сделает.

Одетый по-простому, в джинсы и цветастую рубаху, он встретил Босха у здания без вывески — «Флэшпойнт» не делал ставку на случайных посетителей, — после чего проводил его в весьма приличный, но не слишком богатый кабинет, стены которого были увешаны фотографиями в рамках. На фотографиях были запечатлены славные моменты истории «Доджерс». Вопросов Босх не задавал: ему и без того было известно, что Клоди сделал эти снимки в недолгую свою бытность штатным фотографом команды. На одной из фотографий был Фернандо Валенсуэла, ликующий на питчерской горке. Босх был в очках, и поэтому сразу понял, что снимок сделан ближе к концу карьеры легендарного питчера. Постучав пальцем по рамке, он сказал:

— Девяностый год. Порвали «Кардиналс» всухую.

— Так точно, — подтвердил Клоди. — Вижу, на память ты не жалуешься.

— Тогда я был в Эхо-парке, вел наблюдение на Уайт-Нолл. Мы вдвоем там были, с Фрэнки Шиханом. Помнишь дело Кукольника?

— Конечно. Ты прижал того гада.

— Угу. В общем, в тот вечер мы следили за другим парнем на Уайт-Нолл. Там недалеко до стадиона, и слышно было, как Винни объявил, что «Кардиналс» до сих пор не размочили счет. В каждом доме слушали трансляцию, все окна были открыты. Знаешь, чего мне захотелось? Все бросить и рвануть на стадион, посмотреть последний иннинг. Показал бы на входе жетон, меня бы пропустили. Но мы остались на месте и дослушали репортаж Винни. Помню, все закончилось на двойном ауте.

— Так точно. Не ожидал я, что Герреро выкинет такой фокус. Едва успел сделать снимок. Как раз менял пленку. Ну и скажи мне — как теперь жить без Винни?

Вин Скалли был комментатором «Доджерс» с 1950 года — то есть невероятно долго, еще с тех пор, когда команда называлась «Бруклин доджерс». Теперь же, достигнув почтенного возраста, он ушел на пенсию.

— Не знаю, — ответил Босх. — Он ведь голос нашего города, хоть и начинал в Бруклине. Увы, теперь все будет по-другому.

Они угрюмо расселись по обе стороны от стола. Босх решил сменить тему.

— Здоровенная у тебя контора, — начал он, на самом деле впечатленный, что его друг сумел выстроить такой серьезный бизнес. — А я и не знал.

— Сорок тысяч квадратных футов. Размером с «Бест бай», — сообщил Клоди. — И все равно места не хватает. Знаешь что? Я до сих пор скучаю по всяким полицейским штукам. Ну давай, скажи, что принес мне кадры с места преступления.

— Ну, это скорее загадка, а не преступление, — улыбнулся Босх.

— Загадка? Тоже хорошо. Показывай, что там у тебя.

Босх протянул ему конверт, который принес из машины. В нем были негативы, среди них — снимок женщины с ребенком. Босх показал этот кадр Оливии Макдоналд, но та понятия не имела, что это за люди. Заинтригованная не меньше Гарри, она разрешила ему взять конверт и чехол с туалетными принадлежностями.

— Я веду частное дело, — пояснил Босх. — И нашел эти негативы. Они старые, почти пятьдесят лет пролежали на чердаке без кондиционера и отопления. Кроме того, пленка повреждена: растрескалась в руках, когда я ее нашел. Взгляни, что можно сделать.

Раскрыв конверт, Клоди высыпал содержимое на стол. Склонился над пленкой и стал разглядывать ее, не трогая руками.

— На некоторых вроде женщина на фоне горы, — добавил Босх. — Мне интересны все кадры, но эти, с женщиной — в первую очередь. Думаю, фотографии сделаны где-то во Вьетнаме.

— Да. Глянь, вот тут пленка покоробилась. А вот тут трещина. Кстати, пленка «Фуджи».

— То есть?

— То есть хорошая. Надежная. Что это за женщина?

— Не знаю. Потому-то и хочу рассмотреть ее получше. И ребенка у нее на руках.

— Ну ладно, — сказал Клоди. — Что-нибудь да получится. Не у меня, так у ребят в лаборатории. Мы ее промоем и высушим. Потом напечатаем. Смотри, тут пальчики. Старые. Не исключено, что останутся.

Босх задумался. Все это время он считал, что снимки сделал сам Доминик. Пленка лежала рядом с фотоаппаратом и другими негативами. С какой стати отправлять проявленную пленку солдату во Вьетнам? Но мало ли что. Отпечатки пальцев могут пригодиться.

— Как скоро тебе надо? — спросил Клоди.

— Вчера, — ответил Босх.

— Ну да, конечно, — усмехнулся Клоди. — Гарри-побегарри.

Усмехнувшись в ответ, Босх кивнул. Его не называли так с тех пор, как Клоди уволился из полиции.

— В общем, через час, — пообещал Клоди. — Посиди в комнате отдыха. Попей эспрессо.

— Терпеть его не могу, — признался Босх.

— Тогда погуляй по кладбищу. Это как раз в твоем стиле. А через час приходи.

— Через час приду.

Босх встал.

— Передавай привет Оливеру Харди, — сказал Клоди. — Он где-то там лежит.

— Передам, — сказал Босх.

Он вышел из «Флэшпойнта» и направился вперед по Валгалла-драйв. Лишь взглянув на огромный памятник у ворот кладбища, он вспомнил, что здесь похоронен отец Уитни Вэнса. Об этом Гарри прочел, когда собирал информацию перед встречей со стариком. Кладбище было рядом с Калтехом и взлетно-посадочной полосой аэропорта Боба Хоупа. Здесь нашли последний приют многие пионеры авиации, конструкторы, пилоты и летчики-трюкачи. Все они были погребены — или увековечены — внутри высокой часовни Авиаторов или вокруг нее. Увенчанное куполом строение еще называли «Порталом сложенных крыльев». Внутри его на кафельном полу обнаружилась мемориальная табличка Нельсона Вэнса.

НЕЛЬСОН ВЭНС

Первый визионер воздушных пространств и крестный отец авиации США

Без него наша страна не добилась бы воздушного господства в делах войны и мира

Рядом с табличкой Босх заметил свободное место для урны с прахом и решил, что оно зарезервировано для Уитни Вэнса.

Он вышел из часовни и направился к памятнику астронавтам, погибшим в двух катастрофах «шаттлов». Взглянув на лужайку, Босх увидел, что у одного из огромных фонтанов начинается заупокойная служба. Вглубь кладбища решил не ходить: нечего пялиться на чужое горе. Поэтому отправился назад к «Флэшпойнту», так и не поискав могилу одного из участников комического дуэта «Лорел и Харди» — того, что был потолще.

Когда Босх вернулся, Клоди уже все сделал. Оба прошли в сушильную, где к пластмассовой доске были прикреплены девять фотографий формата А4. Снимки были влажными от проявителя, и техник удалял с них остатки жидкости с помощью обрезиненного скребка. На некоторых карточках были видны края пленки, а кое-где — отпечатки пальцев, о которых предупреждал Клоди. Одни кадры были полностью засвечены, другие в той или иной мере повреждены из-за времени. Но три кадра сохранились процентов на девяносто. Среди них было фото женщины с ребенком.

Босх сразу понял, что ошибся. Снимок сделали не во Вьетнаме. У горы, на фоне которой позировала женщина, не было горного склона, потому что это была не гора, а всем известное здание гостиницы «Дель Коронадо» неподалеку от Сан-Диего. Определившись с местом съемки, Босх принялся рассматривать женщину и ребенка. Женщина была латиноамериканкой, а на голове у ребенка был бантик. Девочка, месяц-два от роду.

Женщина улыбалась и выглядела совершенно счастливой. Глаза ее сияли от радости. Босх увидел в них любовь — и к малышке, и к человеку по ту сторону фотоаппарата.

На остальных кадрах — полных или их фрагментах — были картинки с пляжа за «Дель Коронадо». Женщина, малышка, пенистый прибой.

— То, что надо? — спросил Клоди.

Он стоял за спиной у Босха, не мешая ему рассматривать снимки.

— Пожалуй, да… — проговорил Босх.

Он прикинул совокупность обстоятельств. Фотографии и запечатленные на них люди были важны для Сантанелло — настолько, что он спрятал их в посылке из Вьетнама. Вопрос — почему? На фотографии его ребенок? У него была тайная семья, о которой не знали в Окснарде? Если так, зачем секретничать? Босх всмотрелся в лицо женщины. Ей было больше двадцати пяти. Пожалуй, ближе к тридцати. А Доминику и двадцати еще не исполнилось. Может, он скрывал все от сестры и родителей из-за возраста женщины?

Второй вопрос — место съемки. Фотографии были сделаны или на пляже, или возле гостиницы «Дель Коронадо». Но когда? И почему эта пленка — отснятая в Штатах, в том нет сомнений, — оказалась в посылке из Вьетнама?

Босх еще раз просмотрел фотографии, пытаясь определить время съемки. И не смог.

— Как ни крути, у парня неплохо получалось, — сказал Клоди. — Глянь, какая раскадровка.

Босх согласился.

— Он умер? — спросил Клоди.

— Да, — ответил Босх. — Погиб во Вьетнаме.

— Жалость-то какая…

— Да. Я видел другие его снимки. Из джунглей. С вылазок.

— Вот бы посмотреть. Вдруг из них что-то получится.

Не отводя глаз от фотографий, Босх кивнул.

— Можешь сказать, когда были сделаны эти снимки? — спросил он.

— Нет. На кадрах нет временной метки, — ответил Клоди. — Ее тогда еще не придумали.

Босх ожидал такое услышать.

— Но могу сказать, когда изготовили пленку, — добавил Клоди. — С погрешностью в три месяца. На «Фуджи» ставили маркировку производственного цикла.

Обернувшись, Босх посмотрел на Клоди:

— Покажи.

Клоди шагнул вперед, к фотографии, сделанной с испорченного негатива. На ней был виден краешек пленки.

— Видишь? Год и трехмесячный производственный цикл. Вон она, маркировка. — Он указал на код: 70-АИ. — Пленку сделали в промежуток с апреля по июнь семидесятого года.

Босх обдумал услышанное.

— Но ведь отснять ее могли когда угодно после июня?

— Да, — подтвердил Клоди. — Код показывает, когда была сделана пленка, но не когда ее поставили в фотоаппарат.

Что-то тут не сходилось. Фотограф погиб в декабре 1970 года. Пленку изготовили не раньше апреля. Ну да, Сантанелло запросто мог купить ее в любой из восьми следующих месяцев, отснять и отправить домой с остальными вещами.

— Ты же знаешь, где это снято? — спросил Клоди.

— В «Дель Коронадо», — ответил Босх.

— Гостиница почти не изменилась.

— Верно.

Босх снова рассмотрел фото матери с ребенком, и тут до него дошло, что к чему. Он все понял.

В 1969 году Доминик Сантанелло был в тренировочном лагере неподалеку от Сан-Диего, но в конце того же года его отправили за океан. Босх смотрел на фото, снятое в Сан-Диего не раньше апреля 1970 года, а тогда Сантанелло давно уже был во Вьетнаме.

— Он возвращался, — сказал Босх.

— Чего? — переспросил Клоди.

Босх не ответил. Сейчас он чувствовал себя как серфер на гребне волны. Все мелочи лавиной сошлись в одно целое. Гражданская одежда в коробке, длинные волоски на щетке, фотографии, снятые с крышки сундука, спрятанные снимки малышки на пляже. Сантанелло тайком приезжал в Штаты. Он спрятал негативы, потому что те могли служить доказательством его проступка. Рискуя пойти под трибунал и оказаться в военной тюрьме, он все же отважился проведать свою подругу.

И свою малышку-дочь.

Теперь Босх мог с уверенностью сказать, что у Вэнса была наследница: внучка, рожденная в 1970 году.

Глава 17

Чтобы фотографии не помялись, Клоди сложил их в папку из плотного картона и вручил ее Босху. В машине Гарри открыл папку и еще раз взглянул на фото женщины с ребенком. Он знал, что в его версии много пробелов, и некоторые он никогда не сможет заполнить. Снимки были напечатаны с негативов, спрятанных в фотоаппарате Ника Сантанелло, но это не значит, что он был автором фотографий. Возможно, их сделал кто-то другой, а потом отослал пленку во Вьетнам. Гарри понимал, что такое маловероятно, но допустимо. Однако в глубине души он был уверен в обратном. Негативы оказались в фотоаппарате, рядом с другими пленками Сантанелло. Босху было ясно, что Ник собственноручно сделал снимок женщины и ребенка.

Открытым оставался еще один вопрос: почему Сантанелло скрывал отношения с женщиной и свое отцовство от семьи в Окснарде. В особенности от сестры. Босх знал, что взаимоотношения членов семьи — почти такая же уникальная штука, как отпечатки пальцев. Не исключено, что потребуется еще несколько раз съездить к Оливии, чтобы понять, как все было устроено в семье Сантанелло. Босх решил, что для начала нужно установить, был ли Доминик сыном Уитни Вэнса и является ли девочка с фотографий у гостиницы «Дель Коронадо» его дочерью. С остальным можно разобраться позже, по мере необходимости.

Он закрыл папку и перехватил ее эластичным ремешком — тот шел в комплекте с подарком Клоди.

Прежде чем завести мотор, Босх достал телефон и позвонил Гари Макинтайру, следователю СУ ВМС США. Днем раньше Оливия Макдоналд отправила ему электронное письмо — сообщила, что дает Босху разрешение на доступ к послужному списку брата. Теперь же Босх хотел узнать, как продвигаются поиски.

— Только-только закончил все собирать, — сказал Макинтайр. — Архив большой, в почту не пролезет. Выложу на наш сайт, в раздел закачек. И пришлю тебе пароль.

Босх не знал, когда сможет добраться до компьютера, чтобы скачать большой файл. И не был уверен, что поймет, как это сделать.

— Славно, — ответил он. — Но сегодня я еду в Сан-Диего. Вряд ли смогу что-то скачать. Мне бы узнать, что ты нашел по тренировочному лагерю, раз уж я буду в тех краях.

Просьба повисла в воздухе. Босх знал, что Макинтайра донимают запросами из всех уголков страны и ему пора уже переходить к следующему делу. Но он надеялся, что интрига, сокрытая в деле Сантанелло — ведь этот солдат погиб сорок шесть лет назад, — склонит чашу весов в нужную сторону, и хотя бы на несколько вопросов Макинтайр ответит по телефону. По большей части следователи СУ ВМС США проводят время за разбором личных дел ветеранов войны в Ираке, обвиненных в преступлениях, которые были совершены под действием алкоголя или наркотиков. Или принудительно закрытых в дурке по закону Бейкер[3].

Наконец Макинтайр ответил:

— Мне тут только что принесли сэндвич с тефтелями. Могу ответить на пару вопросов во время еды. Но предупреждаю: буду чавкать.

— Идеальный вариант, — сказал Босх и достал записную книжку.