Носитель фонаря. Альтраум III Олейник Тата
– Зато в клетках приходится сидеть очень долго. Но вообще в Шоане есть и приличные районы, только жить в них очень дорого. Кузнецы, оружейники, плавильщики, инженеры всех мастей – если хочешь добиться успеха в любом из этих ремесел, тебе придется как следует поторчать в Шоане, здесь лучшие мастера, учителя и гильдии, основные квесты, ну, и поставки относительно дешевого металла из шахт, а также бесплатная энергия от лавы.
Вода в Шоане все-таки была, но лучше бы ее не было. Вход в ближайший аукцион располагался со стороны набережной, которая обрамляла столь зловонную и грязную речку, что на память живо приходила виванская канализация.
– Прежде всего нам нужны две относительно пристойные сумки для Акимыча. Твоих двенадцатислотовых мешков ни на что не хватит. Нимис, ты говорил, что у тебя на почте деньги еще валяются?
– Да, я перекинул две тысячи золота.
– Это хорошо, потому, что клановая касса у меня почти на нуле.
– А зачем мне большие сумки? – удивился Акимыч, – у меня вещей-то почти нет.
– Потому, что кто-то должен бегать в город и приносить сюда то, что мы добудем в горах. А ты на своем курьерстве получил вполне приличные показатели скорости и бега.
– У тебя же они все равно куда выше.
– Так то у меня. Как основная боевая сила я должна как следует отдыхать в перерывах между сражениями.
– Да, маги просто надрываются, пуляясь молниями.
– Мы устаем морально!
– А далеко бегать-то?
– От северных ворот до ближайшей шахты километров пятнадцать будет. Новую лошадь с телегой я сейчас позволить себе не могу, а какой-нибудь вялоногий осел передвигаться будет раза в три медленней тебя. Уж не говоря о том, что он будет лучшей приманкой для любого грабителя. Можно еще на возок табличку будет повесить «Грабить – это сюда».
– А меня одного, значит, грабить не будут?
– А ты мелкий, шустрый и выглядишь так, словно с тебя нечего взять кроме пары дырявых балеток.
Акимыч посмотрел на свои парусиновые туфли и печально пошевелил грязным большим пальцем, торчавшим из одной из них.
– Позвольте, а где сир Хохен? – вдруг подал голос Лукась, – Он же только что шел за нами, куда он делся?
Хохена мы отыскали за поворотом. Он замер перед низкой и широкой подводой, на которой домиком были закреплены огромные листы блестящего металла.
– Сир Хохен, мы тут! – замахал руками Лукась, – Извольте сюда!
– Погоди-ка, – Ева ухватила Лукася за руку. – Вырвите мои глаза, он же на себя смотрит!
– Ага, любуется на себя, как девка перед танцульками. – хмыкнул Гус.
– А по-моему, – сказал я, – он просто случайно так удачно встал. Затормозил, как обычно, до нас не так уж и далеко было.
– А если нет? – спросила Ева. – Способность опознавать себя в зеркале – это важный этап в развитии маленьких детей, и, кажется, некоторых животных. Умных животных, конечно.
Я подумал, что Хохен вряд ли тянет на звание умного животного, и в этот миг подвода, загремев, тронулась дальше, а Хохен так и остался стоять неподвижно.
– Вот видите! Ни на что он не смотрел, а заклинился по своему обыкновению.
У него поза изменилась, – сказала Ева. – Он сейчас выглядит каким-то потерянным.
Это из-за грязи.
– Мне на утреннее умывание принесли всего один жалкий кувшин воды! – возмутился Лукась, – Что я мог сделать с одним кувшином против такой грязюки?
– С водой в Шоане напряженка, да, – сказала Ева. – Ее добывают из скважин, она тут дорогая, а местной речной даже для технических нужд не всегда можно пользоваться.
– Неудивительно, – сказал я, сморщив нос. – Лучший способ блюсти гигиену – это держаться от этой воды подальше.
Мы вернулись к аукциону, и в этот раз Хохен без каких-либо задержек последовал за нами.
Ева, сверяясь со списком, кажется, скопила половину аукциона. Мы рассовывали по сумкам веревки, фонари, фляги, упаковки дорожных галет, флакончики для зелий и алхимические расходники.
Кое-что в походной лаборатории не сделаешь. Придется все-таки навестить местную алхимическую гильдию и арендовать у них стол на пару часиков. И нет, не надейтесь, никого и ни о чем я там расспрашивать не буду. Равно как и выискивать тайные знаки на портретах бывших магистров. Ну… разве что одним глазком. А сейчас предлагаю выпить чаю и съесть все же нормальный завтрак.
Мы устроились в таверне, как две капли воды напоминавшей вчерашнюю, даже такое же пыльное рванье свисало в том же месте с крючков, видимо, это был популярный местный стиль. Оглядевшись по сторонам и не увидев слишком близко сидящих к нам посетителей, Ева попросила у меня карту сокровищ и стала внимательно сверять ее с картами Шоанского хребта.
– Посмотрите, вот тут похоже?
– Непохоже, – сказал Акимыч, – сама что ли не видишь: вот тут дырка, петля и загогулина, а здесь – две загогулины и ни одной дырки. Эх ты, дерёвня, дай сюда бумажки.
– По-моему, с этой картой никогда ничего не найдешь, – вздохнул я. – Посмотрите, вот это гора? Если это гора, а у нас тут крест почти с нее размером, то там сто лет можно искать сундук с сокровищами. Ну, или сундук должен быть размером с гору, но в таком случае этот сундук давно нашли бы и без нас.
– Карты сокровищ меняют масштаб по мере приближения к конечной точке маршрута, – пояснила Ева. Чем ближе мы будем к искомой цели, тем точнее будет становиться карта. Нам сейчас важно определить область поисков.
– Да вот же оно! – Акимыч испустил победное кудахтанье. – Смотрите, здесь три сопли ползут друг к другу и две остренькие шняжки снизу. И здесь: вот сопли, вот шняжки, один в один.
– Тут какая-то темная область, которой на втором рисунке нет.
– Ааа, на это не смотри, это я кофе капнул.
Даже в разгар лета Шоанская равнина, освещаемая первыми лучами солнца, приветствовала путников весьма неприятным холодом. Только я со своими семидесятью с лишним резиста мог позволить себе идти в одной рубашке, остальные кутались в платки и кофты. Ближние горы были не столь уж высоки, а следующие за ними громады основного хребта терялись в тумане, но все равно зрелище было впечатляющим и одновременно безрадостным. Бреди мы тут одни – получилось бы прекрасная нейроиллюстрация к дантовскомуАду, но дорога от северных ворот к предгорьям хребта даже в столь ранний час была уж слишком оживлена для адского пути. В город ползли длинные подводы с наваленной на них рудой, обратно транспорт шел порожняком, если не считать бригад совсем нежизнерадостных шахтеров, угрюмо сидящих по краям некоторых подвод, как нахохленные воробьи.
– Эй, посторонись! Очистить путь!
Стражник на коротконогой мохнатой кобыле алебардой указал только что обогнавшей нас подводе, что той надо съехать на обочину, велел посторониться и нам. Мы сошли с дороги и встали, так как идти по серому рыхлому песку было тяжеловато. Звякая цепями, мимо прошла колонна из нескольких десятков скованных попарно людей – по большей части игроков.
– Каторжников гонят. На рудник Громкого беса, – со знанием дела сказал ломовой извозчик, опустивший поводья и закуривающий трубку.
– А почему громкого?
– А потому, что он часто громко делает «Бум!», – хохотнул извозчик. – Загазованный рудник сильно. Попрыгунчикам-то что – воскреснут на каторжном кладбище, да и руки-ноги у них отрастают. А настоящим людям там – пиши пропало. У меня брат троюродный по дурной дорожке пошел, к Бесу его законопатили, а аккурат на зимние праздники жене и вернули: без рук, да без ног: живи баба, радуйся! А она-то, чай, храм не грабила, священных сосудов не пропивала, ей за что такое наказание?
– Но хорошие лекари неписям, то есть, настоящим людям, тоже, кажется, могут конечности возвращать, – сказал я, глядя вслед спотыкающимся и путающимся в кандалах фигурам. Стражники подгоняли их, заставляя переходить на трусцу.
– Да будь у нее такие деньги, какие тем лекарям нужно платить, разве она бы за моего непутевого брата вышла? Ездила бы сейчас на карете в шелках и бархате, да какого-нибудь маркиза себе захомутала.
Я не нашелся что ответить, и возникший было разговор затих, подвода тронулась и скоро нас обогнала.
С тракта мы свернули часа через три после выхода из города. Идти, впрочем, было легко, так как почва была уже каменистая. То и дело скальная порода раздвигалась, открывая вход в очередную пещеру или шахту. Сверху струились многочисленные тропинки, порй можно было слышать звяканье далекой кирки. Похоже, Шоанский хребет был весьма заселенным местом, во всяком случае, вблизи от города. Где-то через час Ева, посоветовавшись с Акимычем, ткнула пальцем вверх, в сторону очередной норы, вход в которую находился где-то на высоте пятого этажа. Я тоже подошел взглянуть на карту сокровищ. Она здорово изменилась, пергамент посветлел, оброс множеством непонятных мне деталей, а к сильно уменьшившемуся крестику теперь вела прерывистая, извивающаяся красная линия.
– С этой стороны не поднимемся, – сказал Акимыч. – Подождите, я за тот выступ сбегаю, посмотрю, может, там подъем будет легче. Потом просто съедем немножко вниз и все. Вниз спускаться всегда намного быстрее, чем вверх ползти.
– Бесспорно, – ответил я.– Иногда получается даже слишком быстро.
Но все прошло без сучка без задоринки. Акимыч обнаружил узенькую тропку, по которой мы, пусть с пыхтением и оскальзыванием, смогли забраться на карниз, нависающий как раз над нужным нам входом. Гус сперва аккуратно спустил каждого из нас на веревке с четырехметровой высоты на площадку перед пещерой а потом весьма ловко полуслез-полуспрыгнул сам. Из пещеры на нас смотрела темнота, пахнущая мхом и неизвестностью.
Глава 7
Мы немного полюбовались на Хохена, оставшегося внизу, и решили, что он сам разберется с проблемой. После чего нырнули в гостеприимно распахнутую пасть скалы. Короткий проход привел нас, судя по ощущениям, в большую пещеру, рассмотреть которую я не мог, потому, что было темно.
– Зажечь фонарь?
– Не надо, – Ева звякала чем-то в инвентаре. – Фонари прибережем для полного мрака. Ага, вот они!
Мне в руку скользнуло что-то маленькое круглое и холодное.
– Зелье ночного зрения, работает хуже, чем аналогичные заклинания, зато ингредиенты простые и в походной лаборатории можно сделать. На глубокий мрак его конечно не хватит, но совсем темных пещер в Шоане мало, обязательно какие-нибудь грибы, гнилушки или мхи буду фосфоресцировать. Выпивайте прямо сейчас, часа на четыре хватит, а запас у меня приличный.
Я выпил густой глоток с металлическим привкусом и схватился за глаза. Было не то, чтобы больно, скорее, возникло ощущение, что глаза сами по себе вытянулись вперед на стебельках, как у улитки. Зато сразу стало видно много чего. Поблескивающие складчатые каменные стены, под ногами – черный песок, из которого тут и там торчали маленькие косточки неизвестных существ. А еще стало видно трех огромных мокриц, застывших в угрожающих позах шагах в двадцати от нас. У мокриц были головы, похожие на конские, если бы кони были покрыты панцирем и обладали впечатляющими жвалами.
Я попятился.
– Худший вариант, – сказала Ева. – Кобольды, пауки, призраки, да хотя бы те же тролли, неприятно, конечно, но все-таки с ними можно иметь дело. Но нам, разумеется, достаются альвы.
– Разве это альвы? – спросил я, опасливо глядя, как одна из мокриц тянет верхнюю часть трехметрового туловища в нашу сторону. – Альвы, это же такие веселые бородатые человечки, которые живут в горах и куют всякие кольца Нибелунгов и тому подобное.
– Ты альвов путаешь с цвергами. Куют, поют и пьют медовое пиво – цверги. А альвы – создатели кошмаров, напрочь больные духи с бесконечно нездоровым воображением. Самих их почти невозможно встретить, а, встретив, заметить, зато они обожают плодить химер-монстров и оживлять дурные сны. А это значит, что шансы проработать и обкатать какую-нибудь одну нормальную тактику боя – у нас на нуле, нас ждет целый паноптикум разнообразнейших уродов.
Я моргнул и посмотрел на мокриц. Они были обозначены как «Ночная кобыла» Сто двадцать четвертый уровень.
– У них ножки, похоже, слабое место, – сказал Акимыч, вытаскивая шпагу, – они тоже в броне, но тоненькие. Если подрубить, то потом со спины эту тварь нашинковать можно, только бить надо посильнее.
– Мне вот не нравятся мешки с ядом у них под жвалами, – сказала Ева, – как бы они ядовитыми плевками не пользовались. Лошади умеют плеваться?
– Верблюды умеют.
– Давайте-ка аккуратно отойдем поближе к выходу, чтобы они на нас не сагрились. Нимис, тебе такого полена для алтаря хватит? – Ева вытащила из инвентаря обрубок бревна.
– Наверное. Где ты его раздобыла?
– На аукционе купила для такого случая, в самом Шоане дерева днем с огнем не сыщешь.
– Кому алтарь? Амалее?
– Нет, Юнну-Оленю. Есть шанс, что при молитве он даст бафф на резист к ядам.
Я совершил все требуемое, и вскоре страхолюдный бог друидов проступил из полена с отвращением глядя на нас косыми глазами. Видимо, с ростом уровня религии мастерства скульптора все же не прибавляется.
После вознесенных молитв невосприимчивость к ядам обрели только мы с Гусом, остальным же досталась всякая ерунда типа небольшого прироста к уклонению. Лучший бафф получил Лукась.
«В течение этого дня вы умеете танцевать первую фигуру друидического лунного танца»
Показывать нам как выглядит друидический лунный танец Лукась категорически отказался.
Еще минут десять Ева с бесконечным терпением объясняла каждому из нас: что этот каждый должен делать и, главное категорические не делать.
– Нимис, куколки наизготове?
– Да, на панели.
– Развешивай на всех сглаз, потом швыряй куклу в того, с известняковой нашлепкой на башке. После чего начинай бегать кругами. Гус и Акимыч! Бьем только нашлепочного! Ни в коем случае не переагриваем на себя других, под хвосты не попадаем! Гус, старайся метить в лапки. Фехтовальщик… ну, не факт что ты сумеешь по нему попасть, но если и попадешь – пусть это будет глаз. Если подставились под боковой удар, или еще что – лечимся склянками! Лукась! Полностью концентрируешься только на Нимисе, лечишь лишь его. Все все поняли?
– Да!
– Ну, тогда, вперед, с богом!
Я шагнул по направлению к мокрицам и умер.
При смерти у меня выпал пакет с галетами. Ничего, подберут, небось. Кладбище оказалось не так уж и далеко, поэтому уже через час я вернулся обратно. Ночное зрение спало, но оно сейчас и не требовалось: посреди пещеры был разведен костер и булькал котелок с водой для кофейника.
– Присаживайся, – Акимыч подвинулся на камешке, освобождая место, и сунул в руки кружку.
Красиво, конечно, было. Ты такой – хопа! – выходишь, мокрица такая – хопа! – харкает в тебя зеленым, и ты такой – хопа! – лежишь дохлый. А потом в пещеру влетает, чуть ли не на реактивной тяге, Хохен, и делает зверушкам капец. Шедеврально!
Только сейчас я заметил отблеск костра на доспехах у стены.
– Но, конечно, ни лута, ни опыта, – сказала Ева, тыкая посохом в угольки. – Самый бессмысленный бой из всех возможных – никто ничего в принципе не получил.
– Почему же, – сказал я. – Я получил одну единицу сопротивления к магии природы.
– Хоть что-то. А к выносливости, стойкости больше ничего не упало?
– Нет, – сказал я. – Больше ничего не упало. Кроме моей самооценки.
– Впрочем, глупо было бы ждать чего-нибудь другого. Тридцатый уровень против стодвадцатых… С другой стороны, пещера очищена, можно идти дальше. Какое-то время будем пытаться пробиваться вперед вот таким образом.
– Не могу сказать, чтобы мне эта идея очень нравилась, – осторожно начал я. – Хотя если они все будут разбираться со мной так же быстро, то еще ничего – я почти ничего не успел почувствовать.
– А вариантов нет, – сказала Ева. – Мы, конечно, будем пытаться кого-нибудь убивать, но что получится, то получится. В роли смертников вы с Акимычем могли бы чередоваться, но так как под танка (о боже мой!) мы качаем именно тебя, то тебе тренировать статы и сопротивления ко всем атакам важнее. Допивайте чай, разбираем костер и идем позориться дальше. Хорошо хоть мобы, вероятнее всего, тут не будут воскресать пока хоть кто-нибудь из нас в локации остается.
Следующий группой мобов, ожидающей нас в проходе за пещерой, оказались гигантские мотыльки со щупальцами, которые успели ликвидировать не только меня, но и Акимыча, прежде чем Хохен решил навести порядок. По Еве они тоже умудрились хором влупить шаровыми молниями, но Ева как боец сто плюс, да еще и сама – маг воздуха, отделалась половиной снесенного столба жизни.
– Смысла нет никакого пытаться вас лечить, потому, что я и первого слова заклинания произнести не успеваю. – сообщил Лукась.
– Ты все равно пытайся, – строго сказал Акимыч, – нам всем нужно расти и развиваться.
– Не думаю, – сказал я, – что нам тут удастся очень уж вырасти и развиться.
– А зря не думаешь, – сказала Ева,вернувшаяся с разведки. – Поглядите, только аккуратно, какая там прелесть.
Прелесть выглядела как три гриба с ледяными выростами на огромных шляпках.
– Насколько я понимаю, – вкрадчиво сказала подошедшая сзади Ева. – у нас появился шанс проверить твой гигантский резист к холоду.
«Ледопогань пещерная 124 уровень»
Ледопогань пещерная, что приятно, сидела, как и положено грибам, на одном месте. А что неприятно – каждый из грибов пулялся во все стороны острыми сосульками. Впрочем, первая же сосулька, ударившая меня в грудь, сняла всего два очка здоровья и рассыпалась белым прахом. Однако ни Акимыч, ни Гус принять участия в дальнейшем веселье не смогли, так как попади они под такую ледяную стрелу – она прошила бы их насквозь. Так что я послал своих куколок кромсать грибы, а сам стоял, содрогаясь под сосулечным обстрелом, пока Ева с дальней дистанции заливала ледопогань молниями, вихрями и потоками искр. Дохли грибы мучительно медленно, так как даже атаки Евы наносили им очень скромный ущерб, мои же попытки кромсать шляпки ножиком и пинаться были совершенно не результативными. Ни у одного из этих грибов я не смог отнять ни единицы жизни. Впрочем, не один я был таким безруким и бесполезным. Долетавшие до меня заклинания Лукася лишь через раз восстанавливали жалкую парочку очков здоровья. И когда сосульки все же прилично меня ухайдокали, пришлось пить Евино зелье – травянистое и вонючее, похожее на сироп от кашля, даже лакричка чувствовалась.
Ева кое-как дотюкала последний гриб.
– Ну что же, мы с лутом.
– Да, с каждого гриба почти по полторы золотых прилетело – неплохо так.– сказал Акимыч, звеня мешочком на шее.
– Тут и еще кое-что есть. – Ева держала на ладони два красивых голубых кристалла.
– Это что?
– Это для кузнецов. Растираются в порошок и при добавлении в сплав дают создаваемой вещи сопротивление холоду. На Шоанском аукционе, думаю, каждый из них золотых по пятьдесят можно загнать. Все-таки в Шоане резист к огню важнее, если же их в Воль-Глач отвезти, там их с руками по сотне оторвут, если не больше. На фронтире все на холоде помешаны, там и трусов никто не купит, если на на них антильда нету.
– Ну и зря, – сказал я. – Мерзли бы как следует – сопротивление само бы прокачалось.
– Нимис, ку-ку! Это только ведьмы могут получить навыки «настырность» и «упрямство», которые помогают им с бешеной скоростью качать сопротивление к магии. Простые смертные должны покупать трусы с начесом. И, кстати, о нижнем белье. Может быть, дальше пойдешь в набедренной повязке?
– Зачем? Потрясать монстров своим торсом?
– Да нет, просто на тебе уже сейчас рубаха и штаны клочьями висят.
– Ничего, – с достоинством сказал я. – У меня есть сменные в багаже.
К сожалению, до ночи мы так и не встретили новых монстров льда. Под десяток застав, которые мы прошли, использовали все прочие виды магии: змееногие пауки окутывали меня липкой паутиной хаоса, огненные пиявки заливали лавой, слепые черепахи душили пылевыми вихрями, козлоногие чудища с фасеточными глазами стрекоз, встреченные нами два раза, ликвидировали меня взрывами тьмы, а вот лед явно был в дефиците. Никого больше мы так и не убили. Зато когда мы, очистив от червекрысов небольшой тупичок, расположились на ночлег, список моих сопротивлений выглядел так:
Сопротивление воде 17
Сопротивление воздуху 11
Сопротивление земле 1
Сопротивление крови 4
Сопротивление огню 2
Сопротивление природе 1
Сопротивление страху 5
Сопротивление тьме 3
Сопротивление хаосу 1
Сопротивление холоду 71
Да к тому же на единицу поднялась выносливость, до двадцати девяти.
Не знаю – что уж такого захватывающего люди находят в битвах. Мне кажется, это просто трудно, больно и страшно. Уверен, что будь я могучим бойцом, который раскидывает врагов пачками, я бы тоже никакой радости не испытывал. Вопли страданий – так себе саундтрек. Я поделился этими соображениями с лежащим рядом на походном матрасике Акимычем. Тот сказал, что такие грустные мысли у меня – от холодного ужина и от того, что я пока толком так и не распробовал вкус победы.
–Когда ты дерешься как следует, то ты тащишься от того, как у тебя все круто получается. И у тебя такое большое ощущение, что ты молодец и весь мир глядит на тебя с восхищением, и все ужасно легко и весело.
– А тебе-то об этом откуда знать? – подала голос со своего матрасика Ева.
– Ну, – начал Акимыч, – мне когда на пятнадцатом уровне новые навыки дали и нужно было одну полянку с бурундуками-зомби зачистить…
– Ой умираю, бурундуки-зомби.... Мемуары великих бойцов!.... спите уж, Александры Македонские, завтра тяжелый день.
Насчет тяжелого дня Ева не угадала. После того как мы свернули в предлагавшийся по карте проход из черного базальта, заставы мобов куда-то делись. А пещера расширилась, посветлела и даже перестала быть похожей на пещеру. Мне иногда казалось, что мы просто ночью идем по горной тропе: путь пролегал над расщелиной, которая сперва выглядела как небольшая траншея, потом превратилась в полноценный обрыв, а еще через пару часов обернулась настоящей черной пропастью, так что мы шли гуськом, медленно, почти прижимаясь к стене по образовавшемуся узкому карнизу.
Шли молча – любое слово мгновенно обрастало густым эхом и начинало носиться над бездной, вызывая, судя по каменному треску, сходы мини-лавин где-то вдалеке. Как я ни таращил глаза, усиленные зельем, я не мог понять ни объёмов окружающего пространства, ни направления, в котором мы двигались. Просто идти вдоль влажной стены, иногда касаясь ее рукой, слышать шаги впереди и сзади и ни о чем не думать. А главное – не думать о том, что в метре от тебя, не исключено, бездонная пропасть. Говорят, что страх высоты иррационален. Наверное это так. Как человек, умерший накануне не менее двадцати раз, я должен был бы скакать над этой пропастью, как горный козел без малейших рефлексий, но, тем не менее, пропасть мне очень не нравилась. Вот не нравилась и все!
Лет в десять я попал в очень крутую больницу, в которой было этажей двадцать. Чувствовал я себя тогда неплохо, меня там не лечили, просто обследовали, и мы с одним мальчишкой однажды удрали до самой крыши. Ни до, ни после этого я никогда не был так высоко, дома-то мы на втором этаже живем, а по гостям меня из-за возможных инфекций не возили. Я помню что стоял и пялился на небо, а тот парень, Женька, – вспомнил как его звали, залез на самый край залитой чем-то черном крыши и заорал мне, размахивая руками: «Смотри, смотри, я сейчас упаду», а потом, увидев как я испугался, начал меня дразнить, называл труслом и все приплясывал на краю крыши. А я ведь не за себя испугался, а за него. Смотреть на кривляющегося Женьку было невыносимо. Это уже потом он сказал, что внизу под карнизом было продолжение этой же крыши, просто на этаж ниже.
Интересно, Женька сейчас жив или нет? У него диагноз тот еще был, пусть и не такой редкий, как у меня. Стена под рукой становилась все мокрее и начала местами поблескивать. Шагов через пятнадцать-двадцать блестки превратились в серебристую паутину, опутывающую камень и впивающуюся в него. Шедшая впереди Ева остановилась.
– Между прочим, – это серебро, – сказала она. – И, кажется, довольно богатая жила.
– Эх,– простонал Акимыч, – нужно было горное дело брать. Сейчас бы мы этому серебру показали! Ребят, Лукась, Гус, а вы можете попытаться его немножко отковырять? Это у нас ограничения на навыки, а вы же свободные люди в свободной стране.
– Чем отковырять? – спросил Лукась, – ногтями?
– Копьем можно попробовать. Или ножом.
– Не валяйте дурака, – сказала Ева. – Это шахта уровня сто плюс. Никаких ногтей и ножей вам не хватит.
– Хоть чуточку!
– Ну, попробуйте, – со вздохом сказала Ева.
Когда ни ножи, ни ногти не помогли, Гус размахнулся копьем и попытался всадить его в жилу. Копье соскользнуло, вырвалось у Гуса из рук и рукояткой прилетело мне по зубам. Я отшатнулся, поскользнулся на натекшей со стены луже и, взмахнув руками, полетел с тропинки вниз – в пропасть. Ничего-ничего,– еще успел подумать я, слыша крики друзей. Сейчас воскресну на кладбище, дорогу я, кажется, помню… или не помню?
Это явно не было кладбище Шоанских предгорий, на котором я знал уже каждый камень. Мой призрак болтался среди низеньких, светящихся зеленовато-желтых грибов, в центре площадки, образованной округлыми валунами. Спереди, сзади, где угодно царила темень,кто мог обитать в этой темени – оставалось только гадать, и я даже на слегка пожалел, что не смогу остаться призраком подольше – призракам-то никакие сюрпризы не страшны.
Глава 8
Воскреснув среди грибов, я принял очень неправильное решение: идти туда, где по моим расчетам могли бы быть остальные. Учитывая, что я понятия не имел, где они находятся, ( а уж тем более – где нахожусь я сам), это было весьма и весьма самонадеянно. Уже через час я понял, что не просто заблудился, это-то было ясно с самого начала, но что я потерял и все шансы быть обнаруженным любой спасательной экспедицией.
Подземелье было исключительно темным и обширным, почти настоящий подземный мир, который, возможно, был очень живописным, вот только разглядеть я его не мог. В инвентаре лежал фонарь, полностью заправленный маслом, и какое-то время я это масло бездумно жег, пока не спохватился, что его надо поберечь для каких-нибудь особых обстоятельств. Так я оказался в полной черноте и отныне мог ориентироваться лишь на запахи и звуки – капанье воды, далекий скрежет чьих-то когтей, прелый мох и древний камень. В конце концов в этой темноте меня-таки посетила светлая мысль о том, что нет никакой разницы – идти или сидеть на месте. Я съежился у стены и наконец-то в первый раз после падения решил подумать. Карта сокровищ осталась у Евы, а в имеющейся на панели карте Шоанского хребта сейчас вообще не было никакого смысла: даже вход в нашу пещеру обозначался на ней лишь крохотным пятнышком. Я поискал на карте значки кладбищ, но там было только одно, то, которое осталось снаружи. Попытался понять – с какой высоты примерно упал – и если учесть, что падал я секунд десять… вот только я понятия не имел с какой скоростью падают люди. В голове вертелось только «ускорение свободного падения = 9.8 и обозначается буквой g» вот только куда это g нужно прибавлять, или на что умножать, или хотя бы в чем измерять, я, хоть убей, не помнил. К тому же абсолютно уверен, что в Альтрауме эти «g» совершенно другие, чем на Земле. Ну, допустим, я пролетел километр. Или два. Ага, а после этого воскрес на кладбище, которое может быть вообще в трех днях пути отсюда влево на север… Как ни соображай – ничего тут не сообразишь.
В очередной раз привычно прочел себе злобную и оскорбительную лекцию о том, что нужно было купить персональный почтовый ящик, благо у меня были все возможности это сделать и ни одной причины, чтобы этого не делать. И я этого все таки не сделал. Ну, не молодец ли?! Искать меня, конечно, будут. Сперва поорут в пропасть, потом попробуют спуститься вниз. Потом догадаются идти искать местное кладбище… понятия не имею сколько времени у них это займет, но даже придя на кладбище, они меня там не обнаружат, потому что я с тех пор убрел неведомо куда, сам не зная зачем. Отлично, просто отлично!
Вдобавок ко всему еще очень хотелось есть, после смерти всегда хороший аппетит. Как назло ничего съедобного в инвентаре не нашлось, и я горячо пожалел об утреаченной пачке галет. Так как ни до чего я не додумался, решил брести, до тех пор, пока бредется. Решил и сделал.
Относительно ровная поверхность под ногами постепенно сменилась россыпью камней, которые все увеличивались в размерах, и в конце концов я обнаружил себя затертым меж валунов с меня размером. Вскарабкавшись на очередной выступ, я все-таки зажег фонарь, чтобы хоть как-то осмотреться. Уже ужасно хотелось есть и, главное, пить, поэтому я не удержался от радостного возгласа, увидев, что свет фонаря отразился от поверхности воды. В проломе, куда меня занесло, было самое настоящее подземное озеро: не очень большое, можно сказать, крошечное, но явно мокрое, а мне больше ничего сейчас не требовалось. «Надеюсь, это не нефть и не какой-нибудь сернистый источник», бормотал я, сползая по камням. Не нефть точно, нефть воняет».
Это была настоящая вода, настолько холодная, что от нее заломило не только зубы, но и сразу весь череп. Но это была вода, и я благодарно наполнил ею пустую флягу.
– А теперь посмотрим, не водится ли тут рыбка.
Рыбка водилась. Мерцающий голубым светом поплавок нырнул уже через несколько минут после заброса, и я вытянул из воды белую извивающуюся веревочку, обозначившуюся как «слепоглазка блеклая». Очень подходящее название – глаз у рыбки я не обнаружил. Когда к первой слепоглазке добавилось четыре ее товарки, я разделал рыбу и, решив, что пусть это будет сашими, а я пусть буду японец, приученный есть сырую рыбу с младенческих кимоно, пообедал. Расстелил коврик, чтобы слегка отдохнуть от всего пережитого, и тут у меня так скрутило живот, что я аж упал на четвереньки.
Читать бесплатно другие книги:
