Демоны Юга Каменистый Артем

© Каменистый А., 2016

© ООО «Издательство «Э», 2016

Глава 1

Я молод и до последнего времени был полон сил, но за свою недолгую жизнь приключений успел пережить столько, что редкий дряхлый старец может сравниться. И мир тоже успел повидать. Даже два мира. Хоть мне и доводилось… Как бы это выразиться без откровенно криминального оттенка… Доводилось работать с антиквариатом, но отнести себя к великим любителям старины не могу. Однако, бывая в далеких экзотических странах, охотно присоединялся к стандартным экскурсиям, которые просто обязан посетить среднестатистический турист. В таких поездках проще простого заводить знакомства с новыми девушками, и к тому же встречаются любопытные экземпляры, которых очень сложно встретить в местах вроде ночных клубов, а я люблю разнообразие во всем.

И вот однажды, терпеливо подбирая ключик к одной весьма и весьма недурственной брюнеточке, я параллельно изучал очередной шедевр древней архитектуры – каменную стену. Блоки в ней были каких угодно форм, но реже всего встречались привычные прямоугольники. Эдакая мозаика из причудливо обработанных глыб. При этом не наблюдалось серьезных зазоров, камни буквально цеплялись друг за дружку, пазы входили в вырезы так четко, что некоторые всерьез верили гиду. А тот между тем порол явную чушь. Заявлял, что здешние доисторические папуасы, или как их там, силой тайных заклинаний заставляли гранитные валуны превращаться в пластилин, после чего с ними легко мог работать даже ребенок. Особенно меня порадовало одно из озвученных им доказательств: хоть район сейсмически активный, но это сооружение без повреждений пережило долгие века. Меня оно, мягко говоря, не убедило. Какая-то альтернативная логика.

Впоследствии мне довелось увидеть еще несколько похожих сооружений. Гиды при этом попались чуть умнее. Один пояснил, что хоть такие стены и правда могут выигрывать в устойчивости, но обычные куда технологичнее. А это лишь пережиток древних методик, когда строители использовали совершенно необработанный камень, небрежно подбирая булыжники друг к дружке. Потом кто-то додумался сбивать мешающие выступы, далее тенденция получила развитие. Первые опыты до нас не дошли, потому как от них остались лишь груды глыб, мимо которых можно пройти, не обратив внимания. Ну и туристам они точно неинтересны.

Запомнил я и умный термин: полигональная кладка – так называлась эта технология «каменной мозаики».

Стены, которые меня сейчас окружали, были возведены по такому же принципу. Будто изувеченные пчелиные соты. Правда, соты, по-моему, всегда строго шестиугольные, а здесь в числе углов никто себя не ограничивал. Раствора между блоками не видно, что тоже знакомо. В тех сооружениях, которые я уже видел, он если и был, то его давно вымыло водой и выдуло ветрами, разве что в глубине стен сохранился. Да и особой нужды в нем нет, такая кладка, по-моему, удерживает сама себя всеми этими сцепленными углами, выступами и пазами.

Смущал только потолок. Мне всякое доводилось видеть, но чтобы и его возводили из подогнанных друг к дружке угловатых глыб – впервые.

Стены, пол, потолок – все это представляло единую конструкцию, где между соседними блоками не везде получится просунуть лезвие ножа. Ну разве что совсем уж тоненькое, от перочинного, да и такое в паре мест будет бессильно. Ну разве что миллиметров на пять войдет, а дальше, считай, монолит.

При всем этом многоугольном многообразии единственный дверной проем был привычной формы. Прикрывали его куском какой-то дешевой ткани, и по ее едва заметному колыханию можно было предугадать, что сейчас кто-то зайдет. Окон в помещении не было, но при этом я мог легко рассматривать самые мелкие детали. Почему? А это уже отдельный вопрос, и коротко на него не ответишь.

Грубый лежак из кривых жердей, убогое подобие табурета из того же материала, жестяной короб с раскаленными углями, которые время от времени меняли, и сияющий шарик размером с теннисный мяч, медленно описывающий круги под потолком, – вот и вся здешняя обстановка.

Должен добавить, что шарик не был к чему-либо привязан и провода к нему также не вели. Иногда сияние его начинает слабеть, и тогда Кайра приходит не одна, а с Местисом. Вообще-то, имя у него куда длиннее, но никто не станет в повседневной жизни произносить десятки слов там, где достаточно одного. Местис надолго не задерживается. Подманивает здешнюю «лампочку», будто ручную птичку, держит ее недолго в руках, после этого исчезает до нового пополнения заряда.

Кайра и Местис – единственные люди, которых я вижу с тех пор, как летающее создание принесло меня в эти горы. Дорога по воздуху далась мне нелегко. У меня и до этого со здоровьем были проблемы, а в пути они очень серьезно усугубились. Несколько раз я отключался, а все остальное время провел в позе зародыша, пытаясь согреться, но это слабо удавалось: очень сильный поток встречного воздуха, к тому же наверху и без этого нежарко.

Иногда я бросал взгляды вперед. Поначалу при этом видел серую громадину южного берега, позже начал различать подробности. Отвесные скалы, где ни бухт, ни приличных пляжей, ни обширных зарослей, что даже на большом расстоянии выдают себя зелеными пятнами. Самое подножие гор, которые далее вздымаются на такие высоты, что, даже сидя на спине Талашая, мне приходилось задирать голову, чтобы увидеть заснеженные пики.

Муунт знал дорогу, он уверенно направился в узкое ущелье между шпилями двух далеко не самых грандиозных вершин. Здесь мне стало настолько хреново, что отключился надолго, а когда пришел в себя, больше не было моря позади. Куда ни взглянешь, лишь снег и камень. Ни одного зеленого пятнышка, ни следа человеческого, ни птицы в небе – ничего. Мертвое царство гор.

Должен сказать отдельное спасибо Талашаю за то, что мне ни разу не пришлось ему подсказывать дорогу. Ведь я даже не увидел тот Трехголовый пик, о котором перед смертью рассказывал бедолага Дат. Все горы слились в единую каменно-ледяную картинку без мелких деталей, холод достал до того, что я перестал чувствовать ноги, а раскрывать глаза с каждым разом было все труднее и труднее. В какой-то момент муунт просто спустился не знаю куда и поспешно захлопал крыльями, поднимая облака снега. В этой пелене показались какие-то люди, с ног до головы закутанные в теплое тряпье. Меня стащили на землю и принесли туда, где было тепло. От радости начало выворачивать наизнанку, и в разгар этого неприглядного процесса я отключился окончательно.

С тех пор я каждый день вижу Кайру, иногда Местиса. И все, других посетителей к больному не допускают. Ну, или они брезгуют сюда заходить, не удивлюсь и такому.

Кайра Ло… Кайра Ло из Пешваров. Та самая знаменитая целительница, о которой рассказывал Дат. Благодаря его словам я, столкнувшись с неразрешимой проблемой, решился на отчаянную авантюру. За жизнь мою тогда никто бы и монетки не дал, смертный приговор был озвучен, оставалось дождаться его исполнения. Но я решил ухватиться за последнюю соломинку и, похоже, не прогадал.

Занавеска едва заметно заколыхалась. Где-то за ней чуть слышно хлопнуло, скорее всего, закрывалась невидимая с моего места дверь, впуская посетителей. Кто это может быть? Я бы все поставил на то, что Кайра. По двум причинам: она – самый частый гость, хотя правильнее ее называть хозяйкой; и мне приятно ее видеть.

Очень красивая особа. С миниатюрной фигуркой японской девушки, длиннющие платиновые волосы, вздернутый носик, ямочки на щечках и изумительно фиолетовые глазищи на кукольном личике. В сравнении с тем засильем мясистых теток, что практиковалось на северных землях, настоящее чудо, от которого невозможно отвести взгляд. Да что там, даже на моей родине такая заткнет за пояс любое полчище натуральных, или не очень, топ-моделей.

Сколько ей лет? Сперва мне показалось, что не больше пятнадцати. Затем вынужден был прибавить три-четыре. Теперь иногда готов дать все тридцать, хотя в глубине души понимаю, что это уж точно перебор. Однако точную цифру не могу назвать до сих пор.

Но ее потрясающая красота – вторичный фактор. Благодаря тому что делает Кайра, я перестал разваливаться. И даже более того – начал ощущать, что разрушенное и мертвое пусть медленно, но начинает оживать.

Я спасен – я восстанавливаюсь!

Занавеска дернулась, будто ударенная кнутом, отлетела в сторону, зависла, будто опасаясь возвращаться. Еще один фокус Кайры: она это делает даже пальцем не прикасаясь. Просто легкая преграда спешно убирается с ее пути. Пытается оказать на меня впечатление? Ха-ха, вот это уж точно лишнее, и без того впечатлен немыслимо. Скорее, просто брезгует прикасаться к не очень чистому тряпью. Насчет грязи у нее целый пунктик, заметил это давно, когда еще мало что соображал.

Тем удивительнее, что возиться с тяжелобольным брезгливость не мешает. Очевидно, к людям она не относится.

Первым делом Кайра подошла к жаровне, подвела к ней ладошку, забавно скривилась, звонко произнесла:

– Скажу Местису, чтобы почаще менял.

Я покачал головой:

– Не надо. Я сам попросил, чтобы он делал это пореже.

– Тебе жарко?

– Нет. Но я чувствую, что прохлада не будет лишней.

– Тогда я не буду ничего говорить Местису. Твое тело лучше знает, что ему необходимо.

Эх, вот бы все врачи были такими замечательными и покладистыми. Тогда бы запрет на курение и алкоголь, под который подпадает абсолютное большинство больных, остался бы в прошлом.

– Я видел бабочек.

– Во сне?

– Кайра, не знаю, что там на улице, но сильно подозреваю, что бабочек здесь можно увидеть только во сне.

– Я обязана уточнять, ведь твой разум в смятении.

– А по мне, он в порядке.

– После того что ты пережил, разум никогда не станет прежним. Мы все время меняемся, и опасная болезнь это ускоряет. Бабочки были разноцветными?

– Нет. Они были фиолетовыми. Как твои глаза.

– Леон, тебе надо меньше думать о моих глазах. Жди сон с цветными бабочками.

– Фиолетовый – это уже не черно-белый. Настоящий цветной сон. Я думаю, что мне гораздо лучше, ты же сама говорила, что это хороший признак.

– Жди бабочек желтых, зеленых, синих, всяких. Вот это и будет хорошим признаком. Ты очень и очень болен. Таких, как ты, я еще никогда не видела.

– Ну да, я человек уникальный, это нельзя не признать.

– Ничего не могу сказать по поводу уникальности, но самовлюбленности тебе не занимать.

– Невероятно трудно не любить себя, если являешься самим совершенством.

– Леон, ты такой болтун. Закрой глаза и дыши через нос. И выпрямись.

Я охотно подчинился, ведь сейчас последует одна из самых приятных процедур. Теплые ладошки Кайры коснутся щек, от них начнет расходиться приятное тепло.

Это тепло непростое – от него быстро исчезает головная боль, что подолгу терзает виски вот уже который день. После такой простейшей процедуры я чувствую, будто скинул лет пять нездоровой жизни. Хочется встать и куда-нибудь помчаться вприпрыжку, вот только целительница это не одобрит, и приходится себя сдерживать.

Ну вот, виски успокоились. Блаженство.

– Леон, мне не нравится головная боль.

Я ничего не рассказывал ей про голову. Да я вообще никогда ничего не говорю о симптомах, только о снах. Остальное она сама все знает. Надеюсь, что мысли читать не может. Ну, нет, точно не может, иначе бы ее в краску вгоняло от трех четвертей того, о чем я думаю, на нее глядя.

– Мне тоже не нравится. Но не страшно, терпеть можно.

– Я не могу ничего с ней сделать.

– То есть мне теперь всю жизнь придется провести с дятлом в голове?!

– Нет. Я сказала, что я ничего не могу сделать. Но есть другие.

– Ради одной мигрени искать кого-то вместо тебя?

– Леон, не думаю, что у тебя получится найти такого целителя. И дело не в нашем искусстве, а в твоем случае. Ты стал другим, и сейчас тебе чего-то не хватает. Ты ощущаешь потерю, твое тело на это реагирует, отсюда боль. И боль не самое страшное, что тебе угрожает.

– Извини, но я ничего не понял.

– Можешь открыть глаза.

Кайра обернулась, придвинула жалкую пародию на табурет, присела, задумчиво уставилась куда-то в стену. Или даже сквозь нее – охотно поверю, что эта невозможная девушка и не на такое способна. Затем, расстегнув грубого покроя меховую безрукавку, достала хорошо знакомый предмет. Тот, с которого, собственно, и начались мои здешние приключения. Драгоценное изделие старинной работы. В свое время я сравнил его с упитанным волчком размером с куриное яйцо. Главный материал – золотая проволока разного диаметра, переплетенная вокруг укрытого в центре камня. Он зеленоватый, ухитряется пускать яркие блестки от самого слабого источника света, но сам непрозрачный, дорогим не выглядит. Если такой увидишь в россыпи морской гальки, вряд ли заинтересуешься. Но я хоть и не опознал его, но не сомневаюсь, что стоит очень и очень дорого, иначе бы его не использовали вместе с таким недешевым материалом, как благородный металл.

– Откуда у тебя это?

– Э… Это долгая и запутанная история.

– Хорошо, спрошу иначе: ты знаешь, что это такое?

– Старинная безделушка. Украшение.

– То есть ты считаешь, что это просто ювелирное изделие?

– Да.

– Этот предмет с тобой давно?

– Где-то с месяц уже таскаю.

– Все это время он был при тебе?

– В этой штуке много золота, а это ценный металл. Все это время я провел в местах, где дорогими вещами не разбрасываются, их лучше держать поближе к себе. Что-то не так? – уточнил я, видя, как Кайра мрачнеет все больше и больше.

– Да. Не так. Это опасная вещь. Очень опасная.

– Я и правда думал, что это просто украшение. Что с ним не так?

– Это не украшение. Это непонятно что.

– То есть ты не знаешь, что это такое, но при этом заявляешь, что оно опасное.

– Не совсем так, кое-что я знаю. Внутри камень, его можно разглядеть. Там, на своем севере, вы такие можете не знать, но у нас их все еще находят. Но этот нашли не сейчас. Давно. Очень давно. Так давно, что никто даже не скажет, сколько веков он скрывается в своей золотой клетке. Что ты сейчас видишь? – Кайра протянула украшение, удерживая его самыми кончиками изящных пальчиков.

– Ну… Это похоже на два конуса, соединенных основаниями. Только конусы не ровные, а резко заостряющиеся к вершине.

– Нет, Леон, неправильно. Это никакие не конусы. Это наш мир.

– Модель мира?

– Модель старого мира, сейчас кое-что изменилось. Вот здесь, посредине, виден хребет, разделяющий земли юга и севера, а здесь, на вершинах, великие горы, где располагаются наши полюса. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: вещь очень древняя. Но ты не поймешь, северяне не знают юг. Смотри, здесь великие вершины одинаковы. Так было раньше, давно, они и правда не отличались друг от дружки. Исполинские полярные горы уходили на такую высоту, что даже самые главные вершины Срединного хребта казались карликами в сравнении с ними. Видящие говорят, что на крайнем севере и сейчас так. Но на юге совсем другое. Беда, которая чуть не убила нашу часть мира и разделила его окончательно, разрушила гору. Теперь там нет единой вершины, там лишь хаос обожженного камня, ломаные хребты и едкий пепел, что вырывается из бездонных провалов. Я там никогда не была, об этом тебе лучше поговорить с Этико, он оттуда родом. У нас все знают, что случилось с великой южной горой. Теперь ты понял, почему эта вещь такая старая?

– Ты считаешь, что она создана во времена до катастрофы, что разрушила полярную гору. Хотя это спорно, ведь ювелир мог сделать ее в память о былом.

– Вряд ли, – Кайра покачала головой. – Во времена, что были после гибели юга, не было мастеров, которые занимались таким. Дикость захватила мир, ювелирное искусство умерло. Камнями начали интересоваться уже потом, но эта вещь точно древнее, по ней видно.

– Ну хорошо, пусть так. Но ты ведь хотела рассказать не об этом.

– Без этого мой рассказ понять непросто. Золото ценится и у нас, но за камень, что заключен внутри, можно получить его столько, что понадобится несколько повозок для его перевозки.

– Серьезно?! С виду не скажешь, что он такой дорогой.

– Но это так. Он ценится не из-за вида, а из-за скрытых в нем возможностей. Такой камень может сделать сильного сильнее или даже подарить силу бессильному. Я имею в виду не ту силу, что скрыта в наших мышцах, а это, – Кайра указала в сторону светящегося шарика.

– Да уж, за такой фокус можно много отвалить.

– Не шути с такими вещами.

– Прости. Значит, этот камень может из простого человека сделать мага?

– Нет, о таком только шепчут, но никто ни разу не видел, чтобы подобное случалось. Это просто легенда. Но можно сделать мага сильнее. Не каждого и не всегда. И не любой камень это может. Там все очень сложно. Почти у каждого камня есть свой секрет, его надо узнать. И есть камни, где секрет невозможно разгадать, или вовсе пустые. Такие ничего не стоят, годятся только на слом, но сразу это определить нельзя, и потому за них тоже могут заплатить хорошо. Многие люди отправляются на крайний юг в надежде найти могущественный артефакт и стать богачами, но мало кто из них возвращается. Там очень опасно. И опасна не только природа и злобные существа, а сам камень. Он может излечить, но может и покалечить. Если не знаешь, как с ним обращаться, продай или отнеси опытному алхимику, он раскроет его душу. Камень, что ты носил с собой, держит в себе секрет, который мы не смогли разгадать. Древние тоже не смогли, иначе бы не использовали нераскрытый артефакт в амулете. Или у них были какие-то особые соображения. Такие камни – огромная редкость. Я увидела впервые, как и остальные. Настоящее чудо. И, судя по твоему состоянию, он опасен для несведущего. Ты, Леон, не знал, с чем имеешь дело, и пострадал.

– Я заболел из-за камня?

– Да.

– Значит, не повезло. Я ведь вообще ничем не болел, пока не начал его таскать.

– Неправильно. Камень тебя защищал от болезней, но не всегда. Давая защиту, он требовал что-то и для себя. Но ты не давал это.

– Не понял?

– Это непростой камень и он выбрал тебя. Хотел быть ближе к тебе. Его следовало носить на шее или хотя бы в кармане, но не в мешке с вещами. Между вами возникла слишком тесная связь, и я не знаю, как ее разорвать. Никто не знает. Это уникальный камень, с таким мы еще не сталкивались. Тебе, Леон, надо держать его при себе. Все время. Нельзя делать долгие перерывы, связь может ослабевать, и ты умрешь, как умирает человек, если обрезать веревку, на которой он висит над пропастью.

– А на вид всего лишь камень…

– Я же сказала, это непростой камень.

– Да понял я, понял.

– Вот шнурок, он прочный. Можешь повесить на шею. Пусть будет с тобой. Думаю, головная боль пройдет сразу.

– Как скажешь. Когда мне можно будет выйти наружу?

– Не считая головной боли, ты здоров. Но пока еще слаб.

– На такой кормежке силачом не стать.

– Прости, Леон, но у нас не очень хорошо с продуктами. Других нет.

– Я не знал, извини. Ну так что, мне, наконец, можно выбираться?

– Если очень хочешь, можешь идти.

– Спрашиваешь! Да я тут вечность уже провалялся.

– Всего лишь одиннадцать дней.

– Да? А мне показалось, что чуть ли не год.

– Вначале тебе было плохо, а плохое любит растягиваться в мыслях. Я могу выйти с тобой, показать все. Но твоя одежда слишком легкая, а здесь холодно. Подожди, принесу что-нибудь.

Глава 2

Кайра принесла нечто, чему в моем небедном лексиконе не подобралось приличного названия. Какое-то убожество, небрежно скроенное из обрывков шкур разных животных. Причем шкуры эти обработали весьма небрежно, в иные времена я бы к такому побрезговал прикасаться. Засаленная телогрейка с лагерным номером и простреленная конвоирами в восемнадцати местах на фоне этого унылого лапсердака казалась бы изделием от-кутюр. Но выбирать не приходится, ведь снаружи и правда не тропический курорт, это я хорошо запомнил еще со времен полета через горы.

С большим интересом заглянул за занавеску. Я не первый раз бросал взгляды в следующее помещение, но там было темно, как в склепе, а тупой шарик не соглашался менять свой обычный маршрут ни за какие коврижки. Но теперь в нем не было нужды: Кайра, переступив за порог, взмахнула рукой, и над ее головой зажегся такой же. И не просто начал хаотично передвигаться по строго заданной траектории, а следовал точно за целительницей.

Ничего интересного я не увидел. Все те же стены из многоугольных камней разной формы и размеров, арочный потолок и полное отсутствие какой-либо мебели. Дверной проем прикрыт корявым щитом из жердей и все тех же шкур, Кайра попросту отодвинула его в сторону, и мы шагнули в следующее помещение, такое же пустое.

– Когда мы добрались до форпоста, здесь оставались кое-какие вещи от исследователей. Слишком холодно, гниль добралась лишь до тех, что были в крыле с горячим источником. Жаль, что он иссяк, ведь чтобы не замерзнуть, мы сжигаем древние предметы. Пусть их немного испортило временем, но все равно жалко.

– Так вот откуда вы берете дрова…

– Да. Здесь же ничего не растет. Шкуры, что на тебе, тоже нашли здесь. Они старые, но не рассыпаются, носить можно.

– А воняют так, как будто не такие уж и старые.

– Не шути, запаха нет. Старые, Леон, очень старые. Здесь, под самым Срединным хребтом, было королевство, где правила старинная династия. Таким трудно в наше время, тогда тоже было нелегко. Наверное, король очень хотел расширить свои владения, вот и послал своих людей в горы. Они их исследовали несколько лет, это их самый северный форпост. И было это почти сто лет назад, во время войны с Домом Смерти. Давно.

– Да уж, для столетних эти шкуры выглядят хорошо. А чего форпост бросили?

– У короля был конфликт с Домом Тракчай. Мелкий Дом, позже он слился с Домом Реликвий, но в свое время амбиций у него хватало. Тот король как-то странно умер, неожиданно, об этом много судачили. Трон занял сын, его не интересовал север, исследователи получили отставку. А сам Дом Тракчай ненадолго его пережил, слишком слаб был, но там с этим не соглашались и вечно лезли туда, где слабым нет места. А тот сын стал последним королем. Плохой правитель, слишком много ошибок совершил. Нет теперь королевства. Такая вот история.

– Долго еще идти? Все эти помещения без окон, а я соскучился по белому свету.

– Да уж, белее не придумать, столько снега мы и вообразить не могли. Наверное, исследователи знали, что термальный источник скоро иссякнет. И хотели создать такое укрытие, которое и без горячих вод поможет сохранять тепло без больших затрат дров. Их ведь тяжело было привозить в такую даль, много людей нашло смерть на этой дороге. Чувствуешь, как холодает? Чем ближе к выходу, тем сильнее мороз, а в глубине крепости всегда хорошо даже без жаровен. Ну, прохладно, конечно, но такое можно вытерпеть.

– Если бы вы сделали хорошие двери, было бы куда теплее.

– Здесь нет хороших материалов. Все очень старое. И хороших мастеров у нас тоже нет. На юге мы занимались чем угодно, но не созданием дверей. А вот и последние.

На улице вечерело. Как это часто бывает в горах, темнота уже опустилась в долины, но заснеженные вершины все еще освещались солнечными лучами. Несмотря на сумерки, я сумел более-менее ознакомиться с окрестностями. Брошенная крепость располагалась на длинном уступе, одном из многих, что параллельными рядами уходили вверх и вниз. Строители использовали природную выемку в рельефе, устроив в ней сооружение из десятков соединяющихся друг с дружкой каменных камер. В тех, что располагались в глубине, и правда должно быть теплее в любую непогоду, это верно: сверху наметен толстый слой снега, сквозняков нет, количество входных тамбуров зашкаливает. С другой стороны, даже мне, далекому от таких дел человеку, очевидно, что этого можно было добиться при куда меньших затратах. Доставка сюда такого количества рабочих и материалов – настоящий подвиг. Высота очень приличная, я это понял по одышке, что появилась после короткой прогулки по недрам форпоста. Обычно не страдаю ею даже после бега на приличную дистанцию, так что не стал все списывать на последствия болезни.

– Вот, Леон, теперь ты увидел, где мы живем. Доволен, или хочешь дальше прогуляться?

– Здесь только это?

– Да, Леон: снег, камни и старый форпост с почти бесполезными старыми вещами, которые сохранил холод.

– И я так понимаю, что с подвозом еды и прочего у вас сейчас проблемы?

– Нет, Леон, все хуже. Гораздо хуже. Мы умираем, Леон. И ты умрешь вместе с нами, если все будет идти, как идет.

– Гм… А если что-то пойдет не так?

– Чтобы изменить ход событий, надо что-то делать.

– Буду удивлен, если вы все как один собрались сидеть сложа руки в ожидании голодной смерти.

– Нет, Леон, мы делали. Делали что могли. Но этого оказалось мало.

Не очень-то люблю вызываться добровольцем, но и пожить не дурак, так что предложил, не задумываясь:

– Если я могу чем-то помочь, то готов.

– Можешь. Наверное, можешь. Но лучше говорить не со мной, а с Айшем. Он у нас самый старший, и он однажды нас уже спас.

– Думаю, с разговором тянуть не стоит, запасы у вас не бесконечные.

– Тебе не стоит много ходить. Вернемся назад, я приведу Айша к тебе.

Не знаю, к какой расе можно было отнести Кайру: при белой коже и прочих признаках, присущих европейцам, рост и фигура у нее таковы, что прикрой лицо – и примешь за белокожую японку. Айш же был явным азиатом: желтый, рожа плоская, только рост неожиданно высокий, не уступает моему. А я ведь привык поглядывать на плечистых северян свысока. Этот, в отличие от них, худощавый, но худоба его не болезненная, а кажется вполне естественной. И слабаком он не выглядит.

Если я гадал, сколько же лет Кайре, то на Айше сломался сразу. Такому может быть тридцать, а может, и все пятьдесят. Такая уж внешность.

Айш, зайдя, с ходу присел на единственный табурет, а Кайра осталась стоять, что меня слегка покоробило. У нас так не принято, ну, да в чужой монастырь… Можно, конечно, пригласить устроиться на моей лежанке, но опасаюсь, что это могут неправильно понять, так что лучше не подставляться. Хотя не удивлюсь, если здесь в этом не усмотрят ничего предосудительного.

– Приветствую, Леон. Меня зовут Айшан Сакри, я родом из Таучи. Но ты обращайся ко мне так, как обращаются друзья – просто Айш.

– Спасибо, что принял меня в их число.

– Нет, Леон, принимал не я, а Талашай.

– Зверь?

– Не зверь – муунт. Представитель редчайшей разновидности муунтов: умный, быстрый, лучше всех защищенный, летающий. Великий небесный убийца.

– И каким же образом он зачислил меня в число друзей?

– Тем, что не убил тебя и доставил сюда.

– Я знал секретное слово.

– Да, Талашай может принять лишь того, кто его скажет. И лишь в том случае, что это позволил хозяин. И есть еще одно условие: в случае смерти хозяина тот, кто произносит слово, не должен иметь к ней отношения. Муунта нельзя обмануть. Даатлькраас Таальчи Сиссарис из Дома Ташшани доверял тебе настолько, что научил тайному слову. Такое можно доверить не всем. Затем он умер, но ты не был виноват в этом. Даатлькраас доверял тебе всецело, другому бы он Талашая не доверил. Мы чтим память о Даатлькраасе, его друг – наш друг. Скажи, как он погиб?

– Там, куда он попал, принято убивать пришельцев с юга. Я об этом не знал, иначе попытался бы этому помешать.

Чистая правда. Даатлькрааса трудно причислить к моим друзьям, но чего я точно не хотел, так это его смерти. Поступок генерала тогда застал меня врасплох, я никак не мог его предотвратить или хотя бы попробовать это сделать. До сих пор считаю, что Грул поступил тогда неразумно, у него не было причины. Скорее всего, сработала вбитая армейскими сапогами установка, требующая убивать таких, как Дат, при малейшей угрозе распространения информации об истинном положении вещей на дальнем юге. Плюс сказалось раздражение, вызванное заточением и непростыми обстоятельствами освобождения.

– Откуда здесь вообще знают, что Дат умер? Я ведь ничего не рассказывал.

– Среди нас есть те, которые могут это чувствовать. Не так сложно мыслями следить за дорогим тебе человеком, или хотя бы близким. Сложнее за чужим, но тоже можно. Даатлькраас был нам дорог.

– Понятно. Вы здесь знаете, кто я? Обстоятельства того, как познакомился с Датом?

– Нет. Мы можем следить за нитью его жизни, но не за поступками и окружением. Слишком далеко он оказался, и слишком трудно делать многие вещи в этих горах. Мы слабы, мы почти беспомощны здесь. Срединный хребет не любит магов, его холод замораживает не только тела, но и души.

– Тогда не буду отвлекаться на ненужные рассказы. У вас тут, как я понимаю, дела идут не очень хорошо. Кайра сказала, что вы вообще умираете.

– Мы ограничиваем себя в еде, ее здесь тяжело добывать.

– Да? Я понятия не имел, что ее можно добывать здесь хоть как-то.

– У нас есть способы, но они не очень эффективны. Мы неизбежно умрем от холода и голода, если останемся.

– Так в чем дело? На юге все так плохо, что вы не можете вернуться?

– Для нас, Леон, плохо. Даатлькраас разве ничего не рассказывал?

– Смотря что. Мы не успели как следует пообщаться.

– Мы последние из отрекшихся стражей. Там, на юге, на нас сейчас охотятся, будто на лютых зверей. У нас есть способы защиты, но трудно выстоять против целого мира. Мы шли сюда в надежде, что найдем укрытие на севере. Потом, возможно, переберемся через хребет в другом месте, и там найдутся земли, где к нам относятся не так враждебно. Путь оказался куда труднее, чем мы рассчитывали. Форпост нас спас, дальше дороги нет вообще. Счастье, что стражи издавна собирали разную информацию о мире и потому знали об этом убежище. Даатлькрааса направили дальше, муунт был лишь у него. Он должен был откормить ослабевшего Талашая, но что-то пошло не так. Даатлькрааса больше нет, но вместо него вернулся кое-кто другой. Теперь ты знаешь все.

– Ну, допустим, не все.

– Ты знаешь краткую историю событий, которые завели нас в эту западню. И Кайра сказала, что ты хочешь помочь нам из нее вырваться. Я в ответе за всех этих людей и готов тебя выслушать.

– Тут так сразу ничего и не скажешь… Вам нельзя здесь оставаться.

– Это очевидно и без тебя.

– Если на юг для вас дороги нет, остается одно – это север. Судя по размеру Талашая, он может зараз увезти двоих, а то и троих, если они будут такие, как Кайра. До побережья лететь недалеко, там, правда, ничего хорошего нет, но зато тепло. Плюс ни один корабль не приблизится к скалам, то есть вас можно собирать там без опаски, что кто-то заметит. Там же можно сделать временную базу. Уж точно не замерзнете, и море накормит. О дальнейшем говорить не могу, я слишком мало о вас знаю. В том числе не представляю, чего вы хотите.

– Нам сейчас остается лишь одно: жить с теми, кто живет на севере. Но раз там таких, как мы, по твоим словам, убивают, не знаю, как и поступать. У нас и до тебя была такая информация, но не хотелось в это верить. К тому же это делают вроде бы не везде, данные противоречивы.

– Там, за горами, огромный материк. Вокруг него хватает и другой земли. И уж, поверьте, с такими, как вы, скорее всего, везде поступают одинаково. Существование людей на юге правители держат в секрете. Простой народ считает, что там ад. Предполагается, что рано или поздно вы пойдете войной на северян, так что верхушка к этому готовится. Пришельцев вроде Дата по возможности хватают и допрашивают, выведывая все, что они знают и не знают. После такого допроса смерть – великое благо. Если есть риск, что информация разойдется, убивают быстро и безо всякого допроса.

– В своих землях ты был великим человеком.

– Почему ты так решил?

– Ты легко говоришь о людях за Срединным хребтом, хотя для простого народа, по твоим словам, это тайна.

– Я, вообще, не совсем с севера.

– Ты тоже с юга?!

– Все гораздо хуже: я ни с севера, ни с юга.

Айш покосился на Кайру, но та лишь пожала плечами, при этом забавно сморщив носик. Опасаясь, что меня начинают принимать за не вполне психически нормального человека, я начал разъяснять:

– Там, на севере, некоторые всерьез полагали, что я демон. И не просто демон, а демон с юга.

– Ты имеешь в виду наш юг?

– Да, они ведь считают, что там ад, а где же обитать демонам, как не в аду? Я даже побывал кое у кого в услужении, а все благодаря вашему Дату. Когда он попался северянам, его заперли в отдельную камеру, где держали без разговоров. Ждали особую команду, которая занимается допросами таких, как вы. Расстояния там неблизкие, время военное, на дорогах сложности, так что ждать ему пришлось долго. Видимо, это сильно на него повлияло, и он занялся вызыванием демонов. По его словам, вспомнил обрывки знаний о каких-то древних ритуалах, добавил что-то свое к ним. В общем, экспериментировал. Закончилось все тем, что я оказался в его камере.

– А где ты был до того, как оказался в тюремной камере?

– В воздухе.

– А подробнее?

– В тот момент я был занят тем, что падал с крыши очень высокого здания.

– И где же стояло это здание?

– Хороший вопрос. Его построили на самом большом материке планеты, где нет высочайших вершин на полюсах, хребта, разделяющего мир по экватору, тоже нет, в небе всего одна луна, и ведет она себя прилично, не создавая изуверские приливные течения, которых боятся даже самые лучшие корабли. Позвольте представиться: меня зовут Леон, и я демон из другого мира.

Айш вновь покосился на Кайру, и та ответила на молчаливый вопрос:

– Леон человек, а не демон. У него нет никаких принципиальных отличий от нас. Он любит шутить, но не похож на обманщика.

– Понятно. Ну что же, Леон, нам и без тебя известно о множественности миров. Не знаю, каким образом ты преодолел границы пространств, но ничего невозможного в этом нет. Такое в истории нашего мира уже случалось.

– Назад отправить меня можете?

– Нам такой способ неизвестен.

– Да я пока особо не рвусь, так… на всякий случай спросил.

– Ты долго прожил на севере?

– Около месяца.

– Плохо. Значит, ты знаешь о нем немного.

– Но и не так мало. Так как тебе мой план насчет побережья?