Помолвка с чужой судьбой Островская Екатерина
Новая книга Екатерины Островской – это отдельный мир, невероятно легко и детально придуманный. Вся книга будто бы волшебный мир Алисы – царство вечного обмана, странных интриг и волнующих парадоксов. Постоянные повороты сюжета выбивают почву из-под ног даже многоопытного читателя, до самой последней страницы не давая ни малейшего шанса разобраться в происходящем и разгадать предложенную автором головоломку.
Екатерина Островская по-прежнему способна удивлять. «Помолвка с чужой судьбой» – не только витиеватое и захватывающее детективное действо, которого мы все так ждем и на которое надеемся, открывая книгу. На сей раз у автора получилось нечто большее. Екатерина своим острым чутьем настоящего литератора-детективщика угадала то самое идеальное соотношение тайны, размаха и правды – и написала увлекательную, необыкновенную даже на первый взгляд историю, которая, стремительно развиваясь, превращается в головокружительный роман. До самых последних страниц невозможно угадать, куда выведет лихо закрученный сюжет, кто окажется предателем, кто убийцей и откуда ждать помощи!
Злодеи и герои, охотники и жертвы, причины и следствия запутаны с восхитительной виртуозностью. Екатерина Островская буквально заставляет прочитать свой новый роман!
Татьяна Устинова
Глава первая
Дорога нырнула в ночной лес, густые ели нескончаемой темной стеной тянулись вдоль обочины, пятно белого света бежало впереди автомобиля, выхватывая на мгновение то километровый столб, то редкие просветы, за которыми едва угадывались склоны лысых холмов, припорошенные россыпью бледных звезд, готовых раствориться в скором июльском утре.
За очередным поворотом начался долгий пологий подъем, за ним должен был появиться крутой спуск к мостику через глубокий овраг, на дне которого бежала куда-то неширокая речушка. Фары на долю секунды выхватили из темноты сверкающий отраженным светом знак сужения дороги. Сидящий за рулем мужчина немного сбросил скорость. Автомобиль проскочил поворот, начался спуск к мосту… Что-то едва различимое выскочило из мрака леса… Водитель вдавил в пол педаль тормоза. И сделал это весьма вовремя. «Бентли» остановился, едва не сбив человека. Перед капотом машины стояла девушка с распущенными светлыми волосами. Она пригнулась, прикрывая ладонью лицо от ослепившего ее света фар… Одежды на девушке не было никакой. Она рванулась к машине, пытаясь кричать, но звуков слышно не было. Дорогу, темный таинственный лес и весь мир накрыла ночная тишина. Девушка была перепугана и дрожала от ужаса. Она подбежала, попыталась проникнуть в машину, но у нее это не получилось… Сидящий за рулем наклонился и открыл дверь изнутри.
– Помогите! – крикнула девушка, забираясь на сиденье. – Пожалуйста! За мной гонятся…
Дверь она оставила распахнутой, водитель наклонился над ее наготой, о которой девушка вспомнила только сейчас и прикрылась руками. Дверь захлопнулась. Машина рванула, пронеслась до моста, проскочила его. И остановилась.
– Пожалуйста, помогите, – прошептала девушка, – там очень страшные люди.
– Они уже далеко, и нас им не догнать, – отозвался мужчина и обернулся назад, чтобы удостовериться в справедливости своих слов. – Пиджак мой возьмите, прикроетесь хоть.
Девушку снова начал бить озноб. Водитель, выпрямившись в кресле, принялся снимать пиджак, как вдруг что-то ужалило его в шею, едва кольнуло, и мужчина поднял освобожденную из рукава руку, чтобы прихлопнуть залетевшего в салон комара, и тут же уронил ее.
– Что такое? – удивился он.
Попытался все же снять пиджак и медленно начал заваливаться на водительскую дверь.
Муж позвонил сразу после полуночи, сообщил, что больше задерживаться в гостях не собирается, пообещал быть в течение часа и посоветовал Веронике не дожидаться его, а ложиться спать.
– Я все равно не засну, буду тебя ждать, – ответила она.
– Хорошо, – согласился муж, – тогда жди меня в постели.
Вероника не погасила свет, лежа, прислушивалась к тишине за окном, рассчитывая, что вот-вот услышит, как раздвигаются ворота, негромко рычит двигатель «Бентли»…
Взгляд упал на лежащую на прикроватной тумбочке книгу. Вероника взяла ее. Книга лежала здесь давно, пожалуй, целую неделю или даже больше. Тогда муж тоже задерживался и также посоветовал ей ждать его в постели. Она в тот вечер спустилась в библиотеку, принесла книгу, чтобы убить время, но даже не успела открыть, как услышала звук открывающихся ворот. Теперь она взяла ее с тумбочки без всякого интереса, посмотрела на обложку: Стефан Цвейг. Распахнула, с самого начала не предполагая читать… Вот-вот вернется муж. Вероника еще раз прислушалась – за окном было тихо. Можно, конечно, перезвонить ему, но зачем делать то, чего она никогда не делала за все четыре года их совместной жизни? Она не звонила, когда он задерживался вечерами, не звонила сама и в середине дня, не делала этого, чтобы не отвлекать его от необходимых дел и важных разговоров, не хотела показаться навязчивой, излишне подозрительной или, того хуже, ревнивой.
…Мне опять стало жутко. Эти крадущиеся призрачные шаги, почти неслышные и все же неотступные во мраке портового квартала, мало-помалу вытеснили воспоминания о пережитом, заменив их каким-то безотчетным смятением…
Случайно выбранная в середине страницы фраза оказалась неуместной. Вероника закрыла книгу и вернула на тумбочку. Она подумала о муже, и ей показалось, что она и в самом деле немного волнуется… Посмотрела на светящийся циферблат настенных часов – время, к которому муж обещал вернуться, уже вышло.
«Как будет «мало-помалу» на немецком? – подумала Вероника и почему-то ответила сама себе вслух:
– Nach und nach.
Но отвлечься не получилось. И тогда она вновь подумала о книге. Вспомнила, как та появилась в их доме. Дом уже стоял, и закончилась отделка помещений, была расставлена мебель, когда Николай привез сюда Веронику, конечно же, не собираясь жить с почти незнакомой девушкой и уж тем более жениться на ней. И Вероника безо всякой обреченности ждала, когда успешный, богатый и достаточно молодой мужчина попросит ее удалиться…
Она была уверена, что именно так и случится, ведь зачем она ему, когда есть более красивые, более обаятельные и цепкие, и более умные наверняка тоже найдутся? Но миновала неделя, потом другая. Она не выходила на работу, и, вероятно, весь офис точно знал, почему она прогуливает, с кем проводит время, и презирал ее за такой внезапный роман с большим боссом. А когда однажды она позвонила Николаю в кабинет, ответил, как водится, референт Вадим, который сразу, без представления, узнал ее по голосу и пообещал передать Николаю Николаевичу о ее звонке.
Именно в тот день Коля вернулся домой, а следом подъехал «Пежо»-каблучок с эмблемой сети книжных магазинов на двери. Два молодых человека начали выносить из «Пежо» коробки с книгами. Как оказалось, Николай заскочил в книжный магазин и ходил вдоль рядов, показывая: эту, эту, эту… Он покупал книги, как продукты в универсаме, делая все очень быстро, как будто спешил куда-то. Впрочем, вряд ли он сам помнил, когда в последний раз покупал продукты или спиртное. Для подобных дел у него были специальные люди…
Но книги в тот день он выбирал лично, сделав упор на германоязычную литературу, потому что знал, на какой кафедре филфака Вероника училась… Гёте, Теодор Шторм, Томас Манн и Генрих Манн, Цвейг, Кафка, Ремарк, Генрих Бёлль…
– Ничего не забыл? – спросил он, когда книги были расставлены по полкам.
Она покачала головой, потом зачем-то сказала, что не хватает братьев Гримм, и тут же заплакала от счастья, потому что поняла, что раз Николай купил для нее столько книг, значит, он не выгонит ее. По крайней мере, в ближайшее время…
И все же она заснула. Веронике показалось, что просто закрыла глаза и сразу же открыла, но в спальне было уже светло. Рядом в постели никого не оказалось. Николай, судя по всему, ночью не вернулся, и это испугало.
Она взяла телефон и посмотрела на экран. Последний звонок от мужа раздался как раз в начале первого ночи. Больше звонков не было. Вероника подумала, что надо бы самой набрать его номер. Конечно, он иногда не ночевал дома. Или находился в отъезде, или его задерживали дела. Только дела его задерживали не до такой степени, чтобы он возвращался утром… И потом, он всегда звонил и предупреждал о своей задержке, а затем еще интересовался по телефону, не скучно ли ей одной. Только это бывало очень-очень редко.
Экранчик засветился, и еще до того, как зазвучала мелодия звонка, Вероника увидела, что ей звонит адвокат Перумов.
Часы показывали половину восьмого утра. Неужели она проспала так долго? И вообще, почему Перумов звонит в такую рань именно ей?
– Что случилось? – спросила она. – Что-то с Колей?
И резко вскочила с кровати.
– Доброе утро, – отозвался адвокат, – простите, что разбудил. Я за вами… Николай Николаевич меня попросил…
– А где он и почему сам мне не звонит?
Вероника зашла в гардеробную, высматривая, что надеть…
Мысли путались, потому что она не знала, куда придется ехать и по какому поводу… Перумов медлил с ответом, но когда она спросила, куда надо ехать, ответил:
– Я перед вашими воротами. Открывать их не надо, я подожду в машине перед въездом, а вы собирайтесь.
– Что с Колей? – прошептала Вероника в трубку.
– Страшного ничего. Небольшое ДТП, руки-ноги целы. Просто эти гаишники посоветовали ему в больницу поехать… Сами понимаете, страховка и все такое прочее…
Адвокат явно чего-то недоговаривал. Николай в любом случае сам позвонил бы, чтобы успокоить ее. И потом, при чем тут страховка?
– Хорошо, – произнесла Вероника в трубку, – я через пятнадцать минут выйду.
– Можете особо не торо… – начал было Перумов, но Вероника прервала разговор.
Четверти часа, конечно же, не хватило на сборы, но Перумов, когда она выбежала из калитки, угодливо восхитился:
– Как вы быстро! А я уж рассчитывал покемарить немного в машине. Сегодня выспаться не удалось.
– Что с мужем?! – почти закричала Вероника.
– Он в больнице Святой Екатерины. Переломов нет, ушиб только. Я вашего мужа не видел, мне позвонил Вениамин Витальевич Рубцов – начальник его охраны – и попросил подъехать туда, а я уж решил и вас прихватить, чтобы вы убедились… То есть это он меня попросил вас прихватить.
Адвокат наверняка что-то недоговаривал. Коля прислал бы за ней машину с водителем. И потом, судя по тому, как внимательно Перумов смотрел на дорогу, он врал. Очевидно, случилось что-то такое…
– Что за ДТП? – спросила она, стараясь спрятать свой испуг.
– Точно не знаю, но его автомобиль не вписался в поворот, пролетел мимо моста и почти упал в речку… Как же она называется? Вылетело название из головы.
– Где это было?
– Так я как раз об этом… А-а! Вспомнил.
Перумов хлопнул себя ладонью по лбу.
– Речка называется Пипполовка, если не путаю. Странное название. Смешное название. Путаю, наверно.
– Это недалеко отсюда, – заметила Вероника, – там вообще-то высоко падать…
– Машина, говорят, немного пострадала, но ведь там подушки безопасности и все такое прочее. Говорят, он на внедорожном «Бентли» ехал.
– «Бентайга», – кивнула девушка.
– Ну, в общем, он из машины сам выбрался. Сидел на склоне. А потом кто-то мимо проезжал и вызвал «Скорую» и ментов.
– Вы мне всю правду рассказали?
– Все, что мне известно, как на духу.
У моста через речку Перумов остановился. Вдвоем вышли из машины, но спускаться вниз не стали. Посмотрели с дороги. «Бентли» внизу уже не было. Только смятые кусты, разлившееся по траве моторное масло, смятое лобовое стекло, похожее на больший лист скомканной бумаги, и обломки бокового зеркала.
– Это Рубцов забрал машину, – пояснил адвокат. – Как-никак такая тачка тысяч двести евро стоит, а если по частям продавать, то еще дороже.
И, когда вернулись в его «Мерседес», спросил, чтобы прервать молчание спутницы:
– А что он сам за руль-то сел? Где водитель его?
– Николай Николаевич водителя отпустил вечером. Фима сказал, что хочет семью в аэропорт отвезти. Его жена с детьми и матерью в Крым собрались лететь. Чемоданов много… Но вы же знаете, что Коля и сам прекрасный водитель.
Глава вторая
Въехали на пандус у входа в больницу, и к машине адвоката тут же подошел Рубцов – начальник службы безопасности Ракитина. Он открыл дверь, и Вероника вышла.
– Как там Коля? – обратилась она к Рубцову.
– Я его не видел, но врач сказал, что ничего страшного.
– Так его можно забрать домой?
Вероника подошла к больничному входу и ожидала, что Рубцов откроет перед ней дверь, но начальник службы безопасности взял ее под локоть и шагнул в сторону.
– Пока туда нельзя, там его дознаватели опрашивают – так положено, а когда они закончат, я договорюсь, чтобы вас пропустили.
– А что случилось? Или он кого-то сбил на дороге?
Рубцов пожал плечами:
– Никого он не сбил. Я же говорю, так положено.
Он обернулся к Перумову и произнес:
– Вы тут меня с Вероникой Сергеевной подождите немного, а я пойду разузнаю, может, уже освободились они.
Рубцов зашел в вестибюль больницы, и сквозь стеклянную стену Вероника увидела, что он направился к какому-то мужчине в костюме и стал с ним разговаривать.
– С кем это он?
Адвокат тоже посмотрел сквозь стекло. И тут же встрепенулся.
– Это старший следователь следственного комитета Евдокимов. Неплохой мужик, кстати. Повезло еще, что его прислали… Но ведь Николай Николаевич Ракитин – личность очень известная. С губернатором, опять же, на короткой ноге…
Вероника уже не сомневалась, что от нее что-то скрывают. Если Коля почти не пострадал, как уверяют Перумов с Рубцовым, тогда что здесь делает представитель следственного комитета? Если произошло обычное дорожно-транспортное происшествие без жертв и пострадавших, то при чем здесь следственный комитет? Даже если Ракитин, находясь за рулем, повредил чужой автомобиль, то вопрос он сам решил бы мгновенно – вызвал Рубцова или кого-нибудь еще. Попросил бы привезти необходимую сумму, чтобы возместить пострадавшим ущерб и уладить дела на месте. В конце концов, дал бы денег на новый автомобиль…
К беседующим в вестибюле Рубцову и следователю подошел мужчина в белом халате. Вероника тут же поспешила к врачу.
Она вошла в вестибюль, направилась к мужчинам и услышала, как мужчина в белом халате произнес:
– И песни все какие-то странные.
Рубцов, увидев девушку, повернулся к ней, следователь и врач как по команде сделали то же самое.
– При чем тут песни? – спросила Вероника. – Скажите лучше, как чувствует себя мой муж Николай Николаевич Ракитин?
– Так я и говорю. Поет ваш муж. Негромко так, себе под нос. На вопросы не отвечает… Поначалу спросил что-то по-немецки. А когда понял, что мы ни бельмеса, отвернулся и замолчал. Теперь вот запел… Ну, пусть поет, никому его песни не мешают – отдельная палата ему предоставлена. Там все условия.
– Я могу его увидеть? – спросила Вероника.
Врач пожал плечами и посмотрел на следователя.
– Если господин следователь не против.
Следователь покачал головой.
– Пока не могу вам разрешить общение.
– Мне посмотреть только, я говорить не буду. В щелочку загляну.
– Можно не в щелочку, а так – у него в палате стеклянная стена, – напомнил врач следователю. – Неужели нельзя жене посмотреть на мужа?
– Вот именно, – поддержал его Рубцов, – законное право! Или у вас на просмотр требуется особое разрешение начальства?
Следователь кивнул и посмотрел на Веронику:
– Разрешаю, но с условием, что потом вы со мной побеседуете, ответите на несколько вопросов.
Следователь Евдокимов направился к лифту, и все остальные зашагали за ним.
Двери лифта были открыты, и первым в кабину зашел Рубцов.
– По правилам хорошего тона первым в лифт заходит мужчина, первым же и выходит, – объяснил он. – В темное помещение и в любое другое, где может быть опасно, тоже сначала заходит мужчина, а уж потом женщина.
Непонятно, зачем он начал объяснять это, но все промолчали. Врач нажал на кнопку последнего этажа, и лифт пополз вверх.
– Ваш муж сильно ударился головой, – обратился врач к Ракитиной, – сейчас сделаем ему томограмму, потом отвезем на рентген. Ничего страшного, я думаю, нет.
Вероника не успела ничего ответить. Двери открылись, и первым из лифта выскочил Рубцов. Он уверенно двинулся по коридору, и Ракитина поняла, что он уже побывал здесь, хотя вроде как утверждал обратное. Перумов подхватил Ракитину под руку, но, сделав два шага, отпустил, потому что девушка шла очень быстро – почти бежала. Коридор оказался длинным, они прошли мимо дежурной медсестры, мимо ординаторской, кабинета заведующего отделением, приоткрытых дверей палат, где на кроватях ждали выздоровления больные. Потом коридор повернул, и они проследовали до самого его конца, где возле стены из толстого прозрачного оргстекла, отгораживающей палату от коридора, сидел на стуле полицейский в форме. Увидев приближающегося следователя, полицейский поднялся и поправил головной убор.
– Пока никаких происшествий, – доложил Евдокимову дежурный.
Вероника посмотрела внутрь палаты, где стояла кровать и лежал ее муж с забинтованной головой. Ракитин смотрел в потолок и что-то шептал. Вероника подошла к двери и попыталась ее открыть.
– Так это… – остановил ее полицейский, следователь тоже придержал девушку. – Пока туда нельзя.
Она отступила, не споря, дверь осталась приоткрытой.
– Голова перевязана, потому что ссадина и гематома большая, – объяснил врач, глядя почему-то на адвоката.
Он увидел выходящего из соседней палаты другого врача и махнул рукой, подзывая его.
– Не заходил больше к Ракитину? – поинтересовался он.
Другой врач кивнул:
– Зашел, мне сказали, что он по-немецки что-то спрашивает, а я как раз немецкий изучал. Поговорить толком не удалось. Потому что я не все понял.
– Но что-то понял?
Другой врач кивнул, но ответить не успел, потому что Ракитина его остановила:
– Погодите!
Она прислушалась. Из приоткрытой двери донеслось тихое пение, почти бормотание:
- Брала русская бригада
- Галицийские поля…
- Там мне выпала награда:
- Два кленовых костыля.
- И лежал я в лазарете,
- И на бога не роптал,
- Что дожить на белом свете
- На своих двоих не дал.
– Вот это время от времени Николай Николаевич и напевает, – объяснил врач. – А вообще из немецких фраз я понял немногое. Больной спросил меня, где он находится. Потом сказал, что он оберст-лейтенант и прикомандирован к ставке Верховного… Только к какой ставке и какого верховного, если он оберст-лейтенант?..
– Это означает «подполковник», – объяснила Вероника. – Только я не поняла… Разве Николай сам не понимает, где он и кто?
Врач, который поднимался с ними на лифте, дернул плечом.
– Временная амнезия. Такое бывает. Обычно проходит быстро. Дадим ему снотворное, поспит денек-другой, и все будет нормально.
Врач посмотрел через стеклянную стену на Ракитина, и тот, словно почувствовав его внимание, не отрывая взгляда от потолка, снова начал нараспев бормотать:
- Трое нас из дома вышли,
- Трое первых на селе.
- И остались в Перемышле
- Двое гнить в сырой земле.
- Я вернусь в село родное,
- Дом срублю на стороне.
- Ветер воет, ноги ноют,
- Будто вновь они при мне.
- Буду жить один на свете,
- Всем ненужный в той глуши…
- Но скажите, кто ответит
- За погибших три души?
– Вот видите, – сказал второй доктор.
– Не мешайте, – тихо попросила Вероника, продолжая прислушиваться.
Почему то ей показалось, что Коля не просто так поет, а хочет ей что-то сообщить.
- Кто вам скажет, сколько сгнило,
- Сколько по миру пошло
- Костылями рыть могилы
- Супротивнику назло?
- Из села мы трое вышли:
- Фёдор, Сидор да Трофим.
- И досталось в Перемышле
- Потеряться всем троим.
- Брала русская бригада
- Галицийские поля.
- Тем кресты, а мне награда —
- Два кленовых костыля…[1]
Николай замолчал. Вероника обернулась к следователю:
– Насколько я понимаю, вы с ним еще не беседовали. Хотите его допросить, но, видя такое, не решаетесь.
Евдокимов задумался, потом кивнул:
– Хочу, и как можно скорее. Мне уже начальство звонит, требует чего то… А он все на немецкий переходит.
– Я дипломированный переводчик с немецкого, – сообщила Ракитина, – если вы мне скажете, что хотите узнать, то я помогу. Не верите мне, пригласите кого-нибудь другого, хотя бы вот его…
Она показала на второго врача. Но тот отвернулся. А следователь молчал.
– Вы только скажите, в чем обвиняют Николая Николаевича, – продолжала настаивать Вероника. – Я ведь дала слово ответить на ваши вопросы. Отвечу, разумеется, только сначала давайте и мужа моего о чем-то спросим.
– Вашего мужа доставили в больницу в два ночи. Вот в эту самую палату. Он был весь в крови, хотя открытых ран на нем не было. Потом при досмотре его автомобиля нашли топор со следами крови. А потом вдруг поступило сообщение о том, что в своем поместье был зверски убит некий господин Гасилов. Предположительно он был зарублен. Весь остаток ночи оперативно-следственная группа занималась этим убийством, да и сейчас продолжает там находиться.
Вероника стояла пораженная.
– Вы были знакомы с господином Гасиловым? – спросил следователь.
– Да, – тихо ответила девушка. – Георгий Исаевич – член совета директоров корпорации, деловой партнер моего мужа по бизнесу, держатель некоторого пакета акций. Только мне трудно поверить… Кто же его убил и где? При нем ведь всегда охрана…
Следователь зачем-то оглянулся и ответил негромко:
– Я же объяснил, что тело было найдено во дворе его загородного дома. Найдено как раз охранником, который ничего не видел и не слышал. Сказал только, что открыл дверь, чтобы впустить «Бентли» Ракитина, а потом еще раз открыл дверь, чтобы выпустить. Охранник находился в своей будке при воротах, а потом, после отъезда вашего мужа, решил осмотреть территорию и увидел возле беседки труп хозяина. Больше никого на территории не было, кроме других охранников, которые после смены отдыхали в домике. Ведь уже ночь была.
– Так, может, это сам охранник и сотворил? – предположил молчавший до этого Перумов.
– Нет, – покачал головой следователь, – экспертиза уже установила, что на топоре, найденном в «Бентли», кровь Гасилова. Кроме того, и на одежде Ракитина та же самая кровь.
– Ну ведь этого не может быть! – прошептала Вероника. – Во-первых, у Николая Николаевича с Гасиловым были вполне нормальные отношения. Обычные деловые отношения. Мой муж – старший партнер, фактически владелец всего концерна. Потом, Ракитин не был вспыльчивым человеком… То есть он не вспыльчивый человек, а, наоборот, очень спокойный и не станет хвататься за топор. И он вообще не пил, чтобы говорить, будто он мог это сделать под влиянием большой дозы алкоголя.
– Мы проверили. В крови вашего мужа и в самом деле была небольшая доза, соответствующая граммам пятидесяти или ста водки.
– Он водку вообще не пил.
– Или виски, – очень спокойно парировал следователь Евдокимов. – Короче, вопросов к нему много… Даже очень много, и меня все торопят. Вы, узнав это все, по-прежнему готовы помочь?
– Да, – еле слышно ответила девушка.
– Тогда слушайте и выполняйте, делайте только то, что я вам скажу, – согласился следователь. – По-немецки общаться с вашим мужем не будем. Мы пообщаемся без протокола, без аудиозаписи и без адвоката. Если Ракитин не хочет говорить на нашем с ним родном, то разговаривать с ним вообще не будем. Вы готовы согласиться на такие условия?
Вероника кивнула и спросила:
– Адвокат-то чем может нам помешать?
Перумов услышал это и добавил:
– Каждый человек имеет право на защиту. У нас ведь правовое государство.
У следователя в кармане брюк затренькал мобильный. Евдокимов достал его, поднес к уху, отошел на пару шагов и повернулся к Ракитиной спиной.
– Да… да… да, – отвечал он, – именно сейчас я этим и занимаюсь. Да, конечно, в присутствии адвоката. Специально его для этого и вызвал. Обязательно доложу.
Закончив разговор, следователь вернулся к Веронике и показал ей на приоткрытую дверь.
Они вдвоем вошли в палату, следом хотел проскочить и Рубцов, но следователь остановил его и позвал Перумова:
– Господин адвокат!
Ракитин никак не отреагировал на их появление. Даже на жену не посмотрел.
– Господин подполковник, – позвала мужа Вероника, – вам удобно общаться на русском?
Наконец он посмотрел на нее. Не поворачивая головы. Просто оторвал свой взгляд от потолка. Посмотрел и не узнал.
– Да, барышня, что вас интересует? Простите, что я сегодня говорил на немецком, но я подумал, что в плену. Прежде я не видел таких госпиталей, да и лица врачей не похожи на любезные рожи соотечественников.
Голос его был очень тихим, таким же, как во время пения. И взгляд был чужим и отстраненным.
– Меня зовут Вероника Ракитина, – сказала она. – Вы могли бы назвать себя?
– Подполковник Лукомский, прикомандирован к ставке Верховного для особых поручений. Третьего дня направлен к генералу Брусилову с пакетом. А он… я имею в виду Александра Александровича, приказал мне принять командование полком, командир которого, полковник Колычев, погиб за два дня до этого. С полусотней казаков направился в село, где располагался штаб полка. На месте узнал, что полк понес большие потери при прорыве первой линии траншей австрияков. Глубоко вклиниться в их позиции не удалось, зато батарея шестидюймовок неприятеля с холмов прекрасно била по пристрелянной местности. Наше село оказалось в зоне поражения. Было принято решение обойти батарею и напасть на нее с тыла. Батарею захватили, но вторая, молчавшая до того, открыла по нам огонь. Теперь я здесь, милая барышня, беседую с вами.
– Как вы себя чувствуете?
– Чувствую себя живым, и это хорошо. Казаков только жалко, на моих глазах почти все полегли вместе с лошадьми.
– А больше вы… – начала Вероника, но следователь Евдокимов не дал ей договорить.
– Позвольте и мне спросить. Я подполковник юсти…. То есть я ваш доктор. Меня зовут Иван Васильевич. У меня тоже вопрос к вам имеется. Какое сегодня число?
– Предполагаю, что конец июля… Двадцать восьмое или двадцать девятое…
– А год какой?
– Одна тысяча девятьсот шестнадцатый. Я в здравом сознании, доктор, если вы это имеете в виду.
Дверь открылась, и в палату вошли двое врачей, с одним из которых Рубцов беседовал в вестибюле и который поднимался с ними в лифте, и еще один – крупный и короткостриженый.
– Вы, конечно, простите меня, – обратился к присутствующим высокий доктор, – но кто дал разрешение запускать в палату целую делегацию?
Следователь показал на его коллегу.
– Вот он.
– В моей больнице распоряжения отдаю только я. Сейчас же покиньте помещение. Мы проведем еще один осмотр и примем решение о дальнейшем лечении.
– Но… – возразил следователь Евдокимов.
– Никаких «но», я здесь главный врач. Так что – прошу вас удалиться.
Все направились к двери. Все, кроме Вероники.
– Я жена Ракитина, – произнесла она и посмотрела на мужа, надеясь, что он сам подтвердит ее слова.
Но муж уже лежал с закрытыми глазами и, казалось, не дышал.
– Вы тоже, – произнес главный врач, но уже более мягко, – подождите пока в коридоре. Для вас мы, разумеется, сделаем исключение. Но сейчас мы должны принять решение и назначить курс лечения. Осмотрим вашего мужа, дадим ему снотворное, пусть он выспится хорошенько.
Вероника погладила руку Николая, но он никак не отозвался на ее прикосновение. Похоже было, что он уснул сам, без всякого снотворного. Уснул внезапно и глубоко. Она даже наклонилась над ним и прислушалась к его дыханию. Дыхание было ровным и тихим. Ракитина прикоснулась губами к щеке Николая и поднялась с пластикового больничного стульчика.
Когда подошла к двери, главный врач сказал:
– Госпожа Ракитина, минут через тридцать или сорок мы можем побеседовать в моем кабинете. Отдохните пока и успокойтесь…
Глава третья
Следователь Евдокимов сел в «Мерседес» Перумова и вздохнул:
– Я в курсе, кто такой Ракитин и какие у него связи. Но здесь налицо все улики: орудие убийства с отпечатками подозреваемого, а еще кровь убитого на одежде. К тому же имеется свидетель – тот самый охранник, который подтверждает, что, кроме Ракитина в поместье Гасилова, никого больше не было.
– И переквалифицировать никак не удастся, ведь так? – спросил Перумов. – Ни превышения при необходимой обороне…
– Какая оборона! – усмехнулся следователь. – Три удара топором… И состояния аффекта, судя по всему, тоже не было. Ракитин приехал на автомобиле, сам же был за рулем, и очень спокоен при этом, по словам охранника. Приехал, вполне возможно, уже с топором. По крайней мере, никто из работников Гасилова не смог с уверенностью заявить, что этот топор именно из их сарая. Да они все одинаковые, эти топоры «фискарс». Но других отпечатков пальцев на топорище, кроме ракитинских, нет.
– Но это же смешно, – скривился Перумов, – утверждать, что уважаемый бизнесмен, очень и очень не бедный, мягко говоря, человек, заранее задумал убийство… Скажем прямо, задумал зарубить топором своего партнера по бизнесу, и при свидетелях, однако! Задумал его убить лично, что странно. Не поручить такое ответственное дело специально обученным людям, которые сделают все как надо в каком-нибудь укромном уголке. Смешно! Вы сами-то в это верите? Смешно!
– Вы, господин адвокат, иногда, как мне кажется, бываете на судебных заседаниях. Там все очень серьезно и никто не смеется. Но если вы сможете доказать, что ваш клиент был невменяем…
– А вы разве сами не видели его в палате, разве вы не разговаривали с ним? Вы считаете, что человек в здравом уме будет утверждать, что он получил контузию во время Брусиловского прорыва?
Следователь посмотрел на наручные часы.
– Господин адвокат, вы делайте свое дело, а я свое. Помогать и подсказывать вам, как и что делать, я не собираюсь. Но заведующий отделением, с которым вы сегодня общались, сообщил мне, что эту самую больницу Святой Екатерины построила корпорация, которой руководит Ракитин. Построил Ракитин быстро, вложив и свою долю средств в технику и оборудование. Многие уважают Николая Николаевича за благотворительность, а потому я могу лишь посоветовать вам следующее… Не посоветовать, а просто дать телефончик одного агентства, которое занимается расследованиями. Если их детективы смогут доказать непричастность Ракитина к преступлениям, я буду только рад.
– А если нет?
– Если нет, то уж простите меня. Но в суде вам, извините, будет очень трудно. А вообще, если Ракитин никаким боком… то есть если не замазан в этом преступлении, то уверяю вас, Вера Бережная сможет это доказать.
– Бережная? – встрепенулся Перумов. – Та самая?
Следователь кивнул.
– Та самая, моя бывшая коллега. Агентство ее тоже весьма известное в городе. Слыхали, вероятно – «Восточно-европейское разыскное агентство», а сокращенно именно «ВЕРА».
– Конечно, слышал, – кивнул Перумов.