Возвращение «Одиссея» Гришин Алексей

© Алексей Гришин, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Пролог

Зимняя ночь в Москве. Звезды, мерцающие в морозном небе, редкие, куда-то спешащие машины и черные окна спящих многоэтажек. Человек идет по пустынной заснеженной улице, освещенной холодным зеленоватым светом фонарей.

Прилично одетый, в польской дубленке и норковой шапке, черных кожаных перчатках, скрывающих вытатуированный на правой кисти якорь – память о лихой срочной службе на Северном флоте.

Хороший у человека был день, удачный. Трудный? Еще какой! Лишь час назад удалось закончить вычитку очередного договора – перспективного, но необычайно объемного. Потом убрать его в вычурный, от какого-то разорившегося кооператива оставшийся сейф, с наслаждением потянуться, закрыть опустевший офис и не спеша отправиться домой.

Недавно купленный огромный вишневый «мерседес» завелся с пол-оборота, еле слышно заурчал двигатель.

В прошлом месяце удалось срубить крутые бабки, на которые и был куплен этот шедевр германского автопрома. Пятилетний, можно сказать, новье! После привычных «жигулей» так просто чудо. Каждая поездка на нем – как сказка, пришедшая в этот скучный, прозаический мир.

Впрочем, скучный – это уже не про нынешние времена. Скорее, тревожный, иногда просто опасный. Рэкет, братки, разборки, крыши – боже, сколько новых слов появилось. И каждое из них – угроза не только бизнесу, но и жизни.

Опасность? Увы, присутствует. Тем слаще каждый миг, когда есть возможность просто прокатиться по городу на прекрасной машине. Ни о чем не думая, не беспокоясь. Ночь, снег и пустынная Москва!

Только что машина поставлена в гараж, осталось дойти до дома, подняться на пятый этаж и развалиться на диване с бокалом молдавского коньяка, посмотреть хороший видеофильм. «Звездные войны» или «Полицейскую академию».

И идти-то всего минут десять, но что за черт! Три нетрезвых бугая навстречу. Один с обрезком арматуры – страшное оружие.

– Эй ты, мужик, дай закурить!

Твою мать! Бежать? Поздно. Драться? Бессмысленно. И последний автобус только что отъехал от остановки, звонко хлопнув на прощание дверьми.

– Бабки есть, мужик? Нет? А найду – все мои?

Господи, вот попал! И на помощь звать некого. Лишь какой-то мужичок в куцем пальтишке, явно навеселе, пошатываясь, ковыляет от остановки. Впрочем…

– Эй вы, трое, оба ко мне!

Он что, самоубийца, этот коротышка? Он же им до плеч едва достает!

Троица остановилась, свысока оглядывая неожиданное препятствие. Хотя какое там препятствие? Любому из них – так, оттянуться по кайфу, отпинать, согреться и дальше пойти.

– Хрен ли встали? Глухие? Впрочем, я сегодня добрый. Бегом отсюда, чтоб пятки в жопу упирались! Кто успеет – оставлю жить.

Этого пьяные герои уже не стерпели. Как, им такое! Кто? Да в грязь его, в пыль, в мясо!

Человек не успел ничего рассмотреть – все произошло мгновенно. Вот трое бегут, орут. И вот трое лежат. Один еще хрипит, но недолго. Мужичок присаживается рядом на корточки и аккуратно перерезает ему горло. Так, чтобы хлынувшая кровь не запачкала одежду. А потом снегом так же аккуратно вытирает лезвие ножа. Хищного, прямого, с короткой гардой.

– Вот, «Вишня»[1], – похвастался, – товарищи подарили. На пенсию я сегодня ушел. Расстроился, понимаешь, а тут эти… – прохожий развел руки, словно извиняясь.

На пенсию? Да ему лет сорок, не больше. Широкое добродушное лицо, виноватая улыбка, прямо добряк и ботаник. Если бы не трупы у ног. Расстроился он! А если б обиделся, что бы было?

Человек взял пригоршню снега и протер лицо. Вот это фарт! Когда уже думал, что все, кранты, отжил-отгулял, встретить такого пенсионера! Это не просто судьба, это лишний шанс выжить. Серьезный, надо признать, шанс.

– Друг, вот повезло-то! Сейчас я бы вот тут лежал. Слушай, давай ко мне! Есть отличный коньяк, мировой закусон, отметим мое спасение и твою пенсию – как, достойный повод?

– А эти? – с сомнением мужичок посмотрел на тела.

– Да хрен с ними, ты что, хочешь еще и с мусорами объясняться?

– Вообще-то нет, не в настроении как-то, – он неуверенно пожал плечами. – Ну что ж. Коньяк, говоришь? Хорошее дело. Гарун! – И, широко улыбнувшись, мужичок протянул руку.

Pereat mundus et fiat justicia.

Пусть мир погибнет, но правосудие восторжествует.

ИмператорСвященной Римской империиФердинанд I

Победившим в девяностые

Глава I

Звон будильника! Впрочем, какой там звон, так, деликатный писк. Еще недавно будильник гремел, визжал, вопил, выдергивая из кровати не только хозяев, но и соседей, и, казалось, весь окрестный квартал. Так, должно быть, зазвучит сигнал последней войны, поднимая заспанных ракетчиков на последний пуск, после которого не останется ни самих воинов, ни вообще людей, да и зверей в придачу. Лишь сонные куры будут ходить по сожженной планете, как ходили они, неспешные и жирные, в заброшенных чернобыльских деревнях[2].

Полгода мотался Василий Щербатов по той чертовой зоне, отлавливая идиотов, воровавших имущество, которое уже никогда не потребуется хозяевам, навсегда покинувшим эти когда-то благословенные, а ныне проклятые места.

И ловили, отвозили в пункты дислокации, где после недолгого следствия бедолагам назначали невеликие сроки. Кому-то из горе-воров это спасло жизнь. Если, конечно, поймали вовремя, пока не успел человек получить ту самую предельно допустимую дозу.

Почему-то именно эти куры, спокойно расхаживавшие среди пустых домов мертвых деревень, врезались в память.

Тогда ему казалось, что вот кончится командировка, вернется домой, и заживут они с Алкой счастливее всех на свете. А что, квартиру пообещали без очереди, денег на обустройство, да и работу получше – шутка ли, старшего опера Октябрьского РУВД грозились взять аж в ГУУР!

Кто ж в здравом уме от таких пряников откажется? Это только на карте от запрятанного в подворотне четырехэтажного дома на Большой Полянке до башни на Октябрьской площади десять минут пешком[3]. Люди понимающие прекрасно знают, что для переезда из одного в другое редко кому и жизни хватает.

Так что недолго раздумывал простой районный сыщик, соглашаясь провести полгодика на украинской природе, пусть и изуродованной, конечно, ну так идеальной работы не бывает.

И не обманули отцы-командиры! Двухкомнатная квартира в новом доме, деньги, все, что обещали, все дали. Да еще за пять лет дважды в должности повысили. Шутка ли, в тридцать два года начальник отделения! В МВД, не хухры-мухры! Живи да радуйся!

Если б не Алка. Не прошла, видать, даром та проклятая командировка, до сих пор нет у них детей. Ходили по врачам, анализами себя измучили, вердикт один: оба практически здоровы, можно в космос запускать. А то, что детей у товарища майора милиции нет, так бывает, примите, как говорится, соболезнования.

Да и времена изменились. Это раньше офицер – уважаемый человек. А сейчас дерьмо на милицию только из утюгов не льется, каждый журналюга, каждый писака, режиссер норовит обгадить. Гнусно, лживо, но их читают, смотрят, им верят, в конце концов! А что там на самом деле – кого это интересует?

Опять же Алка… Аля, Алик, Аленькая. Юная милая экономистка из сберкассы, что так восторженно смотрела на него в загсе… Теперь зампред правления банка, она по-прежнему молода, красива и любима. Изменился лишь взгляд.

Естественно, теперь не офицеры, теперь банкиры в фаворе. Хрен его знает как, но, кажется, деньги они делают из воздуха. Иначе откуда эта шикарная машина, что привозит жену с работы и забирает по утрам? Личный шофер, как у генерала. И кто рядом с ней? Мент, пусть и с перспективой карьерного роста, но без малейших перспектив роста финансового. Ну не взяточник он, хоть убей. Уж сколько раз к нему подходили, мол, тебе и делать особо ничего не надо, лишь не лезь куда не просят… Подходившие о своей ошибке потом жалели, а Алла, если узнавала, смотрела на мужа с сожалением, как на тяжко больного.

И вот уже месяц, как спит отдельно, уходит от разговоров, отводит взгляд. О разводе речь не ведет, но, кажется, все идет к этому. И будильник купила новый, тот самый, деликатный, мать его, чтобы, значит, не беспокоил женщину, когда менту в выходные на работу надо. Как сегодня, например.

Перед выходом посмотрелся в зеркало. Недавно купленный серый со стальным отливом костюм фабрики «Большевичка» сидит безупречно, брюки наглажены, ботинки начищены до зеркального блеска, свежая голубая рубашка, все как положено офицеру – не в джинсах же на работу ходить. Единственное послабление в честь субботы – галстук останется дома. Выходной все-таки.

Заглянул в комнату любимой. Пока еще жены. Яркое майское солнце играет в густых иссиня-черных волосах, румяное ото сна лицо и по-детски доверчивая улыбка. Господи, было же когда-то счастье.

Старенькая, купленная еще на чернобыльские деньги «пятерка» завелась с пол-оборота. Ну, поехали. Закон защищать, черт побери.

Вот и здание родного министерства. Сержант на входе проверил документы, привычно не удивляясь очередному фанатику, предпочитающему проводить свой выходной на службе – здесь таких всегда было много.

Взгляд на фото, взгляд на предъявителя… светлые курчавые волосы, прямой лоб, густые брови и ресницы, слегка оттопыренные уши, усы, мощная шея…

– Проходите, товарищ майор. Извините, вы борьбой занимались?

– Было дело, – усмехнулся Щербатов. Обращение не по уставу, но, видать, заскучал служивый. Бывает.

Что же, вперед, к великим свершениям! Холодный от светло-серого мрамора холл, лифт, длинный сумрачный коридор.

Едва Щербатов вошел в свой кабинет, как зазвонил телефон.

– Зайдите.

Ни здравствуйте, ни Василий Петрович, ни хотя бы товарищ майор. Куда там с нашим величием до простого мента снисходить! Вот как это называется? Почти ровесник, но ты майор и начальник отделения, а он полковник и начальник твоего отдела. А почему? Всего лишь потому, что лейтенантами разную форму надели. Ты серую, а он военную, но с васильковыми просветами. Только в этой конторе глубокого бурения[4] и выслуга меж званиями короче, и когда в другое ведомство переводят, еще и на звание повышают. В последнее время этих ребят в милиции много появилось, вроде как менты сами не справляются, надо их комитетчиками усилить. На руководящих постах, ага. Как там папаша Мюллер говорил: «Давать руководящие указания может и обезьяна в цирке»[5]. Но куда деваться, идем.

– Разрешите войти?

М-да… Кабинет начальника отдела – это не его каморка с небольшим столом да тройкой стульев для подчиненных. Здесь уже другой уровень! Вдоль длинной левой стены – стенка мебельная с солидными книгами в застекленных шкафах, сувенирами на полках и телевизором в специальной нише. Рядом большой стол для совещаний и чуть в стороне, спиной к торцевой стене, украшенной портретом Дзержинского, сидит за рабочим столом сам хозяин кабинета.

– Здорово, Вася, рад тебя видеть. – Не понял, когда это мы на брудершафт пили? Тоже мне, демократ.

– Вызывали, Андрей Ферапонтович? – Господи, ну и сочетание! Интересно, тебя в родной конторе не подкалывали? Здесь-то опасаются, кому нарываться охота.

– Заходи, присаживайся. Чайку выпьем?

Среднего роста, со светлыми, расчесанными на пробор жидкими волосами, одет в серый костюм. Вообще все в нем серое, среднее и прилизанное, даже голос какой-то никакой, словно тоже средне-серый, тоску нагоняющий.

Ну, товарищ начальник, давай, осчастливь нас убогих великими откровениями. Мне ведь в выходной больше делать нечего, а гора бумаг на рабочем столе сама разберется сразу после твоих указаний. Ценных, никак не иначе.

– Не откажусь. – А что еще ответить? Что свой не хуже?

Начальник достал из шкафа два стакана, налил воды из стоявшего там же кувшина, в один стакан опустил электрический кипятильник. Когда тот закипел, подвинул его Щербатову и поставил на стол пачку индийского чая и тарелку с сушками и сахаром.

– Сыпь по вкусу, угощайся.

– Спасибо, Андрей Ферапонтович.

– Всегда пожалуйста, заходите почаще.

Это называется – начальство шутит. Нет у подчиненного других дел, кроме как в выходные с ним чаи гонять.

– Ну, если за чаем, то с удовольствием, а если за тренделями, то хотелось бы пореже, – решил отшутиться майор. – Сейчас-то зачем вызвали?

– То есть версия «просто поболтать» даже не рассматривается? Что же, тогда давай по делу. Прочитал твой рапорт на вербовку, материалы кандидата посмотрел. Что сказать, сильно, конечно, но не слишком ли? По Сеньке ли шапка?

Черт, перестраховщик, мать его! Тут больше года человека охаживаешь, уже два дела на его информации поднял, да что там, уже и подписку отобрал, лежит она в сейфе, только подписи начальства на рапорте ждет, чтобы встал агент «Комаров» в стройные ряды борцов с криминалом на полностью законных основаниях. А начальство сомневаться изволит. Великие сыщики, мастера лишь диссидентов по психушкам распихивать.

– Вас что-то смущает? Или я чего-то не понимаю? Андрей Ферапонтович, да если таких не вербовать, кого ж тогда?

– Так я не о том. Может, в шестерку[6] его отдать? Вася, ты сам посмотри, он же по конкретным бандам расклады дает. Тебе это зачем? Твое дело мокрушников да маньяков ловить. Предшественники наши на чем слетели? Забыл?

Забудешь такое, как же. Как сейчас встал перед глазами тот словно по заказу серый день, когда из славной Белоруссии пришел бодрый доклад об аресте маньяка, убившего в Витебской губернии больше трех десятков человек. Только никого в Главке эта новость не порадовала, потому что полтора десятка из этих убийств числились раскрытыми.

Двоих «преступников» расстреляли, один лишился зрения, что сделали благородные воры на зонах с другими невиновными, даже и думать не хотелось. Тогда-то и прошлись по милиции железной метлой, безжалостно снеся всех, кто имел к тем делам хоть какое-то отношение.

Нет, такое не забывается. Но все равно, дарить агентуру чужим дядям? Фигушки!

– Не будет он ни с кем другим работать, это уж поверьте. – Щербатов отодвинул в сторону стакан. – Или со мной, или ни с кем. Нет уж, если будете настаивать – я его дело сам, своими руками уничтожу. Слишком часто наши люди гибнуть стали. Как хотите, но не возьму греха на душу.

– Ну прямо благородный герой в логове предателей, – с горькой усмешкой сказал начальник. – Подписан твой рапорт, держи. – Он достал из лежавшей на углу стола красной кожаной папки и небрежно бросил на стол отпечатанные на машинке листы, на одном из которых стояла резолюция «Согласен. Поставить на особый учет. Кузьмину А. Ф. – работу с источником на контроль, его информацию докладывать мне лично». И размашистая подпись генерал-майора Валько, который тоже из этих, с Лубянки.

Но сейчас старшие братья разобрались правильно. На особый учет – это значит, что отныне лишь два человека кроме него будут знать, кто скрывается под псевдонимом «Комаров»: генерал Валько и начальник отдела. И это правильно, можно работать, не опасаясь, что какой-то ссученный клерк продаст бандитам твоего агента.

Не успел Щербатов сказать «спасибо», как на руководящем столе зазвонил телефон внутренней связи. Кузьмин выслушал собеседника, сказал «принято» и аккуратно положил трубку. Потом взял прямо-таки мхатовскую паузу. Да уж, в такие моменты начальство лучше не беспокоить, оно о великом думает.

– Ты подписку-то уже получил?

Вот вопрос. И как на него отвечать? Правду или как положено?

– Да не смотри на меня как баран на новые ворота, я сюда не из балета пришел. Думаешь, у нас по-другому работают? Какой он псевдоним выбрал?

– «Комаров».

– Ну вот, сразу и дело ему нашлось. Кошмарика ночью завалили. Расстреляли в собственном доме вместе с гостями и охраной. По слухам, у него в банде вроде терки какие-то были, так что твой орел что-то знать как раз может. Но это все потом, сейчас дуй в Малаховку, осмотрись на месте, чтобы местные чего не накосорезили. Вечером доложишь по телефону, а в понедельник прямо с утра бери дело под свой контроль официально – с нас за него наверху обязательно спросят, сам понимаешь.

Естественно, спросят, куда денутся. Еще пару лет назад невозможно было представить, чтобы бандит Кошмарик, в миру Енукидзе Рустам Гургенович, пятидесяти лет от роду, трижды судимый за кражи да грабежи, запросто приглашал на свой юбилей не паханов с марухами, а глав исполкомов с господами депутатами. Бред сурового шизофреника, ставший реальностью перестроечной жизни.

На подъезде к месту происшествия «пятерку» Щербатова остановил гаишник. Взглянув на удостоверение, извинился, но попросил припарковаться в сторонке, мол, дальше свободных мест и нет вовсе. И не соврал, надо признаться. По пути к дому Кошмарика майор просто физически чувствовал боль от ломающегося сознания. Убогие «уазики» и «москвичи» ментов робко жались между шикарных «мерседесов», огромных «ленд-крузеров» и «патрулей», нагло перегородивших улицу, зажатую трехметровыми заборами, за которыми расположились шикарные особняки новых хозяев жизни.

А войдя во двор дома… да какого там дома – настоящей барской усадьбы, возвышающейся среди елей и кленов, с замысловатым фонтаном посреди истинно английского газона, и вовсе обалдел. Огромные мужики в малиновых и зеленых пиджаках, с лицами, ни разу не обезображенными даже зачатками интеллекта, по-хозяйски расхаживали по шикарным аллеям.

Не иначе, как эти быки вообразили себя мудрыми мафиозными донами, насквозь видящими истину всегда и везде. Мановением толстых пальцев, украшенных монументальными перстнями, они с умным видом гоняли своих шестерок что-то посмотреть, у кого-то о чем-то спросить. Господи, да что же делается-то в стране, черт ее побери!

В сторонке, словно дети на взрослой демонстрации, жмутся в кучку местные товарищи по оружию, а молодой следак и вовсе трет ладошкой набухающий лиловым огромный синяк.

Этого безобразия душа опера уже вынести не смогла. Пришлось подойти к коллегам и в кратких, но максимально емких выражениях высказаться об увиденном и в особенности о ментах, превратившихся, мягко говоря, в бандитские подстилки. Судя по равнодушным глазам аудитории, не убедил, но шевелиться и наводить подобие порядка заставил – деловых с шестерками убрали с участка, следак начал-таки писать протокол осмотра места происшествия, эксперты раскрыли свои чемоданчики, защелкали фотоаппараты.

Можно работать? Фигушки. Норматив сюра на этот проклятый день оказался выбранным не до конца. Апофеоз, как и положено, должен быть эпичен! И это яркое шоу исполнил славный подмосковный ОМОН под руководством не менее славного шестого отдела подмосковного главка. Герои в черном ворвались на участок, красиво перемахнув через монументальный забор и начисто проигнорировав незапертые ворота. И сразу отработанными приемами стали укладывать мордой в землю всех подряд. Те, кто валился недостаточно усердно, огребали чем попало и куда попало. Несчастный коллега восстановил симметрию на лице, получив берцем под другой глаз.

Всю эту батальную сцену Щербатов наблюдал из положения лежа, предусмотрительно уткнувшись в аристократический газон и отвернувшись от лежащей рядом кучи собачьего дерьма. Не до комфорта, главное – не схлопотать ботинком по любимой печени.

А в открытые настежь ворота гордо вошли два героя. Молодые лейтенанты, которых отобрали в отдел по оргпреступности за могучий разворот плеч и яростный блеск в глазах. Бывалые опера, похоже, успели рассказать щенкам про их крутизну, но забыли научить работать. И вот эти орлята, оставшись на выходные без отеческого присмотра, решили дать мастер-класс районным коллегам. Они искренне считали себя героями дня. Правда, до того момента, пока поднятый с газона мужчина в измятом и изгвазданном, еще недавно приличном костюме не предъявил удостоверение министерства. Только тогда до сопляков стало доходить, что они в чем-то неправы.

И в довершение, когда уже забрезжила робкая надежда на скорое начало нормальной работы, наступил финальный акт. Прибыли местные начальники и шустрые представители свободной прессы во главе с телевизионщиками. Вырванные из-за столов с непременными шашлыками, разя сшибающим с ног перегаром, они устроили гвалт, напрочь похоронивший даже призрачные надежды на раскрытие по горячим следам. Какие там горячие, хоть какие-то теперь найти. Максимум, на что хватило Щербатова, это пройти по дому и осмотреть трупы.

Похоже, что свой последний день Кошмарик провел весело. Всего в шикарном, словно царские палаты, доме нашли двенадцать покойников. На первом этаже – пятеро в черных костюмах, белоснежных рубашках и строгих галстуках, при оружии, которым не успели или не сумели воспользоваться. Видимо, ребята копировали киношных бодигардов, пачками укладывающих на американский асфальт злобных киллеров под яркими софитами далекого Голливуда. Жаль, что крутыми профи они только выглядели.

На втором – семь голых трупов. Трое немолодых мужиков и четыре девчонки. Красивые, совсем юные.

Мужчины успели сориентироваться, пытались убежать – их убивали в спину. А девчонок согнали в кучу и хладнокровно расстреляли почти в упор, по следам пороха на телах это было очевидно. Они умерли мгновенно, на лицах застыл ужас, рты открыты в последнем крике.

Жуткая картина, но, к сожалению, привычная. Не в первый раз.

Бывало и такое, бывало и похуже. Но… Есть то, с чем Щербатов никогда не сталкивался и даже не слышал о таком. Стреляли из пистолета, судя по гильзам – обычный «макар», только вот ранения… В каждом теле две раны, расстояние между которыми – не более сантиметра! Это что за снайперы такие? Зачем? Почему? Ничего не понятно, и домой хочется, сил нет как.

Однако служба есть служба, пришлось проторчать в Малаховке до завершения этой жалкой пародии на оперативно-следственные мероприятия. Домой приехал далеко за полночь, злой, грязный, усталый.

Уже засыпая, вспомнил – надо было доложить шефу… Да пошел он, перебьется. Надо будет – сам позвонит.

В понедельник Щербатов ехал на работу как на праздник. И вовсе не от трудового энтузиазма, а попросту спасаясь от равнодушных взглядов и холодных, рассудительных слов жены, в очередной раз сравнившей свою зарплату с зарплатой «кормильца и хозяина». Именно так и сказала, мол, на чью зарплату новый костюм покупать будем? Этому-то хана, никакая химчистка не спасет. Слава богу, нашелся старый, но еще приличный пиджак и не слишком заглаженные брюки.

А какой из него кормилец, если ментовских доходов на квартплату едва хватает да на бензин для любимой «пятерки», поменять которую уже, очевидно, не судьба.

Нет уж, лучше сутками с работы не вылезать, чем один такой разговор пережить.

Утро вновь началось со звонка Ферапонтыча.

– Зайдите!

Традиция у него, что ли, такая появляется – по утрам именно его и именно этим словом вызывать? Что ж, поддержим начальство, если так.

– Вызывали, Андрей Ферапонтович?

Кузьмин отодвинул лежавшие перед ним бумаги, взял в руки какой-то документ, которым грозно указал на Щербатова.

– Жалоба на тебя пришла, аж целый шестой главк генералу наябедничал.

– Не понял, товарищ полковник. Где я и где шестерка? Я им что, мозоль любимую отдавил?

– Вот только язвить не надо, товарищ майор. Там, – он многозначительно указал тем же документом в потолок, – работают люди серьезные, по пустякам беспокоить начальство не будут, только по серьезным вопросам. Например, когда сыщики их великие разработки одним фактом своего присутствия разваливают. На месте преступления, я имею в виду.

– Это вы про субботнюю эпопею, что ли? Так там их и не было никого. Только два пацана из подмосковных. И чем я им помешал? А главное, когда настучать успели? В воскресенье генералу домой кляузу возили? Интересно, зачем?

Кузьмин набрал воздух для обличительной речи в адрес нерадивого подчиненного, но передумал и, махнув рукой, просто разъяснил ситуацию:

– Да все как обычно. Дело дохлое, все следы затоптаны да затерты, накосорезили все, кто мог, кто не мог и кого там даже близко не должно было быть. Теперь ищут стрелочника, остановились на твоей кандидатуре. Так бы все и прошло, если б не шеф. Он эту фишку с ходу просек, но и склоку решил не затевать. Поэтому громы и молнии метать не станет, в твою сторону особенно, но дело нам поручил. Конкретно – мне.

– То есть теперь розыск будете вести вы? – ошарашенно спросил майор. – Когда такое было, чтобы целый начальник отдела ГУУРа лично убийц ловил?

– Во-первых, не вы, а мы, вместе с твоим отделением. Во-вторых, на нас повесили не только ловлю убийц, но и всю разработку банды Кошмарика, благо источник у тебя мировой, с таким грех опростоволоситься. Кстати, завтра жду рапорт о состоявшейся вербовке.

– Да я хоть сегодня…

– Разумеется, – Кузьмин театрально развел руками, – в пятницу генерал вербовку разрешил, а в понедельник опер уже и отчитался. За идиота его держать не надо. Сказано завтра – значит, завтра. А сегодня дуй в шестерку, потолкуй по-свойски с операми – что у них есть по тому делу из реального. Сам понимаешь, после таких перипетий они нам только хрень пришлют, все серьезное из дела с мясом повыдерут. Так что созванивайся – и вперед. Можешь по девятке[7] выпить-закусить купить, как раз на вербовку и спишешь. Утвержу, дело благое все-таки. Один хрен неизвестно, за что тут хвататься.

– Не совсем так, Андрей Ферапонтович, – осторожно заметил Щербатов. – Была там одна странность, но вот что она значит, не могу понять.

– ?!

– Характер ранений. Сколько трупов я повидал, но такого… Каждому досталось по две пули, обе точно в сердце, словно дырки двумя пальцами проткнули.

– В смысле – рядом легли? Слушай, а это не флеш, часом? – оживился Кузьмин.

– Какой такой флеш? – не понял майор.

– Стрельба, которой учат лишь в трех подразделениях ЧК. Остальные по уставу стреляют, как и в милиции, а этих специально на Кубу возили да в Никарагуа. Слушай, а ведь это зацепка! И неслабая, реальный такой вариант. Только уже не мы будем им заниматься, так что сосредоточься на разработке банды. А я на родину, в смысле – на Лубянку, пообщаюсь со специалистами. Все, действуй, завтра поговорим.

Глава II

После ухода подчиненного Кузьмин задумался. Стрельба флеш… О ней он узнал случайно. Рассказал опер, которого пару лет назад по здоровью перевели в их отдел из ОУЦа[8]. После травмы, полученной в банальном ДТП, похищать американских президентов он уже не мог, но для оперативной работы был еще годен вполне.

Вот как-то и рассказал он, что в лихие годы сухого закона, когда в Америке гангстеры не раздумывая крошили и друг друга, и полицейских, и вообще всех, кто под руку подвернется, полицейским надо было в перестрелках побеждать.

Вначале, как и положено обстоятельным джентльменам, янки провели исследование и установили, что пистолеты да револьверы эффективны лишь не далее пятнадцати метров. Затем выяснили, что частенько слуги закона гибли от инстинктивных ответных выстрелов уже сраженных противников.

Тогда-то и была придумана эта стрельба двойными, когда первая пуля убивает, а вторая добивает и отбрасывает мертвое тело. Из Штатов она перекочевала на юг, в том числе и на Остров свободы[9], где прочно обосновалась в кубинском спецназе. И уже кубинцы обучали спецназ КГБ своим премудростям. Но только именно спецназ – антитеррор, служба охраны и разведка. Остальные чекисты стреляли из пистолетов по старинке, одиночными с вытянутой руки. И уж тем более такому не учили ни армию, ни милицию.

Так что убийц предстояло искать среди своих. Может быть, и отставников, только все равно своих. Увы, но это так. Поэтому, пока мент, столь искренне негодующий из-за необходимости подчиняться чекисту, будет пьянствовать с коллегами из шестерки, придется заняться делом.

Вначале связаться с тем опером из ОУЦа. Гена – отличный парень, надежный, как АКМ, которым, к слову, владеет, словно Паганини скрипкой. Как играл Паганини, Кузьмин, надо признаться, не слышал, но вот что вытворял с оружием Гена – видел на стрельбище, и не раз. Жутковатое, надо признать, зрелище, особенно если представить себя на месте мишеней. Не хотелось бы оказаться среди тех душманов, которых еще недавно крошил в Афгане его коллега.

Сейчас Гена работал в том же отделе, делами, по слухам, был перегружен под завязку. Только странное что-то творится в последнее время в родной конторе – пашут чекисты как проклятые, а страна летит хрен поймешь куда, но, кажется, не к светлому будущему.

Ладно, нечего раскисать. Вот телефон, звоним.

– Алло.

– Гена, привет, дорогой, Кузьмин беспокоит.

– Привет, Ферапонтыч, как поживают славные мусора? Как план по поимке душегубов? Выполняется?

– А как же! План – закон, выполнение – долг, перевыполнение – честь. Вот сейчас для перевыполнения твоя неоценимая помощь потребовалась.

– Что, кто-то пару лишних лет по земле ходит? Да запросто решим вопрос, ты только с начальством моим согласуй, – в трубке раздался разухабистый смех. А Кузьмин вспомнил, как, отработав в отделе неделю, Гена на голубом глазу предложил реализовать разработку, взорвав к чертовой матери группу контрабандистов. Мол, дело несложное, надо лишь немного с их машиной поколдовать. И следов никаких не останется, он гарантирует.

– Дружище, я серьезно. Тут в выходные десяток человек кто-то порешил. Нужна твоя консультация.

– Это в Малаховке, что ли? О чем по всем каналам трубят? Да с дорогой душой! Давай звони шефу, и я в полном твоем распоряжении.

С чекистским руководством договорились быстро, благо знали друг друга не один год, так что уже через час Кузьмин на служебной машине подъезжал к скромному двухэтажному зданию на Кузнецком мосту, в котором располагался его бывший отдел.

Гена уже ждал на улице и всю дорогу до морга трепался, жалуясь на сидячую работу и море бумаг, что приходилось писать буквально на каждый свой шаг.

– Нет, ну это мыслимо? Я посчитал – десяток листов ежедневно! И это не считая заданий, проверок и прочей лабуды. Да я за это время, поди, «Войну и мир» написал, вместе с «Анной Карениной»! А где благодарность? Где, спрашивается, членство в Союзе писателей? Путевки в их санатории, дома отдыха? Представь, сидел бы я чинно на скамеечке, а мимо артистки в купальниках туда-сюда, туда-сюда, красивые…

– Ага, а рядом любимая жена с любимой сковородкой. Заткнись, трепло, будут тебе сейчас в морге голые красавицы, вот на них и любуйся. Вылазь, приехали.

Гена обиженно замолчал и демонстративно дулся до самой покойницкой. Лишь когда увидел тела несчастных, прекратил дурачиться. Раны осмотрел быстро, зато потом долго разговаривал с патологоанатомом, проводившим вскрытие, делая пометки в блокноте.

Выйдя из морга, поинтересовался, готова ли экспертиза пуль и гильз, и, узнав, что на это уйдет пара дней, коротко сказал:

– Давай в Малаховку. Надо на месте осмотреться.

В доме Кошмарика все еще работала бригада. Следователь прокуратуры, старый битый волк лет сорока, принявший дело, навел железный порядок, ничем не напоминавший тот бардак, о котором утром докладывал Щербатов. Вокруг забора стояло оцепление, пройти через которое мог только тот, кто действительно был нужен следствию. Криминалисты и опера работали не торопясь, вдумчиво и планомерно.

На Кузьмина посмотрели с недоумением, как на не к месту понаехавшее начальство, путающееся под ногами и раздражающее своей паталогической бесполезностью и бестолковостью.

А вот действия Гены удивили. Он не высматривал следы, не ползал с лупой по полу. Сложив руки, словно сжимая воображаемый пистолет, он плавно перемещался по залу, ориентируясь на обведенные мелом силуэты убитых. Иногда резко поворачиваясь, то поднимаясь в рост, то припадая на колено, словно перетекал из одного положения в другое. И было в его взгляде что-то, напрочь гасившее всякое желание не то что пошутить, но хотя бы прокомментировать это необычное поведение.

Первый этаж, лестница, второй этаж.

Такого никто из следственной бригады раньше не видел, этому их не учили, этого даже не показывали в кино. Движения завораживали своей пластичностью и точностью, от которых становилось жутковато бывалым спецам. Невысокий, совсем не атлетического вида мужчина был, безусловно, опасен, как опасна змея, что лениво греется себе на солнышке перед мгновенным, неминуемо смертельным броском.

Тем временем Кузьмин побеседовал с операми, опрашивавшими соседей. На этой улице, застроенной огромными вычурными коттеджами, спрятанными за высоченными заборами, соседи друг друга просто не видели, но одна женщина, уборщица в соседнем доме, когда около полуночи уходила с работы, видела, как к дому Кошмарика подъехал «жигуленок». Ни цвета, какой цвет ночью, ни тем более номеров она, естественно, не запомнила, но из машины вышел мужчина, достал из багажника здоровущую коробку и понес в дом. Приметы? Ни единой, кроме длинных волос и роста – встретившему его охраннику мужчина едва доставал до плеча.

Да, около полуночи, именно так определили время смерти убитых. И никакой коробки в доме – скорее всего, убийца унес ее с собой.

А тревогу подняла служанка, когда около десяти утра безуспешно пыталась достучаться до охранников, чтобы приступить к работе.

Такие дела. Теперь ищите, товарищи мусора, убийцу, сколько вашей душе угодно.

Когда возвращались, Кузьмин спросил мнение о происшедшем у специалиста по мокрым делам.

– Наши, – тяжело вздохнув, ответил Гена. – ОУЦ, никаких сомнений. Зайти, уйти, не оставив следов… наша подготовка, увы. Да и рост… Наверное, и в девятке[10], и в группе «А»[11] такие недомерки, как я, служат, только там их пара-тройка. А вот у наших – полно, нам гераклы не очень нужны, им у нас выжить трудно. Причем, заметь, еще до всяких экспертных заключений я утверждаю, что киллер был один. Ты представляешь его класс? Есть, разумеется, вариант забугорного мастера, его тоже проверь, но это уже так, для очистки совести.

Следующим вечером на Лубянке Кузьмин присутствовал на совещании высоких руководителей.

В большом, светлом, отделанном дубовыми панелями кабинете за столом из карельской березы собрались его шеф, начальники группы «А» и ОУЦа, замначальника девятки. Четыре генерала, ранее встречавшихся лишь на торжественных мероприятиях.

Сейчас решали проблему, еще пару лет назад казавшуюся нереальной, – надо было найти офицера, прошедшего специальную боевую подготовку, ростом не выше ста семидесяти сантиметров, который мог в прошлую субботу находиться в подмосковной Малаховке и, словно в тире, расстрелять двенадцать человек.

За полчаса было принято решение о проведении внутренних проверок, результаты которых должны быть готовы уже через две недели.

И никто не сказал, что погибшие не были святыми – убийство всегда остается убийством. А то, что убивал свой, чекист… это ничего не меняет, от этого только больнее.

Глава III

Он шел по Ленинскому проспекту, привычно лавируя в плотном потоке прохожих. Шел быстро не потому, что спешил, а по старой, еще студенческой привычке торопиться на лекцию, на тренировку, на свидание. Пять лет прошло после того, как талантливого студента вышвырнули с последнего курса, а за что, спрашивается? Всего лишь помог оборотистым ребятам бизнес наладить – джинсы они строчили, да такие, что американским ничем не уступали.

Впрочем, это сейчас «бизнес» называется, а тогда «частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество», статья 153 УК РСФСР, во как! Срок дали условный, но из университета выперли конкретно, не посмотрев на отличные оценки, дабы не позорила эта паршивая овца светлое имя колыбели советской науки, да и другим овечкам чтоб неповадно было.

Плевать, нашлись добрые люди, подобрали, обогрели, оценили, в конце концов! Хорошо оценили, так что бывшие однокурсники черной завистью завидуют. Все сложилось, как казалось еще совсем недавно. До тех самых пор, пока в мусорном баке в подмосковных Люберцах не нашли изуродованное тело Гришки. Парня, с которым вместе вкалывали на светлое будущее Рустама Гургеновича – мужчины серьезного и делового. А то, что его некоторые Кошмариком звали, так мало ли какие погоняла на зонах вешают. Ну и что, что зона, чай сам там едва не оказался.

Тогда-то и познакомился он с Василием Петровичем. Поначалу посмеивался над недалеким мусором, наивно записывавшим всю ту лабуду, что ему, нахально посмеиваясь, скармливали деловые.

Потом Щербатов пригласил на очередной допрос. Только в этот раз вопросов задавать не стал, просто предложил вместе проанализировать известные им обоим факты. И как-то так их сопоставил, что стала очевидной простая истина – пытали и убивали по приказу Енукидзе, заподозрившего, кстати, совершенно напрасно, несчастного Гришку в работе на конкурентов.

Ошалев от этого открытия, он и согласился выполнить первую просьбу опера – подложить в еще не разобранные Гришкины бумаги мятый запечатанный конверт. Что в нем было и зачем это потребовалось ментам, он не интересовался, лишь отзвонился Щербатову, когда тот конверт нашли люди Кошмарика.

А через неделю взяли Гуська, в смысле Евгения Васильевича, фамилию которого, впрочем, никто и не знал. В глаза звали по имени-отчеству, между собой – Гусек да Гусек. Только дело того Гуська до суда дошло. За Гришку, за еще шестерых человек, убитых, как сказано в приговоре, с особой жестокостью, поставили его к стенке, привели в исполнение приговор.

Кошмарик после той истории злой как черт ходил, клялся лично на куски порезать гнусного стукача, что Гуська сдал, куда только интеллигентность делась. Но угрозы так угрозами и остались. Раскрутить комбинацию Щербатова блатным оказалось не по зубам.

С тех пор помог еще двоих из банды повязать, да так, что и те не открутились. Правда, до вышки доморощенные мафиози не дотянули, но дубы косить поехали ой как надолго.

А на прошлой неделе Василий Петрович предложил заняться борьбой с бандитами профессионально. Не в том смысле, что за зарплату, денег у ментов столько нет, сколько он зарабатывает, но за идею. Смешно? Ему когда-то тоже было смешно, особенно после того, как из универа выгнали. По идейным соображениям, не иначе.

Но уже когда своими глазами увидел, как бандиты отнимают деньги у кооператоров, как пытают, как похищают жен и детей… Нет, этому надо положить конец. Не быстро, это понятно, не завтра, не через год, только если ничего не делать сейчас, завтра эта сволочь станет всесильна, и тогда уже с мечтой построить свое дело, стать не просто богатым, но уважаемым человеком, с которым западные воротилы будут за руку здороваться, да, с этой мечтой придется распрощаться навсегда.

Ничего этого сказано не было. Просто на обычном листе бумаги было написано: «Обязуюсь оказывать содействие милиции в выявлении и пресечении преступлений. В целях конспирации свои сообщения буду подписывать псевдонимом “Комаров”». Подпись, число. Почему «Комаров»? Да просто первая фамилия, пришедшая в голову. Никого из родственников и знакомых с такой фамилией у него не было. Василий Петрович на это особое внимание обратил.

Итак, жарким майским днем «Комаров» шел по Ленинскому проспекту. У магазина «Мелодия» встретил Щербатова, но не поздоровался, лишь едва заметно кивнул и направился вслед за опером, словно именно туда ему и надо.

Также следом вошел в обычный подъезд обычного дома, поднялся на третий этаж, Щербатов открыл дверь одной из квартир и жестом пригласил агента войти. Только потом они пожали друг другу руки.

– Проходи, дружище, располагайся. Отныне встречаться будем здесь.

«Комаров» окинул взглядом однокомнатную квартиру. Как говорится, бедненько, но чистенько.

Давно не беленный потолок, стены оклеены выцветшими обоями, окна, правда, помыты, рамы выкрашены. Обстановка… старенький буфет, в котором небогатый выбор простеньких рюмок и фужеров, стол, покрытый обыкновенной клеенкой, в углу заправленная кровать. Есть подозрение, что ни простыни, ни наволочки с пододеяльником под покрывалом нет.

– Если случайно кто тебя рядом увидит, говори смело, что встречаешься здесь с подругой, зовут Юля, посмотри на ее фото, вот, – Щербатов достал из черного «дипломата» фотоальбом, – запоминай. И телефончик ее запиши. Звонить по нему только в крайнем случае, если всерьез припечет, не дай бог. Бери, любуйся, а я пока чайку поставлю. Можно и чего покрепче, но ты, я знаю, за рулем. Или?

– За рулем, Василий Петрович. Спасибо за предложение, но давайте ваш альбом.

Таинственная Юля была хороша. Вот она в вечернем платье на каком-то богатом приеме, вот в джинсах в кругу молодых парней и девчат, вот в купальнике на морском берегу. Красива, однако! Загляденье просто.

– Василь Петрович, а нельзя с ней лично познакомиться?

– Можно, но лучше не надо. Дольше проживешь.

От этих слов настроение упало, но не сильно.

– Она что, теперь спасать меня станет?

– Это как получится. Может спасти, а может и наоборот, особенно если без дела названивать станешь. В общем, не отвлекайся, запоминай.

Тем временем на стол поставлены чашки, обязательно два чайника – с кипятком и заварной с темной, почти черной заваркой, из портфеля извлечено печенье. «Юбилейное», разумеется.

Разговор начался со «Спартака», с того, что Романцеву удалось удержать клуб на плаву, но сейчас, без Черенкова и Родионова, чемпионат им не выиграть.

Лишь обсудив футбольную тему и согласившись, что для любимой команды не все потеряно в розыгрыше кубка, они перешли к делу.

– Место Кошмарика, скорее всего, займет Ара-Морячок. Дело почти решенное, хотя многие старые воры и возражают. Только времена изменились, у стариков, разумеется, блатной авторитет, зато у Ары деньги. И возможностей заработка побольше – его родной брат в Штатах давно обосновался, теперь братья хотят что-то с тамошними замутить.

– Ара-Морячок? Кто такой? Почему не знаю? – словами знаменитого коллеги поинтересовался Щербатов.

– Так вы и не спрашивали! – «Комаров» виновато пожал плечами. – Вас обычно боевики интересовали, а Ара человек тихий, никакими разборками, тем более наездами, отродясь не занимался. Честно сказать, я вообще не очень понимаю, что у него за дела, но блатные его уважают, это точно. Да я вообще-то мало о нем знаю. Только что армянин и что во флоте служил, оттуда и погоняло. Кстати, Ара говорит, что Кошмарика мусора завалили, вроде как есть у вас теперь какая-то «Белая стрела», которая законников не сажает, а просто мочит.

– Ага, заодно и охранников, и проституток, и вообще всех, кто под руку подвернется. Не повторяй блатные бредни, вот тебе бумага, пиши то, что действительно знаешь. И запомни: сейчас твоя главная задача – удержаться, а еще лучше – стать очень полезным этому краснофлотцу.