Снимай меня полностью Сойфер Дарья
– Да ладно, что уж теперь, – Рома попытался привести в порядок волосы. Правда, без особого успеха. Черт бы подрал эти модные стрижки: надо каждое утро мочить голову, а потом возиться перед зеркалом, как баба. А иначе все торчит вкривь и вкось, словно по башке проехалась бешеная газонокосилка.
– Вы извините, что в такой неподходящий момент, – Юна густо покраснела. – Я не собиралась подглядывать, честно! Просто звонила, вы не отвечали…
– Пустяки, – Рома метнулся за рубашкой. – Просто ночью вымотались и уснули…
Смысл происходящего дошел до Ромы на третьей пуговице, и парень застыл, квадратными глазами таращась в пустоту. Легенда про геев, они с Вадиком, дрыхнущие в обнимку… Какими новыми красками сразу заиграло простое слово «вымотались»! Это ж чем они, в понимании Юны, тут мотали!.. Матерь Господня! Рома разинул рот, чтобы горячо возразить, но Вадик, будто почувствовав угрозу, переключил внимание гостьи на себя.
– А что вы хотели уточнить по поводу ретуши? – с любезностью швейцара из «Мариотт» осведомился он, загородив собой неудавшегося правдоруба.
– Мама спрашивала, готовы ли снимки с ней… – кисло отозвалась Юна. – И… Ну не знаю. Она считает, что меня можно было бы еще подправить. Нет, я, в целом, против, и мне нравится естественность… Но хотелось еще услышать ваше мнение…
Рома чуть не заскрежетал зубами. Опять начинается! Почему нельзя игнорировать эту мамашу? Можно сколько угодно фильтровать воду в реке, но, если не вынуть из нее сточную заводскую трубу, легче не станет! Ведь все же было нормально! Юна радовалась фотографиям, выложила забавный пост в фейсбуке, который Рома поначалу истолковал превратно, и не в меру живое воображение уже подкинуло пару картинок на тему Юны и трех горячих парней… Ну, точнее в мимолетной фантазии Ромы горячим был только он, а Вадик и Игорь, обливаясь слезами зависти, плакали в углу… Но не суть. Юна пребывала в счастливом настроении, и Рома справедливо полагал, что заставил эту закомплексованную девицу сделать первый шаг на пути к принятию себя. Но нет. Явилась эта Елена Геннадьевна, которая испортила добрую треть фотосессии наглым выпячиванием себя, и оттолкнула дочь к исходной точке. Супер! Рома пообещал себе, что если у него когда-нибудь будет ребенок и если этот ребенок будет толстый, то Рома все равно будет повторять чаду раза по три на дню, что краше не сыскать.
– Никакой ретуши, – отрезал Рома.
Ни тебе, ни тем более твоей матери. Вслух он этого не произнес, потому что такт, вежливость и прочая мишура, но зато подумал, что Елене Геннадьевне будет полезно увидеть морщины и теннисные мячики грудей, словно существующие отдельно от остального тела.
– Роман хотел сказать, что естественная красота – политика нашей студии, – Вадик запихнул матрас за фотофоны и сложил ящики друг на друга. – Мы могли бы сделать исключение, но если хотите знать наше мнение, камера вас просто обожает. Редкая фотогеничность, поверьте моему опыту.
– Вы просто не видели сто моих неудачных снимков.
– У плохого фотографа всегда виновата модель, – Рома уже отчаянно хотел встряхнуть эту упрямицу и найти у нее кнопку перезагрузки.
– Вы проходите, проходите, – спохватился Вадик. – Сейчас отсмотрим весь сет, распечатаем, что вы выберете. Извините, у нас тут бардак и вообще довольно скромно…
– По-моему, мило, – улыбнулась Юна. – А бардак больше от меня… – и она нагнулась, чтобы поднять вешалку.
Будто в замедленной съемке перед Ромой натянулись джинсы на аппетитных мягких полушариях, прорисовался под блузкой скрипичный изгиб поясницы. Обнажилась полоска кожи. Выглянуло, будто подмигивая, белое кружево трусиков, и на контрасте с ним загорелая спина, покрытая светлым полупрозрачным пушком, показалась такой бархатистой, как созревший на солнце персик. Юна выпрямилась, удивленно взглянула на Рому: он пялился на нее уже неприлично долго, но ничего не мог с собой поделать. Даже сейчас, когда она смотрела ему в глаза… Ее щеки раскраснелись от прилива крови, губы приоткрылись, на лицо упал локон. Наверное, именно так Юна выглядит в постели… Господи, что она с ним творит?!
Рома неловко кашлянул, усилием воли заставил себя опустить взгляд и отошел в сторону, чтобы прикрыть нежелательную побочку монитором.
– А вы не думали о том, чтобы стать моделью? – выдал он, взяв себя в руки.
– Что?! – глаза Юны расширились. – Это шутка? Какая из меня модель?
– А хотите, я вам докажу? – Рома с вызовом вздернул подбородок. – Бесплатно. Вот прямо сейчас. Сделаю вам персональную фотосессию. В любом образе.
– Нет-нет, бесплатно – это исключено. Просто сейчас… – она смутилась. – Я как-то не подготовилась…
– В этом весь смысл! – настаивал Рома. – Прямо так! И вы увидите, на что способны. Ну, что думаете?
– Понимаете, у меня была одна задумка… – Юна замялась. – Просто я не определилась до конца… Ну, моя подруга посоветовала. Говорит, мужчинам такое нравится. В общем, я хотела сделать в подарок для Игоря такую сессию…
– В платье, что ли? – Рома скептически хмыкнул. Опять этот Игорь… Еще и подружка какая-то объявилась с идиотскими советами. Ну какому нормальному мужику нужны эти принцессные картинки?
– Нет, – Юна выразительно округлила глаза и начертила в воздухе что-то загадочное. – Я имею в виду, без платья. Ну, то есть вообще. Без всего. Понимаете?
Роме дико захотелось поковырять в ушах пальцами, чтобы убедиться: он не ослышался. Она что, правда имеет в виду обнаженку?!
– Прекрасная мысль! – Вадику вообще прекрасным казалось все, за что готовы платить, но вот Рома энтузиазма не разделял.
Тут надо выбирать что-то одно: либо гей-легенда, либо сессия ню! Потому что провести несколько часов с абсолютно голой Юной… Рома зябко передернул плечами, стряхивая непрошеные мурашки. Хватает только мысли, чтобы стало очевидно: меньшинство из него, как из туалетного ершика зубная щетка. Вадик, конечно, хваткий предприниматель, но снимать-то не ему! Или, может, перепоручить?.. Нет. Не Юну. Обойдется.
– Вот я и хотела посоветоваться, – Юна вцепилась в сумочку. – Прямо совсем-совсем без одежды или… Роман, вы же помните ту мою комбинацию?
– Роман?.. – Вадик вопросительно склонил голову набок.
– Минутку, – Рома выдавил улыбку и дернул не в меру предприимчивого товарища в дальний угол. – Ты чего, я не пойму, ей втираешь?
– Большой заказ! Да ты глянь на нее: она ж сама хочет. Только стесняется. Ее подогреть слегка – и можно столько стрясти… А если еще и побольше разных образов, то за каждый – отдельную плату…
– При чем тут это! Как я ее голой снимать буду?
– Через объектив! Макса-то ты как-то снимал!
– Макс – мужик! А она? – Рома нервно сглотнул. – Она ж сразу поймет, что я не гей!
– И он еще собрался стать великим фотографом, – издевательски хмыкнул Вадик. – А беспристрастность? Представь, что она – натюрморт!..
– Ты, блин, издеваешься?!
– Ой, да ладно! Горячий ты наш! Снимешь как-нибудь!
– Но голой?.. Это ж вообще! Это порнуха какая-то! А престиж студии?..
– Ты давно такой ханжа? Ну, скажи, чтобы прикрылась чем-то. Вот развел! Обычная девчонка, ничего такого…
Рома непонимающе уставился на друга. Серьезно? Обычная? Он не видит или прикидывается? Да она же… Да из нее просто прет какая-то непонятная химия, на нее стоит только посмотреть, как температура подскакивает!
– Юна, – Вадик наплевал на все возражения и с подобострастной улыбкой бросился к клиентке. – Мы обсудили с коллегой… И пришли вот к выводу, что сама по себе обнаженная натура – это слишком просто для вас.
– Да, я так и думала… – скисла девушка.
– Нет-нет, послушайте, – не унимался Вадик. – Кружевное белье – тоже скучно. Всем давно приелось. Оно везде, на каждом углу, в любом журнале. Нет. Если хотите знать мое мнение, то вашему жениху нужно подарить что-то оригинальное.
– Да? – оживилась Юна. – Например?
– Ну… – Вадик обвел взглядом студию, будто бы в поисках вдохновения. Впрочем, Рома себя не обманывал: он точно знал, что его соратник ищет не музу, а вполне конкретный повод заломить цену повыше. – Вам нужно попробовать несколько образов… – тянул Вадик, будто это только сейчас пришло ему в голову. Ну, что и требовалось доказать. – Точно! Я придумал! – Он ткнул в настенный календарь. – Идеально.
– Что?.. – Юна озадаченно моргнула.
– Мы сделаем ваш личный календарь. На каждый месяц – отдельный образ. Вы же знаете, да, что такие календари пользуются огромной популярностью на Западе? Креативный народ устраивал из этого благотворительные акции. Американские пожарные, домохозяйки, женщины в возрасте… И каждый раз это была просто бомба!
Рома мысленно аплодировал. Календарь – это двенадцать разных образов, двенадцать фонов. Не три, не пять. Двенадцать! Вадик просто превзошел себя по части продаж. Решил ободрать Юну как липку, комбинатор хренов. И вроде бы партнеру по бизнесу полагается радоваться в такие моменты, потому как если Вадик продолжит в том же духе, то к Новому году у них все шансы обзавестись студией в центре города и целым штатом работников, но отчего-то Роме не нравилось, что Юну используют, как дойную корову.
И все же возражать было поздно: по заблестевшим девичьим глазам Рома понял, что наживка проглочена, а идея пришлась по нраву.
– Допустим… – Юна подошла к календарю, просмотрела несколько разворотов: милые снимки пар на природе. Это был один из первых проектов «Кукушкиного гнезда». Люди разных возрастов, символизирующие времена года. Весенняя юность, зимняя старость. Вся гамма отношений. От первой влюбленности и страсти, до осенней грусти расставания и семейного умиротворения. Рома гордился этими работами и по реакции Юны видел, что не зря.
– Очень круто! – вздохнула она наконец. – А как же все это сделаю я? В смысле… Это, наверное, сложно. Или просто поставите меня перед пустым фоном, а потом наложите картинку с нужным пейзажем?..
– Ну что вы! Какая банальность. – Вадик уже вжился в роль гея настолько, что даже в его речи появились незнакомые Роме жеманные интонации. – Мы просто покажем, насколько разной вы можете быть. Плевать, осень, зима… Ну, разве что, намекнем по цветовой гамме. Главное, ваш Игорь должен челюсть уронить от неожиданности. Ром, что скажешь?
– Эм… Чисто теоретически… – Боже, ну почему он все время превращается в такого осла в присутствии Юны?!
– Вот, например, – Вадик почувствовал, что от друга ничего толкового не добьется, и снова принял огонь на себя. – Нежная, воздушная. Как античная богиня. Эдакий образ из Ренессанса. Можно вообще взять какую-нибудь известную картину и стилизовать фотографию под нее. На вас смотришь – и эта мысль сама напрашивается. Опять же, ничего сложного. Простыня, фрукты, нужный свет… Роме это раз плюнуть.
– А еще? – Юна намотала локон на палец, явно польщенная сравнением с шедеврами живописи.
– И тут же что-то совершенно противоположное, – продолжал лить елей Вадик. – Суровая русская женщина. Пролетарий. Завод. Родина-мать. Ну, я не знаю…
– Сварщица, – неожиданно для самого себя произнес Рома. – Рукавицы и специальная маска. Тут у нас в здании есть цех, можно одолжить у ребят.
– А мне нравится! – Вадик даже хлопнул в ладоши. – Отлично! Контраст мягкости женского тела и грубой работы. Можно уж заодно и такой сельский образ. Знаете, васильки, сено, рябиновые бусы – и больше ничего.
– Это ты уже разошелся, – одернул коллегу Рома. – Где мы возьмем сеновал?
– Фигня вопрос, – отмахнулся Вадик. В пылу мозгового штурма он уже забыл про реверансы делового общения. – Сбегаю и найду. Потом надо обязательно что-то этническое. Бодиарт. В стиле племен… Как там было? Ром, помнишь, на той выставке?.. Во-о-от… – он выдохнул, будто устал от тяжелой физической работы. – Еще просто офисное что-то… Ну, женщина-вамп, разумеется…
– Еще черно-белый снимок, – встрял Рома. – Современное искусство. Как-нибудь в позе эмбриона…
– Да-да, – Вадик энергично закивал. – Бомбически! Считайте, это тест. Посмотрите, что понравится жениху больше всего, и будете знать, как его порадовать…
Рома напрягся. Представляя Юну в разных образах, он ненадолго забыл, ради чего, а точнее – ради кого она все это затеяла. И все вдохновение моментально улетучилось.
– Вы тогда сообщите, когда все подготовите, – улыбнулась Юна. – Чтобы я рассчитала время. Но пока мне все очень нравится…
– В смысле – когда?! – опешил Вадик. – Конечно, прямо сейчас и начнем.
– Но я… Я еще не…
– У вас сегодня другие планы?
– Нет, – мотнула головой Юна. – Но надо же как-то созреть морально…
– Даже слышать ничего не хочу! – Вадик взял ее за плечи. – Пока есть запал, надо работать! У нас есть вы – это главное. Я отскочу, привезу все мелочи, которых не хватает. А вы пока раздевайтесь. Ром, да что ты стоишь-то?! Вытаскивай аппарат!
Глава 7
Юна Лебедева
34 мин.
Люди, что сейчас будет… Мамочки! Мир никогда не станет прежним. Я бы и рассказала, но тогда точно стану нерукопожатой. А домой меня, очевидно, не пустят. Это т-а-й-н-а. Великая и ужасно секретная.
У вас бывает такое непонятное предчувствие, что либо все будет очень хорошо, либо очень плохо? Без других вариантов?.. Нет, я не прыгаю с парашютом. И еще пока не выхожу замуж. Но волнение то же.
В общем, запомните меня такой. Но пасаран.
Каждая пуговица, каждая молния и застежка приближали Юну к моменту стыда, древнего, как первородный грех. И в голове отчего-то звучали рефреном слова матери.
Вообще-то Елену Геннадьевну с трудом можно было назвать духовным наставником. Она понятия не имела, как Юна учится в школе, в кого влюблена и о чем плачет в подушку. Если и досаждала советами, то исключительно теми, что легко почерпнуть в любом женском журнале: в какую сторону растушевывать тени для век, какая маска лучше всего убирает мешки под глазами. И диеты, да. Как только в мире появлялась новая модная диета, Юна узнавала о ней первой. Единственной материнской мудростью, врезавшейся в память, были слова о нижнем белье.
– Если выходишь из дома, позаботься о том, чтобы на тебе был приличный чистый комплект. Никогда не знаешь, что случится. Вот так собьет машина, приедут врачи. И все, уже не переодеться. Выбирая трусы, думай, что скажет о них посторонний человек.
И вот теперь, прячась за фотофоном, Юна будто бы снова слышала мамин голос. Да, трусы хоть прямо сейчас на выгул. Белая классика с каймой из незатейливого кружева. Как, собственно, и лифчик. Вот только фотографировать Юна собиралась не белье. А насчет того, что делать, если от трусов придется избавляться, Елена Геннадьевна предупредить забыла.
Юна зажмурилась, выдохнула. Спустила последний оплот морали, и вместе с ним к щиколоткам упала вера в себя. Когда Вадим расписывал гениальные идеи, Юна уже представляла, как возвышенно и загадочно получится на снимках. Сейчас же смотрела на красноватые вмятины от резинки на животе и под грудью, на проступающий то ли от холода, то ли от волнения мраморный рисунок на ляжках. И как ни силилась представить себе радостную реакцию Игоря, ничего не получалось.
Зря Вадим уехал за сеном. Надо было настаивать, чтобы он присутствовал от и до. Взять паузу на часок-другой, метнуться в солярий, накидаться текилой с лаймом для храбрости. И тогда бы Роман с товарищем на пару гнули бы и мяли свою несуразную модель, как гуттаперчевый манекен.
Но нет. Юна осталась с Ромой наедине. И будто бы чтобы добить ее окончательно, он предложил перейти на «ты». Самое время! Отсутствие трусов сближает похлеще мятных конфеток.
Юне уже неважно стало, какой ориентации ее фотограф. В чужой холодной студии, куда в любой момент может постучаться очередной клиент, без одежды… И вдобавок наедине с каким-никаким мужчиной. Юна готова была поклясться на чем угодно: воздух буквально сгустился от неловкости и напряжения и вовсе не для нее одной.
– Вы ведь раньше видели голых женщин? – спросила она, выглядывая из-за большой картонки. – Ну, я имею в виду, живьем…
Боже, какая чудовищная глупость! И надо было такое сморозить! Как будто он мог видеть мертвых. И какое, в самом-то деле, это имеет значение?..
О, если бы Юна могла просто помолчать… Но эта невыносимая тягостная пауза сводила с ума. Хотелось разрядить обстановку.
– Видел, – глухо отозвался Рома. – Мы вроде договаривались на «ты»…
– Да. Да, конечно. Прости.
– Ты готова? Свет нормальный, но мне надо будет протестировать на твоей коже.
– Ага. Иду.
Замотавшись в простыню, которую Вадим счел достаточно античной, Юна вышла из своего укрытия. Рома сосредоточенно возился с камерой: подстраивал штатив, поправлял вспышку.
– Так… – пробормотал он, не отрывая взгляда от фотоаппарата. – Я подумал, начнем с Данаи. Я тут уже загуглил, ее кто только не рисовал. И Рембрандт, и Рубенс, и Климт. У Тициана аж четыре штуки.
– Я, видимо, больше по части Рубенса, – горько усмехнулась Юна, и вот тут Рома все-таки посмотрел на нее. Неожиданно строго.
– Ну, вот что, – мрачно произнес он. – Давай-ка ты заканчивай с этим. Если будешь постоянно развлекаться самобичеванием, то я – пас. Никакой фотосессии. Или пусть Вадик тебя снимает.
Юна обиженно моргнула. Ничего ж себе! Вчера Рома был куда любезнее, а теперь вон рычит на нее, как репетитор по математике. Вот это сервис! А она-то просто пыталась снять напряжение…
– Ты ведь не собираешься плакать? – нахмурился беспощадный фотограф.
– Нет… – полувопросительно ответила она на вдохе.
– Ох ты ж, Господи… Юна! Мы все это затеяли для того, чтобы ты сделала подарок жениху. Вот хоть режь, но ни один нормальный мужик не станет любоваться на зажатую испуганную девушку. Думаешь, всего этого не будет видно на снимках? Ошибаешься. Понимаешь, невозможно любить того, кто сам себя ненавидит.
Юна закусила губу. Нет, плакать она точно не станет. Выискался знаток! Что он вообще понимает в женщинах! И в браке! Глупо на таких обижаться!..
– Юна? – он с подозрением заглянул ей в глаза.
– Угу, – нечленораздельно промычала она.
Главное сейчас – не моргать. Не кивать. Смотреть наверх…
– Твою ж… – Рома раздраженно зажмурился и взялся за переносицу.
– Не-не… Я в норме… – она звучно шмыгнула, но первая слезинка уже обожгла щеку. – Это вообще не из-за тебя… Я вспомнила что-то грустное…
– «Хатико» или «Титаник»?
Юна попыталась улыбнуться, но вышел какой-то нечеловеческий оскал, и рыдать захотелось еще сильнее.
– Ладно, – нехотя буркнул Рома. – Извини. Но с таким настроем у тебя ничего не получится. Сядь вон там и успокойся.
Она послушно побрела к ящикам, уселась на один из них и поджала колени, комкая простыню.
– Ты не понимаешь! – она вытерла слезы. – Все и так себя любят! Сейчас все вокруг любят только себя! Я хотела быть лучше… Не эгоисткой какой-то. От меня все только и ждут, что раз я дочка депутата, то должна быть избалованной стервой! Но я не такая, ясно? Разве в браке не важнее любить другого? Думать о нем, заботиться. Может, меня именно поэтому Игорь и выбрал, ясно?
– Это не повод постоянно себя унижать.
– А я и не унижаю! Это правда, ясно? Просто трезвый взгляд! Я каждый день вижу себя в зеркале, что еще я должна думать? Что я красотка? Я привыкла говорить правду. В том числе самой себе!.. Эй, ты чего там делаешь?
– Свою работу, – Рома уже увлеченно щелкал затвором. – Ты не отвлекайся, не отвлекайся… Голову только чутка разверни.
– Что?..
– Давай-давай. Немного слез для ноября будет в самый раз. И если уж тебя совсем не затруднит, еще опусти немного простынку.
– Эй! – возмутилась она. – Я же получусь опухшей!
– Вот женщины! Говорят не плакать – она плачет. Говорят плакать – она злится. – Рома фыркнул и склонился над видоискателем. – Вспомни еще что-нибудь грустное.
– Я так не могу…
– «Белый Бим Черное ухо», – услужливо подсказал изувер по ту сторону камеры. – Никому не рассказывай, но я сам рыдал в голос, когда мама дала мне книжку.
– Рома! Мы же договаривались, что все будет красиво и эротично!
– Еще как! А «Бэмби»! Маленький олененок! Одинокий! В лесу! – он добавил голосу трагизма. – И у него убили маму…
– Перестань сейчас же!
– «Король Лев», – продолжал издеваться Рома. – Добрый король погиб, спасая сына… Если ты из-за этого не заплачешь, то ты самая бессердечная из всех, кого я видел.
Юну вдруг разобрало на хохот. Она не знала, чего именно от нее пытаются добиться, но Рома так потешно старался довести ее до слез… Нет, Юну, конечно, дразнили в школе, иногда задевали едким словцом на вечеринках. Но даже у мальчишек получалось расстроить ее лучше.
– Ужасная женщина, – насупился Рома. – Ничего святого!
– Ты правда думаешь, что я плакала из-за фильмов? – выдавила она сквозь смех.
– Ах, наврала… – он грозно сдвинул брови. – Ну, держись. Фигура, значит, тебе не нравится? Окей. Ты – толстая.
– Что?..
– Ага. Еще какая. И коленки у тебя некрасивые.
Впервые в жизни мужчина говорил Юне гадости, а она, вместо того чтобы обидеться, хохотала, как ненормальная.
– А вот и нет! – Она задрала простыню, демонстрируя ноги. – Нормальные у меня коленки!
– Кошма-а-ар! – притворно ужаснулся он. – Спрячь сейчас же! Это нельзя показывать людям! Ни за что! А эти пальцы на ногах? Почему они у тебя такие длинные? Признавайся, ты ими играешь на пианино?
– Рома, прекрати… – Она всхлипнула, задыхаясь от смеха. Вытянула ноги и пошевелила пальцами, отчего Рома завизжал и закрыл лицо ладонями.
– Злая ты! И толстая! И попа у тебя толстая!
– У меня?! – Юна вскочила и повернулась спиной. – Как тебе не стыдно! Ты просто не видел толстых поп! Смотри, – она качнула задом. – Почти не трясется.
– Я больше никогда не смогу уснуть! За что ты так со мной? – простонал он и щелкнул затвором.
– Ага, а сам фотографируешь! Признавайся, спрячешь потом и будешь разглядывать, потому что лучше попы ты не видел!
– Пф-ф-ф… Ничего подобного. Просто отправлю ее на конкурс «Самые ужасные попы мира». А ты пока освобождай место на полке для главного приза!
– Бессовестный! Все ты врешь. – Юна сама не понимала, как Роме удалось затянуть ее в какую-то странную игру, но включилась со всем азартом и не могла остановиться. Почему-то, когда он говорил ей комплименты, поверить было трудно. А вот сейчас от всех этих шуточных оскорблений ей до смерти захотелось доказать, что она – самая роскошная женщина, которая только переступала порог этой студии. И как ни странно, Юна сама в это почти поверила. – Может, скажешь, что есть еще конкурс на самую страшную грудь?
– Есть, – деловито кивнул Рома. – Но я же не могу оставить и этих бедолаг без надежды на победу?
– Вот как, да? Значит, у меня некрасивая грудь?
– Не вынуждай меня. Не хочу, чтобы ты тут опять распустила нюни.
– Я?! Да ни в жизни! Давай вываливай свою правду.
– Окей, – Рома скрестил руки на груди, придирчиво оглядывая свою модель. Юна все еще стояла спиной, придерживая простыню спереди и терпеливо ждала вердикта. – Думаю, если бы японцы захотели снять самый кассовый хоррор всех времен, то твою левую грудь взяли бы на главную роль.
– Что?! – ахнула Юна. – И тебе не стыдно? Ты ее даже не видел! И вообще: почему именно левую?
– Считай, чутье. Левая нога у тебя короче, левый глаз меньше, а левая половина попы страшнее правой.
– Вот так, да?
– Именно так.
– Ну, держись! – она воинственно прищурилась.
– Да ты не бойся, у меня корвалол под рукой.
Юна медленно повернулась, отшвырнула простыню и поиграла бровями.
– Выкуси! – довольно выдала девушка, подбоченившись. – Что, видел ты где-нибудь грудь красивее?
Рома смотрел на нее как-то странно, игривые искорки в глазах погасли, взгляд будто отяжелел. Казалось, парень забыл и про фотоаппарат, и про студию, и про собственную игру. Застыл с приоткрытым ртом, лицо вытянулось. Любой более или менее опытный врач, увидев сейчас Рому, небрежно шлепнул бы печать под диагнозом «слабоумие». И не знай Юна, что перед ней не самый традиционный товарищ, решила бы, что он в эту самую секунду испытывает нечто большее, чем простой профессиональный интерес. Или, быть может, он просто устал придумывать колкости? И расстроился, что на ум не приходит ничего остроумного?
– А так? – попыталась поддеть его Юна, заложив руки за голову. От этого движения грудь приподнялась и игриво качнулась.
– Ах, да… – Рома прочистил горло, моргнул и нагнулся к фотоаппарату, что-то там сосредоточенно настраивая.
– Что? – рассеянно переспросила она. – Что-то не так?
– Все прекрасно. Мы будем дальше работать?
Его веселый настрой бесследно испарился, и Юна снова увидела перед собой ворчливого фотографа. Что она ему сделала? Переиграла? Или он обиделся на «выкуси»? Так ведь сам же говорил ей вещи и похуже!
Юна в недоумении взирала на Рому, которого будто подменили. Он возился со штативом, потом зачем-то пошел к окну и опустил светонепроницаемые рулонные шторы, отчего студия погрузилась в полумрак.
– Что, будем воссоздавать японский хоррор? – неуклюже пошутила Юна. Взяла левую грудь и тонким писклявым голоском попыталась ее озвучить. – Дайте мне главную роль! – потом подхватила правую и уже басом продолжила: – Нет, мне. Я хочу первое место на конкурсе!
Но Рома даже не улыбнулся. Проигнорировав кастинг, он расставил ящики в ряд, плюхнул сверху матрас и подушку.
– Если ты закончила, то ложись и выбери, кого будем копировать. Тициан или Рембрандт?
– Если ты не включишь свет, по-любому выйдет Малевич.
Рома неопределенно хмыкнул. Юна так и не смогла разглядеть, смеется он или раздражен. Поэтому, вздохнув, улеглась на ящики.
– Что дальше, гражданин начальник?
– Чтобы получился Ренессанс, нам нужен один источник света, – тоном лектора пояснил Рома. – В зависимости от того, кого ты выберешь, я его настрою. У Рембрандта свет падает слева, у Тициана – спереди. Рембрандт вроде нам подходит, но есть один нюанс. Твоя… хм… стрижка не тянет на Возрождение.
– Да ладно! У меня длинные волосы! – тут же возразила она.
Рома молчал, дожидаясь, пока она догадается, о какой стрижке идет речь.
– Ах, там… – понимающе протянула она и закинула ногу на ногу. – Да я как-то… Ирка сказала, что узкая полоска сейчас в тренде…
– Я не знаю, кто такая Ирка, но Даная про эти тренды не слышала. Конечно, я мог бы заретушировать… – Рома замялся. – В общем, с этой точки зрения нам больше подойдет Тициан. У его натурщицы нога согнута в колене, и все цивильно. Проблема в другом: у него там то ангелы, то старухи. И хрен знает, как имитировать золотой дождь.
– Золотой… – Юна так резко подскочила, что закашлялась, и слезы снова выступили на глазах. – Чего?.. – прохрипела она.
Рома осуждающе покачал головой и протянул не в меру продвинутой модели телефон с «Данаей» Тициана на экране. Юна всмотрелась в изображение: обнаженная девушка расслабленно полулежала на подушках, а сверху на нее сыпались золотые монеты.
– Ну да, я так и поняла, – смутилась Юна. – Можно и без монет, думаю. Главное воспроизвести позу. Вид у нее, конечно, слегка мутный. Ну, в смысле, если бы в меня летели куски металла, я бы поднапряглась. Но это мелочи. Значит, вот эту ногу согнуть, руку сюда… Похоже?
Рома уже собрался что-то ответить, как вдруг дверь в студию хлопнула, и на пороге показался запыхавшийся Вадик.
– Черт, и это они называют городом неограниченных возможностей! Чуть не сдох, пока достал сено! Зато два мешка, – он прислонился к косяку. – И можете не благодарить: я раздобыл визажиста. Наташа из салона красоты на втором этаже подскочит через полчасика… А чем это вы тут в темноте занимаетесь?
– Снимаем Данаю, – объявил Рома. – Выбирай, мой друг: ты за старуху или за Купидона?
Глава 8
Роман Кулешов
17 мин.
Я давно был подписан на паблик «Снимай типа Рембрандт», где народ выкладывает фотографии в духе великих шедевров. Но самому поиграть в стилизацию как-то не приходилось. Вот, сегодня перешагнул очередной рубеж. Встречайте (слабонервных, беременных и детей просьба убрать от монитора). «Даная» Тициана. В роли Данаи— Vadim Kupriyanov.
Рома никогда еще не проводил столько времени за фотоаппаратом. Нет, он надеялся, что однажды, когда студия раскрутится, а клиенты выстроятся в очереди, он будет снимать по десять сессий в день, а деньги хлынут, как из брандспойта. Но вот сегодня засомневался, что осилит такие радужные перспективы.
Всего одна клиентка. Всего шесть разных образов – а Роме уже чудилось, что он варится в котле с адской жижей, а черти потыкивают его вилами, проверяя на готовность. И да, Рома был готов. Не как пионер, правда, а как печально всплывший пельмень.
Интересно, чем руководствуются мужчины, которые идут в гинекологи? Может, хотят избавиться от повышенной возбудимости, выбив клин клином? Рассчитывают, что в какой-то момент им просто надоест созерцать объект своей профессии, тайное станет явным, а запретное – до скукоты доступным? Наверное, какой-то смысл в этом есть. Однако пока Рома упорно не мог понять, сколько конкретно дней, недель или месяцев понадобилось бы ему, чтобы перестать реагировать так остро на обнаженное женское тело? И не на абстрактное, а на вполне определенное.
Юна. Восемь долгих часов работы. Устали все: Вадик подрастерял пыл и желание острить, сама Юна, пусть и не просила пощады вслух, периодически бросала голодные и тоскливые взгляды на дверь. Визажистка Наташа и вовсе сбежала, едва преобразив девушку в роковую даму. Но Рома… Это была даже не усталость. Он искренне полагал, что заслужил немедленную канонизацию и нимб, самый большой и яркий из всех, что только возможны.
Читать бесплатно другие книги:
