Я спас СССР. Том V Вязовский Алексей
Дым висит густой пеленой в небольшом помещении – молодежь много курит. У всех странная манера немедленно зажигать следующую сигарету, стоит затушить прежнюю. В разговоре у молодежи принято сильно жестикулировать, размахивая сигаретой, зажатой в пальцах, или забытая всеми сигарета продолжает тлеть и дымиться на краю тарелки. Едят мало. Зато много пьют – официант только успевает подносить бутылки с вином и менять переполненные пепельницы.
Интерес ко мне постепенно угас, и я решаю исчезнуть по-английски, не в силах больше дышать сигаретным дымом. Пьер встает вслед за мной.
– Пойдем, Алекс, провожу до гостиницы, а то заблудишься… – Кажется, ему и самому порядком надоели эти посиделки.
Благодарно киваю. Центр Парижа я изучил по карте неплохо, да и с такси здесь полный порядок, но прогуляться и проветрить голову мне сейчас не помешает. И поговорить с Пьером без свидетелей тоже хочется, было бы интересно узнать его личную оценку всего происходящего в студенческой среде.
Мы возвращаемся на бульвар Сен-Мишель и медленно идем в сторону Сите, чтобы перейти потом на правый берег Сены. К вечеру ощутимо похолодало, с реки налетают пронизывающие порывы ветра. Мы с Пьером кутаемся в шарфы, пытаясь закрыться от ветра, но разговаривать нам это не мешает.
– Скажи, Пьер, а они сами верят в то, что говорят? Извини, но на обездоленных твои сокурсники как-то не похожи.
– Да, выходцев из рабочих семей у нас в университете от силы процентов десять. Я и сам из семьи мелких буржуа – у моего отца небольшая адвокатская контора в Нанте.
– Тогда почему анархизм, почему увлечение троцкизмом?
– А разве сам Лев Троцкий не был из семьи банкиров? – усмехается Пьер. – А Че Гевара?
– Че работал библиотекарем, когда учился медицине. У его родителей с деньгами было негусто.
– Правда?! – удивляется Пьер и тут же находится: – В любом случае сытое детство вовсе не означает, что ребенок обязан заниматься семейным бизнесом или следовать дорогой, выбранной для него родителями. Никто из нас не собирается влачить скучную жизнь успешного буржуа, мы хотим сами решать, как нам жить, и прожить свою жизнь ярко.
– Но при этом живете на деньги родителей? Вас это не смущает?
– Ну… если только немного! – беззаботно смеется парень.
Я качаю головой. Вечный конфликт отцов и детей. Но только непонятно, почему протест младшего поколения должен обязательно приобретать экстремистские черты. Хотя… ничто не ново под луной – о «сектантстве и левом ребячестве» еще Ленин писал в своей знаменитой работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме».
Сегодняшняя встреча с молодыми французами – это богатая пища для размышления и повод для очередного отчета генералу Иванову. КПФ – партия, конечно, самостоятельная, но содержится, извините, на наши деньги. И мы не меньше французов заинтересованы, чтобы следующее поколение местных «комрадов» было вменяемым. Так, может, нашим товарищам пора навести порядок и обратить пристальное внимание на молодежное крыло КПФ? А то ведь «Красный май» 68-го уже не за горами…
Вернувшись в гостиницу, смотрю на часы. Ага… еще не поздно позвонить Коганам на домашний. Телефонистка на удивление быстро соединяет меня с Москвой, и вскоре я слышу усталый голос Марка Наумовича:
– Алло…
– Добрый вечер, вас из Парижу беспокоят. Вы еще такого Русина не забыли?
– Тебя, пожалуй, забудешь… – смеется шеф. – Как дела, Алексей?
– Сорбонну сегодня отработал, сейчас чайку глотну и сяду за статью про Парижский университет. Завтра постараюсь переслать через посольство.
– Отлично! Фотография Гагарина с французскими студентами в «Известиях» уже есть, так что с обложкой, считай, порядок. Ждем только тебя.
– А что Ольгино интервью с Либерманом?
– Она еще вчера вернулась из Харькова. Но сегодня ей пришлось править текст по моим замечаниям. Несколько резковато у нее получилось.
– Ну да… чтобы наша Ольга – да мягко? Небось катком прошлась по старику Евсею. Он хоть пережил встречу с ней?
– Вроде пережил! – смеется шеф. – Некролога в «Правде» пока не было. Кстати, и ваш однокашник Сергей Прохоренко тоже неплохую статью принес.
– Это о перегибах с украинизацией в Одессе?
– Да. Толковый парень, пишет хорошо. Не оскудел талантами журфак МГУ!
– А что, тема Украины до сих пор актуальна?
– Еще как! Вчера в «Правде» вышла статья одного академика о передаче Украине Крыма в 54-м году. Так вот, он с фактами в руках доказывает, что это нарушение действующей Конституции.
Ого… Это что же получается: время для статьи специально выбрали? Раз Гагарин в отъезде, значит, формально она Микояном инспирирована? И почему статья вдруг в «Правде» вышла, а не в «Известиях»? Повышают рейтинг печатного органа партии? Или Аджубей против нового «передела» Крыма? Пошли разборки в верхах. Непонятно… И не спросишь ведь по телефону.
– А какова реакция общественности? – помолчав немного, осторожно интересуюсь я у шефа.
– Ну… Киев затаился, общественность пока в недоумении.
Вот и я тоже… в недоумении.
Переговорив с Коганом-старшим, достаю из сумки свой рабочий блокнот и отправляюсь работать в наш импровизированный пресс-центр, организованный в одном из залов гостиницы. Нужно срочно написать статью, пока все впечатления от Сорбонны свежи в памяти и не выветрились под грузом новых. В пресс-центре сравнительно тихо, и даже пара печатных машинок свободна. А дальше я на два часа выпадаю из действительности, чтобы поздно вечером сдать статью дежурному сотруднику. Он обещает как можно быстрее переправить ее в редакцию «Известий».
Иду на поиски Фурцевой, которая должна уже вернуться. Нужно с ней пообщаться, давно мы не разговаривали по душам – считай, со дня свадьбы. Все так закрутилось с этой подготовкой к Франции, что толком и времени встретиться не было… Нахожу ее в небольшой гостиной – Екатерина Алексеевна пьет чай в компании Валентины Гагариной. Обе в вечерних платьях, но выглядят уставшими и сидят в креслах у камина, сбросив туфли. Похоже, наши дамы только из театра вернулись. На диване замечаю журналы мод: L’Officiel, Elle и Vogue. Мне Юлька тоже их заказала, нужно будет купить. Но только те, что подемократичнее, рассчитанные на средний кошелек.
– Присаживайся, Леш. Чай будешь?
– Не откажусь…
Фурцева, не чинясь, сама наливает мне в чашку чай, подвигает в мою сторону тарелку с пирожными. Подтаскиваю еще одно кресло к чайному столику, сажусь и тоже вытягиваю ноги. Наклоняю затекшую шею в разные стороны, пытаясь разогнать кровь.
– Устал?
– Не то слово.
– Ничего, завтра в горах отдохнете с Юрием Алексеевичем, это нам здесь с Валентиной Ивановной еще работать и работать.
– Эй! – шутливо поднимаю я руки. – Мы вообще-то тоже едем туда работать! У вас музеи и театры, а у нас с Юрием Алексеевичем премьера сноуборда и новых лыж. И еще серьезная работа по инспектированию олимпийских объектов, а там, между прочим, уже вовсю идет стройка.
– Вы, мужчины, на все готовы, лишь бы не посещать магазины и светские мероприятия, – с улыбкой замечает Валентина, – даже поехать на стройку.
– Да, – покорно соглашаюсь я, – магазины и светские рауты – это зло.
– Валентина, не верьте этому врунишке! – смеется Фурцева. – Вы знаете, как мы с ним познакомились? Он с боем прорвался на прием, который мы давали на проспекте Калинина. Заявился туда в полевой кубинской форме, в лихо заломленном берете и с бородой, как у Че Гевары. Американского военного атташе чуть удар не хватил! Поднялся Леша по лестнице и давай народу на улице стихи свои читать – еще и толпу студентов с собой притащил. Думала, прибью этого нахала за такую самодеятельность!
Женщины смеются, я тоже улыбаюсь, вспоминая ту свою давнюю выходку. А ведь вся цепочка дальнейших событий и потянулась именно с того дня. На том приеме я как раз познакомился не только с Фурцевой, но и с Брежневым. Года не прошло, а столько событий случилось. СССР стал совсем другой страной! Власть поменялась на более молодую и активную, началось обсуждение экономических реформ – ясно уже, что застоя, в результате которого были заложены предпосылки к развалу, не будет. Надеюсь, удалось немного пришпорить и технический прогресс. Хотя бы в области компьютеризации. Да и культурная жизнь стала повеселее…
Но пора уже поговорить с министром и о деле.
– Екатерина Алексеевна, а давайте закупим несколько свежих французских фильмов, нужно ведь налаживать культурные связи с Францией.
– Какие предлагаешь? – с подозрением прищуривается Фурцева. – Сразу говорю: больше никакой Брижит Бардо! Эту распутницу даже не предлагай! Мне одной ее «Бабетты» хватило с лихвой – все девчонки словно с ума посходили.
Нет, я еще с ума не сошел подстрекать ее купить в советский прокат фильм «И бог создал женщину». Действительно страшно представить, как наши девушки начнут копировать героиню Бардо.
– Никакой Брижит. Предлагаю музыкальный фильм «Шербурские зонтики», комедию «Фантомас» и два исторических фильма – «Черный тюльпан» и «Анжелика – маркиза ангелов». Знакомые французские студенты очень хвалили.
– «Анжелику» закупать не будем, – поджатые губы министра дают мне понять, что торг неуместен, – там актриса, которая ничем не лучше Брижит.
– Хорошо. Тогда давайте серию исторических книг Мориса Дрюона издадим – «Проклятые короли». Он участник Сопротивления, автор его гимна.
И, кстати, один из родоначальников исторической саги, которым вдохновлялся Мартин при создании своей «Песни льда и пламени».
– Согласна. Но лучше бы ты судьбой своих сценариев почаще интересовался, чем чужие фильмы продвигать. Я, кстати, перед отъездом отправила твоего «Адъютанта» и «Театр» Баскакову. Мне Александров уже плешь проел: «Когда, когда?»
– Так я знаю, что сценарии у меня хорошие, вот и не волнуюсь.
– Нет, Валентина, вы видели, каков нахал? Он даже не волнуется!
Возмущение Фурцевой явно наигранное, и мне остается мысленно перекреститься – «Театр» прошел цензуру, аллилуйя!.. Еще один кирпичик в богатую культурную жизнь страны.
На следующий день мы улетели в Гренобль, забрав с собой всех спортивных чиновников и часть свиты. Остальные участники делегации продолжали работать в Париже. А у нас впереди два дня на заснеженных склонах, и к поездке мы с Гагариным подготовились как следует. На наши новые пластиковые лыжи уже здесь, во Франции, поставили самые современные крепления. И подобрали для нас ботинки фирмы Caber – те самые, где вместо шнурков металлические клипсы «бакли». Опробуем их на склоне, и, если все понравится, Гагарин пообещал договориться с французами о закупке небольшой партии этих креплений и ботинок для наших ведущих спортсменов-горнолыжников.
В самолете Гагарин устраивает короткое совещание с чиновниками из Олимпийского комитета, чтобы еще раз прояснить перспективы по медалям на зимней Олимпиаде-68. Меня он тоже на это совещание позвал как главного виновника, затеявшего всю бучу с поездкой в Гренобль. Плюс о японских приключениях ему кто-то тоже успел доложить.
Ну что сказать: из десяти видов спорта за четыре у меня душа не болит. Биатлон, хоккей, прыжки с трамплина и фигурное катание – знаю, что здесь наши спортсмены покажут все, на что способны. И, к сожалению, уже выше не прыгнешь. Насчет бобслея и санного спорта можно даже не дергаться – ничего нам там не светит. Эти виды спорта у нас в СССР пока совершенно не развиты – ни трасс нормальных, ни саней, ни опытных спортсменов. А не имея школы, тренеров и материальной базы, за четыре года не воспитать спортсменов олимпийского уровня.
А вот на лыжные гонки, лыжное двоеборье и конькобежный спорт придется подналечь. Шансы улучшить результат тут огромные. Поражение наших конькобежцев в Гренобле в моей прошлой жизни вообще было крайне обидным – это после двух-то предыдущих Олимпиад, где они просто доминировали на льду. Да и наши лыжники тоже расслабятся…
Но сейчас чиновники от спорта дружно льют елей в уши Гагарину, рассказывая, какие они все молодцы и как хорошо наши спортсмены выступили на последней зимней Олимпиаде в Инсбруке год назад. Да, хорошо. Никто ведь с этим и не спорит. А потом, как обычно и бывает, все расслабятся – самонадеянно решив, что теперь всегда так будет. А вот фигушки! Второе место ждет нас в медальном зачете на Олимпиаде-68 в Гренобле из-за провального выступления лыжников и конькобежцев, которые против обыкновения, сумеют завоевать лишь одно золото из пятнадцати возможных. Если, конечно, за ум не возьмутся.
– Вы же знаете, Юрий Алексеевич, что и на летних Играх в Токио советские спортсмены тоже были первыми! – с хвастливым пафосом заявляет один из чиновников.
Вот здесь я уже не выдержал и вмешался в процесс прославления «незаменимых».
– Вы нас тут за детей наивных не держите. В Токио мы по краю обрыва прошли – если бы не дисквалификация американских пловцов, не видать нам первого места как своих ушей.
– Да кто вы такой, чтобы рассуждать об этом?! – взорвался возмущением хвастун.
– Я тот, кто фактически устроил им в Токио эту дисквалификацию. – Вижу, как Гагарин согласно кивает. – А вот вас в составе делегации что-то не видел. Но, наверное, это и к лучшему – чиновников там и без вас хватало.
Все замолкают и настороженно смотрят на меня, не зная, чего ожидать дальше. Разговор-то опасный пошел! А ну загранок лишат?
– Нет, штатовцы, конечно, сами нарвались на скандал, – продолжаю я. – Но, если бы Олимпийский комитет все спустил на тормозах и вовремя не отреагировал на нашу статью, мы были бы только вторые. Поверьте.
– Вот поэтому, – подхватывает Гагарин, – и нельзя нам почивать на лаврах. Соперники тоже готовятся к Олимпиаде-68, помните об этом. Так что за работу, товарищи!
Дальше Генеральный поставил всех в известность, что отныне развитие спорта в стране будет находиться под его неусыпным контролем, а работа чиновников из Спорткомитета и спортивных федераций будет оцениваться исключительно по результатам массового спорта, по состоянию спортобъектов и только потом – по международным соревнованиям. Так что, если у кого-то не найдется сил работать по новым правилам, им быстро подберут другую работу, чтобы не причинять ущерб советскому спорту. Намек был прозрачным, и, кажется, чиновников проняло. На фоне брызгающего слюной Хрущева, к гневу которого все давно привыкли, спокойный тон нового Генсека вызывал у них чувство опасности. И все слегка приуныли…
Стоит ли говорить, какой ажиотаж вызвало прибытие в Гренобль советской делегации во главе с Гагариным? Уже в аэропорту нас поджидала толпа репортеров, которые потом все два дня следовали за нами буквально по пятам. Власти Гренобля встретили наш десант радушно, а представители Олимпийского комитета Франции дали возможность осмотреть все интересующие нас объекты. Олимпиада-68 – это личный проект де Голля, и повышенное внимание Гагарина к ней генералу, конечно, польстило. Когда Генеральный секретарь КПСС пригласил президента Франции на празднование Дня Победы, тот, в свою очередь, пригласил его на открытие Олимпиады.
Французы уделяют большое внимание проектированию и строительству олимпийских объектов в Гренобле. И в целом у них должен получиться прекрасный архитектурный ансамбль, основными элементами которого станут Олимпийская деревня, пресс-центр, стадионы (арены) и трассы для проведения соревнований. Но главный спортивный объект – арена Олимпийского стадиона. Конечно, многое здесь еще только строится, что-то нуждается в реконструкции, но общая картина нам к концу визита понятна – Олимпиада-68 в Гренобле действительно обещает стать грандиозным событием. И это будут первые зимние Игры, которые полностью покажут по телевидению в цвете. На подготовку к ним французы в общей сложности собираются потратить миллиард франков. Немыслимые деньги!
Единственное, что нам сразу показалось неудачной идеей, – это слишком уж большие расстояния между олимпийскими объектами. Например, лыжный стадион располагается в тридцати шести километрах от центра города. Но французы горячо заверили нас, что это не создаст неудобств для болельщиков. Создаст, создаст! Еще как создаст. Кому, как не мне, знать об этом.
…Еще больший ажиотаж вызвало появление Гагарина на горном склоне в спортивной экипировке. В первый день мы с ним катались на горных лыжах, вызывая скрежет зубовный у охраны и бешеный восторг у местных горнолыжников, которые буквально заполонили края склонов. Качество пластиковых лыж нам понравилось, все заложенные в них ноу-хау позволяли уверенно скользить по склону и красиво входить в поворот. Про французские крепления и ботинки я вообще молчу – это небо и земля по сравнению с тем, что я видел в Карпатах и на Ленинских горах. Гагарин со мной согласился: на это дело нужно потратиться, чтобы у наших горнолыжников была самая лучшая экипировка для подготовки к Олимпиаде.
Когда мы появились на склоне на следующий день, нас уже там ждали. Примчались телевизионщики из Парижа, чтобы снять большой репортаж о пребывании Гагарина в Гренобле. Отдыхающие побросали свои лыжи и с любопытством наблюдали за тем, как первый космонавт Земли, а по совместительству советский Генсек, достал из чехла ярко-красную широкую доску с логотипом «Восток-1». Бросил на снег, ловко вскочил на нее и, залихватски подпрыгнув, на приличной скорости, закладывая виражи, понесся вниз по склону. Мне не оставалось ничего другого, как, запрыгнув на свою доску, броситься вслед за ним. При следующем подъеме на гору нас уже встретили у канатки, обступив плотной толпой и забросав вопросами. Пришлось нам всем показывать и рассказывать про новое советское изобретение под названием «снежная доска». И да – заявка на патент во Франции уже подана.
Реклама получилась оглушительной. Когда вечером мы вернулись в Париж, сюжет с Гагариным на сноуборде уже вовсю крутили по ТВ. Достался и мне кусочек его славы. А наутро все газеты вышли с фотографиями нашего катания на снежных досках. Мир обогатился новым советским изобретением и новым словом из мира спорта – «сноуборд».
Глава 9
И. Губерман
- Я жил, как все другие люди,
- а если в чем-то слишком лично,
- то пусть Господь не обессудит
- и даст попробовать вторично.
– Таким образом, считаю, что в ближайшее время президент де Голль не сможет преодолеть стереотипы в отношении роли студенческой молодежи в современной Франции, и через пару лет он на этом споткнется. Еще через год молодежные бунты сметут его, и он уйдет в отставку. А Штаты помогут – ЦРУ начнет плотно работать по французским студентам.
– С чего ты это взял?! – Мезенцев аж подскочил на стуле, как ошпаренный.
А вот Иванов молодец – сидит себе, тихо ухмыляется и уже не орет. Вчера оторвался. Ага… когда прочитал мой отчет по Франции. Потом он только пыхтел, как паровоз, и бегал по кабинету, когда я начал ему все по полочкам раскладывать про опасность новых левых. Затем отпустил меня домой и снова погрузился в изучение моего скандального отчета. А поздно вечером позвонил и велел к десяти подъехать на Таганку. Теперь вот снова отчитываюсь. По второму кругу. Но уже главе КГБ Мезенцеву.
– Степан Денисович, во Франции идет политизация молодежи, и идет она чудовищными темпами! В среде студенчества множатся леворадикальные группировки типа анархистов, троцкистов и даже маоистов. Их социальная база – не рабочие и не крестьяне, а именно студенчество, происходящее из среднего класса. И популяризация высшего образования в этой стране уже приводит к проблемам с размещением студентов в общежитиях и материальным обеспечением учебных заведений. Вскоре французское правительство будет вынуждено вернуться к обсуждению ужесточения отбора в высшие учебные заведения, и это неизбежно приведет к волнениям среди студентов. А леворадикальные группировки станут движущей силой всех этих студенческих бунтов. Начнется все с невинного революционного романтизма, а закончится леворадикальным экстремизмом. Плюс повторюсь: в Париже – думаю, вам это известно, – большая резидентура ЦРУ. Этим без проблем работать хоть с радикалами из левых, хоть из правых…
– И ты все эти выводы, – Мезенцев кивнул на мой отчет, – сделал лишь на основе однодневного общения со студентами Сорбонны?! Берешь пример с этих бухих консультантов андроповских, аналитик хренов?!
Ух, как разозлился-то… Даже консультантов мне припомнил. Можно подумать, я с ними дружбу водил и водку пил. Всего-то разок к ним в гости и съездил… правда, с фатальными последствиями для самих консультантов. И водку тоже пил, да.
Тут я покраснел, закашлялся. Но быстро взял себя в руки:
– Я умею слушать людей. И спрашивать. А эти ребята так гордятся своими политическими взглядами, что готовы рассказывать о них кому угодно. Но главное совсем в другом. Многие из них сейчас входят в молодежное крыло компартии Франции, и они внесут раскол в ее ряды, когда взрослые коммунисты откажутся поддержать их борьбу. Готовы мы к такому повороту событий?
Теперь уже Мезенцев вышагивает по комнате, обдумывая мои слова. Мы с Иваном Георгиевичем довольно переглядываемся. Угу… прибыло в нашем полку встревоженных нездоровой обстановкой в ФКП.
– Нет, а Пономарев-то с Андроповым куда смотрят?! – восклицает, наконец, генерал.
– Известно, куда, – ворчит Иванов, – привыкли иметь дело лишь с руководством компартий.
– Ладно. С выводами твоими в целом согласен. Конечно, сгущаешь немного краски, но это простительно – молодой, горячий. Какие меры предлагаешь?
Я мысленно перекрестился. Думал уже, что Мезенцев пошлет меня с моим отчетом. Ан нет… проникся.
– Предлагаю как можно быстрее взять под мягкий контроль Национальный комитет Союза коммунистических студентов Франции. И главу его левого крыла Алена Кривина. Наверняка у вас в закромах уже есть на него «папочка». – Я проникновенно посмотрел в глаза председателю КГБ. – Мне, к большому сожалению, не удалось с ним познакомиться лично – его не было в Париже. Но узнал о нем я достаточно. Алену 23 года, он сын еврейских эмигрантов из царской России, знает русский язык, студент Сорбонны, коммунист, сторонник десталинизации, убежденный троцкист, как и все его родственники. Им создан Университетский антифашистский фронт, задачей которого является борьба с ультраправыми в Латинском квартале. Сейчас яростно выступает против поддержки коммунистами на ближайших выборах социалиста Миттерана. Его уже предупредили, что подрыв авторитета старших товарищей может закончиться исключением из компартии. То есть дело идет к расколу в рядах ФКП. Один из лидеров компартии, Жорж Марше, прилюдно назвал Алена и его сторонников-студентов буржуазными сынками, которые быстро забудут про революционный задор, когда придет их черед управлять папочкиной фирмой и эксплуатировать там рабочих.
Делаю паузу, давая Мезенцеву осознать глубину проблем.
– И это еще не самый радикальный товарищ из среды студенчества. Там и анархисты есть, и экстремисты, призывающие к борьбе с властями далеко не мирными способами.
Мезенцев раздраженно постукивает костяшками пальцев по столу, обдумывая мои слова. Думайте, генерал, думайте… Иначе ФКП огребет такие проблемы, что мало ни им, ни нам не покажется. В голове почему-то всплывает стихотворение из 80-х, которое ошибочно приписывали Высоцкому. Оно, к сожалению, отлично ложится на назревающую ситуацию:
- Новые левые – мальчики бравые
- С красными флагами буйной оравою,
- Чем вас так манят серпы да молоты?
- Может, подкурены вы и подколоты?!
- Слушаю полубезумных ораторов:
- «Экспроприация экспроприаторов…»
- Вижу портреты над клубами пара –
- Мао, Дзержинский и Че Гевара.
- Милые педики, красятся бабами,
- Шашни заводят с друзьями-арабами,
- Лгут. Лицемерят. Бросаются фактами.
- Носятся с Насером и с арафатами.
- Лучше бы, право же, мальчики правые!
- Левая власть – это дело кровавое.
- Что же, валяйте затычками в дырках,
- Вам бы полгодика, только в Бутырках!
- Не суетитесь, мадам переводчица,
- Я не спою, мне сегодня не хочется!
- И не надеюсь, что я переспорю их,
- Могу подарить лишь учебник истории[9].
Процитировать этот стишок генералам я, конечно, не могу – не поймут-с товарищи перлов про Дзержинского и Бутырку. Запросто по башке еще надают. А голову мне нужно беречь, уж больно светлый ум в ней. Поэтому предлагаю следующее:
– А давайте пригласим Алена Кривина в СССР? Скажем, в рамках обмена студентами между МГУ и Парижским университетом. Завербовать его вряд ли удастся, но наладить личные дружеские контакты вполне.
– Готов взять эту задачу на себя? – оживляется Иванов.
– Ну, не консультантам же из андроповского отдела это доверять! И не пономаревцам. Если честно, то я и ЦК ВЛКСМ привлекать не стал бы – испугают нам парня своей праведностью.
– Хорошо. Я сам поговорю с Петровским, – соглашается Мезенцев, – и постараемся не затягивать с приглашением французов, пока ситуация не вышла из-под контроля. Взглянем сначала на этого Кривина поближе, потом будем решать, что делать.
И я уже думал, что разговор о Франции окончен, как генерал неожиданно добавляет:
– Задатки аналитика в тебе, Алексей, действительно есть. Это ведь ты подкинул Гагарину идею с золотом? Так вот вчера президент де Голль официально объявил об отказе использования доллара в международных расчетах и о переходе на единый золотой стандарт. На заседании Политбюро предложенная тобой операция с золотом признана оправданной. Но не вздумай кому-то рассказывать, что это ты такие идеи Генеральному подкидываешь! Отстраню от всех дел, понял?
А я что? Я ничего. Жила бы страна родная, и нету других забот… Но идеи-то из меня так и прут.
– Товарищи генералы, а может, еще начнем переговоры с Францией по царским долгам? Пока мы о чем-то там с ними договоримся… может, сто лет переговоры эти продолжаться будут. А французские деловые круги этот наш шаг точно оценят.
– Иди уже отсюда, Русин, пока я не осерчал!
– Ухожу, ухожу, ухожу…
После возвращения из Франции моя жизнь наконец-то входит в привычный ритм. Февральский номер сдан в печать и вот-вот выйдет, отчеты для Иванова написаны, в универе долгожданные каникулы. Даже оба сценария приняты в Госкино. За гонораром еще не ездил, но понятно, что общая сумма там никак не меньше десяти тысяч будет, а то и все пятнадцать. Ну, и куда их мне девать – солить, что ли? Открою, пожалуй, сберкнижку на Викино имя – пусть лежат. Благо сберкасса у нас прямо на первом этаже. Нет, ну не в служебном же сейфе мне их скирдовать? Двух моих зарплат и Викиной стипендии нам на повседневную жизнь за глаза хватает.
Единственная крупная трата за последние дни – оплатил в ХОЗУ ЦК французские ботинки и крепления для лыж. Гагарин настаивал, чтобы это прошло как представительские расходы, мол, на благо же страны старался, но тут я уперся рогом – лыжи мои, значит, и вся остальная экипировка должна быть куплена только на мои деньги. Единственное послабление – заплатил за них по курсу в рублях. Просто к этому моменту франки были уже мною потрачены. Немного пополнил свой гардероб, Вике одежки прикупил, друзьям подарки. Парням – горнолыжные маски и яркие анораки, девчонкам – французские духи. Ох, визгу-то сколько было! Думал, насмерть зацелуют и затискают! «Машинистам» привез новые пластинки с французской эстрадой. Ну и для дома всякие мелочи типа миксера и тостера. Вика им, кстати, больше, чем одежкам, радовалась.
СЛОВО подозрительно молчит, будто его никогда и не было. Тишь, гладь да божья благодать. Даже напрягает как-то это затишье, потому что такое обычно перед бурей бывает. А пока пользуюсь моментом – доделываю разные дела, отложенные в долгий ящик. Например, вслед за декабрьским номером отправил Соне Ротару по почте и обещанные песни. С записью «машинисты» помогли – пригласили какую-то свою знакомую, но голосок у нее не чета Сониному. Теперь кроме «Эха любви» у Сони в репертуаре будет еще «Гуцулочка» и «Вальс фронтовой медсестры» – в преддверии Дня Победы очень актуальная песня. Ну а про Карпаты ей сам бог велел спеть.
Слободкин пытался выпросить их для «Машины времени», но получил по загребущим лапам. Эти три песни будет петь только Соня, и никто другой. А «машинисты» в качестве компенсации получили две другие хорошие песни: «На дальней станции сойду» и «На всю оставшуюся жизнь» – эта та, которая «Сестра, ты помнишь, как из боя…». Так что все в результате остались довольны.
Дописал «Отель “У погибшего альпиниста”». Все прежние ляпы и шероховатости убрал, добавил героям яркой фактуры, а в сюжет ввел экшен с погонями, сноубордами и горными лыжами. Стало намного живее. Инопланетную технику тоже покруче прежней сделал: например, вставил в чемоданчик-аккумулятор экран на жидких кристаллах, а то как-то скучновато у Стругацких описание гаджетов. И концовку оптимистичнее забацал – у меня бедным инопланетянам все же удается удрать от террористов, а инспектор Глебски теперь мучается другим вопросом: долетели они или не долетели? А то Стругацкие вечно тоски в конце нагонят, хоть вешайся.
Парни в полном восторге от «Отеля…», и даже Марк Наумович, который в принципе к фантастике относится спокойно, одобрительно похлопал меня по плечу. Так что с марта запускаем в журнале ежемесячные главы. Сейчас перерабатываю роман в сценарий. Пусть будет. А то мне вечно не хватает времени. По уму нужно бы еще и «Белорусский вокзал» переписать, там в сценарии тоже есть что поправить и улучшить.
…На днях снова катались с Гагариным на сноубордах на Ленинских горах, обсуждая текущие дела и события. Новостей много. Пока мы были во Франции, прооперировали Королева. Без неприятных сюрпризов во время операции и в этот раз не обошлось, но сейчас состояние у Сергея Павловича стабильное, он медленно, но идет на поправку. Даже посетителей к нему уже пускают. Гагарин все больше склоняется к тому, чтобы сделать наш полет к Луне непилотируемым. В этом случае он может состояться уже через пару лет. Слово «луноход» прижилось, конструкторы с энтузиазмом взялись за его создание. Вот и хорошо. Бог даст – мы теперь и на Луне станем первыми. К 67-му американцы точно не успевают, а СССР – вполне. Отличный подарок стране к 50-летию революции.
И снова после склона идем к Гагариным в гости. Но сегодня Валентина что-то неласковая со своим мужем. Со мной здоровается приветливо, но сразу уходит – даже ужинать с нами не стала. В ответ на мой вопрос «Что случилось?» Юра смущенно машет рукой – не обращай, мол, внимания на женские причуды. Но при этом сам непроизвольно потирает старый шрам над левой бровью.
Не сразу, но до меня доходит: эта отметка осталась после амурного приключения в Форосе, когда он спасался бегством от гнева жены, прыгнув с балкона второго этажа. История-то эта известная, только Юра не подозревает, что я в курсе. Так что мне приходится спрятать понимающую улыбку за покашливанием. Похоже, наш молодой Генсек снова попался.
За ужином обсуждаем с ним идею строительства в Оленевке спортивной базы для водных видов спорта. Идея проста и не слишком затратна. Поскольку семь месяцев в году там вообще делать нечего, строения базы не должны быть капитальными и отапливаемыми – достаточно легких фанерных домиков, как на обычной летней турбазе. С персоналом тоже все просто: найдем местных жителей, согласных на сезонную работу – отлично! Нет – роль персонала с удовольствием возьмут на себя те же студенты. Кто откажется пару летних месяцев провести в Крыму, да еще и деньги за это получить? А зимой там может оставаться только комендант из местных, он же сторож.
Вообще-то я эту идею сначала Заславскому предложил, но он почему-то засомневался в ее целесообразности. Хотя отличный вариант – договориться с другими вузами страны о взаимовыгодном обмене номерным фондом на своих турбазах. Скажем, мы львовскому Политеху – три домика на летний период в Оленевке, а они нам на зимний период – три номера на своей горнолыжной базе в Карпатах. Но нет… Похоже, не захотел Заславский связываться с украинскими властями, Крым – пока еще их территория.
Зато его вдохновила другая моя идея – построить круглогодичную турбазу в Яхроме. От Москвы недалеко, стройку легко контролировать, там и зимой, и летом можно устраивать выездные спортивные соревнования. А если еще рядом с базой каток залить, то…
– Да, это хороший вариант! Но я должен поговорить с ректором. Дай мне неделю.
– Да хоть две, Ян Николаевич. Спешить особо некуда. Все равно база в лучшем случае заработает только к следующему зимнему сезону. Сейчас главное – застолбить место для турбазы и склон, на котором можно будет построить бугельный подъемник. Склоны в Яхроме не слишком крутые и высокие, так что на кресельную дорогу даже и замахиваться не стоит – простейшего бугеля вполне хватит. Здание базы, конечно, бревенчатое нужно строить – поэтому бревна для него надо закупать уже сейчас, чтобы летом начать стройку. А там уже как дело пойдет – глядишь, со временем и второй корпус построим, а потом и вторую трассу оборудуем.
На том и остановились – решили к вопросу по Яхроме вернуться сразу после каникул.
Не стал говорить, но на строительство базы в Оленевке я тогда отряд космонавтов подобью или Федерацию водного спорта. Они точно не упустят такой возможности, и украинские власти им не указ, потому что почетный председатель этой Федерации сами знаете кто. Попробуй ему откажи. Да и космонавты у нас в стране практически причислены к лику архангелов.
– …Юрий Алексеевич, – вспоминаю я, – а что с монументом Неизвестному солдату?
– Строительство на особом контроле в ЦК. Егорычев обещает сдать монумент к майским праздникам. Площадка расчищена, в марте начинается строительство. Макет монумента мы уже утвердили на Политбюро, сейчас архитекторы и скульпторы дорабатывают последние детали. Кстати, что у вас со сбором подписей о восстановлении Триумфальной арки?
– Клич в февральском номере уже бросили, – докладываю я, – даже придумали такую фишку: дали фото Триумфальной арки в Париже, а под ним вопрос: «Неужели Москва недостойна вернуть свою Триумфальную арку?»
– Хитро придумали, молодцы! Все письма собирайте, я потом их на Политбюро покажу.
– Может, Крылова стоит снова подключить, – скромно советую я, – все-таки это памятник воинской славы в честь победы над Наполеоном. Потом и на Поклонной горе можно будет музей построить и парк разбить. Символично получится…
– Да, у меня с Николаем Ивановичем отличные отношения складываются. Я по его совету на парад Победы пригласил ветеранов из французской эскадрильи «Нормандия – Неман».
– Здорово! А может, еще по примеру французов нам создать пилотажную авиагруппу? Видели, наверное, по телевизору – у них еще генераторы цветного дыма установлены?
– Леш, я их не только по телевизору видел, но живьем, когда в прошлый раз во Франции был, – смеется Гагарин, – но мысль отличная, наши пилоты ничуть не хуже французов, и фигуры пилотажа у наших асов посложнее будут. Завтра позвоню Крылову.
Вот так я и продвигаю свои «новаторские» идеи – шаг за шагом, шаг за шагом. Стараясь оставаться при этом в тени. На меня, конечно, косятся из-за постоянных тренировок с Гагариным, но, поскольку я никак не пользуюсь своей близостью к Генсеку и каким-либо влиянием во властных кругах не обладаю, злые языки особо меня не жалят. Быстро поняв, что на роль второго Аджубея я не претендую, а круг моих интересов, кроме работы и учебы, ограничивается лишь писательством и спортом, недоброжелатели немного попритихли. У них сейчас другие заботы.
После смерти Хрущева различные группировки внутри партии и интеллигенции начали сначала тайком, а потом и открыто выяснять отношения. А к кому им апеллировать? Косыгину это даром не нужно, Микоян слова в простоте не скажет – он всем хочет быть хорош, и толком никогда непонятно, на чьей же он стороне. Мезенцев и Крылов в этой сваре принципиально участвовать не собираются. ЦК? А кто там рулит после ухода Суслова? Тоже непонятно, фигур такого масштаба в Кремле не осталось. Идеолог Ильичев погрузился в написание научных трудов, Пономарев и Андропов усиленно делают вид, что по горло в работе. Что им еще остается после скандала в Горках-10? Ладно, с творческой интеллигенцией пока еще справляется Фурцева. А дальше?
Вот и получается, что в роли третейского судьи должен выступить Гагарин. И именно он должен прекратить все эти склоки. Или же выстроить новую иерархию, соблюдая разумный баланс между сталинистами и либералами, западниками и патриотами. Альтернатива этому – советский вариант «культурной революции» по образцу китайской, но это точно не к Генеральному. И мне остается только посочувствовать Юрию Алексеевичу. Меня ведь тоже одно время пытались втянуть в какие-то группировки, и со мной этот номер тоже не прошел. Всем им нужна власть. А власть людей зачастую меняет, превращая в чудовищ. Чур меня!..
Добравшись наконец до дома, узнаю от Вики, что на завтрашний вечер мы приглашены в гости к Орловой и Александрову. Понятно… Сценарий «Театра» передан в Госкино, можно потихоньку начинать подготовку к съемкам. И семья небожителей рвется обсудить со мной этот вопрос. Хотел найти для Орловой подходящую роль? Мучайся теперь за свою доброту. Обещал Григорию Васильевичу, что мы подробно обсудим сценарий и доработаем его? Час расплаты настал. Кто там из классиков сказал, что благими намерениями вымощена дорога в ад – Самюэль Джонсон? Прав был мудрый англичанин. В моем случае благими намерениями вымощена дорога во Внуково. А так хотелось завтра провести вечер дома с любимой женой.
Я парил в пустоте, внутренне все еще подрагивая от пережитой аварии. Эти черные бездонные глаза водителя встречной белой «Волги» я уже видел раньше… Тьма и чернота смотрели на меня сквозь них. И ничего хорошего они мне не сулили. Только смерть. Резкий поворот руля, визг шин и тормозов, испуганный крик Вики, удар! Страшный удар… и пустота.
Нет, физической боли не было. Как может болеть тело, оставшееся лежать в искореженной машине где-то там внизу? Но болела… душа? Как это правильно назвать? Ведь в прошлый раз все же было по-другому: кипящий вакуум, свет… Почему же сейчас все иначе? Что происходит? А главное – где сейчас Вика?! Моя душа рвалась к ней, но… ответом была пустота. И тишина. От которой закладывало уши.
Может, от меня ждут первого шага? Что ж, я не гордый.
– Чего вы от меня хотите на этот раз?
Тишину нарушает торжественное звучание СЛОВА. Звук все нарастает, а потом в пустоте медленно проступает чье-то лицо. Скорее мужское, но точнее не определить, потому что тела у него нет.
– Правильный вопрос, Трофим Денисович. Или лучше – Алексей?
Голос этот с одинаковым успехом мог бы принадлежать и женщине, и мужчине. В нем нет враждебности или приветливости – в нем вообще нет эмоций. Но при этом, как ни странно, нет и равнодушия. Ему вообще невозможно подобрать четкое определение. И это Существо явно никуда не спешит. В отличие от меня. Мне срочно нужно найти Вику.
– Я так понимаю, что-то пошло не по вашему плану, раз мы здесь? – беру я инициативу в свои руки.
– Как вам сказать… Скорее мы несколько недооценили вас, – задумчиво произносит Оно. – Вы начали действовать слишком активно и вызвали этим недовольство другой стороны.
– В первый раз, что ли? – усмехаюсь я. – Эта «другая сторона» вечно чем-то недовольна!
Оно молчит, потом нехотя произносит:
– В этот раз вы перестарались и слишком сильно нарушили баланс сил. Резко качнули чашу весов, если хотите. А нарушение равновесия всегда чревато. Другая сторона оборонялась.
Это Оно про черные, бездонные глаза Люцифера и про нашу с Викой смерть?!
– Оборонялась?! Тогда она нарушила пределы необходимой обороны. Зачем же так с женой?!
Последние слова я просто кричу, надрываясь.
Оно опять молчит. Мне же хочется схватить это «нечто» за плечи и тряхнуть его как следует, заставить задуматься о том, что ценой некоему противостоянию стали наши с Викой жизни. Жизни! Которые сметены с их игральной доски, как отыгранные пешки. Но что им мы… Да и плеч у этого существа нет, а у меня нет рук. Даже кулаки от ярости я могу сжимать лишь мысленно.
– Нет, вы далеко уже не пешка, Трофим Денисович. Но и не ферзь пока! – делает Оно мне сомнительный комплимент. Я думал, у Существа нет эмоций, но ошибся – в его голосе сейчас отчетливо проскользнула ирония. Конем бы еще меня назвали!..
– Скажите еще, что такими кадрами не разбрасываются…
– Не разбрасываются. Вы абсолютно правы. Поэтому для вас есть новое задание.
– А если я больше не хочу играть в ваши игры?
– Не хотите снова жить?! – искренне изумляется Оно.
Ну вот и настоящие эмоции наконец пошли! Кажется, мне удалось его удивить. Но я действительно не хочу больше быть солдатиком непонятно чьей армии. Добро, зло… чем дальше, тем больше я понимаю, что для обеих сторон это всего лишь условность. Я уже и сам начинаю терять эту границу между злом и добром – вот что по-настоящему страшно. Для того Трофима Денисовича, каким я когда-то был, мои нынешние поступки были бы немыслимы. Чудовищны. Я давно уже не он. А кто?
Да я и сам этого теперь не знаю. Привык считать себя Алексеем Русиным, вот пусть так оно и будет. Поэтому к черту их предложение! Пожил и хватит. Пора отправляться дальше. Куда? Не знаю. Может быть, на перерождение? А может, на вечный отдых в райские кущи? Но теперь я совсем не уверен, что там, за этой пустотой, есть рай или чистилище. Нет, мне просто нужно к Вике. Ее душа тоже ищет меня – я это точно знаю. Чувствую сердцем! Пора…
– Не торопитесь, Алексей.
Лицо, зависшее в пустоте, кажется озадаченным. Похоже, все мои мысли прочитаны, но, думаю я, как оказалось, совсем не о том, на что Существо рассчитывало. Привыкли наверху, что все люди отчаянно цепляются за жизнь?! Обломитесь – я вам не «все»! Могли бы уже сами давно понять, что ждать от меня стандартных решений бессмысленно.
– Значит, вы отказываетесь продолжать сотрудничество? – Вот и холодом уже повеяло!
– Отказываюсь. Мне вообще с первого дня были непонятны правила ваших игр, а объяснять их вы почему-то не спешили.
– Потому что это тоже одно из правил.
– Достали меня такие условия! – взрываюсь я. – Пойди туда, не знаю куда! Сделай то, не знаю что! Бредовые правила!
– Но справлялись вы неплохо, согласитесь.
– И что?! В результате другая сторона все равно смела меня с доски. А заодно и убила совершенно невиновного человека. Любимого человека! Который мог бы еще жить и жить.
– Ну… пока еще не убила.
Пустота у меня перед глазами сменяется маревом, а потом в нем проступают очертания Киевского шоссе, пролегающего через заснеженное поле, и двух машин. Белую «Волгу» развернуло поперек дороги, а моя вылетела с трассы от столкновения и, перевернувшись, лежала в заснеженном кювете, дымя капотом. Водительская дверь и вся левая бочина – всмятку; я, видимо, успел вывернуть руль и уйти от лобового столкновения, приняв удар на себя. Через разбитое стекло можно видеть скрюченное тело Алексея Русина – мое тело… А вот Вики в салоне нет. Я растерянно поискал глазами и нашел ее неподалеку от машины – скорее всего она вылетела от удара через лобовое стекло. И жизнь в ней еще теплилась – это выглядело как теплое свечение в районе солнечного сплетения.
– Она будет жить?! – Я рванулся к Вике, но… остался висеть на месте. И лишь наблюдал с высоты, как останавливаются рядом машины, как бегут гаишники в белых тулупах от ближайшего поста, как уже суетятся в снегу проезжавшие мимо люди, пытаясь открыть водительскую дверь моей «Волги». А вдали уже слышалось завывание сирен машины «Скорой помощи». Это просто огромная удача, что мы не успели выехать за пределы МКАД…
– А дальнейшее уже зависит от вас, Алексей, – останутся ли жить ваша жена и ребенок.
– Ребенок?…
В ответ на теперь уже мое изумление тело Вики приближается ко мне, словно зум в смартфоне включили, и я вижу, что в ней действительно есть еще одна светящаяся точка – только совсем крохотная, еле заметная. Она пульсирует и вот-вот затухнет.
– Ваши условия?! – Я буквально выплевываю свой вопрос в равнодушное лицо Существа. В душе поднимается что-то такое, чему у меня нет названия. Огненный шквал ярости, от которого меня потряхивает, как в лихорадке.
– Ну зачем же так грубо?
Нет, поглядите-ка – Оно еще и морщится! Шантажирует меня жизнями жены и ребенка и считает, что я в ноги ему должен упасть?!
– Вы сами выбрали манеру нашего общения – и это шантаж. Не надо теперь изображать из себя благодетеля. Называйте уже свою цену, – требую я.
У Существа печально опускаются уголки рта, словно я смертельно оскорбил его. Но, поняв, что на меня его ужимки не действуют, Оно быстро переходит на деловой тон:
– Есть одна реальность в известном вам веере, там тоже нарушено равновесие. Вернее, вот-вот будет нарушено, если не вмешаться.
– И нарушено не в вашу пользу?
– Увы!..
– А цели, правила и условия вы, как всегда, мне не обозначите?
– Таково правило, теперь вы это знаете.
Снести бы к хрену все эти веера и реальности, чтобы не смели больше играть людскими жизнями! Но… Вика. И ребенок. И друзья. За них я взойду на любую голгофу, и Оно это прекрасно знает. Губы Существа складываются в ироничную улыбку, словно для меня заготовлено какое-то уникальное задание, а зрители где-то там, наверху уже застыли на трибуне в предвкушении зрелища. Что ж, постараюсь их не разочаровать.
– Итак. Вика и наш ребенок остаются живы?
– Да.
– И здоровы, надеюсь? Авария не должна им повредить.
– Условие принято.
– Что требуется от меня? Хотя бы в общих чертах?
– Спасти новый мир. Что же еще?
Я попытался что-то сказать, спросить, но лицо Существа стало расплываться. Вместо него в пустоте появился Свет. Он становился все ярче и ярче, пока не превратился в ослепительную вспышку. И я вместе с ним.
Конец
Читать бесплатно другие книги:
