Сновидец. Грейуорен Стивотер Мэгги

18

Мэтью проснулся.

Он был в ярости.

Ему никогда не снились сны, поэтому отрезок времени между тем, как он заснул в туннеле и снова открыл глаза, был пустым. Абсолютно пустым. Просто пауза. Временная яма. Настроение могло измениться к моменту пробуждения, если человеку снился сон, приятный сон. Но Мэтью проснулся в своей спальне с одной-единственной мыслью: Диклан сорвал с его шеи живительный магнит.

– Доброе утро, – проговорил Диклан, уже покидая спальню.

Как ни в чем не бывало! Словно сегодня самый обычный день! И как будто ему нечего стыдиться!

Мэтью вскочил с кровати и обнаружил еще одну неприятную истину: он по-прежнему был полностью одет. Его нечищенные зубы покрылись налетом. Диклан просто притащил его в спальню как мешок с мукой и бросил на кровать. Зачем он вообще утруждался? Все равно Мэтью бы даже не почувствовал, если бы брат оставил его скрюченное тело в машине. Но нет, им надо было притворяться, что Мэтью чудесным образом выспался как все нормальные люди. Ронан не раз говорил Мэтью, что Диклан – лжец, но Мэтью никогда особо не прислушивался. Что в этом страшного, если брат немного в чем-то приврал?

Но теперь он все понял. Ложь Диклана представляла собой масштабную, тщательно спланированную, трехмерную постановку, в которой Мэтью исполнял свою крошечную роль.

Доброе утро! В знак протеста Мэтью решил не переодеваться. Он натянул яркую разноцветную куртку-бомбер, которую, как он знал, Диклан терпеть не мог, а затем прошествовал через Брови Старикана (так Мэтью называл здание) в гостиную (Стыдливую лень) (он дал имена и комнатам), чтобы посмотреть, как чувствует себя Ронан после пробки в туннеле. Диван пустовал. Мэтью не представлял, где еще может быть Ронан – в Бровях Старикана имелось только две спальни.

Его сердце забилось чаще то ли от радости (Ронан проснулся! Все будет хорошо!), то ли от досады (Ронан проснулся ночью и ушел! Ничего хорошего уже никогда не случится!). Мальчик заглянул в кабинет Мистера Жадность, но и здесь брата не оказалось.

В Веселом Обжорстве он обнаружил Диклана, который одной рукой наливал себе кофе, а другой быстро прокручивал электронную почту на телефоне. На экране стоящего перед ним ноутбука в двух открытых окнах отображались два разных почтовых ящика.

– Где Ронан? – спросил Мэтью.

– Я отвез его в место, где есть то, что ему нужно. Где ему будет лучше, – ответил Диклан, не поднимая глаз.

– Что это значит? Куда? Ты мог бы взять меня с собой.

Мэтью приготовился с ходу отвергнуть любые оправдания Диклана, но брат, похоже, уже потерял интерес к разговору. Поставив кружку с кофе, он схватил телефон и начал яростно печатать ответ. Затем набрал номер и приложил трубку к уху.

– Мы ведь это обсуждали, – сказал Мэтью. – Ты обещал относиться ко мне иначе! Как…

– Диклан Линч на связи. Я проверил нашу переписку и хотел бы незамедлительно убедиться, что мы на одной волне в вопросе приоритетности данной ситуации. В документах на этот контейнер не должно фигурировать имя моего клиента. Вся информация, связанная с этим контейнером, должна проходить через компанию C. Longwood Holdings. Думаю, вы можете представить, как бы вы себя почувствовали, если бы ваш домашний адрес и имена детей оказались напечатаны во всех грузовых манифестах. По меньшей мере, неприятно, когда совершенно незнакомые люди узнают, что у вас есть, – Диклан взглянул на экран ноутбука, где появилось окно чата, – сестра, о которой вы никогда не упоминали, и она помещена в центр помощи. – Он сделал паузу. Выслушал собеседника. – Рад, что мы смогли так быстро разрешить это недоразумение. Не могли бы вы прислать мне новый трек-номер и прочую информацию, чтобы я обновил свои данные? Спасибо.

Диклан положил трубку, отхлебнул кофе и сразу же повернулся к ноутбуку, и все это одним плавным движением. Казалось, он совершенно позабыл о возмущении Мэтью.

– Поешь, возьми ноутбук, и я объясню, что тебе понадобится для учебы. – сказал брат.

Мэтью не стал завтракать и не отправился за ноутбуком. Он прищурился, глядя в окно, пытаясь понять, который час.

– Разве мы не опаздываем?

Диклан пробормотал несколько слов, печатая их на клавиатуре, а затем сказал:

– Я нашел оптимальное решение. Мне удалось зачислить тебя в онлайн-школу, которая, знаю, о чем ты подумал, имеет аккредитацию. Я оформил все документы, так что ты получишь диплом государственного образца.

Мэтью подумал совсем не об этом.

– Не знаю, как я не додумался до этого раньше, – сказал Диклан. – Безусловно, это идеальный вариант. Ты можешь выполнять задания частями, не выходя из дома, и тратя на это гораздо меньше часов в неделю, чем в очной школе. Это сэкономит энергию живительного магнита, и ты успеешь окончить школу вовремя, как и хотел.

Постепенно до Мэтью стало доходить, что имел в виду Диклан. Он будет бодрствовать ровно столько, чтобы выполнить задание за всю неделю, а потом спать до начала следующей.

И еще медленнее он осознал, чтобы организовать это, Диклану, должно быть, потребовалось больше одного дня.

– Как… долго я спал? – спросил Мэтью.

Ему стало дурно.

Телефон Диклана зажужжал, оповещая о входящем сообщении; брат принялся набирать ответ большим и указательным пальцами.

– Диклан, – повторил Мэтью. – Как долго?

Казалось, только сейчас старший Линч уловил что-то неладное в тоне младшего и, моргнув, поднял на него взгляд.

– Что? Не смотри на меня так. Это не навсегда. Я тружусь не покладая рук, чтобы достать еще один живительный магнит. Ты поел? Мне нужно познакомить тебя со школьным интерфейсом, чтобы максимально эффективно использовать время твоего бодрствования сегодня.

И тогда Мэтью его ударил.

Он изумился. Но не силе удара. Ниалл научил своих мальчиков драться еще в раннем детстве. И хотя с тех пор Мэтью ни разу не приходилось применять эти навыки, оказалось, что его руки, кисти и плечи на каком-то подсознательном уровне все еще помнят эти уроки.

Нет, Мэтью поразило то, что удар вообще произошел. Что его рука сжалась в кулак, который отправился в полет, а полет завершился приземлением на лице брата. От удара Диклан упал со стула и растянулся на спине на кафельном полу. Носы его модных брог[7] указывали на потолочный светильник. Его дыхание сбилось (Мэтью это слышал), а ключи от машины выпали из кармана (Мэтью это видел). Секунду спустя опрокинутая кофейная чашка скатилась со столешницы и с грохотом присоединилась к своему владельцу на полу.

Мэтью ошарашенно наблюдал, как его рука сразу после того, как ударила Диклана, схватила с пола ключи от машины. Он словно стал совершенно другим человеком. Как будто он стал Ронаном.

– Как тебе такое, нравится?! – дерзко крикнул Мэтью.

Скользя носками по полу, он галопом помчался к двери, остановившись только затем, чтобы сунуть ноги в резиновые сапоги. Диклан держал их у порога, чтобы не испачкать брюки в случае грязной работы. Мэтью услышал, как брат позвал его:

– Мэтью, я…

Но Мэтью уже выскочил на пронизывающий утренний холод. Воздух обжигал легкие. Сердце колотилось так быстро, что стало больно в груди. Мэтью казалось, что его преследует нечто гораздо страшнее, чем Диклан.

Что, интересно, он собирался делать? Сбежать из дома? Поводок, связывающий его с Дикланом, растянется ровно настолько, насколько хватит силы живительного магнита. В конечном счете Диклан был прав. Мэтью ничего не мог сделать без…

И тут его осенило, куда он отправится.

Бросив последний взгляд на дверь и убедившись, что Диклан пока не подоспел, мальчик сел в машину и, немного повозившись, сообразил, как ее завести (замочной скважины нет! Ах да, кнопка. Все равно не работает! О, точно, нога на тормозе!). Слегка виляя из стороны в сторону, Мэтью выехал со стоянки и направился вниз по дороге.

Телефон зажужжал. Остановившись перед знаком «Стоп», мальчик рискнул взглянуть на экран. Диклан прислал сообщение: «Не угробь мои колеса».

Мэтью не ответил. Вместо этого он ввел адрес в приложение «Карты» на своем телефоне и попытался настроить громкую связь через динамики автомобиля. Машины позади принялись сигналить, поэтому, так и не успев справиться с задачей, он положил телефон на колени и, следуя указаниям приложения, медленно поехал дальше.

Пришло еще одно сообщение от Диклана: «Полагаю, далеко ты не уедешь, поскольку машине нужен бензин, а ты не прихватил заодно и мой бумажник».

Мэтью и в этот раз не ответил, продолжив петлять по улицам Бостона. Эта машина без сомнений принадлежала Диклану, потому что она явно по-прежнему была на его стороне. Она так и норовила застать мальчика врасплох и сбежать обратно к своему хозяину. Машина срывалась с места на зеленый свет, перепрыгивала через бордюры, резкими рывками тормозила на сложных перекрестках. Мэтью был абсолютно уверен, что несколько раз она поменяла местами педали газа и тормоза. На его взгляд, она определенно жульничала с переключением передач. В какой-то момент машина выкатилась на нейтральной передаче на середину перекрестка, а затем начала громко сигналить на каждый проезжающий мимо автомобиль. И судя по всему, ей не нравились велосипедисты. Она неизменно бросалась к ним с тихим рычанием, а затем, как только ей показывали средний палец, откатывалась назад.

Мэтью слегка вспотел.

Раздающиеся со всех сторон гудки доставляли немало неудобств, пока Мэтью не сообразил, что если опустить окно и виновато улыбнуться, водители тоже опустят стекла и улыбнутся в ответ. Даже велосипедисты прощали свои обиды, стоило ему крикнуть: «Понятия не имею, почему эта машина так взъелась на велосипеды!» Как бы Мэтью не относился к своему присненному очарованию, но оно оказалось очень кстати.

Снова от Диклана: «Если тебя остановят без прав, ты никогда не сможешь их получить».

Последние несколько лет Мэтью постоянно ощущал себя мостом между двумя зданиями, одно из которых безмятежно возвышалось, а другое горело в огне.

После смерти их отца (его убийства) Ронан немного обезумел. Если раньше он порой хандрил, то после смерти Ниалла такого, как ни странно, уже не случалось. Мэтью никогда больше не видел его грустным, только свирепо рассерженным или свирепо улыбающимся. Каждое произнесенное им слово теперь резало словно бритва. Диклан, который и раньше казался тихим, превратился в благодарно принимающую соболезнования статую. В неподвижное тело, на груди у которого Мэтью мог порыдать. В спокойный голос, отвечающий на звонки из школы, из похоронного бюро или от представителей властей. Мэтью все больше времени проводил с Дикланом, особенно после того, как Ронан переехал из общежития Агленби на склад своего друга Ганси. Все это время Диклан спокойно объяснял брату, что Ронан неплохой человек, просто его подкосила смерть Ниалла, и теперь он делает все возможное, чтобы разрушить собственную жизнь, а заодно и их, потому что думает, что так ему станет легче. Диклан рассказал, что, по сути, Ниалл сам виновен в случившемся с ним, причиной стала его небрежность, ложь, безрассудство и несдержанность. Ронан же, в свою очередь, поведал Мэтью о том, каким лжецом являлся Диклан и каким удивительным человеком был Ниалл.

Теперь Мэтью задумался о том, что, пожалуй, перепутал братьев. Что если горящее здание – вовсе не Ронан?

О чем еще лгал Диклан? В чем ошибался?

Во всем?

Диклан написал: «В следующий раз найди себе собственный магнит».

Заметив магазин пончиков, Мэтью ухитрился резко развернуть машину к окошку быстрого обслуживания. Раздался тихий скрежет, когда он подъехал достаточно близко, чтобы заказать пончики и расплатиться с помощью наличных, которые Диклан хранил в консоли для оплаты дорожных сборов.

Справившись с задачей, мальчик почувствовал себя чуточку героем, а пару минут спустя еще и большим молодцом, поскольку ему все же удалось въехать на стоянку Медфордского центра помощи. Мэтью затормозил напротив дверей, понял, что припарковался криво, трижды попытался исправить положение и в конце концов переехал на новое место, загнав машину в подтаявшую лужу.

Оказавшись внутри, Мэтью расписался в журнале. Женщина за стеклом регистратуры одарила его мятной конфеткой, а он в ответ угостил ее пончиком.

Затем он зашагал по коридору в сторону палаты Брайда.

Торжествуя, ввел пароль.

Мэтью проснулся в ярости; Брайд проснулся подавленным. Он уставился в потолок, не проявляя никакого интереса к тому, кто разбудило его на этот раз.

– Привет, помнишь меня? – спросил Мэтью. – Я брат Ронана. Наверное, в некотором роде и твой тоже. Никогда об этом не задумывался, но мне кажется, наши волосы похожи. Только твои как будто немного грязнее. Не в плохом смысле!

Брайд не выглядел счастливым.

– Что это за безумный мир, в котором дети воскрешают богов.

– Точно, – согласился Мэтью.

– Зачем ты пришел?

Мальчик подергал ремни на запястьях Брайда, удерживающие мужчину на кровати, а затем оглядел палату в поисках ножниц.

– Я хочу поговорить о том, каково быть грезой.

Брайд закрыл глаза.

– И, – сказал Мэтью, – я принес тебе пончики.

19

Ронан был не один.

С ним было Кружево.

Оно медленно двигалось в темноте. Ронан не сразу понял, как его распознал, ведь теперь оно выглядело иначе. Вместо зазубренных краев и неровных дыр оно превратилось в структуру, более подходящую для передвижения в море пустоты. Его новая форма уже не напоминала кружево, а больше походила на молнию, застывшую в момент вспышки, или узоры трещин на отполированном мраморе. Оно приняло форму энергии. В сущности это напоминало живительные магниты, представленные в темном море в виде тонких белых линий. Однако линии Кружева были черными.

Оно плавно скользило к парящему Ронану, распространяя волны любопытства, подозрительности и осуждения.

Он подался назад, но Кружево продолжало ползти в его сторону.

Оно общалось с ним. Или, скорее, пыталось общаться. Не словами. Кружево использовало какой-то язык, приемлемый в здешнем море, или, возможно, характерный для того места, откуда оно прибыло. Ронану показалось, что Кружево в море пустоты такой же гость, как и он сам.

Каким бы ни был этот язык, Ронан подозревал, что, если постарается, сможет на нем заговорить. Но он также догадывался, что, сделав это, снова забудет самого себя. Владеть и той, и другой информацией казалось задачей не из легких.

Складывалось ощущение, что в языке Кружева не существовало слов для обозначения чувств.

Как и в человеческом языке не было слов, чтобы описать Кружево.

Темные, зазубренные нити сущности, пытаясь понять Ронана, окружили его словно заросли. Он наконец понял, почему и Адам, и Хеннесси, столкнувшись с Кружевом, пребывали в полнейшем ужасе. Оно было огромным, чуждым и бесчеловечным.

Посмотри, посмотри на себя. Неужели оно того стоило? Разве тебя не предупреждали?

С трудом Ронан все же уловил смысл слов Кружева.

Он спросил:

– О чем?

Сущность не сразу его поняла. Она обвилась вокруг Ронана, пытаясь перевести слова на свой язык.

Говори с нами, как умеешь.

Ронан не стал отвечать. Он вдруг уловил знакомый запах. Точнее, не запах, а его эквивалент в море живительных магнитов, где обонянию места не нашлось. Он принадлежал Адаму Пэрришу. Ронан понятия не имел, сколько времени прошло с тех пор, как Адам начал гадать в полумраке коридора.

– Убирайся отсюда. Я кое-кого жду, – сказал Ронан.

Кружево тоже. Похоже, они ждали одного и того же человека. Его вдруг поразила ужасная мысль, что с минуты на минуту здесь появится Адам и столкнется с Кружевом. Пэрриш, вооруженный лишь собственным разумом, окажется совершенно беззащитен, при этом в тускло освещенном коридоре не было никого, кто смог бы вернуть его в сознание.

Когда Ронан впервые оказался в море живительных магнитов, ему потребовались все его силы, чтобы собрать воедино разрозненные обрывки воспоминаний. К тому же, в отличие от Адама, он был сновидцем, а значит, благодаря своему дару и многолетней практике гораздо легче приспосабливался к местной атмосфере. Но Адам… сначала Кружево вытянуло бы из Адама то, что ему в себе нравилось, а затем позволило бы всему, что он в себе ненавидел, растворить его личность в кричащем небытии.

По крайней мере, таков был план. Ронан слышал, как Кружево бормотало об этом. И о том, как оно ненавидит Адама. Ронан чувствовал излучаемую сущностью ненависть так же ясно, как запах Адама, который становился все сильнее.

– Он не для тебя, – сказал Ронан.

И не для тебя, – ответило Кружево.

Ронан проигнорировал замечание.

– Оставь нас в покое.

На сей раз, вместо того чтобы отступить, Ронан взорвался. Раньше он даже не догадывался, что на такое способен. В темном море, среди живительных магнитов, у него попросту не было причин так реагировать на что-то. Но сейчас Ронан видел, как от него, подобно черной молнии, исходит темная энергия. Кружево отпрянуло, но он не остановился. Запах Адама усиливался, и Ронан взорвался снова, и снова, и снова.

Он загнал Кружево вглубь, еще глубже, в самую глубину тьмы.

– Держись от него подальше, – прорычал Ронан и, разъярившись не на шутку, рискнул повторить на языке Кружева: Держись от него подальше!

Ретировавшись, сущность продолжала огрызаться: Он не для тебя. Все это не для тебя, Грейуорен.

А затем оно исчезло. И в ту же секунду Ронан понял, что Адам Пэрриш прибыл в море живительных магнитов.

Вводная часть, содержащая тезис: Несмотря на трудное детство, отмеченное невзгодами, Адам Пэрриш превратился в преуспевающего первокурсника Гарвардского университета. В прошлом он часто сомневался в себе, боялся, что станет таким же, как его отец. Переживал, что его корни, уходящие в трейлерный парк, станут очевидны окружающим. И идеализировал богатство. Теперь он наконец выстроил для себя новое будущее, в котором никто не должен знать, откуда он родом. Однако прежде чем стать самодостаточным юношей, посещающим Гарвард, Адам испытывал глубочайший интерес к теории силовых линий и даже был сверхъестественным образом связан с диковинным лесом, расположенным вдоль одной из них. Впрочем, в последнее время он сосредоточился исключительно на реальном мире, используя лишь намек на магию, чтобы дурачить студентов дешевыми трюками с гаданием на картах таро. Вот уже несколько месяцев он не чувствует себя самим собой, но с ним все будет в порядке.

Далее следуют три пункта, подтверждающих вышеуказанный тезис.

Пункт первый: Адам понимает, что страдания – явление зачастую временное, даже если они кажутся постоянными. «Все проходит» и так далее[8]. И хотя время, проведенное в колледже, может показаться целой жизнью, по факту это всего лишь четыре года. А четыре года – целая жизнь только для морской свинки.

Пункт второй, вытекающий из первого: Магия не всегда благотворно влияла на Адама. В старших классах он часто использовал ее как способ убежать от реальности. В глубине души он опасается, что склонен к ней, как его отец к насилию, и поэтому со временем станет изгоем. Отказавшись от магии, он пытается стать частью «немагического» мира, то есть Плаксивого клуба.

Пункт третий, самый убедительный: Гарвард – то место, где Ронан Линч существовать не может, ему не выжить здесь ни в физическом, ни в социальном смысле. Не имея четкой границы, Адам несомненно продолжит возвращаться к Ронану Линчу снова и снова, тем самым увязая в прежних привычках. Он никогда не добьется финансовой независимости и всеобщего признания, о которых мечтал.

Тезис, заново сформулированный на основе информации, собранной для его доказательства: пусть сейчас жизнь не радует, и Адам Пэрриш в погоне за тем, что было для него когда-то важным, кажется, лишился главного в настоящем, но у него все будет хорошо.

Заключение, подытоживающее прочитанное и объясняющее, почему читателю важно это знать: с ним все будет в порядке. С ним все будет в порядке. С ним все будет в порядке. С ним все будет в порядке.

– Пэрриш, – сказал Ронан.

Адам казался слишком маленьким среди окружающего его мрака. До сих пор Ронан не осознавал масштабов сияющих живительных магнитов; на их фоне Адам выглядел крошечным пятнышком. Странным пятном, не похожим ни на что вокруг, явно выпавшим из своего мира. Он являл собой скопление округлых сильных чувств, конечное, распадающееся на фрагменты существо. Без тела, служившего им сосудом, его мысли разбегались в миллион разных сторон. Можно было понять встревоженное выражение его лица. Ронан поспешил к нему, направляя разбежавшиеся фрагменты мыслей обратно к центру. Потребовалось совсем немного времени, чтобы Адам потерял себя здесь; или, может, Ронан не совсем понимал, как влияет время на Адама.

– Пэрриш, – повторил он. – Адам.

При звуке имени облик Адама прояснился. Скопление мыслей вновь предстало в образе худощавого молодого человека, в разуме которого они поселились еще в Массачусетсе. Адам уже не казался невесомым облаком идей, скорее человеком, парящим в космосе. Он стал Адамом Пэрришем.

Отметая прочь тревоги, душу Ронана охватил трепет счастья. Адам пришел за ним. Проделал трудный путь. Он не сдался. Рискнул всем.

Тем не менее Адам, не поднимая глаз, медленно отступал от Ронана. Прижав подбородок к груди и отведя взгляд в сторону, он все дальше уплывал в темноту. Словно по какой-то причине пытался незаметно ускользнуть. Несчетное количество времени спустя он опять начал фрагментироваться, его мысли снова отделились от формы Адама Пэрриша.

– Нет! – рявкнул Ронан, кружа вокруг Адама и не давая его мыслям разбежаться. Он собрал их в кучу. – Ты идиот. Давай же, соберись!

– Ты пытаешься помочь? – вежливо спросил Адам. Он смотрел куда угодно, только не на Ронана.

– Я пытаюсь тебя спасти!

– Спасибо, но, думаю, мне лучше уйти, – сказал Адам, снова пытаясь ускользнуть. И тут Ронан понял, что происходит, и рассмеялся.

– Ты меня не узнаешь?

Поскольку, очевидно, Ронан ничем не напоминал тело, оставленное им в коридоре, тело по имени Ронан Линч. Сейчас он выглядел как сущность, способная проплыть по морю тьмы к живительным магнитам. Адам казался ему крошечным пятном; а он, наверное, казался Адаму громадиной. Подобно Адаму, представшему здесь в виде рассыпающейся коллекции ярких мыслей, с трудом собранных Ронаном в человеческую форму, Ронан в этом странном месте принял истинную форму своей сущности.

– Ты… – Адам поколебался, а затем еле слышно спросил: – Кружево?

Линч не ожидал такого ответа.

Энергия вырвалась из него, выражая его боль и досаду.

Адам вздрогнул.

Он испугался. Испугался Ронана. Остыв, Ронан попытался взглянуть на себя глазами Адама. Он напрягался, извивался, постигал. От него потянулись темные силуэты. Словно чернильные ветви деревьев, они раздваивались и расщеплялись, пока не исчезали во мраке. Его мысли ничем не напоминали дрейфующие сферы сознания Адама. Метнувшись в сторону, чтобы снова собрать мысли Адама, Ронан пришел к выводу, что Пэрриш оказался прав: он и правда походил на существо, которое недавно прогнал.

Он ничего не понимал.

– Ронан? – внезапно спросил Адам. – Ты Ронан?

Ронан с облегчением ответил:

– Да.

– Можешь стать поменьше? Или подсказать, куда обращаться? Ты повсюду. – Парень вдруг засмеялся, громко и с недоверием, в его смехе еще чувствовался недавний страх. Адам обернулся, оглядываясь вокруг.

Приложив усилия, Ронан насколько смог скрутил и сжал ветви своей формы. И был вознагражден направленным на него взглядом Адама.

– Только не вздумай опять свалить, потому что теперь я тебя не держу, – сказал Ронан. – Так лучше?

– Поверить не могу, – ответил Адам. – Ты выглядишь, как…

– Знаю, как Кружево, – огрызнулся Ронан.

– Нет, я просто, ты просто… выражаешься как придурок. Но выглядишь как сгусток энергии. Это разрывает мой мозг. Так это… это действительно ты? – его лицо помрачнело. – Или я принимаю желаемое за действительное…

Ронан не мог винить его за недоверие. Ведь совсем недавно, когда Адам неожиданно приехал в Амбары, чтобы порадовать его в день рождения, первое что пришло Ронану в голову: действительно ли это Адам? Разница заключалась в том, что в прошлом случае Адам убедил его, подробно описав каждое свое действие, приведшее в Амбары. А Ронан сейчас не мог ничего объяснить. Он и сам до сих пор не понимал, как сюда попал и почему оказался заперт в ловушке вне своего беспробудно спящего тела.

– Не проси тебя переубедить, – сказал Ронан. – Если бы я был Кружевом, то постарался бы заморочить тебе голову, говоря именно то, что, по моему мнению, ты хочешь услышать. Используй свою ерунду. Ту самую, которая помогает тебе гадать. Ты ведь не раз это делал и остался жив. Интуиция. Вот это слово. Используй интуицию. Что ты чувствуешь?

Любимый вопрос Брайда сорвался с губ, прежде чем Ронан успел осознать, что думает по этому поводу. И в этот миг яркие сферы мыслей и воспоминаний Адама снова засияли в темном море.

Дерьмо! Ронан нырнул, развернулся, раскрылся, стремительно окружая Адама. Он взял сферы в кольцо, огибая их словно колючий забор, пока Адам не вернул себе прежний облик. Затем отступил; он не хотел снова напугать Пэрриша.

– Подожди, – сказал Адам и поднял руку. – Не надо. Позволь мне…

Он протянул руку ладонью вверх и медленно поплыл к Ронану. Парень, очевидно, все еще был напуган, однако приблизился настолько, что смог провести пальцами по колышущимся перед ним нитям энергии, из которых состояла здешняя форма Ронана. Его лицо оставалось столь же сосредоточенным, как в момент, когда он раскладывал камни для гадания.

Эффект соприкосновения их сознаний. В мыслях Ронана возникло поразительно четкое воспоминание. Столь же яркое, как и в момент, когда это случилось. В тот день Ронан впервые приехал в Гарвард, чтобы удивить Адама новостью, что он переезжает в Кембридж. Он был полон предвкушения от предстоящей встречи, а в итоге они разминулись на тротуаре. Они друг друга не узнали.

В тот момент Ронан решил, что всему виной то, как сильно изменился Адам за время, проведенное вдали от дома. Он стал по-другому одеваться. Иначе себя вести. Даже избавился от своего акцента. И, наверное, Адам почувствовал то же самое; Ронан стал старше, проницательнее и еще более нелюдимым, чем раньше. Однако сейчас, в этом странном море, ни один из них не напоминал прежних Адама Пэрриша и Ронана Линча, какими они знали друг друга. Адам в виде собрания мыслей, едва способного принять человеческую форму. И Ронан Линч – воплощение необузданной темной энергии, чуждой и необъятной. И все-таки Ронан узнал Адама в тот же миг, как их сознания соприкоснулись. Шаги Адама по лестнице. Его удивленный возглас, когда он прыгнул в выкопанный ими пруд. Раздражение в его голосе; безжалостное, суховатое чувство юмора; его хрупкая гордость; его свирепая преданность. Все это облекалось в сущностную форму, не имеющую ничего общего с тем, как выглядит его физическая оболочка.

Разница между этим воссоединением и встречей в Гарварде заключалась в том, что в Кембридже, они оба были фальшивыми. Прятались за масками, скрывая правду от всех, включая самих себя. Но спрятаться сейчас было невозможно. Здесь были только их мысли. Только правда.

Ронан. Ронан, это ты. Я сделал это. Нашел тебя. С помощью одного лишь магнита. Я тебя отыскал.

Ронан не знал, подумал ли Адам об этом или сказал вслух, но это не имело значения. В его словах безошибочно читалась радость.

– Tamquam, – сказал Ронан.

И Адам ответил:

– Alter idem.

Когда-то Цицерон написал эту строчку о своем дорогом друге Аттике. Qui est tamquam alter idem. Мое второе «я».

Ронан и Адам не могли обняться, поскольку их нынешние формы не имели настоящих рук, но это казалось пустяком. Их энергии метались, смешивались и кружились, яркий свет живительных магнитов и кромешная тьма Кружева. Они оба молчали, слова были лишними. К чему говорить, если их мысли сплелись в одно целое. Обойдясь без неловких фраз, они разделяли свою эйфорию и потаенные страхи. Поворошили прошлое и простили друг друга. Поведали о том, что произошло с каждым из них, с тех пор как они виделись в последний раз – хорошее и плохое, ужасное и чудесное. Слишком долго их отношения казались туманными. Однако сейчас между ними царила ясность. Они снова и снова кружились вокруг и сквозь друг друга, уже не Ронан-и-Адам, а скорее одна сущность, вместившая их обоих. Они радовались и грустили, злились и прощали, они были желанны, они были желанны, они были желанны…

20

Всякое лезвие рождается из сырого металла. У острых и у тупых лезвий одно начало… Пока лезвие не отточено и не собрано воедино, невозможно сказать, какое из них будет резать, а какое – просто занимать пространство… Каждое из них должно быть испытано. С маслом справится любое лезвие. Некоторые могут резать дерево… А реже всего встречаются лезвия, способные разрезать другое лезвие… Какой прок от ножниц, спрятанных в ящик… Чтобы узнать, на что они способны, их нужно использовать…

– Натан Фарух-Лейн,

Безупречное лезвие, страница 10

21

Заря еще не занялась, а Фарух-Лейн и Хеннесси уже спешили к складам «Атлантик». На приборной панели автомобиля покоилась карточка с нарисованным на ней кровоточащим сердцем. Они сорвались в путь почти мгновенно, не будучи уверенными, сколько продержится энергия в случайно созданном Хеннесси магните. Лилиана с неохотой осталась дома. По ее словам, она опасалась слишком долго находиться рядом с магнитом Хеннесси, поскольку он мог спровоцировать у нее видение. Фарух-Лейн считала, что подсказка из будущего им бы не помешала, но даже она согласилась, что не стоит рисковать, истощая живительный магнит, пока они не разбудят Модераторов.

Они миновали Пибоди, на улицах которого царила мертвая тишина. Редкие машины, встретившиеся им на дороге, казались притихшими, словно в такую рань даже шум города еще не проснулся. В этот предрассветный час в воздухе витал запах приключений, страха и предвкушения, как отголосок не столько дней, проведенных Фарух-Лейн в охоте на Зетов, сколько времен утренних школьных экскурсий.

Упражнение с карточками давно закончилось, Хеннесси вновь могла говорить вволю, но девушка еще не произнесла ни слова. Сидеть рядом с молчаливой Хеннесси казалось непривычным. Ее монологи, по наблюдениям Фарух-Лейн, мало чем отличались от видений Лилианы. Тот же убийственный шквал звуков, скрывающий за собой истинную картину. Настоящая Хеннесси таилась глубоко внутри под этими приступами болтливости.