Мисс Неугомонность Чередий Галина
– Ну и зря ты так думаешь. Нет неприкосновенных. Для меня нет.
– Есть, – пробубнила упрямица.
– И кто же это такой крутой тут завелся? – Не, она серьезно думает, что мне будет взападло побеседовать с кем бы то ни было? По-своему? По-мужски. Так, чтобы понял.
– Хочешь познакомиться? – продолжала ковыряться в своей безразмерной сумке-бауле уже вроде как немного успокоившаяся гавкучка. О, уже даже слышу знакомые нотки вечного яростного спора, которые ее голос приобретает в каждой беседе со мной.
– Да не откажусь, – продолжил я гнуть свою линию.
– На. Знакомься, – она вручила мне какой-то плоский предмет. Планшет, что ли?
Потянулся через стол, улавливая такой знакомый аромат огнегривой растрепы, взял в руки предлагаемое. Развернул к себе.
Зеркало.
Не понял.
– Это что?
– Это не «что», а «кто». Это и есть причина моего… ну, назовем так, не радужного настроения.
– С хера ли? – выпал в осадок я.
– Ты серьезно об этом спрашиваешь? Да ты мне беспрерывно жизнь отравляешь! В упор очевидного не замечаешь! – Мари вскочила, встав передо мной и дерзко вскинув подбородок.
Даже в приглушенном освещении каморки я заметил, что ее ресницы слиплись в мокрые стрелочки, потемнели и, кажется, загнулись еще сильнее, отчего глазищи стали казаться ярче. Черт! Я и без того чуть на спотыкался каждый раз, нарываясь на ее прошивающий от мозга до яиц взгляд. Эта мелочь термоядерная – как безотказный электрошокер для моего бедного члена. Только он, бедняга, решит прикинуться дохлым, и тут же – тыдыщ! или натыкаюсь на нее где, или картинка какая-нибудь похабная долбанет в мозг с ее участием. И здравствуй, сука, мгновенный стояк.
– Так я отравляю или в упор не замечаю? – склонился я, сближая наши лица. Кто бы мне сказал на хрена? Идея – хуже не придумаешь, но внезапно думать мне стало нечем. – И уж не себя ли ты очевидным называешь? Кнопка языкатая.
Тоже мне, росту полтора метра в прыжке, очевидность нашлась.
Запах ее кожи и кучеряшек вероломно прорвался прямиком в мой разум, вдруг сделав черепушку пустой до звона, от которого заложило уши. И меня подхватило и поволокло, как бешеным потоком ветра по тоннелю, который закончился как раз на припухших, искусанных губах моего многодневного искушения и гадкой ночной суккубки, что выдоила из меня за это время едва ли не море спермы.
Мари еще что-то говорила – кто бы слушал – но я столкнул наши рты, за долю секунды дойдя до ручки от желания ощутить снова ее вкус.
Тресни меня по башке, ну? Оттолкни, давай!
Но вместо этого девушка буквально вцепилась в мою бритую голову, отвечая на поцелуй с такой интенсивностью, что остаток моей соображаловки стремительно покинул помещение, оставив только так долго скручиваемую в бараний рог жажду. Давая ей свободу.
Нужно остановиться!
Сейчас.
Немедленно остановись, придурок!
Еще чуть-чуть.
А тело класть прибор хотело на предупреждающий писк где-то там на заднем плане. Все, что имело значение, – это то, что Мари отвечала мне, отвечала с какой-то отчаянной страстностью, отрываясь только для краткого вдоха, оглаживая суетливыми ладонями лицо, шею, плечи, и я от этого просто улетал.
– Сама не тормознешь – я не остановлюсь! – прохрипел в ее губы, начиная теснить к столу и тиская ягодицы.
Бля, я, конечно, мысленно пытался представить, каково это будет, но в моих фантазиях это и вполовину было не так кайфово.
– И не надо. – Мари задергала мой ремень решительно, но неумело, и я, рыкнув от сносящего крышу нетерпения, подхватил ее, усаживая на стол, и быстро освободил себя.
– Ох ты ж… – охнула рыжая, мимолетно глянув вниз, а я довольно ухмыльнулся. Мне стесняться нечего.
– Тш-ш-ш, все хорошо будет, – пробормотал я, забираясь рукой ей под юбку и снова целуя.
Пальцы коснулись горячего влажного шелка, в голову шибануло ароматом возбуждения этой моей катастрофы, и тут мне настал полный п*здец. Все, уже не остановиться! Потом хоть что, хоть все кары небесные, но я ее поимею. Сама же предлагает, а я всего лишь херов озабоченный мужик, как не взять-то?
Узкая, но сильная ладошка стиснула мой ствол жадно, чуть не по-хозяйски, и я зашипел, едва не спустив от этого рукопожатия.
– Хочешь сначала ручную работу, детка? – задыхаясь, я прикусил ключицу Мари и, оттолкнув в сторону ткань, вошел в нее сразу двумя пальцами, отчего она дернулась всем телом и протяжно застонала. – Бля-а-а-а, малыш, ты тут ох*ительная! Такая узкая, плотная, м-м-м. У тебя давно никого не было?
– Да… давно, – всхлипывая и вздрагивая от каждого моего даже малейшего поглаживания, ответила девушка. – По… пожалуйста, Кевин!
– Сейчас все будет… – Я пристроил себя у ее входа и тут же замер. – Зараза, у меня защиты нет. Но я вытащу, клянусь…
«Дебил, что ты творишь! Нельзя!» – еще верещал подыхающий здравый смысл. Не лезь, сука! Мне или в нее, или ложись помирай!
Толкнулся тихонько, скрипя зубами от того, как скручивало поясницу и бедра от потребности рвануть вперед что есть сил. Мари напряглась, а я стал нести какую-то нежно-сопливую ахинею, умоляя расслабиться и впустить. Еще чуть в нее, искры и световые пятна перед глазами и ее запрокинутое лицо. Охренеть, какая же она все же… ослепнуть к чертям можно! Брови сведены, зацелованные губы сжаты, соски торчат сквозь ткань, упрекая меня, нетерпеливого засранца, не обласкавшего их. Ничего, мои хорошие, все будет. Зацелую вас, залижу… потом… позже… Дышит рвано, выпивая стонами мою последнюю выдержку… Еще чуток, и я в раю. И тебя туда отправлю, девочка, я не эгоистичная скотина.
Стоп!
Девочка?
Эта преграда…
Это?..
– Твою же мать! – Я шарахнулся от Мари так, что за малым не упал на задницу, запутавшись в своих спущенных штанах. – Ты…
– Да, – тихо ответила она, а я с полминуты стоял, раскрыв рот, пока не накрыло гневом по самую макушку.
– Совсем охренела?! Подловить меня хотела, пуделиха кучерявая?! – заорал я на нее, судорожно упаковывая себя обратно. – Лоха во мне нашла? Думаешь, если меня своей девственностью одаришь, то я перед тобой лужей масла растекусь и замуж позову? Или молиться на тебя по гроб жизни стану за такой, мать его, бесценный дар?!
Мари встала и оправила юбку, ее лицо потемнело, как-то разом осунувшись.
– Какой же ты все-таки тупой мудак, Кевин Доэрти, – произнесла она безжизненным голосом и, взяв свою сумку, ушла, аккуратно прикрыв дверь.
А мне вдруг почудилось, что я очутился в сраном холодильнике, сразу при минус хрен знает сколько.
Моментальная, сука, заморозка.
Глава 5
Слабость один раз от неожиданности простительна.
Слабость второй раз от шока от собственной реакции – еще так сяк.
Но третий раз – это уже не слабость, а дурость, Мари!
Никто никогда больше не увидит моих слез.
Никто никогда больше не услышит от меня ни единой жалобы.
Я справлюсь.
Я все смогу преодолеть.
Я сильная.
И никто никогда больше не назовет меня гавкучкой и кучеряшкой.
Я толкнула дверь, поморщившись от раздражающего звука дурацких колокольчиков над входом. Несмотря на мое перекошенное лицо, администратор за стойкой приветливо улыбнулась.
– Здравствуйте, рады видеть вас в нашем салоне. Что бы вы хотели?
Я оглянулась, будто не совсем понимая, что делаю в этом небольшом, но довольно уютном заведении. Парикмахерская. Да. Точно. Избавиться от кучеряшек.
– Стрижка, окраска, укладка.
– Вы записаны к кому-то на определенное время? – все так же вежливо и приветливо уточнила девушка.
– А у вас только по записи?
В этот момент из рабочего зала раздался голос, очевидно, одного из мастеров:
– Джесси, позвони моей клиентке, которая на 19:00. Она обычно за пятнадцать минут приходит, а тут нет и нет. Вдруг что-то случилось?
Девушка взяла телефон, сверяясь с книгой записи и одновременно обращаясь ко мне:
– Секундочку, не уходите. Я посмотрю, что мы можем вам предложить.
Я равнодушно кивнула головой и так и не отошла от стойки администратора, которая перезванивала кому-то, уточняя время посещения. Через несколько секунд она сбросила звонок и улыбнулась мне:
– Вы знаете, удивительное совпадение. Клиентка, которая должна была прийти буквально через пять минут к одному из наших лучших мастеров, внезапно отменила свой визит. Вы можете присесть и подождать всего несколько минут. Мастер вас примет.
Все так же равнодушно-механически я опустилась на стул, вперившись в одну точку. Так же механически кивнула в ответ на предложение кофе или чая. Администратор, которая по моему виду наверняка что-то поняла, ушла в зал, оставив меня в одиночестве попивать принесенный напиток.
– Добрый день, Джесс сказала, что вы хотели бы стрижку, окраску и укладку, – проводив меня к креслу, спросила мастер – симпатичная молодая женщина с доброй улыбкой и теплыми, какими-то лучистыми шоколадными глазами. – Мы просто освежаем кончики и добавляем немного яркости вашему шикарному цвету?
– Я хочу как можно короче, убрать все эти кудряшки, и покрасить. Цвет – горький шоколад, – спокойно произнесла я.
– Хм, – странно улыбнулась девушка с бейджиком, гласящим «Тшилаба», укутывая меня в защитный пеньюар. – То, что мы иногда ругаемся со своими мужчинами, не означает, что мы должны сами же из-за этого страдать. Как насчет пока удлиненного каре, мелирования и цветного окрашивания в разные оттенки медно-рыжего с дальнейшей записью на кератин? Решение о кератине примете, посмотрев на укладку. Я выпрямлю волосы, чтобы вы смогли оценить их будущий вид. Если окончательный результат не удовлетворит вас, первоначальное ваше пожелание выполню бесплатно. – Мастер широкой щеткой прочесывала мои кудри, нежно оглаживая по голове.
В свое время, очень и очень давно, я любила, когда мамочка заплетала мне косички, а перед этим всегда долго и тщательно расчесывала волосы и вот именно так же гладила по голове.
Черт!
Только не это! Только не надо вспоминать маму! Только не сейчас, когда вместо сердца – развороченная словами Кевина грудная клетка, в которой агонизирует орган, что должен исправно качать кровь по всему телу. А тело будто онемело. Как в тот день, когда папа приехал из роддома без мамы, но с двумя орущими свертками. И все мы, ожидавшие мамочку вместе с близнецами и жутко соскучившиеся по ней за последние два месяца, которые она провела в больнице, внезапно поняли по черному лицу отца, что никогда ее больше не увидим.
Слезы водопадом заструились по щекам, а нос моментально распух и перестал дышать.
– Джесс, дорогая, принеси мне мой несессер. Красный. И еще один кофе. По моему рецепту.
Кофе «по рецепту» пах корицей, кардамоном и ванилью. Молодая женщина, обслуживающая меня, достала из несессера небольшую фляжку, открутила ее, понюхала, закатила глаза, как будто решая для себя что-то, затем щедро плеснула жидкости из фляги в чашку кофе и приказала:
– Пей, огнегривая красавица. Мелкими глотками. Вдыхай носом, выдыхай через рот. Можешь закрыть глаза. Так даже лучше будет. Ничего не говори и просто пей, – и продолжила расчесывать мою гриву, мурлыкая себе под нос песенку на незнакомом языке.
И вот эти вот поглаживания по голове, нехитрый мотивчик, раздающийся из практически сомкнутых уст мастера, восхитительный аромат кофе с чем-то явно горячительным подействовали на меня как сильнейшее успокоительное средство. А может, ими и были все вместе.
Меня отпустило.
И с последним глотком кофе едкая горечь, застрявшая где-то в грудине, начала таять, как кубик горького шоколада в чашке кипящего молока.
– Так что? Пока каре?
– Пожалуй, соглашусь на ваше предложение. Мне самое главное – избавиться от этих чертовых кудряшек.
– Удивительные существа – эти красивые девушки. Роскошные прямые волосы завиваем каждый день, шикарные кудрявые – распрямляем всеми правдами и неправдами. Длинные укорачиваем, короткие – наращиваем. Недовольны жизнью, а отыгрываемся на ни в чем не повинных волосах. – Она вздохнула жалостливо, пропуская между пальцами очередную прядь.
– Чего это они не повинны? – возмутилась я, немного «поплыв» от целебного кофе. – Вечно в глаза лезут, из любой прически выбиваются…
– Да еще внимание всяких придурков привлекают, – в тон продолжила мастер, забрав у меня из рук все еще теплую кофейную чашку.
– Про придурков – в точку. – Я даже повеселела немного. Какая умница эта Тшилаба!
– Покою им не дают, в сны приходят, ароматом своим окутывают, жить не дают. Надо, надо за это наказать их владелицу, – продолжала почти напевать женщина, звонко пощелкивая ножницами. – Надо ей гадостей наговорить, за косички подергать, обозвать ее пообидней. Так, чтобы даже не приближалась и не смущала покой. – Она вздохнула. – Мальчишки – такие мальчишки. Хоть в три, хоть в тридцать три годика одинаковые.
Каждое ее слово активировало в моем мозгу картинки: Кевин на меня орет, Кевин меня одергивает, Кевин смотрит мимо меня, будто не расслышав вопроса, Кевин возражает даже тогда, когда все согласились с моими предложениями по оптимизации расходов…
– Вы ведьма? – с восторгом и одновременно ужасом вопросила я, как завороженная наблюдая за опадающими на пол кудрями.
– Ага, – легко согласилась Тшилаба. – И мать моя ведьма, и бабка такая же, и прабабка. Цыганка я. А цыганки – все ведьмы. – Она легко пожала плечами и снова улыбнулась моему испуганному отражению в зеркале. – А по мне – так просто женщины, которые до сих пор не отказались от своего женского начала и призвания: любить своих мужчин, беречь домашний очаг, рожать детей и воспитывать их, петь им колыбельные, варить хабе рома (традиционный цыганский суп – прим. Авторов) и печь бокморо (цыганский хлеб – прим. Авторов).
– А если он не хочет, чтобы я все это для него делала? Если ему поперек любое мое слово? Если он только и знает, что обзываться и спорить? – Нос снова заложило, а голос предательски дрогнул.
– Значит, не мужчина еще. Значит, вырасти ему надо, чтобы оценить то, что может дать ему такая горячая женщина, как ты.
– Да я на пенсию уйду к тому моменту, как он вырастет!
– Май-вэй, дорогая, так может, не твой этот кусок серого старого льда, а?
И вот я не-хотела-не-хотела-не-хотела, но все равно вспомнила эти серые льдинки глаз. Серый лед и ртуть. Вернее, покрытые толстым слоем льда озера ртути с двумя черными полыньями, в которые я проваливалась каждый раз, когда видела их близко, так же близко, как сегодня. Целых три раза. Озера, темнеющие от злости и… возбуждения? Ведь только что, в каморке, его глаза потемнели. От чего? Он ведь не сразу на меня злился? Хотя нет. Сразу он как раз злился. Но вот когда столкнул наши рты, он разве злился? Он что, хотел меня наказать? Поцелуем?.. Но потом ведь это чуть не… Прекрати, Мари!
– Что, простите? – я сморгнула, выныривая из болезненных воспоминаний.
– Погадаю тебе, хочешь? – повторила свой вопрос Тшилаба.
– А знаете… хочу! Только скажите мне что-нибудь приятное, ладно? Если неприятное, то лучше промолчите. Хватает мне его в реальной жизни, этого гов… неприятного.
Тшилаба коротко улыбнулась и подала мне чашку, из которой я буквально несколько минут назад допила кофе.
– Левой держи блюдце, правой рукой перекинь чашку. От себя. Не на себя. Да. Правильно. И поставь так, чтобы чашка краем опиралась на кромку блюдца. И отставь, я тебя как раз закончу подстригать, пока гуща немного подсохнет.
Ножницы пощелкивали над ухом, на руке у мастера мелодично тренькали какие-то висюльки на браслетике, в соседних кабинках периодически раздавались приглушенные голоса и звуки фена, и под этот умиротворяющий для женского слуха фон я как будто даже начала придремывать.
– Ну вот, моя золотая девочка. Можешь на себя посмотреть.
В зеркало на меня смотрела… моя старшая сестра. Ну, возможно, такой могла бы быть старшая сестра, если бы она у меня была. Серьезная взрослая девушка. Со строгим лицом, сурово сжатыми губами и идеально прямыми волосами, оканчивающимися на уровне плеч. Не я. Однозначно. Кто-то, кто мог бы осадить зарвавшегося хама одним словом, твердо поставить на место наглеца, вовремя согласовать смету и… не вздрагивать от воспоминаний о прикосновениях одного тупого мудака.
Да. Новая я была готова к другой жизни. Наверное.
– Мне нравится. Спасибо вам, Тшилаба.
– Спасибо скажешь, когда замуж выйдешь. За своего мужчину, – хохотнула женщина. – А вот когда свадьба будет, это я тебе сейчас скажу.
И она перевернула мою кофейную чашку.
Все время, пока она крутила ее в своих тонких пальцах и улыбалась чему-то, я напряженно кусала нижнюю губу. Грешным делом даже подумывала встать и отказаться от гадания.
Ну его на фиг. Еще скажет что-то эдакое, а я потом себя же замучаю сомнениями и мыслями.
– Ох и любишь же ты себя накручивать, огненная моя. Выдумывать то, чего нет. Бояться несуществующего. Избегать неизбежного. Сбегать от того, что в тебе самой, от чего не скрыться никак. Да только тут я тебе не советчик. Тебе решать, тебе самой свою судьбу ковать. Вот, смотри – видишь? Вот наковальня, а вот будто молот. Никто его не держит, никто за тебя твою жизнь не выкует, не проживет. А между молотом и наковальней видишь? Сердце твое.
– Разбитое? – горько усмехнулась я.
– Зачем разбитое? – искренне удивилась Тшилаба. – Целехонькое. Только вот слушать его надо. Тогда судьбу и жизнь правильно сложишь. Хм. А вот эта фигура интересная. Смотри-ка сюда.
И Тшилаба повернула ко мне чашку. Что там можно было разглядеть в этих разводах – я в упор не понимала. Но продолжала пялиться и пыталась запомнить.
– Вот, видишь медведя? С зонтиком?
– Винни-Пух какой-то.
– Это неважно. Медведь – твой покровитель. Он держит зонт над самым сердцем.
– И что это значит?
– Что у тебя есть защитник, который оберегает тебя. И пока он держит над твоим сердцем зонтик, ты в полной безопасности. А вот над зонтиком видишь звезду? Это твое будущее счастье. Так что верь защитнику. Он убережет тебя от опасностей, и благодаря ему ты встретишь свое счастье.
– И кто этот медведь? – растерянно спросила я.
– Ну, моя золотая, этого я тебе сказать не могу. Верно только одно: он у тебя есть. И рядом. И все делает для того, чтобы ты была счастлива.
– Это мужчина? – уточнила я.
– Не обязательно. Это кто-то достаточно влиятельный, чтобы иметь возможность дать тебе работу, дом, заботу. Может, и мужчина, а может, и женщина. Главное, что он близко и не даст тебе ошибиться. Так что слушай сердце и самого преданного и верного друга. И все будет хорошо. Давай, закрывай чашку.
– Как это?
– Проверни большой палец на самом дне чашки.
Уж не знаю, правильно ли я все сделала, но Тшилаба, взглянув еще раз, загадочно улыбнулась и только и повторила:
– Все будет у тебя хорошо, Огонек. И свадьба у тебя тоже будет. Скоро. В течение ближайшего года. Так что, записать тебя на кератин?
Глава 6
– Привет, мудачина махровый! – невесело помахал я собственной мрачной небритой роже в зеркало ванной. – Поздравляю, бля, ты превзошел самого себя многократно!
Осознание эпичных размеров косяка, совершенного в отношении рыжей той-терьерши, настигло меня сразу, как только я услышал звук движка ее отъезжающей машины. Какого хера было уезжать… в таком состоянии. Кто за руль садится весь в соплях и когда руки еще небось трясутся после… У меня так реально тряслись, да еще и яйца свело от офигенного облома. Но этим мерзавцам так и надо – не хрен было поддерживать мистера Тупого в его затее сунуть свою голову туда, куда… где…
А ну лег обратно, сука, и вообще сдох!
Ага, это все равно, что орать на безмозглого, ничему не обученного пса. Надрывайся, как идиот, хоть до посинения, а он все равно творит что вздумается, да еще с энтузиазмом, достойным лучшего применения.
– И, по чести говоря, не один я во всем виноват! – заявил я своему отражению, покосившись в сторону душевой. Нужно пойти и смыть с себя к херам этот запах… ощущение. Надо. Но вместо этого опять поднес к лицу ту самую руку, которая побывала в ней. В Мари.
– Бля-а-а-а, – прошипел и скрипнул зубами. Как же она пахла.
Дура!
Кто так поступает, а? Отдаться впервые на е*аном столе какому-то чуть не первому встречному придурку! Как будто она обычная сучка проходящая, дешевка – повертел на х*е и забыл, шалава, которой все равно с кем.
Или правда все равно? А если бы кто другой вошел, она бы и с ним?..
Затряс башкой, прогоняя вставшую перед глазами багровую пелену. Пи*дец, а мне не пох ли? Еще как! Но, блин…
Короче, так: мне посрать, почему, зачем и как нас так внезапно притянуло друг к другу, плевать на то, что кое-кто, одна невыносимая гавкучка, так не ценит свою… ну, себя, в общем, что едва ли не сама запрыгнула… или там почти мне позволила… А-а-а! Пошло оно все в п*зду, давать этому определение и перебирать в мозгах детали! Но это не отменяет того факта, что я повел себя как мудак. Самый натуральнейший. Прям органический, мать его, продукт. Чё там кому давать-не давать – личное дело каждой женщины, девушки, и только ей решать, вдруг и я не самый отстойный вариант для этого…
Стоп! Опять не туда!
Четко и по делу!
Мы, бля, взрослые адекватные люди, так? Типа да. И нам нужно как-то рядом работать какое-то время. А из этого вытекает, что мне стоит завтра извиниться перед этой рыжей. Перед Мари.
Хотя опять же, не я один виноват в том, что это между нами случилось. Нужно так-то предупреждать парня – эй, потише, я девственница! Каким бы тупым хамлом она меня ни считала – не без усилий с моей стороны – но у меня понятия кой-какие есть. Не свечи, розы и что там еще для романтической ереси надо, но не второпях же, в каморке, с очень высокой вероятностью боли, так, чтобы она никогда не захотела повтори…
Да что ж за на хер?!
Чего она хотела этим добиться? Ну не в самом же деле хотела типа всерьез зацепить меня на это, как я орал сдуру? Погано же от этого как. И себя выставил припадочной истеричкой, и девчонку унизил. Ага, как будто это со мной в первый раз. Но до нее-то я просто имел привычку говорить сучкам в лоб, что о них по чесноку думаю и кем они выглядят в моих глазах. Если их это обижало – мне похер. У нас свободная, бля, страна, и высказываю свое хоть и нелицеприятное, но не и нелицемерное мнение когда и кому хочу. О себе тоже всегда спокойно выслушивал. Но вот с этой кудлатой язвой постоянно какая-то херня выходила. И мой язык вечно ляпал реальные гадости, коих она не заслуживала, и меня от каждого слова ее почти бомбило.
– Так! Все! Завтра извиняюсь, и считаем тему к хренам закрытой! – рявкнул я и решительно пошел в душ.
Но думаете это помогло? Да хрен там!
– Ох, бля, да, детка! – прохрипел я, выгибаясь в спине и дергая скованные над головой руки. – Еще!
Огненно-красные кудри щекотали мое лицо, плечи, пока мягкие губы заласкивали кожу шеи, чередуя нежные прикосновения с ощутимыми прикусываниями, от которых меня простреливало от ступней до макушки острейшим кайфом.
– Еще вот так? – Мари опустилась ниже и лизнула мой сосок, отчего меня всего дернуло. – Или вот так?
Она до легкой боли сжала сморщенный комок плоти зубами и тут же жестко присосалась, а я взвыл, взмывая, упираясь в матрас только пятками и затылком.
Член гудел, шлепал по животу, рыдая прозрачными тягучими слезами, выклянчивая всего одно достаточно крепкое пожатие ее узкой ладошки.
– А-а-а, все равно как! Бл*дь, дотронься до меня! Я умру, если не кончу прямо сейчас! – взмолился я, почти ослепнув от похоти.
– Кто-то вел себя как очень… – нежные пальцы коснулись промежности прямо под моими уже поджавшимися и готовыми взорваться яйцами. – Очень-очень, – моя мучительница безумно медленно начала скользить оттуда вверх к основанию члена и дальше по окаменевшему стволу, к адски чувствительной раздувшейся головке, – … очень-очень-очень дрянной мальчишка. Разве такие мальчишки заслуживают хоть капельку наслаждения?
Она неторопливо обвела совершенно мокрое навершие, задевая уздечку, и я задергался, как припадочный, подбрасывая бедра и пытаясь хоть случайно ткнуться в эти безумно жестокие, но такие желанные руки.
– Мелкая зараза! – зарычал, рванув оковы. – Садистка хренова! Ты же меня уже всего запытала! Дай мне кончить!
– Это совсем-совсем не похоже на извинение за плохое поведение, – рыжая извергиня нахально усмехнулась.
– Извинений хочешь? – оскалился я. – Ну так сядь мне на лицо, и я так извинюсь, что ты имя свое забудешь!
– Думаешь, я тебе такое позволю? – Мари демонстративно, со смаком облизнула свою ладошку, только что побывавшую на моем члене, и я реально чуть не сдох от мощнейшего пинка зверского возбуждения в живот. – Разрешу твоему гадкому, грязному рту, постоянно извергающему всякие непотребности, приблизиться к моей… – Господи боже, спасибо тебе! Тонкие пальцы обхватили мой стояк и сжали. Идеально, влажно, именно то, что нужно.
Всего лишь пара движений и-и-и-и…
– Да твою же мать! – прохрипел я, вскакивая в постели. – Да чтобы ты провалилась! Когда же это прекратится-то?
Естественно, я опять был весь мокрый от пота, будто меня из ведра окатили, и позорно обкончавшийся. Да со мной такого п*здеца и в юности так часто не случалось!
Содрав с себя уделанные боксеры и белье с кровати, я натянул на голое тело штаны и поперся вниз к стиралке, пока все спят. И вот такая стыдоба каждую херову ночь! Ну плюс-минус с разницей в гребаных порносюжетах в моих снах. Сегодня определенно было нечто новенькое. Приковала она меня. Как же. Позволю я будто… Да гори же ты синим пламенем, ядовитая кусачка!
Игнорировать! Вот так, чтобы прямо совсем! Извиниться и все! Пустое место! Нет ее!
В восемь тридцать я спустился в кухню-гостиную, делая вид, что кофе – это единственное, что мне тут необходимо. На самом деле я знал, что Мари появляется ежедневно у нас в это время, минута в минуту, если, конечно, не оставалась ночевать в комнате Юпик. Сестра – тоже еще та засранка. Мы, значит, ей комнату в своем логове оборудовали, как и полагается заботливым братьям, а она нам за это в благодарность козью морду. Типа «это территория без парней», и входить теперь нам туда было запрещено. Рыжей зара… Мари, я теперь держу себя в рамках и зову даже про себя эту… Мари. Так вот, ей и Алеене можно, а нам делать там нечего.
Дожили!
Можно сказать, в сердце нашего мужского логова своими же руками создали кусок вражеской бабской территории, так чего теперь удивляться, что одна из них поселилась тут на постоянку, а другая верховодит и тиранит. Всех и плюсов, что появление Рози.
Короче, настроение у меня было обычно-мрачное, да еще и директорша не спешила появляться, чтобы я мог уже наконец осуществить эту чертову спецоперацию с извинением и приступить к тотальному игнорированию в надежде избавиться от этих еженочных суккубских бандитских налетов на мои сны и ежедневных стоякопровокаций с временным вырубанием моих нормальных мыслительных способностей. Задолбало постоянно превращаться в тупого придурка членоголового, у которого то и дело в башке вместо работы и железок вот это вот рыжее…
Мари, бля, ее зовут Мари!
Первая ведерная кружка кофе опустела, пришлось наливать себе вторую, не торчать же с пустой, как идиот пялящийся на дверь, в самом деле! Я тут по делу, между делом и перед тем, как приступить к делам, просто нужно кое-что…
Время шло, торчать дальше было бы весьма странно, и я утопал в гараж, решив, что не велика важность эти извинения, подождут. Но часы шли, давно обед, а кучерявая гав… Мари так и не появилась. И, хоть убейся, ни единой реальной, не вызывающей подозрений причины поинтересоваться ее отсутствием мне не придумывалось, аж черепушка трещать стала.
– Али, а где наше рыжее счастье? – спросил Дизель у появившейся в общей зоне женщины Мангуста, а я сразу уши навострил. Спасибо, братан, облегчил ты мне жизнь и позволил не спалиться.
– Ее сегодня не будет, – сонно моргая явно после бессонной ночи, ответила Алеена, рассеянно отмеряя смесь в бутылочку.
– Ложки должны быть без горки! – проворчал я, не особо вежливо отнял у нее бутылочку и сделал все сам. Как раз поближе лучше слышно.
– С Мари что-то серьезное? – продолжил доставать Дизель. – Может, ее навестить надо? Лекарства, поесть что завести?
– Иди детали красить, медбрат по призванию! – прорычал я на него.
– Так я же вечером собираюсь, – забил на мой тон братец-казанова. – Температура там поднимется вдруг, а я всю ночь у постели просижу …
Бля, сейчас кто-то реально выхватит у меня, сиделка недоделанная!
– Нет, не переживайте, Мари сказала, что у нее просто легкое недомогание, и завтра же она будет опять в строю.
– И строить нас, – фыркнул Дизель, направляясь наконец куда я его послал.
Вот, выходит, как. Ссышь на глаза показаться после вчерашнего, дракон… Мари, когда ты уже запомнишь – Ма-ри! А я говорил, что не один во всем виноват! Да вообще почти не при чем! Но зря ты прячешься. Поговорить нам все равно нужно будет, спускать на тормозах, не расставив все по местам, я не намерен. Я мужик, как скажу, так и будет у нас… ну, в смысле ни хрена не будет, потому что я так решил, и до тебя это донесу. Нечего питать иллюзии и все такое.
Так что на следующее утро я шел вниз вальяжной походкой человека, точно знающего, что делать и как все дальше будет.
– Омотореть, я чуть на задницу не упал, когда тебя увидел! – урчал посреди кухни-гостиной вечно озабоченный Дизель своим лучшим трусоснимательным мурлыканьем, присев на ухо какой-то незнакомой телке с прямыми рыжими патлами до плеч в строгом сером брючном костюме. – Этот новый прикид… ух, аж мурашки по коже!
– Ты только своих сраных мурашек повсюду не раскидывай. Мне лобковые вши ни к чему, – раздраженно влез я. – Какого хрена у нас посторонние на съемочной площадке?
Девица величаво развернулась ко мне на своих высоченных каблуках, и я наткнулся глазами на бейджик, еще не глядя в лицо, и совсем взбесился:
– Нам что, одной рыжей выдры было мало тут, так нам еще одну… – и завис, встречаясь взглядом со слишком знакомыми, стоякопрошибательными золотисто-карими нахальными зенками, сверкнувшими почему-то из-под стекол очков в тонкой черной оправе.
– Выдра тут одна, и это точно не я, – сухо заметила эта обновленная Мари. – Хотя я бы все же выбрала скорее сравнение со скунсом. И опять же не для себя. Скорее, для того, кто вечно отравляет вполне дружественную атмосферу в коллективе миазмами ядовитого сарказма.
Я так и застрял на пару секунд посередине лестницы, уставившись на нее, и с огромным трудом сдержался, чтобы не заорать: «Ты какого хера с собой сотворила?! Где эти чертовы невыносимые кучеряшки? Куда дела? И что это за вид вообще?!»
– Эх, была у нас горячая директорша, а теперь ну реально огонь! – продолжил подлизываться кусок белобрысого идиота. – Спалит, нас, как есть спалит.
– Дизель, кончай это! Иди отдайся в руки стилистов, никакая лесть тебе не поможет, хитрющий малыш, – улыбнулась она ему, снова зля меня и напоминая о насущном.
То же мне, малыш… на жопе прыщ двухметровый почти!
– Детка, да какая тут лесть, если мое бедное сердце с этого момента бьется для тебя одной! Ты отныне в нем поселилась безраздельно!
– В твоем, сука, сердце общежитие размером с Манхеттен! Вали куда сказали! – прикрикнул я на брата. – А ты… Мари, на пару слов.
– Мисс Дюпре, мистер Доэрти, – в голосе ее захрустело ледяное крошево, и она демонстративно посмотрела на часы. – И на данный момент у меня нет времени на беседу с вами. Но могу его выделить в четырнадцать пятнадцать. Или же вы можете написать мне о сути вашего вопроса, и обещаю решить его в кратчайшие сроки. Хорошего дня, джентльмены.
И, задрав нос, она уцокала прочь, оставляя меня обтекать.
– Посмей только хоть слово сказать! – ткнул я пальцем гневно в Дизеля.
Глава 7
Читать бесплатно другие книги:
