Империя Тигвердов. Танго в пустоте Тур Тереза
Когда я, наговорившись вволю, собралась уходить, то выяснилось, что меня просто так не отпустят.
– Время обедать, миледи, – торжественно объявила Каталина.
Я только попросила, чтобы стол накрыли на нашей половине, а не на господской.
А со следующего дня все повторилось снова. Я строила порталы не туда, куда собиралась или куда мне приказывали, а туда, куда меня несла нелегкая.
Чаще всего в поместье Ричарда, где я была так счастлива. В мою спальню там.
Еще был его городской дом. Опять-таки спальня.
И, конечно же, остров… Первый раз я расплакалась – настолько было больно очутиться в этом месте без Ричарда, понимая, что все осталось в прошлом. Потом я просто злилась.
А спустя три дня – озверела совсем… Когда в очередной раз оказалась на белом песке острова вместо своей комнаты во дворце, куда должна была попасть, я попыталась сорвать перстень – и выбросить его в воду. Не удалось.
– И что это такое? – возмутилась я, уставившись на перстень с сапфиром, как на живое существо.
– Добрый день, Вероника, – раздался у меня за спиной мужской голос.
– А… – отпрыгнула я.
– Простите, если напугал, – насмешливо поклонился мне Владыка Ир, повелитель океана. Кстати, в отличие от наших прежних встреч, он был одет.
– Добрый, – пробурчала я.
– Вы зря злитесь на артефакт. Когда вы переноситесь, он руководствуется тем местом, где вам будет максимально безопасно. Только и всего.
– А почему перстень не снимается?
– Не хочет, чтобы его выкинули в воду, я полагаю, – усмехнулся зеленокожий мужчина. – Вы успокойтесь. Уберите из сознания злые мысли. Теперь попробуйте снять. Видите… Все получилось. Теперь надевайте обратно. Вещь-то бесценная…
Изумрудные глаза сузились, вглядываясь туда, где море сходилось с небом.
– Жаль, что так все получилось с принцем Ричардом, – не отрывая взгляд от горизонта, прошептал Ир.
– А вы… тоже считаете, что у меня роман с его отцом?
– Я не знаю… Но… Вы не похожи на женщину, у которой роман, – заметил Владыка Ир. – Да и император Фредерик не выглядит счастливым.
– Может, вы объясните это Ричарду?
– Зачем? Он должен понять это сам.
Море тихо дышало. Оно было таким же томным, спокойным, как его владыка. Интересно… этот зеленый когда-нибудь выходит из себя? Может, йогой занимается в свободное время? Кстати, надо попробовать…
Этой ночью я сошла с ума. Я даже засыпала с мыслью о том, что хочу увидеть Ричарда. Наверное, виноваты мои путешествия по местам боевой и политической славы, так сказать… А что… Перстень несколько дней таскал меня по нашим спальням, погружая в воспоминания…
Это был лес, в котором мне уже приходилось бывать. Я не столько узнала пейзаж, сколько почувствовала это. Но место было другое. Луна светила настолько ярко, что можно было разглядеть окружающие деревья. Огромные исполины с листьями, по форме напоминающими лопухи. Каждый лист устлан ковриком иголок – как у нашей елочки, только зелень ярче и мягче на ощупь. Мох под ногами был сухим. Меж голубоватых стволов, на полянке стоял домик. Эдакий приют охотника на привале. Дверь избушки даже не скрипнула, когда я тихо проскользнула внутрь. Пахло деревом, травами и еще чем-то очень знакомым, причиняющим боль…
Почему-то я была одета в то самое платье, которое сшили для свадьбы. Золотистый атлас шептался с лунным светом, подсматривающим сквозь зашторенное окошко в темноту комнаты. Кожей чувствовала, что платье надето на голое тело.
Перед очагом была расстелена огромная мохнатая шкура, на которой спал Ричард.
Я была настолько взбудоражена воспоминаниями… к тому же – это же сон. Мой сон. Так что смущаться? Прежде чем сообразила, что творю, я скользнула к нему.
– Ника, – прошептал он, не открывая глаз. – Это снова ты…
– Я, – потерлась щекой о его грудь.
– Счастье мое, – потянулся он ко мне. – А мне столько времени одни кошмары снятся…
– Это только кошмары, – почему-то ответила я, тая под его поцелуями. – Не верь им.
– Ника, – простонал он. – Радость моя. Любовь моя…
– Я ведь без тебя не живу, – шептала я ему в ответ. – Я ведь твоя. Только твоя…
Все было по-прежнему. Все наконец-то было правильно. Только мы. И наша тихая, бесконечная, трепетная нежность.
Сливались стоны и дыхание, сплетались тела, словно боялись друг друга потерять. Мы опять совпали – как волны прибоя и долгожданный берег. Каждым прикосновением мы жаждали объяснить друг другу, как плохо нам, когда мы не вместе. Мы сожгли себя в пепел, расставшись, корчились от боли, а теперь возрождались в объятиях…
Я распахнула глаза и поняла, что где-то ярко светит солнце. Ричард дремал, крепко прижимая меня к себе. Склонилась над ним, нежно коснулась губами шершавой щеки.
– Моя, – прижал он меня к себе еще сильнее. Мгновение – и он оказался во мне. Мы с ним одновременно застонали – он хрипло, я как-то жалобно. А потом я кричала от ликования, потому что была счастлива. Потому что так и надо засыпать и просыпаться. В объятиях друг друга, сгорев дотла от страсти.
– Никогда не думала, что во сне можно заснуть и проснуться, – чуть укусила я его за ухо. – Так хорошо… Жаль только, что не в реальности…
– Ника, – как-то напрягся Ричард. – Ты что, действительно считаешь, что тебе все это… приснилось?
– А разве нет?
– Нет. Ты приходила ко мне три раза. Этот был третий. И – лучший.
Я вспомнила, что пришла к нему сама. Что творила ночью. Что он творил со мной. Что шептала ему – человеку, который выгнал меня из своего дома и из своей жизни…
Вспомнила и застонала. Почувствовала, как он навалился на меня всем телом. Услышала, как он злобно заскрежетал мне на ухо:
– Теперь переживаешь, что изменила не только мне с императором, но и императору со мной? Думаешь, он будет настолько же добр, как и я?
Я даже спорить не стала с этим непробиваемым созданием. Только спросила:
– Как я здесь оказалась?
– Видимо, перстень после помолвки настроен на меня…
Я вспомнила, как этот чертов артефакт раз за разом таскал меня по всем спальням, где мы побывали с Ричардом, доводя меня до слез… А потом перенес и сюда. К нему под бок. Меня даже замутило от ненависти.
– Что? – закричала я. – Все это время ты манипулировал мной?
– По-моему, в искусстве манипуляции нет равных как раз тебе, – презрительно протянул Ричард.
– Отпусти меня, немедленно.
– А то что? – В его глазах снова билось алое пламя гнева.
Я зажмурилась, чтобы этого не видеть.
– Ты же пришла сама, – прошептал он мне на ухо. – Скажи еще, что я тебя принудил. Или что тебе было плохо.
– Пожалуйста. – Меня уже трясло. – Отпусти.
– Не понимаю тебя. – Он погладил меня по щеке. – Не могу простить измены, но не живу без тебя…
– Отпусти, – закричала я и рванулась.
– Ника, прекрати! – зарычал он, но откатился.
Я вскочила, схватила платье. Оно было разорвано. Я растерянно обвела взглядом домик, не понимая, что мне делать.
– Погоди, я дам тебе рубашку.
Ричард поднялся. Ничуть не стесняясь своей наготы, он пересек комнату, склонился над саквояжем, протянул мне белоснежную рубашку.
– Ника, ты же понимаешь, что так нельзя. Ты просто стравливаешь нас с отцом.
Я закрыла глаза. Лучше бы это и правда был кошмар.
– Повторяю, я не любовница твоего отца, – выговорила я наконец и поздравила себя с тем, что голос не дрожал – хоть маленькая, но победа. – Я никогда ей не была. Вас действительно пытаются стравить, но это делаю не я. А теперь немедленно сними с меня свой перстень… Я скорее отрублю себе палец, но на мне его больше не будет!
– Даже так… – насмешливо протянул Ричард. – Какое серьезное заявление.
Я посмотрела ему в глаза. В них была пустота, от которой захватывало дух. Не знаю, что он увидел в моих, но через мгновение он сказал:
– Не надо истерики. Давай руку.
Перстень с пальца сниматься не хотел.
– Ника, это действительно не я.
– Мне уже все равно, кто это. Просто сними, – закричала я.
– Тебе так ненавистна мысль о том, что ты – моя невеста?
– Мне ненавистна мысль о том, чем это все закончилось. Мне ненавистна мысль о том, что ты мне не веришь. Я не желаю таких отношений. – Я рванула перстень, и он вдруг соскочил с пальца. – Забирай.
– Тебе открыть портал? – любезно спросил меня Ричард.
– Если вас не затруднит, милорд, – в тон ему ответила я.
Глава 9
Милорд Верд открыл портал в холл своего поместья. Ну действительно, куда же еще меня выгрузить? Босиком да в его рубашке? С ошметками от несостоявшегося свадебного платья, которое я почему-то прижимала к себе. Только в трогательные объятия Джона, его же камердинера.
Про объятия – это, конечно, иносказательно. Но камердинер захлопотал вокруг меня, как наседка вокруг долгожданного цыпленочка.
– Миледи! Какое счастье! И портал открывал милорд! Он за вами идет?!
– Джон. Пожалуйста. Не надо вопросов.
Тут он обратил внимание на мою одежду. И на мое состояние.
– Миледи желает пройти к себе в комнату?
– Да, Джон, спасибо.
– К вам прислать Оливию?
– Не нужно. Свяжитесь только с милордом Милфордом. Скажите, что со мной все в порядке. Просто меня перстень ночью в… лес занес. Он поймет. И попросите его известить моих родителей.
– Слушаюсь, миледи.
Я поднялась в свою комнату. Пока шла, мечтала о душе. О том, как сорву рубашку Ричарда и кину в камин. И сожгу. Как буду сдирать кожу мочалкой. Как разгромлю комнату в его проклятом поместье. Вошла в спальню. Посмотрела на картину… Теплый ветер на ней по-прежнему развевал занавески. И я по-прежнему чувствовала его на своем лице. Без сил опустилась на пол, обняла колени. Не знаю, сколько я сидела на полу, не шевелясь, уставившись в эту картину… Сжимала остатки свадебного платья. Как там говорила портниха: в материал вплетают первый лучик солнца и последний лучик луны, чтобы жизнь у пары была счастливая? Видимо, это не наш случай, хоть что вплети…
Страдала я долго. Но в какой-то момент мне стало противно. И что я так расквасилась? У меня что – жизнь на этом закончилась? Зачем я раз за разом пытаюсь что-то доказать человеку, который меня не слышит? С чего я рыдаю? Руки заламываю… С какого перепуга?
Ричард не верит – удачи ему в славном пути. Думает, что я ему изменила, – вот пусть и пройдет… этим самым лесом, в который забился. Я унизила сама себя тем, что пришла к нему? Ну и пусть. Зато получила удовольствие. Будет о чем вспомнить на старости лет, поругивая внуков за вольное поведение…
– А сейчас поднялась, навела красоту – и домой. На работу выйти. Учеников для подготовки к вступительным экзаменам набрать. В оставшееся время – плавать. И на каток. А все эти глупые мысли о несчастной любви – от безделья.
Вышла я спустя час, приведя себя в порядок. Спина прямая, старательно улыбаюсь.
– Миледи, – бросилась мне навстречу Оливия. – Как хорошо, что вы здесь.
– К сожалению, я ненадолго.
– В гостиной вас ожидает император.
– Давно?
– С полчаса уже.
– А что же вы сразу не сообщили?
– Приказал не тревожить.
– Оливия, а у нас есть чем пообедать? Может, он голодный?
– Сейчас же в столовой накроем.
– Спасибо, – сказала я. И поспешила навстречу императору.
– Добрый день, Фредерик, – улыбнулась я ему, все-таки сделав положенный реверанс. А что – местное длинное платье вполне вдохновляло.
– Вы заставили нас поволноваться, – поднялся мне навстречу император.
– Простите, перстень, который я обещала не снимать… оказался с норовом. Я попала в лес. Там был милорд Верд. Честно говоря, я была уверена, что я сплю.
– Ваше исчезновение заметил Пауль в девять утра.
– Что же ему не спалось-то? – поморщилась я, представляя себе, какая поднялась паника.
– Куда-то отпроситься у вас хотел.
– Родители уже знают, что со мной ничего не случилось?
– Да, конечно.
– Спасибо вам.
– Я не вижу на вас перстня!
– Отдала, – усмехнулась я.
– Не помирились?
– Нет, Фредерик. Милорд Верд меня просто не слышит. С чем я его и поздравляю.
– О… уже язвительность! – почему-то обрадовался император.
– Есть такое, – пробурчала я.
– Мой старший сын – идиот. Влюбленный. Ревнивый. И потому ничего не соображающий.
– Не смею спорить с вашим величеством.
– Где он сейчас?
– В каком-то лесу. Сидит либо у костра, либо в какой-то избушке.
Император хмыкнул.
– Можно я скажу вам правду, Вероника?
– Слушаю вас.
– Вы понимаете… Перстень – артефакт, конечно, очень мощный. Но не наделенный мышлением. Он не живой. Он всего лишь выполняет приказы хозяйки.
Я вскочила:
– Вы понимаете, что вы мне только что сказали, ваше величество?
– Конечно, – удивился император. – Ровно столько, сколько я планировал вам сказать. Вы сами отправились к Ричарду. Это вы хотели его видеть. И были так решительно настроены, что пробили его защиту от вторжений. Мне, кстати, это не удалось. Значит – и он хотел вас видеть. Я так понимаю, больше чем хотел.
Закрыла лицо руками.
– Ну что вы… – мягко сказал император. – Хотеть… видеть любимого мужчину – это не просто хорошо. Это же замечательно. Что вас в этом смущает?
– Пожалуй, Фредерик, я не буду отвечать на этот вопрос. С вашего позволения, конечно. К тому же слуги наверняка накрыли на стол. Вы же не обедали?
Император согласно кивнул.
– У меня было такое утро, что я еще и не завтракал…
– Позвольте вас сопроводить в столовую, – улыбнулась я.
– Позволяю, – и он протянул мне руку.
Я на полном серьезе склонилась в реверансе – все как положено. Вложила в его руку свою. И мы чинно отправились.
– Из артефактов на вас остался только браслет, – говорил император, прощаясь. – Он сильный, но этого явно недостаточно. Поэтому я после обеда над ним поколдую – усилю защиту.
– Спасибо вам.
– Просто будьте счастливы… – улыбнулся Фредерик. – И можно вас попросить, Вероника?..
– Да? – удивленно посмотрела на императора. О чем он может просить меня?!
– Бросайте затею с сигаретами, пожалуйста. Вам не идет!
– Слушаюсь, ваше величество.
– Не ерничайте. И не злитесь на милорда Милфорда. Ему по должности не положено что-то от меня утаивать.
Дома, когда улеглась суматоха, вызванная моим появлением – мама плакала, я ее утешала, – ко мне подошел Паша.
– Мама, я бы хотел с тобой поговорить.
– Дочка, – заглянул папа, – мы по магазинам. За продуктами. Что-то тебе привезти?
– Мандаринок. Представляешь, я их в этом году еще не пробовала.
– И внукам любимым надо конфеток, – не удержался Паша. Я рассмеялась и обняла его.
– И что такое важное ты хотел со мной обсудить, что поднялся в девять утра? – мы прошли с ним в отцовский кабинет.
– Вот зря ты смеешься. Паника здесь была изрядная.
– Прости.
– Мама, я хочу вернуться в империю Тигвердов.
– Что? – опешила я.
– В Академии за мной сохранили место. И… понимаешь, мне там интереснее, чем здесь. Там – магия. Там я могу стать кем-то. Сделать что-то значимое.
– Ты и здесь можешь, – растерялась я.
– Например? – презрительно фыркнул Паша.
– Выиграть Олимпийские игры в фехтовании на шпагах.
– Так одно другому не помеха.
– В каком смысле?
– Я договорился – мне позволят посещать тренировки в школе Олимпийского резерва. Здесь, у нас. По вечерам мне будут давать увольнительную. Исполняющий обязанность начальника Академии не против. Тяжеловато будет, зато не скучно. И с тобой будем видеться. А на выходные ты, как обычно, будешь нас с Рэмом забирать. Ну, если мы во что-нибудь не ввяжемся.
– Паша, ты понимаешь, что после Академии ты будешь военнообязанным? И попадешь в имперскую армию. Я не думаю, что милорд Верд или его величество будут тебя прикрывать или оставлять в столице для того, чтобы ты блистал на балах и парадах.
– Я и не хочу этого.
– А ты забыл, как, допустим, милорд Верд добился своего высокого положения? Ты забыл, что его называют имперским палачом? Ты знаешь, что у него убили мать и он сорвался, залив мятежную провинцию кровью? И это скромно называется «нервным срывом»… Ты знаешь, что из боевой пятерки милорда Верда двое уже погибли?!
– Но это не обязательно случится со мной, – упрямо сжал губы Павел.
– Но я не готова к тому, чтобы отправлять своего сына в мясорубку во славу империи Тигвердов!
– А поместье получить ты готова?! От этой самой империи?
У меня в голове помутилось от этого хамского тона, от презрительно поджатых губ. От надменного аристократизма, который я ненавидела во всех проявлениях.
И я впала в такой ярый гнев, что у меня захолодел позвоночник, а в горле, наоборот, заклокотал огонь. Плохо понимая, что делаю, я черпанула силы в защитном браслете – мне показалось, что он протестующе пискнул, – и распяла Пашку на потолке в позе морской звезды. Как это уже делал милорд Верд, когда наказывал их с Рэмом. Полюбовалась на дело рук своих, прошипела обалдевшему сыну:
– Никогда не смей разговаривать со мной в таком тоне.
И потеряла сознание.
Пришла в себя от того, что меня кто-то осторожно похлопывает по щекам.
– Миледи Вероника. – Надо мной склонился целитель Ирвин. – Пришли в себя? Отлично… А сейчас аккуратненько так приподнимайтесь. Отлично. Пьем настоечку. Хорошая настоечка… Невкусная?
Я закивала.
– Зато полезная! А то я занимаюсь с мастером Феликсом, а мастер Рэм прибегает, говорит, вам нехорошо.
– Мам! Ты крута неимоверно! – раздался с потолка восторженный вопль Паши.
– Божечки! – схватилась за голову. – Я так надеялась, что мне все это померещилось…
– Ты что! – Паша на потолке лучился от гордости. – Это же классно! Ты, мать, маг!
– Что б хорошее…
– Это и есть самое лучшее! Смотри, Рэм, что мама творит!
– Это что ты творишь, – отвязался на него Рэм. – Матушку довел. Миледи Вероника, вы можете подняться?
– Наверное, могу. – Я вопросительно посмотрела на целителя.
– Осторожненько только.
– Матушке гип-гип, ура!!!! – никак не мог угомониться Паша.
– Жаль, я тебе еще и звук выключать не умею, – проворчала я.
– Миледи, – обратился ко мне целитель, – я, конечно, понимаю, что мастер Пауль заслужил наказание. Но, может быть, вы все-таки снимете его с потолка? Что-то мне подсказывает, что ваши уважаемые родители будут нервничать, увидев подобное.
– Ирвин, – я не знала, смеяться мне или плакать, – дело в том, что я понятия не имею, как у меня это получилось. А уж тем более не знаю, как снять с потолка этого гаденыша…
Милорд Милфорд выглядел уставшим. Но это не помешало ему с детским любопытством и чистым, незамутненным восторгом любоваться на морскую звезду в исполнении моего сына.
– Я думал, так развлекается только Рэ, – обратился он ко мне.
– Точно, – прокомментировал с потолка Паша, – он так при маме делал.
– Он, правда, еще звук убирал, – недовольно поморщился начальник контрразведки. – А как это получилось?
– Я маму достал.
– Мастер Пауль, вы сейчас и меня достанете. И это будет гораздо хуже. Для вас. Я пока разговариваю с миледи Вероникой.
Честно говоря, я думала, что на такой пассаж мой сын разразится какой-нибудь гневной и протестующей речью на тему: «Свободу попугаям!» Однако Паша четко ответил:
– Моя вина, милорд. Приношу извинения.
– Итак, – обратился ко мне глава контрразведки. – Что вы почувствовали?