Лунный бассейн [Лунная заводь] Меррит Абрахам

ГЛАВА 4

ПЕРВЫЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЯ

Мы отнесли Тору назад, к тому месту, где ждала нас Эдит, и подробно рассказали ей обо всем случившемся, начиная с того момента, как мы обнаружили плиту. Эдит сосредоточенно выслушала наш рассказ; когда мы закончили, Тора вздохнула и открыла глаза.

- Я бы хотела взглянуть на камень, - сказала Эдит. - А вы, Чарли, побудьте пока с Торой.

Мы в полном молчании прошли через внешний двор и остановились перед плитой. Эдит коснулась ее рукой и, точно так же, как в свое время это произошло со мной, быстро отдернула руку, но потом решительно протянула ее снова и некоторое время держала, не отрывая от камня. Казалось, она прислушивается. Затем Эдит повернулась ко мне.

- Скажи, Дэвид, - сказала моя жена, и сердце у меня защемило от невыразимой тоски, прозвучавшей в ее голосе. - Дэвид, ты бы очень… очень огорчился, если бы мы ушли отсюда, оставив все как есть и не пытаясь понять, что это такое, а?

Уолтер, еще никогда в жизни мне ничего не хотелось так сильно, как выяснить, что же скрывается за этим камнем. И тем не менее я, постаравшись придать себе глубоко безразличный вид, небрежно ответил:

- Нет, Эдит, ни капельки. Конечно, если ты хочешь, мы уйдем отсюда.

Она все поняла по моим глазам. Эдит опять повернулась лицом к серому камню, и я увидел, как мелкая дрожь сотрясла ее тело.

- Эдит, - воскликнул я, терзаясь угрызениями совести и острой жалостью к жене, - Эдит, уйдем отсюда!

Она снова взглянула на меня.

- Наука - ревнивая особа, - процитировала она известное изречение. - А впрочем, - добавила Эдит, - возможно, у меня просто разыгралась фантазия. В любом случае, ты никуда не пойдешь! Нет! Но знай, Дэвид, что я останусь здесь с тобой.

И ничто уже не могло ее заставить изменить свое решение. Когда мы подходили к месту нашей стоянки, Эдит положила мне ладонь на руку.

- Дейв, - сказала она, - если этой ночью произойдет что-нибудь необъяснимое… что-нибудь, что покажется., ну, слишком опасным… ты обещаешь утром вернуться на наш остров, сразу же как это будет возможно, и там дожидаться возвращения туземцев?

Я был готов на все, лишь бы остаться здесь и посмотреть, что же произойдет ночью, и, не задумываясь, пообещал.

Мы приглядели местечко, расположенное футах в пятистах от ступеней лестницы, недалеко от входных ворот во внешний двор.

Закуток, на котором мы остановили свой выбор, служил надежным укрытием для сидящих внутри и в то же самое время оттуда были прекрасно видны ступени и входные ворота перед террасой. Незадолго до наступления сумерек мы обосновались там и стали ждать, что же произойдет. Ближе всех к гигантским ступеням находился я, рядом со мной - Эдит, затем Тора и, наконец, Стентон.

Надвигалась ночь.

Спустя какое-то время начал потихоньку светлеть восточный край неба, и мы знали, что это предвещает восход луны. Становилось все светлее и светлее; из-за моря показался краешек светлого диска, и вот к а небо выплыло во всей красе ночное светило.

Я поглядел на Эдит и Тору. Моя жена внимательно к чему-то прислушивалась. Тора с того момента, как мы здесь устроились, так и сидела, не меняя позы: положив руки на колени и спрятав лицо в ладонях.

А потом, когда все вокруг затопило серебряным светом, на нас напала жуткая сонливость. Казалось, она сочится прямо из лунных лучей и непреодолимо склеивает веки… заставляет закрывать глаза. Я почувствовал, как ослабла рука Эдит в моей ладони.

Голова Стентона свесилась ему на грудь, он качался, словно пьяный. Я попытался приподняться, испытывая сильное желание упасть на землю и уснуть.

Дремота все сильнее и сильнее сжимала меня в своих тисках, и пока, я пытался преодолеть ее, Тора приподняла голову, будто прислушиваясь, и повернулась к входным воротам. Какое-то бесконечное отчаяние и упоительный восторг были написаны на ее лице. Я снова попробовал встать, и волна глубокого сна нахлынула на меня. Уже проваливаясь в небытие, я словно через толщу воды услышал хрустальный перезвон; величайшим усилием воли приподняв веки, я открыл глаза в последний раз - Тора, омытая лунным светом, стояла на самой верхней ступеньке лестницы. Сон обхватил меня своими тесными объятиями, и я окончательно погрузился в забвение.

Когда я очнулся, уже брезжил рассвет. Вспомнив о том, что случилось ночью, я стал в панике шарить вокруг себя, пока не наткнулся на Эдит, и сердце мое подпрыгнуло от радости. Жена зашевелилась и села, протирая заспанные глаза. Стентон лежал на боку, позади нас, обхватив голову руками.

Эдит со смехом смотрела на меня.

- О небо! Все проспали! - сказала она. Память постепенно возвращалась к ней. - Что произошло? - прошептала она. - Что заставило нас так крепко уснуть?

Тут очнулся Стентон.

- Бог мой! - воскликнул он. - У вас такой ошарашенный вид, словно вы познакомились с привидением?

Эдит схватила меня за руки.

- Где Тора? - вскрикнула она.

И прежде чем я смог что-либо ответить, побежала к входным воротам, с криком: «Тора! Тора!»

- Тору забрали, - вот все, что я мог сказать Стентону.

Вместе мы подошли к Эдит. Остановившись возле громадных каменных ступеней, она со страхом глядела через входные ворота на террасу. И здесь я рассказал им все, что увидел перед тем, как сон окончательно свалил меня. Потом мы поднялись по ступеням, перешли двор и остановились около серого камня.

Не было видно ни малейших следов того, что плита открывалась; она так же плотно, как и вчера, примыкала к окружающим камням.

Никаких следов?

Не успел я так подумать, как Эдит опустилась на колени перед плитой и подняла что-то, лежащее у ее подножия. Это был крошечный лоскуток пестрого шелка. Я узнал ткань косынки, которой Тора повязывала себе голову. Эдит молча разглядывала лоскут с такими ровными краями, словно его срезали острой бритвой; несколько ниточек, выпавших из ткани, бежали к подножию плиты и исчезали под ним.

Этот серый камень был дверью! Она открылась, и Тора прошла сквозь нее!

Я думаю, что в ближайшие несколько минут мы вели себя так, словно вырвались из сумасшедшего дома. Мы орали и молотили по плите кулаками, били по ней палками и камнями. Наконец к нам вернулся здравый смысл.

Гудвин, за последующие два часа мы перепробовали все имеющиеся в нашем распоряжении средства, стараясь проделать в плите отверстие. Мы пытались ее сверлить - сверла ломались о камень. Мы пробовали подорвать плиту, обложив ее зарядами динамита, - ни одной царапины не появилось на поверхности плиты, только, сверху градом сыпались камни.

К полудню мы потеряли всякую надежду. Пока не наступила ночь, мы должны были на что-то решиться. Я считал, что нужно идти на Понапе за помощью, но Эдит настаивала, что не стоит понапрасну терять драгоценное время: вряд ли мы сможем убедить наших людей вернуться сюда этой ночью, скорее всего мы тогда вообще их никогда не увидим.

Что нам оставалось делать? Ясно, что мы могли выбрать только один из двух вариантов: либо возвращаться в свой лагерь, дожидаться возвращения туземцев и уже тогда уговаривать их пойти вместе с нами на Нан-Танах, либо… Вы же понимаете, Гудвин, что мы не могли поступить так малодушно: это означало, что мы бросаем Тору по крайней мере на два дня..

Другой путь состоял в том, чтобы оставаться здесь и дожидаться наступления ночи; как только камень начнет открываться, можно было бы попробовать проскочить внутрь и постараться вызволить Тору, пока камень снова не захлопнулся.

Без колебаний наш выбор остановился на втором решении: мы проведем эту ночь на Нан-Танахе!

Ну разумеется, мы досконально обсудили феномен одолевшей нас сонливости. По нашей теории все эти огоньки, звуки и исчезновение Торы были связаны с таинственными ритуальными обрядами туземцев, и вполне естественно было предположить, что именно они-то и наслали на нас дремоту, возможно какими-нибудь воскурениями… вы не хуже меня знаете, как искушены жители Океании в знании подобных вещей. А возможно, это была простая случайность, и сон навеяли на нас какие-нибудь газообразные вещества или запахи растений природные явления, которые совпали по времени с таинственным обрядом.

На всякий случай мы приготовили примитивные, но достаточно эффективные респираторы.

До наступления сумерек мы провели ревизию нашего арсенала. Эдит, если вы знаете, одинаково ловко управляется и с ружьем, и с пистолетом, поэтому было решено оставить ее в засаде; Стентон должен был занять позицию почти у самого верха лестницы, а я устроиться напротив него, с той же стороны, что и моя жена. От места, которое я наметил для себя, до Эдит было не больше двухсот футов: я мог бы время от времени поглядывать в закуток, где она укрывалась, чтобы увериться в ее безопасности. Стентон и я, каждый со своего места, могли контролировать поход через ворота, а позиция Стентона, кроме того, давала ему возможность заглянуть во внешний двор.

Слабое свечение возвестило восход луны. Стентон и я быстро заняли свои места. Из-за горизонта величаво выплыл круглый диск, и в одну секунду море и лежащие вокруг нас развалины залило ярким светом.

Как только взошла луна, со стороны внутренней террасы послышался странный тихий вздох. Стентон выпрямился и стал внимательно смотреть под арку, вскинув ружье.

- Стентон, - осторожно позвал я. - Что вы видите?

Он сделал знак рукой, призывая меня к молчанию.

Я повернул голову, чтобы взглянуть на свою жену, и чуть не вскрикнул. Эдит лежала на боку. Ее лицо, выглядевшее несколько карикатурно из-за респиратора, закрывавшего ей нос и рот, было обращено наверх, в сторону луны. Она снова спала глубоким сном.

Я опять повернулся, чтобы окликнуть Стентона, и, случайно скользнув взглядом по вершине лестницы, остолбенел от изумления. Лунный свет стал непрозрачным: он, казалось… как бы это выразиться… свернулся… как сворачивается молоко. Сквозь него бежали маленькие искорки и прожилки ослепительно яркого огня. Какие-то странные вялость и апатия, непохожие на сонливость предыдущей ночи, навалились на меня. Скованный по рукам и ногам, я не мог даже помыслить о том, чтобы пошевелиться. Я пытался крикнуть Стентону… я не мог даже двинуть губами. Гудвин, я не мог даже перевести взгляд в другую точку.

По счастью, Стентон оказался в поле зрения моего неподвижного взгляда, и я видел, как он, прыгая по ступеням, направляется к входным воротам. Мне показалось, что это странное, похожее на свернувшееся молоко свечение поджидает его. Стентон вошел в сверкающий туман… и скрылся у меня из глаз.

Наступила такая тишина, что я слышал удары своего сердца. Прошло несколько секунд и словно хлынули звонкие струйки дождя, заставляя сердце радостно и учащенно биться и тут же сжимая его крохотными ледяными пальчиками… а потом… из внутреннего дворика до меня донесся, прорезав лавину тренькающих звуков, голос Стентона: дикий крик… нет - вопль, наполненный чувством безмерного блаженства и невыносимого ужаса!

И опять наступила тишина…

Я силился разорвать опутавшие меня узы и не мог… даже опустить веки; глаза, сухие и воспаленные, мучительно болели.

А потом, Гудвин, я в первый раз в жизни увидел то, что не поддается никакому описанию!

Мелодичный перезвон стал еще громче. С того места, где я сидел, была видна подворотня и базальтовые ворота над ней, разбитые и покоробленные, они возвышались над стеной футов на сорок - совершеннейшие развалины, абсолютно неприступные.

Из подворотни во все стороны брызнули лучи яркого света. Он нарастал, становясь все интенсивнее, он лился бушующим потоком… и из этого потока света вышел Стентон!

Это был Стентон. Но Боже… Что за вид!

Сильная дрожь сотрясла тело Трокмартина.

Я ждал продолжения… не в силах пошевелиться…

ГЛАВА 5

ЛУННАЯ ЗАВОДЬ

- Гудвин, - Трокмартину наконец удалось справиться со своими чувствами, - я могу описать его, разве что предложив вам вообразить себе свет как живое существо - вот в каком виде Стентон появился передо мной. Свет переполнял его и изливался через край. Сияющее облако крутилось вокруг Стентона, пронизывая его насквозь огненными вихрями, светящимися щупальцами, сверкающими и блистающими спиралями.

Лицо Стентона излучало такой необыкновенно сильный восторг, что его не смог бы вынести ни один живой человек, и в то же самое время непередаваемая скорбь омрачала его; я бы сказал, что его лицо вылепили, работая в мире и согласии, одной рукой Господь Бог, а другой - сам Сатана. Вы уже видели, Гудвин, такое выражение на моем лице, но вы даже не можете себе представить, в какой сильной степени лицо Стентона отражало эти нечеловеческие чувства. Широко раскрытые глаза Стентона неподвижно уставились в одну точку, будто он заглянул к себе в душу, увидел там сразу и адскую бездну и райские кущи!

В свечении, со всех сторон охватившем Стентона и наполнявшем его изнутри, виднелось нечто вроде постоянно меняющего очертания ядра, и эта, напоминавшая по форме человеческую фигуру сердцевина, то растворяясь в сияющей дымке, то концентрируясь снова, пронизывала тело Стентона крутящимися вихрями. При каждом таком проходе оно содрогалось и испускало волну пульсирующего света. Я заметил, что поверх светящейся туманности, разделяя ее беспрестанное движение, спокойно и безмятежно перемещались семь небольших шаров, окрашенных в различные цвета: они походили на семь маленьких лун, плывущих над облаками.

Потом Стентон быстро поднялся… взлетел как на крыльях на вершину неприступной стены и пошел вдоль нее. Сияние ослабло, почти слившись с лунным светом, мелодичное позвякивание стало затихать. Я снова попытался пошевелиться. Слезы, скатываясь из-под неподвижных век, заливали мне лицо, и это приносило некоторое облегчение моим измученным глазам.

Я уже сказал, что мой взгляд был прикован к одному и тому же месту. Да, так оно и было, но боковым зрением я все-таки мог видеть краешек дальней стены. Казалось, прошли столетия, и вот над ней начал разгораться свет. Вскоре в поле моего зрения вплыла человеческая фигура: это был Стентон. Медленно удаляясь, шествовал он по гигантской стене, но даже на таком большом расстоянии я мог разглядеть, с каким торжеством извивались вокруг него сияющие спирали, пронизывая тело несчастного Стентона; скорее чувствовал, чем видел его экстатически-восторженное лицо в ореоле семи разноцветных лун.

Взметнулся вихрь хрустальных звуков… и Стентон пропал. И все это время серебряный огонь, затмевая лунные лучи, изливался с лунного дворика, как будто там вдруг забил источник света. Как ни странно, у меня сложилось отчетливое впечатление, что этот огонь целиком и полностью зависит от лунного света.

Наконец луна приблизилась к горизонту; прозвучал оглушительный взрыв звонких ноток; раздался второй, и последний крик Стентона, как слабый отголосок первого… Снова мягкий вздох со стороны внутренней террасы… И полная тишина!

Свет потускнел, луна скрылась с горизонта, и ко мне внезапно вернулись жизненные силы и способность двигаться. Я помчался по лестнице, перепрыгивал через ступени, пробежал сквозь подворотню и прямым ходом бросился к серому камню. Он был закрыт, да я и не сомневался, что он будет закрыт.

На самом ли деле я услышал, или мне показалось, но из-за камня, как будто бы с очень большого расстояния, прозвучали слабые отголоски торжествующих выкриков.

Я побежал назад к Эдит. Она очнулась, едва я прикоснулся к ней, и, приподнявшись на локте, посмотрела на меня блуждающим взглядом.

- О Дейв, - сказала она. - Я опять все проспала…

Она увидела отчаянное выражение моего лица и вскочила на ноги.

- Дейв, - крикнула она. - Что произошло? Где Чарли?

Я долго не мог справиться с обуревавшими меня чувствами. Затем я все рассказал ей. Остаток ночи мы просидели возле костра, взявшись за руки, словно двое испуганных ребятишек.

Неожиданно Трокмартин простер ко мне руки, - Уолтер, дружище! воскликнул он. - Не смотрите на меня так, будто я спятил. Это все правда, чистая правда! Подождите…

Я как мог успокоил его, и через некоторое время он продолжил свой рассказ.

- Никогда, - сказал он, - ни один человек на свете не радовался солнцу так, как радовались ему мы в это утро. Как только оно взошло, мы пошли во внутренний двор. Стены, на которых я видел Стентона, были пусты и молчаливы. То же самое можно было сказать о террасе. Серый камень стоял на прежнем месте. В неглубокой впадине около его подножия ничего не было. Ничего.

И нигде на островке мы не увидели, как ни искали, никаких следов пребывания Стентона.

Что же мы теперь должны были делать?

Ровно те же самые соображения, что заставили нас остаться здесь прошлой ночью, сработали и на этот раз… с удвоенной силой. Теперь мы не могли покинуть в беде уже двоих: мы не могли уйти до тех пор, пока оставалась хоть малейшая надежда, что они живы… и все-таки я ума не приложу, почему мы не ушли, хотя бы ради любви друг к другу? До сих пор я и не подозревал, что так сильно люблю свою жену, и она отвечала мне такой же беззаветной любовью.

- Каждой ночью оно забирает только одного, - сказала Эдит. - О любимый, - молилась она, - пусть оно заберет меня.

Я плакал, Уолтер. Мы оба плакали.

- Мы встретим его вместе, - сказала Эдит.

Так мы и решили.

- Это очень смелый поступок, Трок, - заметил я.

Он бросил на меня лихорадочный взгляд.

- Вы верите мне? - воскликнул он.

- Верю, - твердо ответил я.

Трокмартин стиснул мне руку с такой силой, что чуть не сломал ее.

- Теперь, - сказал он, - я ничего не боюсь. Если меня… постигнет неудача, вы ведь придете к нам на помощь, а?

Я обещал.

- Мы все обсудили самым подробным образом, - продолжал он, - с учетом нашей способности подвергать все анализу. Используя хладнокровный склад научного мышления, мы все разложили по полочкам и проследили поминутно каждую фазу этой истории.

Хотя подземное пение начинало звучать в самый момент начала подъема луны, не меньше пяти минут проходило между полным появлением светила на небе и странным вздохом, доносившимся из внутренней террасы. Я восстановил в памяти все события прошлой ночи: по крайней мере десять минут прошло между первым вздохом-предвестником и нарастанием лунного света во внутреннем дворе, и это свечение разгоралось еще примерно столько же времени, пока первый взрыв хрустального звона не нарушил тишину. На самом деле, должно было пройти не меньше получаса по моим подсчетам от момента, когда луна появляется на горизонте, и первой атакой нежного мелодичного звона.

- Эдит! - вскрикнул я. - Кажется, я понял, в чем дело! Серый камень открывается через пять минут после восхода луны. Но эта штука - что бы она из себя ни представляла, - которая выходит оттуда, должна ждать, пока луна не поднимется еще выше, или же она должна пройти какое-то расстояние. Весь фокус в том, чтобы не дожидаться ее появления, а предвосхитить его действия, прежде чем она пройдет через дверь. Мы заранее войдем во внутренний двор. Ты с ружьем и пистолетом спрячешься в таком месте, откуда можно будет контролировать выход… если, конечно, плита откроется. В тот момент, когда это произойдет, - я проскочу внутрь. Это наш единственный шанс, Эдит.

Моя жена долго не соглашалась: она хотела идти вместе со мной. Я уговаривал ее остаться снаружи на тот случай, если мне придется силой прокладывать себе дорогу назад, - тогда она сможет прийти мне на помощь! В конце концов Эдит согласилась, что так, пожалуй, действительно будет лучше.

За полчаса до восхода луны мы пришли во внутренний дворик. Я занял свое место, встав рядом с серым камнем. Эдит примостилась у разбитой колонны футах в двадцати от меня, приклад ружья она положила поверх колонны, чтобы все время держать вход на мушке.

Минуты ползли еле-еле. Темнота рассеивалась, и сквозь разломы в террасе я видел, как постепенно светлеет небо над головой. С первым бледным проблеском света тишина вокруг внезапно приобрела какой-то гнетущий характер, постепенно делаясь все более и более зловещей: ожидание становилось невыносимым. Показался сначала краешек луны, потом четвертинка, и вот она вся огромным пузырем выплыла на небо.

Я не сводил глаз с плиты; внезапно, когда лунный свет упал на камень, над выпуклостями, которые я описывал раньше, заплясали семь маленьких светящихся кружочков. Они мерцали и переливались разноцветными огнями, становясь все ярче и… прекрасней. Гигантская плита прямо у меня на глазах разгоралась ярким светом, серебристая флюоресцирующая рябь запульсировала над ее поверхностью, и затем… с мягким звуком, напоминавшем вздох, плита легко, словно на шарнирах, повернулась вокруг своей оси.

Я сделал так, как мы условились с Эдит: проскользнул в открывшуюся дверь. Передо мной простирался длинный, подсвеченный слабым серебристым сиянием, туннель. Я быстрым шагом пошел вдоль него.

Миновав крутой поворот, я некоторое время шел, по-видимому, параллельно внешней стене дворика, а затем, постепенно понижаясь, туннель повел меня куда-то вглубь.

Туннель внезапно оборвался. Впереди я увидел высокую полукруглую арку. Казалось она открывается прямо в космос - в пространство, насыщенное сверкающим и переливающимся разноцветными огнями туманом. Он становился все ярче, пока я смотрел на него. Я прошел сквозь арку и замер, объятый благоговейным трепетом.

Прямо передо мной лежала заводь, наполненная бледно-голубой водой. Низкий, с покатыми краями бортик из мерцающего серебристого камня обегал вокруг почти идеально круглого водоема, что-то около двадцати футов в ширину. В обрамлении серебристого ободка эта заводь напоминала уставившийся вверх огромный голубой глаз.

Сверху на нее падали семь цилиндрических потоков света. Мощные струи изливались сверху вниз на голубой глаз заводи и напоминали сияющие колонны света, поднимающиеся над сапфировым полом.

Одна из колонн была нежного жемчужно-розового цвета, другая имела зеленоватый оттенок предрассветного неба; третья - мертвенно-белого цвета; четвертая - окрашена в перламутрово-голубой; и еще одна колонна бледно-янтарного цвета., струя аметиста… луч расплавленного серебра. Окрашенные в такие вот цвета, семь потоков света вливались в Лунную Заводь. Замирая от благоговения и страха, я подошел поближе. Лучи света не проникали в глубину. Они играли на поверхности и, словно бы растворяясь в воде, смешивались с ней. Заводь пила эти лучи!

Из воды начали выстреливать крохотные фосфоресцирующие искорки, похожие на раскаленные добела блестки бенгальского огня. И глубоко, глубоко внизу я уловил смутное движение: из воды медленно поднималось свечение, всплывало какое-то светящееся тело.

Я поднял голову, проследив взглядом разноцветные колонны до самого основания. Высоко вверху плавали семь светящихся шаров, из которых и струились эти лучи. По мере того как я смотрел на них, шары все больше наливались светом. Они напоминали семь маленьких лун, подвешенных под сводами пещеры. Все ярче и прекраснее делались они со временем, и одновременно возрастала величественная красота струившихся из них семи потоков света.

Я снова перевел взгляд на заводь и увидел, что цвет ее изменился на молочно-белый, опалесцирующий. По-видимому, лучи, падавшие на заводь, насытили ее до необходимого предела: заводь оживала, переливаясь вспышками, искрами и блестками. И все ярче, все сильнее становилось свечение, приближающееся из глубины.

На поверхности заводи закрутился вихрь туманной дымки. Тонкая, свивающаяся жгутом струйка медленно вплыла в середину розового луча и на какое-то мгновение зависла там неподвижно. Мне показалось, что луч, захвативший вихрь в свои объятия, посылал в него маленькие светящиеся частицы, крохотные розовые спиральки. Впитывая и накапливая полученную субстанцию, дымка, похоже, уплотнялась за счет этих частиц. Другой маленький водоворот тумана влился в янтарный луч и, прицепившись к нему, некоторое время питался его соками, потом не спеша двинулся к первому, и они слились вместе. И сразу же то тут, то там забурлили водовороты, слишком быстро, чтобы можно было их сосчитать; они перемещались по заводи, охваченные разноцветными световыми потоками, вспыхивали и трепетали, проникая друг в друга.

Вскоре вся поверхность заводи обильно покрылась бурлящими воронками, и над ней, равномерно разрастаясь, запульсировал столб опалесцирующего тумана. Он постепенно наливался жизненной силой, впитывая ее из семи потоков света, падавших сверху, втягивая в себя сыпавшиеся из заводи раскаленные добела искры и блестки. По центру столба проходило свечение… то самое, что я заметил в глубине заводи.

И вот из этого светящегося и пульсирующего столба стали выскакивать рыскающие по сторонам щупальца и завихрения тумана.

Прямо у меня на глазах зарождалось… Нечто, - то, которое увело Стентона, забрало Тору… та тварь, за которой я сюда явился.

Я вышел из оцепенения, выхватил пистолет и стал палить без остановки в светящееся ядро, пока у меня не кончились патроны.

Пока я стрелял, эта штука тряслась и раскачивалась, но при этом не теряла своей формы. Я заслал в ствол вторую обойму патронов, и тут мне пришла в голову неожиданная мысль. Я тщательно прицелился в один из шаров, плавающий под крышей.

Оттуда, как я уже понял, текла сила, которая формировала обитателя заводи, из лучей, струящихся сверху, черпал он свою жизнь. Если бы мне удалось уничтожить разноцветные шары, я смог бы остановить его формирование.

Я стрелял снова и снова, но даже если пули и попадали в цель, то никакого вреда мои выстрелы шарам не причинили. Маленькие пылинки в берущих из них начало световых потоках беспокойно плясали в такт с искрами светящегося столба тумана… Вот и все.

Однако из самой заводи посыпались звонкие металлические нотки, словно там трезвонили маленькие колокольчики или лопались крохотные стеклянные пузыри: высота тона постепенно возрастала, они, теряя свою мелодичность, звучали рассерженно, недовольно…

А потом из этого., необъяснимого выплыла, извиваясь, сияющая спираль!

Она схватила меня, обвившись вокруг груди, чуть повыше сердца. Смешанное чувство экстаза и ужаса пронзило меня. Каждая частичка моего естества трепетала от восторга и сжималась от ужаса. В этом не было ничего отвратительного. Скорее это походило на то, что моя душа оказалась сразу во власти ледяного холода зла и жаркого пламени добра.

Пистолет выпал у меня из рук.

Так я стоял в оцепенении, а заводь искрила и мерцала; потоки света наращивали свою интенсивность, а эта светящаяся тварь - та, что держала меня, - явно становилась все крепче и сильнее. Ее сияющее ядро приняло некую форму… но форму, которую отказывались воспринимать мои глаза и мозг.

Складывалось такое впечатление, что существо из другого мира притворяется, подделываясь под человеческий облик, но ему никак не удается замаскироваться полностью, и то, что видит человеческий глаз, является всего лишь малой толикой этого существа. Я никак не мог разобрать, мужчина это или женщина: абсурдное нелепое существо обладало признаками обоего пола! Едва лишь в моем сознании складывалась определенная картина, как оно моментально меняло свою ипостась. И все это время смешанное чувство ужаса и восторга не покидало меня.

Только в самом маленьком уголке сознания оставалось еще что-то, не затронутое этим нечеловеческим чувством, - то, что давало мне способность отстраненно наблюдать за собой и происходящим, Была ли то моя душа? Я никогда не верил в ее существование… и все же…

Над головой призрачно-туманного туловища внезапно заплясали семь маленьких огоньков, и каждый из них был окрашен в цвет того луча, под которым оказался. Вот теперь, понял я, Двеллер[3]… готов окончательно!

Послышался крик… Эдит! Я понял, что она услышала выстрелы и теперь спешит ко мне на помощь.

Невероятным усилием воли мне удалось собраться с силами, извернуться и освободиться от сжимающего тело щупальца. Оно неохотно спряталось обратно… Я повернулся, чтобы перехватить Эдит, но, не удержавшись на ногах, поскользнулся и упал.

Светящаяся фигура проворно выпрыгнула из заводи, и прямо в нее вбежала с протянутыми вперед руками Эдит. Боже мой, она пришла, чтобы защитить меня!

- Она влетела прямиком в самое пекло, - прошептал Трокмартин, - и эта тварь обволокла своим сиянием Эдит с головы до ног. Раздался радостный взрыв хрустального звона, свет наполнял Эдит, передвигаясь сквозь ее тело, и так же, как это было со Стентоном, я вдруг увидел лицо жены… Боже, ее взгляд!

Эдит бросилась к заводи и остановилась на серебристом бортике, на самом краю.

Пошатнулась..

И упала… Она бросилась в Лунную Заводь, охваченная свечением со всех сторон, - сверкающие вихри по-прежнему пронизывали ее насквозь! Эдит утонула, и вместе с ней ушел под воду Двеллер, обитатель заводи!

Подтащив непослушное тело, я заглянул в заводь, свесившись через бортик. Там внизу светилось, медленно опускаясь, разноцветное облако с размытыми краями. В нем смутно проглядывало затянутое пеленой лицо Эдит, в последний раз ее глаза устремились на меня, и она исчезла.

- Эдит, - кричал я вновь и вновь, - Эдит, вернись!

А затем какое-то затмение нашло на меня. Я еще помню, как бежал обратно по светящемуся туннелю, как выскочил во дворик, и тут сознание покинуло меня. Когда оно вернулось, я находился в лодке посреди открытого океана, вдали от цивилизованного мира. На следующий день меня подобрала шхуна, на которой я и прибыл в Порт-Морсби…

- У меня сложился некий план действий, вот, послушайте, Гудвин…

Трокмартин ничком упал на койку. Я склонился над ним. Мой друг спал как убитый: сказалась, по-видимому, усталость всех последних дней и облегчение, которое он испытал, выговорившись до конца.

Всю ночь я просидел рядом, приглядывая за ним, а когда забрезжил рассвет, ушел в свою каюту, чтобы немного соснуть самому. Во сне меня преследовали кошмары.

Шторм не прекращался и весь следующий день.

Трокмартин, к которому, похоже, вернулась прежняя бодрость духа, подошел ко мне за ленчем.

- Пойдемте-ка ко мне в каюту, - сказал он.

Когда мы зашли к нему, Трокмартин распахнул на груди рубашку.

- Вот, смотрите, - сказал он, - что-то произошло. Метка уменьшилась.

В самом деле, так оно и было.

- Я удрал, - прошептал он с ликованием. - Теперь бы мне только добраться до Мельбурна, а там мы еще поглядим… кто возьмет верх. Знаете, Уолтер, в глубине души я не уверен, что Эдит мертва, в том смысле, как мы с вами понимаем смерть… и те, другие, тоже… Тут что-то находящееся за пределами нашего познания., какая-то великая тайна.

Весь день Трокмартин только и твердил мне о своих планах.

- Ну разумеется, - говорил он, - все можно трактовать самым натуральным образом. Моя теория строится на том, что лунный камень состоит из вещества, крайне чувствительного к воздействию лунных лучей. Подобным же образом элемент селен реагирует на солнечные лучи. Маленькие выпуклости на вершине камня, безусловно, служат для управления дверью. Когда на них попадают лучи лунного света, приходит в действие скрытый механизм и дверь открывается, точно так же, как можно открыть двери солнечными или электрическими лучами с помощью хитроумных приспособлений, в которых используются селеновые элементы. Очевидно, только в полнолуние силы лучей достаточно, чтобы открыть дверь и вызвать из заводи ее обитателя. Первым делом мы попробуем сконцентрировать на эти выпуклости лучи ущербной луны, и посмотрим, откроется ли дверь. Если это произойдет, у нас появится шанс исследовать заводь без всяких помех со стороны этого… этих испарений… Вот, взгляните, на карте я отметил все подробно. Я сделал для вас копию, на тот случай, если со мной что-нибудь случится. Если я пропаду, ты придешь за нами, Гудвин, ты поможешь нам?

И снова я обещал.

Чуть погодя Трокмартин пожаловался на все возрастающую сонливость.

- Просто я переутомился, - сказал он. - Но это не похоже на ту, другую сонливость. Да восхода луны еще остается время, - он зевнул. - Разбуди меня, пожалуйста, минут через пятнадцать.

Трокмартин прилег на койку. Задумавшись, я сидел рядом.

Я пришел в себя с внезапным ощущением вины.

Я забыл обо всем на свете, погрузившись в свои думы.

Сколько времени прошло? Я взглянул на часы и подскочил к иллюминатору. На небе сияла полная луна; она взошла по меньшей мере уже с полчаса.

Я шагнул к Трокмартину и потряс его за плечи.

- Вставайте, быстро! - крикнул я.

Он, сонно щурясь, встал с койки. Рубашка на груди Трокмартина распахнулась, обнажив грудь; и я в немом изумлении посмотрел на белую ленту, опоясывавшую его тело. Даже при электрическом свете было заметно, как она мягко мерцает, словно усеянная маленькими светящимися крапинками.

Трокмартин, казалось, все еще никак не проснется.

Он, зевая, опустил глаза на свою грудь и, увидев светящуюся полосу, улыбнулся.

- Ну что же, - вяло сказал он. - Оно пришло., чтобы забрать меня к Эдит. Ладно, я готов!

- Трокмартин, - закричал я, - проснитесь! Надо что-то делать!

- Что-то делать. - сказал он. - Бесполезно… но помните о своем обещании.

Как слепой, он подошел к окну и раздернул занавески. Луна прочертила широкую полосу света прямо к кораблю. Под ее лучами лента, опоясывающая грудь Трокмартина, светилась все ярче и ярче, выстреливая в разные стороны маленькие лучи казалось, она шевелится, как живая.

В каюте погас свет: очевидно, это же произошло на всем пароходе: я услышал, как наверху закричали.

Трокмартин еще стоял у раскрытого окна. Я видел поверх его головы, как прямо на нас вдоль лунной дорожки движется светящийся столб. В окно каскадом струился ослепительный свет. Он вобрал в себя Трокмартина, окутав его облаком трепещущего сияния. Свет пульсировал, взад и вперед проходя через тело Трокмартина. Каюта наполнилась невнятным бормотанием.

Слабость волной накатила на меня и повлекла куда-то в темноту. Когда сознание вернулось ко мне, лампы светили в прежнюю силу… Но Трокмартин исчез бесследно!

ГЛАВА 6

СИЯЮЩИЙ ДЬЯВОЛ ЗАБРАЛ ИХ

Мои уважаемые коллеги по Ассоциации и те, кто, быть может, станет читать мое повествование! Попытаюсь вкратце (насколько это возможно) представить на ваш суд объяснение, или, если угодно, оправдание того, что я сделал и чего не сделал, когда ко мне полностью вернулось сознание.

Прежде всего я кинулся к открытому окну. Я находился, по-видимому, в бессознательном состоянии несколько часов, так как луна уже находилась на западе, почти у самого горизонта. Я побежал к двери, намереваясь поднять переполох на корабле, и неистово рванул ее на себя. Дверь, однако, не поддалась моим усилиям и не открылась. Что-то, звякнув, упало на пол… Ключ! Я сразу же вспомнил, как Трокмартин повернул его, прежде чем мы начали полуночничать. Это воспоминание окончательно убило во мне последнюю надежду - оказывается, она еще теплилась во мне - надежду на то, что Трокмартин выбежал из каюты и что я найду беглеца где-нибудь на пароходе.

И пока я, наклонившись, трясущимися руками нашаривал ключ, в голове у меня промелькнула мысль, заставившая меня похолодеть. Я обмер! Никакого переполоха на «Сьюзерн Куин», чтобы начать поиски Трокмартина, я поднять не мог!

Положение мое было самым дурацким и плачевным. Весь состав нашего корабля от капитана до самого последнего юнги, в целом и порознь, примут мое сообщение весьма настороженно, это уж точно.

Никто, как я понял, не считая меня с Трокмартином, не видел первого, неожиданного появления Двеллера.

Заметил ли кто-нибудь его второе появление? Я не знал. А в противном случае я не мог и рта раскрыть без риска, что меня сочтут либо просто сумасшедшим, либо… что более вероятно и гораздо хуже - убийцей Трокмартина. Да кто поверит моим словам, не увидев того, что видел я сам?

Щелкнув выключателем, я погасил свет в каюте; с величайшей осторожностью открыл дверь; подождал, прислушиваясь, и проскользнул, никем не замеченный, в свою комнату.

Показавшиеся мне вечностью долгие предрассветные часы я провел словно в кошмарном сне. Я долго мучился, прежде чем укрепился в своем мнении. Ну допустим, что мне бы поверили, рассуждал я. Где в этих пустынных водах спустя столько времени мы стали бы искать Трокмартина? Маловероятно, что капитан согласился бы повернуть корабль в Порт-Морсби. И даже если бы он это сделал, какой прок мне отправляться на Нан-Матал без снаряжения, которое Трокмартин счел необходимым взять с собой, если я надеюсь совладать с затаившимся там таинственным существом?

Оставался лишь один путь. Воспользоваться указаниями Трокмартина, достать, если это окажется возможным, необходимые предметы в Мельбурне или Сиднее; в противном же случае как можно быстрее плыть в Америку, приобрести их там и столь же быстро возвращаться на Понапе.

На этом я и остановился.

Хладнокровное спокойствие вернулось ко мне, как только я принял такое решение. Поднявшись на палубу, я убедился в своей правоте - никто не видел Двеллера. До сих пор только и толковали, что о взорвавшемся движке и о коротком замыкании, приводя еще с добрый десяток причин, объяснявших внезапно наступившее на корабле затемнение.

Только после полудня хватились, что Трокмартин исчез. Я признался капитану, что да, в самом деле, немного знаком с Трокмартином и встречался с ним вечером, но расстались мы довольно рано. Никому не пришло в голову усомниться в моих словах или допросить с пристрастием.

С чем это было связано?

Странность Трокмартина бросалась в глаза каждому, кто его видел, и служила предметом пересудов на корабле: его считали не вполне нормальным.

Меня слегка обескуражило такое впечатление, произведенное моим другом. И как нечто само собой разумеющееся предполагалось, что он мог упасть или выпрыгнуть с корабля прошлой ночью во время приступа.

В таком свете и представили дело полиции, когда мы прибыли в Мельбурн. Я тихонько сошел на берег; проглядывая потом прессу, я нашел в газете всего несколько строк, посвященных предполагаемой гибели Трокмартина. Мое присутствие в городе и на корабле осталось незамеченным.

По счастливой случайности я приобрел в Мельбурне почти все необходимые мне предметы, за исключением системы беккерелевских конденсоров, но это была самая существенная, принадлежность моего оборудования. Я продолжил поиски в Сиднее, и фортуна улыбнулась мне еще раз там я нашел фирму, где все эти предметы ожидались в ближайшие две недели с партией товаров, которая должна была поступить из Штатов. В ожидании их прибытия, я поселился в Сиднее и проводил все дни в полном одиночестве.