Игрушка для монстра Стар Дана
А сестра… Сестра в коме.
И во всём этом дерьме он виноват.
Виноват, в том, что не смог вовремя нужную сумму на операцию собрать. Как и виноват в том, что не смог с управлением автомобиля справиться.
Мать умерла от рака. Столько времени прошло, а по ощущениям, словно только вчера похоронили.
А затем… ещё одна беда случилась.
Авария.
По вине отца.
Вместе с младшей сестрой, они ехали в школу. В этот день шёл нещадный снегопад. Дорогу поглотил толстый слой льда. Автомобиль занесло. Отец не справился с управлением и машина, перевернувшись, на приличной скорости улетела в овраг.
Сестра, в настоящий момент, балансирует на грани жизни и смерти. А ему… хоть бы что!
Незначительное сотрясение и ушиб ноги. Но в душе… ненависть к самому себе и глубокая психологическая травма. На всю оставшуюся жизнь.
Смахнув жгучие слезы с влажных ресниц, из горьких эпизодов прошлого я вернулась в ещё более горькую реальность.
Перевожу взгляд на эту несчастную, скатившуюся на самое дно социальных классов личность, развалившуюся на прогнившем диване, и с болью ощущаю, как сердце кровью обливается. А ведь когда-то отец был перспективным спортсменом. Атлетом. Олимпийским чемпионом с бронзовой медалью по биатлону. Именно тогда, в далёкие девяностые он и встретил мою мать – чемпионку по фигурному катанию. Благодаря генам, во мне и бушевала эта дикая страсть к танцам.
И вот, после кончины мамы, отец из некогда красивого молодого спортсмена, превратился в пузатого тюленя, окончательно поставив жирную точку на своей звёздной карьере. Сейчас он волочил своё жалкое существование в разваленной избушке, которую я, насмехаясь, называла: «дом века, пещерного человека», и работал на консервном заводе, кое-как зарабатывая нашей скатившейся семье на кусок сухаря.
Поразительно, как в любой момент может лихо твоя судьба измениться.
Я нервно вздыхаю и вплотную к дивану приближаюсь. Стягиваю с покоцанной спинки плед и бережно укрываю единственного родного человека, оставшегося вместо со мной в этом холодном и жестоком мире. Как вдруг невольно замечаю свежие синяки на его бледном лице.
Снова подрался.
Судя по пустынной комнате, признаков какой-либо бойни, в данный момент, не наблюдалось. Обычно-привычный бардак, разбавленный хаосом. Прям как на свалке.
Мебель мы давно уже распродали, а из посуды у нас только одноразовые тарелки остались.
Я грустно вздыхаю, заботливо укрываю немощную тушку отца шерстяным одеялом, и с отчаянием на душе, снова проклинаю отца упрёками.
Одно и тоже. Одно и тоже. Каждый день. И сотый раз. Как мантру… повторяю слова поддержки:
– Папочка! Мы справимся! Слышишь! Справимся! Ведь у тебя есть я! Ради меня… И ради сестры ты должен избавиться от своей зависимости.
– М-м-м… – только и может вымолвить.
Наверно, не понимает просто.
Я злюсь.
Но сдерживаюсь.
Ругать его сейчас, всё равно что споткнувшегося старика до полусмерти запинать.
– Я верю! Верю, что наша малышка поправиться… и мы наскребём нужную сумму для лечения. Обещаю.
В ответ, сквозь беззаботный сон, отец снова прошипел нечто невнятное. Почти себя до белой горячки себя.
– А мне работу предложили. Хорошо оплачиваемую. Связанную с танцами. Как я и хотела. Как и вы хотели… Почти.
– Гм-ы-ы-ы, – снова мычит, бык умирающий.
– Папа! – я на крик срываюсь. Просто не могу! Просто достало уже всё! Почему я вечно должна за нас двоих отдуваться?! Твоя дочь на панель собралась! В стриптиз-клуб! И для этого великого дела развратное бельё из магазина стащила!
Молчит.
Пытается смысл слов переварить, наверно. А может дрыхнет просто. Тогда, я ещё раз настойчиво выкрикиваю, намереваясь докричаться:
– Старый осёл! Не слышишь, что ли? Твоя дочь себе карьеру проститутки собралась строить и будет абсолютно перед любыми уродами ноги раздвигать!
Кажется, докричалась.
Но вместо возмущения, слышу невнятное бормотание.
Пытаюсь разобрать слова… И в шоке столбенею.
– Я н-не против. Если д-душа горит… не буду единственной д-дочурке крылья о-обрывать. Если х-хочется, в-валяй! Главное шоб п-платили.
Я не узнаю собственного отца.
Это не он.
Это просто дьявол какой-то бездушный, овладевший телом моего отца. Говорит его прокуренным голосом и, плюс ко всему, маску немолодого, вечно уставшего работяги на себя напялил.
Отец прочищает горло и своими словами, будто острым кинжалом, в самое сердце лупит:
– А я и не с-сомневаюсь, что ты м-многого стоишь! Гены, все т-таки! Моя породка!
Со всей силы пинаю недопитую пивную бутылку, разбивая склянку о ближайшую стену и, убеждая себя жалкую, что это он просто во сне разговаривает не осмысленно, решаю поскорее в другую комнату убраться. А лучше, в другую квартиру.
Так и сделаю.
С завтрашнего дня.
Ведь моё терпение… не железное.
Я всего лишь маленький, брошенный котёнок, вопреки всему, возомнивший себя большим тигром.
Надолго ли?
До того момента, пока жизнь смыслом наполнена.
До того момента, пока существует тот, ради которого стоит жить.
Вопреки всему.
И несмотря ни на что.
Моя тяжело больная сестра…
Уставшая и голодная, перепрыгивая через осколки битого стекла, я направилась на кухню. Открыв холодильник, печально застонала, глядя на засохшие трупики тараканов. Неудивительно, тараканы и те даже, при таких-то жизненных условиях, повесились в этом проклятом холодильнике.
Перекусив просроченными сухарями, я завалилась спать. Чего ждать от завтрашнего дня я понятия не имела. Ведь в голове до сих пор вертелась последняя, словно брошенная точно в спину граната, фраза директора торгового центра «Алмаз»:
«Вечером завтрашнего дня к тебе автомобиль явиться. Не забудь хорошенько подмыться и побриться…»
Глава 6
Я проснулась с первыми лучами солнца и подумала, что вчерашний день мне просто приснился. Но когда выползла из комнаты, с болью в сердце огорчилась, заметив привычную записку с извинениями, брошенную на диване и тошнотворный запах после вчерашней гулянки пьянчуг, витающий в нашей убогой берлоге.
Как обычно в письме был настрочен стандартный мемуар от отца с монотонной одой, посвящённой извинениям. И как обычно, я его простила. До очередного запоя. Сам же виновник, как ни в чём не бывало, на завод укатил. До самого вечера.
Стараясь немного отвлечься от пагубных мыслей, я принялась наводить порядки, соскребая с пола чьи-то испражнения.
Всё!
Больше не могу так…
Достало!
Как же всё достало…
Последний раз гада простила.
Ещё хоть одна подобная вечеринка – и я, без колебаний, сваливаю!
И плевать даже, что он отец мой родной.
Не могу.
Быть может мой уход окончательно его вразумит?
Вот устроюсь на стабильную, высокооплачиваемую работу, и свалю к чёртовой матушке! Тогда старикашка, смирившись с одиночеством, осознаёт, что алкоголизм – это самый страшный грех божий.
К обеду облупленная квартира блестела прям как фасад несравненного торгового центра «Алмаз». В воздухе витал аромат свежести, а полы выглядели будто после ремонта. Правда кое-где паркета не хватало, а облупленные стены и вовсе были полностью трещинами усыпаны.
Живя в этом карцере смерти, мы обрекали себя на опасность. Но с каждым днём я утешала себя тем, что скоро найду выход из сложившейся ситуации. И очень скоро мы сможем позволить себе снять хотя бы комнатку какую, у каких-нибудь приветливых собственников. Даже не смотря на постоянное транжирство наших, кровью заработанных средств, в честь жидкого наркотика, отец не хотел покидать это осиное гнездо, так как тут, вместе с матерью, они прожили в счастливом браке от самого его начала… и до неожиданного окончания.
Утилизировав весь собранный мусор, вытащив из секретного тайника заначку, я направилась в магазин. Прикупив самое необходимое, я быстро сварила суп и приготовила ещё несколько блюд на неделю.
Уставшая, плюхнулась на диван и немного вздремнула. Из непродолжительного сна меня вырвал неожиданный звонок на мобильный.
Этого звонка, признаюсь, я страшилась как манны небесной!
Старенький кнопочный «Нокиа» противно пиликнул, играя на моих на нервах, словно новичок-музыкант на скрипке. До предпоследнего гудка я просто смотрела на незнакомый номер, всё никак не решаясь ответить.
Так как безусловно знала, кто это так настойчиво названивает.
Вспомнив о прямых угрозах Рудковского, касательно тюрьмы, к тому же лихо хвастающегося своей безграничной властью и чаепитием с самим господином президентом, я усилием воли нажала на кнопку «ответить».
Но не успела и слова вымолвить, как в ухо, словно громовой раскат, уже знакомый металлический голос ударил:
– Ты где?
Тело сковал мощный ледяной холод и я, скрипя зубами, то ли от холода, то ли от страха, неуверенно заикнулась:
– Я? Я?
И все слова куда-то странным образом исчезли. Вместо фразы я глупо промычала. Прям как отец после веселья вчерашнего.
– Ну? Отвечай быстро! – гаркнул изверг, так властно, что его приказ, наверно, весь посёлок услышал.
Я решила не раскрывать своё место жительства. Ведь по официальным данным мы уже давно как бомжуем. А то, что проживаем в списанном домишке, кроме отцовских друзей-алкашар никому не известно.
Буду врать.
Делаю глубокий вдох, на выдохе выпаливаю:
– Рядом с остановкой, вблизи «Садового».
Тон Рудковского уловимо смягчается:
– Окей. Сейчас к тебе машинка приедет. Без глупостей только. Поняла? Сядешь и вопросов задавать не станешь.
Не успеваю ответить и уже слышу монотонные гудки.
Мерзавец!
И откуда у этого кретина всевышнего только мой номер взялся?!
Нет времени на пустые размышления.
Ведь мне ещё нужно побриться и подмыться.
О, Боже!
И что только я делаю…
Переодевшись со скоростью солдата во время утреннего подъема, я быстро покинула дом, устремившись к назначенному месту.
Красивых одежд у меня не было, разве что развратная мини красного цвета и блестящий топ с открытым пупком, которые я берегла для особых случаев. А именно для ночной вылазки в клуб (по работе). Несколько раз в месяц мы с друзьями устраивали тайные набеги в клубы, где обдирали богатеньких нариков. Подобные мероприятия я называла ненормированной подработкой.
Я ни в какую не хотела ощущать себя шлюхой на все сто процентов, поэтому надела новые джинсы, купленные в местном «стоке» и белую футболку. А волосы заплела в косу.
Ну и пофиг, что не первая красотка на деревне! Зато я такая, какая есть! Может таким образом, не нарядившись в униформу проститутки, Рудковский быстро потеряет ко мне интерес и уже через неделю попросту забудет!
Хотелось бы верить и надеяться…
Солнце плавно скользило к высоким верхушкам сосновых деревьев, уступая место луне. Легкий ветерок ерошил мои волосы и ласкал чувствительную кожу лица, под выбившимся из небрежной причёски прядями. В вечернем воздухе чувствовался аромат свежей травы, полевых цветов и поздней весны. Глядя на всю эту дурманящую красоту, я вдруг осознала, что до лета остались какие-то там две недели.
И как только время так быстро летит?
Для меня резкая смена времён года, означала лишь одно… Врачи дали нам немного времени до начала осени. Если сестре не полегчает аппаратуру, поддерживающую жизненные процессы в теле, бездушно выключат.
По документам у нас в «Садовом» имеется дача, правда и та на торг выставлена. Но пока что покупателей на нее нет. Ибо в десяти метрах от кладбища расположена.
Последний клочок землицы, официально принадлежащий нашей семье, был ещё куплен прабабкой. В те времена, естественно, не было там никого кладбища. Поэтому, пусть мажорчик и думает, что я на даче отдыхала. Не то, точно ментам сдаст, если просечёт, что я не только воровка, но и ещё и нелегал в придачу.
Присев на бордюр, подперев ладонями подбородок, я мечтала о рухнувших надеждах, мысленно изливалась океаном горьких слёз. Как вдруг, вдали пустующей трассы, я увидела чёрную иномарку, на бешеной скорости несущуюся в сторону остановки.
Резко вскочила на ноги, нервно отряхнув и без того чистые штаны. Сердце застряло где-то в горле, когда тонированная тачка бизнес класса затормозила напротив таблички с потертыми буквами «Садовое».
Не очень разбираюсь в автомобильных марках, но навороченная тачила напомнила мне ту самую, на которой пацаны из фильма «Бригада» разъезжали. «Бэха», вроде. Только современная. Самой последней, существующей на сей день модели.
Тонированное окно медленно поползло вниз, и в салоне показалась поджарая морда неизвестного мужика, облачённого в строгий смокинг. Типа охранника президента?
– Ты Авдеева? – деловито выплюнул прыщ.
– Ну я… – мой голос заметно дрожал.
– В машину. – Вальяжно фыркнул, кивая в сторону задней двери.
На негнущихся ногах я нехотя ковыляю к этому музею на колёсах. Открываю дверь и в салон заползаю. Правда дверная ручка не сразу поддаётся нажатию, так как руки жутко трясутся. Охранник помогает мне с этим примитивным, но в данной ситуации, не простым действием.
Дверь авто беззвучно отворяется, а когда я, всеми силами заставляя себя без глупостей в внутрь залезть и не клюнуть носом в грязь, устраиваюсь в тачке, замечаю, что в салоне я не одна.
Чёрт подери!
Совсем уже спятила?
И как только мне смелости хватило в тачку к трём незнакомым, мать их, бритоголовым «Хитменам» сунуться?
– Ну и дыра! – Второй незнакомец якобы поздоровался, жадно пожирая меня взглядом. А когда закончил свой наглый осмотр – брезгливо добавил: – Ну чё застыла? Дверь закрой!
Я отворачиваюсь, тянусь к двери…
Но не успеваю даже и ручки коснуться, как вдруг холодные клешни бандюгана обхватывают меня со спины и намертво обездвиживают.
Я собираюсь драться, сопротивляться, орать во всё горло! Но тщетно… В лицо врезается что-то, похожее на тряпку. К горлу подступает ни с чем не сравнимая тошнота.
Мамочки!
Кажется, я начинаю задыхаться. Кажется, эти незнакомые терминаторы на полном серьёзе решили меня прикончить.