Попавший в некроманта 2. Сэр студент Леонидович Дмитрий

2. Первая практика

Собираясь для поездки, я не стал надевать кольчугу и шлем. Утром, при свете дня, мне вряд ли что-то угрожает на улицах. Так что стеганый поддоспешник и доспех я сложил в седельные сумки, вечером надену. Бригантину брать не стал – она намного тяжелее кольчуги, и надевать ее в одиночку не получится, кто-то должен ремни, соединяющие пластины на спине, застегнуть. Шлем взял открытый, пехотный. В нем обзор лучше, и именно в нем я тренировался убивать некромантским взглядом людей с амулетами. Без амулетов и так могу, а с ними – удобно убивать именно в шлеме, его краем можно заслонить блеск амулета, чтобы он не мешал разглядеть средоточие энергии жертвы.

Меч и мизерикорд повесил на пояс, пусть будут. Потом меч сниму, положу в седельную сумку, в конюшне оставлю, чтобы не мешал. Небольшой кулачный щит – на седло, спереди, под левую руку. Там для него крепление есть.

Забрался на скакуна и отправился в академию. Учиться.

***

Первая лекция оказалась для меня тяжелой. Чуть не заснул от перегрузки информацией. История правящих домов цивилизованного человечества – это не фунт изюма.

Замучился конспектировать, кто кого породил, когда убил, с кем воевал, а с кем, наоборот, женился. Интересно, неужели местные студенты могут всё вот это вот воспринимать на слух и запомнить?

В качестве литературы преподаватель рекомендовал нам изучать гербовники Низотезии и соседних стран. Пообещал, что по результатам его курса мы должны будем на экзамене изобразить генеалогические деревья всех горных баронских родов.

Глупость вроде, но глупость полезная. Буду знать, кто из баронов в какой степени родства находится с моей Мишей или, например, с Гаммой и ее мужем, графом Омы. Или с герцогом Прибрежной марки. Родственные связи – это не просто отношения, это политика. Кто с кем породнился, тот тому и союзник на многие годы.

***

В столовой я поймал проходящего мимо парня, которого приметил раньше. Одного из магически сильных. Пригласил его сесть за мой стол. Тот согласился.

Парня звали Рудо. Он попал в группу к Бонифаксу.

У них уже прошло первое практическое занятие, мне было любопытно, чем они там занимались. Оказалось, пока ничего особого – магистр дал им кусок теории, а практика начнется позже, когда их сводят на кладбище. Нас тоже сводят, в одну из следующих ночей. Почему ночью? Так в темноте призраков видно лучше, и призыв ночью легче происходит, потому что холодает.

– Слушай, а почему ты один ходишь? – поинтересовался я. – Другие вон стаями держатся.

Парень помялся.

– Так они городские или из замков, а я деревенский. Меня мать-ведьма растила в глуши. Я ни говорить правильно не умел, ни одеться.

– А то, что твоя мать в глуши жила, потому что она сильная ведьма и ей в замках и городах душно находиться, – ты знаешь?

– Знаю, конечно.

– А что сам ты один из самых сильных магов на курсе?

– Не, такого мне не говорили. Нам вообще о магии в школе ничего не говорили. И пробовать запрещали, чтобы по дурости кого-нибудь не убили.

– Вот теперь я тебе говорю – ты один из самых магически сильных на нашем курсе студентов.

Парень вздохнул. Потом пояснил:

– А толку? Одной силой сыт не будешь. Чтобы хорошее место получить, нужны знакомства. Потому парни и крутятся вокруг тех, кому отцы помогают. А я своего отца даже не знаю.

Рудо мне понравился. Без тараканов в голове, адекватный, скромный. Симпатичный, в общем, парень. Я предложил ему держаться вместе. Может он мне чем-то пригодится, может, я ему помогу. В конце концов, у меня большие планы, а для больших планов нужны проверенные люди.

***

После обеда наша группа отправилась к магистру Бунду. На первое практическое занятие.

– Самая маленькая группа? – вспомнил он, когда мы вдесятером вошли в его кабинет. – Раньше магистр Петор не капризничал так, учил всех, кто хотел к нему в группу. Стареет. Ладно, так даже лучше. Идемте.

Мы гуськом двинулись за преподавателем. Тот повел нас к лестнице, а потом – вниз, в подвал. По дороге объяснил:

– Первые занятия мы будем проводить в подвале, в темноте. Во-первых, вам так легче будет научиться видеть энергию, во-вторых – мы там подопытных держим.

У двери подвала стоял столик, на нем – горящая лампада, семисвечник и короб с дешевыми свечами, сделанными из веревочек, толсто обмазанных каким-то жиром. От лампады магистр зажег свечи в канделябре и повел нас дальше, вниз. По узкой кирпичной лестнице с высокими ступенями, посередине которых ногами посетителей за столетия существования академии были вытоптаны глубокие ложбинки.

Еще одна тяжелая дверь, и нам в лицо пахнуло нечистотами.

Впереди был темный коридор, семисвечник магистра освещал только его начало. По сторонам виднелись закрытые решетками дверные проемы. За ними кто-то завозился, заныл, застонал. Там находились люди.

Бунд распределил нас по коридору, чтобы каждый студент стоял перед дверью в камеру. Пока он был рядом, я в свете канделябра успел заметить, что за решеткой ворочается на лавке крупный мужчина с изуродованным лицом. Похоже, недавно ему на щеках и лбу вырезали слово «Тать». Так издавна клеймили разбойников и убийц. И еще ноздри ему порвали.

– К решеткам не приближайтесь, некоторые из подопытных – буйные. Теперь слушайте задачу, – магистр вернулся в торец коридора и уселся на стоявшую там табуретку. – Вы сейчас в темноте должны увидеть свечение энергии подопытных. Когда увидите – постарайтесь его оборвать, чтобы они умерли. У кого получится – тот пусть мне говорит. Не получится – будете тут торчать, пока не прозреете.

– А у меня в камере точно кто-то есть? Я никого не слышу! – пожаловался один из парней.

– Точно, точно. Старайся лучше.

Я посмотрел внутрь камеры. Я уже неплохо наловчился видеть энергии, помогли тренировки, которыми я занимался раньше, пытаясь повысить свои шансы на выживание. В камере, в углу, затих мой подопытный. Как испуганное животное. Надеялся, что если он замер неподвижно, мне его будет сложнее заметить, и он проживет лишний день.

– Магистр, я уже убивал людей, и в темноте, и при свете. И животных убивал. И с амулетами на шее – тоже. Давайте сэкономим подопытного? – предложил я.

– Что, сэр студент, серьезно убивал? И много?

– Некромантией? Больше полусотни, но меньше сотни. Это если людей. И кур и цыплят – примерно столько же.

– А кур-то зачем?

– Тренировался. Торговка на рынке цыплятам на шею амулеты вешала, и отпускала в загон, они бегали там, а я тренировался их убивать.

– О как! Да ты затейник! Ну, если так – убивай своего подопытного и иди к магистру Петору, он должен быть свободен сейчас. Пусть он тебе найдет полезное занятие. Скажи, в следующий месяц тебе на моих уроках делать нечего, пусть лучше займется с тобой начертанием, что ли.

Я выключил энергию у подопытного. Уже привычное ощущение оборванной струны, шорох тела, сползающего по стене на пол.

– Сделал.

Магистр подошел, проверил. И выгнал меня из подвала, дав одну свечу, чтобы я ноги себе не переломал на лестнице.

***

В коридорах академии было пусто и тихо. Издалека, со стороны лекционных залов, доносился монотонный голос преподавателя. Наверное, двери оставили открытыми, вот и слышно.

Подошвы моих сапог тихо постукивали по плитам пола.

По дороге я проходил мимо кабинетов, в которых шли занятия, через двери долетали обрывки слов преподавателей.

Вот и кабинет магистра Петора.

Прислушался – внутри тихо. Из вежливости стукнул костяшками пальцев негромко в дверь и открыл ее. Магистр дремал, сидя на своем кресле с приоткрытым ртом. Я постучал в створку двери погромче. Старик дернул головой, проснулся.

– Магистр, меня прислал магистр Бунд.

– Чего тебе?

– Я уже умею видеть энергию и убивать, он сказал, что в следующий месяц мне нечего делать на его занятиях. Сказал, попросить, чтобы ты придумал мне полезное дело. Например, начертанием заняться.

Магистр провел рукой по лицу, смахивая остатки сна.

– Говоришь, полезное занятие тебе придумать? Ну что ж, прав Бунд. Если ты уже обогнал группу в способности видеть, тогда попробуй опередить их в начертании. Особого таланта в тебе к рисованию нету, но старательный труд сделает из тебя студента, к амулету которого можно подойти без риска умереть.

Магистр встал с кресла. Заглянул в шкаф. Потом в другой. Вытащил из него плетеный короб и стал в нем копаться.

– Вот! – добыл он сундучок.

– Смотри, – поставил он его на стол и открыл. – Это старый набор для учебы начертанию. Сейчас такие не используют, а зря. Очень хорошо руку ставит.

Вытащил из сундука стекло с нарисованным на нем символом. Положил его на подставку, снизу которой находилось зеркало, отрегулировал его, чтобы свет из окна подсвечивал стекло снизу.

– В первой стопке – самые простые символы. Берешь один образец, устанавливаешь в держатель рисунком кверху. Рисунок вытравлен на стекле. Ты пальцем почувствуешь шершавую канавку. Проводишь по рисунку триста раз пальцем. Рука запоминает его. Потом кладешь поверх стекла с символом второе, матовое и гладкое, и уже по нему пальцем символ обводишь. Смотришь внимательно, следишь, чтобы не ошибиться. Потом на стекле, на просвет, обводишь символ мелком. Обводишь, сравниваешь свой рисунок с образцом, стираешь, опять обводишь. Триста раз. Есть у тебя мелки для начертания?

– Есть, – я закупился принадлежностями с запасом, в том числе и тонкими мягкими стержнями, больше похожими на пастель, которой рисуют художники.

– Вот и рисуй, пока не станет получаться точное совпадение. Не торопись, в этом деле важна точность, а не скорость. Скорость потом наработаешь. Садись в уголок, и рисуй. Закончишь тренироваться – кладешь матовое стекло на стол, рисуешь символ уже без образца. Потом сравниваешь. Если совпадает с образцом – всё получилось, ты молодец. Не совпадает – повторяешь всё с самого начала, пока не получится. Отработаешь первый символ – покажешь мне.

С этими словами старик уселся в свое кресло, недолго почитал какую-то книгу, потом откинул голову затылком на высокую спинку кресла – заснул.

А я стал медленно и аккуратно обводить пальцем символ, похожий на широкую дугу, чуть загнутую на концах. Триста раз…

***

На следующий день во время обеда я в столовой догнал парня из нашей группы. Того, который отличился на распределении, быстро и точно нарисовав загогулину, предложенную магистром Петором в качестве теста.

Парня звали Боно. Я предложил сесть вместе и поболтать. Потом к нам присоединился Рудо.

Я поинтересовался у Боно, какие у группы успехи в убийстве узников академического подвала. Оказалось, никто кроме меня никого убить не смог. Даже разглядеть свечение энергии мало у кого получается. Так что в следующий раз группа будет тренироваться рассматривать энергию. И только когда это будет получаться у всех, магистр Бунд обещал убить кого-то из подопытных, чтобы студенты смогли рассмотреть процесс отключения энергии в момент смерти. После этого научиться убивать будет проще.

У меня сложилось впечатление, что мое зрение работает как-то проще и лучше, чем у большинства парней. Мне не составило труда самостоятельно увидеть энергию человека в ночной темноте. Может, сказывается земная привычка получать через зрение большой поток информации. Вроде есть такой медицинский факт, что у современных детей даже зрительные доли мозга растут быстрее, чем раньше, до появления телевизора в каждом доме.

Я, в ответ на вопросы Боно, рассказал, какие магистр Петор дал мне упражнения для постановки руки для начертания.

Парни позавидовали.

Я уточнил, что упражнения эти чрезвычайно скучные и долгие, так что завидовать нечему. Я за первый день успел освоить только десяток самых базовых знаков, да и те придется время от времени повторять. На основные знаки уйдет не меньше месяца, а сколько там есть знаков и связок второго уровня, я могу только догадываться. Пакет стекол с картинками в сундучке очень большой.

– Ничего, – успокоил меня Боно. – Это как с мечом – первые стойки и удары даются тяжело, а потом всё легче и легче.

– С мечом у меня дела обстоят тоже не очень, – грустно вспомнил я.

Всех студентов в школе с детства учили владеть мечом, как будущих дворян. А меня только господин Фрекко потренировал в течение месяца, пока я жил во дворце герцога, – вот и весь мой опыт.

Правда, физически я сильнее и выносливее других студентов. Вряд ли им, как охотнику Тимосу, приходилось каждый день пробегать несколько десятков километров или в одиночку снимать шкуру с медведя или бизона, а потом тащить ее домой и обрабатывать. Да хоть бы и с оленя – знаете, сколько весит сырая шкура крупного оленя? Несколько десятков килограммов. А сам олень, которого надо при свежевании ворочать? Или зимой на снегоступах обходить ловушки для куниц – тоже развлечение не для слабых, километров двадцать по снегу каждый день. Так что я сильнее и выносливее большинства парней, да… Но выносливость и сила вряд ли мне помогут в бою на мечах против умелого бойца.

3. Суровый студенческий быт

В тот день после обеда у нас была назначена тренировка с оружием.

Тренер, крепкий пожилой дядька из горцев, не имеющий магического дара, выстроил нашу маленькую группу на площадке под широким навесом, который защищал нас от мелкой осенней мороси и слякоти под ногами. Оглядел нас.

– Ну, давайте будем пробовать, что вы умеете. Всем взять у стойки деревянные мечи и кинжалы.

«Мечи» представляли собой тяжелые палки с гардой и скругленным концом. Как и кинжалы, только длиной отличались.

– Рыцарь Лесной выходи первым. Я слышал, тебе титул дали за боевые заслуги? Целый отряд уничтожил?

– Да. Только я их не мечом уничтожал, – честно признался я.

– Бой!

Я сумел отразить первый удар, принять его на кинжал, и даже ткнуть мечом в сторону противника. Для меня это было уже неплохо.

Тренер увел мой меч в сторону, пнул меня ногой в туловище, откинул назад, но я устоял на ногах. Тут же он сильно ударил сверху мечом, я подставил свой, и… получил удар кинжалом в ребра. Было больно – брони никакой на нас не было.

Глядя на мое поморщившееся лицо, тренер спросил:

– Что, сэр рыцарь, не привык получать удары?

– Я вообще не привык лезть в драку с более сильным противником его оружием.

– Так противник ведь не спрашивает, когда и каким оружием драться.

– Поэтому я предпочитаю нападать первым, когда это удобно мне, а не противнику.

– И как бы ты на меня напал?

– Я бы тебя просто застрелил из лука. Из засады. Со спины, чтобы мечом не отмахнулся, – я был очень зол, он мне чуть ребра не сломал.

Тренер довольно загоготал:

– Вот! Слушайте умную мысль. Не важно, как вы владеете мечом. Не важно, как владеет мечом ваш противник. В реальном бою побеждает тот, кто правильно выберет место, время и оружие для боя. А лучше всего бить в спину. Хорошее владение разными видами оружия даст вам больше возможностей. Поэтому кроме меча вы будете учиться бою с копьем, арбалетом и алебардой.

Я порадовался – с мечом я вряд ли смогу быстро догнать группу, а вот в стрельбе из арбалета окажусь вне конкуренции.

***

Тренер проверил навыки остальных студентов. Они оказались на высоте. Некоторые парни сражались с преподавателем почти на равных.

Это было не удивительно: некроманты – прежде всего боевые маги, а полагаться в бою только на магические умения нельзя – приходится и мечом помахать, и щитом прикрыться. Так-то некромант может убить любое количество людей, но только людей без защиты. А если на них есть амулеты – всё становится сложнее, требует применений форм, а те требуют времени и могут вычерпать запас сил. В общем, ситуации бывают всякими, с мечом и магией выжить гораздо больше шансов, чем с одной магией.

После проверки тренер разбил нас на пары и каждой паре дал задание. Мне достался неуклюжий парень, самый слабый боец группы. Нам нужно было отрабатывать простые удары и блоки.

– Тренер, а почему мы тренируемся без брони? – поинтересовался Боно, который оказался одним из самых сильных мечников в группе.

– Вы сейчас потому без брони, что в пьяных поединках и дуэлях гибнет больше дворян, чем на войне. А на пирах и в кабаках вы будете без брони. Но не переживайте, сражаться в броне я вас тоже буду учить. И в полной броне, и в одной кольчуге. И уязвимые места доспехов покажу.

Занятие прошло весело. Свежий воздух, приятная компания, умеренная физическая нагрузка – что может быть лучше для молодого организма?

***

К концу занятия к нам подошла секретарь декана, укутанная в плотный плащ с капюшоном.

– Здравствуйте, парни, – ведьма приветливо помахала ручкой. – У меня для вас объявление. Сегодня после заката ваша группа идет на кладбище с магистром Бонифаксом. Будете там практиковаться работать с душами.

Я заволновался. Неожиданно это. Дома меня будет ждать Миша, если не приду вовремя – испугается. Надо сообщить.

Сразу после занятия я метнулся к конюшне, поймал там мальчишку, помощника конюха.

– Нужно сбегать в город, записку отнести мне домой, что не приду этой ночью ночевать.

– Так поздно же, до темноты не успею вернуться.

– Можешь в моем особняке остаться на ночь. Там накормят, спать в тепле уложат. И монетку заработаешь, – я показал ему медную денежку в одну «стрелу».

– Пять стрел! – пожадничал мелкий паршивец.

– Две стрелы, ужин и ночлег.

– Пять!

– А если я сейчас конюха попрошу, он тебе прикажет сбегать и вообще ничего не даст, а денежку себе оставит.

Согласился.

Я достал из сумки пергамент и чернильницу-непроливайку, написал записку для Миши. Даже оттиск своего гербового перстня сделал рядом с подписью.

Отправил мальчишку, а сам побрел на ужин в столовую, а потом – в общежитие.

***

В общежитии я был в прошлый раз в день подписания бумаг о моем зачислении на учебу. Я зашел, управляющая показала мне комнату и кровать, выдала тюфяк, набитую сеном подушку и постель.

Другие студенты приехали и вселились раньше меня, так что кровать мне досталась неудобная – прямо у окна. Окно не застекленное, тут еще не умеют делать большие прозрачные стекла. Большинство окон – просто проемы, которые в холодное время закрывают дощатыми ставнями и шторами. Нередко в помещениях и вовсе окон не делают, так теплее, а освещать и свечами можно. В комнатах богатых господ модно ставить витражи из небольших фигурных кусков мутного цветного стекла, вставленного в массивные свинцовые переплеты. Для большей яркости и четкости мелкие детали на витражах раскрашивают эмалью. Даже «лунного стекла» – круглых мутных дисков, сплющенных из пузырей, сделанных стеклодувом, тут еще не научились делать.

Строение, в котором поселили наш курс, по сути было бараком. Хотя нет, оно даже до барака не дотягивало. Потому что барак – это малоэтажное быстровозводимое строение с удобствами в коридоре. А тут удобства были прямо под кроватями. Да-да, каждому жильцу полагалась ночная ваза, таз и кувшин для воды с длинным носиком, хочешь – умывайся, хочешь – зад мой.

Из общих удобств в общежитии была только кухня, где можно было погреться, постирать, набрать воды: холодной – из бочки, которую наполнял сын управляющей, или горячей – из чана, вмурованного в печь. Еще можно было разогреть на печи какую-то пищу или закипятить травяной чай, какао или взвар из фруктов. Готовить тут смысла не было – кормили всех в столовой, бесплатно. Для тех, кто проголодается ночью, тут стоял столик, на нем – корзинки с сушеными фруктами, несладкими плюшками. Молоко, масло и сметана хранилось в шкафчике, который сохранял продукты от порчи.

В комнатах селили по восемь человек. Получалось тесно – почти вся комната плотно заставлена кроватями, табуретами и тумбочками, проходы между кроватями узкие, только угол рядом с камином свободен, там стол стоит, шкафы для одежды, полки для всякой всячины.

В прошлое посещение общежития из соседей по комнате я видел только двоих, сказал им, что жить постоянно не планирую, может, буду иногда ночевать. Бросил постель на свою кровать и ушел, торопился я тогда.

И вот теперь я собирался пересидеть в общежитие немного времени до заката, заодно на соседей поглядеть.

***

Кухня располагалась прямо напротив входа в строение. Там у печи суетилась управляющая, я кивнул ей, проходя мимо.

Когда я открыл дверь своей комнаты, мне в нос ударил мощный дух горячего вина, к которому подмешивались запахи чеснока, давно немытых тел, испражнений и горелого сала.

Неверный свет, который давали огонь из небольшого камина и от нескольких тонких жировых свечей, оставлял комнату почти темной.

Когда мои глаза адаптировались, я обалдел.

Тут собрались почти все жильцы.

Один сидел на ночной вазе. Дело обычное, тут это занятие не считают нужным скрывать.

Второй стоял у камина, задрав нижнюю рубашку до груди. Спущенные до башмаков чулки открывали его волосатые бедра. Перед ним на коленях стоял еще один парень и ублажал своего товарища орально.

Остальные сидели рядом, перед камином, грелись и потягивали горячий глинтвейн из глиняных кружек. Котелок с напитком стоял на каминной полке.

Я на секунду замер, уставившись на происходящее, потом перевел взгляд на свою кровать.

– Вы совсем страх потеряли, овцелюбы! – взбесило меня то, что я там увидел.

Моим тюфяком закрыли проем окна. Не просто закрыли – его прямо насквозь приколотили двумя колышками к рассохшейся щелястой ставне. Теперь тюфяк был безнадежно испорченным – дырявым, промерзшим, еще и мокрым от натекшей через щели на подоконник воды. Одеяло и подушка отсутствовали. Постель небрежно сбросили на пол. А на кровати стоял чей-то сундук.

– Кто?! – я обвел взглядом соседей.

– Я уберу сундук! – испугался один из парней.

– Ты, новичок, веди себя потише, – встал другой, в красном расстегнутом кафтане и голубых шортах с прорезями, через которые видна ярко-лимонная подкладка. – Тут не дворец, твой титул никого не интересует. Мы думали, ты тут всё равно не живешь, а нам тесно и в окно дует, вот и применили с пользой твои вещички.

Его пренебрежительный самоуверенный тон меня окончательно взбесил.

Я, ни слова не говоря, сделал шаг вперед и провел прямой удар ему в челюсть. Тут же добавил правый боковой. Парень удары пропустил, полетел на пол. Они тут все обучены бою с оружием и подсознательно ожидают, что первый удар будет с правой руки, мечом. А я на Земле в детстве боксом занимался, рука у меня была поставлена, и удары получились очень даже неплохо. Вот почему, когда нужно действовать, не раздумывая, из глубин памяти всплывает то, к чему привык в детстве? Хорошо, я в перчатках из мягкой оленьей кожи, а то повредил бы костяшки пальцев, бил я сильно, от души.

Парни испуганно подхватились. Даже тот, который получал оральное удовольствие, отшатнулся и замер в растерянности. Его достоинство стремительно сдувалось.

Жертва моих ударов закопошился на полу, тяжело встал, схватил табурет, набычился. Остальные тоже начали вооружаться тем, что под руку попало.

Я вытащил мизерикорд.

– А теперь замерли, щенки. Вы привыкли считать, что вы лучше других, но пока вы обычные простаки, ваш статус равен статусу мастера или солдата. Титулы вам присвоят только через пять лет. А я уже титулованный рыцарь. Теперь, если тут есть кто-то с мозгами, пусть скажет, что будет, если я кого-то из вас заколю за оскорбление моего достоинства, – я многозначительно покачал четырехгранным острием мизерикорда, длинным, сантиметров двадцать пять от игольчатого конца до небольшой круглой гарды.

– Ничего не будет. А если оскорбление не доказано, то виру в пару серебряных рублей назначат, – парень, перед этим делавший минет, вытер губы и просветил всех в тонкостях права.

– Вот! Вас тут пятеро. Я могу себе позволить потратить десять рублей. А вас, если вы меня убьете, будут пытать, а потом повесят. Так что все встали смирно и опустили табуреты и кувшины.

Студенты послушались. Избитый выплюнул пару зубов и вытирал кровь, льющуюся из носа. Похоже, что-то я ему сломал, слишком много крови.

– А теперь все дружно исправляют то, что натворили. Владелец сундука убирает его с моей кровати. Тот, кто спер мои одеяло и подушку, возвращает их, и возвращает чистыми. Тот, кто придумал мой тюфяк на окно приколотить – рысью бежит к управляющей и выпрашивает у нее новый. И чистую постель.

– Ты пожалеешь, – пробормотал избитый. – Знаешь, кто мой отец?

– Не знаю. И мне это малоинтересно.

Я сделал паузу, потом уже спокойно объяснил:

– Вы привыкли жить в замкнутой среде. В школе вам говорили, что вы особенные, что некроманты лучше других, вы со временем станете некромантами, и значит – вы тоже лучше других. А если ваш отец сидит на хорошей должности, вы и вовсе родились на вершине мира.

Так вот, вам говорили не всю правду. Вы важнее крестьян. Со временем станете важнее горожан и простых солдат. Но это время еще не настало. И вы никогда не встанете на один уровень с аристократами. Потому что у каждого из аристократов кто-то из предков совершил что-то особенное, повел за собой людей, захватил власть и землю, а прямая линия его потомства сохранила свое положение в борьбе с другими претендентами.

Кстати, я, как опекун благородный леди, баронессы Зеленой Долины, временно равен по статусу баронам. Добавлю, что я лично знаком с герцогом и всей его семьей, включая наследника, графа Омского, а графиня Омы мне обязана. Учитывайте это, когда будете жаловаться своим папочкам.

Добро пожаловать во взрослый мир, засранцы!

***

Соседи забегали, приводя в порядок мое спальное место.

– Может, сэр желает расслабиться? – подошел ко мне местный специалист по оральным утехам.

– Нет, не интересует. И в будущем в моем присутствии этим не занимайтесь. Если не терпится – в парк идите или еще куда. Здесь не бордель.

Из-за всей этой суеты времени на отдых почти не осталось.

Я только прилег минут на пятнадцать, чтобы распрямить кости, и уже вечерний колокол брякает – ворота академии закрывают, пора идти на кладбище, к магистру Бонифаксу.

Зато с соседями по комнате познакомился.

***

На улице осенний мелкий дождик перешел в мокрый снег. Под ногами на мощеных дорожках хлюпала вода. Темно, еле видно камни под ногами. Впереди свет свечного фонаря виднеется. Мне туда.

Я надвинул глубже капюшон плаща. Под ним надета круглая вязаная шапочка, сделанная для меня Вилей. Такие шапочки мы продавали дворянам из герцогского дворца по рублю за штуку. Эксклюзив же. И удобно – вот под капюшоном, например, она не мешает. И под шлемом. А тюрбан, намотанный на голову, или берет – мешали бы.

Я подошел к боковой калитке, перекрывающей проход сквозь толстую стену. Кладбище помещалось не во дворе академии, огороженном крепостной стеной, а рядом. Впрочем, оно тоже было огорожено трехметровым кирпичным забором, так что посторонние туда попасть не могли. А результаты экспериментов студентов не смогли бы разбежаться.

У калитки уже ждали магистр Бонифакс с фонарем и несколько студентов из нашей группы. Потом подтянулись остальные.

– Все пришли? – магистр пересчитал нас по головам. – Вроде все. Ну, идемте.

***

На кладбище он выстроил нас у свежей могилы.

– Здесь похоронен один из подопытных, которого использовали при обучении. Здесь вообще большинство могил – могилы подопытных. Студенты еще изредка погибают, их тоже тут хоронят.

Я слушал, искренне не понимая, зачем нас вообще потащили ночью на кладбище. Когда я присутствовал при призыве души старым некромантом в графстве Ома, тот просто в темном кабинете это делал. Темнота важна, чтобы лучше было видно душу, а дождь, холод и грязь – зачем вот это вот всё?

– Теперь вы возьмете лопаты и выроете труп. Он почти свежий, вам понравится.

– Магистр, а зачем? – не выдержал я. – Неужели у вас не осталось пряди его волос или следа биологических жидкостей?

– Объясняю. Вы ничтожества. Жалкие зародыши магов. Вы не только ничего не умеете, но и не хотите трудиться. Многие не готовы запачкать свои ручонки. Труд некроманта часто связан с грязью, кровью и гнилью. Привыкайте к этому. Кто не готов копаться в грязи и боится гнилого мяса, не сможет стать настоящим профессионалом. Я научу вас не бояться трудностей, сморчки.

Что-то мне это напомнило…

…старые американские фильмы о военных, еще времен вьетнамской войны. Там часто показывали, как какой-нибудь тупой вояка-сержант, с бритым затылком и гипертрофированными мышцами, всячески гнобит новобранцев, обзывая их по-всякому и заставляя ползать в грязи. Считалось, что это готовит солдат к будущим трудностям. Оказалось – ерунда всё это, после эпического провала во Вьетнаме американцы начали пересматривать концепцию, и допересматривались до полной толерантности. А воевать у них так и не получилось научиться, да… Наверное, чтобы успешно воевать, надо учиться воевать, а если учиться терпеть унижения – то научишься терпеть унижения. Как-то так это работает.

Так что подход магистра у меня доверия не вызвал. Нет, иногда, наверное, приходится некромантам и в земле покопаться, и с несвежим трупом поработать. И это надо уметь, а значит – надо попробовать. Но вот оскорбления тут явно лишние, это он свои психологические комплексы тешит. Да и ладно, пускай. Мне плевать на мнение вот этого конкретного магистра, так что он может обзывать меня как угодно, на мою самооценку это не влияет, вот вообще никак.

Я одним из первых взял лопату, деревянную, окованную по краю узкой полосой мягкого железа, и начал копать. Остальные студенты присоединились.

Что тут сказать? Копать деревянной лопатой – удовольствие так себе. Даже если копать надо могилу, почва на которой еще не успела слежаться.

Когда мы немного углубились, стали меняться, по очереди двое копали в яме, остальные оставались наверху.

Вокруг темно, в могиле совсем темно, свят пары свечных фонарей туда почти не попадает, сверху падает снег, снизу хлюпает вода и чавкает грязь… Извращение какое-то. И над всем этим сквозь облака мутными пятнами просвечивают две луны.

Испачкались все по уши землей и рыжей глиной. Знал бы – переоделся бы в бесплатную одежду, которую в академии студентам выдают. Я человек запасливый, я ее при поступлении получил и в тумбочке оставил.

Наконец – докопались до трупа. Труп оказался завернут в саван, без гроба.

– Уберите землю с головы, – начал командовать магистр. – Теперь разрежьте на голове саван. Нет ножа? Значит, разматывайте или рвите!

Я бросил парням свой кинжал, режущей кромки на моем мизерикорде нет, но хоть проткнуть и разорвать тряпки можно.