Вулкан страстей наивной незабудки Донцова Дарья
– Письмо напечатано на принтере? – уточнила Аня.
Крапивин показал всем листок.
– От руки написано.
Александр Викторович взял у Валерия послание.
– Текст без единой помарки. Скорей всего, переписан с черновика. Карина, у вас есть образец почерка Гортензии?
– Не сомневайтесь, это она писала, – уточнила подруга, – хотя вы можете проверить. У Галины Сергеевны хранится много школьных тетрадей Горти. Но я узнаю руку подруги, так тщательно, как она, давно уже никто буквы не выводит.
– Просто каллиграфия, – отметил Иван Никифорович. – Гортензия пользовалась чернилами и пером. Нажим, волосяная линия… Красивая кропотливая работа.
Я покосилась на босса. Иван увлекается каллиграфией, у него большая коллекция перьевых авторучек. На прошлый день рождения я преподнесла ему роскошное стило, но оно взорвалось[1].
– Хочется узнать подробности ухода Горти, – продолжал Иван.
Карина выпила залпом остывший чай.
– В день исчезновения Горти якобы пошла вечером ко мне в гости. А я ничего не знала, задержалась в тот день на работе. Галина Сергеевна мне позвонила со словами: «Кара, почему к домашнему телефону не подходишь? Чем вы там занимаетесь? Уже полдевятого, пусть Гортензия возвращается, я встречу ее у твоего подъезда. Вели ей мобильный включить. Почему она его вырубила?» Я стоматолог, объяснила ей, что нахожусь на приеме, у меня в кресле больной с пульпитом. Горти сегодня не видела. Галина запаниковала и отсоединилась. Через минут десять опять позвонила.
Карина махнула рукой.
– Я помчалась к ней сразу, как только отпустила пациента. Нашла Галину Сергеевну в полной панике, плачет, кричит, я ничего не понимаю, речь у нее невнятная. С большим трудом ее успокоила и узнала, как события развивались. Галина Сергеевна, обнаружив, что Горти куда-то ушла, бросилась в комнату дочери и нашла там это послание. Утром мы ни свет ни заря были в полиции, Галина Сергеевна прорвалась к начальнику, показала этот листок…
Карина посмотрела на Ивана Никифоровича.
– Понимаю, – кивнул тот, – сам бы сказал: «Гортензии почти тридцать натикало, она имеет право на личную жизнь».
– Вот, вот, – согласилась Кара, – полицейский раз пять повторил: «Состава преступления не вижу. Это не похищение, а добровольный уход». А потом попросту вытурил нас из кабинета. Я знала, что он так отреагирует. Гортензия в своем письме четко указала: ухожу, хочу жить самостоятельно. Я пыталась отговорить маму Галю от похода в полицию, но она словно обезумела, поэтому я решила: пусть походит по кабинетам, услышит, что другие люди говорят, и слегка успокоится. Галина Сергеевна плакала всю дорогу, дома я уложила ее в постель. Но через час пришлось вызвать «Скорую», ее увезли в больницу с гипертоническим кризом. В клинике маму Галю продержали две недели, а когда она поправилась, пришла открытка.
Карина достала из сумки конверт и протянула его мне. Я разглядывала самую обычную почтовую открытку, с одной ее стороны было фото: горы, море, синее небо с облаками. Понять, где сделан снимок, не представлялось возможным, похожие пейзажи есть во многих странах: Греции, Франции, Испании, Таиланде, Индии… Полно мест на земле, где есть море-океан, каменная гряда и небо. Послание было предельно лаконичным: «Все хорошо. Горти».
– Интересно, – пробормотала Аня.
– Открыток было восемь, – продолжила Карина, – по одной в месяц, включая апрель. Приходят они второго числа. Текст почти всегда одинаковый: «Все хорошо. Горти». Лишь два раза беглянка отступила от правил.
Кара положила перед Аней тоненькую стопочку почтовых отправлений. Попова начала их перебирать.
– «С днем рождения, мама. Горти», «С Новым годом, мама. Горти». Нельзя назвать автора посланий графоманкой.
Я взяла у Анны открыки, стала их рассматривать и одновременно задала вопрос:
– По какой причине вы к нам пришли? Судя по письму, ваша лучшая подруга взбунтовалась. Галина Сергеевна сильно давила на дочь, и у той в конце концов сорвало резьбу. Младшая Моисеенко не желает общаться со старшей. Неприятная история, но Гортензия имеет право сама решать свою судьбу. Почтовые открытки свидетельствуют о ее неплохом отношении к матери, вероятно, когда-нибудь, устроив свою личную жизнь, Горти восстановит связь с ней. Но сейчас она этого явно не хочет. Я подчиняюсь вышестоящему руководству, мне приказано искать Гортензию. Возможно, мы выясним, где она живет. Но, Карина, станет ли ваша подруга счастливее, когда ее убежище обнаружится?
Эдита потянулась к одной открытке, взяла ее, потом уставилась в компьютер.
– Я пыталась втолковать Галине Сергеевне, что дочь нужно оставить в покое, ведь она жива, – пробормотала Кара, – надо подождать, пока Горти сама вернется. Галина Сергеевна меня слушать не хотела. Она начала поиски. В полиции, как вы знаете, ее слушать не стали. А вот частные детективы охотно брались за работу, но, к сожалению, они все оказались шарлатанами. Мать моей подруги, слава богу, после обращения к третьему сыщику поняла, что от доморощенных Шерлоков Холмсов толка нет, и перестала к ним бегать. И что у нас получилось? Август-сентябрь мама Галя болела, в сентябре она стала искать частника. В октябре наняла одного, тот изображал деятельность до декабря, деньги брал, но ничего не делал. В январе Галина Сергеевна наняла другого сыщика, который в начале февраля заявил, что ему надо платить больше. Я уговорила Моисеенко от него отказаться, она нашла третьего. Тот «работал» до марта, взял деньги и смылся, не дав никакой информации. В апреле Галина Сергеевна, получив очередную открытку, пробормотала:
– Горти жива, это главное. Наверное, Кара, ты права. Я слишком давила на дочь, всегда считала ее наивной незабудкой, которую всякий обидит. Гортензия поживет одна, соскучится и приедет. Если я найду ее, это окончательно разрушит наши отношения. Все. Забудем про детективов, они все жулики.
Я не поверила своим ушам. Мама Галя наконец-то произнесла разумные слова. В апреле она не затевала поиски, вроде успокоилась. А в мае не пришла очередная открытка, и Галина Сергеевна снова впала в панику. Я попробовала убедить ее, что послание элементарно могли потерять на почте, но она не желала слушать разумные доводы, твердила: «Горти похищена». Я ей говорила: «Нет, у нее все отлично». Но Галина Сергеевна не успокаивалась. У нее есть несколько клиенток, остались еще с советских времен. Деньги Моисеенко теперь за раскидывание камней с них не берет, бабульки к ней приезжают, сначала гадают, потом чай пьют, болтают. Раз в три-четыре месяца встречаются. У одной дамы сын депутат, думаю, мама Галя его попросила найти настоящих сыщиков, не мошенников. Мне она ничего не сказала. В первый раз от меня что-то утаила. Ну да, она знала, как я к ее инициативе отношусь. С другой стороны, что я поделать могу? У мамы Гали денег лом, она имеет право тратить их куда пожелает, хоть сжечь. Мне не средств, пущенных на ветер, жаль, а ее здоровье. Вот она к вам одна прикатила, и что? Сейчас встать с дивана не может. Хорошо, меня водитель в курс дела ввел, и я сюда помчалась. С полной сумкой лекарств!
– У меня медикаментов целые шкафы, – заявила Буля. – Извините, дам вам совет. Покажите Галину Сергеевну хорошему доктору, мне кажется, у нее проблема с легкими. Я патологоанатом, но начинала как терапевт, правда, работала недолго.
– Вы прекрасный диагност, – заметила Карина, – да, она больна, но мы упорно лечимся и надеемся на лучшее.
– Горти знала, что мать нездорова, и все равно сбежала? – уточнила я.
– Нет, Галине Сергеевне стало плохо после ее ухода, думаю, стресс спровоцировал бурное развитие недуга, – пробормотала Кара. – Пожалуйста, скажите Моисеенко, что вы отказываетесь ей помочь. Что Горти не хочет возвращаться домой.
– Не могу этого сделать, – возразила я, – у меня приказ начальства заняться поисками.
– Думала, что вы тут самый крупный босс, – вздохнула Карина. – А как найти главного?
Я покосилась на Ивана, который сидел безучастно, словно разговор его совсем не касался.
– Передам ваше пожелание нашему шефу. Карина, в письме Гортензии есть фраза: «Мне совсем не нравится Игорь Глебович». Кто он?
– Жених, которого для Горти нашла Галина Сергеевна, – пояснила Хлебникова. – За несколько месяцев до побега дочери мать объявила, что ее любимой девочке пора выйти замуж. Зятя она, конечно, решила выбрать сама. Небось долго женихов изучала и остановилась на Игоре Глебовиче Клебанове. Я не понимала, чем он так понравился Галине. Обычный врач, звезд с неба не хватает. Мне она объяснила: «Я не становлюсь моложе, здоровье слабеет. Что будет с Горти, когда я умру? Она несамостоятельная. Ее надо отдать в хорошие руки. Игорь отличный вариант. Он сын моей старой знакомой, порядочный человек. Я в своей записной книжке порылась, когда о женихе задумалась, и поняла: вот он! Клебанов доктор, он от меня в наследство получит долю в клинике, станет хозяином. Гортензии Игорек понравится, а он ее полюбит, разве Горти можно не полюбить? Я уверена, что у них сложатся прекрасные отношения». Да только моя подружка, узнав, что затеяла мать, и познакомившись с потенциальным супругом, впала в панику.
– Кара! Он противный, с липкими руками. Не хочу даже сидеть рядом с ним. Пожалуйста, побеседуй с мамой, ты единственный человек, кого она слушает. Может, сумеешь ей втолковать, что я не желаю идти замуж за Клебанова. Он мне отвратителен.
Я отправилась к Галине Сергеевне, но та не изменила своих намерений.
– Семья не имеет никакого отношения к любви, это работа по построению крепкого союза, в котором хорошо всем: и мужу, и жене, и детям, и старикам. Нынешнее поколение глупостей в Интернете начиталось и давай кричать: секс главное, в личной жизни надо лишь удовольствие получать, если партнер вас не удовлетворяет, меняйте его на другого. Нет, дорогая, семья это труд, терпение, умение прощать. Нужно тщательно подходить к выбору спутника жизни, не хватать, как голодная собака, первый кусок со стола. То, что с краю лежит, определенно не лучшее. Игорь Глебович идеальный жених, уж поверь, я изучила его со всех сторон. Я не вечна. Настанет момент, и я уйду. Кто тогда о Горти позаботится? Она не приспособлена к жизни.
– И это правда, – раздалось от двери.
Я повернула голову, на пороге стояла Галина Сергеевна.
Глава 5
У меня звякнул мобильный, прилетело сообщение от Эди: «Попросите у нее последнее фото дочери».
– Гортензия отказалась от помолвки с Игорем, – продолжала Моисеенко. – Клебанов расстроился, он сразу влюбился в мою дочь. Игорь прекрасно воспитан, интеллигентен, образован, ни разу не был в браке, потому что он…
– …жуткая зануда, – пробурчала себе под нос Карина. – Когда мы у вас вместе чай пили, он разглагольствовал о правильном образе жизни, о том, что надо всем бросить пить, курить, есть мясо, изрекал азбучные истины: «Употребление табака приводит к раку легких. Алкоголь губит здоровье». Вещал это с таким видом, словно делал великие открытия, ораторствовал без умолку. Когда Горти потянулась за пирожным, схватил ее за руку: «Я бы этого не советовал. Очень жирный крем. Такая начинка пагубно влияет на печень». Похоже, у него замашки тирана, едва увидел женщину и тут же попытался управлять ею.
Галина Сергеевна укоризненно взглянула на названую дочь.
– Проявление элементарной заботы ты считаешь деспотизмом? Желание уберечь женщину от глупого поступка авторитарностью? Лично я называю такое поведение заботой. И Клебанов прав, пирожное с кремом не лучшая еда.
– Но ведь не в первые же дни знакомства давать советы невесте? – надулась Карина. – Игорь противный, когда я его увидела, никак не могла отделаться от ощущения, что у красавчика трусы и носки грязные! Хотя он был аккуратно одет и пах одеколоном.
Галина Сергеевна постучала пальцем по столу.
– Понятно теперь, чьи словечки Горти мне повторяла, когда отказалась от удачного замужества. Неужели тебе хотелось, чтобы подруга осталась одна?
По щекам Карины поползли красные пятна. Я решила вмешаться в разговор.
– Сердцу не прикажешь. Ваше желание устроить судьбу дочери могло стать побудительным мотивом к побегу. У вас, случайно, нет с собой фотографии Гортензии?
– Сердце должно слушать голос разума, а не бормотание глупости, – отрезала Галина. – Лучшие браки заключаются по расчету. Главное, чтобы расчет был правильным. Матери виднее, что нужно неразумной дочери. Да, естественно, у меня много снимков Горти с собой в телефоне.
– Вам не трудно дать мне трубку? – попросила Эдита. – Перекачаю изображение.
– Зачем? – бдительно поинтересовалась Моисеенко.
– Чтобы искать Горти, надо знать, как она выглядит, – улыбнулась Аня. – Хотя… можно посмотреть в соцсетях.
– Ее там нет, я уже проверила, – объявила Дита.
Галина протянула ей трубку.
– Моя дочь не пользовалась Интернетом.
– Почему? – искренне удивился Валерий.
– Я ей компьютер не купила, – сердито объяснила нервная мамаша, – не желала, чтобы моя чистая девочка видела грязь, все эти ужасные снимки и читала глупости.
Галина Сергеевна показала на ноутбук Эдиты.
– Я тоже не умею пользоваться адской машиной, но наслышана от своих клиенток, какой там ужас. Секс! Насилие!
– Ну, секс это не всегда ужас, – тихо сказал Валерий, – иногда даже вполне приятен.
Я толкнула парня под столом ногой, он мигом захлопнул рот. Мой телефон пискнул, прилетело сообщение от Эди.
– Ух ты! – помимо воли сказала я.
– Что? – мигом отреагировала Моисеенко. – Какая-то новость о Горти?
Я посмотрела на нее.
– Нет. Прежде чем мы начнем работу, вам понадобится заполнить разные бумаги. Договор, например. Потребуется описание одежды вашей дочери, в которой вы видели ее в последний раз, ее привычек, например, что она любит есть на обед? Можете поработать с нашим сотрудником?
– Да, – кивнула Галина. – Я не верю, что Горти сбежала! Ее украли, предварительно силой заставив написать прощальное письмо, а потом каждый месяц отправляли мне открытки.
Я подавила вздох. Конверт, по словам Карины, лежал на столе в комнате дочери. Горти якобы ушла в гости к Карине, пока Галина принимала душ, посторонних в квартире не было. Гортензию никто не уводил силой. Уж наверное бы девушка закричала и мать поняла: происходит что-то плохое. Только не говорите, что бедолагу усыпили уколом и утащили под плеск воды из душа. Как бы Гортензия тогда составила записку? Нет, она заранее написала послание, потом наврала про встречу с Кариной и сбежала.
Эдита встала.
– Галина Сергеевна, пойдемте в мой кабинет.
– Кара, вставай, – велела пожилая дама.
– Госпоже Хлебниковой лучше остаться, – распорядилась я.
Моисеенко спросила:
– Почему?
Я понизила голос:
– Часть вопросов, которые вам задаст Эдита, очень личные, настолько интимные, что вы не пожелаете давать на них ответ даже в присутствии той, кого считаете почти дочкой.
– Идите, Галина Сергеевна, одна, – отреагировала Карина.
Когда Моисеенко и Эдита скрылись в коридоре, Кара перегнулась через стол и схватила меня за руку.
– Вы уже что-то узнали? Кто-то сбросил удивившее вас сообщение, и потому вы под благовидным предлогом удалили из комнаты Галину?
– Простите, Карина, вам это будет неприятно. Но мы должны показать вам снимок тела, при котором найдена кредитка на имя Гортензии Валентиновны Моисеенко, – сказала я.
– Боже, – прошептала Кара, бледнея. – Ну нет же! Пожалуйста! Не хочу смотреть.
– Надо, чтобы кто-то опознал труп, – подключился к беседе Ватагин, – если вы откажетесь, придется это сделать Галине Сергеевне.
– О нет! – еще сильнее испугалась Карина. – Она не вынесет известия о смерти дочери. Но зачем вам опознание? Документ же есть! В нем фото.
– Нет, – возразила Эдя, – это пластиковая карточка, они без снимков. Необходимо удостовериться, что найденное тело на самом деле Гортензия.
– Понимаю, это очень тяжелая процедура, – вновь заговорил психолог, – но, подумайте, каково придется бедной матери, если она увидит труп Горти.
– Хорошо, – прошептала Кара, – давайте.
– Валера, поверните ноутбук Эдиты экраном к Карине, – попросила я.
Крапивин выполнил мою просьбу. Некоторое время Кара рассматривала изображение, затем закрыла глаза ладонью.
– Это не Гортензия.
– Вы уверены? – уточнила я. – После смерти внешность человека иногда меняется.
– Она всегда меняется, – неожиданно заметила Буль, – душа улетает к Богу, на земле остается смертная оболочка. Естественно, лицо другим становится, пустым.
Меня не удивили слова эксперта, многие врачи и патологоанатомы верят в Бога. Глеб Валерьянович, сотрудник моей прежней бригады, каждое воскресенье в девять утра стоит на литургии. А однажды я случайно увидела программу с участием Натальи Петровны Бехтеревой, академика, научного руководителя Института мозга человека, крупнейшего нейрофизиолога, чьи труды изучают во всем мире. Молодой журналист, задававший ученой вопросы, в какой-то момент бросил фразу:
– Но вы-то точно знаете, что никого там на небе нет.
Героиня программы вежливо ответила:
– Ну что вы, я-то точно знаю, Бог есть, наш Господь милостив и человеколюбив, только поэтому мы до сих пор еще и населяем Землю.
Карина резко выдохнула.
– Я врач, видела трупы, не боюсь их. Боялась опознать тело лучшей подруги, но взяла себя в руки. Да, я уверена, что на снимке другая женщина. Трудно судить по компьютеру, но, думаю, она примерно того же возраста, что и Гортензия, прически похожи. Но это не Горти. Слава богу, не она! Можно мне в туалет?
– Конечно, я вас провожу, – предложила Анна.
– Нет, спасибо, – отказалась Карина, – мне надо минут пять побыть одной.
– Как выйдете из комнаты, поверните налево, последняя дверь по коридору, – объяснила Попова.
Карина ушла.
– И кто в холодильнике? – спросил Валерий.
– Теперь неизвестная женщина, – вздохнула я, – находится в морге при больнице имени Братова. Скончалась от передозировки препарата «Пситомарин»[2].
– Надо же, токсикологию сделали, – восхитилась Буль.
– Когда она погибла? – поинтересовался Иван.
– Тело нашли в понедельник сотрудники магазина «Ласка», – пояснила Эдита, – они пришли на работу и увидели на крыльце мертвую молодую женщину.
– Неприятно, – поморщился Крапивин.
– Да уж, – согласилась Попова.
– Одежда была? – поинтересовался босс.
Эдита кивнула.
– Белый сарафан из тонкой ткани, на ногах балетки, на шее платочек. Еще розовая сумка, маленькая, она валялась неподалеку. Сарафан у нее прямо атас! Короче некуда, декольте до пупка. Юбка на ленты нарезана! Наверное, при движении девушка казалась голой. Она экстремалка, не надела ни лифчик, ни трусики. Да гляньте сами на фото.
– Ага, – протянул босс, – ну-ну… белый платочек прямо умиляет. Зачем она его повязала? И вообще…
Я насторожилась.
– Что вам не нравится в ее вещах?
– А у тебя вопросы не возникают? – прищурился шеф.
Я начала внимательно изучать снимок.
– Да нет. Прикид, конечно, мягко говоря, откровенный, но сейчас модно обнажаться, носить тонкие блузки без бюстгальтера. Многие женщины щеголяют в микрошортах, из них вся попа наружу вываливается.
– Вот смотрю я на вас с Анной, одеты почти одинаково, – неожиданно сказал Иван Никифорович, – джинсы, пуловеры, кроссовки. Теперь так модно? Красивые шелковые платья женщины нынче не носят? Ну, такие, чтобы юбка от ветра развевалась? И туфельки с открытыми пальцами тоже?
– Так на улице холодно, – поежилась Анна, – не июнь, а январь прямо.
– Да ладно, – засмеялся Валерий, – семнадцать градусов тепла, это не ноль.
– Не ахти погодка, – согласилась я, – две недели дождь лил. В босоножках-балетках не побегаешь, сразу промокнешь, кроссовки самое…
Продолжение фразы застряло в горле.
– Сообразила, – обрадовался босс.
– Что? – не понял Валерий.
Александр Викторович показал на ноутбк Эдиты.
– Тело нашли в понедельник рано утром. Дождь в тот день лил.
– Я поехала в понедельник по делам и пожалела, что только легкую куртку прихватила, надо было кожаную взять, – поддакнула Аня.
– Я ботинки осенние надел, – прибавил Иван.
– А незнакомка в легком сарафане и балетках, – прибавила я. – Правда странно?
– Запроси отчет о вскрытии, – неожиданно перешел со мной на ты профайлер, – что-то тут не так.
Глава 6
– Как хорошо, дорогая, что ты нашла время зайти, – обрадовалась Ирина Леонидовна, увидев меня на пороге, – пирог десять минут как из печки. А Ваня еще не приехал, в пробке застрял. Почему ты такая бледненькая? Скажу Ване, чтобы перестал нагружать тебя работой, на тебе лица нет!
– Дело какое-то мутное, – вздохнула я, развязывая кроссовки.
– Ты мне расскажешь? – заговорщически шепнула Рина.
– Конечно, – пообещала я, сунула ноги в свои тапочки и поспешила в ванную.
Да, да, в доме шефа у меня есть своя домашняя обувь. Ирина Леонидовна, мать Ивана, купила мне в дорогом магазине шлепки, и у меня не хватило духу признаться, что я предпочитаю бегать по квартире босиком. Ирина Леонидовна замечательная женщина, она так вкусно готовит, что я могу проглотить ее стряпню вместе с вилкой. Она всегда расспрашивает нас с Иваном Никифоровичем о делах и часто дает толковые советы. Мать шефа умеет посмотреть на проблемы под неожиданным углом, а я, услышав ее замечания, изумляюсь. Это же так просто, лежало на поверхности, почему я сама не заметила? Мы с Риной подружились, и я с огромной радостью приезжаю в гости к шефу. Сразу хочу охладить пыл тех, кто решил, что у нас с Иваном роман. Нет! Мы просто друзья. На работе ни я, ни босс не афишируем приятельские отношения, это не нужно. Никто не в курсе, что мы любим проводить вместе редкое свободное время. И есть еще одна тайна, которой мы владеем теперь сообща. По офисам циркулирует слух, что особые бригады создал один весьма обеспеченный человек, он же содержит структуру на собственные средства. Между собой народ называет главного начальника Царь, Император, Их Высочество, а некоторые именуют его Наше Привидение. Почему? Таинственную личность, руководящую системой, никто не видел, даже имя-фамилия главного шефа неизвестны. Два наших начальника Иван Никифорович и Петр Степанович тоже с ним никогда не сталкивались лицом к лицу. Все указания раздаются Царем по телефону. И, конечно, люди фантазируют вовсю. Кое-кто считает, что организация создана некой группой людей, другие, что мы на самом деле подчиняемся МВД, третьи полагают, что мы служим в тайном подразделении ФСБ. Разъяснений никто не дает. Нам платят солидные деньги, у нас самая современная техника и высококвалифицированные специалисты. А вот я, очутившись первый раз дома у Ивана Никифоровича, запутавшись в коридорах просторной квартиры, случайно оказалась в большом кабинете, набитом компьютерами, и поняла: вот он, пульт управления планетой особых бригад. Таинственным Царем, Императором, Самодержцем, руководящим генералами МВД, начальством ФСБ, в общем, всеми, кто, по мнению сотрудников, управляет нами, оказался Иван Никифорович[3]. Сначала я перепугалась до потери пульса, подумала, что меня сейчас с позором выгонят из системы. Хотя все знают: если попал в особую бригаду, обратной дороги нет. Даже на пенсию никогда не отпустят, лет в девяносто превратишься в «спящего» агента, будешь мирно дремать у телика, но если понадобишься, над твоим старческим ухом заиграет боевая труба, и ты помчишься на ее зов, поскрипывая артритными коленями. Но ради меня могут сделать исключение, не каждому удается раскрыть тщательно охраняемую тайну главного начальника.
Вопреки всем моим опасениям Иван не разозлился, мы, наоборот, подружились.
– Таня! – закричала Рина. – Ты утонула в рукомойнике?
– Нет, – ответила я, входя в столовую, – для начала: я не влезу в него, моя тушка никогда не протиснется в сливное отверстие. Я толстая! Надо мне есть поменьше.
– Глупости, – фыркнула Рина, – женщина должна иметь красивые формы, иначе она будет похожа на швабру. Нельзя постоянно сидеть на диете, это напрочь убивает нервную систему. Я вот ем что захочу.
Из моей груди вырвался вздох. Ирина Леонидовна весит сорок пять кило, она всегда кладет на свою тарелку пару ложек еды, не больше. Я же способна слопать грузовик вкуснятины.
– Ну где же Ваня, – засуетилась Рина, – очень неудачно он в пробку угодил. Вот ты молодец, без опоздания явилась.
Я решила защитить Ивана Никифоровича.
– Мне просто повезло.
Ирина Леонидовна пошла в кухню.
– Сейчас посыплю запеканку варникой и… О! Нет!
Я поспешила к ней.
– Что случилось?
Рина хлопнула себя ладонью по лбу.
– Коза беспамятная!
– Вовсе нет, – улыбнулась я.
– Пошла утром в магазин, уставилась как баран на новые ворота на стеллаж со специями и порулила домой, не купив варнику, – посетовала на себя Ирина. – А без нее запеканка теряет весь вкус. Если не натрусить на блюдо варникой, никакой радости от нее желудку не будет.
– Беде легко помочь. Сейчас сношусь в супермаркет, благо он в соседнем доме, – пообещала я.
– Спасибо, – обрадовалась Рина, – но, пожалуйста, найди варнику из Индии. Из Греции, Испании, Африки не бери. И обязательно посмотри, чтобы она была нарублена мелкими кусочками, упаси бог купить молотую…
Ирина Леонидовна умолкла, потом пошла в прихожую.
– Сама схожу. Варника бывает разная, ты запутаешься. Какую сама используешь при готовке? Розовую или желтую?
– Никакую, – призналась я, – впервые от вас про сию специю услышала. На что она похожа?
– На варнику, – пробормотала Рина, натягивая куртку, – принесу – увидишь.
– Там дождь льет, – попыталась я остановить мать шефа, – объясните мне подробно про эту варанаку, тогда куплю, что надо.
– Варнику, – поправила Рина, – ерунда, я не сахарная, от воды не растаю. Лучше натри сыр. Я достала кусок из холодильника, а натереть не успела и, признаюсь, терпеть не могу это занятие, вечно пальцы режу. Жаль, настоящего пармезана днем с огнем не сыскать. Я нашла сыр из Уругвая. Честно говоря, на пармезан он не похож, хотя вкусный. Запах, правда, не совсем привычный, но все остальные сыры в запеканку не годятся. Вера Гавриловна, моя подруга, купила в Интернете сыронатиралку, электрическую. Гениальное приспособление! Опускаешь внутрь кусок – и вжик! Получаешь гору тертого. Мечтаю о такой. Попросила Ваню ее заказать, а он, конечно, забыл. Все, удрапала! Натри сыр, посыпь им сверху запеканку и поставь опять в духовку. Поняла?
– Конечно, – заверила я.
– Умница, – не забыла похвалить меня Ирина Леонидовна. – Сыр лежит на столике, справа от мойки. Терки в шкафу, тебе нужна та, на которой поркат измельчают. Улетела!
Рина выскочила на лестницу и захлопнула дверь. Я вернулась на кухню. Те, кто не первый раз встречается со мной, знают, что кулинария не является хобби госпожи Сергеевой. Считается, что женщина обязана уметь готовить. Возможно, если она хозяйка большой семьи, это правильно, но я живу одна, домой возвращаюсь поздно, питаюсь, как правило, или в нашей столовой, или где-то в городе. Зачем мне учиться варить чихиртму и лепить пожарские котлеты? Впрочем, кое-какой навык общения с плитой у меня есть. Я дважды выходила замуж и в первом браке пыталась стать хорошей хозяйкой. Я могу сварить курицу, геркулесовую или гречневую кашу, картошку. Мне по силам пожарить яичницу, а еще я замечательно кипячу воду для чая и ловко открываю йогурты.
Я подошла к мойке, взглянула налево и сразу увидела не очень большой, граммов двести весом, брусок желтого сыра с темно-бордовой коркой. Почему-то он лежал не на тарелочке, а прямо на рифленой части мойки, куда обычно ставят вымытые бокалы. Я взяла сыр и понюхала его. Галина Сергеевна права, аромат не совсем обычный, затрудняюсь объяснить какой, вроде такой издает виноград. Я вернула сыр на место. К сожалению, производители сейчас везде добавляют ароматизаторы и наполнители, обычные продукты становятся редкостью. Захотелось мне недавно съесть амый простой творожный сырок. В супермаркете оказалось несколько полок с ними. Я увидела сырки с вареньем, сгущенкой, орехами, мюсли, шоколадной начинкой, воздушным рисом, изюмом, лесными ягодами, кусочками экзотических фруктов… Было все, кроме простого сырка без изысков, который полюбился мне со времен детства. Сыр из Уругвая, отчетливо пахнущий виноградом, меня не поразил, уверена, он бывает с разными отдушками.
Я начала раскрывать шкафчики, в одном обнаружила ряд терок, расставленных аккуратной Риной по размеру. На какой из них надо тереть поркат? И что это такое? Корнеплод вроде морковки? Боясь ошибиться, я полезла в Интернет и нашла ответ. На экране телефона появился текст: «Поркат – корень несуществующего волшебного растения, неоднократно упоминаемый в книгах фантаста Волынского-Горова. С помощью натертого порката герои его книг взрывают каменные стены. У каждого воина из серии «Битва планет» всегда при себе есть немного порката и терка, чтобы измельчить корень, как морковь». Я положила телефон в карман и захихикала. Значит, Ирина Леонидовна увлекается чтением научно-фантастических романов, а я об этом понятия не имела. В следующий раз принесу ей в подарок несколько книг любимого автора. Я взяла с полки нужную терку и начала старательно возить по ней желтым бруском. Дело шло невесело. Рина упомянула, что уругвайский пармезан мягковат, но мне он показался почти каменным. Хорошо, что Рина не раздобыла аутентичный сыр, с ним справиться небось еще труднее. Чертыхаясь сквозь зубы, я несколько раз прошлась по терке, и в конце концов выполнила задание. И тут же зазвонил мой мобильный.
– Танюша, – зашептала Ирина Леонидовна, – стою на кассе. Все купила. Как дела? Про сыр не забыла?
– Натерла, – отчиталась я.
– Забыла предупредить, что терку надо…
– Взять морковную, – радостно перебила я.
– Ты знаешь, как измельчать поркат, – восхитилась Ирина Леонидовна.
Мне очень хотелось произвести на нее наилучшее впечатление, поэтому я ответила:
– Конечно.
– Можешь три яйца вкрутую сварить? – попросила Ирина. – Только в СВЧ-печке. Возьми касруль.
Я изо всех сил постаралась не рассмеяться. У Ирины Леонидовны грамотная речь, но даже у интеллигентного человека есть в запасе странные слова. Моя бабка часто говорила: «Таня, не хомякай весь суп, он на семью сварен». Восхитительный глагол «хомякать», означающий: есть жадно, второпях и много, был, похоже, изобретен самой старухой. И он навсегда остался со мной. Вредной бабки давно нет на этом свете. А я, прибежав домой за полночь с купленной по дороге пиццей, отрезаю большой кусок, начинаю его жевать и строго говорю себе: «Таня! Не хомякай всю пиццу». А у Рины в лексиконе есть слово «касруль». Интересно, кто из ее окружения в детстве называл так кастрюлю?
– В СВЧ-печке, – повторила Ирина, – не на плите.
– Почему? – удивилась я.
– На огне яйца получаются упругими, белок слегка «резиновый», – пустилась в объяснения мать шефа, – и желток будет крошиться. В печке они станут нежными, кремовыми. Поторопись, Танюша! Поставь яйца и сразу насыпь сыр на запеканку. Я в очереди застряла. Одна касса на весь магазин работает.
– Все сделаю, – заверила я.
Глава 7
Я хорошо знаю, что металлическую посуду в СВЧ-печку ставить нельзя, поэтому достала из шкафа стеклянный сотейник, налила туда воды, опустила в нее яйца и призадумалась. Какое время выставить? Три минуты достаточно? Нет, лучше пять, чтобы наверняка. Не хочется увидеть разочарование на лице Рины, когда она станет очищать скорлупу и поймет, что у нее в руках яйца всмятку.
СВЧ на кухне у Ирины Леонидовны висит над столешницей, правее отдельно установленной духовки. Включив печку, я открыла жарочный шкаф, выдвинула оттуда форму с вкусно пахнущей запеканкой, щедро посыпала ее сверху тертым сыром, вернула ужин на место, хотела посмотреть, сколько времени осталось вариться яйцам, и тут прогремел взрыв!
Я на автомате схватила лежащую на столике доску, прикрыла ею голову и отпрыгнула в дверной проем. Что происходит? В квартире шефа сработала бомба? Или… Другая мысль не успела прийти в голову, еще раз послышалось оглушительное ба-бах! Дверка СВЧ распахнулась, оттуда вылетело нечто непонятное, шмякнулось о картину, изображающую двух котов, готовящих котлеты, пробило в бумаге дыру и исчезло. Через секунду из печки вылетела кастрюлька и понеслась прямо на меня. Я взвизгнула и присела. За спиной раздался грохот. Меня многократно тренировали, как нужно вести себя в момент серьезной опасности. И на занятиях с инструктором я всегда действую четко, уверенно, по протоколу. Но никто до сих пор не удосужился объяснить мне, что надо делать, если по комнате летает обезумевшая стеклянная емкость.
Я заползла под дубовый стол и зажмурилась, слушая звон и стук, потом на время установилась тишина и раздался хорошо знакомый голос:
– Ооо!
Я осторожно высунулась из укрытия, увидела, что в кухне стоит Иван, а справа на него летит нечто, напоминающее мяч для пинг-понга, и заорала:
– Чужой!
Шеф метнулся к высокому буфету и в мгновение ока ввинтился в щель между ним и стеной. «Мячик» пролетел в кухонную зону, оттуда незамедлительно послышался звук бьющейся посуды. Я снова спряталась под стол. Что происходит? Это нападение? В квартиру проникли посторонние? Визит бандитов связан с делом Моисеенко? Или с каким-то другим расследованием, которое проводит не моя бригада? Охотятся на меня или на Ивана Никифоровича? Никто не знает, что я провожу свободное время с боссом, но выяснить, где я порой бываю по вечерам, совсем не трудно.
– Что у нас происходит? – раздался голос Рины.
Я осторожно приподняла скатерть, услышала нарастающий свист…
– Ложись! – крикнул Иван.
Ирина Леонидовна как подкошенная шлепнулась на пол. Я опустила край льняной скатерти, но он тут же зашевелился. Под стол вползла мать Ивана.
– Прямо тайфун Мария, – шепнула она. – В столовой разбита лампа на консоли и всякие финтифлюшки, которые около нее кучковались, пол местами мокрый, непонятные бело-желтые крошки вокруг, рассеяны осколки…
– В СВЧ-печке, похоже, находилось взрывное устройство, – ответила я. – Я поставила яйца, и оно сработало.
– С утра там ничего не было, – пробормотала Ирина Леонидовна, – хотя… я выходила на пару часов, ездила на рынок, заглянула в булочную…
– Опытному человеку заложить взрывчатку недолго, – еле слышно добавила я.
– У нас серьезная охрана и такая дверь, которую невозможно взломать, – возразила Ирина, – и окна неприступны. Дом совершенно безопасен. Ваня правильно оценивает риск своей работы. Поэтому наша квартира сродни бункеру.
– Взломать можно все, – вздохнула я.