Львиная доля серой мышки Донцова Дарья

Глава 7

– Да, Анфису заберут в детдом, но это тот случай, когда ребенку будет намного лучше в приюте, чем дома, – сурово заявила Галина Леонидовна, когда я, с трудом протиснувшись в ее крошечный кабинет, умостилась на шатком узком стуле.

– Мартина вела неподобающий образ жизни? – уточнила я. – Алкоголизм?

– Нет-нет, что вы. Племянница прямо-таки тряслась над своим здоровьем, – неодобрительно сказала профессор, – заботилась о себе с маниакальным усердием. Продукты приобретала или на рынке, или в магазинах, где цены убивают разум. Три раза в неделю фитнес. Что бы ни случилось, Марта в среду, пятницу и воскресенье бежала к гантелям.

– Похвальная привычка, – улыбнулась я.

– Нельзя ничего доводить до абсурда, – отрезала ученая дама, – она спать ложилась по будильнику. Понимаете?

Но я не поняла, заметила, пожав плечами:

– Сама всегда завожу часы, боюсь проспать.

– Да, большинство людей встает по звонку. Именно встает, – подчеркнула профессор. – Но я сказала «ложилась спать». Несколько раз, когда я была в гостях у Марты, раздавалось дребезжание, и племянница, заявив: «Двадцать один пробило, пора на боковую», – выпроваживала меня. Она собиралась прожить двести лет, говорила: «Здоровая счастливая старость формируется в юности. Когда стукнет шестьдесят, начинать вести правильный образ жизни поздно. Надо гораздо раньше озаботиться, кем ты будешь на пенсии: развалиной или деятельным и бодрым человеком». Она поэтому и Анфису родила.

– Для того, чтобы улучшить физическое состояние? – уточнила я.

– Ну да! – воскликнула Воронова. – Представляете? Хороша мотивация! Узнав, что Марта беременна, я, несмотря на то что наши пути с племянницей давно разошлись, решила все же приехать к ней и образумить. В дом она меня не пустила, но согласилась потолковать в кафе. Я у нее спросила, кто отец ребенка. И последовал восхитительный ответ: «Мужчина». Мне следовало сразу встать и уйти, но я решила не сердиться на беременную, у которой в крови гормон «озлобин» кипит, и спокойно ей объяснила: «Дети должны появляться на свет в законном браке. Но если официально скрепить союз не удалось, то необходимо, так сказать, подстелить себе соломку. Нужно объяснить будущему отцу, что он несет ответственность за малыша, обязан оплатить роды и приданое для младенца, нанять опытного педиатра, няню, платить алименты». Вот скажите, что обидного в моих словах? Я вела себя приветливо, ни одного злого слова не произнесла. А Марта на меня зверем посмотрела и прошипела: «Понятия не имею, кто папаша». Я испугалась: «Тебя изнасиловали?» И услышала: «Нет, я забеременела от донора. В клинике».

Галина Леонидовна отвернулась к стене.

– Ну просто слов нет! Я обомлела, спросила: «Господи, зачем ты такую чушь придумала?» Чем угодно клянусь, не имела желания ее укорить, от неожиданности так отреагировала. Вопрос мой и не предполагал ответа, а Марта ухмыльнулась: «Значит, нужно ставить печать в паспорте? Вешать себе на шею мужика, который будет приносить гнутую копейку раз в полгода, требовать за нее безбрежного уважения и орать, если нет обеда? Ну уж нет, спасибо. А вот ребенок мне необходим. Врач сказал, если женщина до тридцати не родила, у нее онкология после сорока разовьется». Тут я опять самообладание потеряла: «Что за ерунда? Где ты такого дурака нашла? И младенец не средство для оздоровления. О ребенке придется всю жизнь заботиться». И что я услышала? «Знаю, я тебе не нравлюсь, мой образ жизни тебя бесит, всех, кто для меня значим, ты считаешь идиотами. Зачем тогда явилась с разговором? Давай расстанемся навсегда». Очень она меня разозлила, и я ей честно сказала: «Сейчас ты сделаешь глупость, а через пару лет кто ребенком займется? Володя и Ксюша. Не хочу, чтобы ты брату на плечи еще один рюкзак повесила, хватит с него твоей матери». Но Марта встала и ушла. Молча. Ни слова не произнесла. Всегда такая была – твердолобая, уверенная в своей правоте. Отвратительный характер!

– У Мартины есть брат? – уточнила я.

Моя собеседница тяжело вздохнула и пустилась в объяснения.

– Моя сестра Елена начудила по полной программе: родила кучу детей, а от кого – неизвестно. В браке ни разу не состояла, зато отпрысков – как семечек в подсолнухе. Учиться Лена не желала, наши родители устали с ней бороться, умолять ее на работу пойти, профессию получить. Первому внуку Володе они обрадовались. Лену за беременность не пойми от кого не корили – добрые слишком, нас, дочек, обожали. Правда, мама перед смертью шепнула: «Ты на два года Ленки младше, а как будто из разных миров вы». Очень точное выражение. Лена была двоечницей, я отличницей, она впервые забеременела, еще учась в десятом классе, а я не собиралась с мужчиной без свадьбы жить. Елена высшего образования не получила, я же написала и защитила сначала кандидатскую, потом докторскую диссертацию. Сестра у людей полы мыла, я – профессор. Ленка из одной постели в другую прыгала, а мы с моим мужем более тридцати лет вместе, вырастили двух девочек-умниц. Маша сейчас в Лондоне, управляющая самым крупным универмагом, счастлива замужем, Олеся в Кембридже преподает, ее супруг владелец банка. А что у сестры? Лена пить начала, когда Володе исполнилось шесть, Егору четыре, а остальные дети еще на свет не явились. И плевать ей было на отпрысков. У нас с ней отношения прервались после одного случая…

Воронова вдруг засмеялась.

– Она приехала в мое отсутствие в наш дом и хотела отбить у меня мужа. Но не учла, что мой Евгений весь в своей математике, мыслит не как обычные люди. Вернулась я в квартиру, Женя рассказывает: «Приходила Лена. Угостил ее чаем. Она сказала: «Как у вас жарко» – и начала раздеваться. Скинула с себя все. Я включил ей вентилятор. Леночка легла на диван, а я пошел в кабинет. Через минут пять слышу голос: «Женька, мне холодно». Вернулся в гостиную, а она, как была без одежды, так и лежит. Руки протянула: «Женюся, я согреться хочу». Я ее пледом укрыл, чаю горячего принес и отправился работать». Моему наивному мужу даже в голову не пришло, что свояченица ему предлагалась. Но я-то сразу все поняла, сказала ей: «Более в гости не заявляйся. Никогда. Забудь мой адрес и телефон навсегда». И тут она быстро Леночкины глазки состроила.

– Леночкины глазки? – не поняв, спросила я.

Галина Леонидовна поморщилась.

– Елена всегда была наглой, развязной, бесцеремонной, эгоистичной, людям хамила. Мама наша много раз от нее плакала. Но если Ленке что-то от вас требовалось, вот тут эта мерзавка мгновенно превращалась в цветочек. Помню, как мамочка говорила: «На клумбе растут анютины глазки, а у нас дома цветут Леночкины глазки». Сестра умела ласковой прикинуться, пряником медовым обернуться. И все покупались, давали ей то, что она выпрашивала. Елена же, получив желаемое, мигом улыбочку гасила и принималась зубы скалить. Леночкины глазки быстро в крысиные превращались и оставались таковыми, пока к их владелице не приходило желание опять что-то выпросить. И вот что удивительно: обычно, если человек так себя постоянно ведет, с ним никто дел иметь не желает. Но сестрица словно гипнотизер была. Сколько раз я себе говорила: «Все, ничего она от меня более не получит». Но проходит время, и Ленка опять на пороге стоит, руки к груди прижаты, глаза распахнуты: «Галочка, ты у меня одна, к кому в трудную минуту обратиться могу…» И снова я послушно за кошельком иду. Сколько она у меня денег взяла в долг, и не счесть, но так никогда ничего и не вернула.

Моя собеседница нахмурилась.

– Впрочем, сама я была виновата, следовало послать ее подальше и больше близко не подпускать. Помню, когда Елена умерла, стою я у гроба и думаю: «Единственное хорошее, что для меня сестрица сделала, так это избавила от любви к себе. Иначе б я сейчас обрыдалась. А так смотрю на домовину и тихо радуюсь: ушло горе навеки». И у детей ее, наверное, похожие мысли в голове роились. Все молча на покойную смотрели.

– Ваша сестра скончалась от какого-то заболевания? – уточнила я.

Профессор поправила свои красивые бусы.

– Купила где-то бутылку алкоголя, а тот оказался фальсификатом. Леся, ангел наш, «Скорую» вызвала, Елену отвезли в клинику, но не спасли.

Я решила до конца разобраться в ситуации.

– Кто такая Леся?

Воронова взяла пустую чашку из-под кофе, перевернула ее и поставила на блюдечко.

– Хотите погадаю вам? Кофейная гуща всегда безошибочно сообщает будущее.

Я не верю ни экстрасенсам, ни знахарям, ни разного рода предсказателям, но хорошо знаю: если хочешь, чтобы человек, которого ты опрашиваешь, был до конца откровенным, надо с ним на время беседы подружиться, а легче всего это сделать, восхищаясь его талантами. Обычно на то, чтобы сообразить, кем человек себя считает: великим художником, писателем, танцором, певцом, самым лучшим в мире шофером, бухгалтером, или он до невозможности гордится собственным умом, редкой красотой, уходит немалое количество времени. Но сейчас мне повезло – Галина Леонидовна оказалась гадалкой-любительницей.

Я взяла свою чашку и кивнула.

– Переворачивайте ее от себя, – велела моя визави. – Хоп! Молодец. Пусть некоторое время вверх донышком постоит. На чем мы остановились?

– Кто такая Леся? – повторила я свой вопрос.

Ученая дама оперлась локтями о стол.

– У Елены было пятеро детей. Сын Володя – старший, затем Егор, потом Роман, следом Петя и последняя Марта. Нормальная семья только у Володи получилась: жена Ксюша, сын Гена и дочь Леся. Егор холостяк, Петя тоже без семьи был. Марта родила девочку вне брака. Леся моя двоюродная внучка. Ангел, а не ребенок, в отличие от своего братца Гены, который весь в бабушку пошел. Когда я про очередное художество мальчишки слышала, всегда невольно думала: генетика Ленки в нем.

– Ваша сестра давно скончалась? – поинтересовалась я.

Глава 8

Галина Леонидовна откинулась на спинку стула.

– Елена умерла полгода назад. Ее сын Петя погиб раньше. Он пил похлеще матери, трезвым я его никогда не видела, он пьяным попал под машину, выскочив на дорогу. Рома умер в одиннадцать лет от лейкоза, что, собственно, закономерно, ведь если мать, будучи беременной, не расстается с бутылкой, то не стоит удивляться никаким болезням малыша. Наоборот, странно, что остальные трое детей на свет здоровыми явились. Уж не знаю почему, но Володя ничего крепче кефира никогда не пил. Впрочем, Егор тоже к спиртному не прикасался. Наверное, так получилось, потому что они первые сыновья. Лена тогда не употребляла алкоголь каждый день. Володю она вообще трезвая носила, говорила: «Отец ребенка на мне женится, вот только с женой разведется». Но тот не торопился законную супругу бросать, и тогда Ленка от него же еще и Егора родила. Глупее поступка я не знаю. Решила мужика к себе привязать, думала, тот при появлении второго сына расчувствуется и быстро отношения оформит. Куда там! Любовник не идиот оказался. Зачем ему нужна дура, у которой ни профессии, ни ума, ни красоты, ну ничего хорошего нет, а только пара крикунов?

Воронова снова поставила локти на стол.

– Вы поняли, что к моменту отравления Елены эрзац-алкоголем детей осталось трое?

Я кивнула.

– Володя, Егор и Мартина. Первый сын имел семью: жену Ксюшу, мальчика Гену и девочку Лесю.

– Олеся – ангел, – заулыбалась ученая дама. – Отличница, умница, приветливая, услужливая… Ни одной дурной черты девочки назвать не могу, ее все вокруг любят. Кто бабушкам-соседкам в зимнее время в гололед в магазин бегает? Олеся. И просить ее не надо, сама в квартиру старушки позвонит и скажет: «На улице каток, не выходите сегодня, все вам принесу, и хлеб, и молоко, и сахар». Ксюша иногда говорила: «Леську мне Господь за Гену послал».

– Мальчик рос очень хулиганистым? – уточнила я.

Галина Леонидовна махнула рукой.

– Не передать словами! С шести лет вещи из дома таскать начал. А уж хитер… Ни разу в милицию не попал, знал, у кого тащить можно, кто его не сдаст. С тринадцати годков пристрастился к наркотикам. В шестнадцать из дома ушел и поселился… у Ленки. Думаю, парень воровал, на добычу дурь покупал, а доброй бабушке, которая его пригрела-приютила, алкоголь приносил.

Собеседница открыла ящик стола, вынула тубу с лекарством, положила в рот таблетку, потом сделала пару глотков воды из бутылки и пояснила:

– От нервов мне доктор прописал. Без особой радости вспоминаю все, что с Леной связано. И вот ведь что она за человек была – даже на собственных похоронах ухитрилась семье нагадить.

– Это как? – удивилась я.

– Прощались с ней в ритуальном зале крематория, – вздохнув, стала рассказывать профессор. – Володя к тому времени стал солидным бизнесменом. Не из беспредельно богатых, но крепко стоящих на ногах. Он создатель фирмы «Молодильное яблоко».

– Замороженные овощи и фрукты, – кивнула я. – Хороший товар, иногда покупаю вишню этой марки, очень вкусная.

– Работал он как вол, – продолжала Галина Леонидовна, – и Ксюша мужу помогала. У них поле было в Краснодарском крае, теплицы под Москвой, несколько заводов в разных концах России, где овощи-фрукты и зелень мыли-чистили да в банки-пакеты раскладывали, плюс еще сеть закупочных контор – у населения брали грибы, клюкву, чернику… Все деньги Вова с Ксюшей в развитие производства вкладывали, в быту скромно жили. Супруги ездили на одной машине, не новой. Ксюша одевалась прекрасно, но не слишком дорого, всякие бренды ее не волновали. Она посещала парикмахерскую около дома, много лет у одного мастера стриглась, у Иры Кушуевой. Жили они в той квартире, которую купили, когда дела у Володи только-только в гору пошли. Четыре комнаты в обычном доме. Ремонт сделали хороший, но без позолоты, без паркета из красного дерева с перламутром. По тусовкам не бегали. Незадолго до смерти Елены журнал «Выход в свет» пригласил Лесю на бал дебютанток. Но она туда не пошла. Я знала о предстоящем торжестве и спросила девочку: «Ангел мой, какое платье тебе сошьют?» Леся спокойно ответила: «Тетя Галя, у меня нет желания ехать на мероприятие. Оно затевается, чтобы люди могли показать свое богатство, вызвать зависть у тех девочек, которые никогда не попадут на праздник. Мне это не по вкусу. И устроители велят явиться с женихом. А я в выпускном классе, о поступлении в университет думаю, мне не до мальчиков». Я очень удивилась: «Неужели тебе не хочется покрасоваться в стильном эксклюзивном платье на людях, а потом увидеть свое фото на страницах модных изданий?» Она спокойно ответила: «Нет». Ясное дело, Володя мать за свой счет хоронил.

Рассказчица потерла лоб ладонью и снова отхлебнула воды из бутылки, пояснив:

– Голову что-то схватило… Наверное, опять дождь начался. Погода постоянно меняется, а я реагирую. Старею, похоже. Так вот, слушайте далее. Когда гроб с телом Елены установили в ритуальном зале, распорядитель сказала какие-то слова и обратилась к родственникам: «Кто хочет первым попрощаться?» И тишина! Женщина решила, что все разбиты горем, поэтому молчат, и решила присутствующих приободрить. «Понимаю, очень трудно говорить, когда от боли горло перехватывает. Ведь ушла из жизни прекрасная мать, лучшая в мире бабушка, хозяйка семьи…» И декламирует стандартный текст, от которого у нормальных людей слезы льются. Но наша ситуация распорядительнице была неизвестна. Я голову опустила, про себя думаю: «Когда ж ты, наконец, заткнешься? Володя, Ксюша, Егор, Леся молчат, никто не рыдает. Отсутствие слез показалось ведущей неправильным, она сделала быстрое движение рукой. Откуда ни возьмись, появились три бабульки, прямо как из-под земли материализовались, и давай выть по нотам: «Леночка, дорогая, на кого ты нас покинула! Зачем так рано ушла!» Тут Володя и не выдержал: «Перестаньте, – говорит, – хватит затягивать процедуру. Пусть гроб уезжает. Мы уже простились».

Вспомнив об этом, Воронова тяжело вздохнула, не прерывая повествования.

– Выходим мы из зала, идем к машинам, подбегает к Вове одна из плакальщиц, ручонку протягивает: «Сыночек, дай нам на помин душеньки твоей мамочки. Уж как она тебя любила, как любила, как любила…» Володя был добрым человеком, он подавал даже нищим, которые на перекрестках в окна машин стучат. А тут аж в лице переменился: «Вали, бабка, прочь, не было у меня доброй матери». Ксюша мужа за руку схватила. «Бабушка, уходите, мы вас истерить у гроба не приглашали. Если деньги за фальшивые рыдания получить хотите, то это не к нам». Старуха вмиг изменилась, улыбка с лица ее съехала, появился оскал, и совсем иная речь из ее рта полилась: «Спасибо на добром слове, благодарствуйте, что объяснили, не ударили. За доброту вашу правду сообщу. Я будущее ясно вижу, от меня ничего не скрыто. Не захотели о матери поплакать? Что ж, ваше право. Не самый хороший человек она была, пила в темную голову. Но ведь мать! Могла бы аборт сделать, но нет, родила деток, жизнь им подарила. За одно это в ножки ей поклониться надо, а наследничкам поперек себя о покойной что-то доброе сказать. Однако никто не вымолвил: «Мамочка, прости нас, мы виноваты, что ты дни свои в пьяном угаре провела, не лечили тебя». Думаете, больно покойной сделали? Нет. Она обозлилась. И быстро вас всех за собой уведет. Следом пойдете. Никого на земле не останется». Я ногами к земле приросла. Откуда бабка знает, что Ленка была алкоголичкой? Может, она правда ясновидящая? А старуха дальше вещает, на Вову и Ксюшу пальцем показывая: «На том свете у матери и свекрови прощения вымаливать станете. Даже на платок ей пожадились, покойницу простоволосой упокоили. Грешно это». Потом на меня глянула: «И ты за ними двинешься, недолго жить осталось. А девочка врет родителям, врет, врет… Плохо с ней станется, ой, плохо». Потом перекрестила нас: «Да будет так, аминь!» – и вмиг в толпе исчезла. Мы стояли на парковке, там автобусов-машин полно и людей, как муравьев. Крематорий самый большой в Подмосковье, одновременно много похорон, вся толпа в черном. Плакальщица просто растворилась в массе женщин с покрытыми головами. Мы молча в автомобиль сели, домой поехали, поминки не устраивали. Не хотелось за столом сидеть – что хорошего вспомнить можем о Елене? И вот катим в полной тишине…

Галина Леонидовна прервала рассказ и опять сделала несколько глотков из бутылки.

– Вдруг Володя затормозил и быстро заговорил, обернувшись и глядя на Лесю: «Когда бабка твердила, мол, девчонка врет родителям, я вспомнил недавний случай. Как-то заехал инспектировать один из своих магазинов, паркуюсь, гляжу – моя дочурка шагает. В одной руке портфель, в другой пакет из дешевого супермаркета. Ты меня не заметила, мимо пронеслась, в подъезд вошла. Я удивился: что ты в этом доме забыла? Вечером спросил: «Приметил тебя на улице Касьянова. Зачем ты там разгуливала?» И ты ответила: «Одноклассница заболела, классная руководительница велела ей книгу по внеклассному чтению отнести». Я твоим словам поверил, а сейчас, когда злыдня про ложь выкрикивала, меня осенило. К чему пакет с продуктами был? Да к тому, что там, в подъезде, куда ты зарулила, мать моя жила! Вот только до меня сейчас доперло, лишь сию минуту догадался… Ах я болван! Выходит, ты к бабке ходила? Жрачку ей и Генке таскала?»

Профессор отвлеклась от рассказа, посмотрела на меня в упор.

– Сразу объясню: для моего племянника и тон, и лексика не характерные. «Жрачка» не его слово, и голос он на моей памяти ни на кого из членов семьи не повышал. Даже с Геннадием спокойно общался, а мне, в отличие от него, уже на первой минуте беседы с наркоманом хотелось парню нос дверью прищемить. Леся, услышав грубые слова отца, заплакала: «Да, я заглядывала к ним». И тут у Владимира все стоп-краны сорвало. Что он орал, повторять не стану, смысл его речи таков: «Объясни, зачем ты таскалась в гости к Елене?» А Олесенька от его допроса в истерику впала: «Она же моя бабушка, единственная. Я ее люблю. И брата тоже. Им есть было нечего, в квартире грязь. Приносила продукты, но немного, понимала, что они сыр-колбасу на водку или уколы поменяют. Налью два стакана кефира, сделаю пару бутербродов, и все. Ну еще раз в неделю полы, посуду и сантехнику им помою. Папа, я не твои деньги тратила, свои – я одноклассникам доклады за плату пишу. Простите меня, я их любила. Пусть бабулечка плохой человек была, но она же моя родная. А мы на прощании с ней ничего хорошего не сказали, хотя в последний раз видели в крематории. И сейчас не на поминки едем. Это не по-человечески».

Ученая дама вздохнула.

– Вот такая она девочка, Олеся. Просто ангел… Тогда ее отец вдруг у какого-то трактира притормозил, сказал нам: «Пойдемте, помянем мать. Права Леся, нельзя на умершего человека обиду таить». Часа два мы сидели, поели, попили, и вдруг Ксюша спрашивает: «Леся, а ты бабку, которая при крематории пасется, знаешь?» – «Нет, – удивилась девочка, – впервые ее сегодня видела». Ксения к мужу повернулась: «Откуда же тогда ей известно, что девочка родителей обманывала?» Мой племянник опешил. Потом заявил: «Не знаю. Но логическое объяснение этому точно есть» А Ксению затрясло в ознобе, и она воскликнула: «Бабка – вещунья! Мы скоро умрем!»

Глава 9

Галина Леонидовна умолкла и в который раз схватилась за бутылку.

– Извините, что-то в горле у меня от воспоминаний пересохло… Понимаете, в каком настроении мы из ресторана уехали?

– Старуха хотела отомстить людям, которые ей денег не дали, и ей удалось лишить вас душевного равновесия, – сказала я. – Наверное, те же слова плакальщица говорит всем, кто не дает ей гонорара.

– Она знала имя покойной, – напомнила Воронова.

Я попыталась успокоить ее.

– Так ведь распорядитель похорон неоднократно его называла. Еще кого-то по паспорту бабка называла?

– Нет, – протянула профессор.

– Вот видите, – сказала я.

– А ее слова «покойная была алкоголичкой»? Откуда ведьме про дурную привычку моей сестры знать? – продолжала Галина Леонидовна.

– Это просто догадка, – пожала я плечами. – Вспомните ситуацию: в гробу еще не старая женщина, людей в зале мало, и все нехорошо молчат. Плакальщицы, как правило, неплохие психологи. Воскликни вы после ее фразы: «Моя сестра никогда не пила!» – старушка бы придумала что-нибудь, вывернулась. Собственно, я уверена, у нее был заготовлен ответ для любых ситуаций. Но с вами она попала в яблочко. А когда не получила мзду, решила вас наказать и принялась гадости вещать. Про Лесино вранье наверняка она просто так сболтнула, ведь мало кто из подростков не обманывает родителей.

Моя собеседница поежилась.

– Умом-то я понимаю, что будущее предвидеть невозможно, и все-таки как-то жутковато… Потому что Володи и Ксюши и правда не стало. Но слушайте дальше…

Они поехали на дачу, у них маленький домик был, а участок приличный, двадцать соток, и не вернулись. Поздняя осень стояла, конец ноября. Племянник с женой не отдыхать отправились, а дом на зиму консервировать. Газа центрального в поселке не было, баллонным пользовались. Из-за этого и погибли.

Что да как произошло, точно неизвестно. Народа в том Мошкине уже не было, люди давно дома позакрывали и до весны в поселке не собирались появляться. Сторожа там не держали. Вообще-то Володя с Ксюшей раньше собирались на дачу, но Леся заболела, у нее грипп случился с очень высокой температурой, и они отложили поездку до ее выздоровления. Короче, в Мошкине они оказались последними дачниками в сезоне, когда все уже свои халабуды законопатили. Местная полиция не особенно волновалась, следователь сказал тете Владимира:

– Соболезную вашей утрате, но Столовы сами виноваты. Где у них баллоны с газом хранились?

Воронова честно ответила:

– Один на кухне в шкафчике стоял, к нему плиту подключали. Еще запасной был в сарае, который к дачке пристроен, в него дверь из кухни ведет. Неохота же на улицу за всякой ерундой бегать, в Подмосковье лето часто дождливым бывает.

Полицейский нахмурился.

– Галина Леонидовна, ваши родственники все правила нарушили. Баллоны нельзя держать в доме! Сто раз и дачников, и деревенских жителей предупреждали: хранить их можно только на улице, в специальном коробе. Вдруг утечка случится? Снаружи пропан смешается с воздухом, и беды не будет, но если газ в помещение попадет, отравиться ночью легко. Или на воздух взлететь. А как ваша родня баллон к плите присоединила? Продаются специальные шланги в оплетке, да с гайками, они плотно привинчиваются. А у Столовых что было? Простая резиновая трубка, примотанная проволокой. Из-за этого в псевдошланге дырка появилась, и газ потек в дом, где ваши родственники спали. Вот и случилась беда. Вам, как старшей в семье, следовало уговорить племянника поехать на стройрынок и приобрести нормальное оборудование. А у него все, словно с помойки взятое. Не бедные же люди, не пенсионеры деревенские.

Профессор начала оправдываться.

– Я редко их за городом навещала, уж не помню, когда в последний раз там была. Понятия не имела, как Володя газ подключает.

В общем, похоронила Галина Леонидовна племянника с женой, и сама на нервной почве в больницу угодила. Но ее каждый день Леся навещала… Один раз появилась в палате – а на ней лица нет. Вроде улыбается, из сумки пакеты с едой достает, а у самой пальцы трясутся…

Рассказчица нахмурилась.

– Спрашиваю ее, что случилось, а она в ответ: «Все хорошо». Но я-то видела, что врет. Насела на девочку, та в слезы: «Тетя Галя, не хотела тревожить, у вас же с сердцем плохо, но раз вы требуете, скажу: Гена умер. Передозировка героина».

Воронова вздохнула, помолчала немного.

– Можете считать меня бессердечной, но ничего в душе не дрогнуло. Что ж, ожидаемый конец наркомана. Еще хорошо, что ВИЧ не подхватил, к Лесе домой заразным не приполз. Девочка доброты бесконечной, она бы брата впустила, лечить его стала, взвалила бы на свои плечи такую обузу… Чтобы Олеся обо мне плохо не подумала, я всякие правильные слова сказала, но в душе-то никаких эмоций не было. Умер – и ладно. А теперь вот Марта с собой покончила.

– Вам не показалось странным, что Мартина вдруг приняла решение уйти из жизни? – спросила я. – У нее же маленький ребенок…

Профессор махнула рукой.

– Анфиса ее никогда не волновала, племянница очень на мать в этом плане походила. Да, Мартина не пила, не курила, по мужикам не таскалась. Девочку она ради собственного здоровья завела. Да, заботилась о малышке, покупала одежду, кормила, поила ее, но это все шло не от сердца, а от ума. И вот еще что, Марта всегда влюблялась, как в воду падала. О самоубийстве она впервые речь завела в тринадцать лет, когда голову от учителя физики потеряла. Сейчас подробно расскажу…

Учитель был раза в три старше школьницы, имел жену и детей. Я ничего о страсти Марты не знала, пока Сергей Петрович не приехал ко мне. Совершенно неожиданно, без предупреждения. Стою у плиты, блинчики жарю, мужа со службы жду, и вдруг звонок. Я решила, что Женя опять ключи забыл, рассеянный он у меня, на домофон не глянула и со словами: «Ну вот, что бы ты делал, задержись я сегодня на кафедре?» – дверь распахнула.

На пороге стоит красавец. Волосы кудрями вьются, на поэта Есенина похож.

Я удивилась, а он спрашивает:

– Вы Галина Леонидовна, родная тетя Мартины Столовой? Хотел с Еленой Леонидовной поговорить о дочери, но не смог. Она больна, в кровати лежит.

Я сразу же поняла, что Ленка в хлам пьяная. А красавчик дальше гудит:

– Разрешите представиться, Сергей Петрович Каренин. Фамилия, как у героя всемирно известного романа Льва Толстого. Преподаю в школе физику.

И выложил учитель такую историю.

Он счастливый муж и отец, супруге не изменял и прелюбодействовать не собирается, к школьницам не пристает, даже помыслить не может, чтобы с ученицей отношения завязать. Рефреном повторял: «Я не растлитель малолетних, попросите Марту прекратить приставать ко мне».

На меня сначала смех накатил. Стоит в моей прихожей взрослый мужик, к тому же и педагог, который не способен осадить подростка. Анекдот! Но чем дольше он говорил, тем меньше мне веселиться хотелось.

Оказывается, Марта его просто преследовала. После уроков приходила в кабинет физики – якобы вопросы задать, мол, материал она не поняла. Учитель за стол сядет, девочку напротив посадит, а та ножку вытянет и к его ноге прижмет, улыбается. Потом затеяла кофточку снимать, а под ней полупрозрачная футболка, лифчика нет. Физик не знал, куда глаза деть. В конце концов он назойливую девицу перестал в кабинет пускать. Так она домой к Сергею Петровичу заявилась. И в каком виде – мини-платье в обтяг, декольте. А у педагога жена беременная. Она дверь открыла, Марта ее попросила:

– Позовите Сергея.

Супруга удивилась:

– Мужа дома нет. И тебе не кажется, что девочке неприлично взрослого мужчину просто по имени, без отчества, звать?

Тут Столова и выдала:

– Я не девочка! Мы с Сергеем обожаем друг друга, давно спим вместе. Тебе лучше сразу понять: ты в нашей любви лишняя.

Хорошо, что супруга физика разумным человеком оказалась. Она спокойно ответила:

– Рада слышать, что ты нашла свою любовь.

А потом дверь закрыла.

Так Мартина в створку ногами колотить принялась! Но все же пришлось ей вон убираться – хозяйка квартиры никак на грохот не реагировала. Сергей Петрович вернулся домой и на двери обнаружил надпись, сделанную помадой: «Он мой, а ты…» фраза заканчивалась бранным словом.

Каренин, узнав о визите малолетней красотки, испытал малоприятные эмоции и на следующий день помчался к ее матери, адрес нашел в личном деле ученицы. Квартира оказалась не заперта, в ней царил вдохновенный беспорядок, Елена храпела на диване. Естественно, пьяная, а не захворавшая, как сказал вежливый педагог. Сергей Петрович разузнал подробности о семье Столовых и приехал ко мне.

Я пришла в негодование, попыталась вразумить Марту. Куда там! Она впала в истерику, схватила нож, начала резать себе запястья. Слава богу, не задела крупные сосуды. Я не знала, как ее успокоить, и вдруг оторва говорит: «Дай мне денег на туфли». Я совершенно не ожидала ничего подобного, растерялась, достала кошелек, в котором как раз была вся моя зарплата, и отсчитала нужную сумму…

Глава 10

– Вы не показывали девочку психиатру? – поинтересовалась я.

Собеседница отмахнулась.

– Поверьте, она была здоровее многих. Просто знатная актриса. Я это поняла именно после того, как она деньги потребовала. Ну представьте, только что девочка на тот свет собиралась, и вдруг нате вам – дай денег на туфли.

– Если подросток пытается совершить суицид, то, возможно, у него душевное заболевание, – осторожно предположила я.

– Ой, я вас умоляю… – поморщилась Галина Леонидовна. – Чушь! Хотя в целом вы правы. Если ребенок впадает в депрессию, становится неконтактным, это определенно повод забеспокоиться. Но с Мартой-то иначе было. Она не раз приезжала к Володе и Ксюше домой и начинала ныть: «Помогите купить пальто». Владимир был прекрасным человеком, очень обеспеченным, но деньги ему не с неба падали, благосостояние они с Ксюшей тяжким трудом зарабатывали. Вова очень аккуратно тратил деньги. Когда Мартина первый раз заявилась к нему с такой просьбой, он ей ответил: «У тебя есть пальто, только что его на вешалку повесила. Зачем второе?» Пару недель Марта к брату как на работу приезжала, продолжала выпрашивать обновку, а потом, заявившись в очередной раз и снова услышав отказ, вытащила бритву да как резанет себе по наружной стороне запястья. Потекла кровь, Володя опешил, Ксения испугалась, в результате девчонка обрела желаемое, брат выдал ей деньги на обновку.

– По внешней стороне запястья? – повторила я. – Но…

– Вы сразу суть вопроса уловили, – похвалила меня Воронова. – Чтобы лишить себя жизни, люди режут внутреннюю часть. И настоящие самоубийцы никогда не делают это прилюдно. Те, кто при скоплении народа глотает таблетки, хватает веревку и тыкает в себя ножом, истерики с демонстративным поведением.

Я молча слушала даму. Да, истерики, манипуляторы. Или больные психически. Возможно, Мартине требовалась помощь врача, но она ее не получила.

Галина посмотрела на уже пустую бутылку, достала из шкафа новую и в очередной раз выпила воды. Потом подняла мою чашку из-под кофе и уставилась на ее стенки.

– О! У вас будет много хлопот.

– Неужели? – улыбнулась я.

– По службе и дома. Вижу ремонт, – продолжала Воронова, – или какие-то заботы с жильем. Может, просто генеральную уборку. В остальном все в полном порядке. А у меня…

Моя визави посмотрела на кофейные потеки в своей чашке и замолчала, ее лицо вытянулось.

– Что-то не так? – встревожилась я.

– Нет, нет, – возразила профессор, – я проживу еще сто лет.

В кабинет заглянула растрепанная девушка.

– Галина Леонидовна, студенты нервничают.

Воронова всполошилась.

– Ой, забыла! Простите, у меня сейчас лекция для вечерников. Более не могу продолжать беседу.

Я встала и уронила сумку. Пришлось присесть на корточки, чтобы собрать выпавшее из нее содержимое. Одновременно я бормотала:

– Спасибо за разговор, извините, что отняла столько времени… Ох, Таня, ты растеряша… Все высыпалось, сейчас соберу…

– Если понадобится еще что-то узнать, звоните, – вежливо разрешила ученая дама.

Я встала, повесила кожаную торбочку на плечо, пошла к двери. И услышала оклик:

– Татьяна!

Конечно, я обернулась.

– Уж простите за бесцеремонность, – смущенно пробормотала хозяйка кабинета, – но лучше я скажу, чем потом над вами посмеиваться начнут. У вас юбка и колготки разорваны.

Я попыталась изогнуться, чтобы рассмотреть неприятность.

– Ну надо же! Когда выезжала из дома, все было цело. Спасибо за предупреждение.

Мы вышли в коридор, Воронова проводила меня до лифта.

Я спустилась во двор, позвонила Эдите и пообещала вскоре приехать. Затем выслала ей запись беседы с Галиной Леонидовной, пошла к автомобилю и тут увидела на другой стороне улицы вывеску: «Одежда для хорошего настроения и здоровья». Я быстро перебежала проезжую часть и вошла в магазин.

– Здравствуйте, – весело произнесла женщина за прилавком, – мы рады видеть вас в нашем «Концепт Хаус-Холле». Ищете нечто конкретное или просто посмотреть зашли?

– Порвала колготки, – объяснила я, – и юбку в придачу. Остается лишь гадать, как случилась эта незадача.

– Как вас зовут? – задала неожиданный вопрос продавщица.

– Татьяна, – представилась я.

Женщина обрадовалась, словно я сделала ей подарок, и затараторила:

– Обожаю это имя! Так звали мою любимую бабушку. Вы очень на нее похожи, прямо вылитая Татьяна Павловна незадолго до смерти. Она скончалась в сто четыре года. Бабуля такая добрая была!

Я уставилась на продавщицу. Хм, однако сомнительный комплимент она мне сделала. Из ее слов следует, что я выгляжу древней старушкой, правда милой и доброй бабусей, что, согласитесь, лучше, чем походить на злобную каргу, ровесницу египетской пирамиды. Во всем плохом всегда есть нечто хорошее. Отлично, значит, я добрая Баба-яга.

А торговка продолжала:

– Меня же назвали неинтересно – Катей. Ой! Вы, наверное, думаете, что я много болтаю? И решили, что похожи на пенсионерку?

– Нет, – соврала я, – когда я вхожу в магазин, все мои мысли только о покупке.

– Сказав, что вы вылитая Татьяна Павловна, я имела в виду не внешность, – безостановочно говорила Катя, – бабуля носила длинные волосы, а у вас они средней длины. Нет, я имела в виду одежду, вы одеты точь-в-точь, как она.

Я поперхнулась. Час от часу не легче. Значит, я отличаюсь от столетней бабки только прической, а одеваюсь точно, как мадам, отметившая вековой юбилей. Здорово!

– Опять я что-то не то ляпнула? – жалобно спросила торговка.

– Нет, нет, – поспешила заверить я.

– Слава богу, – обрадовалась она, – а то я прямо испугалась. Лицо у вас стало, как у Фрези. Знаете ее?

– Не довелось встречаться, – пробормотала я, окидывая взглядом стойки с вешалками.

Надеюсь, Фрези юная принцесса, о красоте которой слагают легенды.

– Вы не читали «Сказки Бурамундии»? – подпрыгнула Катя. – Фрези – тамошняя королева. Она хромая, косая, горбатая, жирная, как три слона, и у нее такая морда, что кирпич отдыхает!

– Колготки есть? – невежливо перебила я продавщицу.

Та начала бросать на прилавок упаковки, не переставая тараторить:

– У нас их море, любые на выбор. Восстановители кровообращения, массажные, антицеллюлитные, противодиабетические, эпилирующие…

– Обычных нет? – попыталась я остановить Катю, но вызвала новый приступ болтовни.

– Ой, ну что вы! Наш магазин уникальный. У нас только товары для улучшения, сохранения, шлифовки телесного и душевного здоровья. Новейшие разработки ученых всего света. Такое исключительно здесь, более нигде в мире. За ерундой сюда не ходят, наши клиенты продвинутые современные люди, желающие сохранить и приумножить тело и душу.

Я попятилась к выходу.

– Лично мне приумножать тело не надо, своего с избытком. А как колготки могут повлиять на душевное равновесие?

Катя широко распахнула свои и без того большие глаза.

– Неужели не понимаете? Гляньте в зеркало. Что там видите?

– Себя, – ответила я.

– Вы своим внешним видом довольны? – не отставала продавщица. – Только честно! Вот прямо, как бабушке родной, скажите мне: вы собой довольны?

– Ну… – протянула я, – по-моему, вполне так ничего…

Катя погрозила мне пальцем.

– Просила же, говорите, как бабушке. Ладно, я буду ваша бабулечка и сама поинтересуюсь: «Внученька, ты рада видеть сейчас две жирные ноги? Такое впечатление, что на двух столбах стоишь, все ровное от колена до щиколотки. А задница? Да она как арбуз! И видны валики на боках».

У меня отвалилась челюсть. Не слышала ранее таких «комплиментов». Никогда никто мне подобных слов в лицо не говорил. Уж не знаю, что думают посторонние, когда впервые меня видят, возможно, они считают меня помесью носорога с авианосцем, но у большинства людей хватает воспитания и ума, чтобы оставить свое мнение при себе.

– Вижу, вы уже впадаете в депрессию, – вещала тем временем Катя. – Но! Но! Но! Теперь есть решение! Вот – жиросжигающие колготки с эффектом внешнего ухудения на два размера.

Слово «ухудение» вызвало у меня приступ смеха.

Катя надула губы.

– Все всегда одинаково сначала реагируют, а потом натянут концепт-чулочки, и хаханьки-то прекращаются. У вас, похоже, пятьдесят восьмой размер?

– Пятьдесят второй, – уточнила я.

– Ну надо же, а выглядите почти на шестидесятый, – выпалила Катерина. – Идите, померьте. Если останетесь недовольны, я сделаю вам подарок: платье, юбку, блузку – что захотите. Отдам без денег. Просто так. Ступайте, не тормозите. Давайте, давайте.