Раб моих желаний Линдсей Джоанна

Глава 5

На него напали, когда он возвращался из мыльни постоялого двора, где одновременно мылись несколько десятков человек. Пятеро неизвестных, одетых в кожаные безрукавки, взяли его в кольцо. Однако на воинов они не походили. Скорее обычные грабители, каких полно в городах, где правит слабый или вечно отсутствующий лорд или продажный олдермен[3].

К сожалению, он совсем не знал Керкборо, поскольку никогда не бывал тут раньше. Вероятно, и здесь царят беззаконие и насилие, а всех путешественников и чужаков непременно стараются обворовать или похитить, чтобы потом потребовать с родственников выкуп пожирнее. Правление Стефана обернулось неисчислимыми бедами для Англии, и разъезжать по стране одному или с небольшим эскортом означало рисковать не только кошельком, но и жизнью.

Приходилось признать, что он сделал огромную глупость, явившись сюда в сопровождении единственного оруженосца. И все лишь потому, что хотел предстать пред невестой во всем блеске красоты и мужественности. Подумать только, куда завели его тщеславие и уверенность в собственной неуязвимости! Слишком долго он считал себя непобедимым и не сомневался, что одной его репутации достаточно, чтобы держать врагов в благоговейном страхе. Но здесь никто и понятия не имел ни о нем, ни о его репутации, так что приходилось полагаться на свои силы.

Уоррик де Шевиль сознавал, что совершил непростительную ошибку, за которую еще долго будет себя проклинать, ибо он был не из тех, кто отличается снисходительностью даже по отношению к самому себе. Откровенно говоря, город казался мирным и ухоженным, а ему было не до предосторожностей. Скоро он женится в третий раз и не желал, чтобы новая жена страшилась его так же сильно, как две первые. Уоррик возлагал большие надежды на леди Изабеллу. И хотя такое слюнтяйство было не в его правилах, он почти год добивался ее расположения, когда находил для этого время, разумеется. Ее отец с радостью благословил столь выгодный брак, однако Уоррик желал получить согласие Изабеллы и отказывался заключить брачный договор, пока не завоюет сердце невесты. Теперь все уладилось, и ему не терпелось привезти суженую в свой замок.

Леди Изабелла Малдюи была не только первой красавицей графства и завидной невестой, но еще и славилась добрым характером, изящными манерами и очаровательным чувством юмора. Именно смеха и веселья так не хватало в жизни Уоррику, чья семья была жестоко уничтожена, а в сердце надолго поселились горечь и ненависть. Правда, в живых остались две дочери, но отец считал их легкомысленными и эгоистичными созданиями. Да, он, конечно, любил их, но не мог долго выносить постоянной грызни и перепалок. Он мечтал иметь дом, такой как в детстве, теплый и надежный, где жилось бы мирно и спокойно, откуда не хотелось бы удрать на очередную войну. А еще Уоррик грезил о сыне.

Он считал, что просит у судьбы не так уж и много – не больше, чем любой мужчина на его месте. И добрая, приветливая жена могла бы дать ему все это. Уоррик думал, что нашел именно такую подругу жизни в лице Изабеллы. Она была очень привлекательна и нравилась ему. Оставалось надеяться, что это чувство со временем перерастет в нечто большее, хотя… хотя Уоррик не был уверен, что способен любить после стольких лет, исполненных злобы и отчаяния. Но разве любовь так уж важна? Главное, чтобы супруга почитала и уважала его. И все будет хорошо, если, конечно, его не прикончат этой ночью.

Беда в том, что он даже не был как следует вооружен, поскольку оставил меч и доспехи в своей комнате и наказал Джеффри все как следует вычистить. Хорошо еще, что не забыл сунуть за пояс кинжал! И теперь из всей одежды на нем оставалась лишь короткая набедренная повязка, из-под которой высовывалась рукоять клинка. Все остальное он велел слуге постирать.

Но даже в таком виде Уоррик представлял немалую угрозу для нападавших. Те не слишком горели желанием броситься на широкоплечего гиганта, возвышавшегося над низкорослыми разбойниками. Кроме того, судя по лицу, можно было безошибочно сказать, что перед ними человек жестокий и опасный, готовый без содрогания прикончить любого. А в серых глазах стыло такое ледяное презрение, что один из незнакомцев испуганно перекрестился, прежде чем выхватить меч.

Кольцо врагов медленно сужалось. Предводитель что-то прокричал, вероятно, требуя от Уоррика сдаться без боя. Но не на того напал!

Уоррик стиснул рукоять кинжала, издал боевой клич, от которого кровь стыла в жилах, и метнулся вперед так быстро, что стоявший поблизости негодяй, не успев ничего понять, схватился за рассеченную щеку. Правда, Уоррик метил в горло, но промахнулся, зато отчаянный визг раненого вселил страх в сердца нападавших.

Вскоре стало ясно, что незнакомцы либо плохо владеют оружием, либо не намерены убивать Уоррика. В этом и заключалась их ошибка.

Он ранил еще одного, но тут остальные опомнились и принялись защищаться. Им было приказано быть поосторожнее с пленником, но и погибать понапрасну тоже не хотелось.

В этот момент в бой вступил Джеффри, услышавший звон стали. Мальчишке было всего пятнадцать. Такого оруженосца Уоррик ни за что не повел бы за собой на поле брани, ибо считал, что парнишка еще недостаточно вырос и окреп. Конечно, он умел обращаться с мечом, но его руки были еще слишком слабы, и поэтому удары выходили не очень увесистыми. Правда, недостаток силы Джеффри с лихвой возмещали боевой задор и мужество. Он ринулся на врагов, но не успел еще размахнуться, как в живот ему вонзился меч.

Уоррик заметил неверяще-изумленное выражение лица юноши, мгновенно сменившееся гримасой ужаса и отчаяния. Джеффри медленно согнулся и упал на землю.

Мальчик воспитывался в его доме с семи лет. Только в прошлом году Уоррик взял его под свое крыло и сделал оруженосцем, хотя у него уже имелось несколько и в лишнем не было нужды. Он привязался к парнишке, который был готов на все, чтобы угодить господину, и сейчас, видя, что еще несколько секунд – и Джеффри отправится на небо, Уоррик с яростным криком метнул кинжал в убийцу. Тот рухнул, сжимая обеими руками горло, из которого бил багряный фонтан, и не успели окружающие опомниться, как Уоррик выхватил меч из руки стоявшего неподалеку противника. Но было поздно. Лезвие другого меча плашмя обрушилось ему на голову, и Уоррик сполз на пол.

Двое мужчин, весьма благоразумно наблюдавших за схваткой со стороны, долго отдувались, прежде чем сунуть мечи в ножны и приблизиться к поверженному пленнику. Один осторожно пнул Уоррика в бок носком сапога, желая удостовериться, что он действительно потерял сознание. Русые пряди потемнели и слиплись от крови. Зато он жив, а следовательно, приказ хозяина выполнен!

– Но нам было велено найти раба, а этот человек – воин, – встревоженно заметил один нападавший другому. – Так сражаются только рыцари. Неужели ты не способен отличить знатного человека от простолюдина?

– Нет, он был покрыт дорожной пылью, когда вошел сюда. Я увидел, что на нем нет лат, а глаза и волосы точь-в-точь такие, как требовал лорд Жильбер. Хорошо еще, хоть такого отыскали!

– Сунь ему в рот кляп и молись, чтобы лорд Жильбер не вздумал его расспрашивать!

– Да какая разница! Половина рыцарей лорда Годвина – неотесанные деревенские олухи! А мы приведем лорду Жильберу парня с глазами и волосами в точности того цвета, как нужно! Кстати, зачем это ему понадобилось?

– Наше дело выполнять приказ, а не совать нос куда не просят! Ну и тяжелая у тебя ручища! Так врезал бедняге, что теперь придется его нести!

– Все лучше, чем снова пытаться его усмирить, – фыркнул собеседник. – Вот уж не думал, что так трудно придется! Как по-твоему, мальчишка его сын?

– Возможно, а коли так, то наши беды еще не кончились. Пожалуй, надо его связать по рукам и ногам, иначе не миновать очередной схватки.

Глава 6

Ровена заснула, неловко скорчившись на краю огромной кровати. Перед тем как забыться, она долго смотрела на то место, где еще недавно лежал Годвин. Жильбер, как и обещал, куда-то унес тело и оставил ее одну, на прощание еще раз предупредив, чтобы никого не впускала, кроме него.

Девушка с радостью бы запретила появляться и ему. Будь у Ровены оружие, она не задумываясь попыталась бы убить своего тюремщика, прежде чем тот принудит ее к новым неслыханным мерзостям. Но она была безоружна и не могла сбежать, не подвергая опасности жизнь матери. Трудно сказать, что хуже: брак с Лайонзом или то, что задумал Жильбер. Нет, что может быть ужаснее для восемнадцатилетней девушки, чем лечь в постель с гнусным старым распутником?!

Ей даже не было жалко Лайонза, хотя, вероятно, и она отчасти виновна в его кончине. Поганец скорее всего прикончил не одну невинную женщину, имевшую несчастье стать его женой, и все лишь потому, что либо они ему надоедали, либо старался заполучить приданое очередной жертвы, чтобы потуже набить сундуки. К сожалению, Ровена прекрасно знала, что таких бессовестных негодяев не так уж мало. Но были и другие, порядочные благородные люди, подобные ее отцу. Именно поэтому даже среди всеобщего разгула беззакония и жестокости мир не рухнул окончательно.

Задолго до рассвета Жильбер постучал в дверь. Судя по тому, как ломило все тело, а мысли путались, Ровена проспала только несколько часов. Но при первых же словах сводного брата сон как рукой сняло.

– Все готово. Моим людям повезло отыскать нужного человека. Мне было необходимо, чтобы глаза и волосы у него оказались точь-в-точь как у твоего мужа, поскольку именно это в первую очередь замечают в младенце посторонние.

Ровену бросило сначала в жар, потом в холод. Внутри у нее свело от страха. Он действительно сделал это: нашел наемника, которому можно кинуть ее, как кость собаке. Впрочем, точно так же поступил бы ее муж, видя, что сына ему не дождаться. Как они схожи, Лайонз и Жильбер. Та же подлость характера, та же расчетливость, та же алчность. Ровена не удивится, если Жильбер уговорил того самого Джона, о котором упоминал покойный муж, занять место Лайонза на брачном ложе. Иисусе милостивый, неужели этот кошмар никогда не кончится?!

– Поспеши, – велел Жильбер, стаскивая Ровену с постели. – Хотя до утра далеко, тебе понадобится немало времени. Нужно соединиться с этим мужчиной не один раз, чтобы увериться, дало ли его семя росток.

– Почему ты все это мне высказываешь? – прошипела Ровена, безуспешно пытаясь вырвать руку. – Можешь давать свои мерзкие наставления тому жеребцу, которого приготовил для меня!

К ее удивлению, Жильбер не рассердился.

– Сама все увидишь, – только и сказал он.

И она увидела. Почти сразу же, поскольку, как оказалось, незнакомца положили в маленькой комнате прямо напротив ее спальни. Здесь помещалась только кровать, по сторонам от которой возвышались высокие канделябры. Ровена не знала, что именно в этой каморке ее муж предавался самому разнузданному разврату с рабынями. Над изголовьем кровати даже висели тонкие цепи, хотя такому сильному мужчине, как пленник, ничего не стоило их разорвать. Поэтому Жильбер, опасаясь, что неизвестный освободится и начнет сопротивляться, велел принести тяжелые кандалы и приковать его к кровати, так что тот не мог пошевелиться.

Ровена тотчас же заметила, что мужчина привязан крепко-накрепко и к тому же почти обнажен. Привязан? Нет, закован! Руки подняты над головой, а под кроватью натянуты цепи. Значит… значит, и он невольник! И к тому же лежит без чувств… или просто спит?

– Почему ты не заплатил ему, вместо того чтобы притащить сюда силой? – с трудом вымолвила она. Жильбер, все еще не выпуская пальцев сестры, глухо пояснил:

– В таком случае он взял бы тебя. Я же отдаю его тебе, чтобы не чувствовала… не считала…

Он запнулся, и Ровена спокойно добавила:

– Что меня насилуют?

Как ни странно, Жильбер вспыхнул.

– Считай, что я предоставил тебе свободу действий. Так или иначе, сегодняшней ночью ты должна расстаться с девственностью. Это приказ.

Ровена неожиданно сообразила, что он уверен, будто оказал ей величайшую милость. Но она так не считала. Притащить силой невинного человека, связать и подсунуть ее, Ровену, словно жертву на заклание! Однако Жильбер, как всегда, преследовал лишь собственную выгоду. Если Лайонз, уйдя в мир иной, не оставит наследника, все достанется его брату, включая армию наемников, в которой так нуждался Жильбер. В этом случае он сможет пользоваться войском всего несколько недель, пока правда о смерти Лайонза не выплывет наружу. Но этого времени недостаточно, чтобы отобрать все, захваченное Фокхерстом. Будь проклято это воинственное чудовище, одержимое жаждой мести! Он еще хуже Жильбера! Только из-за него Ровене придется пройти через этот ад!

Но тут Жильбер немного всполошился, вспомнив, насколько неопытна сестра.

– Ты… э-э-э… знаешь, что делать? Если нет, я попрошу кого-нибудь помочь. И сам бы вызвался, но вряд ли сумею вынести…

Он осекся, и девушка изумленно уставилась на него:

– Если находишь все это таким отвратительным, почему мучаешь меня?

– Так нужно, – процедил он сквозь зубы. – Другого способа сохранить Керкборо нет.

По-видимому, ему все-таки не по нраву затеянное! В душе Ровены затеплился огонек надежды.

– Тебе все равно придется скрывать смерть старика, – напомнила она. – Мог бы солгать и насчет ребенка, а тем временем воспользоваться наемниками Лайонза.

– А что будет, когда пройдет девять месяцев и младенец не появится на свет? Нет, лен слишком богат, а город огромен! Не желаю терять его из-за твоих капризов. Сделаешь, как тебе велено, Ровена. Я поместил пленника рядышком с твоей опочивальней, чтобы никто не увидел, как ты пробираешься сюда каждую ночь. Днем можешь отсыпаться, а домашним я скажу, что Годвин заболел и ты за ним ухаживаешь. Никто ничего не заподозрит. Слугам будет приказано держаться подальше, всем, кроме твоей собственной камеристки, которая, надеюсь, станет во всем тебе подчиняться… если хочешь, конечно, сохранить ее при себе.

Опять угрозы? Теперь и жизнь Милдред висит на волоске? Небо, как она его ненавидит!

– И сколько это будет продолжаться, Жильбер?

– Пока не забеременеешь. И если все это тебе настолько неприятно, придется насаживать себя на его копье несколько раз за ночь. Да-да, этот увалень достаточно здоров и силен, чтобы услаждать тебя часами напролет! Так и только так ты сможешь поскорее от него избавиться!

Значит, кошмару не суждено закончиться этой ночью… он будет длиться бесконечно! И отныне вместе с Ровеной этот ужас придется разделить и бедняге, вся вина которого заключается в том, что он имел несчастье родиться с серыми глазами и русыми волосами с золотистым отливом.

– Ты намереваешься постоянно держать его связанным?

– Не забивай свою головку разной чепухой. Тебе нет до него дела, – беззаботно ответствовал Жильбер. – Подумаешь, какой-то крепостной, от которого можно избавиться, как от ненужной ветоши, когда надобность в нем отпадет.

– Крепостной? – с сомнением протянула Ровена. Судя по росту и стати, этот человек не походил на простолюдина – ступни его упирались в изножье кровати, а плечи были широченными.

– Слишком он высок и мускулист для крестьянина. Что ты наделал, Жильбер?! Неужели похитил свободного человека? Горожанина?!

– Нет… вероятно, бастарда какого-нибудь лорда, – заверил Жильбер. – Если бы Керкборо посетил знатный господин, наверняка явился бы в крепость, чтобы провести ночь, не платя ни гроша за комнату и ужин. Даже самый ничтожный безземельный рыцарь предпочел бы компанию себе подобных и не замедлил бы предстать перед владельцем поместья. Возможно, он и свободный человек, но невысокого полета птица. Паломник или бродяга, и всего лишь.

– Но ты все-таки собираешься покончить с ним?

Вопрос явно застал сводного брата врасплох.

– Не будь дурой! – нетерпеливо рявкнул он. – Останься он в живых, может предъявить права на младенца! Конечно, никто ему не поверит, но поползут слухи, а братцу Годвина только и нужен предлог, чтобы окончательно разорить тебя.

Итак, даже если она безропотно покорится Жильберу, кто-то все равно должен умереть. Сознание неотвратимости зла вынудило Ровену презреть страх, которым она постоянно глушила бурлившую в душе ярость.

– Пусть Господь покарает тебя за жадность и подлость, Жильбер, – тихо выговорила девушка, вырвав свою руку, но что-то в его изумленно-непонимающем лице заставило ее окончательно забыть об осторожности. – Убирайся! – завопила она. – Я сумею изнасиловать этого страдальца и без помощи посторонних! Но пришли ко мне Милдред, человека нужно сначала привести в чувство, иначе вряд ли от него будет какая-то польза!

К сожалению, именно эти слова первыми услышал Уоррик, понятия не имевший, что девушкой в данную минуту движут горечь и гнев. Он пришел в себя, однако, издавна искушенный в воинских хитростях, не открыл глаз. Впрочем, ничего этим не добился: немного погодя послышался грохот захлопнувшейся двери.

Тишина. Кажется, его оставили в покое, но эта визгливая баба, вероятнее всего, сейчас вернется, если то, что она сказала, – правда. Неслыханно! Женщины просто не способны никого изнасиловать – у них ведь нет мужской снасти, да и в любом случае она имела в виду явно не Уоррика. Грубая шутка неотесанной девки, не более того. Но пока здесь никого нет…

Уоррик поднял веки, и первое, что увидел, – некрашеные балки потолка. Он повернул голову, чтобы отыскать глазами дверь, и поморщился от резкой боли. Пришлось несколько мгновений лежать неподвижно, прикрыв глаза. Кажется, он находится в мягкой постели, с кляпом во рту… и почти голый. Однако последнее меньше всего волновало Уоррика. Зачем трудиться одевать его, когда он может сделать это сам? Постель? Все лучше, чем подземелье.

И тут он ощутил свинцовую тяжесть в ногах и запястьях. Уоррик попытался шевельнуться, и сразу же послышался звон цепей. Господи, скован по рукам и ногам, как преступник! С какой целью? Если им нужен выкуп, значит, они знают, кого схватили, и рискуют навлечь на себя его кару, которая не заставит себя ждать. Однако воры и грабители хватали всех подряд, не обращая внимания на то, кто попадется им в лапы: рыцарь, горожанин, леди или базарная торговка, и если не получали требуемое, принимались пытать жертву. Однажды он захватил крепость, принадлежавшую феодалу-разбойнику, и, несмотря на свой жизненный опыт и твердость духа, был потрясен увиденным в подземной темнице: несчастные, тела которых медленно давили тяжелым жерновом, обнаженные узники с обгоревшими ногами, подвешенные за большие пальцы. Все пленники были мертвы, поскольку палачи просто-напросто позабыли о своих жертвах, как только Уоррик осадил замок. А сейчас, судя по каменным стенам и высоким потолкам, его заточили не в убогой хижине и даже не в харчевне. Скорее всего какой-то мелочный лорд решил поживиться. Впрочем, что такой барон, что разбойник с большой дороги – все едино. Уоррик снова открыл глаза, превозмогая рвущую виски боль, поднял голову и увидел у изножья кровати ее. Должно быть, он умер и попал на небеса, ибо перед ним предстал один из ангелов Господних, несомненно, посланных по его душу.

Глава 7

Ровена все еще злобно смотрела на дверь, за которой скрылся Жильбер, когда раздался металлический лязг цепей. Девушка испуганно воззрилась на узника. Он не шевелился, не открывал глаз, но Ровена интуитивно почувствовала, что незнакомец пришел в себя. До сих пор она не приглядывалась к нему внимательно, лишь мельком отметила, как он огромен. Со своего места у изножья ей по-прежнему было трудно судить о его внешности, но тут мужчина поднял голову и пригвоздил Ровену к месту требовательным взглядом. У девушки перехватило дыхание.

В этих светло-серых, как расплавленное серебро, глазах светилось изумление. Несмотря на бесформенный кляп, можно было сразу увидеть, как он красив и… надменен.

Что заставило ее так считать? Высокие, чуть выдающиеся скулы? Орлиный нос? Квадратный подбородок, чуть выдвинутый вперед из-за кляпа? Нет, она, должно быть, ошибается. Высокомерие – черта, присущая людям благородного рождения. Спесивый раб рискует собственной шкурой.

Однако этот крепостной не отвел глаз и не засмущался в присутствии леди. Возможно, просто дерзкий негодяй или слишком потрясен, чтобы помнить свое место. И о чем только она думает! Разве кто-то способен признать в ней леди, ведь она полураздета! Ну конечно! Пусть на ней всего лишь сорочка, зато сшитая из тонкого полотна, мягкая и почти прозрачная, а накидка – из дорогого восточного бархата, сшитая и подаренная матерью в день четырнадцатилетия девушки.

Вероятно, Жильбер прав – это побочный сын какого-нибудь знатного лорда и чрезвычайно гордится этим обстоятельством. Но что ей, в сущности, до этого? Ему так или иначе придется умереть. Правда, сначала она должна отдать ему свою невинность…

О Боже! Хватит ли у нее сил? Безумная, она еще раздумывает, в то время как мама…

В эту минуту Ровене больше всего хотелось броситься на пол и зарыдать. Она росла, окруженная любовью и заботой, не зная о жестокости и тяготах повседневной жизни. И теперь ей было невыносимо трудно приспосабливаться к чужому, враждебному окружающему миру. Жильбер заставляет ее силой взять этого человека. Но как? И хотя она в гневе бросила сводному брату, что не нуждается в помощи, на самом деле не знала ровно ничего о том, что происходит между мужчиной и женщиной.

Удивление в его взгляде сменилось восхищением. Хорошо ли это? Наверное, да. Он по крайней мере не находит ее отталкивающей. Ровена была рада и этой малости. Кроме того, незнакомец ни в чем не походил на ее мужа. Молод, красив, с гладкой кожей и упругим телом… нет, ничего общего с дряхлым старикашкой. Даже глаза были другого оттенка, чем у Лайонза!

И отчего-то казалось, что она обладает способностью читать его мысли. Вот и сейчас мужчина вопросительно смотрит на нее, словно хочет спросить что-то. Знает ли он, почему находится здесь? Скорее всего нет, ведь он только что пришел в себя. И к чему Жильберу распинаться перед человеком, уже приговоренным к смерти? Зато братец не преминул свалить на нее всю грязную работу. Какая мерзость! Но этот неотступный вопрос в глазах пленника…

Именно она должна признаться ему во всем и даже не сможет уверить несчастного, что его освободят, когда все будет кончено!

Ровена гневно стиснула кулаки. Этот человек не заслужил подобной участи. Невинная жертва чудовищных замыслов Жильбера! Она примет его семя, а Жильбер отнимет у бедняги жизнь! Ровена не должна этого допустить. Ради матери она исполнит желание брата, но сделает все, чтобы освободить этого человека, поможет сбежать, когда придет время.

Но этого она незнакомцу не поведает. Не стоит обнадеживать его понапрасну. А вдруг ей не удастся открыть двери темницы? И ни к чему ему знать о том, какой жребий уготовил ему Жильбер. Блажен, кто верует.

Однако незнакомец продолжал разговаривать с ней взглядами, и она опять поняла его. Он скосил глаза сначала на кляп, потом на нее. Все ясно. Хочет, чтобы она вытащила кляп! Но это невозможно! Ровена не вынесет, если мужчина попросит отпустить его. И без того угрызения совести не дают ей покоя. Пусть она стала невольной участницей недоброго дела, но что ей оставалось? Только вот слышать бесплодные мольбы, обращенные к ней, не могла.

Девушка медленно покачала головой, и незнакомец опустил ресницы. Не знай она, что перед ней простолюдин, подумала бы, что ее выгоняют из комнаты, как провинившуюся служанку. Может быть, он просто устал и решил отдохнуть?

Она подошла ближе, чтобы рассмотреть его получше, и обнаружила, что его веки плотно сомкнуты. Не желает иметь с ней ничего общего? Или просто не слышал шагов, ведь она не успела надеть туфли.

Ровена, затаив дыхание, принялась рассматривать пленника. Пожалуй, он даже выше Жильбера и, уж конечно, шире в плечах и груди. На руках, шее и торсе бугрятся мускулы, туго натягивая загорелую кожу. Очевидно, этот человек много и тяжко трудился. Возможно, он дровосек? Во всяком случае, дровосек в поместье отца мог одним пальцем переломить любого рыцаря.

Она неожиданно осознала, что уставилась на него с неприличным любопытством, но ничего не могла поделать с собой. Силен… как он силен и могуч! Она даже почувствовала нечто вроде благодарности к Жильберу за то, что догадался сковать этого великана, но тут же устыдилась собственных мыслей. Однако этот гигант сумеет легко отправить ее на тот свет одним движением руки, и лучше, если эти пальцы не дотянутся до нее.

– Прости меня, – начала она, удивляясь, почему говорит шепотом, хотя в комнате больше никого не было, – пожалуй, я честно объясню, зачем тебя привели сюда.

Пленник слегка повернул голову и посмотрел на Ровену. Сейчас в его глазах не было вопроса, не светилось любопытство. Терпение, поняла она, он набрался терпения и выжидает, небезосновательно считая, что имеет право получить ответ. Однако она не настолько храбра. Откроет лишь то, на что отважится, и ни словом больше.

Но теперь, когда решающий момент настал, девушка ощутила, как предательская краска ползет ото лба к шее.

– Я… вы… вы и я… мы… мы… придется…

Незнакомец чуть поднял брови, и не будь у него во рту кляпа, раздражение обязательно прорвалось бы. Ровена не могла осуждать этого человека. Трудно оставаться спокойным в таком положении. Но и у нее не хватило духу на то, чтобы произнести ужасные слова. Какой позор!

Ровена пыталась напомнить себе, что перед ней всего лишь раб, с которым нечего церемониться. Недаром мать всегда учила ее держать слуг в повиновении. Но он совершенно не похож на слугу. Слишком высокомерен, и она не могла отделаться от ощущения, что Жильбер напрасно принимает его за простолюдина. И хотя ее это не должно было касаться, почему-то на душе стало еще горше.

За дверью послышался шорох, и девушка испуганно встрепенулась, но тут же облегченно вздохнула. Должно быть, Милдред наконец пришла!

И, на мгновение позабыв о распростертом на постели пленнике, так и не дождавшемся ее объяснений, ринулась из комнаты.

Уоррик обессиленно обмяк, вне себя от злости и разочарования. Черт бы ее побрал! «Придется»… что именно? Неужели не могла договорить?!

Но он тут же вынудил себя успокоиться. Стоит ли осуждать это неземное создание, такое хрупкое и прелестное! В конце концов, не она притащила его сюда!

Однако он никак не мог взять в толк, почему она здесь. Может, хотела принести ему ужин? Правда, у нее в руках ничего не было, но, вероятно, она устала держать поднос и поставила его на пол? В таком случае почему девушка не вытащила кляп?! Как же он сможет жевать?

Вопросы, на которые никто не желает дать ответы. Спокойствие! Скоро он узнает, чего от него хотят, а тогда можно будет и поразмыслить, как отомстить тому, кто затеял это похищение. Виновный умрет страшной смертью. Недаром давным-давно, когда душа его увяла и умерла от тоски и отчаяния, он поклялся, что больше никто и никогда не посмеет оскорбить его или причинить зло, горько не поплатившись за это. И все шестнадцать долгих лет, половину своей жизни, он был верен обету. И не изменит ему до самой кончины.

Он снова вспомнил о прелестной крошке. Что же, по крайней мере лучше думать о ней, чем предаваться мрачным мыслям. Сначала он и вправду решил, что увидел ангела с нимбом золотых волос, сверкающих в сиянии свечей. К тому же она была во всем белом, и густые локоны, рассыпавшиеся по плечам, спускались до самых бедер.

На маленьком личике переливались синевой огромные глаза, круглые, печальные, умоляющие… в глубине которых скрывались бесчисленные тайны. Уоррик думал, что она безгрешна, пока не заметил в этих бездонных очах пламя ярости, возбудившее его любопытство гораздо сильнее, чем стремление узнать причину, по которой он оказался здесь. Как ни странно, его охватило безумное желание стать хранителем и защитником ангела. Уничтожить всякого, кто посмел ее обидеть.

Он жаждал дознаться, в чем причина ее гнева. И попытался заставить ее вытащить кляп. Отказ сначала удивил Уоррика, потом рассердил настолько, что он повел себя как капризный ребенок и перестал замечать девушку. Сейчас, оставшись один, он был просто потрясен собственным поведением. Эта малышка поистине обладает каким-то магическим воздействием на него!

Чуть позже он не выдержал и вновь уставился на нее. Говоря по правде, это доставляло ему немалое удовольствие. Скоро она придет, чтобы объяснить, почему его оставили здесь, и Уоррик вновь насладится прелестным видением. Вблизи она оказалась еще пленительнее. Безупречно белая, полупрозрачная, словно алебастр, кожа, полные манящие губки, изящная фигурка…

К величайшей досаде Уоррика, чресла его охватило пламенем желания. Не будь его рот заткнут, он разразился бы смехом! В его положении самое время думать о женщинах! Возможно, сумей он избавиться от кляпа, соблазнил бы девушку и уговорил бы ее стать наездницей лихого жеребчика!

Но Уоррик тут же покачал головой. Он просто спятил! С чего ей соглашаться, когда он не более чем пленник, у которого даже нет одежды, не говоря о кошельке. Что он может ей посулить?!

Ничего, он скоро освободится и позаботится о девушке. Спалит это проклятое место дотла, так что ей понадобится новый дом. И тогда он предложит ей свой.

Уоррик на мгновение вспомнил об ожидавшей его невесте, но даже это не смутило его. Незнакомка все равно будет принадлежать ему!

Глава 8

– Теперь ты все знаешь, – удрученно прошептала Ровена, закончив невеселый рассказ о смерти мужа и встрече с человеком, предназначенным его заменить. – И Жильбер имел совесть заявить: либо через девять месяцев у меня появится ребенок, либо моей матери не жить.

– Не сомневаюсь, что он способен исполнить угрозу. Отродье дьявола! Исчадие ада! Хорошо еще, что он не пожелал остаться в комнате и наблюдать! Твой муж так и поступил бы, отдай он тебя своему слуге Джону, – вздохнула Милдред. – Как ни печально, придется тебе пройти через это.

Ровена заломила руки:

– Знаю, Милдред, но… как?!

Глаза камеристки недобро блеснули. Она на секунду зажмурилась и брезгливо скривила губы.

– Как же я глупа! Совсем забыла, что ты невинная милая овечка. Останься твой муж в живых, тебе ничего не пришлось бы самой делать, кроме как покорно лежать под ним! Но теперь тебе придется действовать самой, а тот, что находится там, ничем не поможет. Говоришь, ему рот заткнули? И лежит на спине?

– На спине, Милдред, и сомневаюсь, чтобы смог пошевелиться, – слишком туго натянуты цепи.

Милдред снова вздохнула:

– Я пытаюсь представить, как все будет… никогда не сидела верхом на мужчине, сама понимаешь! Да это просто неприлично!

– Жильбер, должно быть, считает, что это проще простого, поскольку бедняга связан, как пойманный вепрь, которого вот-вот насадят на вертел.

– Я не говорила, что это невозможно, – рассерженно фыркнула Милдред. – Какой позор! Такие разговоры подобают скорее судомойкам, чем благородной даме!

Служанка неудержимо покраснела. Лицо Ровены стало мертвенно-белым. Что же теперь делать? Ведь проклятый д’Амбре обязательно явится на рассвете, чтобы удостовериться, выполнен ли его приказ. Положение прямо-таки безвыходное!

– Кажется, я сообразила, как надо действовать, – объявила Милдред. – И скажу все без прикрас, чтобы поскорее покончить с этой мерзостью. Ты должна оседлать его бедра, вонзить наконечник копья в себя и пуститься вскачь. Сначала будет очень больно, но скоро все пройдет, и ты сможешь беспрепятственно двигаться. Представь себе, что пустила своего жеребца в галоп. Подскакиваешь… нет, не красней. Ты наверняка привыкнешь, как только устроишься поудобнее. Но помни, нужно постоянно двигаться, если хочешь, чтобы он отдал тебе свое семя. Если воображаешь, что достаточно посидеть несколько минут и все получится, жестоко ошибаешься. Придется хорошенько потрудиться! Ну как, сумеешь сделать все сама, или еще раз объяснить?

– Сумею… то есть… попробую.

Милдред крепко обняла девушку.

– Считай это просто неприятной работой, милая. Я бы присоветовала тебе кое-что другое, не будь этот парень чужаком. А теперь старайся твердить себе, что как только в твоем чреве зародится новая жизнь, ты больше никогда его не увидишь, так что он не стоит твоих мучений.

Но, несмотря на все уговоры, она готова сквозь землю провалиться!

Ровена, сгорая от смущения, вернулась в каморку и едва открыла дверь, как пленник тотчас устремил на нее взор. На этот раз в глазах его промелькнул явный интерес, но Ровена ничем не выдала себя.

Неприятная работа, как всякая другая? Ну что же, главное – поскорее с ней покончить.

Девушка приблизилась к кровати и, заикаясь, попыталась открыть незнакомцу неприглядную истину:

– Мне нужен ребенок, и зачать его необходимо как можно быстрее. К сожалению, именно вам выпало мне в этом помочь. Вас выбрали из-за цвета волос и глаз, такого же, как у моего покойного мужа. Дитя должно хоть немного походить на него. Поэтому нам придется… быть вместе сегодняшнюю ночь и все последующие, пока ваше семя не укоренится в моем чреве. Поверьте, мне это отвратительно не менее, чем вам, но обстоятельства сильнее нас.

Цепи громко зазвенели, но Ровена не смела поднять глаза на пленника. Неизвестно откуда у нее взялось мужество шагнуть ближе и рывком сдернуть с него набедренную повязку. Ткань с тихим шорохом упала на пол. Взгляд Ровены был прикован к его мужской плоти, покоившейся в гнезде из золотистых завитков. Да, это поистине чудовищное оружие, о котором она наслышалась столько всяких историй!

Из груди пленника вырвалось глухое звериное рычание, и девушка отпрянула, с испугом глядя на него. Какие выразительные глаза! Слишком выразительные… и без слов обещающие жестокое отмщение, если она не отступится от задуманного.

Ровена зябко повела плечами. Ей еще не приходилось сталкиваться с подобной яростью. На такое она не рассчитывала. Большинство мужчин отнюдь не возражали бы против предложенного дарового удовольствия. Они брали женщин, не заботясь, принесет ли плоды еще одно поспешное соитие, а потом уходили и зачастую навсегда. Что им еще одно невинное дитя? Так поступали не одни знатные и богатые, но и бедные простолюдины, только последние чаще всего не ведали, кто настоящий отец младенца, поскольку служанки и деревенские девчонки считались легкой добычей и ложились под каждого, кому придет охота задрать им юбки. Пойманные на месте преступления мужчины были вынуждены немедленно жениться.

Может, и он вообразил, что теперь придется идти к алтарю? Или не выносит, когда женщина оказывается наверху? Милдред назвала такой способ неприличным; наверное, он того же мнения. Но что поделать, все равно уже ничем не поможешь.

– Жаль, что вы против, но это ничего не изменит, – горько вздохнула она. – Я вынуждена на это пойти. Но постараюсь сделать все как можно быстрее, чтобы не мучить вас.

Глаза незнакомца яростно вспыхнули, словно она несла несусветную чушь. Досадно, что ей не удается с такой же легкостью читать его мысли. Ровене так хотелось, чтобы он хоть немного упростил ей задачу, но зачем это ему? Должно быть, он, как и она, чувствует себя последним ничтожеством, которого используют без зазрения совести. Что же, больше она не станет на него смотреть. Главное – покончить со всем, и без всяких промедлений.

Собравшись с духом, Ровена вскарабкалась на край кровати, но она внезапно затряслась с такой силой, что девушка слетела на пол. И долго пыталась отдышаться, недоумевая, что произошло. Но услышав затихающий звон цепей, поняла: пленник взбешен и старается выгнать ее из комнаты.

Ровене хотелось закричать, осыпать его проклятиями, но вместо этого она кое-как поднялась и пронзила его мрачным взглядом.

– Я все равно соединюсь с тобой! Понятно?! Так нужно!

Она вновь приблизилась к кровати, готовая встретить его бешеное сопротивление, но, случайно увидев, что он вытворяет, замерла как вкопанная. Огромное тело извивалось, металось, билось, и вынести это устрашающее зрелище было невозможно. Казалось, что кровать вот-вот переломится. Ровена потеряла равновесие и едва не свалилась снова, но успела податься вперед и рухнула как раз ему на бедра.

Пленник мгновенно замер. Ровена испугалась, что причинила ему боль, и тотчас приподнялась, собираясь взглянуть, в чем дело. Его естество вроде бы не пострадало, но она впервые увидела кровь на его запястьях и щиколотках, растертых кандалами в порыве безумного гнева.

– Глупец! – прошипела Ровена. – Зачем терзать себя из-за того, над чем не властен?

Ответом послужил угрожающий рев. Но, воспользовавшись тем, что мужчина по-прежнему оставался недвижим, Ровена поспешно оседлала его и торжествующе улыбнулась. Пусть теперь попробует сбросить ее! Но он просто наблюдал за ней с убийственным презрением.

Уоррику доселе не доводилось испытывать подобного бешенства. Она намеревается украсть у него дитя! Его дитя! И если добьется этого, ей не жить! Нет, это слишком легкое наказание! Черта с два! Прежде он заставит ее пройти через все муки ада!

Девушка чуть приподняла сорочку и заерзала, устраиваясь поудобнее. Почему-то ее нежелание раздеться разъярило его еще больше. Она заявляет, что похитит его семя, но даже не потрудилась обнажить свое соблазнительное тело! Прекрасно! Скоро ей предстоит узнать, что все ее старания обречены на неудачу!

Уоррик поспешно опустил веки, чтобы не смотреть на эту прелестную дьяволицу. Он весь кипел. Упивался своим гневом и желал в эту минуту лишь одного: добраться до нее и избить до полусмерти. Она смеет проделывать такое, и с кем! С ним, могучим воином, знатным рыцарем! Подумать только, он принял ее обещание изнасиловать его без посторонней помощи за грубую шутку! Уже за одно это негодяйка заслуживает суровой кары, но отнять плоть от плоти его! Последнее и решило ее участь. Ей не жить!

Кроме того, она еще и глупа, если считает, что способна изнасиловать мужчину! Держи она рот на замке и предложи ему себя, наверняка получила бы все, чего добивалась. Один взгляд на этот лакомый кусочек, и он не устоял бы против зова плоти. Но теперь ему даже не приходилось бороться с собой: обычно могучее орудие оставалось вялым и безжизненным.

Следуя советам Милдред, Ровена не собиралась восседать на незнакомце и дожидаться чуда. Ее проворные пальчики принялись стискивать и мять его плоть, и Уоррик невольно удивился – таких ласк от женщин он еще не вкушал. Но сообразив, что девчонка что было сил вбирает его мягкую плоть в себя, Уоррик потрясенно вытаращил глаза. Зато ее собственные оставались закрытыми, губа была закушена до крови, а лоб сосредоточенно наморщен. Уоррик дернулся, когда девушка задела его ноготком, однако она, похоже, этого даже не заметила. Интересно, сколько еще она провозится, пытаясь совершить невозможное?

Оказалось, недолго. Огорченно всхлипнув, девушка сползла с кровати и почти побежала к двери. Кажется, она сдалась!

Если бы не кляп, Уоррик завопил бы от переполнявшего душу удовлетворения. Подумать только, как легко было отделаться от нее! Он победил! Она проиграла.

Но он ошибся. Женщина вернулась.

Честно говоря, он не думал, что она отважится на такое. Щеки незнакомки пылали как маков цвет, но в лице и походке читалась такая неукротимая решимость, что Уоррик поневоле насторожился. И не зря. Незнакомка медленно сбросила на пол накидку и потянулась к подолу сорочки. Уоррик моментально зажмурился. Но в ушах зазвенел нежный голос:

– Сопротивляйся сколько угодно, любезный, теперь я точно узнала, что это ни к чему не приведет.

Уоррик не ответил бы, даже если бы мог, но с удовольствием перерезал бы горло тому, кто минуту назад придал ей мужества продолжать издевательства. Он навострил уши, чтобы услышать шаги, но почувствовал лишь легкое прикосновение маленькой ручки к своей груди.

– Ты, должно быть, уже догадался, что я девственна.

Уоррик не знал этого, но волшебное слово произвело на него желаемое воздействие. Сначала он даже не понял, в чем дело, но нежные пальчики скользнули к его животу. Оставалось надеяться, что злоба и ненависть помешают ей достигнуть цели, но женщина продолжала говорить, и Уоррик поддался сладкоголосому пению этой сирены.

– В своем глубочайшем невежестве я даже не предполагала, что ты не готов для меня и нуждаешься в определенного рода… ободрении. Подумать только, что твоя мягкая плоть вырастет и нальется силой в моих руках!

Она немедленно исполнила обещание и удивленно воскликнула:

– Невероятно, но этот странный отросток уже не умещается в моей ладони! Правда, Милдред заверила меня, что так и будет! Хотелось бы посмотреть, что произойдет дальше!

Да ведает ли она, как неотразимо действует на него ее болтовня? Разрази гром и эту шлюху, и ее советчиков!

На лбу Уоррика выступили крупные капли пота. Он устоит перед обольщением!

– Я должна целовать тебя и… и лизать… особенно там, если ничто другое не поможет. Милдред говорит, что лишь мертвый не отзовется на такие ласки.

Эта чертова Милдред права: он уже горит желанием. Разум твердил, что этих баб надо бы придушить, но худшего предателя, чем плоть, не найти, а плоть не слушалась никаких доводов рассудка. Уоррик напрягал руки и ноги в бесплодном стремлении освободиться от уз, делал все возможное, чтобы сбросить ее руку, но она стояла как скала, всем своим видом показывая, что больше не попадется на удочку. Пальцы снова обхватили восставший жезл, и Уоррик затих, поняв, что своими действиями невольно способствует ее затее.

– Просто глазам своим не верю! – с благоговейным ужасом повторила она, продолжая ласкать ничтожный придаток, повиновавшийся не хозяину, а чужой руке! Ей и в голову не приходило, что его достоинство еще не вздыбилось в полную мощь, что Уоррик по-прежнему борется каждой частичкой своего существа.

– Думаю, целовать тебя ни к чему – и так все получилось!

Кажется, она разочарована? О Господи, он не вынесет этого! То, что еще несколько минут назад казалось нереальным, теперь стало явью! И если она продолжит начатое… конечно, продолжит, почему бы нет?!

Ровена взобралась на постель, и мужчина снова забился, но она успела схватить его за ноги и прижалась всем телом. Он ощущал исходившее от нее тепло, чувствовал прикосновение налитых грудок, и с каждым мгновением проклятый предатель набухал все больше и больше. Поэтому Уоррик стал лихорадочно молиться, чтобы она не соврала и действительно была девственницей, достаточно неопытной, чтобы ее планы потерпели крах.

Женщина распласталась на нем, все еще крепко держась за его бедра на случай, если он попытается снова ее сбросить. Уоррик тихо застонал. Но было поздно: она успела надежно усесться, и он тверд как сталь. Оставалось совсем немного…

Жар. Обжигающий жар и влага. Почему ее расселина не оказалась сухой и неподатливой? Почему?..

Тихий плач пронзил его, как пикой, хотя этого следовало бы ожидать. Она все еще не сумела вобрать его целиком, и все старания вызывали новую боль. Безумное дикое удовлетворение захлестнуло Уоррика. Значит, она в самом деле невинна, и страдания скоро побудят ее отказаться от гнусной затеи.

Разумеется, один мощный выпад, и с ее невинностью будет покончено, однако он оставался недвижим. Правда, ее грот был таким маленьким и восхитительно тесным, что желание вонзиться в нее становилось почти непереносимым, но он быстро задушил его. Пусть подлого предателя ничем не усмирить, но остальные части тела пока ему повинуются.

Уоррик снова услышал горестный вскрик, на этот раз более громкий, и открыл глаза, чтобы насладиться ее муками. Слезы струились по бледным щекам, сапфировые затуманенные глаза, полные боли, смотрели куда-то вдаль. Но Уоррик совершенно забыл, что она совсем голая.

Такая изящная, миниатюрная, однако прекрасно сложена, с упругими полными холмиками и узенькой талией. Прикосновение ее бедер, трепет великолепных грудей, ощущение теплых глубин, вместивших лишь половину его естества, но сжимавших его, подобно тугим ножнам, было последней каплей. Уоррик не выдержал. Кровь прилила к сердцу и к той части тела, которая не слушалась ни доводов рассудка, ни угроз, и восставший стержень легко пробил последний барьер, отделявший девушку от женщины, хотя его владелец по-прежнему не шевельнулся.

Ровена жалобно вскрикнула и обмякла, приняв грозный меч до самой рукояти. Уоррик стиснул зубами кляп, напряг мышцы, но оставался на месте, пытаясь превозмочь безумные порывы. Он истово молился, чтобы Господь лишил его мужской силы. Уоррик никогда не сопротивлялся чему-либо с такой страстью, никогда так горячо не хотел чего-то, противного воле и разуму.

Женщина стала двигаться, сначала нерешительно, неуклюже. Боль все еще не отпускала ее, слезы лились ручьем, но губы были упрямо сжаты. Она так тяжело дышала, что легкий ветерок шевелил волосы на его торсе, добавляя новые мучения к уже испытываемым. И Уоррик понял, что потерпел поражение. Он в последний раз попытался скинуть ее, почти радуясь боли в руках и ногах, но она все знала, черт возьми, и вцепилась в него как репей. А через минуту и ему стало все равно. Уоррик словно обезумел, ведомый примитивным первобытным инстинктом, и со стоном отдал ей свое семя, чувствуя при этом лишь небывалое, невероятное, ослепительное облегчение.

Будь она проклята, проклята, проклята!

Глава 9

– Я рада, что это был ты.

Уоррик никогда не забудет этих слов и не простит. В последующие дни, лежа на постели и гремя кандалами, он вспоминал их снова и снова.

Когда все было кончено, она без сил рухнула на него, заливаясь слезами. Женщина явно не получила никакого удовольствия от их соития, зато добилась чего хотела. И прежде чем покинуть комнату, нежно коснулась его щеки и прошептала:

– Я рада, что это был ты.

После этого его ненависть разлилась, словно река в половодье.

Вскоре в каморку скользнула ее служанка, чтобы смазать и перевязать раны. Немолодая женщина сокрушенно поцокала языком, но бережно смыла кровь и позаботилась о незажившем рубце на затылке. Уоррик позволил ей хлопотать над ним. Потрясенный и опустошенный своей неудачей, он уже не интересовался, что с ним будет. И даже не взглянул на мужчину, явившегося, чтобы полюбоваться еще не засохшим на его чреслах семенем.

– Она сказала, что ты посмел противиться ей. Мне стоило бы прикончить тебя за то, что ты украл у нее!

Он повернулся и вышел. Больше Уоррик его не видел, но неосторожно брошенная фраза многое открыла. Теперь Уоррик знал – в живых его не оставят. Его похитили не из-за выкупа. Им нужно дитя, которое, вероятно, уже зародилось в чреве девушки. Кроме того, он понял, что мужчина ревнует и с радостью покончит с соперником, когда надобность в нем отпадет.

Однако он по-прежнему оставался равнодушен к своей участи. И даже не испытывал стыда и унижения, когда Милдред кормила его, умывала и помогала облегчиться прямо тут, на постели. Уоррик не проронил ни слова, когда она перед кормлением вынула кляп. Вялость и апатия владели им до той минуты, пока в комнате вновь не появилась девушка. Только тогда он понял, что, должно быть, снова настала ночь. В каморке не было окон, и он представления не имел, какое сейчас время суток. Но вмиг ожил. Ярость доводила его до безумия. Уоррик принялся рваться с такой злобой, что повязки сползли, а оковы врезались в истерзанное тело.

На сей раз незнакомка была бесконечно терпелива. Она не коснулась Уоррика, пока тот не обессилел окончательно. И легла в кровать, лишь убедившись, что он почти готов принять ее.

На вторую ночь она навещала его трижды, будила и принуждала к слиянию. Каждый раз это занимало все больше времени, поскольку он уже утолил телесный голод и плоть не восставала с прежней быстротой. Однако Уоррик не останавливал девушку. Она бесстыдно ласкала его и гладила повсюду, особенно между ногами.