Демонстрация силы Нестеров Михаил

Они стоят на открытой площадке какого-то завода. Перед ними разыгрывается жуткая картина: несколько человек готовятся казнить товарища с разбитым лицом. Он вроде бы предал этих людей. Они набрасывают на его шею петлю и толкают с крыши. Он болтается на веревке, но жив. Толстяк в майке поднимается по металлической лестнице и оказывается напротив повешенного. Он смотрит на него, отмахивается, как от надоедливой мухи, и спускается. Повешенный кричит ему: «Хотя бы спусти кровь, чтобы я умер». Но тот не обращает внимания. Небольшого роста человек ведет их в зал. Они останавливаются напротив колонны. Пол выложен крупной бело-синей плиткой. Сопровождающий берет в руки пудовую гирю и бросает под ноги. Образовывается абсолютно круглое отверстие размером со стол. Они спускаются. Лолка спрашивает, страшно ли им будет. Она понимает, что назад уже никогда не вернется. Незнакомец говорит, что ощущения будут необычными и будет больно. Потом Лолка оказывается в спальне. Она лежит на кровати. К ней входит незнакомый парень и присаживается рядом. Берет ее за руку. Лолка понимает, что сейчас в спальню войдет Джеб. В общем, быть беде. Незнакомец обнажает ей грудь и целует. Джеб стоит у стены и молча наблюдает. А Лолка уплывает куда-то, голова кружится. Будто впервые ее груди коснулась мужская рука, губы. И она говорит: «Ничего себе, вот это ощущения!» И проснулась. Так и не вышла из той комнаты.

– Да, – прокомментировал Кок, – попала наша Лолка в Зазеркалье, и девку поперло.

– Не надо, – тихо попросила девушка. – В этом сне мне открылась какая-то истина. Я сумела увидеть тайный смысл жизни. Или смерти, не знаю. Очень близко была к разгадке, но чуть-чуть не хватило времени…

– В следующий раз, когда тебя снова попрет и ты свалишься в Закроватье, ты поймешь, в чем смысл.

А Лолке казалось, она все же поняла, что такое смерть. Это когда ты не можешь вырваться из сна, зная, что спишь. И это длится целую вечность… Страшно.

Кок встал.

– Джеб причаливает. Пойду будить остальных.

Но для начала он разбудил моториста, похрапывающего в надувном катере. Его звали Андреем. Он был греком русского происхождения и обслуживал аквалангистов на катере. Он завел двигатель и, пару раз газанув на холостых оборотах, направил лодку к берегу.

Через пять минут у затухающего костерка собралась довольно внушительная компания парней и девушек. Все спортивного телосложения, загорелые. Это Андрей отметил не в первый раз. Компания Джеба, регулярно посещающая Шарм-эль-Шейх, уже трижды пользовалась именно его услугами. Еще и потому, наверное, что Андрей не забыл русский и общаться с ним было легко. Поначалу он обозвал туристов нудистами, но поменял определение, едва увидел, как лихо они, зафрахтовав разъездной катер, парами и поодиночке катаются на водных лыжах. И снова внес изменения. Это он и его товарищи могли кататься, а русские буквально танцевали на воде, вальсировали, зависали в воздухе, переворачивались, вытворяли невообразимые по красоте фигуры высшего пилотажа.

Но еще искуснее они смотрелись под водой. Казалось, это их стихия, и они лишь изредка выбираются на сушу – погреться на солнце, разжечь на рифе (чтобы не было видно с Порта дайверов) костерок.

Раньше Андрей работал грузчиком в рыбацком поселке в районе Набки. Работа тяжелая, до сей поры не мог забыть широких просоленных мостков на бревенчатых скользких сваях, ангаров с широкими воротами, выходящими прямо в море; толпы небритых и грубых от тяжелой работы рыбаков; пропахшие рыбой шхуны с высокими рубками и орды кричащих над ними чаек.

Джеб первым позавтракал и подошел к Андрею.

– Смотаемся в поселок?

– Как скажешь, – ответил инструктор. – Мне все равно, пока счетчик крутится. Заскочим в порт, я бак заправлю.

Рыбацкий поселок находился севернее Шарм-эль-Шейха, почти в горловине залива Акаба. И таких поселков, включая и деревни бедуинов, на Синайском полуострове почти не осталось.

Джеб нашел хозяина артели на причале. Причал ощетинился мачтами с покачивающимися фонарями, ревел обшарпанным автопогрузчиком с разлохмаченной резиной и отполированными, как бивни слона, вилами.

Махфуз Али был в обычной полинявшей синей бейсболке с засаленной нижней кромкой, в клетчатой рубашке нараспашку и белой майке. Он поздоровался с Блинковым за руку и позвал его в контору, расположившуюся с краю причала. Это было двухэтажное кирпичное здание с металлической лестницей, елочкой уходящей до самой чердачной двери, и с плоской крышей. Столбы, убегающие вдоль дороги, терялись в перспективе в леске и гудели на ветру натянутыми проводами. Рядом пристроилось еще одно здание из красного кирпича, с двускатной крышей и широкой террасой.

Кроме нескольких судов, хозяин конторы был владельцем двухэтажной гостиницы на четырнадцать номеров под названием «Gull Nest» – «Гнездо чайки». Что без обязательного добавления «sea» – морская – переводилось еще и как «гнездо для одурачивания».

Центральное помещение конторы с бетонным полом и желобком для стока воды посередине было просторным. Справа пристроились пожарный щит и пара спасательных кругов. Плакаты с предостерегающими надписями-правилами. На стенах длинные, с загнутыми кверху краями, свитки бумаги, испещренные цифрами. Стол с телефоном. На высоком потолке лампы дневного освещения.

Махфуз извинился и сделал пару срочных звонков по телефону, после чего пригласил Блинкова в бар-ресторан, расположенный на первом этаже гостиницы. Бар в это время суток почти всегда пустовал.

Али сам прошел за стойку и налил два виски. Ловко подтолкнул один стакан Джебу и подмигнул:

– За встречу?

– Ага, – кивнул Блинков и глотнул обжигающий напиток. – Катер сделаешь? – спросил Джеб, поставив стакан на стойку.

– Что за вопрос! Конечно, сделаю. Скажи, куда и в котором часу подогнать.

– Риф напротив Порта дайверов знаешь?

– Там два рифа.

– Тот, что ближе к порту, – уточнил Джеб. – Как стемнеет. Только не нашуми, подойди по течению и поставь лодку на якорь. И снаряжение не забудь.

– Сделаю, Джей-Би, – на американский манер обратился к гостю Махфуз. – Утром увидимся?

– Дай бог – увидимся, – ушел от прямого ответа Блинков. – И еще, Али, лично проверь акваланги.

Они разговаривали по-английски. Джеб – с едва уловимым акцентом.

Он допил виски и сказал хозяину, чтобы тот не провожал его. Лавируя между лебедками у пронумерованных мест и плотными рядами пластмассовых ящиков разных размеров, Блинков дошел до края причала. Сел в лодку, отвязал швартов и оттолкнул ее. Еще долго смотрел на хаос, царящий на причале: весы, резиновые шланги, насосы, контейнеры с солью, поддоны, канаты, намотанные на кнехты…

6

Полдень. Жара невыносимая. Невозможно сделать ни одного движения, чтобы не обжечься о раскаленный воздух, не отдернуть руку от огненного песка. Лолка перебралась ближе к берегу и смотрела на соседний риф конусообразной формы. Моторист, порой исполняющий обязанности инструктора подводного плавания, занимался с другой группой аквалангистов у каменного шельфа, спускающегося вниз на пятьдесят метров. Ни сам Андрей, ни его клиенты не видели за выступающим рифом, чем занята группа Джеба. Лишь Лолка, Ирка и подруга Михаила Чижова могли наблюдать необычную картину. Сейчас девушки находились в странном состоянии: были заворожены действиями парней, но не могли сбросить напряжения. Не могли избавиться от чувства, что в глазах двоится, троится… Казалось, сложные и малообъяснимые движения делает один человек, тогда как на самом деле их исполняли семеро.

Они походили на синхронистов-скалолазов. Каждое движение было отточено, повторялось с невероятной точностью. Словно кто-то невидимый отсчитывал им. И отсчет начинался… с пустого места. Риф. Только ленивые волны лижут его почти вертикальные отполированные грани. Никого вокруг. И вдруг из воды разом появляются несколько голов. Медленно, словно привстают на цыпочках. Замирают. И вот первая неслышимая команда. Раз – поднялись руки. Два – коснулись мокрой стены и замерли. Со счета «три» начиналась зримая работа в группе. Каждый из семи аквалангистов, найдя в скале удобный выступ или трещину, подтянулся коротким движением и замер. Потом все разом приподнялись над водой и опять застыли. И снова повтор: в работу включились правые руки и левые ноги, тела по-лягушачьи изогнуты. Еще одно движение, и вот уже вся группа прилипла к скале, полностью выбравшись из воды. Долго, невероятно долго, словно прислушиваясь, сканируя окружающие звуки, висят люди-лягушки на скале. Потом снова одновременно они спускаются в пучину.

«Фантастика, – качала головой Лолка. – Как возможно такое? Ну один – куда ни шло, а когда целая группа выполняет каскады сложных движений…»

И все упражнения были разными. Парни поднимались на скалу каждый раз по-новому. И так же спускались с рифа и… пропадали в воде.

«Резидентская виза» – так Джеб называл эти упражнения. Обладая специфическими навыками, можно залезть незаметной тенью не только на скалу.

Перекур. И опять из воды показываются сначала головы, затем руки, плечи, торсы, бедра…

Снова кажется, что они не дышат, впитывают кожей все, что окружает их…

Кожа Лолки покрылась мурашками, когда она встретила Джеба на берегу, коснулась его и обняла. Ей он действительно виделся существом из другого мира, лишь изредка посещавшим мир этот. И всегда ради нее.

– Джеб… – тихо прошептала девушка. – Я люблю тебя.

Она чувствовала, прижимаясь к нему, как он устал после многочасовых тренировок, как буквально гудит его плоть и словно натянутая на нее кожа.

Еще одна череда странных ощущений…

Шарм-эль-Шейх. Один из самых известных курортов в мире для любителей дайвинга. Каждая гостиница имеет свой клуб для тех, кто хочет открыть для себя этот удивительный мир. Так или приблизительно так призывают сюда бесчисленные рекламные проспекты. Группа Джеба приезжала сюда по особому проспекту с полным пакетом услуг: от аренды специального оборудования и сложных погружений до участия в программах на красивейшие коралловые рифы, подводные гроты и морские суда. И не только затонувшие.

Джеб высвободился из объятий девушки, посмотрел вдаль, на бунгало, отделенные от рифа синеватым полумесяцем бухты. Его манила тишина и относительная прохлада домика, где он забудется в крепком сне, лишенном сновидений. И воспоминаний. Лолка, словно была ведьмой, иногда видела во сне картинки прошлого, которые невообразимым образом переплетались с жуткими кадрами настоящего и футуристического будущего.

Вот сейчас мысли каждого из них перекликались. Шагали из прошлого, отталкивались от настоящего в будущее. Каждый мог рассказать, с чего все началось, и словно молча рассказывал, ловя взгляды товарищей. То один говорил, то другой.

Их было семеро. Евгений Блинков, Владимир Веселовский, Николай Кокарев, Борис Родин, Михаил Чижов, Тимур Музаев, Сергей Клюев.

7

Российское транспортное судно «Александрия», взяв товар в грузовом порту Бур-Сафага, шло курсом на Хургаду. Расстояние между ними составляло порядка тридцати пяти миль. «Александрия» уже миновала остров Гифтун-эль-Кабир, с высоты птичьего полета похожий на хвост маленькой проворной рыбешки. На траверзе западной оконечности острова Шакир командир судна Олег Крамар отдал команду в машинное отделение:

– Самый малый…

– Есть самый малый.

Крамар находился в рубке, которую иногда называли штурманской, но чаще просто мостиком. На судне она была единственная и несла функции как рулевой, так и радиорубки.

– Стоп машина! – отдал очередную команду капитан. И «Александрия», приписанная к Новороссийскому морскому пароходству, легла в дрейф.

Дабы не привлекать внимание пограничных катеров, кормовые прожектора остались потушенными. Но именно с той стороны капитан и вахтенный офицер поджидали разъездной катер. Судя по строго расписанному плану, катер отошел от порта Хургады в тот момент, когда мимо проходила «Александрия». Она была трамповым судном, поскольку осуществляла нерегулярные плавания, хотя эта трасса российской команде была хорошо известна.

Семафор был развернут в сторону кормы, матрос-сигнальщик готов был «отморзиться» либо по команде наблюдателя, находящегося на наблюдательном мостике, возвышающемся над рубкой, либо получив сигнал с подходившего к российскому судну на малом ходу катера.

Ночь. Звезды высыпали на небе и отражались в ровных и гладких волнах, лижущих борта корабля.

Поступила команда Крамара подать знак ожидания, и в ночь брызнули, на мгновения перекрывающиеся шторками, яркие пучки света. И тут же пришел ответ с катера, который пока оставался вне поля зрения.

– Команде приготовиться принять катер с левого борта, – прозвучала негромкая команда капитана.

Несколько человек встали у борта и спустили штормтрап. Один матрос приготовил швартов.

Наконец в свете звезд и навигационных огней «Александрии» показался катер с остроскулыми обводами. Рулевой сбросил скорость и подвел катер к борту транспортника. Матрос поймал брошенный швартов и, продев огон через швартовый рым, перехлестнул петлю.

Капитан «Александрии» спустился на палубу и поздоровался, перегнувшись через фальшборт, с чернокожим шкипером катера:

– Hi! How are you doing?

– Fine, thank you.

Рудольфо Крис взялся за деревянную перекладину штормтрапа и ловко поднялся на борт. Вторично поздоровался с коллегой. В отличие от русского капитана Рудольфо был в белой фуражке с «крабом», в синем кителе с отрезанными рукавами и джинсовых шортах. Олег Крамар был в рубашке с короткими рукавами и форменных брюках. В руках он держал увесистый сверток.

– Прошу прощения за опоздание, – извинился обладатель экзотического наряда. – Забарахлил правый двигатель, шли на одном левом. Пришлось пропустить пограничный катер и на время лечь в дрейф. Развалина, – продолжил он, – рассыпается на глазах. Осушительная помпа тоже накрылась. У вас, надеюсь, проблем нет.

– Нет, все в порядке.

– Ну что, будем принимать груз?

– Да, давайте начнем.

Теперь оба капитана перегнулись через борт и наблюдали за нехитрой операцией.

Матрос открыл люк на палубе и вынул из форпика якорь с канатом. Спустился в отсек и подал товарищу холщовый мешок, пахнущий рыбой, перетянутый в нескольких местах веревкой. Он подал знак и поймал конец линя, брошенного ему русским матросом. Продел конец под стяжку и сделал более чем простой рифовый узел. Подергал трос, давая команду: «Готово».

Матросы подняли груз на борт и положили его к ногам Рудольфо Криса. Шкипер вынул из кармана блокнот и нашел между страницами сложенный вчетверо листок. Сверившись с часами, Крис поставил время – 00.25 и протянул авторучку коллеге. Русский капитан расписался и вернул ручку.

– О’кей, все в порядке. Спрячьте груз понадежнее, – Рудольфо небрежно пнул мешок.

– Вы всегда возите товар в форпике? – поинтересовался Крамар насчет самого примитивного места хранения – в отсеке на носу катера, где обычно хранятся шкиперский инвентарь и якорь с канатами.

– Какая разница где? – пожал плечами чернокожий шкипер. – В моторном отсеке, в топливном баке или под сиденьем дивана – неважно. Накроют пограничники – найдут в любом месте.

– Верно. Решим еще один вопрос?

– Можно, – с небольшой задержкой ответил Рудольфо. Из кармана куртки он вынул небольшой пакетик. Под фольгой оказался полотняный мешочек. Развязав тесемки, капитан высыпал на ладонь несколько десятков крупных желтоватых алмазов. – Я прошу двести тысяч.

– Сто, – без промедления отозвался Крамар, взяв пару камней и разглядывая их в слабом свете.

– Сто пятьдесят. Это окончательная цена.

– По рукам. – Крамар передал сверток Рудольфо и забрал алмазы. – Здесь ровно сто двадцать пять тысяч.

– Вы умеете торговаться, капитан, – хмыкнул Рудольфо. Он разорвал пакет и проверил пару пачек стодолларовых купюр.

– Жаль, что все так быстро прошло, – вздохнул Крамар. – Мы могли бы выпить коньяка в моей каюте.

– Выпейте за мое здоровье, когда будете в России и освободитесь от этого груза. До встречи, капитан.

Рудольфо протянул Крамару руку, коротко и сильно пожал ее и начал спускаться по трапу. Матрос, стоящий на люке форпика, помог шкиперу и освободил рым от швартова. Рудольфо сам стал у пульта управления и завел двигатель. Последний прощальный взмах рукой, и он дал двигателю полные обороты. Крамар видел, как лодку кренит вправо и шкиперу непросто удерживать ее при неработающем правом двигателе.

– Отнесите это в мою каюту, – распорядился он, указав на мешок. Поднявшись в штурманскую рубку, он отдал команду в машинное отделение, и «Александрия» возобновила движение по Суэцкому заливу, оставляя слева остров Тавила.

В то время, когда команда российского морского транспортника принимала товар с левого борта, лодка с глиссирующими обводами и продольными реданами на днище подходила, подгоняемая легким ветерком, к правому борту «Александрии». Низкосидящая, незаметная для радаров, изящная лодка с выключенным двигателем напоминала своими пассивными, но грозными маневрами огромный безмолвный фрегат. Она подходила к судну с наветра и, заслоняя противника невидимыми парусами, словно отбирала у него ветер. Отбирала любую возможность маневрировать.

Напряжение команды Джеба было велико, тем не менее в нем плескалось и озорство – это ни с чем не сравнимое чувство свободы, превосходства над противником. Неважно, что он силен, его можно взять, когда он даст слабину.

Ветер чуть изменил направление, и катер немного снесло в сторону. На фоне внушительных размеров транспортника, который с каждым мгновением нарастал над лодкой, отчетливо казалось, что это он начал приводиться к ветру, чтобы стать поперек невооруженного носа противника и дать залп всеми бортовыми пушками. Свалить на старый курс и уйти от потерявшего скорость преследователя.

На траверзе острова Шакира шел призрачный лувинг – мера против обгона с наветра.

Ветер опять изменил направление, лишь немного поиграв на натянутых нервах русских дайверов. Лодка снова наваливалась на правый борт «Александрии» и уже начала прятаться в тени ее высоких бортов.

Мягкий и неслышный удар о борт резиновым привальным брусом, и за леер спасательной шлюпки зацепился брошенный с катера абордажный крюк. Тимур Музаев повторил движения Кока с кормы, и теперь лодка расчалилась вдоль транспортника и дрейфовала вместе с ним как единое целое.

Клюев принял жест командира и легко поднялся по фалу, усеянному узлами-мусингами, до уровня палубы. Чижов надел, как на крюк, на его согнутую ступню невесомый штормтрап с алюминиевыми перекладинами. Тимур подтянул ногу и поднял трап к груди. На верхней перекладине были приделаны два крюка. Просунув перекладину в щелевой шпигат, Тимур потянул трап вниз, закрепив его крюками на ширстреке. Оставив фал, он перешел на трап и возвышался над товарищами, как гимнаст над зрителями.

Заработал двигатель катера по левому борту «Александрии». Джеб подал товарищам команду: «Внимание!» Через несколько мгновений заработала машина транспортника, и он медленно, как бы с натугой, неохотно взял прежний курс. Троса натянулись, окончательно взяв абордажный катер на буксир. Только шлюпка постанывала на талях, испытывая значительную нагрузку.

Прошла минута. Катер Рудольфо уже скрылся вдали. Половина команды «Александрии» отдыхала, вторая была занята текущими работами. Это время было оптимальным для оперативного проникновения на судно.

«Пошел!» – отдал команду Джеб. И Тимур, ухватившись за планширь, перемахнул через борт. Освобождая место следующему, он, пригибаясь, зашагнул с разворотом за левый от себя контрфорс, выступающий на добрых полметра. Оказавшись напротив операционной лебедки, нашел за ней временное убежище. За это короткое время на борт «Александрии» поднялась вся команда дайверов. Они сливались с тенями бортов, шлюпок и лебедок, в тени штурманской рубки, слабо освещенной изнутри.

Джеб первым потянул оружие из-за спины. Это был «микроузи» с магазином на двадцать патронов, длиной с армейский пистолет Стечкина. Идеальный вариант оружия для подобных мероприятий.

– Клюв, Тимур – на мостик, – быстро отдавал команды Джеб. – Кок – машинное отделение. Чижик, Весельчак – матросские кубрики. Родик – со мной.

Команда в мгновение ока рассыпалась на отдельные звенья. Бесшумно, как привидения, они скользили вдоль бортов и надстроек, каждый на свое место.

Клюев и Тимур отмеряли последние ступени к штурманской рубке. Став по обе стороны от желтой двери с иллюминатором посередине, они замерли на мгновение, прислушиваясь. «Давай», – кивнул Клюев. Тимур, взявшись за ручку, потянул ее вниз. Клюев несильно толкнул ее и первым оказался в рубке.

Штурман, одетый как капитан – в рубашку и брюки, – отреагировал на вторжение резким поворотом головы. Рулевой продублировал его движения, намертво зафиксировав руки на штурвале.

– Не двигаться! – по-английски предупредил штурмана Клюев, взяв его на прицел. – Почешешься – выбью твои поганые мозги!

И все же взгляд штурмана скользнул по щитку аварийной связи и громкого оповещения команды. Может, Тимуру показалось, что моряк сделал попытку поднять руку, но действовал на автомате. Резко убирая пистолет-пулемет за спину, он шагнул вперед и снес штурмана с ног передней подсечкой. Оседлав его, приподнял его голову и ровным голосом предупредил еще раз:

– Лежать тихо, руки на затылок. – Несильно двинув штурмана по голове, переключился на рулевого. – Ложись рядом с ним. Я поведу судно.

Клюев тем временем вывел из строя аварийную связь.

Рулевой, оказавшись рядом с начальником, повернул к нему голову и тихо-тихо прошептал:

– Пираты…

Весельчак и Чижов взяли под контроль матросов – и тех, кто отдыхал, и кто неосторожно показался на глаза абордажной команды на средней палубе. Они согнали матросов в один кубрик и держали их на прицеле израильских «узи».

Капитан не успел отпустить моряка, который принес в его каюту контрабандный груз. Моряка звали Андрей Степанов, он во второй раз участвовал в преступной операции и решил было, что и ему позволено взглянуть на содержимое мешка. Принюхался – там икра, черная, красная, без разницы. Или чешуя – настолько резкий был запах. Степанов стоял рядом с капитаном и многозначительно кивал белокурой головой. Олег Крамар поначалу не понял странных ужимок матроса, а когда разобрался, едва не рассмеялся ему в лицо. Они оба находились на той части судна, где даже пограничники и таможенники чувствовали себя неуютно, как на маленьком клочке суверенного государства.

– Ты хороший парень, Андрей, – насмешливо сказал капитан. – Только заруби себе на носу: не суй его так глубоко. Это не предупреждение, а совет. Людям, которые будут встречать нас в Новороссийске, это вряд ли придется по вкусу. Спи спокойно, зачем тебе ночные кошмары?

Степанов мысленно согласился с командиром: ночные кошмары ему ни к чему. Тем более ему идти спать через полчаса.

Он повернулся к двери и сделал шаг вперед. Мимоходом глянул на свое отражение в зеркале, висевшем рядом с дверью. Боковым зрением поймал еще одно отражение, на сей раз справа: над умывальником, отделенным от общего помещения плотной, сейчас распахнутой шторкой, висело еще одно зеркало.

В следующий миг матрос резко подался назад, не успев испугаться. Дверь открылась, пропуская в каюту капитана двух вооруженных людей…

Когда Степанов будет валяться на больничной койке, ему в голову придет оригинальная мысль: это Рудольфо Крис с товарищем решил вернуться за контрабандой. Что не было лишено основания: прошло чуть больше двух минут, как отошел от борта «Александрии» катер с чернокожим шкипером за пультом управления.

Лица пиратов были обрамлены и стянуты черными шлемами, наморщены до предела, словно каждый из них испытывал нестерпимые муки; словно вылетели они со стометровой глубины со скоростью пробки и каждой клеткой ощущали на себе непомерное давление, страдали от закипевшей, запузырившейся в жилах крови. Они в любой момент могли стечься в гидрокостюмы пенистой массой и развалиться вытащенными на берег медузами.

Может быть, эти странные ассоциации как преддверье близкого сумасшествия подействовали на матроса или виной всему стал неоправданный импульс самозащиты, обманувший матроса, что нападение есть лучший способ защиты. Он сделал обратный ход: резко шагнул вперед, поднимая руки к лицу. И даже вынес одну вперед, целясь противнику в голову.

Джеб, чье лицо действительно было наморщено как у старца, испещрено резкими складками, сделал одно-единственное движение. Вначале в сторону пошли его плечи, за ними – торс, последней сместилась вправо голова. Бедра же остались неподвижными. Равно как и глаза: Джеб даже не скосился на промелькнувшую в сантиметре от головы руку. Отпуская оружие, он вынес круговым движением свою руку, ударяя матроса в лицо. Степанов отлетел к умывальнику, ударился о его край головой и сполз на пол.

Джеб секунду оставался в той же странной стойке, которая ломала его фигуру в поясе. Когда его глаза встретились с глазами капитана, он принял нормальное положение.

– Уот из зис колд? – выдавил из себя капитан, предчувствуя, на каком языке пойдет разговор.

– Это называется – дать по голове, – ответил Джеб на английском. – Капитан, мне не хочется наклоняться. Поднимите мешок и подайте его моему ассистенту.

– Вы совершаете ошибку, – покачал головой Крамар.

Родин не стал дожидаться повторной команды командира. Он подошел к капитану и сильно толкнул его к стене. Потянул шнур, опоясывающий его, и несколькими отточенными движениями связал Крамару руки. Подхватив мешок за перевязь, Родин первым покинул каюту капитана и поспешил на мостик.

– Уходим, – кивнул он товарищам.

К Джебу присоединился лишь Клюев. Тимур побежал к матросским кубрикам.

– Уходим!

Чижов примкнул к нему. Весельчак отправился за Коком в машинное отделение.

Они собирались в шахматном порядке, не используя ни голосовой, ни другой связи. Но действовали так быстро и оперативно, словно слышали и видели друг друга.

Джеб на несколько мгновений задержал команду. Прежде чем покинуть судно, он прошел на мостик, открыл журнал и вписал в него две крупные буквы: JB. И быстро спустился вниз.

Клюев уже находился в лодке. Он принял от командира груз и помог ему ступить на борт. Потом по штормтрапу заскользили фигуры остальных боевиков. Последним спускался Тимур. Он аккуратно снял с ширстрека трап и ухватился свободной рукой за фал, удерживающий лодку. Бросив трап в кокпит, спрыгнул в лодку. Переглянувшись с Клюевым, Тимур приготовил водолазный нож. Едва Весельчак завел двигатель, пираты синхронным движением обрезали оба троса.

Мгновение лодка оставалась на месте – как рыба, отпущенная в воду. Затем с лихим креном отвалила от «Александрии» и взвыла обнажившимся из-под воды вин-том. Вода двумя упругими бурунами обтекала обшивку катера, взявшего курс на изрезанный бухтами берег Шарм-эль-Шейха.

Глава 3

Бегом на голгофу

8
Иерусалим, Израиль

Провал…

Это слово Иосиф Беннет ни разу не произносил вслух, но оно постоянно вертелось в голове. Рано или поздно, думал человек с агентурным псевдонимом Токи, придет время, когда возникнет необходимость прекратить все контакты. Легко оборвать связь с простым агентом, когда можно сделать это учтиво, с высказыванием благодарности за проделанную работу, размышлял резидент Камиля Хакима. С выдачей «выходного пособия», величина которого не была бы оскорбительно мала.

У Беннета была приличная квартира в районе нового города Каира, неподалеку от самой грязной площади Тахрир, рядом со станцией метро Sadat. Офис страховой компании, где Иосиф Беннет руководил отделом, находился на острове Гезира. На работу он всегда шел одним и тем же маршрутом: минуя мост и оперу, и буквально упирался в почти двухсотметровую каирскую башню, названную «башней ЦРУ»: она была построена на деньги, предназначавшиеся для подкупа первого президента Египта генерала Нагиба. Только недавно Иосиф Беннет поймал себя на мысли, что второе название башни начало давить на него: когда он едва не произнес вслух жуткое слово «провал». В ушах до сей поры стоял голос, раздавшийся утром позавчерашнего дня в телефонной трубке:

– Произошла утечка. Переходим на одностороннюю связь. Исключай из сигнальной связи «ошибочные» звонки по телефону. Мы предпринимаем меры. Следующая встреча в Иерусалиме: молодежное общежитие в Университетском городке. На твое имя забронирован номер.

Беннета не устраивала односторонняя связь – она вязала его по рукам, исключала любое самостоятельное действие, исключала то единственное, на что Беннет уповал больше всего: перестраховку. Он просто обязан был перестраховаться. Не прошло и получаса после тревожного звонка, а он уже входил в роскошный вестибюль Nile Hilton Hotel. На одном из таксофонов он набрал длинный номер.

Беннет звонил в Москву. В данном случае он мог доверять только одному человеку – с агентурным псевдонимом Артур.

– Я получил какую-то словесную ерунду. В ней мне больше всего не понравилось следующее: «Мы предпринимаем меры». Чуть успокаивает тот факт, что на мое имя забронирован номер в молодежном общежитии кампуса. Надо что-то делать, – предупредил Беннет, – как-то выходить из этого положения. Если я пойду на дно, и тебя прихвачу тоже. Ты понял меня?

– Я не знаю, о какой ерунде ты говоришь. Дождись меня в гостинице. Я постараюсь вырваться из Москвы. – Юлий Завадский выдержал паузу. – Никуда не дергайся. Ссылайся на меня, если тебя попросят перешагнуть хотя бы порог твоего номера. Кстати, какой номер забронирован на твое имя?

– Двести шестнадцатый.

– О’кей. Не дергайся, – повторил Завадский.

– Ты сможешь связаться с нашим другом и как-то прояснить ситуацию?

– Только не из Москвы. До встречи, друг.

У Беннета было два паспорта. В одном израильская виза стояла на странице паспорта, в другом на вкладыше – удобнее для того, чтобы проехать, к примеру, в Иорданию. Египет в этом плане был приятным исключением. Дабы не возникло вопросов со вкладышем, Беннет взял с собой другой паспорт. Его и рассматривал в данный момент седоватый администратор отеля, как две капли походивший на ведущего «Русского лото».

– Все в порядке. – Он вернул документ и повернулся к стойке за ключом. – Номер на ваше имя забронирован, но не оплачен. Шестнадцать долларов, пожалуйста. Это без завтрака.

– Могу я расплатиться по кредитной карточке? – пока еще сдержанно спросил Беннет.

– Конечно, – притворно улыбнулся лупоглазый администратор, без нужды поправляя золотистый галстук.

Токи мысленно выругался, распрощавшись с небольшой, но оскорбляющей его достоинство суммой.

– Отнести багаж в ваш номер? – любезно осведомился администратор. Вопрос он задал на чистом английском.

– Нет, спасибо, – с легким восточным акцентом ответил Токи.

Он подхватил дорожную сумку, поднялся на второй этаж этого традиционного здания гостиничного типа, даже с неким налетом восточноевропейской роскоши. Раньше Беннет чаще всего останавливался в небольшом частном пансионе с таким же названием – Youth Hostels в Бухарском квартале на Меир-стрит. Там не столько комфортабельно, сколько спокойно. Как в гостях у дальних родственников.

Токи распаковал багаж, прошел в душ, сполоснулся, сменил рубашку. Застегивая брюки, поглядывал на телефонный аппарат, с минуты на минуту ожидая звонка от Артура. Беннет был уверен, что Завадский, несмотря на занятость, сумел вырваться из Москвы и с минуты на минуту будет здесь.

Иосифу Беннету было тридцать девять лет. Он родился в Палестине, потом вместе с родителями переехал в Израиль. Спустя десять лет перебрался в Египет на постоянное место жительства, устроившись на работу в страховую компанию. Работа была связана с частыми командировками. В основном в Иорданию и Израиль. В настоящее время осталось мало возможностей попасть в еврейское государство из какой-нибудь арабской страны. Беннет прибыл из Египта привычным путем: проехал через Рафиах в сектор Газа, а оттуда в «город трех религий».

Он вел двойную жизнь и наивно, по-восточному считал, что жил вдвое дольше простых смертных. Он получал хорошие деньги, и тоже двойные – когда в долларах, когда в египетских фунтах.

В данную минуту он ломал голову над тем, в какой части цепи произошла утечка информации и не последует ли немедленный арест. Нет, качал головой Токи, спецслужбы Израиля не пойдут на такой шаг. Если предположить самое худшее, что сам Беннет оказался на крючке, то и в этом случае израильские разведчики могли рассуждать только в одном ключе: они имеют дело с опытным вражеским агентом, им нужны его связи – и это для любой разведки главное. Может быть, готовят ему какую-нибудь провокацию, надеясь, что он на определенном этапе совершит ошибку, занервничает. По сути, занервничал с первых минут и уже начал жалеть о том, что вышел на связь с Юлием Завадским.

Рассуждая, Токи словно разговаривал с невидимым собеседником.

По пути в гостиницу у него была возможность провериться, и он не обнаружил за собой слежки. Отметил, что солдат, которые в Израиле встречаются постоянно и повсеместно, стало больше.

Кроме Артура, он ждал «постороннего человека» от Камиля Хакима. Во-первых, чтобы получить дальнейшие инструкции, во-вторых – для консультаций. Он предположил, что на связь выйдет Лахман.

В это время по лестнице, устланной выцветшей дорожкой, поднимался посыльный. В руках у него была посылка на имя Иосифа Беннета с обратным адресом: «Israel Tourism Administration», Pilgri Division, P.O.Box 1018, Jerusalem». Это был адрес агентства, управляющего гостиницами для паломников: от фешенебельных до аскетичных. Это был самый мирный адрес, не вызывающий подозрений.

Токи едва не вздрогнул (нервы были на пределе), когда раздался легкий стук в дверь. Несколько мгновений он приводил дыхание в норму, потом, поправив ворот на рубашке, подошел к двери.

За дверью стоял молодой человек лет двадцати пяти в серой униформе: брюки, рубашка с короткими рукавами, кепка, надетая козырьком назад.

– Мистер Беннет? – спросил он, сверяясь с квитанцией.

– Да, – с небольшой хрипотцой отозвался Токи.

– Распишитесь, пожалуйста.

Посыльный подал постояльцу авторучку, квитанцию положил на продолговатую картонную коробку с крупными буквами: FedEx. Токи пробежал глазами текст: адрес молодежной гостиницы, номер 216, свою фамилию. Покивав, поставил росчерк. Ему не пришлось останавливать посыльного: тот не двинулся с места, дожидаясь чаевых. Беннет наскреб в кармане четыре шекеля – примерно один доллар, и вручил их парню. Тот кивнул головой в знак благодарности и споро прошагал по коридору. Токи провожал его взглядом до тех пор, пока посыльный не пропал из виду, спускаясь по лестнице.

Беннет зашел в номер, присел на кровать, еще раз вчитался в обратный адрес, пытаясь зацепиться за него и сделать хоть какое-то умозаключение. Насколько он знал, никто из связников раньше не использовал этот адрес.

Он резким движением выдернул бумажный шнур-уплотнитель и открыл крышку.

В номере прозвучал взрыв, от которого разлетелись оконные стекла. С рук и лица Беннета словно сорвало кожу. Он несколько мгновений сидел неподвижно, как анатомический манекен, демонстрируя переплетения мышц, а также строение глазных яблок, запекшихся на его обезображенном лице. Его руки все еще держали дымящиеся картонные лохмотья, когда он подался назад и рухнул на кровать.

Было ровно 14.30, когда Юлий Завадский вышел из такси на пересечении улиц Каплана и Давида Вульфсона. Расплатившись с водителем, он не спеша направился к Новому еврейскому университету. Широкие ухоженные газоны по обе стороны тенистой аллеи, отдаленно напоминающей Аллею Проповедников, радовали глаз и словно скрывали университетские корпуса. Ему навстречу попадались отдельные группки студентов. Одни оживленно беседовали, другие жевали бутерброды и запивали непременной колой.

На развилке, где в центральную дорогу вливалась еще одна, зажатая между двумя корпусами, один из которых входил в университетский городок, он остановился. Бросил окурок в урну и присел завязать шнурок. Поднял глаза на молодого человека в серой униформе и кепке. И тотчас вздрогнул: со стороны кампуса донесся приглушенный взрыв. А с другой…

Посыльный в это время шел по направлению к Новому еврейскому университету. На сотовом телефоне он набрал номер и коротко отчитался на иврите:

– Беседер.

А свободной рукой продублировал послание жестом: о’кей.

Завадский смотрел ему вслед не мигая. Посыльный не оглянулся на взрыв, как это сделали многочисленные стайки студентов. Его походка была деловой, уверенной.

Чтобы проверить свою догадку, Юлий бросил возиться со шнурками и в быстром темпе преодолел пятьдесят метров. С этого места открывался невзрачный вид на гостиницу. Она коптила развороченным окном на втором этаже и походила на гигантскую русскую баню, топившуюся по-черному. И безмолвствовала. Ни крика, ни шепота. Словно небольшой взрыв уничтожил и постояльцев, и обслугу. То сказалась организованность израильтян, привыкших к многочисленным терактам. Центральные двери были будто заколоченные. Завадский тем не менее точно представил себе картину на противоположной стороне гостиницы. Там из запасного выхода происходила эвакуация всех, кто находился в здании, в противоположную по направлению к взрыву сторону. «Грамотно», – нервно дернулись лицевые мышцы Артура.

Он бросил взгляд вправо, на молоденькую девушку, сжимающую в руке подтаявшее мороженое. Молочно-шоколадные капли оставили следы на рукаве ее рубашки и джинсах. Завадский взял из ее рук брикет и швырнул на газон. Вынул носовой платок и протянул его студентке со словами:

– Проклятые палестинцы!.. У вас не было родственников в этой гостинице?

– Нет, – покачала головой девушка, глядя прямо перед собой.

– Слава богу, у меня тоже.

Руки Завадского, пропитанные специальным составом, не оставляли отпечатков пальцев. Подавая студентке платок, он невольно коснулся оружия, устроившегося в кармане его пиджака. Это был специальный пистолет «глок» седьмой серии. Нечаянное прикосновение к оружию словно подстегнуло Завадского все же задать себе вопрос: «Кто опередил его?» Неужели спецслужбы Израиля? Ответ могли дать полицейские, примчавшиеся на место происшествия на двух машинах. А подтвердить догадку могли военные, появившиеся со стороны улицы Иегуды Бурла. Через минуту-другую тут все будет оцеплено.

Завадский поспешил в обратную сторону. Он словно споткнулся напротив урны и замедлил шаг. Именно на этом месте он встретился с молодым человеком в форме посыльного от фирмы FedEx, заглавные буквы которой красовались у него на груди и спине. «Странный посыльный – без авто или на худой конец велосипеда», – подумал Завадский, когда мельком глянул на него снизу вверх. Сейчас же, миновав место встречи с посыльным, смог ответить на свой вопрос – запоздало, что было несвойственно для такого опытного агента, как он. Ответ пришел на иврите и голосом посыльного: «Беседер». Что означало – «порядок», «дело сделано». Иосифа Беннета убрали израильские спецслужбы.

Опытный агент Токи-Беннет был загипнотизирован одной-единственной строчкой в словесном донесении – о переходе на одностороннюю связь, безошибочно анализировал Завадский, припоминая содержание телефонного разговора. Оперативники израильской разведки отрезали этой фразой Беннета от своих связников. Получив это сообщение, Токи попал в ловушку: он не мог сам адресоваться, а только ждать связи, причем в заранее условленном месте.

Все совпадало, за исключением некой небрежности со стороны исполнителя. Где подстраховка, транспорт, или он настолько уверен в себе, что пренебрег элементарными правилами? А может, в штаб-квартире «Амана» посчитали Иосифа Беннета мелкой сошкой и махнули рукой на сложившиеся традиции, до сей поры позволяющие военной разведке Израиля называться одной из лучших в мире? И не стала ли воображаемая отмашка командой отступить от обычая «чистой» ликвидации. Что, если, думал Завадский, агент в форме служащего сумел задать Токи несколько вопросов и получил на них ответы?

Такого не может быть.

А вдруг?..

Уже во второй раз за последние две минуты Завадский коснулся оружия. Он поставил перед собой задачу и с этого момента больше не сомневался. Он ускорил шаг, вглядываясь в беспокойные стайки студентов. «Куда пойдет отчитываться о проделанной работе оперативник, в местный отдел или его ждут в Тель-Авиве?» – спрашивал себя Завадский. От этого места до шоссе было около четырехсот метров. Скорее всего, машина дожидается мнимого посыльного там, где минутами раньше вышел из такси сам Завадский. Если посыльный не изменит маршрут и если Артур не ошибся в своих выкладках, по большому счету не имеющих под собой логики, он догонит его раньше, чем тот сядет в машину.

Настроение у него хорошее, гонял желваки Юлий Завадский, с трудом справляясь с желанием перейти на бег. Кажется, он что-то насвистывал, удаляясь по аллее. Какой-то веселый мотив. Был бы он таким ветреным, если бы получил от Токи информацию? Нет, он бы размышлял над ней. Если представить посыльного в качестве тупой машины, исполнителя, то его работа – не задавать вопросы, а умерщвлять.

Отчего-то Завадского передернуло от этого слова. И в тот же миг по телу пробежала приятная дрожь: он увидел человека в серой униформе. Примерно в пятидесяти метрах впереди. Его невыразительная казенная одежда отчетливо проявилась в толпе разодетых студентов. Последних становилось все больше. Весть о теракте в университетском городке коснулась лично каждого, и студенческая братия более или менее организованной толпой покидала учебные корпуса. И это столпотворение было на руку Завадскому. Теперь не было нужды маскироваться, прятать свои движения. В этом мельтешении рук, ног, на фоне восклицаний спешащей по аллее толпы он расстегнул на пиджаке пуговицу и откинул полу. Перевернул пистолет стволом вверх и стал накручивать на него глушитель. И по-прежнему неумолимо сокращал дистанцию: его жертва находилась всего в двадцати шагах.

Со стороны посмотреть – в толпе не было заметно волнения. Ее оживление и направление на гору Герцль говорило о страстном желании ворваться в прохладные залы Музея Израиля, разбиться на пары и скрасить своей молодостью визуальную серость скульптур Родена и Мура в парке Билли Роуза, раскинувшихся вокруг горы.

Впереди обозначился самый маленький корпус из всего университетского комплекса. К этому времени Артур догнал посыльного и дышал ему в затылок. Каждый миг был подходящим для выстрела. Его легкого хлопка никто не услышит, а на мертвого посыльного обратят внимание, когда через него перешагнут раз, другой, третий.

Завадский одинаково хорошо стрелял с обеих рук. В данном случае удобнее стрелять с левой – прямо в сердце посыльному, прикрывшись на время выстрела полой пиджака.

Вот сейчас можно стрелять, слева никого нет.

Артур переложил пистолет в левую руку, откинул полу и дважды нажал на спусковой крючок. И тут же разжал пальцы, выпуская оружие.

Он сделал все настолько быстро, что сумел обойти смертельно раненного агента. Разве что не оглянулся посмотреть на него. А увидел бы он застывшего на месте человека, с распахнутыми, как оконные рамы, глазами. Схватившегося за сердце, пустившего розоватую слюну…

Завадский отмерил двадцать шагов, прежде чем его настиг первый женский выкрик, а за ним еще один…

Он остановил такси, назвал адрес и удобно устроился на заднем сиденье. Водитель развернул машину. Миновав бульвар Герцль, он выехал на другой, носивший имя Вейцмана и ведущий в Тель-Авив. Там у Юлия Завадского, загримированного, как и при встрече с Камилем Хакимом, короткой бородкой и усами, были кое-какие дела.

9
Новороссийск – Москва

Матросу с торгового судна «Александрия» все время казалось, что однажды он, не приходя в сознание, скончается на больничной койке. Особо сильно его пугали частые и всегда внезапные падения в черную безмолвную бездну, «где нет ни света, ни дна и нет опоры под собой». Да, все как в стихах поэта: «Лишь черной ниткой ночь видна сквозь край, заделанный тобой». Врачи, словно он был беременный, а не трахнутый хорошим ударом по голове, успокаивали его: «Это временно». – «Но почему так часто?!» – наивно негодовал он.

Сегодня утром он выпил стакан сока, и его стошнило. В палате стоял кислотный запах рвоты, когда в помещение вошел высоченный человек в накинутом на плечи белом халате. В одной руке он держал кейс, в другой – полиэтиленовый пакет, в котором лежало что-то большое и круглое. Ориентируясь на рост посетителя, матрос предположил, что тот принес с собой баскетбольный мяч и сейчас начнет финтить по палате, подыскивая место для броска, пока не схлопочет от главврача три персональных замечания. Что при повторении вылилось в венерическую чушь: триппер зональных.

Гигант подошел ближе и выложил на тумбочку полосатый арбуз. Больной выдавил на лицо идиотскую улыбку.

– Моя фамилия Волков, – представился рослый незнакомец, – Сергей Анатольевич. Я работаю в оперативно-розыскном управлении ФСБ.

– Андрей Степанов, – отозвался матрос.

– Как себя чувствуете? – дежурно поинтересовался следователь.

– Вырвало перед вашим приходом, – сознался Степанов. – И сейчас подташнивает.

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Великий Гусляр… Этот город невозможно найти ни в одном, даже самом подробном, географическом атласе,...
«В то июньское утро Корнелий Иванович проснулся рано. Настроение было хорошее, в теле бодрость. Он п...
«Преимущества новой жизни в Великом Гусляре пожирала инфляция....
«Разговор начался банально – с собак. Минц с Удаловым сидели на лавочке у дома № 16, чувствуя себя с...
«Мише Стендалю было стыдно таиться под окнами Алены Вишняк, но он ничего не мог с собой поделать. Уж...
«Иван Дегустатов шел по весеннему лесу. Листья берез еще не раскрылись и острыми концами свисали к з...