Черные вороны 2. Лабиринт Соболева Ульяна
– Послушай, ты, падла, исчезни! Вали отсюда, чтобы в городе я тебя вообще не видел! Пять минут – потом станешь мишенью для игры в дартс…
Глазки Берна забегали еще быстрее, он хотел было что-то ответить, но, посмотрев на свирепое выражение лица Макса, просто свалил. Какое жалкое существо, просто смешно и противно. Только я не собиралась произносить это вслух.
– Ты смотри, дядя Максим! А что случилось? По племяннице соскучился?
– Послушай, мелкая. Ты говори, да не заговаривайся. Я не посмотрю, что ты дочь моего брата – получишь по полной.
В этот момент я вспыхнула, словно спичка. Отца он вспомнил, тоже мне. Да плевать он хотел, где я и что со мной происходит. Я выпрямила спину и, вздернув подбородок, произнесла:
– А ты мне кто? Отец? Чтобы мораль читать. Кстати, а где он? Ты случайно не в курсе? Что ж он не приехал, не спас свою любимую доченьку? Это уже стало плохой привычкой, не находишь?
Макс подождал несколько секунд, словно пережидая, когда мой запал немного потухнет, и, вертя в пальцах брелок от своего мерса, оперся об стену и ответил:
– Твой отец там, где должен быть. Уверен, если бы он знал, что ты чудишь, приставил бы к тебе няньку. Вот как раз самое время. К одной и второй…
Я сразу поняла, что он имел в виду Дарину. Черт! Ей что пришлось обратиться к Максу? Конечно, пришлось, и то, что он сейчас стоял передо мной – явное тому подтверждение. Угрызения совести, смешиваясь с возмущением, не давали мне уступить:
– Да что вы хотите от меня? Что? Я не ребенок уже, что хочу – то и делаю. Может хватит корчить из себя заботливых робин гудов?
Было заметно, что Макса этот разговор начал потихоньку раздражать, и он, приближаясь ко мне, вытащил из внутреннего кармана куртки пачку Marlboro и достал оттуда сигарету, тем самым показывая, что пора выходить на улицу:
– Послушай, меня мало заботит, что ты там хочешь. Ты сейчас уезжаешь со мной. Доставлю домой – а дальше пусть твой папа сам с тобой разбирается!
– Папа? Со мной? В перерывах между очередным убийством и минетом секретарши?
Я видела, как на скулах Макса заходили желваки. Он был зол, чертовски зол, я испытывала его терпение и понимала: единственное, что его пока еще сдерживает – это то, что я не чужой ему человек. Да и читать нотации он не привык. Иногда мне даже казалось, что он, когда смотрит мне в глаза, видит намного больше, чем остальные. Это не жалость, не сочувствие, не долбаное сострадание, а понимание. Понимание и молчаливая поддержка.
– Я твоему отцу свечку не держал и очень надеюсь, никогда не придется. Это не мое гребаное дело. А ты, дура мололетняя, могла сейчас нарваться. Ты понимаешь это вообще?
– На что нарваться? На что? Нашел чем напугать… – произнесла эти слова и почувствовала себя так, словно меня облили ледяной водой. Стало вдруг так холодно, грустно, одиноко и что хуже всего – мне было себя жалко. До такой степени, что хотелось просто уткнуться кому-то в плечо и плакать… навзрыд, долго, чтобы вместе с этим соленым ручьем выплеснуть из себя унижающую меня жалость.
Макс заметил и то, как изменился тембр моего голоса, и как я поникла, словно на плечи взвалили тяжелую ношу. Всего одной секунды порой бывает достаточно, чтобы почувствовать, как покрывается толстым слоем льда твоя душа. Как тухнет блеск в глазах и гордая осанка сменяется неуверенной сутулостью. Обычно такие секунды называют моментами истины. Макс отвел взгляд, понимая, что в моих глазах застыли слезы. Подошел ближе и, обняв за плечи, повел мня к выходу:
– Ничего, мелкая, прорвемся. Давай, пообещай мне, что больше ни одного урода на пушечный выстрел к себе не подпустишь. Хотя вряд ли кто-то из них захочет иметь дело с твоим долбанутым дядей, правда?
Я через силу улыбнулась, понимая, что он просто меня заговаривает, не позволяя грустным воспоминаниями захватить все мысли. Мы молча подошли к машине, через стекло я увидела Дарину, которая места себе не находила от волнения. Она, заметив, что мы вышли из гостиницы, быстро открыла дверь и бросилась к нам, сжимая меня в объятиях:
– Каринаааа, я тебя когда-нибудь придушу, клянусь. Ты знаешь, как я испугалась…
Я опустила голову, не смея посмотреть ей в глаза. Знаю, что поступила некрасиво, особенно по отношению к ней – единственной, кто всегда рядом. Но ничего уже не вернешь, оставалось только извиниться.
– Дарина… прости. Знаю, что волновалась, знаю… Но со мной все хорошо, ничего не случилось, видишь – цела и невредима, – развела руки в стороны, словно предлагая себя рассмотреть, чтобы она убедилась в достоверности моих слов.
– Не делай так больше никогда! Никогда, Карина! Дай слово, иначе я не знаю, что со мной будет, – голос дрогнул и мы опять обнялись, радуясь этой встрече, в очередной раз понимая, насколько на самом деле близки.
Услышали, как рядом кто-то кашлянул. Это Макс таким образом переключил на себя наше внимания, было заметно, что вся эта мелодрама ему порядком поднадоела.
– Девочки, обниматься-целоваться будете дома, в теплых кроватках с плюшевыми медведям. Быстро в машину!
Дарина раздраженно зыркнула на него и я уловила в ее взгляде самую настоящую злость. Мне даже показалось, она сжала зубы, настолько сильно напряглись ее скулы.
– У тебя забыли спросить, ага! Где нам обниматься и с какими “медведями”.
– Харэ базарить, малышня. У меня дел невпроворот…
Мы с Дариной уселись на заднее сидение, Макс врубил музыку на полную громкость и время от времени поглядывал на нас через зеркало заднего вида. Дислпей его сотового вдруг замигал, оповещая о звонке. Макс убавил звук, чтобы ответить:
– И какую хрень ты мне сообщишь на этот раз?
После того, как выслушал ответ, ударил рукой по рулю и, выжав педаль газа, начал гнать машину еще быстрее.
– Что, бл***, значит, Графа закрыли? Ты вообще соображаешь, что ты говоришь? Когда это произошло? Куда его повезли?
Мы с Дариной переглянулись, и хотя не произнесли ни слова, каждая знала, какие мысли вертятся сейчас в голове друг и друга. Повисла напряженная пауза, мы сидели, боясь пошевелиться, пока Макс то орал на кого-то на том конце провода, то внимательно выслушивал детали. Странно, но внутри что-то шевельнулось. Подумала об Андрее – и к сердцу словно прикоснулись ледяным перышком. Прислушалась еще раз – нет, это не привычная ненависть, а что-то, чего я пока не могла понять. Мотнула головой, попытавшись разогнать непривычные ощущения и в очередной раз подумала, что другая жизнь ему и не светит. Макс закончил разговор и, повернув голову к нам, сказал:
– Ну что, девочки, можете вздохнуть спокойно. Похоже, трепка от Воронова на сегодня отменяется…
Глава 6. Макс
Притихли. Еще бы, новость по радио слышали обе. Масштабы вряд ли понимают, да и я не психую. Пока не узнаю, что там происходит и какого черта его загребли прямо в аэропорту, какая сука слила, а потом полетят головы. Сделка серьезная была – Граф отзвонился, что все выгорело, но с небольшими проблемами. Анзур, сука продажная, чуть все не испортил, но брат разрулил. Мы оба понимали, что для нас важны эта сделка и этот канал сбыта. Новый старт и новые возможности, но мы оба знали, что здесь все зыбко и шатко. Придется искать другие концы, когда все утихнет. Нам стало тесно в старых масштабах деятельности. Хотелось новых горизонтов, власти, а власть нужно было отдирать зубами у тех, кто считал, что уверенно сидит жирным задом на троне. Не эту власть на уровне уличной шпаны, крышующей киоски. Даже не ту, где мелкие предприниматели от звука твоего имени обливались потом и протирали лысины салфетками, раздумывая, как нам угодить. Нет! Этого уже мало! Мы хотели подмять этот мир под себя и всех тех, кто его катит сейчас. Мы с Андреем задумали катить его сами и катить туда, куда хочется нам, а для этого нужно пробивать новые пути и иногда расшибать лбы.
Прищурившись смотрел на дорогу, зажав зубами сигарету и прикидывая, что за дрянь сейчас происходит за стенами следственного изолятора и как связаться с Графом побыстрее. Отец уже наверняка знает. Сейчас отвезу этих малолеток домой, сам наведаюсь к брату, может прикормить кого потребуется, и пробью нам встречу без свидетелей. Вытащить его раньше семидесяти двух часов вряд ли выйдет, но, если поднапрячься… Главное – знать, кого и за какие веревочки подергать, а уж каким методом, я придумаю.
Вдавил педаль газа, а взгляд невольно падает на ноги Дарины. На колени, затянутые в черный капрон, понимаю, что это не случайность, мать вашу. Потому что мне нравятся её ноги. Я оценил еще в клубе, когда увидел впервые после трехлетней разлуки.
Со спины не сразу понял, что это она. Не такой запомнил в последнюю нашу встречу. В голове сохранился стойкий образ юного тела, спутанных волос и ямочки на щеке. Девочка, о которой изначально запрещал себе думать как о сексуальном объекте. Лысый вышибала пальцем показывает, а я ищу малолетку в драных джинсах и никак не могу понять, что девушка в черном блестящем коротком платье, сидящая боком за барной стойкой и на которой взгляд остановился и так несколько раз подряд со стойким желанием прищелкнуть языком – это та самая пигалица, которая скакала по моим диванам в одной рубашке и пела дурным голосом. Та самая, которая по ночам спала под кроватью и просила посидеть с ней до утра. Узнал, когда волосы за ухо поправила и голову на бок склонила.
Как когда-то, когда не знала, что я наблюдаю за тем, как ест на кухне или читает книгу, подогнув под себя ноги. Я только сейчас вдруг осознал, как часто это делал. Вот так просто смотрел на нее и запоминал все жесты, мимику, голос и запах. Я вдруг отчетливо понял, что тосковал по ней. Я соскучился. Впервые по ком-то за всю свою жизнь. Такое тянущее чувство в груди появилось. Незнакомое.
Осмотрел с ног до головы и почувствовал, как внутри, вскипела волна ярости – приперлась в клуб в таком виде одна. Задницей вертеть и кобелей зазывать. Дура малолетняя, мозги напрочь отсутствуют. Здесь в туалете зажмут, оттрахают, и хрен докажешь, что что-то было. Менты все прикормленные и наркота в пакетах под столами шныряет, как разменная валюта. У самого в кармане пакетик кокса лежал. Угощение хозяина заведения, который лично встретил возле клуба, после того как пару звонков сделал. Жирный низенький педик с кричащим именем Ипполит вытащил свою задницу из ВИП-зоны, чтобы повилять передо мной хвостом, опасаясь за свой гадюшник, который я мог прикрыть по щелчку пальцев. Сунул мне дурь, а я вначале хотел из него душу вытрясти, а потом подумал – хер с ним. Может, пригодится еще. Кокс в карман сунул и забыл о нем. Надо сбросить перед походом в СИЗО. Не хватало, чтоб у меня наркоту нашли.
Не сразу к ней подошел. Какое-то время наблюдал, сканируя, что происходит вокруг и с кем пришла. Одна ли, как сказала по телефону, или все же девочки были тут с кем-то. Нет, одни, хотя, я видел, как отираются рядом с ней всякие обкуренные уроды, один на ее длинные ноги пялится остекленевшим взглядом, разве что слюна изо рта не капает. Я его за затылок схватил, сжимая пальцами с такой силой, что тот присел, а потом очень внятно прорычал ему на ухо:
– Зовут как?
Он дернулся, и я стиснул сильнее.
– Не слышу!
– Игорь…
– Так вот, Игорь, исчезни, если не хочешь, чтоб яйца оторвал и в твой бокал с водярой кинул.
Разжал пальцы, не оборачиваясь на урода, подошел к ней. Склонился к уху, и в нос ударил тот самый запах, который из моей квартиры, после того как она съехала, еще месяц не исчезал. Думал, за три года вся та ерунда непонятная из меня выветрилась, но, оказывается, она въелась намертво, как тяга к наркоте. Мозги помнят приход. Только сейчас всплеск внутривенно оказался ярче прошлого раза, доза более концентрированная, выдержанная. Доза персональной эйфории. Потому что с Дариной я тогда улыбался чаще, чем за всю свою долбаную жизнь. Когда счастья так мало, что эти дни можно заносить в календарь знаменательных событий, каждый такой из памяти не стирается никогда. Говорят, люди долго помнят боль. Ложь. Люди не любят вспоминать боль. Они ее стирают из памяти всеми способами, но они помнят тех, кто ее причинил. Я же помнил те редкие минуты, когда мог позволить себе смеяться, и эти минуты были у меня только с ней. Еще раз вдохнул аромат волос, и под кожей электрические разряды защелкали – мне не понравилось. Не видит меня, смотрит на зеркальную стойку бара и пальчиками ритм отбивает, единственное, что осталось от неё прежней – короткие ногти. Интересно, она их грызет как раньше, когда нервничает?
Достала сигарету, поднесла к губам, и мне стало необходимо ее смять, раздавить. Что я и сделал, смакуя удивленный взгляд и вспыхнувшую в нем радость. Не долгую, но все же она там была.
Отобрал и бокал с мартини. Как же мне ужасно хотелось стереть этот взрослый образ и вернуть ту малолетку, с которой, мать ее, нельзя! Потому что сейчас все мое мужское Я орало мне, что можно, бл**ь. Потому что ноги длинные и стройные, потому что грудь упругая в вырезе платья видна, матовая кожа, ключицы и даже кусочек кружева от лифчика. Черное кружево контрастом на светлой коже и лямка впивается в неё, вызывая желание сдернуть вниз и провести кончиками пальцев по оставшемуся следу. Пахнет уже не ребенком, и если тогда все внутри взрывалась протестом, то сейчас я понимал, что теперь это действительно стало опасно. Для нее, разумеется. Зверь внутри отозвался мгновенно на новую добычу, как, впрочем, и всегда. Я давно его не кормил, и я уже не думал, что он во мне живет. Только приманка вряд ли понимала, кого дразнит. Ресницы длинные, яркий макияж и губы блестят красной помадой. Захотелось большим пальцем вытереть, размазать по подбородку, и внутри прострелило возбуждением. Бляяяя***ь! Не те мысли! Не те, Зверь! Это птичка, и пусть летает, не ломай крылья. Даже не думай об этом ни на секунду.
Снова посмотрел на её колени, и на секунду представил, как скольжу по ним ладонью, приподнимая чуть выше подол. Я был уверен, что на ней колготки, а не чулки. Охренеть! Я реально об этом думаю? Сейчас? О том, что на ней надето, чулки или колготки? Тихо выругался матом.
Зазвонил чей-то сотовый, и я обернулся на Карину:
– Твой ожил?
Но сотовый достала Дарина, бросила взгляд на дисплей, а потом ответила, прикрываясь ладонью и отворачиваясь к окну, а я понял, что невольно прислушиваюсь. Ничто так не возбуждает любопытство, как чье-то резкое желание что-то скрыть. Тут же возникает маниакально-навязчивая идея узнать все и немедленно, чертовски ненавидел что-то не знать. А мне казалось, я о ней знаю все. Я ошибался.
– Да. Все хорошо, Ромео, домой едем. Макс помог. Нет, не надо. Завтра поговорим. О нет, я не люблю долги. Возвращать потом надо. Что я люблю? Я люблю, когда должны мне, – усмехнулась, как-то совсем по-взрослому, и я сильнее сжал руль – неужели мелкая флиртует? Да! Еще как, бл**ь, флиртует. Умело. Все же три года – это совсем не мало. Особенно в этом возрасте.
Посмотрела на меня вдруг и снова отвернулась к окну, отодвигаясь подальше и прижимаясь к стеклу, платье чуть приподнялось, и я понял, что уже несколько секунд пялюсь на ее ногу – нет, не колготки, а чулки. Снова на дорогу, отвлекаясь мыслями о брате и о том, как потом быстрее добраться до СИЗО и кто в такую рань может посодействовать встрече.
Резинка на чулках такая же кружевная, и над ней кусочек кожи. Твою ж мать!
– Ну я же на машине, я и сама могу. Хорошо. Заезжай. Черт с тобой. Ром, четыре утра, ты гонишь? Спи давай. К восьми. Да, точно все в порядке, спасибо, что предложил помощь. Проснусь… не надо звонить. Я, бывает, сутками не сплю.
Не спит. Это я точно знал. По двадцать четыре часа может не спать, а потом впадает в спячку, если я дома. Как сейчас – не знаю. Увидел, как она прикрыла глаза и усмехнулся – значит, бойфренд у нас есть. Возможно, она с ним трахается. Не возможно, а скорее всего. Сколько ей уже? Девятнадцать? Ну да, из детского возраста вышла. Внутри опять появлялась какая-то злость, и я не мог понять, что это. Когда Дарина отключилась, не удержался, спросил:
– Это кто у тебя такой заботливый в четыре часа ночи?
– Тебе какая разница? Хочешь, чтоб я исповедалась? – волосы опять поправила и сотовый в сумку сунула, а я сильнее руль сжал, от дикого желания выхватить у нее аппарат и посмотреть, кто ей, звонил свело скулы. Я что, ревную? Три года не видел, а сейчас вдруг ревность? Бреееед. Я просто устал, и их выходка меня доконала. Поэтому злой, как черт.
– Исповедаться? – я вздернул бровь, врубая музыку погромче, – Ну давай – мы слушаем. Начинай.
– У Дашки поклонник настойчивый, по нему весь универ сохнет, а она им вертит, как хочет, – Карина усмехнулась, а Дашка продолжала в окно смотреть. – Это ж Дашка, ей вкусно им голову морочить и доводить до белого каления. Ментааал, да, Даш?
– Даже так? – я поджал губы деланно-восхищенно кивая головой. – И что за поклонник? А, мелкая? С кем и во что играемся?
– Да так, один. Сын прокурора, то цветы ей шлет, то на тачках разных за ней приезжает.
– Карина, это никому не интересно. Сменим тему. Он устал с дороги, спать, наверное, хочет, а ты ему о моих поклонниках рассказываешь. У взрослого дяди Максима есть более важные заботы.
– Ну почему? Мне очень интересно. Только я думал исповедоваться будешь ты, – я не заметил, как прибавил скорости и челюсти сжал сильнее.
– Не буду. Умирай от любопытства, – сказала Дарина. – А можешь еще раз так? – спросила неожиданно.
– Как так? – я не понял.
– Вот как ты по рулю пальцами. У тебя руки красивые, и жест получился такоооой, – она глаза закатила, а у меня встал. Вот так просто. Унесло мгновенно. Тройная ярость на себя, на реакцию и на то, что понимаю, что сучка малолетняя провоцирует, и у нее, черт бы ее подрал, получилось. А может, она и не хотела… Хотя, черта с два. Хотела. Вижу по покрасневшим щекам. Нервно сглотнула от понимания, что получилось.
– Какой? – я посмотрел ей в глаза.
– Ты сам знаешь, – улыбка пропала, и ее зрачки чуть расширились, а я понял, что тоже нервничаю. Охренеть! Снова смотрю на дорогу, думая о том, что после следственного позвоню кому-то из своих многочисленных знакомых и оттрахаю. Или шлюху сниму, и тогда по полной, как я люблю. С криками, синяками и болью. Мне это надо. Напряжение в последнее время шкалит слишком.
– Так ты ради тачек всяких и цветов, или великая и светлая первая любовь? – я зарулил с центральной улицы в переулок.
– Великая и светлая, – отрезала она и что-то в сотовом написала. Переписываются. Не хочет при нас разговаривать.
– Замуж не зовет? – съязвил я все еще испытывая желание отобрать у нее сотовый.
– Ты старомодный, Макс. Возраст, видать. Замуж зовут только идиоты или те, кто развлекаться не умеет. – Когда она успела такой наглой стать?
– Возраст? – засмеялся, – Замуж зовут по другим причинам, мелкая, просто именно в твоем возрасте «дурнадцать» этого не понимают. Ценности другие. Ну и, значит, не великая и не светлая.
– А ты в этом много понимаешь?
– Читал где-то, – обжег губы фильтром и вышвырнул в окно окурок.
Дарина наконец-то посмотрела на меня, и я на секунду потерялся. Доли мгновений полной прострации. Слишком глубоко в ее глазах, и я не понимал, что в них. Раньше читал её взгляд, а сейчас – черта с два. На меня так не смотрели. Никто и никогда. Она была для меня слишком нечитабельной, эта малолетка со взрослым взглядом. То, что я там видел, не могло быть правдой. Я в такую херню не верю.
– Когда позовет, я обязательно тебе расскажу, если все еще будет интересно, Макс, – дерзит, а в зрачках мое отражение подрагивает. Улыбнулась, а у меня появилось стойкое желание свернуть ей шею. Слишком навязчивое. Маленькая сучка, а ведь чувствует, что на эмоции вывела. Я и сам почувствовал, как кровь носится по венам и внутри это паршивое ощущение, и пока не понимаю, что мне это не нравится. Настолько не нравится, что хочется высадить ее из машины, а она на сиденье откинулась, и платье слегка с плеча сползло, смотрю и понимаю, как от желания еще раз почувствовать, как пахнет ее кожа и волосы, скулы свело. Мне ее дико не хватало первые пару месяцев. Сам себе в этом не признавался, а бывало, в той комнате часами у двери стоял и на постель смотрел по ночам. Привык возвращаться и сразу к ней – проверить, спит ли в кровати.
К дому приехали, и я напомнил Карине, что задницу надеру если хоть еще одна подобная выходка будет, а она спросила, надолго ли я к ним.
– Надолго. Так что терпеть придется. Сейчас поеду с отцом твоим разруливать, а потом домой. Спааать. Я из-за вас сутки не спал.
Повернулся к Дарине:
– Поклоннику привет передай и скажи, обидит – кастрирую нахрен. Поняла?
Она кивнула, а когда из машины выходила вдруг за руку схватила.
– Спасибо.
Я взгляд на ее пальцы перевел, а потом снова в глаза посмотрел. Они и раньше были такими влажными и огромными или это меня сейчас куда-то уносит?
– За кастрацию? – криво усмехнулся, а она не улыбалась.
– Нет, за Карину, – а потом вдруг подошла вплотную и тихо прибавила, – а в мою личную жизнь не лезь. Ты для меня никто.
– Да я и не стремлюсь стать кем-то, – пожал плечами, а внутри где-то опять возникло желание сжать её шею пальцами и сильно сдавить.
– А ты и не умеешь кем-то быть. Зачем тебе кто-то, кроме самого себя-любимого?
Мы замолчали, она в глаза смотрит. Нагло. Не отводит взгляд. И я все же не выдержал – помаду пальцами размазал по ее губам, вытирая, а она и слова не сказала. Разозлился. Вытер уже ладонью.
– Не идет тебе, – прорычал, не отрывая взгляда от ее глаз. – Не играй со змеей в «кто кого пересмотрит», девочка. Ты меня совсем не знаешь.
– Ты не дал себя узнать, – она разжала пальцы, и теперь уже я перехватил ее запястье.
– Меньше знаешь – дольше радуешься жизни, мелкая. Много знать опасно для здоровья, – зажал пальцем пульс, чувствуя, как он участился, – психического здоровья маленьких наивных девочек.
– Ты меня недооцениваешь или льстишь себе, – выдернула руку.
– Дашка! Ну что вы там застряли?
Нет, девочка. Я оценил. А для тебя было бы лучше, чтоб я вообще тебя никак не оценивал. Она пошла к дому, а я проследил взглядом за плавной походкой, покачивающимися бедрами и темными волосами, опускающимися ниже поясницы. Девочка выросла, и девочка меня нервировала. Я больше не могу думать о ней, как о ребенке. Она далеко не ребенок и демонстративно вызывающе дала мне это сегодня понять. Только если я позволю себе начать этот раунд – она не выиграет, а мне эта победа удовольствия не принесет. Зверь, который живет внутри меня и привык к особым развлечениям с добычей, не пощадит ни ее, ни меня. А мне не хотелось ломать и заводить за ту черту, где я сам переставал чувствовать себя человеком. Где я себя боялся.
Глава 7. Андрей
Когда дверь кабинета для допросов отворилась и через порог переступил Макс, я не знаю, какая часть моего лица отреагировала первой – взметнувшаяся вверх бровь или губы, изогнувшиеся в ухмылке. Я догадался, кому обязан такому повороту событий, в который раз убеждаясь, насколько важной является “правильная” сеть контактов. Макс медленно осмотрел Настю с головы до ног и, наткнувшись на ее твердый прямой взгляд, прервал свой визуальный осмотр, переключаясь на меня:
– Братец, это что за незапланированный отпуск? От дел косим, да?
– А как же… Никакой мобильной связи, интернета – только тишина, покой и запах Родины…
Настя, понимая, что нам нужно время для разговора, вышла из помещения, и, пообещав вскоре вернуться, прикрыла за собой дверь.
– Вижу я, как ты отечеству служишь, – кивнул в сторону закрывающейся двери и подмигнул.
– Да я вообще патриот, Макс. Удивлен?
Он приблизился вплотную и мы крепко обнялись – так уж повелось, что встречались мы, в основном, во время очередной дряни, через которую нас настойчиво протаскивала жизнь, стремясь уткнуть носом в грязь и поставить на колени. Слишком уж не нравился ей наш тандем, – а может, наоборот, пробуждал нездоровый азарт – сломать, уничтожить, разрушить. Ведь сильный противник всегда интереснее…
Макс осмотрел меня, изображая из себя заботливую мамочку,повертел лицо в одну сторону, в другую, и убедившись, что на мне нет синяков и ссадин, довольно хмыкнул:
– О-о-о, наша милиция нас бережет… Это за особые заслуги, я так понимаю.
Я прищурил глаза и слегка улыбнувшись,
– Тебе еще, может, коленки показать? Зеленку прихватил?
– Моя любящая братская душа к такому пока не готова.
– К моим спущенным брюкам?
– Граф, бл**** , да ты тот еще извращенец.
– Братьев не выбирают, так что придется терпеть. Смирись. А вообще пора думать, как отсюда выбираться.
– Выберемся.. не впервой же.
– Макс, ты домой звонил? Как там Карина с Дариной?
– Не волнуйся, в порядке они… Скоро сам лично проверишь, – мне показалось, что он немного помедлил с ответом, но сразу же перевел разговор на другую тему. Рассказал о сделке со Львом, все расклады по продаже алкоголя и что как раз подходящий момент начать Ахмеду кислород перекрывать.
Через несколько минут дверь отворилась и в кабинет вошла Настя. Она скрестила руки на груди, сжимая в них бордовую папку и уверенным шагом приближаясь к столу.
– Ну что же.. у меня для вас несколько новостей. С какой начать?
Макс проследил за ней взглядом, а потом, посмотрев на меня и кивая в сторону Насти, выдал:
– Андрей, я так понимаю, на тебе теперь должок?
– Ты же знаешь, что должниками я обычно себя окружаю.
– О, узнаю своего брата. Ни одного прямого ответа. Дипломат чертов, – Макс театрально закатил глаза, – я лучше у девушки спрошу. Анастасия, этот мужчина Вам точно ничего не должен? А то с этими Вороновыми только свяжись…
Настя улыбнулась, наблюдая за нашим диалогом, и, придав своему лицу максмальной серьезности, ответила:
– Ну что вы, Максим Савельевич… О связи с Вороновым мне жалеть не приходилось, скорее наоборот… – она задержала на мне свой взгляд, смотрела, не моргая, словно искала в моих глазах ответ, не зная, захочет ли его услышать. Я взял в руки стул и, поставив его рядом с Настей, жестом пригласил ее присесть. Потом наклонился и ответил:
– Жалеют в основном о несбывшихся надеждах, а их дарят только обманщики. Но это ведь не о нас, Анастасия Сергеевна….
– Конечно, Андрей. И в этом мы с тобой похожи…
Макс откашлялся, понимая, что разговор завернул немного не туда.
– Теперь понятен секрет вашего идеального сотрудничества… Но я бы лично отметил это чудное дело в хорошем ресторане… Тесновато у вас тут…
– Поддерживаю… Уверен, мы отлично посидим… Выбор места предоставим даме…
– Андрей, я своим вкусам не изменяю, так что мой выбор ты знаешь… А сейчас, давайте и правда к делу!
Я зашагал по комнате, разминая шею – за последние двое суток тело словно затекло, привычное к постоянному движению, сейчас оно протестовало против этой вынужденной остановки. Я повернулся к Максу, чувствуя, что шутки шутками, но пока что мы сидим тут, в этой комнате, связанные по рукам и ногам.
– Ты с адвокатами созвонился? Где эти акулы юриспруденции, мать их так? За те деньги, что они получают, искать “где глубже” бесполезно.
– Да им еще до меня позвонили, только к тебе хрен доберешься. Даже Пантелеев не смог пробить эту гребаную стену.
Я присвистнул в ответ. Если даже этот сукин сын, которого знали все менты и прокуроры города, как самого клыкастого и беспринципного адвоката, не смог сюда прорваться, то дела намного хуже, чем я думал. Мы с Настей переглянулись, понимая друг друга без слов. Ее предположения об инструкциях сверху сейчас полностью оправдались. Меня закрыли здесь, игнорируя законность процедуры, наплевав на нарушения, чтобы дать понять, что это не шутки. Все очень серьезно, и, судя по всему, это только начало.
Читать бесплатно другие книги:
