Хладные легионы Морган Ричард
Кто-то недавно поставил ему фингал – сине-желтое пятно под глазом было трудно не заметить. Покрытая струпьями нижняя губа распухла. Но несмотря на следы побоев, юношеский энтузиазм рвался из него, словно лучи солнца сквозь тучу над болотами.
– Говорят, Драконья Погибель вырвался из пут и впал в ярость берсеркера, господин. Говорят, он выхватил меч из воздуха, а потом призвал огненных духов, которые обожгли его противников.
– Понятно, – мрачно сказал Рингил.
– Может, победа над драконом наделила его особой силой, господин.
Гил кивнул, игнорируя многозначительный взгляд старика.
– Очень может быть. Я уже слышал похожие истории.
– Мой отец погиб, сражаясь с драконами, – с надеждой проговорил мальчик.
Рингил сдержал гримасу. У слов был мерзкий привкус.
– Значит, твой отец был… великим… героем. И я уверен… уверен, что его душа присматривает за тобой, э-э-э, с вышины, где получила почет и умиротворение.
– И за моей матерью, господин.
– Да. И за твоей матерью.
Старик все еще пристально смотрел на него. Когда Рингил повернулся, чтобы войти в таверну, он крикнул вслед:
– У вас кириатский клинок, господин.
Рингил остановился, но не обернулся.
– А ты знаток мечей, да?
– Нет, господин. Лишь скромный цирюльник. Но я и сам работаю с клинками, в каком-то смысле, знаю их сильные и слабые стороны. Я знаю толк в стали. И сталь на вашей спине – кириатская.
– И что с того?
– Ну, может, вы тоже в некотором роде герой?
Все еще не поворачиваясь, Гил на мгновение закрыл глаза. Но увиденное на обратной стороне век не дало ему передышки.
«В некотором роде герой».
Он снова открыл глаза и невольно повернулся лицом к обвинителю.
– Внешность обманчива, старик, – коротко сказал Рингил. – Лучше не судить о человеке по стали, которую он носит на спине.
– Великодушный совет, – старик склонил голову. Опять нахлынуло сводящее с ума чувство, что Рингил его уже видел. – Я в долгу перед вами. Коли пожелаете побриться, я к вашим услугам. Лучшей цирюльни в городе не сыскать. Находится в Дворцовом Квартале. Ищите заведение Старого Рана.
– Буду иметь в виду, – Рингил заметил, что мальчик за ним наблюдает, и его глаза лучатся восторгом. – А теперь прошу меня извинить.
И он сбежал от взгляда мальчишки навстречу прохладному сумраку таверны и раздраженной перепалке взрослых мужчин, которые громко несли чушь.
– Лучше всего поговорить с ним, – сказал трактирщик, постучав монетой по барной стойке и засунув ее в карман. Он кивком указал через переполненный людьми шумный зал. – Вон в том углу сидит вместе со своей новой шлюхой.
Рингил бросил украдкой взгляд туда, где за столиком у стены сидел грязный на вид маджак лет двадцати, с небольшим кубком в руке. Означенная шлюха тоже была молодой и, вероятно, дорогой по меркам заведения, чуть усталой, но с привлекательными формами, которые она не особо пыталась скрывать. Разрез на юбке обнажал ногу до самого бедра, приподнятые корсетом груди едва не выпрыгивали из него. Она прижималась ими к предплечью маджака и о чем-то настойчиво щебетала ему на ухо, делая перерывы лишь для того, чтобы глотнуть из собственного кубка.
Рингил, все еще туговато соображая из-за похмелья, нахмурился.
– Серьезно?
– Ага, – трактирщик ухмыльнулся и передвинул зубочистку во рту. – Я понимаю. Маленький говнюк выглядит не очень внушительно, да?
– Это точно.
– Ну, господин, тут вы правы, – Гил с первого взгляда распознал в трактирщике ветерана и заговорил с ним, подражая неспешным интонациям командира. Он за свою жизнь отдал достаточно приказов имперским солдатам, чтобы его тетаннский в этом контексте звучал безупречно. Хозяин заведения разве что честь не отдал в ответ. Он из кожи вон лез, чтобы быть полезным. – Понимаете, этот Харат – именно такой, каким выглядит, гребаный степной кочевник, который не отличается от остальных, но вдобавок еще и болтливый маленький засранец. Вечно вляпывается в неприятности, почти всегда опаздывает с оплатой счетов. От ему подобных другого не ждешь. Они сюда приезжают из степей ради наших женщин и легкой жизни, но проблема в том, что они не привыкли вести себя цивилизованно.
Рингил внимательно разглядывал поцарапанную столешницу бара.
– И чем меня может заинтересовать этот Харат?
– А вот чем… – Трактирщик наклонился поближе и тоном заговорщика сообщил свой секрет. – Драконья Погибель приходил сюда с неделю назад и искал этого малого. Спрашивал, где его найти.
– И называл по имени?
– Да, господин.
– Они были вместе прошлой ночью?
Трактирщик покачал головой.
– Он появился только этим утром и, кажется, был очень удивлен, узнав о случившемся. Но все равно вам лучше с ним поговорить, господин. Вы же понимаете, вся эта компания… – Он широким пренебрежительным жестом указал на своих клиентов. – Конечно, кое-кто из них действительно тут был, когда все завертелось. Они с той поры здесь и сидят, рассвет уже позади, а все болтают. Лучшая ночная выручка за целый месяц. Но ни один из них на самом деле не разговаривал с Драконьей Погибелью. Он даже не вошел сюда до того, как охранники на него накинулись. Короче, эта компания – обычные зеваки, только и всего.
– Да, их всегда много, – Рингил ненадолго задумался. – Ты с кем-нибудь еще об этом говорил?
– Не могу сказать, господин. Но я знал, что рано или поздно пришлют кого-то вроде вас.
Рингил прищурился.
– Кого-то вроде меня?
Трактирщик опять усмехнулся.
– Не беспокойтесь, господин. Я умею держать рот на замке. И, честно говоря, ничего не имею против стражей, среди них встречаются и хорошие ребята. Однако в таких вещах им иной раз, ну-у, не хватает проворства. Чего не скажешь о… гонцах, да?
– Ты проницательный человек, – сказал Рингил и достал еще одну монету. – И, кажется, осторожный. У солдата такие качества достойны восхищения.
– Да, мой господин. – Монета исчезла как по волшебству, и на этот раз он не стал стучать ею об стойку. – Надеюсь, вы его поймаете. Победил он дракона или нет, такие чужеземные головорезы губят Империю.
Рингил одарил трактирщика, как ему показалось, соответствующе мрачным кивком и отошел от барной стойки. Пересек зал с низким потолком, направляясь к молодому маджаку и его шлюхе, по пути подмечая выходы – это была инстинктивная проверка перед дракой. Приблизившись, он понял, что предосторожности излишни. Харат не замечал ничего – ни его появления, ни декольте шлюхи, которое прижималось к его руке, ни ее веселого щебетания над ухом, и всего, что происходило в трактире, похоже. Он сидел с кубком в руке и таращился в пространство, будто приметил там закопанный у конца радуги сундук с золотом из сказки болотных обитателей.
Рингил упал на скамью с противоположной стороны.
– Привет, Харат.
Степной кочевник вздрогнул, увидел сидящего напротив мужчину и попытался вскочить. Рингил опередил его движение, схватив за локоть. Пришлось наклониться. Столик содрогнулся, бутылка вина подпрыгнула и упала на бок. Шлюха отработанным движением схватила ее, не дав вину пролиться, и поставила на место. Харат пытался вырваться и встать.
– Давай обойдемся без сцен, – тихо сказал Рингил.
– Какого хрена ты…
– Я друг Драконьей Погибели. Мне не терпится найти его раньше Монарших гонцов. Ты знаешь, где он?
– Не понимаю, о чем ты, – он все еще вырывался. – Ты…
– Сядь. – Теперь Рингил смотрел молодому человеку прямо в глаза. – Или я позабочусь о том, чтобы ты к обеду беседовал с Монаршими гонцами. Хочешь узнать, как выглядят их допросные комнаты во дворце? Это легко устроить. Итак… где Драконья Погибель?
Харат сломался, сдался. Откинулся на спинку скамьи, тяжело дыша. Рингил его отпустил. Выпрямился, поправил правый рукав, который задрался во время их стычки. Брезгливо отряхнул дублет. Все это было хорошим прикрытием, пока он сам восстанавливал дыхание. Потом взглянул на маджака.
– Ну?
– Я уже несколько дней не видел этого скаранакского хера, – яростно прошипел Харат через стол. – А он мне денег должен, сука. Я хочу его найти почти так же сильно, как ты.
– Сдается мне, ты не очень усердно ищешь.
– Тебе так кажется. Я потому и пришел сюда этим утром. Думал, он мог заглянуть. И услышал всю эту хрень про Стражу, про то, что тупой ублюдок насилует и убивает аристократов на холме. Можно подумать, у нас и без этого было мало проблем.
– Проблем? Каких проблем?
– Он должен деньги, – бесцеремонно вмешалась шлюха. – Ты что, не слышал? Если ты друг Драконьей Погибели, тебе надо…
Рингил бросил на нее взгляд, и она умолкла так резко, словно получила пощечину. Он снова повернулся к молодому маджаку.
– Какие у вас были проблемы?
Потребовалось время, чтобы все прояснить. Харат был довольно пьян, и его большей частью волновал перечень обид и обидчиков, куда входил «так называемый Драконья Погибель» собственной персоной, а также скаранакский клан в целом, всякие похотливые старперы, которые думали, что они все еще молодые самцы, его вероломные друзья-ишлинаки, скудное жалование наемников, военные глупости в Демлашаране, религиозные маньяки и имперское высокомерие – короче, почти все стороны жизни, с которой он столкнулся, преодолев перевал Дхашара по пути на юг…
Реальная история, которую рассказывал молодой маджак, из-за всех этих отступлений и жалоб ковыляла, словно тяжело раненый солдат, который бродит по госпиталю с запутанными коридорами, цепляясь за колонны, и пытается разыскать койку, которую ему вроде отвели. Шлюха все время сидела рядом с Харатом, слишком запуганная блеском в глазах Рингила, чтобы перебивать; зато она то и дело энергично похлопывала своего спутника по бедру, бормотала ему на ухо сочувственную ерунду с фальшивой материнской нежностью в голосе и наполняла кубок из бутылки всякий раз, как тот оказывался пустым. Харат в ответ тыкался в нее носом, терял нить повествования, иногда вовсе о нем забывал, обрушивая на подружку шквал грубых поцелуев в шею и горло, сопровождающихся порыкиванием, а Рингил сидел и смотрел на все это, стиснув зубы и еле сдерживаясь, чтобы не распускать руки.
В других обстоятельствах…
Он сдерживал гнев, главным образом потому, что насилие привлекло бы нежеланное внимание остальных посетителей таверны, но еще и потому, что не хотел остановить бессвязную исповедь Харата, поскольку история кое-как обретала понятную форму.
Итак…
Драконья Погибель появляется у дверей Харата с предложением поработать на него, зная о какой-то предшествующей ссоре, случившейся между Харатом и другим маджаком по имени Алнарх – «Вероломный кусок дерьма, как я и сказал, даже не верится, что он ишлинак по крови», – пока оба работали на высокопоставленного надзирателя из Цитадели по имени Пашла Менкарак – Рингил нахмурился, имя было смутно знакомое, Арчет его называла, – который выгнал Харата, потому что тот лапал храмовую служительницу или рабыню, без разницы, что-то в этом духе, и у Драконьей Погибели в любом случае свои счеты с Цитаделью, так что они вместе планируют вломиться в какой-то заброшенный храм вверху по течению – Рингил о нем никогда не слышал, – но в то же самое время «этот Драконья Погибель на хрен сбрендил из-за рабыни, он ведь никогда раньше ее не видел, так?» Однако деньги есть деньги, и еще одну поездку в Демлашаран нельзя назвать благоразумным решением, если ты там уже побывал – «А меня дважды угораздило, друг, поверь, я знаю, о чем говорю!» – поэтому Харат согласился, они пробрались в храм ночью, столкнулись со старыми ишлинакскими приятелями Харата – «Он же сказал, что крови не будет, ага, но мне все равно пришлось убить брата…» – а потом попали в какой-то тайный гарем, где Драконья Погибель, похоже, нашел искомое – «Какую-то скулящую сучку, нет, не ту, другую, ой, да не спрашивай ты меня почему!» – а затем, по пути наружу, их атаковал ангел – «да-да, ты правильно расслышал, гребаный ангел», – который светился синим пламенем и…
– Стоп.
– Я ни хуя не выдумываю, – возбужденно заявил Харат. – Это было…
– Я и не говорил, что ты выдумываешь.
По спине пробежала ледяная волна, от похмелья виски и внутренности сковало холодом. В памяти всплыли сцены битвы в Эннишмине, озаренные тем же мерцающим синим пламенем.
«Здесь? В Ихельтете? – Внутренний голос дрогнул от смятения. – Этого не может быть, мать твою…»
Он увидел, как темные фигуры выходили из самого сердца зажженного ими самими пламени.
Он увидел Ситлоу, который улыбался по-волчьи…
– Эй… тебя сейчас стошнит, или что?
Рингил моргнул, услышав голос Харата. Поднял глаза и увидел, что шлюха ишлинака глядит на него с ухмылкой на лице, покрытом краской и пудрой. Красные губы растянулись, обнажая зубы серого цвета – наверное, слишком много плохого кринзанца или…
Он вспомнил девушку на пристани. Как она стояла, прислонившись к бочке и так ему улыбаясь. «У меня для тебя послание, Драконья Погибель.
Тебя ждут в Храме Красной Радости. Не затягивай с этим. Там все прояснится».
Он встряхнулся, прогоняя дрожь. Откашлялся.
– Это место выше по течению, куда вы вломились. Храм. У него название есть?
Харат пожал плечами.
– Вроде бы, Афа’мараг, как и весь район. Назвали по имени водяного демона, марагана или что-то вроде. Ну, так сказал лодочник. Мне он показался маленьким лживым…
– Не Красная Радость? Не Храм Красной Радости?
Ишлинак непонимающе уставился на него.
– Нет. Никогда о таком не слышал, это…
Хихиканье шлюхи вынудило его замолчать. Оба мужчины раздраженно посмотрели на нее.
– Храм Красной Радости? – Она широко улыбнулась Рингилу. Подалась вперед в пародии на ласку, а потом ее улыбка застыла. – Я знаю, где это, шрамолицый. Вопрос в том, сколько ты заплатишь.
– Не знаю, – мягко ответил Рингил. – Как насчет того, что я не скажу Монаршим гонцам, что вы скрываете место нахождения Драконьей Погибели?
Краски отхлынули с ее лица. Она попыталась опять съежиться на своей скамье, но Рингил схватил ее запястье.
– Или ты предпочитаешь поговорить с ними лично?
– Южная сторона, – выплюнула шлюха. – Это на южной стороне. Через Мост и дальше, в глубь старого квартала паромщиков. Позади Килевого Ряда.
– Спасибо.
Глава тридцать восьмая
Он не был красным и не выглядел особенно радостным.
На самом деле он выглядел в точности так же, как любой другой заброшенный имперский храм, который доводилось видеть Рингилу: камень цвета сливочного масла, контрфорсы зажаты между более новыми зданиями с обеих сторон, источены и изранены за множество веков солнцем, ветром и войнами, а после – городом, который вырос вокруг. Вблизи Рингил увидел надписи на тетаннском, высеченные на стенах в тех местах, где силы природы не тронули фасад: имена, оскорбления, примитивные версии клановых знаков, отрывки туалетных стишков. Ступив в тени у входа, он почувствовал вонь мочи.
Он посмотрел на беспризорника, который привел его сюда.
– Ты когда-нибудь был внутри?
– Нет, господин, – мальчишка кулаком вытер сопливый нос. – Здеся призраки живут. Демоны береговых племен.
Оба постояли немного, глядя на дверь, которая была приоткрыта.
Тени внутри сгущались.
Рингил оглянулся на залитую солнцем улицу, где стоял старший брат мальчика, держа поводья лошади и сердито таращась на любого, кто подходил слишком близко. На самом деле в этом не было необходимости. Килевой Ряд – тихая узкая улица, прохожие здесь встречались нечасто, а если кто и попадался, то оказывался благоразумным – не считая случайных взглядов, все старательно игнорировали долговязую фигуру в черном плаще с двумя спутниками-беспризорниками. Рингил пожал плечами, достал обещанную монету и поднял повыше, держа двумя пальцами.
– Ладно. Это за то, что показал мне дорогу. Получишь еще три, если будешь тут, когда я выйду и у моего коня все ноги окажутся на месте. Понял?
Лицо мальчишки озарилось радостью.
– Да, господин.
Рингил наклонился, чтобы оказаться с ним нос к носу.
– А если вас обоих тут не будет или с конем случится что-то плохое, да спасет Откровение ваши бессмертные душонки. Потому что больше ничто по эту сторону ада не сможет. Это ты тоже понял?
Беспризорник вытянулся во весь рост своих шести-семи лет.
– Конечно, господин. Обещание для меня закон, господин. Коню с нами будет безопаснее, чем если бы вы его оставили в императорском гареме.
«Прямо скажем, сомнительная безопасность, – проворчал похмельный внутренний голос. – Этому козлу Джиралу не стоит доверять то, в чем есть хоть одно отверстие».
Но он выпрямился и бросил мальчику монету, а мальчик поймал ее на лету, как рыба ловит муху. Потом беспризорник замер, руки в боки, и понаблюдал, как Рингил прижимает растопыренную пятерню к двери, легонько давит, проверяя ее вес. Очевидно, это было все, что мальчишка хотел увидеть, потому что он сразу поспешил обратно на солнце, к брату, оставив мечника со шрамом на лице одного среди теней.
Дверь была тяжелой, из кальдерного дуба, и Рингилу пришлось навалиться на нее плечом, всей тяжестью, чтобы сдвинуть более чем на пару дюймов по неровным, усыпанным мусором плитам. Она поддалась от второго толчка, с жутким скрежетом открылась на пару футов. Рингил опять ударился в нее всем телом, чтобы расширить зазор, а затем проскользнул внутрь. Пара лучей солнечного света последовали за ним, коснулись плаща на плече, а потом отстали.
Истертые плиты пола, тонкие колонны поддерживают потрескавшуюся и провисающую крышу. Ни убранства, ни покровов не видать, лишь холодная каменная тишина окутала все вокруг, как чехол от пыли. Солнечный свет проникал внутрь тут и там сквозь решетчатые световые люки в крыше или щели, и там, где он касался пыльного пола, полыхали пятна, такие яркие, что казалось, они тлеют. Если Рингил смотрел на них слишком долго, разглядеть детали во мраке становилось сложнее.
Он перестал это делать. Позволил глазам привыкнуть.
Впереди во мраке виднелся каменный алтарь, длинный и приподнятый, словно похоронные дроги. За ним возвышалась каменная перегородка с богатой резьбой: вдоль верхней части она была решетчатая, в подражание световым люкам, но почти все остальное пространство занимал барельеф в виде вереницы фигур. Рингил приблизился к ним между падающими с крыши лучами солнечного света; хруст пыли и мусора под ногами порадовал. В этом месте с его резким контрастом между пылающим светом и мрачными тенями тишина казалась материальной и слишком тяжелой для похмельной головы. Рингил шел, словно в легком трансе, по приподнятой каменной дорожке, которая раньше явно была центральным проходом к алтарю.
Дойдя до него, он театрально остановился, повернулся лицом туда, откуда пришел, и раскинул руки крестом.
– Есть кто дома?
Эхо его голоса затихло, будто безуспешно попытавшись выбраться наружу через одно из окон в крыше. Вообще-то он собирался крикнуть громче. Он задал этот вопрос в шутку, но эхо прозвучало без тени иронии – так, словно Рингил был обычным прихожанином, призывающим своих богов.
Он поморщился. Опустил руки.
«Все прояснится, Гил. Ну да, конечно».
Сзади захрустел мусор под чьими-то ногами.
Он резко повернулся, вскинув руку к эфесу Друга Воронов. Нахлынуло горячее желание кого-то убить, наполнило внутренности и каждую мышцу. Старый танец, прогоняющий неопределенность в голове.
Никого.
Он застыл, вглядываясь во тьму вокруг алтаря. Ее никто не потревожил. Рингил все еще вязнул в воспоминаниях о Садах королевы-супруги. О Ситлоу и двендах, ужасном синем пламени, о чем-то темном и бесформенном, догоняющем его.
Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от всего этого.
Его взгляд остановился на каменной перегородке с барельефом. Похож на тот, что был на стене храма в Хинерионе – еще одно упорядоченное собрание Темного Двора, чьи образы, сообразно местным вкусам, больше напоминали людей. Только на этот раз в ряду каменных фигур отсутствовал Хойран, а пустое место, которое бросилось ему в глаза в Хинерионе, занимала…
Занимала…
У него закружилась голова, пол ушел из-под ног.
Недостающей темной придворной в Хинерионе была госпожа Квелгриш – сумеречная банши, безнадежный стон вечерней порой, владычица волков. Квелгриш, которая носила шкуры женщин и зверей с одинаковой уверенностью, страдала от древней незаживающей раны на голове и любила обмениваться свирепыми шутками с демонами, прежде чем одержать над ними победу в схватке, полной воплей и рычания. Квелгриш, которая здесь, в Храме Красной Радости, стояла на барельефе среди собратьев-богов, одной рукой прижимая полотенце к кровоточащей голове, а другое плечо покрывала волчья шкура с оскаленной головой – казалось, зверь одновременно свисает с нее и кусает ее.
– Скажем так, ты мне будешь должен, Рингил Эскиат…
Голос прозвучал в его голове, будто кто-то прошептал эти слова на ухо, будто что-то проползло вдоль хребта. Квилиен из Гриса, где-то за каменной перегородкой во мраке, обходила по кругу его и алтарь, не сводя сияющих волчьих глаз с…
Вопли с улицы.
Рингил бросил взгляд назад, вдоль приподнятого прохода на каменном полу, туда, откуда пришел. От внезапной перемены фокуса перед глазами все поплыло, будто он стоял в лодке на неспокойной воде. В щель между приоткрытой дверью и косяком врывался солнечный свет, разливаясь лужей на пыльном полу, и внезапно Рингилу показалось, что выбраться отсюда он сможет, лишь преодолев долгий путь во мраке.
– Да, беги, – сказал другой, более низкий голос, не принадлежащий Квилиен. – Беги, пока можешь. Помни, кто ты такой. Кем ты был. Кем ты станешь.
Снова топот, скрип пыли и мусора позади, и он действительно побежал – помчался во всю прыть по центральному проходу, будто спеша успеть к закрывающимся вратам некоего внезапно предложенного спасения.
Позже, вспоминая о случившемся, Рингил не мог честно сказать, бежал навстречу шуму на улице или прочь от того, что только что вышло из тени у него за спиной. Он думал о движении, импульсе, который гнал его вперед, через каждую из стрел солнечного света, падающего сквозь дыры в крыше – пятна на его плечах обжигали, словно только что отчеканенные монеты, – сквозь косые беспорядочные полосы света и тьмы, еле дыша, все ближе к дверям, которые должны были – он знал, что должны! – захлопнуться в тот самый момент, когда он их достигнет. Он уже слышал долгий, визгливый скрежет дерева о камень…
Но вышло иначе.
Он схватился за дубовую створку, протиснулся в щель и выбрался на солнце. Друг Воронов на миг застрял, будто не желая покидать храм, но потом сдался – когда Рингил неистово задергался туда-сюда, меч вышел вместе с хозяином.
Он остановился, моргая от яркого солнца и пытаясь понять, что происходит.
По мощенной булыжником улице носились мужчины в мундирах, повсюду раздавались крики и топот; с полдюжины вооруженных стражников бегали туда-сюда, указывая вверх, запрокинув головы в шлемах – дешевый металл ярко блестел на солнце, – а потом внезапно с грохотом и звоном разбилось окно на втором этаже дома с противоположной стороны улицы. Осколки стекла посыпались кратким, но смертоносным дождем, сломанная оконная рама вылетела наружу. Рингил, успевший отследить источник шума, прикрыл глаза как раз вовремя, чтобы мельком увидеть вылетевших в дыру двух мужчин, которые и в воздухе продолжали бороться. Один из них был в мундире стражника, без шлема. Другой…
Двое упали на мостовую с глухим хрустом, как раз напротив храма. Пыль столбом поднялась над дерущимися. Они все не унимались, хотя стражник упал на спину, и от этого у него явно поубавилось бойцовского пыла. На глазах у Рингила противник его оседлал, замахнулся и воткнул в глаз что-то длинное и тонкое. Раздался пронзительный вопль, сражение резко прекратилось. Победитель сломал свое странное оружие и неуклюже поднялся. Ветер подхватил пыль, унес ее прочь.
Рингил вытаращил глаза.
– Эг?
Эгар Драконья Погибель, покрытый пылью, с безумными глазами и обломком фландрейновой трубки в кулаке, с сильно кровоточащим порезом на лице…
– Гил? Рингил?!
– Взять его!!!
Рингил повернулся на голос, расслышав в нем жесткие нотки, свидетельствующие о привычке командовать. Среди растущей толпы стражников появилась стройная фигура в черно-серебряном мундире Монарших гонцов. Пока Рингил смотрел, гонец крикнул с восходящей интонацией:
– Арбалетчики!
Их было трое, и два арбалета уже оказались заряжены. На таком расстоянии стрелки едва могли промахнуться. Драконья Погибель присел на корточки и оскалил зубы, сжимая осколок трубки в кулаке, словно нож. Он мог бы достать одного, прежде чем прозвучит приказ, но второй…
Рингил поднял руку и начертил в воздухе символ икинри’ска.
Никаких размышлений – это был импульс, инстинкт, все равно что первый вдох ныряльщика на поверхности. Все равно что тошнота или голод.
– Арбалетчики! – Он украл приказ у командира, выхватил из воздуха и скопировал, отправил в обратную сторону. – Ваше оружие – змеи!
Будто на солнце упала вуаль, будто по Килевому Ряду пронесся внезапный холодный ветер. Даже Драконья Погибель, казалось, опешил. Стрелки завопили и отшвырнули арбалеты. Рингил двинулся прямо на них, как черный призрак, тень, отделившаяся от храмовых стен. Меч был все еще у него на спине.
– Пауки, – сказал он, быстро рисуя вокруг себя еще три символа. – Глубинные ползуны. Трупоклещи.
И внезапно вооруженные бойцы пришли в неистовство: они топтали ногами по земле, бешено стряхивали что-то с себя, пытались разорвать кольчуги, стонали и вопили от ужаса. Только Монарший гонец стоял неподвижно и, не веря своим глазам, смотрел на подчиненных, а Рингил тем временем прошел сквозь них и занял позицию на расстоянии десяти ярдов, посреди улицы.
Меч офицера со звоном покинул ножны.
– Колдун!
Рингил обнажил зубы в оскале.
– Это точно.
Но сквозь бурлящее, колючее ликование, которое пробудила в нем икинри’ска, чувствовались пределы возможностей. «Мудрые люди не сдадутся, – сказал ему Хьил, и эти слова затерялись в путанице невнятных воспоминаний, запечатлевших наставления князя-бродяги. – Бегущие псы и головорезы, животные и дураки – их это искусство ослепит и искалечит. Но человек, владеющий собой и своим разумом, – другое дело». По лицу стоящего перед Рингилом человека читался проницательный интеллект, а также холодный расчет и самообладание. С этим ему не справиться так просто.
– Хочешь умереть? – крикнул Рингил будничным тоном.
– Я Монарший гонец, – отозвался офицер. – Я рука Джирала Химрана и Блистающего Трона, я императорский приказ во плоти.
– Я Рингил Эскиат, педик – истребитель драконов. – Веселье вскипело в нем, будто внезапно вырвавшаяся на волю сила, что-то осклабилось, глядя его глазами, предвещая недоброе, и вот он поднял руку – меч прыгнул в ладонь, как гончая за куском мяса, который хозяин держит перед ней на весу. Клинок рванулся в сторону из податливо раскрывшихся ножен, прочертил размытую дугу над плечом и оказался в защитной позиции; сталь блеснула в лучах солнца, словно чей-то смех. – Я задал тебе вопрос, монарший слуга. Хочешь умереть?
Они на несколько мгновений застыли посреди улицы друг против друга, в то время как стражи бегали вокруг с криками или лежали на брусчатке, дергаясь и бормоча. Позже кое-кто из жителей Килевого Ряда, выглядывавших в окна, скажет, что вокруг этой сцены вспыхнули черно-синие огни, формой напоминающие людей, и горели, словно прохожие на улице, не принадлежащей этому миру – улицы, наложенной поверх Килевого Ряда, – чье внимание привлекло происходящее, и они собрались, чтобы поглядеть, что произойдет дальше.
– Драконья Погибель разыскивается за преступления против Империи, – крикнул Монарший Гонец. – Ты не посмеешь встать на пути имперского правосудия.
– Я уже стою. Если тебе нужен Драконья Погибель, единственный путь – через меня.
– Гил!
Он позволил себе мельком оглянуться в ответ на зов. Эгар шагнул вперед и наклонился, чтобы выхватить короткий меч у одного из сраженных колдовством воинов. Он сильно хромал.
Рингил предостерегающе поднял руку.
– Я разберусь с этим, Эг.
– Гил, все не так просто. Гребаные двенды, они здесь, они прямо в…
– Я знаю, Эг. Давай убивать проблемы по очереди, хорошо?
Он заметил движение краем глаза. Монарший слуга готовился – он все равно собирался атаковать. Что-то внутри Рингила от этой мысли оскалилось, как череп.
– Постой!
Глухой звон и лязг клинка, брошенного на мостовую. Монарший слуга бросил взгляд туда, где раздался звук. Вид у него сделался озадаченным.
И тут Драконья Погибель оказался рядом с Рингилом, повернулся к нему, положил теплую, тяжелую ладонь на грудь и плечо друга. Приблизил лицо достаточно, чтобы коснуться щетины на щеке Рингила.
– Придержи коней, Гил, – пробормотал Эгар. – Есть другой способ с этим разобраться.
Рингил взглянул на него, прищурившись.
– В самом деле?
За массивным плечом Драконьей Погибели он увидел, как Монарший слуга опять дернулся, и предостерегающе поднял острие Друга Воронов.
– Эй. И думать забудь.
Эгар повернулся к имперцу. Поднял пустые руки.
– Достаточно, – сказал он официальным тоном, на таком хорошем тетаннском, что Рингил моргнул от удивления. – Я сдаюсь. Веди меня к своему императору.
Монарший слуга по-прежнему пристально смотрел на Рингила и воздетый хладный палец Друга Воронов. Какой-то имперский воин полз по мостовой, бормоча что-то невнятное и хватаясь за булыжники, будто мог упасть с них в пропасть, которая этого только и ждала. Плач и скулеж остальных оглашали улицу. Друг Воронов поблескивал в лучах солнца.
– Гил!
Рингил пожал плечами и опустил меч.
– Ладно, – сказал он. – Я хочу поглядеть на это.
Глава тридцать девятая
– Ты вздумал со мной шутить?!
Джирал вскочил со своего резного сандалового кресла, тараща глаза, словно им выстрелили из катапульты. От силы его внезапного движения весь плот под шелковым навесом покачнулся на воде. Вокруг императора, в окрашенном в разные цвета свете, падающем сквозь шелка, люди схватились за опоры навеса, чтобы не потерять равновесие. Плавучее святилище Палаты разоблаченных секретов не было создано для необузданных поступков.
Рингил стоял, как каменный, словно посреди бального зала с мраморным полом, не замечая, что плот качается. Он не был вооружен, но никто бы об этом не догадался, посмотрев ему в глаза.
– А разве я смеюсь? – тихо спросил он.
Арчет шагнула вперед.
– Повелитель…
– Заткнись, Арчет! – Император, не глядя на советницу, ткнул пальцем в ее сторону. – Я наслушался от тебя советов на год вперед. Ты, северянин… ты правда думаешь, что я соглашусь? Безоговорочно помилую твоего друга-варвара?
– Да, правда.
Читать бесплатно другие книги:
