Финансист Истон Биби
Потом две.
Потом двести.
Все это время эта человеческая статуя так и лежала, немая и твердая, в моих несчастных объятиях. Подтверждая своей немотой все мои страхи.
Горькие, обиженные слезы жгли мне глаза, пока я ждала, погружаясь в пучину агонии, чтобы что-нибудь произошло. Чтобы Кен заговорил. Чтобы ударила молния. Чтобы зазвонил мой проклятый будильник, и я смогла бы вскочить и убежать.
Секунды, тикая, утекали мимо, а с ними – и мои надежды. Еще одна мечта. Еще одна сверкающая радость из моего воображаемого чертова будущего.
«Тик».
«Он тебя не любит».
«Так».
«Он не верит в брак».
«Тик».
«Он не хочет детей».
«Так».
«Он сказал это тебе прямо в лицо».
«Тик».
«Ты ведь тут не живешь».
«Так».
«Только притворяешься».
«Тик».
«Кен ничего не любит».
«Так».
«Ты знала это с самого начала».
«Тик».
«Би-ип! Би-ип! Би-ип! Би-ип!»
Повернувшись, я хлопнула по будильнику и вытерла сердитые, обиженные слезы тыльной стороной ладони.
«Время вышло».
Я вскочила и кинулась в ванную. Я не могла дождаться, когда уберусь отсюда. От Кена. Из этого дома. От всей лжи, в которой жила.
Я в дикой спешке собралась в университет, красясь тем, что было в моей сумке, и тем, что я держала у Кена в ванной. Я убрала свою бордовую мочалку с пятью сантиметрами отросших рыжих корней в растрепанный пучок и даже не стала возиться с подводкой глаз. Это было бессмысленно. Все равно она потечет и размажется по лицу до того, как я доберусь до университета.
В незашнурованных ботинках я ссыпалась вниз по ступенькам, схватила свой рюкзак, лежащий на полу у дивана, и выскочила за дверь, даже не попрощавшись.
Уверена, что хлопок дверью, от которого задрожали все окна в доме, сказал все за меня.
26
Рассеянно пялясь в окно обшарпанного поезда, я снова и снова прокручивала перед собой события этого утра. До Университета Джорджия Стейт был час дороги, и обычно я проводила его за чтением или подготовкой к занятиям. Но сегодня, глядя, как сосны и пригородные домики сменяются небоскребами и забитыми машинами развязками шоссе, я думала обо всем, кроме своих уроков.
Я думала о прекрасном мужчине в прекрасном доме и в прекрасной жизни, про которых я имела глупость поверить, что все они могут стать моими.
Я провела этот учебный день в состоянии физического и эмоционального кошмара. Глаза жгло. Внутри все сжималось. В груди была черная дыра. Дыра в форме Кена.
Я ни с кем не разговаривала. Ничего не ела. Я сконцентрировала все силы на том, чтобы не начать реветь до возвращения домой. Стиснув зубы, я пробралась по пристанционной парковке, отсчитывая шаги до того момента, как моя задница коснется прожженного сигаретами сиденья моего черного «Мустанга».
И там я позволила себе распасться на куски.
Я ревела, потому что чувствовала себя отверженной.
Ревела, потому что чувствовала себя идиоткой.
Ревела, потому что думала, что больше не буду плакать из-за парней.
Ревела, потому что уже соскучилась по нему.
Ревела, потому что знала, что он-то по мне не скучает, что напомнило мне, какая я идиотка, и отчего я заревела еще сильнее.
Я плакала, пока у меня не кончились все слезы. Тогда я сделала глубокий вдох, зажгла дрожащими пальцами сигарету, выехала с парковки и позвонила единственному человеку, который, я знала, не будет пытаться меня утешать.
– Что, блин, с тобой не так? – спросила Джульет, хрустя чем-то, напоминающим по звуку печенье Ромео с динозаврами, когда я рассказала ей, что случилось. – Ты что, серьезно рыдаешь в машине из-за парня без всякой личности и с полным шкафом галстуков?
– Да-а-а, – взвыла я.
– Господи, Би. Ты просто идиотка. Ну и что, что он тебя не любит? Знаешь, кто тебя будет любить? Буквально… любой… другой… парень. К черту Кена Истона. Да я знаю трех крутых парней, с которыми могу познакомить тебя прямо сейчас.
– Правда что ли? – всхлипнула я.
– Ау! Ты помнишь Зака? Он все время про тебя спрашивает.
– Нет, ты все врешь.
– Еще как спрашивает. Надоел до чертиков. Господи! – вскрикнула Джульет с воодушевлением, какого я давно от нее не слыхала. – Да просто приходи сегодня ко мне на работу! Зак как раз будет там!
Я поглядела в заднее зеркальце на свои опухшие глаза и лохматый бордовый пучок с рыжими корнями.
– Фу. Я выгляжу как жопа.
– Да неважно. Ты просто приходи.
– Ладно, – кивнула я, вытирая слезы со щек. – Приду.
– Класс! Богом клянусь, Би, мы найдем тебе нового мужика еще до конца недели.
– Обещаешь?
– Да блин, на мизинчике клянусь.
Тут я как раз подъехала к дому Кена, и мне пришлось бороться с новой нахлынувшей волной слез при виде белого дома с красной дверью, про который я думала, что однажды назову его своим. Качели на террасе даже слегка покачивались от ветерка, словно маша мне на прощание.
– Ну, скажи же.
– А? – переспросила я, моргая от слез. – Что сказать?
– Ты что, даже не слушаешь? Скажи: «К черту Кена».
– А. К черту Кена.
– А теперь скажи: «Приве-е-е-ет, Зак».
– Кто этот Зак?
– Господи, Би! Это чертов бармен! Проснись уже!
– Ой, прости. Привет, Зак.
– Вот и молодец. Увидимся вечером. Надень что-нибудь блядское. Люблю!
– Я тоже тебя люблю.
Я выключила телефон и уставилась на полукруглое окно над гаражом.
«Понял, Кен? Даже Джульет говорит мне, что любит меня. В чем твоя долбаная проблема?»
Примерно две минуты мне понадобилось на то, чтобы собрать все вещи, которые я держала в доме Кена. Бутылку виски. Несколько банок пива. Зажигалку. Зубную щетку. Пригоршню косметических принадлежностей из-под раковины. В каждой комнате был какой-то кусочек меня, но, как и мое присутствие в сердце Кена, он занимал гораздо меньше места, чем мне казалось.
Единственными признаками того, что я вообще тут была, были наши фотографии в рамочках на каминной полке – те, что я сама туда поставила, – и мой ключ на кухонном столе.
«До свидания, дом, – думала я, закрывая и захлопывая за собой парадную дверь. – Я буду по тебе скучать».
По пути к дому родителей я размышляла: интересно, что подумает Кен, когда придет домой и увидит на столе мой ключ.
Заметит ли он вообще? Ну конечно, заметит. У засранца фотографическая память. Я не могу банку передвинуть, чтобы он не заметил.
Поймет ли он, что это означает, что я его бросила? Возможно, нет. Для этого ему надо как-то истолковать мои чувства, а это все равно что требовать от слепого, чтобы он описал фисташковый цвет.
«Может, вернуться и написать ему записку? Назначить время, чтобы встретиться и обсудить?»
«Знаешь, что? На хрен», – подумала я и протянула руку к сумке.
Я была измучена. Учеба. Работа. И этот постоянный, день и ночь, штурм крепости, которую Кен возвел вокруг своего сердца.
Но, как выяснилось, там не было никакой крепости.
Там и сердца-то не было.
– Кен, привет. Я знаю, что ты работаешь. Я просто… хотела сообщить тебе, что заезжала после учебы и забрала свои вещи. Типа все. Я знаю, что расставаться сообщением на автоответчике считается довольно гадко, но думаю, как раз именно тебе это может понравиться. Таким образом, тебе не придется разговаривать о твоих проклятых чувствах, что ты, очевидно, делать вообще не способен, ну, или, не знаю, может у тебя их просто нет. В любом случае сегодня утром ты ясным образом дал понять, что не чувствуешь ко мне того, что я чувствую к тебе, так что я больше не буду тратить на это свое время. И твое тоже. Мой ключ лежит на столе. Пока, Кен.
Щелк.
Я кинула телефон обратно в сумку и почувствовала легкое дуновение надежды – искорку, крошечный всплеск в океане жалости к себе – но все же. Я пережила очередной разрыв, и на этот раз даже ничего ни в кого не швырнула, никого не ударила, меня не похитили под дулом пистолета, и вообще ничего такого.
Я справлюсь.
Нет, со мной все будет даже лучше, потому что у меня будет другой парень, веселый – который пьет, курит и у которого больше татуировок, чем галстуков в шкафу, – и уже до конца этой недели. И если я что-то и знаю наверняка, так это то, что лучший способ пережить одного мужика – это найти другого.
Так быстро, как только можно.
27
Я стояла лицом к кровати, положив руки на выступающие бедренные кости, пока мама завязывала у меня на спине шелковистые ленточки черного топа в обтяжку.
– Так, погоди, правильно ли я поняла, – сказала она, завязывая бант. – У тебя сегодня свидание с барменом, но Кен пока даже не знает, что вы с ним расстались. – Моя легкая хиппующая мама никогда никого не осуждала, но я ясно расслышала в ее тоне нотки неодобрения.
Обернувшись, я окинула ее убийственным взглядом.
– Он может знать. Я оставила ему сообщение.
Она приподняла одну рыжую бровь.
– И не смотри на меня так! А что я должна делать? Торчать там еще полгода, ожидая, пока он случайно ударится головой и начнет испытывать какие-нибудь чувства? Да ну на фиг!
Мама подняла руки.
– Хорошо. Ладно.
– Прости. – Я виновато улыбнулась и указала на кучу одежды, раскиданную на кровати. Тыча в две пары штанов, я спросила: – Тигровые или кожаные?
Мама поглядела на одежду, а потом указала на штаны питоновой расцветки, валяющиеся на полу у шкафа.
– Змеиные. Это мои любимые.
– Неплохо. – Я схватила с пола тесные виниловые штаны и начала втискивать в них свои бесформенные ноги.
– Но, знаешь… – Мама неуверенно кашлянула. – Бармены часто бывают бабниками. Если у тебя что-то будет сегодня с этим парнем, позаботься о защи…
– Мам! – взглянула я на нее, застегивая штаны.
Ее веснушчатое лицо покраснело, она крутила в пальцах прядь длинных рыжих волос.
– Я знаю. О Господи!
– Я только хочу, чтобы с тобой ничего не случилось, – еще больше покраснела мама.
– Не случится. Все будет в порядке. Боже! – Я сунула ноги в свои бойцовские ботинки и села на край кровати, чтобы зашнуровать их.
– А еще мне не хотелось бы, чтобы ты принесла бедному милому Кену какую-нибудь заразу, когда вы с ним помиритесь.
– Мам! – Я схватила с кровати подушку и кинула в нее.
Хихикнув, мама повернулась, и подушка отлетела, ударившись в ее плечо под выцветшей майкой.
– Иди отсюда! – закричала я, указывая на дверь. – Выйди из моей комнаты! Тебе запрещено сюда входить!
– Скажи Кену, я передавала привет, – подколола мама, маша рукой и исчезая за дверью.
– Мы с ним НЕ ПОМИРИМСЯ! Слышала? – заорала я ей вслед. – К черту Кена Истона!
Я подлетела к своему зеркалу в пол, чтобы в последний раз оглядеть себя перед тем, как поехать в бар и гриль «Фаззи».
«Блин, ну что на нее нашло? – думала я, поправляя свой топ. – Она же всегда была на моей стороне, когда я с кем-нибудь расставалась. А теперь ведет себя так, как будто я это все не всерьез. А я всерьез. Я до смерти серьезна».
Я нанесла новый слой туши и взмолилась, чтобы сегодня было не слишком влажно, чтобы этот двухцветный кошмар, который я укладывала целых полчаса, снова не разлохматился. Почти довольная своим блядским видом, я схватила сумку и направилась к двери с целью заполучить парня в отместку быстрее всех на свете.
«И к черту Кена Истона. Прямо ко всем чертям».
28
Как только я вошла в «Фаззи», глаза защипало от висящего в воздухе дыма, а уши заложило от шума, издаваемого толпой мужиков, вопящих у висевшего над баром телевизора.
Откуда-то слева я услышала крик Джульет:
– Привет, старуха!
Оглянувшись, я увидела, что она стоит возле одного из столов, очевидно, принимая заказ. Ее длинные черные косички были подняты наверх и закручены в пучок, а рабочая одежда состояла из джинсов, майки с рисунком и пары старых ботинок.
Направив на меня ручку, Джульет указала на пустую кабинку позади себя.
– Садись вот тут! – Она ухмыльнулась, отчего ее нарисованные брови резко поднялись. – Я буду через минуту.
Джульет всегда любила командовать, но на работе у нее это еще усиливалось. Никто не рискнет не заплатить официантке, если решит, что она настолько не в себе, что может погнаться за тобой к машине, чтобы вытрясти из тебя эти деньги.
Я села в деревянной кабинке, которая выглядела так, словно вместе с генералом Грантом принимала участие в Гражданской войне, и начала изучать меню.
В котором было примерно десять позиций, включая раздел пива.
– Давненько не виделись.
Подняв глаза, я тут же почувствовала, что у меня запылали щеки, потому что Зак проскользнул на лавку напротив меня. Он выглядел точно так, как в последнюю нашу встречу, – светло-каштановый псевдоирокез, смеющийся взгляд, темно-серая жилетка и тату, видневшиеся в вороте рубашки. Он был просто воплощением секси-бармена.
Но, оказалось, я не помнила, насколько он, черт возьми, был похож на Кена.
«Господи».
Сходство было пугающим. Если бы Кен пил пиво вместо своих спортивных напитков и проводил свободное время в тату-салоне, а не в фитнес-зале, их было бы не отличить. Тело Зака было чуть мягче, и он выглядел чуть отвязнее, а его личность… Ну, у него она была, чего я не могла бы сказать про Кена.
Он и правда был чудесной местью.
– Привет, – прочирикала я, слишком жизнерадостно для такого мрачного места. – Ты же Зак, верно?
«О, отлично, класс. Сделать вид, как будто ты совсем не знаешь ни его имени, ни прочих подробностей».
– Ага, – усмехнулся он. – А ты… – Он потер свой шершавый подбородок и посмотрел на потолок, а потом поднял палец. – Сиси!
Я расплылась в улыбке, как идиотка, и сделала большие глаза. Я улыбнулась впервые за день.
– Ну? Джульет сказала, у тебя сегодня типа тяжелый день.
«Что? Она ему сказала?»
Я метнула в подругу несколько кинжальных взглядов, но эта стерва сделала вид, что не замечает меня.
– Ну, типа да. – Я заправила за ухо прядь волос и посмотрела на Зака, который довольно неубедительно делал вид, что опечален.
Он свел вместе свои темно-каштановые брови, а уголки его пухлых губ опустились.
– Я сегодня рассталась со своим бойфрендом… Но это ничего. Я в порядке. Все обошлось без полиции и всего такого прочего.
Зак расхохотался. По-настоящему, взахлеб, закинув голову.
Кен никогда так не смеялся над моими шутками.
– Напомни мне никогда не расставаться с тобой, если вызов полиции – стандартная процедура в таком случае, – хохотнул Зак.
Я почувствовала, как у меня начало пощипывать кончик носа.
«Господи, да я покраснела до носа!»
– Ла-а-адно, – сказала я, хлопая ресницами и взмахивая волосами, как я надеялась, изящным, как у Бейонсе, движением. – Никогда не смей со мной расставаться. – Кокетливо улыбнувшись, я посмотрела ему в глаза примерно три секунды, после чего ощутила, что вспотела под мышками.
Зак прикусил нижнюю губу.
– Я бы сказал, за это надо выпить, но у тебя нет выпивки. Что тебе принести, убийца?
Внезапно я не смогла припомнить ни одного из десяти пунктов меню, так что пожала плечами и сказала:
– Сделай мне сюрприз.
«О, вот шикарно!»
Зак подмигнул мне – блин, подмигнул! – и выскользнул из кабинки так же ловко, как и залез в нее.
Задница Джульет тут же оказалась на его месте, причем совсем не так изящно.
– Давай сигарету и отчет, быстро.
Не в силах сдержать улыбку, я вытащила из пачки две «Кэмел лайт» и закурила обе. Протягивая одну Джульет, я сказала:
– Ну, в целом, мы влюблены, и он уже обещал никогда не расставаться со мной, так что, думаю, мы и обручены. Я бы сказала, у нас все очень серьезно.
Джульет выпустила из носа дым, а ее рот скривился в злобной, злобной усмешке.
– Что еще? – спросила я, повторяя ее гримасу.
– Блин, люблю оказываться правой.
Тут как раз вернулся Зак, неся какой-то ярко-розовый кошмар, который он украсил всем, что нашлось у него в баре.
– Простите, мисс. Это место занято. – Зак захлопал на Джульет глазами так же, как на меня, и я увидела, как она заерзала на месте.
Никто не рождается с такими талантами. А этот поганец владел этими навыками в совершенстве. Я вспомнила мамино предупреждение о том, что все бармены бабники, и поняла, что она имела в виду. Интересно, сколько девушек он затащил в койку этой своей манерой и бесплатной выпивкой.
Трезвая Биби решила, что Заку придется постараться побольше. Потом трезвая Биби выпила пару загадочных напитков производства Зака и спустя какой-то час была готова купить билет в Лас-Вегас, чтобы связать себя нерушимыми узами.
– Слушай, а как твоя фамилия? – внезапно вырвалось у меня. Я была слишком поглощена своими фантазиями и совершенно не слушала, о чем говорит со мной Зак.
– Брукс.
Если бы у меня в этот момент было бы что-то во рту, я бы выплюнула это прямо ему в лицо.
«Брукс? Брукс!»
Я не могла лететь в Лас-Вегас с парнем по фамилии Брукс! Если мы с ним поженимся, меня будут звать Брук Брукс! Брук, блин, Брукс! С тем же успехом я могла бы начать носить хипповское платье в пол, научиться играть на гитаре и вступить в народный ансамбль!
Вот и все. Вечер был испорче. Зак не был моей судьбой. Он мог бы иметь фамилию Жопкин, или там Пожиратель Младенцев. Все это не для меня.
– Господи, я так устала. – Я потянулась, подняв руки над головой, и зевнула. – Похоже, мне пора. Мне еще столько ехать до дому. Спасибо за выпивку.
Стараясь не замечать удивленного выражения Зака, я поднялась и оглядела бар в поисках Джульет. Она была за барной стойкой, где должен был стоять Зак, наливая пиво одному из орущих у телевизора парней. Увидев, что я встала, Джульет приподняла свои нарисованные брови и подошла обнять меня. Она ничего не сказала о том, что я ухожу, но по ее нахмуренному лицу и суровости объятия я догадалась, что потом огребу от нее взбучку.
Когда я уже почти ушла, Зак вдруг скользнул между мной и дверью, преграждая мне выход.
«Черт».
Я знала, как в этом месте устроен мир. Блядский наряд + выпивка на халяву = ожиданиям. Зак ожидал от меня что-то, но что? Поцелуй? Минет по-быстрому на парковке? Секс?
– Эй, – сказал он, окидывая меня обаятельнейшей барменской улыбкой и прижимая к сердцу татуированную руку. – Я, оказывается, ужасный начальник. Я совершенно забыл взять у тебя телефон, когда нанимал тебя. – Я было нахмурилась, но он добавил: – Специальный управляющий похоронными делами Биби.
Вспомнив, я прыснула от смеха. И облегчения. Он всего лишь хотел взять у меня телефон. Господи, да я дам его кому угодно. Все равно я из-за Рыцаря больше не отвечаю на звонки с незнакомых номеров.
Вытащив из сумки ручку и какой-то старый чек, я написала свой номер и вручила его Заку с фальшиво-суровой гримасой.
– Специальное похоронное управление само собой управлять не будет. Я бы посоветовала вам как-то серьезнее относиться к моей карьере.
Зак поднес руку ко лбу, салютуя.
– Да, мэм!
Вместе с номером я выдала Заку благодарную улыбку и очень осторожное полуобъятие. А потом выскочила за дверь.
Тротуары Атланты кишели студентками в мини-платьях, на фоне которых мой топ на завязках и питоновые штаны были такими же блядскими, как костюм-тройка. С каждым шагом в сторону машины мое веселье от кокетства с Заком развеивалось все больше. Холодный воздух подступающей осени все глубже проникал под мою голую кожу. А реальность обволакивала меня все плотнее, как противное одеяло.
Я была одинока.
И останусь такой навсегда.
Домой я ехала в тишине, предпочитая нарастающий шум своих самоуничижительных мыслей дурацким песенкам про любовь, которые дразнили бы меня по радио. Может быть, любовь – это действительно куча дерьма, которую эксплуатируют все эти популярные песни и поздравительные открытки.
Может быть, Кен все это время был прав.
Как раз когда я свернула с шоссе на проселочную дорогу недалеко от родительского дома, в окружавшую меня тишину ворвался отвратительно бодрый поток дрожащих звуков.
Я нырнула за телефоном в сумку, ожидая увидеть мигающее на экране имя Рыцаря. Ну, или, может, это был Зак, который звонил, чтобы сделать все еще более неловким, чем я уже сделала. Но когда я вытащила телефон из сумки, имя, написанное черными электронными буквами на экране, принадлежало тому, с кем я хотела разговаривать еще меньше.
Вздохнув, я нажала на кнопку ответа.
– Алло?
– Привет.
Нет, никакой не Зак. Кое-кто, кто просто на него похож. Более суровая, холодная, отвратительно упрямая версия Зака. С гораздо более приличной фамилией.
– Я только что услышал твое сообщение. – Его голос звучал… бесстрастно. Как и всегда. Спокойно, холодно и сдержанно. В этом весь Кен. Который даже во время разрыва – и то не может проявить хоть какую-то эмоцию.
«Может быть, потому что он вовсе не любит тебя. Припоминаешь?»
Я вздохнула погромче.
– Мы можем обойтись без этого?
– Без чего?
– Ну, ты понял. Без всех этих чертовых… прощальных разговоров. Этим утром ты ясно дал понять, что ты чувствуешь, ну и ладно. Давай просто… жить дальше.
– Я вообще, на хрен, не понимаю, о чем ты. Что я дал понять этим утром? Я этим утром вообще с тобой не разговаривал.
– Вот ты действительно хочешь заставить меня озвучить это? – Мои щеки запылали от ужаса. – Ладно! Я знаю, ты ни хрена не смыслишь в отношениях, так я тебе скажу. – Следующие несколько слов я произнесла медленно и очень отчетливо. – Я сказала тебе, что я тебя люблю… А ты не ответил… Так что… Я с тобой расстаюсь.
