Финансист Истон Биби
На следующее утро я, визжа тормозами, подлетела к дому Кена в 8:52, с мокрой головой и ненакрашенная.
Всю дорогу мы с ним пели, подпевая всем дискам его коллекции – включая «All-Amеrican Rejects», вот спасибо-то, – и сбились с дороги всего каких-то три раза. Всякий раз была виновата я, потому что не смотрела на указатели. И всякий раз Кен просто разворачивался на следующем съезде, как будто в этом не было ничего такого и нам не пришлось ехать лишних пятнадцать минут не в ту сторону – опять.
Когда мы припарковались возле прелестного домика Бобби, я почти жалела, что надо вылезать из машины.
Бобби был до мозга костей сельским парнем – начиная от оленьих голов, развешанных по стенам, до флага на пряжке ремня его джинсов «Wrangler». Он радостно встретил нас и, не замолкая, провел по всему своему новому дому. Челси шла за нами в своей майке-поло и снежно-белых шортах, улыбалась и кивала.
А я-то думала, что это мы с Кеном полные противоположности.
– Так. Ну что, вы хотите на пляж или нет? – спросил Бобби, вскрывая банку «Будвайзера». – Лучше пойти сейчас, чтобы не возвращаться затемно. – Бобби указал на меня большим пальцем и хмыкнул. – Эта такая мелкая; местные гаторы запросто могут ее сожрать.
Пляжные развлечения реднеков всегда состоят из пива, липкой ленты и импровизаций.
Бобби плюхнул на песок алюминиевый шезлонг, примотал к нему липкой лентой зонтик для гольфа, вытащил из переносного холодильника очередную банку «Будвайзера» и протянул ее мне.
– Спасибо, – сказала я, протягивая покрытую солнцезащитным кремом руку.
Кен взял банку вместо меня. В темных очках и простых черных плавках он выглядел совершенно сногсшибательно.
Я улыбнулась своему отражению в его очках и намазала лосьоном свои тощие, покрытые веснушками руки. Я надеялась, что Кен смотрит на меня, потому что я нравлюсь ему в новом леопардовом бикини. Но тут он открыл рот и сказал: «Ты забыла кончики пальцев». И я поняла, что он просто следил, как я мажусь, чтобы убедиться, что моя тупая жопа не пропустила ни сантиметра поверхности.
Ж-ж-ж-ж-жух! Бобби оторвал очередной длинный кусок липкой ленты и пошел приматывать очередной большой зонтик ко второму шезлонгу.
В моем воображении мы с Кеном должны были наслаждаться долгими романтическими выходными на пляже, гуляя босиком по песку, взявшись за руки, а хор чаек пел бы нам свои песни.
Вместо этого оба Истона схватили свои доски для серфинга и ломанулись в воду, бросив нас с Бобби пить теплое пиво под жарким солнцем Флориды.
Я покорно присела на шезлонг рядом с Бобби, стараясь не смотреть на примотанный к нему зонтик, и сделала большой глоток пива.
– Так что, Челси тоже такая зануда, а?
– Блин, да, – сплюнул на песок Бобби. – Да если бы не она, я бы провалил все тесты Воздушных сил. Эта девушка каждое утро выдирает меня из койки и заставляет бегать вместе с ней. Бегать! Как парочка чертовых яппи.
– Кен тоже бегает, – хихикнула я. – Я этого не понимаю. Единственное, что заставило бы меня побежать, это один из тех гаторов, о которых ты говорил.
Бобби рассмеялся. Я смотрела, как Кен и Челси, бок о бок, ловят волну и мчатся на ней в сторону берега. Я с трудом поняла, что пялюсь на него, раскрыв рот. Кен встал на ноги и встряхнул потемневшими от воды волосами. Потом улыбнулся своей голливудской улыбкой сестре, когда следующая волна сбила ее на песок. Кен не помог ей встать, а она его и не просила. Она просто поднялась сама, и оба Истона снова направились в океан, таща доски подмышкой.
– А что, Челси тоже такая странная насчет контактов? – спросила я у Бобби, не отрывая глаз от парочки в воде.
– В смысле? Типа микробы и всякое такое?
– Нет, я думаю, это скорее в смысле личного пространства, – повернулась я к своему новому другу. – Кен никогда не касается других. Он позволяет мне обнимать его – «и насиловать его в постели», – но никогда сам не инициирует человеческих контактов без острой необходимости. Это же странно.
– Знаешь, когда ты об этом сказала, я понял, да, Челси тоже такая. Она классная девчонка, но она не про обнимашки. Большинство девчонок, без обид, – Бобби поднял вверх руку без пива, – им это прям надо. Ну, ты понимаешь?
Хмыкнув, я кивнула.
«Еще бы мне не понимать».
– Но Челси – ни фига. Ей ничего такого не нужно. – Сделав долгий глоток, Бобби поглядел на свою подружку, стоявшую по пояс в океане и разговаривавшую с братом.
«Возможно, о том, сколько всего надо мне».
– Да, вот и Кен такой же. Он мне даже не позволяет купить ему подарок.
– Ну, я надеюсь, Челси все же не из таких. А то я собираюсь скоро сделать ей большой подарок.
У меня загорелись глаза.
– Кольцо-о-о-о-о-о? – пропела я.
– Ш-ш-ш, – предупредил он, встревоженно глядя на меня. – Не так громко.
Я просияла и закричала шепотом:
– Это так здорово! – Но потом я подумала про ее сходство с братом, и мое лицо померкло.
– Что? Что-то не так?
Я изобразила улыбку.
– Да нет… Просто… Кен вот не хочет жениться. Он говорит, что не верит во все это. – И я округлила глаза.
– Пш-ш-ш, – небрежно махнул рукой Бобби. – Все парни так говорят. Блин, да я не знаю, верю ли я сам в это, если честно. Разве мне надо, чтоб правительство выдало мне кусок бумаги в доказательство, что я люблю свою бабу? Да это не их чертово дело. Оглянуться не успеешь, как они позапихают в нас микрочипы и попытаются отобрать наше оружие.
Я фыркнула на его дремучую честность.
Но его раздражение быстро утихло, сменившись мечтательной улыбкой.
– Но моя девушка этого хочет, а я готов сделать для этой женщины все, что ей только угодно. – Бобби допил пиво и смял банку в кулаке. – А вот скажи мне… Что, Кенни говорил, что он не будет жениться?
– Да мы встречаемся-то только пару месяцев, так что пока не обсуждали…
– А это неважно. Вот когда он говорил, что не верит в это, он говорил, что не будет этого делать?
Я попыталась вспомнить разговор на помолвке Аллена.
– Ну… нет.
Бобби вскрыл очередную банку и приподнял ее, салютуя мне.
– Ну вот.
– Ты точно не хочешь, чтоб я тебя понес? – дразнился Бобби, пока я, хромая, тащилась в темноте к его дому.
– Все нормально, – отнекивалась я, стыдясь, что не послушалась Кена. Мои ноги внизу так обгорели, что я не могла даже шлепки на них надеть.
Отдав свою доску и полотенце сестре, Кен отошел на обочину дороги и опустился передо мной на колени. Не было никаких «я же говорил», никакой радости от своей правоты. Он даже не посмеялся над моим жалким состоянием.
Он просто вздохнул и сказал:
– Залезай.
Улыбнувшись, я обхватила руками его загорелые плечи, вдыхая морской запах, идущий от его волос. Когда Кен подхватил меня под коленки и поднялся, чтобы отнести домой, Бобби окинул меня заговорщицким взглядом.
«Ты видел, видел эту фигню? – едва не заверещала я вслух. – Кен тащит меня домой на закорках!»
Когда мы подходили к дому Бобби по темным, сонным улицам Форт Уолтон Бич, я, улыбнувшись, поцеловала Кена в мокрые волосы.
«Ну и к черту все эти прогулки по пляжу», – подумала я, чуть плотнее стискивая ногами его тело.
По дороге мы смеялись, что Челси свалилась в воду и что Бобби черный, как фермер, но я только вполуха принимала участие в разговорах. Другая моя половина была сосредоточена на той части моих бедер, где лежали руки Кена. Ну, ладно, не половина. Семьдесят пять процентов. Этого было достаточно, чтобы не услышать назойливого «ду-удл-ду-у-удл-ду-у-удл-ду-у-у», исходящего из дома.
– Чей это телефон там надрывается?
С колотящимся в груди сердцем я сползла со спины Кена и протащилась через скромную гостиную Бобби в его кухню в стиле 80-х годов. Пошарив по стене, я отыскала выключатель и наконец схватила со стола свою сумку.
Пока я, запустив туда руки по локоть, рылась в своем барахле, ужас обеими руками вцепился в мой позвоночник. Я боялась, что это опять окажется Рыцарь. Я боялась, что мне придется объяснять всем остальным, почему я не отвечаю на звонок. Я боялась, что мне будет неловко.
Как бы я хотела, чтобы это ограничилось только неловкостью.
Когда я наконец вытащила телефон из сумки, у меня в руках пропищал сигнал автоответчика. Что-то подсказало мне, что лучше присесть перед тем, как выслушать сообщение. Но я не присела.
Понедельник, 7 апреля, 18.14. «Привет, Биби».
Голос на том конце трубки не был ни злобным, ни низким. Он не назвал меня ни сукой, ни шлюхой. Он был женским и знакомым. Низкие рычащие нотки Девы-Гота вызвали во мне волну нежеланных воспоминаний. У меня перед глазами тут же пронеслись образы ее длинных черных волос, разметанных по моей подушке, ее пухлых сисек, торчащих из старой майки Ганса, и ее молочно-белой кожи, краснеющей под моими ударами, когда я врезала ей как следует.
«Я знаю, ты меня ненавидишь, но… – Ее голос сорвался на высокий писк, похожий на всхлип. – Но мне надо, чтобы ты перезвонила. Ладно?»
Понедельник, 7 апреля, 18.59. «Биби… – Дева-Гот всхлипнула и испустила тяжелый вздох. – Случилось что-то очень плохое, понимаешь? Пожалуйста… перезвони мне».
Там было еще одно сообщение. Включив его, я встретилась глазами с Кеном, стоящим в другом конце комнаты. Бобби и Челси ушли. Кен остался, чтобы узнать, какие плохие новости я должна была услышать.
Понедельник, 7 апреля, 20.21. «Ладно. Можешь не отвечать, на фиг. – Голос Девы-Гота звучал нечетко, как будто она выжрала полбутылки водки со времени своего последнего звонка. – Я просто позвонила, чтобы сказать тебе, что Джейсон, на хрен, умер, поняла? Он упился вусмерть в «Перл Джам» и разбился на машине по дороге домой. – Ее голос прервался всхлипом, который унес с собой часть ее злости. – Прости. Похороны будут в среду. Может быть, встретимся там».
Я даже не моргала, пытаясь осознать это слезное и пьяное сообщение Виктории. Я даже не опустила телефон. Я просто глядела, ничего не видя, на Кена, который внимательно рассматривал ковер.
– Джейсон? – спросил он.
Мой подбородок приподнялся и упал вниз. Медленно. Механически.
– Да…
Я снова кивнула. Кажется.
Я так и продолжала смотреть в ту точку, где стоял Кен, даже после того как он вошел в кухню. После того, как он остановился в двух метрах от меня, ничего не сказав. После того, как я всем нутром осознала это расстояние между нами.
«Два метра».
Я снова оказалась за пределами пузыря.
17
На следующий день мы с Кеном возвращались из Флориды в полном молчании.
Но мой мозг нисколько не молчал.
«Я же только прошлым вечером с ним говорила».
«Я знала, что он пьян. Мы еще шутили, что Кен мог бы быть его водителем. Блин, мы об этом шутили».
«Я даже не увиделась с ним на прошлой неделе».
«Я о нем даже не думала».
«Господи, с тех пор, как мы с Кеном стали встречаться, я была таким хреновым другом».
«Я должна была как-то вмешаться. Но я не стала. Ни хрена я не сделала, а теперь его больше нет».
Я покосилась в сторону Кена, его лицо расплывалось за стоящими у меня в глазах слезами. С тех пор, как мы узнали про Джейсона, Кен не прикасался ко мне. Мне так хотелось свернуться у него на коленях, чтобы он утешал меня, пока я плачу, но было ясно, что мы с моими гадкими чувствами – нежеланные гости в его стерильном мирке.
«Джейсон бы обнял меня, – думала я, чувствуя, как горькие слезы жгут мне глаза. Я вспомнила, как он хватал меня на руки и кружил в воздухе. – Джейсон всегда был рад меня видеть. Знал ли он, что я тоже рада видеть его? Знал ли, как я буду скучать по его объятиям?»
Апельсиновые рощи перед моими глазами сменялись широкими пастбищами. Маленькие городки перемежались большими торговыми центрами. А когда солнце стало садиться, на горизонте появились небоскребы Атланты. За пределами машины столько всего происходило.
Но единственное, что происходило в нашей машине, это только рост моей боли в тщетном ожидании, что Кен как-то утешит меня. Заметит мое горе. Сделает, блин, хоть что-нибудь.
Когда мы в полной темноте подъехали к дому моих родителей, я была готова взорваться. Затаив дыхание, Кен повернулся ко мне, возможно, ожидая, что я устрою сцену, или разревусь, или еще как-то отравлю его своими мерзкими чувствами, поэтому я ничего такого делать не стала. Я оставила свои чувства при себе. Единственное, что я показала Кену, – так это средний палец в своем воображении перед тем, как захлопнуть дверцу машины и побежать в дом.
Когда мои зревшие целые сутки всхлипывания наполнили нашу прихожую, мама выбежала ко мне.
– Детка, что случилось?
Я уткнулась лицом ей в плечо, намочив слезами ее длинные рыжие волосы.
– Джейсон погиб… автокатастрофа…
– Ой, детка, – ахнула она, гладя жесткой рукой мою костлявую спину. – Мне так жаль. Какой ужас. Какой жуткий кошмар. – Покачав головой, она крепче прижала меня к себе. – Он так тебя любил.
18
Может, я и сидела рядом со своим бойфрендом в похоронном доме «Айви&Сын», но Кен, казалось, был где-то далеко от меня; с тем же успехом он мог быть на другой планете. С этого дня сочетание его черной рубашки с черным галстуком утратит для меня всю свою привлекательность. Это станет лишь напоминанием о том дне, когда он отказался утешить меня, а я сидела в полуметре от него и еле сдерживала слезы.
«Он так тебя любил».
Моя мама видела Джейсона всего-то раз или два, но для нее этого было достаточно, чтобы увидеть то, к чему я была слепа. У Джейсона были ко мне чувства. А я провела последние несколько месяцев в погоне за тем, кто не способен испытывать хоть какие-то чувства.
Чем дольше я там сидела, слушая, как семья и друзья Джейсона изливают свое горе, тем больше злилась. На Джейсона – за то, что он причинил нам столько боли своим уходом. На себя – за то, что не пыталась помочь ему. Но в основном на Кена – за то, что он не обхватит меня своей чертовой рукой. За то, что не любит меня так, как любил Джейсон. За то, что не поднимал меня в воздух и не кружил просто потому, что рад меня видеть.
Едва поминальная служба закончилась, я выбежала оттуда. В черных шпильках, надетых второй раз за неделю, я промчалась, цокая каблуками, по проходу, зажимая в кулаке подол своего короткого черного платья. Мои сожженные солнцем ноги умоляли меня идти помедленнее, но я не могла. И не смогу, пока наконец не останусь одна и не сумею выплакать все это дерьмо.
– Биби, – окликнул меня откуда-то из центра часовни знакомый низкий голос.
Пробегая мимо, я краем глаза заметила этого засранца. Ганс был воплощением рок-звезды в узкой черной майке и черных джинсах, но девица в черном детском платьице, сидевшая возле него и прячущая лицо под длинными черными волосами, была воплощением суки, которой я бы с удовольствием врезала.
Снова.
Я пронеслась мимо Эми, Аллена, братьев Александер и Джульет, но она меня не заметила, потому что была слишком занята тем, что с возмущением смотрела на Эйтана Александера, которому, возможно, хватило наглости пристать к ней на похоронах.
Я примчалась к машине Кена, зажгла две сигареты и закурила их обе одновременно.
«Господи, Биби, успокойся уже».
Я расхаживала по парковке туда-сюда, кроша каблуками асфальт.
«Где, на хрен, этот засранец?»
Мои глаза и горло пылали, но я не собиралась плакать. Не буду, пока не отделаюсь наконец от Кена. Мне и так уже очень больно. Последнее, чего мне не хватает, так это сорваться в присутствии того, кто даже не пытается сделать вид, что ему не плевать.
Я взглянула на двери, откуда медленно начал вытекать поток пар с красными глазами. Пожилые пары, юные пары, пары геев, обычные пары. Все они держались за руки, шли под руки, прижимались друг к другу, давая и получая друг от друга необходимую поддержку.
Я их всех ненавидела.
Особенно ту парочку, которую обнаружила в прошлом декабре у себя в кровати.
Когда Ганс с Девой-Готом вышли из церкви, они немедленно отыскали меня глазами. Она застыла на месте, но он продолжил шагать, направляясь прямо ко мне.
«Блин. Не сейчас. Черт возьми».
Мое сердце забилось, как у загнанного кролика. Я смотрела, как Ганс танцует через парковку на своих длинных, тощих ногах. За время наших отношений он похудел из-за развившейся привычки к наркотикам, но с тех пор, как мы расстались, он, кажется, и вовсе слетел с катушек. Его лицо было запавшим. Когда-то узкие джинсы держались только на клепаном ремне. И он начисто сбрил всю свою такую секси-копну черных волос.
В последний раз, когда я видела Ганса, я пошвыряла в его голову все, что было у нас в доме. С тех пор прошло четыре месяца, но мое желание сорвать с себя шпильки и швырнуть ему в лицо никуда не делось.
А также желание подбежать к нему, и чтобы он обнял меня, пока я буду плакать.
– Эй! – Ганс поднял руки, как бы сдаваясь. Его темные брови сошлись домиком над джинсово-синими глазами, полными раскаяния. – Я знаю, что ты все еще сердишься. Но я просто хотел подойти и сказать, что мне очень жаль… Насчет Джейсона. Я знаю, что вы дружили.
Я стиснула зубы, не в силах сказать ни слова из-за комка в горле, но дрожащий подбородок выдал меня.
– Черт. Эй, это ничего. – Ганс раскрыл руки, и раз – я снова оказалась в них.
В руках у Ганса было не так хорошо, как в руках у Кена. Ганс был слишком длинным и слишком тощим. Его объятие было слишком слабым, и он пах куревом, а не чистым бельем. Но я смогла там заплакать. Гансу нечего было мне предложить, кроме симпатии, и я забрала ее, как и все остальное из нашей квартиры.
– Ш-ш-ш. – Он слишком легко провел рукой по моей спине, и я задергалась. – Ой. Прости. Я забыл, что ты боишься щекотки.
«Он забыл».
Мое тело стало чужим для него, и его тело тоже казалось мне совсем незнакомым.
Отступив на шаг, я вытерла потекшую тушь под глазами и взглянула на двери похоронного дома, где теперь стоял Кен. Казалось, он разговаривает с Эми и Алленом, но его глаза были прикованы ко мне. Кивнув друзьям, он направился к нам, засунув руки в карманы и плотно сжав губы. Его машина позади меня мигнула фарами и пикнула.
– Спасибо, – всхлипнула я, вытирая нос рукой. – Я, э-э, мне пора.
Я шагнула назад, спотыкаясь и царапая асфальт каблуками, пока не нащупала дверцу машины и не распахнула ее. Как только я рухнула на пассажирское сиденье, Кен оказался за рулем рядом со мной. Он выглядел совершенно спокойным и невозмутимым – ни похоронами, ни видом своей девушки в объятиях другого человека, ни потеками туши у меня под глазами, ничем.
– Кто это был? – спросил Кен, переключаясь на заднюю передачу.
– Ганс, – буркнула я, сложив руки на груди и глядя прямо перед собой.
Когда Кен выезжал с парковки, я заметила, что Ганс садится в свой маленький черный «БМВ». Один.
«Похоже, они с Девой-Готом приехали порознь».
Эта мысль стала для меня небольшим утешением.
Я ждала, что Кен начнет ревновать, задавать мне всякие вопросы насчет моего высокого, покрытого тату экса, но он не стал. Я ждала, что Кен заметит, как я расстроена, может быть, спросит, все ли в порядке, но ни фига. Все, что он сделал, так это, не отрывая глаз от дороги, протянул руку и включил… чертово… радио.
Баба-а-а-ах!
Одним простым щелчком Кен, сам того не зная, взорвал бомбу, которая всю дорогу тикала на его пассажирском сиденье.
– Нет, – рявкнула я, протягивая руку и выключая радио. – Нет! Мы не будет сидеть тут и слушать чертову музыку, делая вид, что все хорошо. Все плохо!
– Брук…
Я повернулась лицом к нему. От ярости, кипящей в моих венах, у меня пульсировало в висках.
– Джейсон умер, а тебе наплевать!
Кен ничего не сказал. Он не спорил со мной, не защищался. Он просто стиснул свои квадратные челюсти, уставился вперед и положил последний кирпич в воображаемую стену между нами, полностью отгородившись от меня.
– Отлично, – вскинула я руки. – Ты не касался меня с тех пор, как мы узнали про Джейсона, а теперь ты и разговаривать со мной не будешь? Офигенно. Это так помогает, Кен. Просто не передать.
– Господи, Боже ты мой! Ну чего ты от меня хочешь? – наконец огрызнулся он.
«О, тронулись».
Я наклонилась вперед, приглядываясь к его яремной вене.
– Я хочу, чтоб у тебя были какие-то чертовы чувства! – зарычала я, дергая рукой в сторону Похоронного дома, оставшегося позади. – Я хочу, чтобы ты обнимал меня, когда мне грустно, и держал меня за руку на людях, и поднимал, и кружил в воздухе, когда я прихожу, просто потому, что ты, блин, рад меня видеть!
– Ну прости, что я такой дерьмовый бойфренд! – рявкнул Кен. Я шарахнулась в свое кресло. – Вот поэтому я и не завожу чертовых отношений! – Раздражение в его голосе исчезло так же быстро, как появилось. – Я не знаю, почему я не могу изображать всю эту сопливо-трогательную херню, которую ты хочешь, но я просто… не могу, и все. Я не знаю, что со мной не так. Может, я чертов аутист или что-то в этом роде.
Теперь пришла моя очередь сидеть молча.
«Аутист? Кен? Нет».
Я мысленно пробежалась по списку расстройств из своей курсовой по клинической психологии. Симптомы. Возраст проявления. Прогноз. Методы оценки. Я-то решила, что Кен просто козел, но может, тут было что-то большее. Расстройство аутистического спектра? Расстройство личности? Реактивное расстройство привязанности? Я была почти уверена, что у этого упрямого козла было вызывающее оппозиционное расстройство.
– Я могу тебя протестировать.
В первый раз с начала нашей ссоры Кен поглядел на меня. Его брови были смущенно приподняты. Глаза насторожены и недоверчивы.
– Мне для диплома нужно сделать полное исследование пациента. Я могу провести его на тебе. Если хочешь. Но это займет довольно много времени. Полное психологическое обследование может длиться несколько недель.
Кен бросил взгляд на дорогу.
– А это поможет тебе в учебе?
– Да, поможет.
«Но в основном оно поможет мне разобраться, что за херня происходит в твоей голове».
Вздохнув, Кен снова поглядел на меня. На сей раз его выражение не было настороженным и недоверчивым. Оно было откровенно напуганным.
– Ладно.
Он кивнул и снова отвернулся от меня. Я заметила, как он сглотнул и как дернулся его кадык.
– Если это поможет.
19
Я поставила босые ноги Кену на колени. Мы работали, сидя бок о бок в его похожем на бункер офисе в кинотеатре. Там были бежевые стены, гадкий шершавый ковер, два стоящих рядом металлических стола и несколько металлических канцелярских шкафов, а по всем углам были рассованы свернутые киноафиши. После назначения на должность главного управляющего Кен, что очевидно, никакого ремонта тут не сделал.
Он покосился на мои ноги у себя на коленях, но ничего не сказал и снова углубился в расписание, или над чем он там в этот момент работал. Улыбнувшись про себя, я продолжила обсчитывать тест на IQ, который только что провела. Всякий раз, как Кен работал у себя в офисе в вечернюю смену, я устраивала ему какую-нибудь проверку. Это была его идея. После того как он запускал последний фильм, у него было два часа до закрытия кинотеатра, и этого было вполне достаточно, чтобы провести очередной тест.
Кен был страшно умным.
И, удивляясь полученным цифрам, я начала понимать, насколько он действительно умен.
– Кен?
– Ну? – ответил он, не отрываясь от экрана компьютера.
– Кажется, я тут неверно посчитала. Можешь проверить?
Я пододвинула к нему таблицу пересчета и показала, как найти возраст и необработанные баллы по вопросам, чтобы вычислить его невербальный IQ.
– Сто пятьдесят, – сказал он, возвращая мне таблицу и листок с данными.
Я заморгала.
– У меня вышло то же самое.
Пожав плечами, Кен вернулся к работе, как будто я не сказала ему только что, что он чертов гений.
– Кен! – Я сняла ноги с его колен, повернулась к столу, где лежала моя рабочая папка. Вытащив из нее заламинированный листок, я сунула его Кену прямо в лицо. – Ты видишь, что тут написано?
Кен приподнял бровь, отказываясь читать это вслух.
«Упрямый козел».
– Ухщ, – хмыкнула я, убирая лист. – Там написано: «Сравнительная психометрическая таблица». Ты видел колонку, озаглавленную «Стандарты баллов»? Какой там максимальный балл?
Он все еще не сдавался.
– Сто пятьдесят, засранец, – постучала я пальцем по таблице. – По этой сраной таблице у тебя максимальный невербальный IQ. Это зрительная память, математическая логика, пространственная ориентация…
Кен приподнял и опустил плечо.
– Ну да, мне дается математика.
– Нет, тебе не просто дается математика. – Я изобразила пальцами кавычки. – Ты чертов «Умница Уилл Хантинг». Почему ты до сих пор не работаешь в NASA?
Кен открыл было рот для очередного ехидного ответа, но я его перебила.
– И не говори мне, что это потому, что тебе не нравится их космическая программа. Я хочу нормальный ответ.
Закрыв рот, Кен уставился на меня.
– Почему ты работаешь тут? – спросила я, смягчая тон.
– Потому что я не пошел в колледж.
– А почему ты не пошел в колледж?
– Потому что ненавижу учебу.
– Почему ты ненавидишь учебу, если ты такой умный?
С каждым следующим вопросом я подвигалась на несколько сантиметров вперед.
– Не знаю. Я всегда ее ненавидел.
И с каждым ответом непроницаемая стена загадочности Кена становилась крепче и крепче.
– Ты даже в спорте был хорош. Ты мог получить столько стипендий.
– Не все должны идти в колледж, – сложил Кен руки на груди.
– Да, но люди с такими баллами должны. – Я постучала двумя пальцами по листу. – Ты типа обязан с этим что-то делать ради всего человечества. Ты, блин, мог бы найти лекарство от рака. – Я рассмеялась, вспомнив, что, чтобы лечить людей, их надо любить. – Ну… Или, по меньшей мере, изобрести какую-то офигенную экономическую программу, которая сможет ликвидировать национальный дефицит бюджета.
Это заинтересовало Кена. Он приподнял брови, но ничего не сказал. Стена была возведена. Так что теперь Кен мог прятаться за ней сколько угодно.
Я смотрела на него, как на паззл, в котором отсутствовала большая часть кусочков. Я тестировала его неделями, но все еще даже близко не подошла к тому, чтобы понять его.
– Кен, ну почему ты не пошел в колледж? – практически прошептала я, как будто обращалась к загнанному в клетку животному. – Почему бросил футбольную команду в старших классах? Почему не ходил на свидания?
