Дорога к Вождю Злотников Роман
– Давай, летун, махни им рукой, а то без тебя улетят! – скомандовал Дубинин.
Комэск, высунувшись в окно, начал отчаянно размахивать руками. Прокатившись еще с десяток метров, самолет остановился – пилот понял, что тот, кого они ждали, все-таки успел к отлету. Истребители же продолжили разбег, вскоре оторвавшись от земли: из-за чего медлит их подопечный, они не видели.
– Капитан! – проорал, перекрикивая рев самолетных двигателей (пилот не убирал газ, держа самолет на тормозах, чтобы начать разбег в любую секунду), комиссар. – Раз уж за тобой эдакую лайбу прислали, грех кое-что товарищу Сталину не отправить. С оказией, так сказать.
Ничего не понимающий Захаров торопливо выскочил из автомобиля и оглянулся. Задняя дверь уже была распахнута, и товарищ полковник Бат выгружал из салона какие-то толстенные картонные коробки примерно полуметровой длины, аккуратно перемотанные прозрачной целлулоидной лентой, опуская их прямо на траву.
– Здесь документы особой важности, такие же, как ты передал в чемодане, даже еще секретнее и важнее, – торопливо пояснил Дубинин, впихнув Александру первую из коробок. Весил картонный ящик немало, и не ожидавший подобного комэск едва его не выронил…
– Грузи в самолет! – комиссар тоже подхватил коробку.
В четыре руки они быстро перекидали груз стоявшему у распахнутого люка борттехнику. Всего коробок оказалось пять.
– Так вот, передать их нужно лично товарищу Сталину, без него не вскрывать. Пять коробок, головой за них отвечаешь, понятно? Запомни, только лично товарищу Сталину, никому более! – надсаживая голос, проорал прямо в ухо Захарову комиссар. – Еще передаю два секретных прототипа оружия, автомат и ручной одноразовый гранатомет. Видел, как мы тот броневик на дороге с одного выстрела раздолбали? Вот именно из такого. Автоматом можешь поинтересоваться, человек ты опытный, с оружием знаком, так что не застрелишься, а вот гранатомет – даже пальцем не трогать, ясно? А товарищу Сталину я все по телефону объясню, если спросят – так и отвечай. Запомнил?
– Так точно! – четко отрапортовал Александр, понимая, что времени на вопросы нет. Потом, сообразив, что за ревом движков Дубинин его не слышит, несколько раз кивнул.
– Пошли, оружие заберешь, – комэск не столько услышал, сколько угадал по движению губ, что именно произнес батальонный. И побежал следом за придерживающим фуражку, которую так и норовил сорвать могучий поток воздуха от стремительно крутящихся винтов, комиссаром.
Полковник Бат уже возился у открытой двери багажного отсека. Бросив внутрь короткий взгляд, капитан увидел, что багажник буквально забит оружием, патронными цинками и какими-то непонятными зелеными трубами, навроде тех, в которых студенты носят чертежи.
– Держи, – Дубинин протянул летчику такой же, как он видел у него после боя на дороге, карабин с рожковым магазином и каким-то непонятным устройством пониже ствола. – Это автомат Калашникова с подствольным гранатометом. Гранатомет, разумеется, разряжен, гранаты вот в этой сумке, – летчик автоматически принял из его рук брезентовый подсумок.
– А вот это, – комиссар показал зеленый тубус длиной поменьше метра. – Тот самый одноразовый реактивный гранатомет, о котором я говорил. «Муха» называется, иначе «эрпэгэ-восемнадцать». Его не трогай, просто на плечо повесь, вот ремень. Все. – Комиссар легонько подтолкнул Александра в спину. – Вперед, капитан, бегом давай, самолет не такси, ждать не станет.
– А как же вы, товарищ комиссар? – воскликнул Захаров. – Садитесь в самолет, вместе улетим!
– Немецкие танки в километре отсюда! Не могли нас фрицы не заметить, пока мы с ветерком по полю разъезжали! Если мы с полковником их не придержим, ваш «Дуглас» прямо на взлете спалят к чертовой бабушке. Да беги ж ты, не тормози!
Словно подтверждая его слова, метрах в ста вздыбился пыльный фонтан первого взрыва и почти сразу же – второй. Выматерившись, батальонный хлопнул комэска по плечу и побежал к автомобилю.
Захаров рванулся к самолету, куда его за руки втащили борттехник и штурман. Моторы взвыли, прибивая к земле траву, но за спиной уже хлопнула дверь, и стало немного тише. Капитан прошел в салон по пока еще наклонному полу, и торопливо плюхнулся на первое же попавшееся сиденье – самолет тронулся с места и начал разбег, подпрыгивая на неровностях почвы.
Александр огляделся. Присланная за ним машина оказалась самым обыкновенным двухмоторным «ПС-84»,[10] наскоро перекрашенным в хаки и с частично демонтированными, чтобы освободить место для груза, пассажирскими креслами. Груза сейчас не наблюдалось, равно как и других пассажиров, лишь в самом хвосте были свалены друг на друга брезентовые чехлы от моторов, на которые уложили драгоценные картонные коробки с документами. Капитан мысленно хмыкнул: ничего ж себе, получается, исключительно ради одного его такую громадину из самой столицы гоняли? Прав, выходит, товарищ Дубинин, не все так просто… ох, неужто и на самом деле он самого товарища Сталина увидит?!
Тряска самолета резко прекратилась – транспортник оторвался от земли и начал набирать высоту. В круглом окошке мелькнули угловатые коробки немецких танков. Причем пилоту показалось, что два или даже три из них уже горят.
Набрав высоту, «ПС-84» лег на курс, и почти сразу к Александру подошел штурман.
– Капитан Захаров? – на всякий случай уточнил он.
– Он самый, – комэск наконец перевел дыхание. – Документы предъявить?
– Да не нужно, – отчего-то стушевался летчик. – Мы, как немецкие танки увидали, думали, все, не дождались вас. Улетать решили, пока они нас не того… А тут вдруг вы появляетесь.
Поколебавшись, штурман все-таки спросил:
– А что за автомобиль такой странный, не видал ничего подобного? И коробки эти, – при этом летчик не отводил взгляда от автомата и гранатомета, которые Александр уложил на соседнее сиденье, придерживая на всякий случай рукой.
– Секретный прототип, проходит обкатку в полевых условиях, – с важным видом ответил Захаров. – Подробностей раскрывать не имею права. В ящиках – документы государственной важности, подходить к ним запрещено, вскрывать – тем более. Оружие рядом со мной – также опытное, а значит, секретное.
– Так оно понятно, – разочарованно вздохнув, согласился летчик. – Добро, товарищ капитан, располагайтесь, до Москвы путь неблизкий. Если что нужно, водички там попить или в туалет – Степа вам поможет, это техник наш.
– Спасибо, – пробормотал Александр, прикрывая глаза. Сумасшедшее напряжение последнего часа постепенно отпускало, и начинала накатывать усталость. Комэск глянул в иллюминатор, пытаясь разглядеть происходящее внизу, но не преуспел: автомобиль товарища комиссара, равно как и немецкие танки уже остались далеко позади. Зато Захаров увидел пару «ишачков», пристроившихся рядом. Несколько минут Александр с замиранием сердца глядел на знакомый до последней заклепки корпус родного «И-16», словно бы прилепившийся чуть выше уровня правой плоскости, затем со вздохом отвернулся, вновь прикрыв глаза. Ничего, вот слетает в столицу – и сразу на фронт. Воевать. Ведь он истребитель, а не какой-нибудь там…
Захаров даже не заметил, как заснул под мерное гудение мощных двигателей…
Глава 7
28 июня 1941 года, окрестности Слуцка
Проводив взглядом набирающий скорость «Дуглас», я вернулся к «Гелендвагену», из которого Батоныч уже вытащил выстрелы к «РПГ-7». Навинчивая на гранату пороховой ускоритель, Володя мотнул подбородком в сторону обваловки капонира и коротко скомандовал:
– Давай на вал! Я сейчас, я быстро… Жаль, всего шесть выстрелов взял.
Подхватив оставшуюся «Муху», автомат и подсумок с магазинами, я рысью взбежал на невысокую насыпь и сразу плюхнулся на землю: танки были уже совсем близко, метрах в пятистах. Неподалеку рванула еще парочка взрывов.
Если мне не изменяет память, а с чего бы ей изменять, ведь сведения о немецкой технике я изучил всего несколько дней назад, нас атаковали три «троечки», три «двоечки» и одна «единичка». Или «по-научному»: «PzKpfw III», «PzKpfwII», «PzKpfwI». Бронетранспортеров видно не было, зато из леса до сих пор выползала длинная змея колонны, в которой отчетливо были видны простые двухосные грузовики, полугусеничные тягачи с пушками и какие-то юркие восьмиколесные броневички. Понятно, что немцы не только танками воюют.
Тягаться с такой силой – безрассудство, помноженное на глупость. Но у нас нет иного выхода – надо прикрыть взлет транспортника. И так уже пара танковых стволов повернулась в сторону медленно (как мне казалось) набиравшего скорость «Дугласа». Выдохнув вдруг ставший слишком густым, как кисель, воздух, привожу «Муху» в боевое положение и ловлю в диоптр ближайшую «тройку». Эх, не достать мне его, слишком далеко – метров четыреста, а дальность прицельной стрельбы «РПГ-18» всего двести. Блин, что делать? Пальнуть, только чтобы напугать? Так они разрыва кумулятивной гранаты и не заметят, пока она в них не попадет. И тут я увидел, что относительно моей позиции танки встали весьма удачно, практически выстроившись в одну линию, как говорят артиллеристы – СОСТВОРИЛИСЬ. А если?.. Приподнимаю трубу «граника» повыше и жму шептало. Граната вылетает под большим углом, поднимается метров на пятьдесят, словно зависает в верхней точке траектории и начинает падать. Дальность выстрела я таким образом увеличил раза в два, теперь бы попасть. Но когда такие крупные объекты, как танки, находятся в створе – все перелеты все равно идут в цель. Вот повезло и мне – граната угодила в верхний лист угловатой башни идущей второй «троечки». Мгновение тишины (мне показалось, что я вижу тонкий серый дымок, идущий из проделанного кумулятивной струей аккуратного отверстия), и тут же башню подбросило на ярко-оранжевом облаке раскаленных газов. Боекомплект, что ли, рванул?
– Эффектно! – похвалил рухнувший рядом на землю Батоныч, бережно пристраивая рядом брезентовую укладку с тремя боеготовыми «ПГ-7В». Он у них даже предохранительные пластиковые колпачки с взрывателя снять успел. – И как ты умудрился добить туда из «Мухи»? Но и я им сейчас огоньку добавлю!
Зарядив «РПГ-7», Володя встал на одно колено, быстро прицелился и выстрелил. Досталось головному танку. Так красиво, как «мой», он не взорвался, но почти моментально из всех его люков выметнулось пламя.
Вот теперь фрицев проняло по-настоящему – они перестали стрелять вдогонку набравшему скорость «Дугласу» и полностью сосредоточили внимание на нас. «Единичка» даже рванула в сторону, намереваясь по широкой дуге зайти нам во фланг, с открытой стороны капонира.
– Заряжай! – хрипло выдохнул Батоныч, тоже заметивший маневр легкого танка.
Я торопливо выхватил из укладки гранату и вставил ее в ствол «граника». Володя хладнокровно выждал секунд десять, пока «единичка» не вышла из-за прикрытия столба черного дыма, валившего от подбитой «тройки». И только тогда снова встал на колено и выстрелил. Промах! Уж очень быстрой оказалась «единичка», да и расстояние великовато для малоопытного стрелка.
– Гранату! – не оборачиваясь и не ложась, скомандовал Батоныч.
Я подал другу последнюю «морковку». Выстрел! Есть попадание! Легкий «картонный» танк буквально вывернуло наизнанку. Но тут же прилетело и к нам – вокруг рвануло несколько снарядов. Один совсем близко – метрах в пятнадцати. Не успевшего залечь Володю бросило прямо на меня. Схватив его за руку, я кубарем скатился к подножию вала. За насыпью продолжали грохать взрывы, сверху сыпались комья земли. Я наклонился над телом Батоныча и бегло осмотрел раны. В первый момент мне пригрезилось, что он почти не пострадал – на порванной на груди гимнастерке не было видно крови. Но потом я догадался ее расстегнуть… Бронежилет… В нем торчало несколько мелких иззубренных кусочков металла, но еще полдесятка пробили защиту. Отодрав липучки броника и приподняв грудную пластину, я заглянул под нее и обомлел – белая нижняя майка полностью поменяла цвет на красный. Как минимум пробиты оба легких, а может быть, и сердце. Но Батоныч был еще жив и даже в сознании. Только лицо залила меловая бледность.
– Отвоевался я? – На губах Володи вспухли розовые пузыри.
Я молча кивнул. С такими ранами не живут, даже если бы сейчас рядом находился госпиталь с полностью оборудованной операционной, опытными хирургами и современными антибиотиками.
– Ты это… рви когти! Не сиди надо мной! – прохрипел Батоныч.
Бежать? Я огляделся. Самолет благополучно оторвался от земли и набирал высоту. Успели, стало быть, прикрыли взлет. А теперь какой смысл мне бежать? Документы передал, «граник» с «калашником» сунул… Программа выполнена… не судьба, видимо, мне до САМОГО добраться, все время что-то мешает. Да и друга бросать не хотелось.
За валом продолжало грохотать – немцы, обозленные потерей трех танков, лупили по капониру из всех наличных стволов. Добавить им веселухи, отстреляв оставшиеся «морковки»? Батоныч обронил пару минут назад, что шесть гранат «ПГ-7В» прихватил. Я бросил задумчивый взгляд на открытую заднюю дверь «Гелендвагена». Там, кроме боеприпасов, и ПКМ должен остаться. Минуты две я, при должном везении, продержусь.
Я дернулся было, чтобы встать, но тут Батоныч с силой сжал мое запястье.
– Виталя, а ведь я тебе до конца не верил! До самого боя на дороге! Всё какой-то подвох подозревал! – с натугой, сглатывая идущую горлом кровь, проговорил Володя. – Прости меня!
– Да чего там, дружище! Я бы и сам не поверил… Конечно прощаю! – успокоил я умирающего.
– А у тебя, наверное, позывной на той вашей войне был Дубина? – Бледные губы Владимира Петровича изогнулись в подобии улыбки.
– Не угадал, Батоныч! – усмехнулся я. – Позывной был Дубинка. На Первую Чеченскую я сразу из училища попал, совсем пацан, худой был, как глист… На дубину совсем не похож, а вот на дубинку…
Но Батоныч меня уже не слышал: вытянувшись, он испустил последний вздох. Я закрыл ему глаза и встал. Это есть наш последний и решительный бой? Значит, надо сделать так, чтобы за его результат не было стыдно. Предыдущие «провалы» довольно скромно увеличили счет матча «Виталий Дубинин против фашистов», но тогда у меня почти оружия не было. А сейчас есть…
Не обращая внимания на канонаду и летящие сплошным дождем комья земли от близких, за невысокой насыпью, разрывов, я подошел к джипу и принялся неторопливо готовиться к бою: прикрутил на три оставшихся «морковки» пороховые ускорители, проверил ленту в пулемете. Прихватив с собой укладку с гранатами, запасной короб с патронами и «ПКМ», поднялся на вал. Фрицы как раз перестали лупить, не видя цели. За густыми клубами пыли и дыма с трудом, но можно было разглядеть вражеские танки. Они подобрались уже метров на двести. И за ними отчетливо различались пехотные цепи. Ну надо же, как нас фашисты зауважали! Чуть ли не целой ротой при поддержке бронетехники атакуют пустой капонир с двумя защитниками.
«АКМ» и «РПГ-7» так и валялись на месте нашей последней «лёжки». Вот только автомат изрядно покорежило осколками, но гранатомет казался целым. Подняв «граник», я проверил, не забит ли ствол и не поврежден ли оптический прицел. Всё оказалось в норме. Быстро вставив гранату, я, даже не пригибаясь, вскинул оружие на плечо и выстрелил, едва в окуляре мелькнул белый крест на серой броне.
Подобравшаяся ближе всех «двойка» аж подскочила на месте, полыхнув черно-оранжевым пламенем. Башня не улетела, но изрядно перекосилась. Это что же в ней так здорово «бумкнуло»? Детонация боеприпасов? Так у нее мелкие двадцатимиллиметровые «огурцы» главным калибром, их тонны две надо, чтоб так рвануть.
Быстро перезарядившись, стреляю второй раз. Досталось еще одной «двойке». Это попадание оказалось «скучным» – никаких спецэффектов, только густой черный дым из моторного отделения. Минус два! Осталась одна «морковка»… Я нагнулся, чтобы достать гранату из укладки, и в ту же секунду надо мной прошелестела очередь чего-то крупнокалиберного – последняя оставшаяся «в живых» «двойка» наконец-то засекла достойную цель и лупанула из своей автоматической пушки. И почти попала, сука такая… Но прятаться не буду. Перезарядившись, бью с колена. Танк стоит «неудобно» – под углом, дистанция сократилась метров до ста, поэтому, несмотря на пыль и дым, я успеваю увидеть, как граната входит между вторым и третьим катком. Похоже, что пробить броню не получилось, но гусеницу сорвало, и «двоечка» закрутилась на месте. Добавить бы, да нечем.
Подхватив пулемет и запасной короб, кубарем скатываюсь в капонир. Блин, пострелять с вершины вала мне не позволят – там же голое место, не спрятаться, сметут огнем. А вот если высунуться сбоку… Но это тоже ненадолго, фора секунд в десять. Зайти бы во фланг пехотной цепи и хорошенько ее проредить… Мечты, мечты… До удобной позиции метров семьсот по открытому полю, не добежать. Вот я дурак! Зачем бежать, если можно… ехать! «Гелендваген» вполне на ходу, и на приличной скорости, которую он может развить даже по бездорожью, в меня не сразу попадут. Здесь пока совсем к другим скоростям наземной техники привыкли. Надо попробовать – терять-то мне особо нечего.
Движок еще даже остыть не успел, завелся с полоборота. Впрочем, это не заправленная вместо антифриза водой «копейка» на лютом сибирском морозе. А эуропэйский автомобиль, подарочек от потомков вот тех самых уродов, которые сейчас бегут по полю, сжимая в потных ладошках винтовки Маузера. Который нам совсем не товарищ![11] А слово я сейчас предоставлю изделию младшего сержанта Калашникова.
«Гелендваген» рванул по полю буквально как стрела. Мало того что я, «утопив тапок в пол», гнал почти на восьмидесяти, плюнув на целостность подвески, так еще и большую часть пути меня скрывал от фрицев дым горящих танков. Поэтому на фланге пехотной цепи я оказался почти незамеченным. «Почти» – несколько крайних пехотинцев успели увидеть большой черный джип, один из них даже успел вскинуть винтовку, но все они разлетелись как кегли, сбитые на всем ходу мощным передним бампером. Я не стал покидать место ДТП – тормознув, выскочил из машины, грохнул по плоскому капоту сошками «ПКМ» и дал длинную, на всю ленту, очередь, сметая фрицев огненной метлой.
Мне везло! Мне чрезвычайно, непозволительно везло – я успел отстрелять всю стопатронную ленту и завалил десятка два фашистов. Сотней патронов всего два десятка, удивился бы профан? Блин, да не «всего» два десятка, а целых два десятка! Они ведь на месте расстрела не ждали. Они, твари, оказались опытными вояками и, даже попав под внезапный кинжальный пулеметный огонь, мгновенно сориентировались и залегли. Правда, организовать толком ответный огонь у фрицев не получалось – я им не давал головы поднять. Но все хорошее когда-нибудь кончается – кончилось и мое везение: присев за капотом, чтобы сменить ленту, я почувствовал, как по кузову автомобиля несколько раз словно кувалдой долбануло. Мне на голову осыпалось боковое стекло. Похоже, песец все-таки пришел – по мне пристрелялся оставленный без гусеницы «Панцеркампфваген-2». Следующая очередь двадцатимиллиметровых «огурцов» придется точно по мне.
– Да, жаль, я немного успел, но пусть повезет другому! – выскакивая из-под хлипкого прикрытия, заорал я, стреляя из «ПКМ» с рук в «белый свет». Что-то обожгло мне лицо, небо закрутилось вокруг…
И вдруг я грохнулся на траву, а упавший сверху пулемет долбанул меня по ногам.
– Ох, ё! – невольно вырвалось у меня.
– Что, Дубинка, худо тебе пришлось? – раздался рядом ехидный голос… Батоныча.
Я привстал и огляделся: Володя стоял неподалеку в совершенно целой гимнастерке и улыбался во все тридцать два зуба.
– А ты как здесь очутился? – оторопело спросил я, еще толком не отойдя от горячки боя.
То, что произошел обратный перенос, и снова в момент смерти, я уже понял. Но, выходит, что и товарищ полковник бронетанковых войск… тоже?
– Стреляли! – рассмеялся Владимир Петрович. – Я здесь уже минут пять околачиваюсь. Очухался, вижу – лежу в чистом поле, в небе жаворонок. Ни фашистов, ни тебя, ни, что больше всего обидно, любимого джипаря! Едва я успел себя ощупать на предмет целостности организма, как в сотне метров от меня появляется «Гелен». Я к нему, а тут и ты рядышком лежишь с пулеметом на коленях. А ствол еще дымится! Что, Виталь, тяжко пришлось?
Последние слова Батоныч произнес совсем другим тоном: участливо.
– Да я, Володь, после того как тебя грохнули, в атаку рванул, словно камикадзе. Решил подороже жизнь продать.
– А чего не убёг? – делано-равнодушно спросил Батоныч.
– Не захотел… – ухмыльнулся я. – У нас такая поговорка есть: «Русские на войне своих не бросают!»
– И у нас так же говорят! – совершенно серьезно произнес полковник Владимир Петрович Бат, протягивая мне руку, чтобы помочь встать. – Но в следующий раз я в прошлое без своего танка не отправлюсь!
Глава 8
28 июня 1941 года, Москва
Москву, где комэск ни разу не был, он так и не посмотрел. На аэродроме его уже ожидал автомобиль, черная «эмка» с наглухо зашторенными окнами, и двое энкавэдэшников, сержант за рулем, и аж целый майор госбезопасности, который и встречал Александра у самого трапа. Спустившись по установленной техником невысокой лесенке, Захаров немедленно попал в оборот к последнему: проверив документы, майор буркнул: «Моя фамилия Быстров. Ступайте за мной» – и кивнул в направлении распахнутой двери авто. Дождавшись, пока коробки с документами и оружие загрузят во вторую такую же машину – майор не перечил, видимо, был предупрежден, что Александр прибыл с грузом, – комэск уселся на заднее сиденье, майор – на переднее, и «эмка» немедленно тронулась. Второй автомобиль двинулся следом.
Ехали довольно долго, и Захаров, коль уж в окно глядеть не разрешалось (об этом Быстров предупредил отдельно), снова задремал, укачанный мерной ездой. Проснулся он от толчка затормозившего автомобиля. Зевнув, выбрался из салона, щурясь от яркого света.
Машина находилась в пустом внутреннем дворе монументального многоэтажного здания. Отчего-то комэск сразу догадался, где находится: ну, разумеется, тот самый знаменитый «большой дом» на площади имени Дзержинского, где ж еще? Получается, ошибся всезнающий батальонный комиссар и не повезут его к товарищу Сталину? С другой стороны, не в таком же виде к Вождю являться? После нескольких поистине сумасшедших дней выглядел он, мягко говоря, несколько, гм, неоднозначно. Выпачканный в грязи и пыли, местами изодранный комбинезон, многократно пропотевшая форма под ним. Про портянки и вспомнить стыдно, сколько суток сапоги не снимал. Для фронта, конечно, нормально, а вот для столицы необъятной Родины – определенно перебор. Да и разит от него, что от того козла…
Похоже, майор Быстров был того же мнения – кивком указав в сторону входа, зашел в гулкий холл следом и, придержав за локоть, негромко сообщил, перед тем как сдать с рук на руки молчаливому сержанту:
– Сейчас вас отведут в комнату. Там есть душ и все необходимое. Помойтесь, побрейтесь, одним словом, приведите себя в соответствующий красному командиру вид. Новая форма и сапоги уже готовы. У вас два часа, максимум три. Насколько знаю, вы ранены? Рану осмотрят и перевяжут, я распоряжусь. Доставленный вами груз также отправят, куда следует, мы в курсе. Личное оружие оставьте здесь, ТАМ оно вам не пригодится.
– А потом? – вынимая из кобуры «ТТ» и передавая его сержанту, спросил Александр. И уже задав вопрос, об этом пожалел – майор смерил его хмурым взглядом, словно говоря: «Ты что, совсем дурак?»
– Потом вас отвезут, куда приказано отвезти. Ступайте. И больше не задавайте ненужных вопросов, капитан.
Следующие пару часов комэск потратил на личную гигиену: в комнате и на самом деле нашлась ванная с душем и все необходимые принадлежности, включая бритву, помазок, пару полотенец и комплект нижнего белья. Даже одеколон имелся! Насчет формы Быстров тоже не обманул: отутюженные гимнастерка и галифе висели на спинке стула, под стеной стояли вычищенные до зеркального блеска хромовые сапоги, а новенькая летная фуражка лежала на краю стола.
С удовольствием вымывшись и выскоблив лицо, капитан почувствовал себя поистине заново родившимся. Беспокоило только раненое плечо, хоть рана, к счастью, за эти дни не воспалилась. Но и это оказалось предусмотрено: в дверь неожиданно постучали и, дождавшись разрешения, в помещение вошла миловидная улыбчивая девушка в военной форме с петлицами медицинской службы и небольшим ящичком в руке.
– Что у вас случилось, ранбольной? – спросила медичка, кокетливо стрельнув глазками из-под пушистых ресниц.
– Да вот… – неопределенно ответил Захаров, немного смущаясь своего вида – после душа он не успел одеться и щеголял в намотанном на бедра полотенце.
Впрочем, для перевязки все равно пришлось бы раздеваться.
– Присядьте, ранбольной! – улыбнулась девушка, ставя на стол чемоданчик. – Вот сюда, на стул присядьте. Повернитесь!
Сняв старый посеревший бинт с багровыми пятнами, медичка осмотрела рану, легонько касаясь ее холодными пальчиками. После чего обработала простреленное плечо и наложила свежую повязку.
– Ну как, доктор? – нетерпеливо спросил Александр. – Что с раной?
– Я не доктор, я фельдшер! Заживление идет хорошо! Вам бы только не бередить рану, – посоветовала медичка и спросила, закрывая чемоданчик: – Есть ли у вас какие-то еще жалобы, ранбольной?
– Никак нет, красавица! – ответил расхрабрившийся летчик.
– Тогда желаю вам скорейшего выздоровления! – снова улыбнулась девушка – улыбка у нее была просто чудесная. Кивнув на прощание, фельдшерица удалилась.
Капитан оделся, мельком удивившись тому, что с размерами товарищи чекисты угадали тютелька в тютельку – или точно их знали, успев навести справки в интендантской службе родного ИАПа?
А жалобы у пилота были, но не рассказывать же милой барышне, что у него от голода подвело живот. Вот будет позорище, ежели повезут к товарищу Сталину, а у него в брюхе начнутся трели! Со стыда сгоришь! Может, попросить помощи у майора, есть же у них тут столовая? Но уж больно он неразговорчивый, вон как насчет «ненужных вопросов» его осадил! Неохота снова глупо выглядеть, лучше потерпит, авось не оконфузится…
Но все разрешилось без его участия – минут через десять пришел Быстров, придирчиво оглядел капитана и, видимо, остался доволен результатом. Перепоясавшись принесенным майором новехоньким ремнем с портупеей и кобурой (конечно же пустой!), Захаров вышел вслед за ним в коридор.
– Вы голодны, товарищ капитан? – наконец прервал молчание майор.
– Так точно, товарищ майор государственной безопасности! – по всей форме ответил Александр, решив не отказываться, если предложено.
– Хорошо, ступайте за мной, полчаса у нас еще есть.
В пустой столовой, куда они пришли, спустившись на этаж, Захаров взял себе гречневую кашу с котлетой, хлеб и компот, благоразумно решив не связываться с гороховым супом. Быстров есть не стал, дожидаясь комэска за соседним столиком. Уложившись буквально в пять минут, Захаров с готовностью поднялся на ноги:
– Я готов, товарищ майор.
Спустя десять минут Александр, которому так и не объяснили, куда его везут, уже ехал на заднем сиденье здоровенного черного лимузина «ЗиС-101». Несмотря на шторки на стеклах, на этот раз капитану глядеть в окно не запрещали, чем он с удовольствием воспользовался, жадно разглядывая столицу родной страны. Жаль только, ехали совсем недолго, буквально минуты через три автомобиль уже заехал на Красную площадь. Сразу узнавший легендарное место Захаров ощутил, как екнуло сердце и предательски вспотели ладони: ну, точно, к товарищу Сталину везут! Не сбавляя скорости, «ЗиС» въехал в ворота Спасской башни и вскоре остановился возле трехэтажного здания Совета Министров, где, видимо, и находился кабинет Вождя. Проводив комэска до высоких лакированных дверей главного входа, майор Быстров коротко бросил: «Проходите, капитан, вас уже ждут», оставшись снаружи. Мысленно пожав плечами, Захаров потянул сверкающую полированной бронзой массивную ручку. Дверь, против ожидания, распахнулась легко, почти без усилия, и к пилоту шагнул командир со знаками различия старшего лейтенанта НКВД.