Дитё. Посредник Поселягин Владимир

Москва. Лубянка.

Кабинет наркома Берии.

1941 год, 22 июня, 23 часа 27 минут

Совещание длилось уже два часа, с той самой минуты, как нарком прибыл из Кремля со срочного совещания правительства Советского Союза.

Лаврентий Павлович, сидевший с хмурым лицом во главе стола, нет-нет да поглядывал на своего сотрудника, начальника секретного отдела. По старой чекистской привычке отслеживать реакцию всех присутствующих, он заметил, что тот нервничает, и с каждым новым докладом о ситуации на границе и последствиях нападения – все больше.

Сводки, поступающие оттуда, действительно не радовали, но майор как-то слишком нервно себя вёл, и Берия сделал для себя пометку пообщаться с ним. Возможность представилась чуть позже, когда уже был час ночи двадцать третьего июня.

– Товарищ Пименов, вас я попрошу остаться, – велел Берия, когда последнее сообщение было закончено и сотрудники наркомата стали собираться. Кто домой отсыпаться, а кто и на узлы связи, нужна точная обстановка на фронтах по всей западной границе.

Майор немедленно исполнил приказ и сел на место, преданно глядя в глаза наркому, но быстро стушевался, побледнел и уткнул взгляд в столешницу. Берия понял, что тот действительно имеет какие-то очень важные сведения, и судя по нервозности, они серьёзно запоздали. Причём, вполне возможно, по приказу самого майора.

– Докладывайте, – приказал Берия.

Вздрогнув, майор несколько беспомощно поглядел на наркома, но быстро взял себя в руки.

– Утром восемнадцатого июня неизвестный подошёл к почтовому ящику у нашего центрального входа и бросил восемь конвертов, пометив адрес отправления как «лично товарищу Сталину» и «совершенно секретно». Все восемь конвертов были немедленно извлечены, занесены в журнал и отправлены в мой отдел, согласно внутренним инструкциям. Их изучил сперва дежурный отдела, лейтенант Арбузов, потом и я. Я своей властью запретил отправление их дальше. Наши специалисты ещё работают. Я думал, это чья-то шутка или бредни сумасшедшего.

– Что было в этих конвертах? – ровным голосом спросил Берия.

– Предупреждение о войне. Страшной и долгой. Которая начнется двадцать второго июня в три часа тридцать минут по московскому времени с налётов армад немецких бомбардировщиков на наши города, аэродромы и другие важные узлы обороны. Закончится война в мае сорок пятого в Берлине.

– В чём не прав был отправитель? Неправильно назвал дату начала войны или то, что будет происходить на границе? – сухо спросил нарком, от чего майор ещё более побелел и попытался расстегнуть ворот френча, но наткнувшись на злой взгляд начальства, стушевался.

– Я-я… мне… Мне показалось, что информация в письмах недостоверная и требует серьёзной проверки, – сглотнув, сообщил тот.

– Всю информацию мне на стол, направить следователей к почтовому ящику и опросить дежурного командира. Может, кто-то видел принесшего эти конверты.

– Есть, – вскочил майор. – Разрешите выполнять?

– Не подведи меня в этот раз, майор. Чтобы через минуту все восемь писем были здесь. Всё, иди.

Проснулся я перед самым рассветом. Поел подогретой похлебки, запил крепким чаем с печеньем, привычно почистил зубы щёткой и стал собираться. Уже в шесть утра я покинул место лагеря и, поправляя лямки сумок, энергично шагал по лесу в сторону границы.

Чем дальше я шел, тем болотистее становилась местность. Через час после того, как покинул лагерь, я обнаружил первые свидетельства войны: мёртвый немецкий лётчик висел в шести метрах от земли, зацепившись стропами парашюта за ветви. Пришлось лезть, мне была нужна карта, что виднелась в планшете, заодно позаимствовал настоящие наикрутейшие лётные очки с зеркальным напылением, документы и вальтер. Ну, и по карманам пошарить не забыл, трофеи – это святое. Не путайте с мародёрством: встречу того, кто сбил этого парня, отдам всё, что снял с тела, а нет – так пусть у меня побудет.

Карта меня порадовала, там было много обозначений, и я смог определиться на местности. Еще больше меня порадовал компас. Я, конечно, и без него могу ориентироваться, но с компасом надёжнее. Теперь на одной руке у меня часы, на другой компас.

Двигаться дальше по лесу было смерти подобно, впереди виднелась трясина. Поэтому я решил вернуться к дороге. Меня беспокоил только автомобильный мост через пять километров. Пропускают там или нет? Беженцев-то понятно, а в обратную сторону? Ладно, совру что-нибудь.

Собравшись, я двинул дальше по краю болота. Чуть позже мне встретились серебристые обломки самолета с красной звездой, а недалеко от дороги – труп красноармейца. Судя по трём треугольникам в петлицах, он был старшим сержантом, стрелком, а по лицу понятно, что из Средней Азии. Документов при нём не было, только винтовка, пахнущая сгоревшим порохом, с затвором в открытом состоянии и с пустым казёнником. Патронов у него тоже не было, чехлы на поясе были пусты. Ни вещмешка, ни каски, ни сидора не наблюдалось. Странно. Ранение было тяжёлым. Судя по следам, он сам сюда пришёл, причём от дороги.

Всё выяснилось, когда я дошёл до обочины. Дорога была переполнена беженцами, виднелись остовы сгоревший армейской техники, даже танков. Похоже, раненый сержант бежал сюда, пока не упал от кровопотери и не умер. Чуть левее трое солдат копали большую могилу, чтобы похоронить павших. Рядом уже был один свежий холм. Я подошел к уставшему младшему сержанту и сообщил об обнаруженном теле. Тот кивнул и пообещал похоронить с однополчанами.

– Вас побили? – спросил я, кивнув на технику и погибших.

– Наша часть, – ответил тот и закурил, ловко свернув козью ножку.

– В одни ворота?

– Нет, штурмовик мы сбили, – покачал тот головой и, сделав насколько затяжек, передал самокрутку другому бойцу.

– Там немец мёртвый висел, лётчик. Раз ваши трофеи, то держи. Документы его, планшет, компас и пистолет, вот и мелочь всякая из карманов. Очки, извини, не отдам, это мне за работу, – я тактично не сообщил, что и карта осталась у меня. Мне больше была нужна, очень уж подробная.

Сержант кивал, принимая снятое с немца, и обещал передать начальству, ну а я отправился в сторону западной границы.

Людской поток был таким, что идти ему навстречу было бессмысленно, поэтому я обходил сгоревшую технику по обочине. Дел полно, рассиживаться мне тут ни к чему. Да, я больше зритель в этой трагедии, которая будет определена как Великая Отечественная война, но я собирался побывать во всех более-менее важных схватках, я хотел быть свидетелем всех этих дел, но всё же статистом быть тоже не хочу. Главная моя цель, если убрать поиск других Посредников в сторону, это немецкие лётчики. Не самолёты, не техники, а те, кто пилотирует, убийцы, вот их я резать собираюсь по полной. Начну с того экипажа бомбардировщика с бортовым номером «37», а там как карта ляжет. Главное, пленного добыть из их когорты, а уж я его поспрошаю, где их аэродром.

Из всего доступного транспорта мне на первоначальном этапе нужен был велосипед. Если найду, заберу себе, это повысит скорость перемещения. Дальше я собирался прибрать к рукам самолёт, У-2 меня вполне устраивал, как взлётной массой, так и возможностью сесть на пятачок. Не найду его, позаимствую прототип у немцев.

Расстрелянная на лесной дороге колонна осталась позади, и я по освободившейся обочине зашагал дальше. Поток беженцев не ослабевал, но меня это мало волновало. Лавируя между усталыми людьми, я приближался к мосту. Кстати, ту колонну немцы очень ловко поймали: дорожная насыпь, в кюветах болотистая вода – деться некуда. Подбили машины в начале и в конце колонны, потом уже и до остальных добрались. Я был рад, что голы были не в одни ворота, наши отвечали. Летчик, найденный мной на дереве, по документам, служил в штафеле штурмовиков, был пилотом «лаптёжника». Да и по времени его смерть совпадала с налётом.

Среди беженцев было большое количество военных. С усталыми лицами, где поодиночке, а где группами они отступали от стремительно откатывающегося фронта.

Заметив в кювете велосипед, я спустился и, осмотрев окрестности, поднял его. На вид вполне ничего, шины накачаны, трупов рядом нет. Кто бросил в это время дорогую по меркам беженцев вещь? Странно. Да и судя по следу, его просто столкнули с дороги, и он сам скатился в канаву. Разбитые бомбёжкой телеги, трупы лошадей и людей – всякого насмотрелся на дорогах, но велосипед, тем более целый, мне попался впервые. Можно сказать, подарок с небес. Подумал о нём пару часов назад – и пожалуйста, блестит спицами в кустах.

Заняв седло, я оттолкнулся и покатил по дороге к мосту. У его опор суетились красноармейцы. Видно, готовили его к подрыву.

Беженцев становилось всё меньше, поэтому я катил спокойно. А когда на мосту раздались первые сдвоенные взрывы гранат, я, в отличие от остальных, отреагировал сразу: повернул к обочине и съехал в кювет, доставая пистолет. А на мосту уже разгорался стрелковый бой. Кто и с кем, не ясно, немцев я не разглядел, но одно понятно, в этой схватке я хочу поучаствовать.

Оставив велосипед, я достал бинокль и полез повыше, чтобы присмотреться к бою на мосту.

– Ну, и кто там у нас безобразничает?

При первом же взгляде стало ясно, что прямо на моих глазах те самые спецы батальона «Бранденбург» захватывают стратегически важный мост. На ближайшие сорок километров это единственный, судя по карте немца, крепкий автомобильный мост.

Было видно, что защитники продержатся недолго: как говорится, их застали со спущенными штанами, сразу уничтожив охранение и подавив пулемёты. В это время к мосту по дороге мимо меня прогрохотал сапогами и ботинками десяток бойцов – я их видел в колонне беженцев. Видно, спешили на помощь. Впереди бежал боец со старшинской пилой, он и командовал. До моста было метров двести, их заметили и открыли огонь. Двое упали на дорогу, обливаясь кровью, остальные попрыгали в противоположный кювет и открыли ответный огонь.

– О, «светка», – заметил я у одного из убитых на дороге бойцов СВТ-40. Мне нужно было дальнобойное оружие. Приготовившись к рывку, я осмотрелся. – Хм, а куда все беженцы делись, только что на виду около сотни было?

Подхватив винтовку и бойца за пояс, я вернулся в кювет. Под огнём снимать с него пояс с боеприпасом смертельно опасное дело. Раны я его не осматривал, он точно был мёртв, пулей снесло полголовы. Избавив погибшего от боеприпаса и не забыв единственную гранату – РГД, но хоть что-то, – я проверил оружие и стал красться ближе к мосту. Двести метров для меня ничто, но было много мёртвых зон, а я хотел контролировать всё. Чтобы ни один не ушёл.

С той стороны моста у дороги стояло два ЗИСа с крытыми кузовами, видимо, на них и прибыли диверсанты в нашей форме. По моим прикидкам, их было около пятидесяти. Десяток они потеряли, но оставалось ещё много. Старшина со своими ещё держался, а вот бой у моста стихал, похоже, диверсанты добивали немногочисленные очаги сопротивления. Но точные выстрелы старшины и его бойцов не давали противнику перебраться на эту сторону. На моих глазах двое диверсантов попытались перебежать по пролёту, получили по пуле и упали в воду. А те, что уже перебрались, недолго бесчинствовали и улеглись один за другим – не успели по укрытиям попрятаться, да и было их немного. Молодца старшина.

Отличную позицию для стрельбы я приметил, ещё когда добывал оружие и тащил убитого красноармейца в кювет, и теперь полз туда, активно двигая всеми конечностями и извиваясь, как ящерица. Это мало был похоже на передвижение по-пластунски, учили меня индейцы из племени апачи, зато скорость в два раза быстрее, и со стороны казалось, что я прилипаю к земле, буквально обволакивая каждую кочку.

До примеченного кустарника я добрался за пару минут, всего-то метров восемьдесят. Забравшись под него, я высунул ствол винтовки и, осмотревшись в бинокль, в восхищении поцокал языком. Позиция была хороша. Жаль, что долго мне на ней задержаться не дадут – быстро ответным огнём подавят, так что расстреляю один магазин, и ноги в руки, благо позади кустарника удобная ложбина, там меня можно будет достать разве что только миномётом, и никак иначе.

Окинув через оптику диспозицию противника профессиональным взглядом, я отметил восемь диверсантов. Изредка меняя позиции, они азартно задавливали огнём старшину и его людей. Да и старшина стал подозрительно медленно вести огонь, как бы у него бойцов меньше не стало. В общем, окинув взглядом позиции противника, я приметил, кто где лежит, и, убрав бинокль обратно в котомку – потом на это времени не будет, – вскинул винтовку и, быстро переводя ствол с одного диверсанта на другого, произвёл серию из восьми выстрелов. Промахов не было, да тут докинуть можно было – сто восемьдесят метров. Всё, с нашей стороны берег очищен от противника.

Сразу как пуля вошла под череп восьмого диверсанта, я выбрался задом из-под кустарника, активно шевеля конечностями, и сполз в ложбину. И вовремя: расчёт одного пулемёта я уничтожил, а второй – я только ствол видел – стал активно поливать мою позицию с другого берега. Может, и другие стрелки присоединились. Мне от этого ни холодно, ни жарко было, только труха посыпалась сверху и слышался противный, но привычный визг рикошетов.

Вставив в приёмник новый магазин, я двинулся дальше, к следующей позиции. Тут мне стрелять не дадут, уверен, эту позицию держат не менее пяти стрелков. К тому же реально нужно поторопиться. Диверсанты тоже не дураки, понимают, что перестрелка может длиться долго, а им нужно занять позиции на этом берегу, чтобы дождаться своих, поэтому уверен, они уже перебрались через реку и сейчас обходят по флангам меня и позицию старшины. Тот, кстати, так и долбит с одного места. Судя по количеству выстрелов, у него осталось всего два активных стрелка. Если дальше так пойдёт, там они и останутся. Похоже, с выучкой в Красной армии совсем швах.

Следующая позиция была фактически на берегу реки. Она меня устраивала, но как и на первой позиции, меня там быстро сшибут, так что нужно незаметно определиться с главными целями – у меня всего десять выстрелов, – открыть огонь и искать следующую позицию. Я её уже приметил, чуть далее у пенька удобное место.

Осторожно выглянув, я окинул взглядом противоположный берег и округу. Немцы, что по флангам обходят, должны скоро появиться, так что внимания я не ослаблял. Вторая позиция оказалась чудо как хороша, теперь я видел и расчёт второго пулемёта, и ещё десяток диверсантов. Двое колупались под мостом, снимая заряды. Быстро распределив цели, я выкатился из ложбины и мгновенно открыл огонь. Сперва в воду упали оба сапёра, потом стих пулемёт – расчёт был выбит, уничтожил группу диверсантов из четырёх голов – один держал в руках бинокль, видно это был командир, – ну и по рядовым стрелкам прошёлся. После чего тем же перекатом снова ушёл в ложбину, слыша, как с чавканьем впиваются пули в то место, где я только что лежал.

А я пополз на другую позицию. Да и старшина, заметив, что огонь диверсантов заметно стих, приободрился и стрелять начал чаще. Кстати, не безрезультатно, когда я выбивал командную группу, то заметил краем глаза, как упал вскочивший в стороне диверсант, ему не от меня прилетело, факт.

Следующая позиция была у пенька, однако задумчиво осмотрев её, я решил не выбираться из лощины. Не только мне понятно, что тут позиция идеальная, наверняка ее держат под наблюдением. Подставляться так не хотелось, поэтому я двинулся дальше, понемногу возвращаясь к своей первой позиции. Во время передвижения я уловил движение в кустах с моей стороны дороги – всё же, видно, послали диверсанты своих в обход, вот они и добрались до меня. Не знаю, как со стороны старшины, но у меня было трое. Вскакивать я не стал, просто слегка приподнялся и дал серию выстрелов, положив всю тройку. Причем с гарантией. Правда, и сам не уберегся: раздался одиночный выстрел с того берега, и я почувствовал, как висок начало саднить и там замокрело. Достав зеркальце, присмотрелся и скривился: царапина сантиметров пять. Борозда от пули неглубокая, можно даже не перевязывать, но всё же неприятно. Похоже, снайпер с той стороны работает. Видимо, до этого он со старшиной перестрелки устраивал, из-за чего тот так быстро людей потерял. А теперь перебрался ко мне, и вот почти подловил. Опытный, сволочь, и что плохо, я фактически заперт в этой ложбине. Ну и что, что немцев осталось чуть больше десятка, мне и этого хватит. Уверен, всю ложбину они держат под контролем, чуть где движение – будут стрелять на поражение, надеясь зацепить меня. Такие дела меня не радовали. Однако особо я не расстраивался, найдём выход.

Я развернулся ко второй позиции. Нужно убрать снайпера, и для этого у меня только один выстрел. Стреляли часто, но по выделяющемуся специфическому звуку у снайпера вроде такая же винтовка, как и у меня. А с какой стороны раздался выстрел, я приметил, теперь нужно незаметно изучить ту местность, найти лёжку и убрать эту помеху. Снайпер может нам всю обедню испортить.

Я вернулся на вторую позицию, снова аккуратненько воспользовался биноклем и кроме шести позиций рядовых диверсантов заприметил-таки место нахождения снайпера. Там всего шесть удобных для лёжки мест было. Я все осмотрел и на третьем его обнаружил. Дальше просто. Я чуть привстал – понятно, что непрофессионально, но у меня только один шанс, – винтовка лягнула в плечо, и над головой снайпера вспухло красноватое облачко, а я, не прячась, произвёл быструю серию из пяти выстрелов, положив пятерых из шести запримеченных, после чего снова нырнул вниз. Что странно, по мне никто не стрелял. Неужто всех выбил?

Сменив позицию, я лёг на спину и стал перезаряжаться, морщась от недовольства собой. Шестой успел нырнуть в открытую дверь дзота на противоположной стороне и спрятался внутри. Перезарядившись, я пополз к первой позиции. Кустарника уже не было, только измочаленные пулями остатки, зато он не помешал мне в бинокль осмотреть весь берег с той стороны.

– Старшина! Слышишь меня?

– Слышу, ты кто? – после недолгой заминки донеслось до меня.

– Помощник. Я там половину диверсантов перебил, но один в дзоте на том берегу спрятался. С моей стороны трое с фланга обходили, у тебя кто был?

– Пока не было. А ты молодец, здорово нам помог. Снайпер?

– Снайпер… Я осмотрел позиции диверсантов, похоже, там только один живой. Нужно последнего выбить из дзота. Хватит гранаты, ну и мост взорвать требуется. Сколько у тебя штыков осталось?

– Я и ещё один боец. Ещё двое могут вести огонь с места.

– Мы тебя прикроем, нужно проверить позиции с той стороны.

– Снайпер?

– Его уже нет, я ему голову отстрелил.

– Всё равно как-то боязно.

– Старшина, не бзди, вперёд! – рявкнул я.

Эхо искажало мой голос, было слышно только, что он звонкий, а командные интонации сделали свое дело. Перебежками старшина и его боец двинулись к мосту. Кстати, у старшины появилась повязка на плече, которой до боя не было. Видимо, его зацепило – судя по пятнам крови, серьёзно, но он всё равно считал себя активным штыком. В принципе, снова молодец.

Заметив тень в двери дзота, я тремя выстрелами загнал диверсанта обратно, чтобы тот не мог подстрелить кого-то из наших. Наконец старшина добрался до окопов на нашей стороне реки, осмотрел их, поменял там свою винтовку на ППД, не знаю уж чей, диверсантов, чьи тела были на нашем берегу, или охраны моста. Дальше просто. Старшина стал бить короткими очередями по открытому проёму, его боец пробежал по настилу моста и швырнул в открытую дверь гранату. Этим бой и закончился. Меня беспокоила вторая группа, которую командир диверсантов просто не мог не послать. Она должна была уже выйти к старшине, но ее почему-то не было, вот я и решил пробежаться, пока старшина с бойцом осматривали окопы на обоих берегах в поисках выживших из охраны моста.

На изучение этого вопроса у меня ушло минут сорок, следопытом я был очень даже, в смысле учили меня серьёзно, для меня следы как открытая книга, так что разобрался быстро. Когда я спокойно взбежал на дорогу к дзоту с нашей стороны, красноармейцы и старшина вытаращили на меня глаза.

– Ты кто? – удивлённо спросил старшина, перевязывая раненого. Того я раньше не видел, скорее всего из охраны моста, тех, что отбивались с нашей стороны, так как со стороны противника всех раненых диверсанты добили.

– Ты не охренел? – удивлённо поднял я правую бровь. – Вместе же диверсантов давили. Я вас прикрывал с той стороны кювета.

– Так это был ты?! – тот никак не мог прийти в себя.

– Я был, я. Бегал сейчас смотреть, не охватили ли с флангов с вашей стороны.

– И как?

– Было двое. Я нашёл место, где они топтались и прислушивались к звукам боя. Видимо, они поняли, что их товарищей выбили, поэтому ушли.

– Плохо, что ушли, – поморщившись, отозвался раненый сержант из охраны моста. Несмотря на ранение в грудь, он ещё пытался говорить!

– От пули не уйдёшь. Хорошая винтовка, – погладил я ствол «светки», после чего спросил: – Это все выжившие?

– Да, всего трое: сержант и двое бойцов, у всех ранения в верхнюю часть тела, плечи, голова, – придя в себя, старшина вернулся к перевязке.

– Пойду, посмотрю, что там с машинами, оружие сменю. Это «светка» вашего бойца, ну и проверю, что там немецкие сапёры натворить успели. Скорее всего, они просто взрыватели вынули. Мост рвать нужно.

– Умеешь? – коротко спросил старшина.

– Подрывник, – кивнул я и с винтовкой в руках направился на противоположный берег. Мост был с деревянным настилом, но железный. Видно, что новый, крепкий. Быки из армированного бетона, секции из железа.

Кивнув бойцу, что собирал оружие и переносил на наш берег, я проверил машины. Передняя была изрешечена и в дело не годилась, а вторая вполне ничего, лишь одно пробитое колесо сменить, а что лобовое стекло прострелено, так это не страшно. Запустив двигатель, я тронул машину с места и поставил рядом с первой. Нашёл инструменты, остановил собиравшего оружие и документы бойца по имени Витя и велел переставлять колёса на машинах, а сам сходил к лёжке снайпера. Витя его не заметил, и я снял с того неплохой хабар. Помимо СВТ-40 в снайперском исполнении, взял достаточно трофеев: двухлитровый термос, разгрузочная система, первоклассная оптика и ранец с имуществом. В ранец я не заглядывал, убрал туда оптику и отнёс всё к мосту. Винтовку, из которой мне пришлось пострелять, я положил в общую кучу вместе с ремнём, а свой трофей отдельно. После этого полез под опоры моста, мельком посмотрел, как там дела у Вити. Тот уже снял с грузовика заднее простреленное колесо – второе было целым, и теперь снимал с первой машины, там было три уцелевших баллона. Работал споро. Как оказалось, он был трактористом у себя в колхозе, так что парень подготовленный. Прав он не имел, но за баранкой сидеть приходилось, так что уверен, с машиной он справится, заодно раненых заберёт.

Когда я возился с зарядами, моё предположение подтвердилось: немецкие сапёры просто извлекли детонаторы. Старшина, закончив с перевязками, направился к своим, где вёл бой. Оттуда поочередно привёл к мосту троих раненых. Двое сами шли, хотя их и приходилось придерживать, а одного он принёс на руках, и это с простреленным плечом! Силён.

Я тоже достаточно быстро закончил. Пробежался по цепи, нашел пару обрывов, проверил подрывную машинку, после чего, разматывая бухту провода, отошёл по дороге метров на двести пятьдесят. Там забрал свой велик с сидором и откатил его на ту сторону, где в беспорядке лежали тела диверсантов.

Бой длился всего минут пятнадцать. Если же считать и поиск той двойки, что не рискнула пойти в бой, которых я подловил на переправе и обоих утопил с дополнительным грузом в виде свинца, то с начала первого выстрела прошло полтора часа. За это время на дороге с обеих сторон реки так никто и не появился.

– Ну что, будем прощаться, старшина? – подошел я к нему.

У мужика оказалось крепкое рукопожатие.

– Торопишься?

– С минуты на минуту тут будут немцы. Диверсанты обычно захватывают важные объекты, перед тем как подходят манёвренные группы, так что не думаю, что у нас больше часа. Там в двухстах метрах от моста лежит подрывная машинка. Тебе нужно всего лишь примотать один провод и крутануть ручку, после чего моста не будет. Я сейчас вам помогу погрузить раненых, трофеи, и езжайте. Поторопитесь.

– Ты не сказал, кто ты.

– Обычный четырнадцатилетний паренёк. А фамилия у меня простая: Александров. Артур Александров, – засмеялся я. – Всё, давайте грузиться.

Мы справились за пятнадцать минут, расположили всех раненых в кузове, скинули у борта вооружение и боезапас, старшина даже два ДП прибрал и зенитку. Да-да, с нашей стороны была позиция тридцатисемимиллиметровой автоматической пушки. Расчёт был выбит, но старшина знал, что к чему, под его руководством мы с Витей поставили зенитку на колёса и прицепили к грузовику. Даже пару ящиков со снарядами положили в кузов. После этого старшина сел в кабину, и машина, завывая мотором, направилась прочь от моста, а я перебежал на другую сторону – всё необходимое я уже навьючил на велик, лишь сидор забросил за спину, – сел в седло и покатил прочь. В ту сторону, где было отчётливо слышно даже не артиллерийскую, а ружейно-пулемётную перестрелку.

Отъехав метров на триста, я затормозил и достал бинокль. На противоположном берегу стоял грузовик, и старшина с Витей возились с подрывной машинкой. Буквально через минуту мост дрогнул и в обломках металла и дерева взлетел на воздух. Когда пыль осела, я рассмотрел только бурлящую от падающего мусора воду и остатки быка, второй скрылся под водой. Одно хорошее дело сделано, и это радовало. Помахав рукой бойцам, я покатил дальше по своим делам, а они по своим. У каждого был свой путь. Но я запомнил, что старшина был Еремеев Егор, Витя – красноармеец Пушилин, а тот раненый сержант из охраны моста – Дмитрий Демидов. Может, ещё встретимся.

Я знал, куда лежит дальнейший мой путь, поэтому налегал на педали, внимательно поглядывая на дорогу впереди. Тот лес, по которому я двигался вчера и сегодня до боя на мосту, похоже, подходил к концу, деревья начали расступаться, и впереди отчётливо виднелся просвет опушки.

Винтовка у меня висела за спиной у сидора. Понятно, что немцы, если меня возьмут, могут мне эту винтовку в одно место сунуть, снайперов они не любили, поэтому я активно крутил головой, чтобы не вылететь на них. Пока получалось, дорога была странно пуста, хотя отчетливо слышалась работа множества моторов, причём этот шум движущейся колонны заметно приближался. Уж не та ли эта группа, что должна была захватить мост и помочь диверсантам? Не знаю, пока не скажу.

Кобрин оставался километрах в тридцати от меня по правую руку, но скорости я не снижал. Когда впереди показалась опушка и звук моторов стал отчётливо слышно, я покинул седло велосипеда и повел его за руль прочь от дороги. Эта встреча мне была ни к чему. Как я уже говорил, путь мой лежал в Брест: я хотел хоть краем глаза посмотреть, как там воюют наши парни. Если будет возможность, то хоть чем-то помочь, и одна идея у меня уже была. Однако сначала я собирался посетить место расположения двух армейских аэродромов. Наверняка там уже побывали немцы, но я надеялся найти для себя уцелевшую машину. Да-да, я про У-2. А аэродромов на моём пути два.

Я успел удалиться в редкий лес метров на триста, когда на дороге мелькнули несколько мотоциклов и туша бронетранспортёра передовой группы, почти сразу за ними пошли танки, бронетранспортёры и грузовики.

– Опоздали, голубчики, – хмыкнул я и продолжил движение.

Наконец я разглядел первых окруженцев. Сквозь пшеницу раскинувшегося перед опушкой поля, к лесу скрытно двигалась довольно большая группа бойцов. Я насчитал человек шестьдесят. Многие вооружены, но не все. Некоторые в робах техников. С учётом того, что до ближайшего военного аэродрома двенадцать километров, это неудивительно. Как бы это не были остатки БАО с присоединившимися к ним немногочисленными группами стрелков.

Опустив бинокль, я задумчиво цыкнул зубом. Судя по направлению движения окруженцев, в лес они войдут метрах в трёхстах от меня. Моя недавняя идея была неплохой, да что сказать – отличной! Мне нужен лишь доброволец. Опытный, знающий все местные летательные аппараты доброволец-техник, и я надеялся найти его в этой группе. Вот только как уговорить его пойти со мной? Кто станет слушать четырнадцатилетнего пацана? Вот именно, что никто, пошлют куда подальше и пойдут по своим делам. Но попытка не пытка, если не получится, справлюсь сам, без помощи.

Я устремился вниз, перебирая руками и ногами по веткам, и спрыгнул на землю. Бросив велосипед прислонённым к дереву, я снял с себя всё лишнее, чтобы походить на простого паренька, и побежал на перехват окруженцев.

Шли те сторожась, но без головных и боковых дозоров. Науку движения по вражеской территории им явно никто не преподавал. Ничего, немцы научат. Командира я определил, ещё когда сидел на дереве. Это был лётный капитан. Когда основная масса прошла мимо, я выбрался из-за дерева и подошёл к нему.

– Доброго дня вам, – сказал я.

– Ты тут откуда?! – выпучил тот глаза. – Как сюда попал?!

Понять его можно, вокруг только знакомые ему бойцы, а тут раз – паренёк в гражданке, смотрит на него невинными зелеными глазками.

– С учётом того, как вы двигаетесь, меня всё больше удивляет, как немцы вас всё ещё не перехватили, – показал я кривую улыбку.

– Да тут кругом немцы! – взвился истерично капитан.

Кстати, судя по нашивкам, он оказался старшим политруком, то есть служил по политчасти, а не был кадровым командиром. Но всё же кант на пилотке и петлицы у него были голубыми, да и эмблемы летунов имелись.

– Где головной дозор, где боковые дозоры? Стадо, а не подразделение Красной армии, – стал я отчитывать политрука, а заметив, что тот начал с возмущением открывать рот, я добавил уже нужную информацию: – Мост впереди взорван, придётся переправляться так. Вы как раз двигаетесь по ничейной земле, наши уже отброшены, лишь группы окруженцев, вроде вас, да и немцы стали появляться на дорогах.

Я осмотрел собравшихся вокруг. Некоторые были ранены, значит, я не ошибся, разглядывая их с дерева, были-таки повязки на нескольких красноармейцах.

– Когда же наши их остановят? – тоскливо спросил один боец, на что я громко рассмеялся.

– Это произойдёт не скоро. Вы ведь авиатор? Тогда можете себе представить, что после нескольких налётов вы лишились всей приграничной авиации, и отражать налёты вам теперь практически нечем. Немцы бомбят походные армейские колонны, склады и технику. Приграничные войска разбиты и рассеяны, так что остаются лишь войска второго эшелона, но я бы на них не надеялся, отступать вам придётся долго. Нужно вернуть господство в воздухе, без него воевать очень проблематично, думаю, вы в этом уже убедились.

– Ты кто? – прямо спросил политрук. А я думал, он попытается заткнуть мне рот отповедью, но, видимо, начало войны что-то перевернуло в нём, и никаких газетных цитат о малой крови на чужой территории я не услышал.

– Диверсант, профессиональный. У меня экзамены в училище по полевому ориентированию. Должен был на третий курс перейти, а тут война. Вот и развлекаюсь. Кстати, тот мост я взорвал, его немецкие диверсанты почти захватили, перебив охрану, пришлось повоевать.

Раздался гул голосов, но смолк, когда я поднял руку.

– Прежде чем расстаться, я вас кое-чему научу. Двигайтесь по тылам противника только по нехоженым тропам, на дороги можно выходить только в одном случае – чтобы пересечь их, и делать это лучше ночью. К местным жителям не ходите. Они рады немцу и сдадут вас, в большинстве случаев, конечно, ну или в спину выстрелят. Дальше. Добывайте еду сами, в лесах, полях, ну или отбив у немцев, пересекайте реки вплавь и на подручных средствах и игнорируйте броды и мосты, там будут засады. Только в этом случае у вас есть шанс живыми дойти до наших. Теперь по немцам и тем, кто подумывает, что в плену неплохо. Ошибаетесь, я уже общался с теми, кто попал к ним в плен и бежал. Есть и такие. Первое, раненых в плен они не берут, добивают на месте, на корм идет брюква, сваренная на воде, ничего больше, рацион только один, ну и лагеря под открытом небом. Никаких бараков, спать на земле, ходить под себя, так как туалетов не предусмотрено, на любые волнения – огонь из пулемётов на поражение с вышек. Я взял в плен одного лейтенанта тыловой дивизии, и тот сознался, что на такой объём пленных они не рассчитывали и кормить их просто нечем. Запасы быстро тают. Поэтому сверху пришёл приказ пленных уничтожать, кого травить, кого расстреливать. Уже появились расстрельные команды, и это на второй день войны.

Я умолк и обвел взглядом стоящих вокруг бойцов. Кто-то глухо выругался. Первым пришёл в себя буквально раздавленный политрук:

– И что же нам делать?

– Идти к своим, конечно же, – пожал я плечами. – Как идти, я описывал. Но можно при этом устраивать диверсии на дорогах. Например, техника у немцев вся на бензине, включая танки, а те перевозят горючее на броне в канистрах. Один выстрел зажигательной пулей – и костёр. Стреляйте в водителей машин, убивайте их. Колонна встанет, на полчаса-час, но это время для наших отступающих войск, чтобы занять и подготовить позиции к бою. Стреляйте в танкистов, плевать на танки. Чтобы подготовить опытного танкиста, нужно много времени, а простого пехотинца за рычаги не посадишь. Пока вы будете двигаться по тылам немцев, устраивайте засады на небольшие группы, используйте захваченную технику и вооружение, особенно для засад их скорострельные пулемёты хороши. Это я про МГ-34. Ваша задача не погибнуть зря, а выбить у немцев как можно больше личного состава. На пехоту особо внимания не обращайте, главное – военные специалисты во всех областях…

Говорил я ещё долго, и что странно, слушали меня со всем вниманием, как устраивать засады на тех же мотоциклистов с помощью натянутой верёвки, или как устанавливать заряды с гранатами или растяжки. В большинстве своём вокруг меня собрались технические специалисты, и они понимали, о чём я говорю.

– Ты с нами не пойдёшь? – воспользовавшись заминкой, спросил политрук, пока я, отстегнув флягу, утолял жажду. Кстати, пить хотели многие, поэтому моя фляга быстро пошла по рукам и вернулась пустой.

– Нет, у меня свои планы. Званием можете не давить, мне оно побоку. Тем более мы из разных ведомств, – ответил я. – У меня лишь одна просьба. Мне нужен авиационный техник. Лучше всего универсал, тот, кто знает все типы самолётов. Лётчики есть?

– Я лётчик, – подняв руку, вышел вперёд молодой, лет девятнадцати, парень. – Сержант Евгеньев.

– Вот, мне нужен техник и лётчик, – я осмотрел бойцов. Многие отводили глаза. – Кто согласен со мной повоевать? Обещаю по возможности потом доставить к нашим в целости и сохранности.

– Я готов, – сделал шаг вперёд тот же сержант.

– На чём летал?

– На «ишачке».

– Пойдёт, – согласился я и снова осмотрел техников. – Ну так что, есть добровольцы?

– А, гори оно всё огнём, – махнул рукой и вышел мужчина лет сорока в застиранном комбинезоне, под которым виднелась гимнастёрка с треугольниками старшего сержанта.

– Этого хватит, товарищ старший политрук, – сказал я капитану. – Думаю, вам стоит продолжить путь и пройти как можно больше. Немцев вам, скорее всего, не догнать, но некоторые шансы появились после уничтожения моста… Бойцы, за мной.

Те, кого я отобрал, быстро попрощались со своими, а остальные направились к реке. Политрук, похоже, пропустил все мои советы мимо ушей: ни боковых, ни передового дозора не было, так и двинули общей толпой. Не дойдут, факт.

Кто-то спросит, как так: раз, и послушались четырнадцатилетнего паренька. А причина была. Я не зря так долго описывал их будущие мытарства на территории, подконтрольной немцам, даже дал политруку перерисовать с трофейной карты кроки. Разговор вёл спокойно, но в моей речи нет-нет да проскальзывали командные нотки. А такие нотки нужно ставить, и ставить долго. Вон, даже политрук тянулся, когда я обращался к нему и проверял форму, всё ли застёгнуто. То есть дал понять, что несмотря на возраст, опыт командования у меня просто огромный. А с учётом растерянности, в которой они пребывали, я для них как свет для мотылька. Правда, возраст всё же сыграл роль, поэтому я не удивился, что согласились всего двое.

Пока мы шли к велосипеду, я решил опросить своих новых подчинённых, – я им ясно дал понять, что они перешли в этот ранг.

– Представьтесь, где служили, какой техникой владеете, включая наземную.

Они оказались из одного истребительного полка, только служили в разных эскадрильях. Техник ремонтировал все истребители, у них в полку была сборная солянка от «Чаек» до «Мигов», были и «ишачки», – всего четыре типа истребителей. Уж не знаю, кому пришла мысль в голову перевооружать на местах! Так вот, Пётр Кириллович техником был отличным, знал все машины, более того, умел водить мотоциклы и машины. Это хорошо. Сержант был пилотом «ишачка», этим утром его сбили в бою неподалёку от аэродрома, выпрыгнул с парашютом, вернулся пешком, а там бой: немногочисленная охрана и два расчёта зенитчиков отбивались от подошедших подразделений немцев. Вот политрук собрал тех, кто выжил, и приказал отходить к своим. Бой продолжался ещё полчаса, пока немцы не уничтожили оборону аэродрома. Технику уничтожить отступающие не успели. Сам сержант был вооружен наганом в кобуре – ему как лётчику было положено личное оружие, а вот у техника кроме огромных кулаков ничего не было. Оружие у него осталось в сгоревшей ремонтной летучке, а во время бегства с аэродрома подобрать что-нибудь он не успел. Сначала их было человек тридцать, а чуть позже стали присоединяться другие окруженцы. Несколько часов они просидели в овраге, а потом уже направились к лесу по полю, пока я их не обнаружил.

К этому моменту рассказа мы подошли к моему лагерю, и я подвесил котелок и стал разводить костёр. Время обеденное, сам подкреплюсь и их покормлю.

– Как к вам обращаться? – немного смущаясь моего возраста, спросил Евгеньев.

– Можно по имени, можно по званию из прошлой жизни, – ответил я и, заметив, что вода закипела, бросил крупу и принял из рук техника вскрытую банку тушёнки.

– Как это? – хором спросили авиаторы.

– Давайте я расскажу вам о религиях, что существуют на планете, называемой вами Земля. Высоцкий, кстати, хорошо об этом спел… Всё, не буду, ни к чему это, но об индусах кратко расскажу. Так вот, по их мнению, душа умершего существа, будь то человек или животное, не возносится на небеса, а перерождается. Например, душа коровы вселяется в щенка, душа кошки – в младенца-девочку, ну и так далее, то есть после смерти нас вроде как ждёт новая жизнь. Я ничего против этого не скажу, так как результат перерождения перед вами. Просто, по моему личному мнению, о перерождении никто не помнит – как я о своей прошлой жизни, – остаются только инстинкты.

– Да-а, такое может быть. Техник в соседнем звене ну такой баран был… – покачал задумчиво головой Пётр Кириллович. – Подожди, получается, ты помнишь свою прошлую жизнь?

– Жизни, – поправил я его. – А так да, это у меня пятая жизнь, и всегда я умирал насильственным путём. То есть меня убивали. Травили, взрывали, ну или сам подрывался. Причём возрождался я не в чужом теле, хотя это возможно, судя по одному моему не очень приятному знакомцу, а в своём.

– И какое у вас было звание?

– Я был капитаном спецназа ГРУ, нас ещё боевиками прозвали. Чтобы вам было понятно, расшифрую по местным определениям. Спецназ ГРУ – это армейский осназ контрразведки. Я был ранен, оторвало обе ноги, но Батя, мой командир, молодец. Задним числом провёл представление меня на майора, так что списали по ранению в этом звании. Мне тогда тридцать с мелочью было. В общем, можете обращаться ко мне «товарищ майор», тем более звание мной честно выслужено, запоздало только на пару лет.

– А как вы погибли? – с живейшим интересом спросил сержант.

– Дом мой взорвали. В будущем таких людей террористами будут называть. Я жил в Москве, они заминировали жилой дом и подорвали, погибло более тысячи человек. Все гражданские.

– Но зачем? – Евгеньев заметно побледнел.

– Они так ставили условия правительству страны, мол, если те не пойдут на уступки, взрывы жилых домов продолжатся.

– Фашисты!

Обед был готов, ложки у всех имелись, поэтому мы стали есть пшённую кашу, сдобренную тушёнкой, вприкуску с размоченными сухарями, каждый погрузился в свои тяжёлые думы. Когда котелок показал дно и ложки стали скрестись об него, Пётр Кириллович вытер ложку, убрал её за голенище сапога и спросил, наблюдая, как я сыплю заварку в кружку с закипевшей водой:

– Вы сказали, что жили в будущем?

– Да, в двухтысячном году, – разделяя на троих остатки печенья, кивнул я. – Если ты спрашиваешь об этой войне, то она была. Начало один в один, как у нас.

– И как это было? – спросил техник. Евгеньев напружинился, внимательно ожидая мой ответ.

– Так же страшно. Кадровая армия будет разбита за несколько месяцев и потеряет все территории, единицы выйдут к своим из окружения, большая часть или погибнет, или попадёт в плен. Но появится возможность формировать дивизии ополчения. Они также будут сгорать в боях, но остановят немцев у Москвы, даже отбросят их на двести километров. Потом будут позиционные бои, наши командиры будут учиться бить немцев, будут крупные поражения, будут победы. Война закончится в Берлине девятого мая сорок пятого года. Это у нас, не знаю, как у вас будет.

– Почему? – спросил лётчик.

– Так я же тут, – спокойно пояснил я. – Кстати, по приказу Ставки Верховного Главнокомандующего, в январе сорок третьего будут введены погоны и в обращения вернутся такие термины, как «офицеры» и «солдаты», «так точно» и «никак нет».

– Вам надо к товарищу Сталину, рассказать всё об этом, если это, конечно, правда, – воскликнул летун.

– Это правда. А рассказать… я уже письма отправил. С вашими правителями я встречаться не хочу, уже обжёгся в одной из жизней, учёный.

– Зачем вы нам рассказали, не боитесь, что сведения на сторону уйдут? – спросил техник, допивая чай. Печенье мы уже съели, и я пучком травы очищал котелок.

– Нет, не боюсь. Это лишь слова, подтверждения нет. Кстати, двадцать восьмого немцы возьмут Минск. Так что через неделю сможете проверить, правду ли я сказал. Ладно, собираемся, пора действовать.

– Что вы хотите делать? – спросил Евгеньев, пока техник пребывал в задумчивости.

Навешивая поклажу на велосипед, я, не задумываясь, ответил:

– Те части, что остались в Брестской крепости, дерутся в окружении до сих пор и ждут помощи. Понятно, что её не будет, но хочу хоть как-то поддержать их и рассчитываю, что и вы со мной – помогать я собираюсь с неба.

– На аэродроме немцы, – напомнил сержант.

– Вот это как раз меня мало заботит, главное, чтобы там были «эрэсы», бомбы, топливо, ну и рабочие аппараты, конечно. Я пилот, ты лётчик, на пару мы там повеселимся, заодно помогая нашим парням в крепости.

– Но немцы?!.

– Это не ваша забота. Напомню, я майор спецназа, осназа, как у вас их тут называют, у меня огромный боевой опыт как раз в ведении таких боевых действий. Так что немцев я беру на себя, на вас вся авиационная техника, постарайтесь не подвести меня. Уже сегодня вечером я собираюсь совершить первый вылет. Это всё, выходим.

Я передал кобуру с вальтером технику, тот быстро продел кобуру в ушки ремня, проверил оружие, и теперь был хоть как-то вооружён. Я же повесил винтовку на плечо, взялся за руль велосипеда и направился к дороге.

– Туда же нельзя, – сообразил, куда мы направляемся, Евгеньев.

– Именно. Мне нужна машина. Подойдёт и мотоцикл, но лучше машину.

На обочине я спрятал авиаторов, поменяв свою винтовку на вальтер Петра Кирилловича – работать я собирался в одиночку, поэтому и решил действовать двумя единицами короткоствольного оружия. Одет я был как простой паренёк, оружие за поясом сзади, взведено и готово к бою. Я проверил маскировку парней, поправил некоторые огрехи, доводя её до совершенства, потом вернулся на обочину. Долго ждать не пришлось. Видимо, немцы остались у руин моста, поджидая подразделение с понтонами, всё же тут была накатанная дорога, да и берег позволял навести такую переправу, но патрули в разные стороны выслали. Жаль, что не машины – два мотоцикла с шестью седоками при двух пулемётах.

– Не вмешивайтесь, – велел я авиаторам, внимательно наблюдая, как из-за поворота показались стрекочущие мотоциклетными моторами немцы. – Я сам справлюсь. Вы только помешаете.

Немцы подъехали ко мне, слегка притормозили, и… не останавливаясь, проследовали дальше. Я их не заинтересовал. Выхватив оружие, я открыл огонь им вслед. Из ТТ по ближайшему экипажу, из вальтера по дальнему. Положил пятерых, ранив шестого, мне нужен был «язык».

Мотоциклы, никем не управляемые, остановились, один посередине дороги, второй скатился на обочину в кусты и там заглох.

– Собрать оружие и документы, подготовить технику к движению, – скомандовал я и рванул к подранку. Это был солдат, что сидел за водителем. Когда я его ранил, он отклонился, что позволило мне достать водителя.

Спустившись на обочину, я перевернул подранка на живот и связал ему руки, после чего похлопал по щекам. Похоже, у него болевой шок. Я стал задавать вопросы, жёстко контролируя ответы. Авиаторы с несколько ошарашенным видом собирали и уложили в одну из люлек оружие. Обоим я велел вооружиться МП-40, их как раз было две единицы, и забрать боеприпас. Вальтер я не вернул, вместо него Пётр Кириллович выбрал себе парабеллум одного из пулемётчиков. В общем, когда я закончил с допросом, авиаторы уже не удивлялись тому, что я знаю немецкий, оба мотоцикла находились на дороге. Тела были спрятаны в кустарнике, туда же унесли и шестого, которого я добил ножом.