Охотник на кроликов Кеплер Ларс
– Он держал пистолет обеими руками.
– Вот так? – Сага изобразила захват обеими ладонями.
– Да, но он целился вперед, мимо меня… Ему было все равно, что я там, не знаю даже, заметил ли он меня. Все произошло за несколько секунд, он был сзади меня, но подбежал и вцепился в волосы…
София замолчала и, наморщив лоб, уставилась перед собой, словно снова увидела страшную картину.
– Убийца держал его за волосы? – мягко спросила Сага.
– Вилле резко упал на колени после второго выстрела… убийца держал его за волосы, приставил пистолет к одному глазу. Боже, не могу поверить…
– Он потерял много крови, так?
– Очень много.
– Он был напуган?
– Ужасно напуган, – прошептала София. – Он хотел выиграть время, сказал, что это ошибка, у него в горле была кровь, и ему было трудно говорить, но он пытался сказать, что это ошибка, что пусть его оставят в живых.
– Что именно он сказал? Дословно?
– Сказал… “Ты думаешь, что все знаешь, но ты знаешь не все…” А убийца сказал… совершенно спокойно… что Рачен открыл дверь… Погодите, вот что он сказал: Рачен открыл дверь… и преисподняя поглотит всех… всех вас, вот что он сказал.
– Рачен?
– Да.
– Он не мог назвать какое-то другое имя?
– Нет… или… именно так оно прозвучало.
– Не похоже было, что министр знает, кто такой Рачен?
– Нет. – София закрыла глаза.
– Вспомни, что еще он сказал?
– Ничего. Я больше ничего не слышала.
– Что он имел в виду – “Рачен открыл дверь”?
– Не знаю.
– Рачен открыл дверь? И привел с собой преисподнюю ко всем? – громко спросила Сага.
– Прошу вас.
– Как, по-твоему?
– Я не знаю, – сказала София и вытерла слезы.
Сага быстро прошагала к двери, слыша, как София кричит ей в спину, что ничего не знает.
Глава 12
Шофер-телохранитель с неподвижным лицом взглянул в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что автомобиль сопровождения следует за ними.
Звук мотора, проходя через кузов министерского, созданного по специальному заказу “Вольво”, становился приятным урчанием.
Почти год назад служба безопасности приняла решение возить премьер-министра в бронированном автомобиле: почти четыре тонны, двенадцать цилиндров, четыреста пятьдесят три лошадиные силы. Скорость заднего хода превышала сто километров в час, стекла устроены так, чтобы удерживать пули, выпущенные из скорострельного оружия.
На просторном кожаном диванчике сзади сидел премьер-министр; большой и указательный пальцы левой руки лежали на закрытых глазах. Синий пиджак расстегнут, красный галстук косо лежит на рубашке.
Рядом с ним сидела Сага, все еще в мотокомбинезоне. Она не успела переодеться, тело было разгоряченным после ночи и утра. Страшно хотелось расстегнуть молнию до пупка, но приходилось воздерживаться – под кожаным костюмом все еще ничего не было.
На правом переднем сиденье находился высший руководитель службы безопасности – Вернер Санден. Схватившись за спинку сиденья правой рукой и развернувшись так, чтобы видеть премьер-министра, он докладывал о действиях службы.
Своим низким голосом он перечислил все, от момента, когда разбудили Сагу Бауэр и выставили заграждения на дорогах, до ускоренного осмотра места преступления и криминалистических отчетов, которые уже начали поступать.
– Дом привели в порядок, там не осталось ни следа того, что случилось ночью, – закончил Вернер.
– Я все думаю о семье, – тихо сказал премьер-министр и перевел взгляд на окно.
– Мы не посвящаем их в случившееся, это дело высшего уровня секретности.
– Вы утверждаете, что положение серьезное, – заметил министр, одновременно отвечая на смс.
– Да. Есть особые обстоятельства, из-за которых мы попросили о немедленной встрече.
– Но вам известно, что вечером я улетаю в Брюссель. У меня действительно нет времени на все это.
Сага почувствовала, что кожа комбинезона прилипла к потным ягодицам.
– Мы имеем дело с профессиональным или полупрофессиональным убийцей, который держится в рамках своего задания, – начала она и попыталась немного приподнять зад над сиденьем.
– Служба безопасности вечно верит в теорию заговора. – Министр снова посмотрел в телефон.
– Преступник использовал полуавтоматический пистолет с глушителем, который охлаждает газы, – продолжила Сага. – Он убил министра иностранных дел выстрелом в правый глаз и подобрал пустую гильзу, наклонился над трупом, приставил дуло к левому глазу, выстрелил и подобрал гильзу, повернулся…
– Ну ладно, ладно. – Министр посмотрел на нее.
– Убийца не стал отключать сигнализацию. Но, несмотря на то что вой перебудил всю округу и полицейские уже мчались туда, он остался на месте преступления и вынул пули из деревянного пола и стен, прежде чем покинуть виллу. Он знал, где расположены камеры наблюдения – его нет ни на одной записи… И я готова поспорить, что техники не найдут ничего, что подвело бы нас ближе к нему.
Сага замолчала, глядя на министра; тот отпил норвежской воды, поставил тяжелый стакан на лакированное дерево столика и провел рукой по губам.
Машина проплыла через дипломатический городок и покатила по северному Юргордену. Слева ширились поросшие травой поля Ердета. В семнадцатом веке здесь был военный плац, но в наши дни видны только собачники и прогуливающаяся публика.
– Так это была казнь? – хрипло спросил министр.
– Мы пока не знаем, в чем дело, но, возможно, речь идет о разновидности шантажа. Преступник пытался получить доступ к секретной информации, – пояснил Вернер. – Возможно, министра иностранных дел вынудили сделать какое-то заявление “на камеру”.
– Звучит не очень хорошо, – прошептал премьер-министр.
– Мы уверены, что речь идет о политическом терроризме, даже если никто не взял ответственности за преступление, – ответил Вернер.
– О терроризме?
– В доме министра находилась проститутка, – сказала Сага.
– У него свои сложности. – Премьер-министр слегка втянул воздух в ноздри орлиного носа.
– Да, но…
– Довольно!
Ворона сорвалась и улетела с дороги, закружились над землей несколько листьев, на выгоне под жидкой моросью стояла одинокая лошадь.
Сага покосилась на премьер-министра: взгляд у того был отсутствующим, рот напряжен. Пытается свыкнуться со случившимся? Убит министр иностранных дел из его кабинета. Может быть, сейчас он, напуганный, вспоминает, когда такое было в последний раз.
Серым осенним днем 2003 года тогдашний министр иностранных дел Анна Линдт с подругой зашла в магазин, где на нее напал мужчина, который нанес ей несколько ножевых ранений – в грудь, руки и живот.
Рядом с Анной Линдт не оказалось ни охраны, ни телохранителей. Раны оказались такими тяжелыми, что она скончалась под наркозом на операционном столе, получив до этого более восьмидесяти литров донорской крови.
Швеция тогда была другой страной – страной, где политики все еще считали себя вправе отстаивать социалистическую идею о международных приличиях.
– Но эта женщина, которой попользовался министр иностранных дел, – сказала Сага и посмотрела в глаза премьер-министру, – слышала фрагмент разговора, который заставляет нас думать, что это убийство – первое в череде запланированных убийств.
– В череде убийств? Что еще за череда такая? – Голос министра прозвучал громче обычного.
Глава 13
“Вольво” премьер-министра проехал по узкому каменному мостику через Юргордсбрунн, свернул налево и покатил вдоль канала. Гравий похрустывал под колесами; две утки вошли в воду и поплыли прочь от берега.
– Убийца говорил про Рачена, как если бы это был ключевой человек, – заметил Вернер.
– Рачен? – удивленно повторил премьер-министр.
– Мы думаем, что установили его личность. Это Салим Рачен, его приговорили к долгому тюремному сроку за преступления, связанные с наркотиками, – пояснила Сага и подалась вперед, чтобы кожаный костюм отклеился наконец от мокрой спины.
– Мы видим отчетливую связь между событиями этой ночи и шейхом Айяд аль-Джахизом, который руководит террористической группировкой в Сирии, – пояснил Вернер.
– У нас есть только эти фотографии Айяд аль-Джахиза. – Сага достала телефон.
На короткой видеозаписи немолодой человек с приятным лицом, седоватой бородой и в очках, улыбаясь, говорил в камеру так, словно читал лекцию внимательным школьникам.
– У него на очках брызги крови, – прошептал премьер-министр.
Шейх Айяд аль-Джахиз закончил свою речь и вскинул руки в благословляющем жесте.
– Что он сказал?
– Он сказал… “Мы будем волочь неверных за грузовиками и труповозками, пока не перетрутся веревки… Наша задача – найти лидеров, которые возьмут в руки бомбы и будут бросать их до тех пор, пока у них не исчезнут лица”.
Премьер-министр дрожащей рукой провел по губам.
Машина возвращалась через Лилла-Шётулльсбрунн к гавани, где швартовались небольшие суда.
– А служба безопасности в тюрьме Халль записала разговор, который Салим Рачен вел по незарегистрированному телефону, – сообщил Вернер. – Говорили по-арабски, о трех больших праздниках. Первый праздник – это когда убили министра иностранных дел… второй будет в среду, а третий – седьмого октября.
– Господи, – выговорил премьер-министр.
– У нас четыре дня, – подытожил Вернер.
Ветки, унизанные светло-зелеными листьями, стукнули по крыше. Машина круто свернула и покатила к телебашне на мысе Какнэс.
– Как вообще могло получиться, что вы не контролируете этого Рачена? – спросил премьер-министр и вытащил салфетку из коробки на дверце машины.
– Раньше у него не было связей ни с одной террористической сетью, – сказал Вернер.
– Значит, он стал радикалом в тюрьме. – Министр вытер шею.
– Да, так мы и думаем.
Дождь усилился, и водитель включил “дворники”. Пластины беззвучно стирали капли со стекла.
– И вы полагаете, я могу оказаться… одним из праздников?
– Риск существует, – ответила Сага.
– Значит, вы мне тут рассказываете, что кто-то собирается убить меня в среду. – Премьер-министр даже не пытался скрыть, насколько он взвинчен.
– Надо заставить Рачена говорить… надо узнать его планы прежде, чем станет поздно, – сказал Вернер.
– Так чего вы ждете?!
– Мы полагаем, что Салима Рачена нельзя допрашивать обычным способом, – попыталась объяснить Сага. – Он молчал на допросе пять лет назад и на суде не сказал ни слова.
– У вас же есть свои методы, всякие такие приемчики, разве нет?
– Чтобы сломать кого-то, может потребоваться много месяцев.
– Я занимаю довольно важный пост. – Премьер-министр рвал салфетку на мелкие клочки. – Я женат, у меня двое детей, я…
– Мы весьма сожалеем, – сказал Вернер.
– Именно сейчас вы нужны по-настоящему, так не говорите, что ничего не можете поделать!
– Спросите меня, что нам делать, – предложила Сага.
Премьер-министр удивленно посмотрел на нее и немного ослабил узел галстука.
– Что нам делать? – повторил он.
– Попросите шофера остановиться и выйдите из машины.
Они доехали уже до Луддена с его мрачными нефтяными цистернами. Длинная спина волнореза едва виднелась сквозь серый дождь.
Министр, хоть и выглядел озадаченным, подался вперед и попросил шофера остановить машину.
Дождь припустил сильнее, холодные капли шлепали по лужам. Шофер-телохранитель коротко переговорил с людьми из машины сопровождения и остановился перед пожарным депо.
Ехавший сзади черный “БМВ” тоже свернул и мягко затормозил.
Шофер вышел и остановился в паре метров от машины. Его форменная бежевая куртка в считанные секунды потемнела от дождя.
– Так что нам делать? – снова спросил премьер-министр и посмотрел на Сагу.
Глава 14
Тень от тучи медленно ползла по плоскому ландшафту; она перелезла ограду с колючей проволокой, скользнула по лужайке с пожухлой травой и семиметровой стене.
Рабочий день в отделении “Т” закрытого пенитенциарного учреждения Кумла закончился, и пятнадцать заключенных теснились в крошечном спортзале в конце коридора.
Гири, гантели, штанги – все, что можно использовать для нападения, – были здесь под запретом.
Заключенные расступились, когда в зал вошел Рейнер Кронлид со своим телохранителем из тюремной группировки “Братство”. Могущество Рейнера строилось на том, что он контролировал наркоторговлю в отделении; Кронлид охранял свое положение, словно ревнивый бог.
Он обходился без лишних слов; тощий мужчина тут же слез с велотренажера и быстро протер сиденье и руль бумажным полотенцем.
Неподвижный люминесцентный свет лежал на исцарапанных стенах, тяжело пахло птом и “Тигровым бальзамом”.
Несколько зстарелых наркоманов, как обычно, стояли у разделительной перегородки из плексигласа, двое албанцев из банды Мальмё кружили возле сложенного стола для пинг-понга.
Потемнело, когда туча наползла на бледное солнце.
Йона Линна закончил подтягиваться, отпустил перекладину под потолком, мягко спрыгнул на пол и глянул в окно. Пыльный солнечный свет снова залил спортзал. Зрачки сжались, серые глаза на несколько секунд сделались похожи на расплавленный свинец.
Йона был гладко выбрит, светлые волосы коротко, почти “ежиком” подстрижены, лоб наморщен, рот серьезен. Одет Йона был в голубую футболку, швы на накачанных мускулах расползлись.
– Еще один подход, а потом переходим к широкому захвату, – объявил Марко.
Марко, старый жилистый заключенный, взял на себя роль телохранителя Йоны по собственной воле. Отношения между группировками в отделении всегда были напряженные, и хотя сейчас здесь установилось хрупкое равновесие, Марко везде сопровождал Йону.
В зал вошел новый заключенный с костистым лицом. Он что-то прятал у бедра. Острые скулы, бледные губы, жидкие волосы собраны в хвост.
Вошедший был одет не для спортзала: ржаво-красная расстегнутая флисовая куртка обнажала татуированные шею и грудь.
Кто-то открыл дверь, и с внезапным сквозняком комок из пыли и волос скользнул по полу.
Тощий миновал последнюю камеру наблюдения, закрепленную под потолком, вошел в зал и остановился перед Йоной.
Один из охранников за перегородкой отвернулся, и дубинка, висевшая у него на бедре, проскребла по плексигласу.
Несколько заключенных повернулись спиной к Йоне и Марко.
Атмосфера сгустилась, все стали двигаться по-новому осмотрительно.
В тишине мелко и часто постукивала система вентиляции.
Йона снова встал под турником, подпрыгнул, ухватился за перекладину и подтянулся.
Марко стоял у него за спиной, свесив жилистые, покрытые татуировками руки.
Виски сводило, когда Йона раз за разом подтягивался, поднимая подбородок над перекладиной.
– Это ты легавый? – спросил человек с костистым лицом.
Пылинка медленно опускалась сквозь стоячий воздух. Охранник по ту сторону стекла перекинулся словом с кем-то из заключенных и пошел к посту.
Йона продолжал подтягиваться.
– Еще тридцать, – распорядился Марко.
Человек с костистым лицом, не отрываясь, смотрел на Йону. Пот блестел над его верхней губой, стекал мимо ушей, по щекам.
– Убью тебя, суку, – сказал он и напряженно улыбнулся.
– Nyt pelkn[1], – спокойно ответил Йона и подтянулся еще раз.
– Ты понял? – ухмыльнулся мужчина. – Ты понял, что я тебе сказал?
Он будет целить низко, подумал Йона. Попытается ударить под ребро. Стеклом почти невозможно никого зарезать, но если кусок стекла обмотать скотчем, он может проткнуть кожу и органы, прежде чем сломается.
Несколько заключенных, не торопясь, собрались возле плексигласовой перегородки; в их взглядах сквозило жадное любопытство. Их движения выражали сдержанную энергию. Заключенные на первый взгляд случайно встали так, чтобы загородить камеры.
– Ищейка, – прошипел тощий и посмотрел на других. – Вы знаете, что он легавый?
– Да ну? – улыбнулся один из зрителей и отпил из пластиковой бутылки.
На шее человека с потасканным лицом раскачивалась цепочка с крестом. Шрамы на внутренней стороне руки разъедены аскорбиновой кислотой, которую он использовал, чтобы растворять героиновую базу.
– Зуб даю, – подтвердил задира. – Он из уголовки, грязная свинья.
– Вот теперь понятно, почему все зовут его Легавым, – съязвил человек с пластиковой бутылкой и усмехнулся, глядя в пол.
Йона продолжал подтягиваться.
Рейнер Кронлид с невозмутимым лицом сидел на велотренажере. Взглядом стоячим, как у рептилии, он следил за развитием событий.
Один из албанцев ступил на беговую дорожку и побежал. Тесное помещение наполнилось стуком его ног и посвистыванием ленты.
Йона выпустил перекладину, мягко спрыгнул на пол и посмотрел на вооруженного.
– Ты позволишь предложить тебе несколько слов на подумать? – спросил Йона – приветливо, с неизменным финским акцентом. – Притворное неумение – дитя мудрости, иллюзорная слабость – дитя…
– Что ты несешь? – перебил мужчина.
После службы в десантных войсках Йону завербовали в Особую оперативную группу. В Нидерландах его обучали неконвенционному ближнему бою и применению инновационного оружия.
Лейтенант Ринус Адвокаат тренировал его для ситуаций, подобных этой. Йона точно знал, как отвести руку нападающего, нанести двойной удар крест-накрест по горлу и кадыку, вывернуть руку с осколком, ударить им в основание шеи и сломать острие.
– Заколи ищейку, – прошипел заключенный из “Братства” и рассмеялся. – Не посмеешь…
– Заткнись, – оборвал его мужчина помоложе.
– Заколи, – рассмеялся другой.
Заключенный с костистым лицом сжал осколок и начал приближаться; Йона взглянул ему в глаза.
Если его атакуют прямо сейчас, придется удержаться от того, чтобы провести серию движений, которые накрепко запомнило его тело.
Надо просто отвести руку нападающего, вывернуть, заставить выпустить оружие, а самого его бросить на пол.
Он сидел в тюрьме уже почти два года, и все это время ему удавалось держаться в стороне от драк; он собирался просто отбыть наказание и начать новую жизнь.
Йона повернулся спиной к человеку с заточкой.
Он обменялся несколькими словами с Марко, не спуская при этом глаз с задиры, все это время отражавшегося в окне, выходившем во двор.
– Я мог бы убить легавого. – Новый заключенный быстро дышал узким носом.
– Нет, не мог бы, – сказал Марко через плечо Йоны.
Глава 15
Прошло двадцать три месяца с тех пор, как Стокгольмский суд первой инстанции приговорил комиссара Йону Линну к тюремному заключению за подготовку вооруженного побега заключенного. В наручниках, кандалах и специальном поясе его доставили в уголовный приемник пенитенциарного учреждения Кумла.
Доставившие Йону сотрудники ведомства проверили его скудные пожитки, постановление суда и удостоверение личности. Далее Йону препроводили в регистрационную, раздели, взяли анализ мочи на наркотики и выдали тюремную одежду, постельное белье и зубную щетку.
После расследования, длившегося пять недель, его поместили в отделение “Т” – вместо особого отделения в Салтвике, где обычно содержались осужденные полицейские. Йоне предстояло провести ближайшие несколько лет в камере в шесть квадратных метров, с пластиковым полом, раковиной и маленьким окном с панцирным стеклом и решеткой.
Первые восемь месяцев Йона работал вместе с остальными заключенными в большой прачечной. Он познакомился со многими из своего отделения, рассказывал каждому о своей работе в уголовной полиции, о суде и приговоре. Он знал, что сохранить прошлое в тайне ему не удастся. Когда в отделении появлялся новый заключенный, остальные очень быстро устраивали так, чтобы приговор становился известен.
Йона спокойно относился к большинству группировок в отделении, но держался на расстоянии от “Братства” и его главаря, Рейнера Кронлида. “Братство” было связано с крайними экстремистскими группировками, занималось крышеванием и торговлей наркотиками в больших тюрьмах.
После лета Йона собрал вокруг себя девятнадцать других заключенных, которые хотели учиться дальше. Они образовали кружок и поддерживали друг друга. За все время обучение бросили всего двое.
Из-за однообразных рутин тюрьма ощущалась как какой-то медлительный механизм. Одинаковые двери камер открывались в восемь утра и запирались в восемь вечера. Каждое деление циферблата, по которому прыгала стрелка, уносило еще одну частицу жизни.
Едва утром жужжал автоматический замок, Йона выходил из камеры, принимал душ и завтракал. Потом все отделение спускалось в ледяной кульверт, который, словно канализационная система, соединял разные отделения тюрьмы.
Заключенные проходили перекресток с закрытым киоском, ждали, пока откроются двери, шли по кульверту дальше.
Ребта из Мальмё кончиками пальцев суеверно крестились на настенное изображение Златана Ибрагимовича, после чего скрывались в направлении мастерской, где работали с порошковой лакировкой.
А группа тех, кто учился, направлялась в библиотеку. Йона прошел уже половину курса – он учился на садовода, а Марко наконец освоил курс гимназии. Подбородок у него дрожал, когда он сообщил, что дальше собирается заняться естественными науками.
Этот день мог оказаться одним из череды однообразных тюремных дней. Но для Йоны он не был таким – сегодня Йона встречался с Валерией де Кастро, и после этой встречи его жизнь сделала неожиданный и опасный поворот.
На стол в комнате для посетителей Йона поставил кофейные чашки и десертные тарелки, разгладил заломившуюся салфетку и включил кофеварку на маленькой кухне.
Услышав, как звенят ключи по ту сторону двери, он поднялся со стула, чувствуя, как забилось сердце.
На Валерии была темно-синяя блуза в белый горошек и черные джинсы. Собранные в хвост темно-русые локоны вились мягким серпантином.
Она вошла, остановилась перед ним, подняла глаза.
Дверь закрылась, повернулся замок.
Они долго стояли и смотрели друг на друга, прежде чем прошептали друг другу “здравствуй”.
– Мне до сих пор странно, когда я вижу тебя, – сказала Валерия с былой робостью в голосе.
Она смотрела на Йону блестящими глазами; взгляд прошелся по обуви с тюремной отметкой, по серо-голубой футболке с песочного цвета рукавами и по вытертым коленкам мешковатых штанов.
– Угощение у меня скудное, – сказал Йона. – Вот, печенье с джемом и кофе.
– Печенье с джемом, – кивнула она и немного поддернула джинсы, прежде чем сесть на стул.
– Довольно вкусное, – улыбнулся он, и ямочки на щеках стали заметнее.
– Откуда в тебе столько очарования?
– Это все из-за одежды, – пошутил Йона.
– Ну да, – рассмеялась она.
– Спасибо за письмо, оно пришло вчера. – Йона сел по другую сторону стола.
– Прости, что я так осмелела, – пробормотала Валерия, покраснев.
Йона улыбнулся. Валерия тоже широко улыбнулась, глядя в стол, потом снова подняла взгляд.
– Но какая гадость, что тебе отказали в увольнениях… кстати, – сказала Валерия и снова улыбнулась так, что подбородок пошел складками.
– Через три месяца сделаю новую попытку… а иначе – подам заявление о разрешении вентиляционного отверстия, – пояснил Йона.
– Все получится, – кивнула она и погладила его руку, лежавшую на столе.