Заклятая невеста Эльденберт Марина

14

– Платье не сделает тебя королевой, смертная, – фыркнула Ирэя, когда мы встретились в ее покоях.

Ее свита смотрела на меня сверху вниз, точнее, порывалась: сложно посмотреть сверху вниз на того, кто точно так же смотрит на тебя.

Во взглядах остальных фрейлин читались злоба и раздражение, во взглядах мужчин к снисходительности примешивалось вожделение. Что ж, значит, я сделала правильный выбор: к непроглядно-черной ткани, символизирующей Двор Смерти и ночь, добавилось золото солнца, с которого начинается новый день. Узкий прозрачный лиф оплетали ветви и листья, раскаленные, словно залитые медовым закатным светом. Эти же листья стекали по рукавам, расходящимся полупрозрачной черной дымкой. В ткань юбки, искрящуюся золотом, напротив, вплеталась Глубинная Тьма. Когда я двигалась, это выглядело так, словно она пожирает цвет, разрушая его изнутри.

Это платье для меня приготовил Золтер, я должна была его надеть после ночи у Арки, уже будучи королевой. Символизировало оно именно ночь схождения луны и солнца и власть смерти, впитавшей жизнь.

– Посмотрим, – сказала я, и улыбка сбежала с губ принцессы.

Подозреваю, что она позволила мне появиться в нем исключительно потому, что хотела сделать пакость кузену и насладиться выражением его лица. Что же, это мне тоже было более чем на руку.

– Не забывайся, – жестко произнесла Ирэя. – Сегодня ты отдаешь мне долг, и именно ты моя фрейлина.

– Все так. – Я кивнула. – И долг я вам верну сполна.

Судя по взгляду принцессы, ей эта идея с каждой минутой нравилась все меньше, а вот мне – все больше. Когда понимаешь правила игры, играть становится даже забавно. Особенно с теми, кто откровенно на это нарывается.

– Надеюсь на это, – холодно сказала она и приказала: – Следуйте за мной.

Я шагнула вперед, когда одна из фрейлин резко оттолкнула меня в сторону, на ходу бросив: «С дороги, смертная». По толпе присутствующих пронесся общий смешок, а я обернулась к идущему за мной элленари. На лице его играла скабрезная улыбочка, которая погасла в тот же миг, когда он расстался с пристегнутым к поясу кинжалом. У остальных улыбки увяли, когда я вцепилась в роскошную прическу оттолкнувшей меня девицы, вжимая кинжал в ее горло. Оглушительный визг и плеснувшая в меня общая ярость прокатились над нами мощной волной.

Шагнувшего ко мне владельца кинжала остановила, как ни странно, принцесса. Обернувшись, Ирэя вскинула руку, и тот словно запнулся, отступил назад.

– Извинись, – холодно приказала я.

– Я тебя убью, – прошипела фрейлина, не имеющая возможности дернуться. – Это найрийская сталь, у меня останется шрам!

– Повторять не стану, – спокойно сказала я и вдавила сталь, какой бы она там ни была, в кожу еще сильнее.

– Ваше аэльвэйство! – сдавленно прошептала элленари, глядя на Ирэю, но та не пошевелилась.

После этого на просторную гостиную принцессы упала еще и тишина. Долгая, напряженная и тяжелая, в конце которой все-таки раздался сдавленный ненавидящий шепот:

– Прошу прощения.

Я отняла кинжал и разжала руку, с силой оттолкнув девицу к стене.

– Это ваше. – Вернула оружие в ножны застывшего элленари и направилась к Ирэе.

Девица у стены сверлила меня ненавидящим взглядом, хотя со шрамом она погорячилась. Капелька выступившей на коже крови была крохотной, а вот злоба в ее глазах – бескрайней, как Аурихэйм. Она бросилась на меня, но Ирэя вскинула руку, и элленари отшвырнуло к стене. Вспышка магии отозвалась во мне, хотя не должна была, кожу под браслетами обожгло сотнями игл.

– Ваше аэльвэйство, – всхлипнула фрейлина, поднимаясь, – за что?!

– Ты позволила смертной застать себя врасплох, – презрительно процедила Ирэя. – Останешься здесь.

– Но…

– Останешься здесь! – резко повторила принцесса. – Остальные следуйте за мной. И если из-за ваших глупостей мы опоздаем…

Она не договорила, но глупостей больше не последовало. Меня не пытались толкать, ко мне вообще больше не приближались, а зацепить пытались разве что шепотками и то и дело долетавшим до меня «смертная», сказанным настолько презрительно, насколько это вообще возможно. Времена, когда это могло меня задеть, давно остались в прошлом, сейчас я шла, как могла бы идти королева, – расправив плечи и отставая от Ирэи ровно на полшага, как того требовал этикет. По крайней мере, этого требовал этикет Энгерии, какому этикету подчиняется Аурихэйм, мне было неизвестно.

Гораздо больше меня волновала предстоящая встреча, хотя мне почти удалось себя убедить в том, что волновать меня она не должна. Нет причин беспокоиться из-за встречи с тем, кто выдает себя за другого и кто по природе своей не способен испытывать никаких чувств. Причин нет, но я все равно не могла избавиться от странного чувства и легкого покалывания под браслетами.

Прическу мне делала Лизея, и, как выяснилось, в том, что касается управления магией красоты, она мало чем уступает магистру.

– Это мое увлечение, – призналась элленари. – Я с детства любила делать прически и помогать остальным становиться красивее.

Не знаю, как насчет остальных, но мне Лизея сотворила невероятную красоту, собрав часть волос наверх, а часть оставив распущенными, позволяя им спадать по плечам крупными волнами. Сверху она украсила их необычными крохотными камешками, напоминающими звезды.

– Это роакариз, – сказала она. – Его еще называют подземной искрой. Говорят, он приносит удачу.

В ту минуту мне почему-то вспомнился мой первый бал и подарок Винсента – неброское колье и изящный браслет с сердоликом, самое то для дебютантки. В нашем мире сердолик называли солнечным камнем, считалось, что он защищает от любого зла и изгоняет любую тьму. Тем не менее тьму из сердца Майкла и мое зачарованное им увлечение, подарочек Золтера, он изгнать не сумел.

Об этом я, разумеется, не стала говорить Лизее, девушка действительно старалась, поэтому я с благодарностью приняла украшения, в том числе и серьги.

Нас традиционно не объявляли, но стоило Ирэе шагнуть в зал, сквозь музыку пробилась волна возбужденных голосов, которые мгновением позже затихли. Я хорошо помнила, как в свадебном платье вошла в этот зал с Льером и как Золтер приблизился к нам, но на этот раз все по-другому.

Золтер мертв.

Льер в черной одежде, в его облике восседал на троне. На груди его серебром горел медальон, и это серебро растекалось во тьму его наряда, вплетаясь в нее прожилками паутины. Он повернулся к нам, когда мы спускались по лестнице, и живой коридор расступился, пропуская принцессу со свитой к ее повелителю.

Впрочем, на Ирэю Льер не смотрел.

Он смотрел на меня.

Медленно поднялся с трона, взглядом скользя по подолу и складкам юбки, напоминавшим ожившую тьму, по лифу, по груди, прикрытой цветами и листьями, по губам, чтобы наткнуться на ответный взгляд в упор. Сегодня я не собиралась отводить глаз и не собиралась их прятать. Ни от кого.

Стоявшая рядом с троном девица, та самая, черноволосая, которая очень заинтересовалась моим присутствием, когда мы собирались на охоту, сжала кулаки. Похоже, сюрприз Ирэи ей пришелся не по вкусу, равно как и Льеру. В том, что ему не по вкусу, сомневаться не приходилось: скулы обозначились резче, глаза сверкают так, что можно затушить все магические искры, освещающие полутемный зал.

– Кузен. – Ирэя заговорила первой, когда приблизилась. Голова чуть опущена, взгляд из-под ресниц, глаза сверкают нескрываемым ехидством.

Я обратила внимание на то, что реверансы здесь не в чести, все больше поклоны или вот такие вот полупоклоны. Именно в эту минуту я почему-то вспомнила, что Ирэя набросилась на меня из-за Льера.

Между ними что-то было?

– Кузина.

– С рождением Великого Двора. – Она ослепительно улыбнулась.

– С рождением Великого Двора, – отозвался он.

Судя по всему, это и был местный аурихэймский этикет, мне же оставалось только стоять чуть позади с остальными.

Взгляд Льера метал молнии, причем непонятно, кому этих молний доставалось больше, мне или Ирэе. Как ни странно, сейчас я подумала о том, что глаза Золтера напоминают темное, пронизанное вспышками небо, скрытое от нас за густой пеленой занавесей, а глаза Льера – как глубокая ночь, лишенная звезд. Эта глубокая ночь сейчас утопила во тьме даже молнии, особенно когда он обошел Ирэю, направляясь ко мне. Шаги ввинчивались в музыку гулким чеканным эхом, разрывая ноты в клочья. Их сила отражалась от стен и взлетала под своды бального зала, украшенного соответственно случаю.

Иссиня-черные жилы сплетались лозами, искрились тьмой боевые шары. Тонкие нити серебра растекались по стенам, создавая завораживающую, потустороннюю атмосферу. Сегодня здесь было место даже виеррахам, стелющимся вдоль стен и по полу черным туманом, а над нашими головами, под самым потолком, раскрывалась пропасть Глубинной Тьмы, символизирующей непобедимую бесконечность смерти.

– С рождением Великого Двора, ваше аэльвэрство. – Мой голос разорвал тишину, воцарившуюся после того, как Льер остановился напротив свиты.

Ноздри его едва уловимо шевельнулись, а потом он протянул мне руку.

– Первый танец, – пронесся по залу шепот, подхваченный сотнями голосов. – Он приглашает смертную на первый танец.

Тем приятнее было ответить, глядя ему в глаза:

– Прошу прощения, ваше аэльвэрство. Но сегодня я не танцую.

Последнее мое заявление снова оборвалось тишиной. Такой, что слышно было наше дыхание: мое и его, и биение сердец. Наверное, если бы положила ладонь ему на грудь, я бы почувствовала, как оно колотится и его осязаемые, глубокие сильные рывки отзываются во мне.

Черты его лица заострились, становясь хищными, и в этот миг к нам приблизилась Ирэя.

– Кузен. Моя фрейлина сегодня отказывается танцевать, потому что обещала провести весь вечер рядом со мной.

– Ваша фрейлина? – Тяжелый взгляд перетек на принцессу.

– Да, – ответила я за Ирэю и раскрыла ладонь, позволяя магической печати вспыхнуть ярче. – Это мой долг, ваше аэльвэрство. Кроме того, вы желали видеть меня на празднике, и я сочла правильным исполнить ваше общее с ее аэльвэйством желание.

Льер коротко взглянул на меня. Потом – снова на принцессу.

– Если с ее головы упадет хотя бы волос…

– Я помню, кузен, – отмахнулась она. – Ее долг только в том, чтобы скрасить мне эту ночь, великую ночь для нашего Двора. Кроме того, я бы не беспокоилась за ее волосы: аэльвэйн Лавиния чуть не выдрала Отри их все, а после чуть не перерезала ей горло кинжалом из найрийской стали.

После этого в зале стало еще тише. Если до этого смотрели преимущественно на Льера с Ирэей (после несостоявшейся экзекуции всем было интересно, какой будет их следующая встреча), то сейчас взгляды потянулись ко мне. Уже не мимолетные, гораздо более внимательные. Жестокая сила и опасные развлечения всегда представляли для элленари живой интерес.

– Это правда, аэльвэйн? – Голос Льера был голосом Золтера, возможно, именно поэтому было так легко податься вперед и доверительно прошептать:

– Сильной женщина становится там, где рядом с ней нет сильного мужчины.

После чего я повернулась к Ирэе.

Взмахом руки принцесса приказала нам следовать за ней.

– А ты не так проста, смертная, – проронила она на ходу.

– Я же обещала вернуть долг сполна.

Ирэя усмехнулась.

– Возможно, мы могли бы подружиться, Лавиния. – Она бросила на меня взгляд через плечо.

Это замечание я предпочла оставить без ответа по одной простой причине: несмотря на все заявления Льера, кривить душой не любила и не хотела. Дружбы с той, кто на глазах у детеныша убивает раненую мать, пусть даже опасного зверя, у меня не получится.

– Ваше аэльвэйство! – К нам стремительно приблизился элленари.

Форма, знакомая мне, выдавала в нем одного из главнокомандующих, узор на скулах ложился тонкими завитками.

– Наргстрен! – Принцесса снова ослепительно улыбнулась. Настолько ослепительно, что огонь ее платья, тон в тон с волосами, померк перед этой улыбкой. – Я думала, ты отправился на границу.

– Отправлюсь. Завтра.

Он склонился, целуя тонкое запястье, и в глазах элленари я увидела голод. Тот самый голод, испытываемый мужчиной рядом с давно желанной женщиной, которую не в силах получить.

– Я буду скучать. – Ирэя произнесла это, чуть подавшись к нему.

– У нас впереди целый вечер.

Короткий взгляд элленари – теперь уже выражающий гораздо больше, чем просто жажда обладания.

Ирэя тоже была с заговорщиками?!

Если это так, почему Льер ничего ей не сказал? Почему он вообще ничего не сказал – своим же, почему? Ведь их план удался… почти. Судя по тому, что они до сих пор ничего не знают, личина Золтера в их план не входила. Так почему? Почему он под ней скрывается? Почему молчит?

Вопросов становилось все больше, но, почувствовав на себе пристальный взгляд Наргстрена, я мигом выкинула их из головы. «Когда леди слишком много думает, – говорила матушка, – у нее становится такое выражение лица, которое джентльмены могут неверно истолковать». В общем, сейчас я сделала именно то самое выражение, которое джентльменам истолковывать необязательно: очаровательная светская улыбка и хлопанье ресницами всегда срабатывало в Энгерии. В Аурихэйме… ну, признаюсь честно, я раньше не пробовала.

– Аэльвэйн Лавиния, – Ирэя не спешила отнимать руку, – моя фрейлина на сегодняшний вечер. Наргстрен Райландер, один из самых выдающихся главнокомандующих в армии моего кузена.

То, что мне оказали великую честь, сообщив имя главнокомандующего, я поняла. Видимо, Ирэе очень нужно было мое расположение… временно или же усыпить мою бдительность. Тоже временно. Для чего – разберемся.

– Приятно познакомиться, аэльвэр Райландер, – кивнула я.

Руку мне, разумеется, целовать не стали, но я успела отметить, как цепкий взгляд прошелся по мне от макушки до пяток.

– Ваш кузен не перестает удивлять, ваше аэльвэйство.

– Это почему же? – Ирэя поиграла пальчиками, которые только что были в его ладони.

– До настоящего вечера он прятал аэльвэйн Лавинию от всех.

– Поверь, он бы прятал ее и дальше. Но она задолжала мне… долгая история.

В том, чтобы присутствовать при разговоре, во время которого о тебе говорят в третьем лице, есть немало преимуществ. В частности, когда о тебе забывают, можно отметить много всего интересного. Например, взгляд Наргстрена, которым он обменялся со стоящим чуть поодаль элленари: тем самым, которого целовала Лизея перед охотой. Мое предположение о том, что именно он участвовал в заговоре, подтвердилось, и сейчас я постаралась получше запомнить его лицо. Волевое, нос с широкими крыльями и грубоватый подбородок. Миндалевидный разрез глаз и волосы цвета смешанного с пеплом угля.

– Просить тебя о танце именно сейчас, я полагаю, бесполезно? – Наргстрен кивнул на зал, в котором вокруг танцующего с темноволосой элленари Льера вился хоровод элленари.

Я видела такое впервые, когда все желающие танцевать просто окружили главную пару, партнеры передавали партнерш другим мужчинам, те подхватывали их и кружили, не отпуская предыдущих. От грохота каблуков и смеха даже музыку было едва слышно.

Что касается Льера… я помнила, каково это – танцевать с ним.

Всеобщее безумие и веселье его и темноволосой элленари словно и не касалось – отталкивалось от кружащейся в танце пары, словно от магического щита. Они двигались быстро и слаженно, и его ладонь, которой он направлял темноволосую, вжимал ее в себя, почему-то сейчас обжигала меня. Я отвернулась в тот момент, когда Ирэя произнесла:

– Да. Это развлечение давно утратило для меня свою прелесть.

Она взмахнула рукой, и прямо перед ней возник бокал с вином, едва не выплеснувшимся на огненно-алое платье.

– Мне остается только ждать утра?

– Не думаю, что ждать придется так долго. Заглядывай, когда закончится пляска. – Ирэя кивнула, и мы вместе с ней направились к ложе, видимо обустроенной специально для принцессы.

Что ни говори, а ложа была огромной: просторная, она занимала большую часть дальней стены зала, по соседству с фонтаном. В фонтане плескались рыбки… правда, фонтан был не совсем обычным и рыбки тоже. Иссиня-черная дымка смерти взлетала и рассыпалась брызгами со звуком, больше напоминавшим шипение клубка змей, чем плеск воды. Рыбки были призрачными (ничто другое в этом фонтане не выжило бы), серебристые, помахивающие вуалью хвостов и плавников, они выпрыгивали из тьмы, чтобы тут же нырнуть поглубже.

Вместо привычных кресел в ложе принцессы были разбросаны подушки, а по центру расстелено огромное пуховое покрывало. Расставленные между подушками блюда ломились от фруктов и ягод – диковинных, которых я раньше никогда не видела, и прочей еды. Что касается вина, то оно лилось рекой. Буквально.

В отличие от призрачного фонтана река плескалась как настоящая. Только цвет у нее был рубиновый и, когда кто-то из свиты Ирэи зачерпывал из нее бокалом, шипела магической дымкой.

– Сюда, – указала Ирэя на покрывало, на котором устроилась. – Будешь со мной принимать гостей.

Поразительно, но оно не пропускало ни частицы холода, исходящего от этого замка.

Я опустилась рядом, тем более что это место показалось мне гораздо более выгодным, чем любая из подушек. Чуть поодаль от нас элленари, у которого я позаимствовала кинжал, уже задирал юбку одной из фрейлин.

Стараясь отрешиться от доносящихся с той стороны звуков, я отвернулась.

– Не нравятся наши развлечения, смертная? – лениво поинтересовалась Ирэя, отщипывая ягодку от грозди. Она напоминала сиреневую малину или ежевику, но росла почему-то как виноград.

– Не думаю, что мое мнение что-то изменит, – заметила я.

– Не изменит, – хмыкнула Ирэя. – Но разве тебе хоть раз не хотелось сбросить маску благопристойности?

– Не хотелось, – покачала головой я. – Возможно, потому, что это не маска.

Принцесса отвлеклась на поданный фрейлиной бокал с вином, а в следующий миг к нам уже подошли. И это было только начало, придворные спешили выразить свои заверения в глубокой преданности Двору и королевской крови, поздравить Ирэю лично и восхититься тем, как прекрасно она выглядит.

Выглядела принцесса и впрямь роскошно: огненные локоны текли по округлым плечам лавой, чувственные губы, чуть приоткрытые, манили к ним прикоснуться. Я видела вожделение в глазах мужчин (а зачастую и женщин), вожделение, перетекающее от нее ко мне и обратно, чувствовала, что с каждой минутой мне становится все жарче и все сильнее кружится голова. Должно быть, дело было в духоте.

Густой, вязкий аромат благовоний, который тянулся над ложей, смешивался с тонким горьковатым запахом. Не сразу поняла, что он исходит от растений, похожие я уже видела в комнате Льера, когда узнала его тайну, но сейчас смогла рассмотреть поближе. Тонкие стебли напоминали прутья, листья – металлические пластины. Венчали их раскрытые цветы: черные с фиолетовым лепестки сходились в окруженной зубцами сердцевине.

– Ахантарии, – заметив мой взгляд, произнесла Ирэя. – Их аромат привлекает жертву, и стоит к ним наклониться…

Принцесса бросила ягодку, и лепестки цветка сомкнулись с жутким хрустом.

– Вот так. Очаровательные создания. Хочешь вина?

Я покачала головой.

Не пить. Не есть.

Сегодня ночью это было правило выживания: по крайней мере, я не настолько наивна, чтобы принять что-то из рук Ирэи. Что бы то ни было, даже с тарелки, стоящей в этой ложе.

– Ты слишком напряжена, смертная. – Она коснулась моего плеча, провела ладонью по обнаженному участку кожи, заставив его вспыхнуть огнем. – Тебе нужно расслабиться.

Мне нужно на свежий воздух.

Я отчетливо это поняла в тот миг, когда взгляд сидевшего рядом элленари с короткой стрижкой и узором-молнией на черной рубашке показался мне затягивающим. Что-то подобное я испытывала рядом с Льером на балу в Мортенхэйме, когда все происходящее кажется нереальным. Мир перед глазами на миг подернулся дымкой, потом стал прежним, но еще более горячим. Мне казалось, что по венам вместо крови бежит огонь, нанесенный Золтером узор раскаленными крючьями впивался в кожу.

Нет, это уже совершенно точно не к месту.

С трудом справившись с головокружением, превращающим зал в карусель, я поднялась. Поискала Льера взглядом и не нашла. Если поначалу от зала нас отделяли желающие поздравить принцессу элленари, то сейчас обзор был отличный. Закончилась и пляска, но трон был пуст. Пламя волос Золтера не полыхало нигде.

– Ищешь кузена?

Повернулась к Ирэе, она улыбалась.

– Найтриш предпочитает развлекаться в уединенных местах, а ей он никогда не мог отказать.

Странное чувство, сдавившее грудь, обожгло. Прокатилось по коже, заставляя плотно сжать губы: мысли о том, как ладони Льера скользят по плечам другой женщины, оказались более чем живыми. Я вдруг представила картину, как и без того фривольное платье падает к ее ногам и как она льнет к Льеру, скользя обнаженным телом по грубой ткани одежды.

Давящее чувство усилилось, но его смыло жаркой волной, прокатившейся по всему телу и собравшейся томительной тяжестью внизу живота.

– Мне нужно на воздух, – сказала я, чувствуя, что здесь этот воздух становится слишком вязким. Слишком горячим, как полуденный зной где-нибудь в каменных кишках Лигенбурга.

– На воздух? – изумилась Ирэя. – А ты дойдешь?

Я сделала шаг и поняла, что меня повело. Пришлось ухватиться за столбик, поддерживающий ложу принцессы.

– Ох, и правда нужно. Кажется, аэльвэйн Лавинии дурно. – Насмешка в ее голосе была откровенной. – Нияр, проводи. Проследишь, чтобы с ней ничего не случилось. Ничего такого, чего она сама не захочет…

С подушек поднялся тот самый элленари, чей кинжал позволил мне поставить на место одну из фрейлин, но сейчас его черты казались далекими и смазанными, расплывались перед глазами.

– Аэльвэйн. – Он протянул мне руку, и мне пришлось на нее опереться.

Пришлось, потому что без его помощи я не сделала бы и шага, но от короткого прикосновения в тело словно ударила молния. Я поняла, что умру, если сейчас он меня отпустит, поняла, что не смогу жить без его запаха, без этого скользящего по телу многообещающего взгляда, без губ – пухлых и чувственных.

Это странное чувство пугало и завораживало, желание стать еще ближе к нему было нестерпимым. Мы шли через зал, и все, о чем я сейчас могла думать, – это о том, как двери за нами захлопываются, как он прижимает меня к стене и скользит губами по моей шее, спускаясь все ниже и ниже, к лифу, укрытому под вуалью листьев, как платье царапает кожу, когда Нияр стягивает его с меня.

Все это было настолько живо, что я сама потянулась к нему, стоило нам выйти из суеты праздника.

– Не здесь, – хрипло произнес он, скользнув пальцами по моему подбородку и раскрывая мои губы.

Не знаю, сколько мы прошли коридоров, прежде чем меня толкнули в нишу, вжимая в ледяной камень. Ладони скользнули по моей юбке, задирая ее, прохладный воздух обжег разведенные коленом элленари ноги. В противовес этому предплечье горело огнем, словно спираль узора сжималась все сильнее, но мне было все равно. Единственное, что было важно, – мужчина напротив, единственное… И я подалась к нему, чувствуя, как его ладонь скользит по внутренней стороне бедра. Потянулась за раскрытыми губами, желая прильнуть к ним, когда Нияр отлетел в сторону. Юбка с шелестом осела вниз, а я вскинула голову и наткнулась на полыхающий яростью взгляд Золтера.

То есть Льера.

– Она сама… – Элленари попятился. – Ваше аэльвэрство, вы сами видели: она не возражала. Она…

– Что с ней? – Ярость в этом голосе хлестнула даже меня.

– А… ахантария, – сдавленно пробормотал Нияр, отступая. – Ирэя распорядилась…

Договорить он не успел: шипящая удавка Глубинной Тьмы захлестнула его шею, впиваясь в кожу с невиданной мощью. Смерть ударила в нее с силой, от которой холодом полоснуло пространство. Лицо элленари стремительно почернело, не только лицо, но и руки, одежда, он весь, чтобы спустя миг рассыпаться тленом. Я смотрела, как в воздухе кружатся серебристые хлопья – единственное, что от него осталось. В следующий миг Льер уже шагнул ко мне.

Вспышка портала – и мы оказались в комнате, лицо Золтера стремительно менялось, за несколько ударов сердца волосы почернели, впитывая ночную синеву. Я смотрела ему в лицо, чувствуя, как кожа горит под платьем, как с каждым вздохом становится все тяжелее просто смотреть.

Потянулась, чтобы коснуться ладонью его лица, повторить знакомый узор на скуле, но Льер перехватил мою руку. Одно прикосновение – и от меня почти ничего не осталось, я падала в глубину его глаз, сгорая от желания почувствовать его губы на своих. Если бы он меня не удерживал, поцеловала бы сама, но он удерживал, не позволяя прикоснуться к себе, и лицо его словно продолжало меняться: плотно сжатые губы, дрожащие крылья носа. Нет, он оставался собой, и в минуту, когда я это поняла, Льер меня все-таки поцеловал. Просто рывком подался вперед, сокращая расстояние между нами.

Удар сердца вышел невыносимо долгим, гораздо более долгим, чем предыдущие.

Скольжение губ по губам отозвалось во мне стоном – глубоким и низким, от которого по телу прокатилась новая волна жара. От него или от прикосновения сильных пальцев к щеке, от глухого и хриплого:

– Лавиния…

Платье все-таки сползло вниз, обнажая ставшую чувствительной кожу, но этого я уже почти не почувствовала. Зато почувствовала касание жесткой ткани к груди. Всхлипнула, когда он подхватил меня на руки, и второй раз – когда спиной коснулась ледяной ткани покрывала.

– Тсс… – Льер дотронулся до моих губ. – Тихо.

И я, сходя с ума от этого прикосновения, раскрыла рот, позволяя пальцам скользнуть глубже. Не то рычание, не то сдавленный стон отозвались во мне каким-то странным животным наслаждением, почти болезненным, поэтому, когда он убрал руку, я протестующе всхлипнула и широко распахнула глаза.

Его глаза сейчас напоминали провалы: глубокие и бесконечные, в которых смутно читалось… что-то, но я не хотела читать. Я хотела его, целиком, без остатка, хотела чувствовать его в себе, чувствовать, чувствовать, чувствовать… Всей кожей, всем телом, внутри и снаружи.

Поэтому вскрикнула, когда его пальцы скользнули вниз. Не только пальцы, когда он коснулся меня губами, я выгнулась на покрывале, сминая холодную ткань дрожащими руками. Сумасшедшие, острые прикосновения отзывались внутри болезненно-сладкими, тянущими ощущениями. Движения ладони и языка, поначалу неспешные, с каждым мгновением становились все более резкими, жесткими, обжигающими.

До той минуты, пока его пальцы не скользнули внутрь, и тогда я закричала.

Выгибаясь, комкая покрывало, стягивая его под себя. Содрогаясь от яркого болезненного наслаждения, чувствуя, как сильные ладони скользят по моим бедрам. Льер приподнялся, вглядываясь в мое лицо, а после одним движением притянул к себе, укрывая всем телом, обнимая, впитывая каждую частичку моей дрожи.

Это было последнее, что я запомнила, потому что после головокружительно-сладкой истомы упала в его руки. И в глубокую, непроглядную темноту.

15

Пробуждение началось с ласкового прикосновения: это прикосновение было тем самым, от которого у меня всегда заходилось сердце. Жизнь тянется к солнцу, поэтому я редко просила служанок задернуть на ночь портьеры. Почти каждое утро для меня начиналось с первой утренней ласки, со скольжения солнечного света по коже, даже зимой. Подушка пахла цветами, и мне не хотелось открывать глаза, такой теплой и мягкой она была. Покрывало, напротив, холодило горячую после сна кожу, и я поплотнее завернулась в него, улыбаясь. Давно у меня не было такого хорошего настроения, как сегодня. Давно я не чувствовала себя настолько живой, настолько наполненной магией, что все внутри звенело от счастья.

Пожалуй, надо будет сказать Луизе, что я не прочь выбраться в Лигенбург, только бы погода не подвела. Но, судя по солнышку, весна все-таки вернулась в Энгерию, а значит…

– Аэльвэйн Лавиния.

Я моргнула и широко распахнула глаза.

Лизея с подносом в руках стояла рядом с моей кроватью. На нем дымился в чашке какой-то резко пахнущий отвар. Лицо элленари светилось от радости, и, как я поняла, не только от радости, но и от… солнца. Оно разогревало иней ее волос, бликами отражалось от сияющей пудры на коже.

Рывком отбросила покрывало, спрыгнула на пол и бросилась к окну. Занавеси были прикрыты неплотно, и я раздвинула их, чтобы увидеть залитое ослепительным солнечным светом море. Оно простиралось до самого горизонта, играя всеми красками синевы, в горах, обычно запечатанных серой туманной дымкой, сейчас сверкала зелень молодой листвы. Небо было высоким и чистым, без единого облачка, и еще не было ни одной молнии.

Не в силах поверить в то, что вижу, повернулась к Лизее.

Она по-прежнему держала в руках поднос, а потом, опомнившись, поставила его на столик.

– Это для вас, моя королева.

Что?!

Я перевела взгляд на руку, на которой сиял… брачный браслет. Узора, который нанес Золтер, не было, хотя я могла поклясться, что предплечье под ним горит.

– Восстанавливающее силы горячее зелье, – она кивнула на чашку, – поможет прийти в себя и взбодрит. Отдыхайте, а я пока принесу завтрак. Сегодня у вас очень важный день.

Элленари поклонилась и вышла, я же смотрела ей вслед, пытаясь осознать происходящее. То, что творилось за окном, ничем не напоминало знакомый мне Аурихэйм, но то, что творилось в этой комнате… Я обвела взглядом спальню. К черному и серебру в интерьере примешивались белый и кремовый. Нет, это определенно не мои покои, хотя на кушетке в изножье свернулся разомлевший на солнышке бъйрэнгал. Заметив мой взгляд, котенок завалился на спину, кверху пузом, облизнулся и продолжил спать. Судя по всему, Лизея уже покормила его и сводила на прогулку.

Решительно не понимая, что происходит, я мысленно вернулась к вчерашнему вечеру, словно вымаранному из памяти с помощью магической кисти. Сначала я выбирала платье, чтобы вернуть Ирэе долг, потом наряжалась. Потом Лизея пожелала мне удачи и сказала, что ее приносит роакариз, нити которого были вплетены в мои волосы. Потом была встреча с Ирэей, короткий разговор с Льером и обжигающая ревность, когда я осознала, что он ушел с темноволосой элленари.

При мысли об этом даже сейчас застучало в висках, а потом…

Потом я вспомнила.

Шарящие по моему телу руки Нияра, и как я сгорала от жажды прикосновений элленари, задранная юбка, сбивающееся дыхание. Яростный взгляд Льера, оседающий на пол коридора пепел: единственное, что осталось от подданного Ирэи.

Наверное, на этом стоило остановить воспоминания, но я не смогла. Они хлынули на меня удушающе-жаркой волной, прокатившись от щек до кончиков пальцев. Я подняла руки: свободные от запирающих магию браслетов запястья показались чужими. Не моими. Не могла я вчера тянуться этой самой ладонью к лицу Льера, чтобы коснуться – порочно и откровенно, впитывая жар его кожи. Не могла выгибаться от бесстыжих ласк, сгорая в одном-единственном желании: раствориться в них, в его руках, в его власти.

Не могла, но выгибалась, сходя с ума от наслаждения.

Как именно, я сейчас помнила слишком хорошо, и то, как кричала под ним, – тоже.

Осознание этого заставило меня замереть в подобии ступора, наверное, я бы так и стояла невесть сколько времени, если бы не открылась дверь.