Заклятая невеста Эльденберт Марина

4

Осознание того, что я даже в мыслях вот так… просто назвала Льера мужем, заставило сердце забиться чаще. Особенно когда он коснулся моих волос, почти собранных в высокую прическу.

– Вы что-то хотели? – поинтересовалась я.

– Мы с тобой уже давно на «ты», Лавиния.

Я хотела сказать, что всегда перехожу на «вы» (привычка, крепко сидящая во мне с детства), когда волнуюсь, но решила, что это будет лишнее. Совершенно точно лишнее, потому что ни капельки я не волнуюсь.

С чего бы?

– Хорошо, ты что-то хотел?

– Да. Безумно хочу провести этот день с тобой.

Я даже не нашлась что ответить, а Льер уже скользил пальцами по моим волосам. Подчиняясь магии, пряди расплетались, ложились на мои плечи мягкими волнами. От этих прикосновений все внутри переворачивалось, на коже вспыхивали огненные цветы. Можно сказать, что меня он почти не касался, но в этих неприкосновениях было больше откровенности, чем даже в тех ласках, которые я помнила.

– Чтобы провести со мной день, обязательно разбирать мою прическу? – спросила я, и голос даже не дрогнул.

– Обязательно, – сказал он, пропуская волосы между пальцами. – Вечером состоится бал…

– Да, очередной праздник.

Про бал у элленари мне нравилось говорить гораздо больше, хотя сами балы не нравились (по крайней мере, ни один из них для меня пока не задался).

– Ты не можешь себе представить, что для нас значит возрождение Аурихэйма.

– Отчего же? Могу, – кивнула я. Полог безмолвия прокатился над нами, заключая в кокон, за который не пробьется ни единого звука. – Но если все было так просто, зачем Золтеру требовался от меня ребенок?

Льер глубоко вздохнул. Он подался вперед, поставив ладони на столик. Между нами оставались считаные дюймы, и его близость чувствовалась так остро, что мне невыносимо хотелось сократить это расстояние, стереть его, уничтожить. Почувствовать его пальцы на своих обнаженных плечах.

Лишь усилием воли я заставила себя сосредоточиться на нашем отражении и на своем вопросе.

– Золтер ни с кем особо не делился своими планами, – произнес он. – Говорил только то, что считал нужным.

Да неужели.

– Помимо этого, о возрождении Аурихэйма пока говорить рано. Жизнь уже просыпалась однажды… ненадолго, но потом снова сошла на нет. Сегодня ко мне должны прийти с первыми донесениями о том, что происходит с Пустотой. Сегодня вечером я должен буду рассказать об этом всем.

Он говорил так, словно это для него ничего не значит, но я понимала, что на самом деле это значит многое. Элленари, которые чувствуют первые ростки жизни в умирающем мире, сейчас с надеждой ждут первых весточек. Первых счастливых весточек о том, что им больше не нужно будет вести обратный отсчет. Каково это – быть бессмертным, но знать, что твой мир с каждым днем медленно, но верно уходит за Грань?

– Мы, – сказала я, глядя ему в глаза. – Мы расскажем об этом всем.

Кажется, Льер такого не ожидал, потому что по лицу его прокатилась волна чувств. Черты Золтера смягчились, на миг даже показалось, что сейчас я увижу совсем другое лицо.

– Как скоро станет понятно, что происходит? – поспешила сменить тему.

– Недели будет достаточно.

– Ты поэтому объявил неделю веселья? Чтобы у твоих подданных не было возможности…

Я хотела сказать «переживать», но поняла, что слово «переживать» – не совсем то, что подходит для элленари. Или, наоборот, теперь уже подходит? Правда, в следующий миг я осознала, что говорю с Льером не просто как с мужем, но как с повелителем, и мне стало окончательно не по себе.

– Почему ты носишь личину Золтера? – спросила прямо. – Почему, если ваш заговор удался? Почему, если было столько недовольных, если…

– Не спрашивай меня об этом, Лавиния.

– Почему?! – Я вскочила, вынужденно оттолкнув его, и мы оказались лицом к лицу. – Что такого в этом простом вопросе?

– Ничего. Или все. – Льер смотрел мне в глаза. – Поверь, если я не говорю об этом сейчас, значит, на то есть причина.

– Причина? Твое нежелание говорить правду. В сочетании с ним слово «поверь» звучит очень странно. Равно как и твое предложение начать все сначала. Нельзя начинать отношения с недоверия, Льер.

Я смотрела ему в глаза и ждала, смотрела и ждала до тех пор, пока не осознала: ничего не дождусь. Черты Золтера вновь стали жесткими, взгляд – таким, каким он должен быть.

– Что ж, значит, пусть все остается как есть, – резко произнес он.

Чего я ждала, спрашивается?

– Как вам угодно, – ответила, улыбнувшись. – Будьте любезны пригласить ко мне служанок, пусть они вернут мою прическу в то состояние, в котором она находилась до вашего визита.

– Для того чтобы приглашать служанок, у тебя есть фрейлины.

Подчиняясь его магии, лопнул созданный мной полог безмолвия, Льер развернулся и вышел, оставив меня наедине с воспоминаниями о том, как его пальцы скользили по моим волосам, и странным горьким чувством, суть которого я не могла уловить, как ни пыталась.

Классический бал элленари вызывал у меня желание побыстрее с него сбежать, но сегодня все было по-другому. Никто не обнимался по углам (не говоря уже о чем-то большем), никто не смотрел на меня как на «смертную». Ирэя – не в счет. Она сопровождала меня с таким лицом, словно не прочь была свернуть мне шею. В том, что она не прочь, я не сомневалась, но ее присутствие меня совершенно не беспокоило. Гораздо больше беспокоила Амалия, которая выслушала мои слова с каменным лицом и с видом оскорбленного достоинства сообщила, что ради меня готова на все. После этого я в очередной раз уверилась, что желание приблизить ее к себе в качестве фрейлины было преждевременным.

В частности, потому, что сегодня мне пришлось взять ее с собой на открытие, и она держалась так, словно я бросила ее на растерзание своре озверевших от голода диких псов.

Впрочем, пожалуй, это был единственный минус этого бала. В остальном – элленари радовались первым новостям о том, что Пустота замерла, и радость эта была не дикой и не диковинной (назовем это так). Да, вино лилось рекой, и танцы временами напоминали народные пляски, но по сравнению с тем, что мне доводилось видеть раньше, это был просто идеальный бал.

Портьеры подняли, и закатное солнце лилось в зал, золотило крылья, волосы и наряды, плескалось в чашах с напитками, играло на гранях бокалов. Я наблюдала за всем этим с трона, испытывая странную дурноту (пожалуй, это был еще один непонятный момент, потому что стоило мне войти в зал под руку с Льером, как виски сдавило), но то была малость для странностей Аурихэйма, поэтому я решила не обращать на нее внимания.

Мы с Льером танцевали, но это была дань вежливости, не более. Я не чувствовала в его прикосновениях никакого желания их продлить, и стоило музыке смолкнуть, как меня провожали к трону. Это было глупо, это было неправильно, но мне отчаянно не хватало той искры, что горела вчера. Порой настолько отчаянно, что хотелось самой податься к нему, сказать, что мне плевать и на Золтера, и на все, что осталось в прошлом… но я слишком хорошо представляла, чем может завершиться такой порыв, поэтому принимала правила игры. Поэтому с каждой минутой все больше злилась на него и на себя – за то, что вообще поддалась этим глупостям.

По-хорошему мне нужно было искать выход из Аурихэйма, а не тешить себя ложными надеждами, что мы с Льером… мы с Льером – кто? Супруги по законам этого мира, но в Энгерии наш брак никогда не примут. Всевидящий, да Винсент в ужас придет, если узнает, как он вообще состоялся.

Что я позволила мужчине к себе прикоснуться, не будучи замужем, что…

От всех этих мыслей голова шла кругом и становилась тяжелой, поэтому я была искренне рада, когда официальная часть закончилась. Попрощавшись с Лизеей и сказав, что она вполне может остаться (судя по ее счастливому лицу и нескольким танцам с Ронгхэйрдом, их беседа прошла успешно), я с облегчением направилась к себе. Амалию я отпустила раньше, чуть ли не после первого танца, что касается Ирэи, она тоже не изъявила желания праздновать дальше и покинула зал вместе с нами.

– Ты не выглядишь счастливой, – заметил Льер, когда мы шли по коридорам.

Учитывая, что это было чуть ли не первое его неофициальное ко мне обращение, прозвучало оно по меньшей мере неожиданно.

– А должна? – поинтересовалась я.

– Мне казалось, тебе небезразлична участь Аурихэйма.

– Это так.

– Я полагал, что новости о Пустоте тебя порадуют.

– Они меня радуют.

– Ирэя что-то тебе сказала?

Не считая «да, ваше аэльвэйрство» и «нет, ваше аэльвэйрство», сказанных тем же тоном, каким обычно проклинают?

– Нет.

– Тогда в чем дело, Лавиния?

Он спрашивал это так серьезно, как будто ему действительно было дело до моих чувств.

– Немного устала. На балах мне становится не по себе.

Льер вгляделся в мое лицо, кивнул.

– Это нормально.

Я хотела сказать, что это ненормально, но промолчала. Тем более что стоило нам выйти, как мне сразу стало легче. Какой смысл говорить о том, чего нет?

Он открыл дверь (никогда не думала, что буду наслаждаться мгновениями, когда передо мной открывают дверь, а не портал), пропуская меня первой, и вошел следом.

– Доброй ночи, – сказала я, намекая на то, что хочу остаться одна.

Надо будет пригласить Амалию и попросить, чтобы помогла мне раздеться. Не хочу сегодня больше никого видеть.

– Я никуда не ухожу.

Льер прошел в комнату и принялся расстегивать мундир.

– Вы с ума сошли?! – искренне изумилась я, когда он бросил его на кресло и принялся за рубашку.

– Нет, с ума сошла ты, Лавиния, если думаешь, что я не стану спать со своей женой.

Я моргнула.

Рубашка отправилась следом за мундиром, а перед глазами замаячила широкая мужская грудь с литыми мышцами. Ладно бы, если бы это была грудь Золтера (а это и была грудь Золтера!), но с того момента, как я узнала о том, что это всего лишь облик, я даже под пламенеющими волосами видела черные, а в глубине темных глаз находила синеву.

Что это, если не помешательство?!

– Немедленно оденьтесь, – сказала я. – И покиньте мою комнату! У нас с вами договоренность…

– У нас с вами, – насмешливо сказал Льер и взялся за пряжку ремня, – клятва на крови, которая мне не позволит к тебе прикоснуться, пока ты сама не захочешь. Так что можешь быть спокойна.

Вот чем, спрашивается, я думала, когда заключала эту договоренность?! Точнее, чем я думала, когда не включила в нее пункт о том, что у меня должна быть своя, отдельная комната?!

В ту минуту, когда бряцнула пряжка, я метнулась в ванную, с силой захлопнув за собой дверь.

Да что со мной происходит?!

Я взрослая женщина, которая… которая…

Которая толком не знала мужчины.

Я потянулась за спину, чтобы расшнуровать лиф, поцарапалась о жесткую кромку, расшитую камнями, и зашипела. Надо было требовать обычное платье, по моде элленари, но мне (из-за этого дурацкого завтрака, который принесла Амалия) захотелось одеться как дома.

Оделась! Теперь бы еще раздеться.

Глядя на глубокую, наливающуюся кровью царапину, потянулась к крану. Мне было не привыкать, что вода здесь начинает литься тогда, когда ты этого хочешь, но привычка никуда не делась. Прежде чем я успела сунуть руку под воду и призвать магию, мое запястье перехватили.

– Ни на минуту нельзя оставить одну, – произнес мой му… его аэльерство.

Под скользнувшей по ней магией царапина затянулась, я даже вздохнуть не успела. А в следующее мгновение Льер уже взялся за шнуровку моего лифа.

От возмущения во мне кончились слова, которые принято говорить в таких ситуациях. Хотя, возможно, в таких ситуациях лучше говорить именно то, что пришло на ум (пусть даже воспитание против).

– Уберите свои грязные руки, – велела я ледяным тоном.

– Они у меня не грязные, Лавиния. Но, если ты настаиваешь, я могу их помыть.

Он отодвинул меня в сторону и сунул руки под воду. Длинные красивые пальцы, на которые я смотрела, чтобы не смотреть ни на что другое, потому что Льер был полностью обнажен.

– Все? – поинтересовался он, когда порыв воздуха высушил капли на его ладонях.

– У вас совесть есть?! – спросила я, когда наконец обрела дар речи.

– Нет. – Он развернул меня к себе спиной и снова взялся за шнуровку. – Советую тебе от нее тоже избавиться как можно быстрее, потому что от совести слишком много проблем.

Я чувствовала, как его пальцы касаются кожи, как лиф с каждым скольжением шнура становится все свободнее и как с каждым касанием ткани или его рук грудь становится все более чувствительной. Хотя мою грудь он вообще не трогал и даже на нее не смотрел. По-хорошему, Льер действительно до меня не дотрагивался, просто помогал раздеться.

– Хочешь принять ванну? – поинтересовался как ни в чем не бывало, когда платье готово было соскользнуть к моим ногам.

Чтобы этого не позволить, я прижимала его руками к груди так плотно, как только могла, и исключительно поэтому мне было тяжело дышать. Да, именно поэтому, и потому же до меня не сразу дошел смысл его слов.

– С вами – нет! – отрезала я.

Льер приподнял брови.

– Я разве такое предлагал? Но ход твоих мыслей мне нравится.

Я покраснела. Натурально покраснела, как дебютантка под взглядом опытного мужчины, который кажется ей безумно привлекательным и недосягаемым.

– Мой ход мыслей не имеет к вам никакого отношения!

– Разумеется, не имеет. – Льер приблизился к ванне, а точнее, к утопленному в пол бассейну, который напоминал тот, что был в покоях Золтера.

Усилием воли направила свои мысли именно в ту ночь, и это помогло справиться с тем чувством, которое охватило меня, стоило увидеть его спину и… гм, ягодицы. Резко отвернувшись, по-прежнему прижимая платье к себе, я их снова увидела – в отражении. Помимо этого увидела, как наполняется кристально чистой водой бассейн, в котором места для двоих хватило бы с лихвой.

Всевидящий!

– Я бы предпочла остаться одна.

– Ну разумеется, предпочла бы. – Насмешка в его голосе была слишком откровенной, чтобы стать признанием моей правоты.

– Считаешь себя неотразимым?! – Я резко повернулась к нему, и платье все-таки упало.

Я ахнула, когда прохладный воздух обжег кожу, но подхватывать его и верещать, как девица на выданье, было как-то совершенно не к месту. Тем более что глаза Льера потемнели буквально до черноты, меняя цвет на знакомый мне темно-синий.

Он шагнул ко мне, коснулся пальцами подбородка, повторяя овал лица.

– Нет, – хрипло произнес он. – Считаю неотразимой тебя.

От его слов меня бросило в жар, дыхание прервалось. Лишь на миг я позволила себе представить, что можно просто поддаться этому чувству. Позволить его рукам скользить по моим плечам, губам – касаться груди, самой же касаться его, откровенно и бесстыдно. Горячо, жарко.

Впервые почувствовать, каково это – не в забытьи и не по принуждению, когда твою волю сковывают чары, а тело обжигает магический узор.

Воспоминания об узоре Золтера отрезвили, заставили отступить назад.

– Настолько неотразимой, что с радостью отдал меня ему?

Льер отшатнулся. Плотно сжал губы, по радужке прокатилась волна смены цвета, от глубокой тьмы до ночной синевы и обратно. Он вышел стремительно и так хлопнул дверью, что у меня зазвенело в ушах.

На звоне в ушах я и сосредоточилась: на нем, а еще на журчании воды, наполняющей бассейн. Выпуталась из платья, развязала ленты кринолина и шагнула к лесенке. Щеки до сих пор пылали, равно как и лицо, особенно там, где Льер меня касался. Кожа на том месте, где был узор Золтера, горела огнем, как если бы я до сих пор могла его чувствовать.

Закусив губу, погрузилась в воду и закрыла глаза, стараясь не думать о том, что только что сказала. Он действительно отдал меня ему, и я все сделала правильно. Мне нельзя поддаваться чувствам, да о каких вообще чувствах может идти речь?! Он – элленари, я – смертная, я хочу домой, он хочет править Аурихэймом… судя по тому, что ничего не сказал своим сообщникам, – единолично. Между нами пропасть из принципов, устоев, из мировоззрения и совершенно разных желаний.

Позволю себе сейчас эту слабость – потом будет очень больно.

Гораздо больнее, чем было с Майклом, хотя его я даже никогда не любила, как выяснилось. Глубоко вздохнув, дотянулась до подушечки, сунула ее под шею и закрыла глаза.

Хоть бы он ушел!

Всевидящий, пожалуйста, пусть он уйдет!

Расслабиться у меня так и не получилось, поэтому десять минут поплескавшись и повздыхав (когда я пыталась устроиться поудобнее, но удобнее не становилось), я выбралась из ванны, насухо вытерлась полотенцем и надела халат. Халатов, кстати, раньше здесь не наблюдалось вовсе, но вчера и сегодня они появились. То есть тот, в котором я была утром, забрали, сейчас меня ждал уже новый.

Странно.

Вдвойне странно, потому что элленари даже белья не носили.

Я вышла в комнату и обнаружила, что Льер действительно ушел. Одежды не было, его тоже, и это говорило о том, что ночь я снова проведу одна.

Оно и к лучшему.

Я даже не стала звать служанок, просто разобрала прическу и, стягивая халат, обнаружила на покрывале ночное платье. Вчера его не было.

Еще одна странность.

Ладно, завтра спрошу у Лизеи, в честь чего такие нововведения.

Радуясь тому, что не придется спать обнаженной, я натянула сорочку, нырнула под одеяло и закрыла глаза.

Сон не шел: слова, которые я бросила Льеру, казались жестокими и неправильными. Как ни пыталась я убедить себя в том, что так будет лучше, что я правильно поступила, заснуть все равно не могла. Ворочалась в кровати до тех пор, пока не наткнулась взглядом на перстень Винсента. Только зажав его в руке, напомнила себе, что моя цель – найти дорогу домой, и именно об этом мне сейчас стоит думать.

Об этом, а не о том, кто безжалостно вырвал меня из моего мира и привел сюда.

Винсент говорил, что магия Луизы вела себя странно, и моя магия тоже ведет себя странно. Завтра же пойду и попробую проверить эти странности в библиотеке! Я даже попыталась представить, как именно, но меня уже затянуло в глубокий и беспокойный сон.

5

Лизея раздвинула портьеры, впуская в комнату яркий солнечный свет. Она и сама словно светилась изнутри, когда я ее пригласила.

– Что хотите на завтрак? – улыбнулась девушка, повернувшись ко мне. – Мы можем попросить, чтобы вам снова сделали завтрак, как в Энгерии. Ой, то есть нам. Амалия сказала, что тоже хочет позавтракать с нами.

Я приподняла брови: вчера Амалия не выразила особого энтузиазма по поводу моей просьбы, но то, что она говорила с Лизеей, уже внушало надежду. Подумав об энгерийском завтраке, я вспомнила, что вчера собиралась поинтересоваться по поводу сорочки и халата.

– Лиз, не знаешь, откуда это? – Я приподняла полы халата, показав краешек подола ночного платья. – Раньше я такого в Аурихэйме не видела.

Лизея широко улыбнулась.

– Это его аэльвэрство. – Она поправила волосы. – И завтраки, кстати, тоже.

– Завтраки? – изумилась я. – Но Амалия сказала, что…

Я не договорила. Действительно, зачем в Аурихэйме еда смертных. Разве что в качестве деликатеса или для обитателей зверинца.

– Кстати, спасибо большое за совет, мы с Ронгхэйрдом действительно договорились, что попробуем быть только друг с другом. Правда, вчера он возмущался, что на балу запретили обычные увеселения, но, когда я спросила, зачем они ему, сказал, что действительно незачем, потому что самое главное… – Девушка слегка покраснела, но потом все-таки закончила: – У него в руках.

Можно представить, что он подразумевал под «обычными»… Постойте-ка!

– Кто запретил?

– Его аэльвэрство, – пожала плечами Лизея. – Кто еще может запретить? Ронгхэйрд сказал, что такого не было со времен Раайма, отца нашего повелителя.

Я промолчала, испытывая смешанные чувства. Во-первых, из головы не шел наш с Льером вчерашний разговор, а во-вторых, все это было действительно очень похоже на заботу обо мне. Не на ту показную, которую выпячивают, чтобы показаться лучше, чем есть, а на ту, которая призвана скрасить мои дни в Аурихэйме, чтобы я почувствовала себя… как дома.

При мысли об этом мне стало окончательно не по себе, и, хотя чувствовать себя как дома я не собиралась, с Льером решила поговорить. Просто для того, чтобы извиниться за вчерашнее. После того, что я узнала – про бал и сорочки, стало еще более неловко. Даже странно было, что мне в голову не пришло задуматься о завтраках и о том, что специально для меня в Аурихэйме появился самый настоящий чай, и не только он. Должно быть, настолько привыкла к интригам и к тому, что здесь никто ничего не делает просто так, что стала больше похожа на элленари, чем на саму себя.

– Лизея, пригласи девушек, пусть помогут мне одеться. Я хочу поговорить с его аэльвэрством.

– А как же завтрак?

– Позавтракаем чуть позже.

Лизея улыбнулась:

– Хорошо.

Прическу она мне переделывала три раза (служанок я просто не подпустила к своим волосам). Уж на что не была капризной, но сейчас мне все время казалось, что что-то не так, что прядки лежат слишком гладко или, наоборот, слишком топорщатся. Платье для встречи я выбрала местного кроя, с переходами от лилового в светлый на юбке и длинных рукавах. Достаточно плотный лиф по цвету напоминал листву и был оторочен легкой необычной тканью, прозрачной и сверкающей в лучах солнца. Лизея помогла мне подобрать украшение – неброское колье с цветком, камушки-лепестки которого искрились бликами.

– Мы будем вас ждать, – сказала она, подхватывая на руки не желающего отпускать меня котенка.

– Хорошо. Пригласи пока Амалию и Ирэю.

Последнюю за завтраком, конечно, видеть не очень хотелось, но я сама это все начала. Значит, и продолжать тоже мне.

– Как вы смотрите на то, чтобы накрыть стол в саду? – неожиданно предложила Лизея.

– В саду? Здесь есть сад?

– Да, он по ту сторону замка. Отсюда его не видно, но сейчас там столько всего цветет! Очень красиво.

Я подумала о том, что сегодня чудесный день. А станет еще чудеснее после того, как я поговорю с Льером, и, может быть… Что может быть, я решила пока не думать, по крайней мере до разговора. Лизея объяснила, где находится сад, мы договорились, что завтракать будем в беседке, и я направилась в кабинет к Льеру. Поисковое заклинание вело быстро, главное, что сейчас я чувствовала себя свежей, полной сил и магии.

Разве что самую чуточку виноватой, но это можно исправить. Все можно исправить, было бы желание. Так говорил Льер, и так думала я сама, когда говорила с Луизой о Винсенте. А ведь она точно так же, как я, не хотела ничего видеть и слышать. Не хотела принимать никаких причин, никаких объяснений, которые приводил брат, и, возможно, у Льера тоже есть свои причины не говорить мне о Золтере. Как бы то ни было, сейчас это не главное.

Сама не знаю почему, я чувствовала себя дебютанткой, которая собирается на свидание. Хотя это и не свидание вовсе, а разговор. Просто разговор. Пока что.

От всех чувств, которые сейчас во мне бурлили, я казалась себе немного пьяной и самую чуточку шальной. Тем не менее, закусив губу, все-таки помедлила, остановившись перед его кабинетом. Искорка поиска уже давно погасла, а я все стояла и думала о том, стучать или нет. В конце концов решила, что не стоит, просто толкнула дверь и вошла.

Чтобы увидеть полностью обнаженную Найтриш, восседающую на коленях моего мужа.

Да, что ни говори, а с моими попытками влюбиться всегда было что-то не так.

– Кхм, – сказала я, заставив элленари отпрянуть и обернуться.

Судя по выражению лица Льера, его мое появление совершенно не взволновало, но он же у нас Золтер. Обязан соответствовать.

– Я пришла поблагодарить за завтраки из Энгерии, – сообщила я, игнорируя приоткрытый рот темноволосой. Она то ли покусать моего мужа собиралась, то ли облизывать. – И за одежду. Весьма ценю вашу заботу, мой дорогой супруг.

Льер прищурился, у девицы сверкнули глаза, выдавая раздражение, а я уже вышла в коридор и прикрыла за собой дверь. Со мной творилось нечто странное: хотелось не то вернуться и стащить девицу с его колен прямо за волосы, не то полить мужа энгерийским чаем. Свежезаваренным. Когда до меня впервые дошли слухи о внимании Майкла к другой, я не испытывала и сотой доли тех чувств, что ворочались во мне сейчас. Чувств совершенно неуместных и лишних.

У отца были другие женщины.

Они с матушкой редко ночевали вместе (пусть даже для Энгерии это нормально), родители почти не смотрели друг на друга как мужчина и женщина. Нет, для всех они были примерной супружеской парой, а то, что любовницы его светлости Уильяма Биго де Мортена изредка появлялись даже у нас на балах (с мужьями, к слову сказать), никому не казалось чем-то особенным.

Матушка оберегала меня от такого рода «новостей», но в огромном замке, где множество слуг, сложно что-то утаить. Разумеется, если бы она узнала, что подобное дошло до моих ушей, уволены были бы все, кто имел к этому отношение, но она не узнала. Не узнала она и того, что ее маленький цветочек леди Лавиния видела, как отец целовал другую. И видела, что леди Илэйн Биго тоже это видела, но ничего не сказала.

Матушка просто подхватила юбки, развернулась и ушла.

Я тогда была совсем девочкой, и мне очень хотелось посмотреть на бал. Я дождалась, пока матушка пожелает мне доброй ночи и отправится на праздник, а камеристка спустится посплетничать с горничными, выскользнула из постели, надела халат и побежала вниз. Надеялась увидеть, как кружатся в танцах влюбленные пары (о, я обожала сказки про любовь!), а увидела… то, что увидела.

После такого на бал я уже не пошла смотреть.

Я вернулась в комнату и долго-долго думала о том, почему матушка все это терпит. Думала, но придумать объяснение так и не смогла, поэтому на следующий день спросила у камеристки. Не про матушку, разумеется, а вообще. Камеристка покраснела и спросила, с какой это радости у юной леди такие мысли, а юная леди сказала, что ей просто интересно.

– Так ведь мужчины всегда изменяют, – сказали мне. – Для них это нормально. А каждый раз разводиться – так ни одной нормальной семьи не было бы. Это же какой позор!

В общем, сейчас я поняла, что нормальной семьи, точнее, такой «нормальной семьи» мне совершенно точно не надо. Тем не менее Майкла я спокойно привязала к кровати, его любовницу выставила за дверь, а сейчас… просто сбежала. И, судя по тому, что уже задыхалась, продолжала бежать, не разбирая дороги.

– Лавиния! – Голос мужа разнесся по коридору ну очень не вовремя: я была к этому не готова.

Я вообще не была готова говорить с ним в ближайшее время. Месяц, может быть, два. Или год.

– Лавиния, подожди!

Я наспех метнула поисковое заклинание, настроенное на сад. Я помнила, что этот замок с сюрпризами, но, когда прямо передо мной выросла стена, а коридор изогнулся влево вместо поворота направо, выругалась совершенно не подобающими леди словами. Шаги Льера звучали уже совсем рядом, и я вдруг с ужасом осознала, что сейчас мне опять придется держать лицо, и держаться, и говорить, как положено воспитанной женщине, а я этого не хочу!

Хочу влепить ему пощечину и высказать все, что думаю о его обещаниях, предложениях и прочем. Не стесняясь в выражениях, и вообще ничего не стесняясь, и…

Ненавижу его!

Метнувшись к первой попавшейся двери, отпрянула, когда прямо передо мной раскрылся портал.

– Мне надоело за тобой бегать, – прорычал Льер, выбросив вперед руку, чтобы меня схватить.

Я отпрянула, увидела, как изменилось его лицо, и поняла, что падаю.

В портал, да.

Мне хватило времени осознать, что моя магия снова сработала очень странным образом, успеть показать мужу совершенно непристойный жест (подсмотренный в детстве у конюха) и провалиться… к Арке.

То, что я нахожусь у Арки, стало понятно сразу, эту красоту я бы никогда и ни с чем не спутала. В прошлый раз, оказавшись здесь с Золтером, я даже толком ее рассмотреть не успела, но сейчас могла насладиться сполна. Высоченная, гораздо выше, чем показалось мне тогда, сейчас полностью залитая солнечным светом, она представляла собой сплетение корней, ветвей, вьюнов и цветов. Зелень искрилась в лучах, раскрывшиеся цветы, к счастью ничем не напоминающие ахантарию, источали легкий аромат.

Окружающий меня лес тоже был живым: трели птиц, звучащие на разные голоса, жужжание, шелест, глубокое дыхание очнувшейся после долгого сна природы. Наверное, я бы так и пялилась на все это, сидя здесь, если бы не услышала странный звук. Он выбивался из мелодии жизни, как фальшивая нота, помесь скрежета и шипения. Огляделась, пытаясь понять, откуда он исходит…

– Голову подними.

Я не завизжала только потому, что проведенное в Аурихэйме время показало мне, что здесь может быть все. И что, если от Арки отделилась призрачная тень золотоволосой женщины, значит, так нужно. Или не нужно, но это имеет место быть.

– Подними голову, – повторила она.

– Надеюсь, не чью-то. – Черный юмор проснулся во мне совершенно неожиданно, я даже не представляла, что могу брякнуть такое.