Женюсь на дочери магната Крынская Юлия
– Егор, а если бы мы с тобой познакомились два года назад, как бы ты поступил?
– Ну я же не знаю, какие тебя тогда желания одолевали, – пожимает он плечами.
– То есть ты сегодня просто исполнил моё желание? – возмущаюсь я, ударяя его кулаками по спине.
– И не одно, – вглядывается он в даль. – Что же так с погодой не прёт?
– Не съезжай с темы!
– Меланья, какая разница, сколько лет? Если бы мы встретились раньше, ничего бы не изменилось. Тебя же из моего ребра сделали.
– Нет, ну представь: ты пришёл в наш дом, работаешь у моего отца…
– Тебе, смотрю, мысли о Луке покоя не дают. Ты нас сравниваешь, что ли, до сих пор? – сердится Егор. Жалею, что снова завела этот разговор.
– Просто пытаюсь разобраться в том, что между нами было, – вздыхаю я.
– Мастурбация.
– Что? – это слово звучит как пощёчина, и я прижимаю ладони к вспыхнувшим щекам.
– Ты извини, конечно, но твоему Луке далеко не шестнадцать… Тридцак, не меньше. Так вот. Он или маньяк, или изменял тебе на стороне.
– Не изменял. Мы… Мы находили выход из положения. Я понимала, что ему надо, – лепечу сдуру несусветные глупости.
– Заткнись лучше! Мне неприятно слушать в очередной раз, что этот олень методично развращал тебя. И, если так уж хочешь знать, я не стал бы ждать восемнадцати и дрочить на твой портрет. Или как вы там «выходили из положения». Я никогда и ни перед кем не плясал на задних лапах и не собираюсь. Если бы ты забеременела, пошли бы и расписались. Такие случаи сплошь и рядом. Я ответил на твой вопрос?
– Вполне, – проглатываю грубость Егора. – За что боролась, на то и напоролась.
– Вертолёт слышишь? – тут же меняет тему Егор.
– Да!
– Тогда смотри сейчас во все глаза. Только не на Луку с Соней, а на море.
– Ты правда пойдёшь на абордаж? Я с тобой, если что! – твёрдо предупреждаю своего строптивого мужа.
– Да, если девчонки без сознания, твоя помощь понадобится. Но только после того, как мы с Лукой положим охрану.
Вертолёт пролетает над чёрной водой, и выхватывает лучом прожектора яхту, похожую на нашу.
– Смотри! – ору, тыча пальцем в её сторону.
– Вижу. Чуть не оглушила, – Егор трясёт пальцем в ухе. – Позови Соню. Она поведёт яхту вместо меня. Ты закроешься с Соней в рубке.
– Егор! – встаю рядом и умоляюще складываю руки на груди.
– Ты закроешься с ней в рубке, – повторяет Егор, доставая пистолет из ящичка под панелью приборов. – И будешь держать ситуацию под контролем. Умеешь пользоваться?
Беру пистолет из его рук и удивлённо смотрю на Егора.
– Умею. Но вам он будет нужнее там.
– Эмир вряд ли взял с собой много охраны, а я не хочу потом присесть за применение чужого оружия. Лука тоже бьётся классно. Так что шеи им мы и так свернём при необходимости. Когда дам знак фонариком, спустишься и поможешь девчонок перетащить на нашу яхту. Думаю, там не только твои сёстры.
– Какой ужас!
– Хватит причитать, лапуль! Оставь пистолет здесь и позови Соню, – Егор снимает пиджак и накидывает его мне на плечи. – Скажи Луке, что мы будем на месте через пятнадцать минут.
Убираю пистолет в ящик и, чмокнув Егора в щёку, выбегаю из рубки. Погода портится. Яхту качает на волнах, и я пробираюсь от кормы к носу, цепляясь за перила. Ветер треплет волосы и задувает под юбку. Надеваю пиджак на пиджак. Как Соня в своём тонком платье столько времени простояла с Лукой на такой холодрыге?
Добираюсь до обнявшейся парочки. Лука резко оборачивается. Голубые глаза блестят, раскраснелся как рак.
– Чего тебе? – грубо спрашивает он.
Соня, с не менее сияющим взглядом, кутаясь в куртку Луки выглядывает из-за его плеча. От красной помады на её припухших губах остались одни воспоминания.
– Соня, тебя Егор зовёт. Через десять минут мы догоним яхту Эмира. Ты возьмёшь на себя управление, – перекрикиваю я рокот моря.
– Ты умеешь управлять яхтой? – кричит Лука и смотрит на часы.
– У меня много талантов, – улыбается Соня и, слизнув с его губ быстрый поцелуй, дефилирует по раскачивающейся яхте к боковой палубе.
– Как она ноги не переломает на своих каблуках? – ворчу я, указывая носком кроссовки на бутылку коньяка. – А ты тут времени даром не терял.
– Так ведь мне нужно навёрстывать упущенное за два года, – усмехается Лука и берётся крепить трос к перилам. – Соня горячая штучка. Берёшь в руки, маешь вещь.
– Нашёл себе очередную игрушку?
– Ладно, шутки в сторону! Меланья, тебе не стыдно, а? Я два года над тобой трясся, как над розовым кустом.
– Скорее тряс надо мной, как над розовым кустом, – вспоминаю, как притворяясь спящей, заставала Луку за неприглядным занятием. Правда, высказанная Егором, только ещё больше оголила мои раны.
– Малышка, если я был неправ, прости, – Лука затягивает узел и выпрямляется передо мной. – Твой отец взял с меня слово, что всё у нас будет как у людей. Свадьба, первая ночь…
– Ты превратно истолковал его слова.
– Возможно, но я хотел как лучше… Давай вернём всё, Мэл! – в глазах Луки такая мука, что мне становится не по себе.
– Как ты себе это представляешь?
– Очень просто! Сядем в самолёт и улетим домой. Ну вспомни, как нам было хорошо!
– Ты действительно веришь, что можно всё вернуть? – я беру бутылку и отпиваю приличный глоток.
– Для меня нет ничего невозможного.
– То есть просто сесть и улететь? – Не узнаю Луку. Он совсем с катушек съехал.
– Да! Через месяц ты забудешь всё как страшный сон, Мэл! Я всё прощу тебе. Ты действовала на эмоциях. Я…
– Лука, мне кажется, что ты сейчас бредишь.
– Я уже два года брежу тобой и только тобой!
Лука
Егор выбегает на нос яхты с винтовкой в руках, и я замолкаю. Похоже, чтобы спокойно поговорить, Мэл саму нужно умыкнуть от её вездесущего парня. Язык не поворачивается назвать его мужем моей крохи. Моей!
– Орёте, как на вокзале. Присели оба! – говорит он, подойдя вплотную.
Мы с Мэл садимся на корточки:
– Ты же говорил, что оружия у тебя нет, – рассматриваю дорогую снайперскую винтовку. Егор не прост. Ох и влипла Мэл.
– Тихо, – Егор встаёт на колено и включает оптику на винтовке.
Не слышу выстрела, но вижу, как дважды дёрнулось оружие в руках Егора. Взгляд у него хищный. Егор поднимается, убирает винтовку в длинный ящик под рубкой и достаёт оттуда спасательный жилет.
– Мы не зацепим крюком судно при такой волне! – Егор возвращается, снимает рубашку и впихивает её в руки Мэл. – Соня подведёт яхту вплотную, и пойдём на абордаж. Сеструха хорошо дистанцию держит.
– Не всегда, – цежу я сквозь зубы. – Ты предлагаешь идти на врага в буквальном смысле с голым задом?
Рассматриваю приближающуюся в темноте яхту.
– А у тебя только одни трусы были? – цепляет меня Егор. – Не очкуй.
Отпиваю коньяка из бутылки и предлагаю Егору:
– Глотнёшь?
– Я думал, ты профи… – Егор убирает телефон в непромокаемый чехол, вешает его на шею. Протягивает такой же мне. – … и знаешь, что спиртное при переохлаждении только хуже сделает.
Понимаю, почему Егор не дал мне оружие: боится пристрелю. Молча упаковываю телефон.
– Жилет-то надень, – напоминает Мэл Егору.
Меня уговаривать не надо, но мне было бы приятно, если бы она сказала это и мне. Но обо мне позаботилась Соня.
– Не переживай, лапуль, – Егор облачается в жилет. – Иди к Соне в рубку. Не мёрзни.
– Я с вами!
– Иди, я сказал! – приказывает Егор и наспех целует Мэл. – Смоет водой за борт и привет!
Мэл переводит взгляд на меня.
– Иди! – здесь я с Егором солидарен.
Мэл уходит, а Егор включает фонарь на телефоне и светит им в рубку. В ответ я вижу ответный сигнал. Яхта прибавляет ходу.
– Да вы с сестрой одним миром мазаны, – удивлённо крякаю я. Соня мне нравится всё больше и больше.
– Море для нас второй дом. Я отправил отцу координаты, следом за нами вышла ещё одна яхта. Айда, на левый бок. У нас будет не больше двух секунд.
Кляну тот день, когда приехал в Сочи и вызвал семейку Гориных на подмогу. И Мэл не вернул, и ещё двух девок проглядел. Лишь бы не крякнули от передозировки мои любимые мартышки. Холод-то какой! Лучше бы не оружие, а гидрокостюмы на яхте держали.
Раздаётся автоматная очередь и слышится звон стекла. Яхта настигает судно и наваливается на него по касательной. Скрежет металла царапает слух. Мы с Егором прыгаем одновременно. Наша яхта уносится вперёд. Приземляемся на четвереньки, и это спасает нас от следующей автоматной очереди. Пули пролетели над головами. Егор ураганом налетает на мужика с «калашом», и, прикрываясь здоровяком как щитом, выскакивает на корму. Следующие выстрелы достаются ему. Отшвырнув обмякшую тушу. Егор бросается на стрелявшего, но тут же хватается за плечо. Пуля прошила ему руку. Мне хватает доли секунды, чтобы вырваться вперёд, ухватить запястье бандита и болевым приёмом завалить его. Егор подхватывает пистолет и рукояткой оглушает противника.
На палубе помимо двух бандитов, что мы уложили, лежат ещё два жмура[14] с огнестрельными. Мужики при жизни были крепкого телосложения. Рядом валяется пустая бутылка из-под виски и разбитые стаканы. Вот тебе и мажор Егорка. Кит-убийца. Желание похищать Мэл начисто пропадает.
– Лихо ты их, – снимаю ремень и перетягиваю левую руку Егора над раной.
– Эти ублюдки торгуют живым товаром не первый год. Так что мочи их с чистой совестью.
– Я не могу мочить людей ни с какой совестью.
– Зачем тогда пошёл со мной? Думал девок в подкидного отыграть?
– Нет, я готов драться…
– Давай за мной тогда.
Распахивается дверь каюты и на палубу вываливает по пояс голый здоровяк с татуированным черепом:
– Что тут за шум?
Крепко ухватив противника за шею, пробиваю ему коленом под дых.
– Зачёт, – Егор, отпихнув его ногой, врывается в каюту. – Всем лежать!
Моим глазам открывается мерзкая картина под оглушающую турецкую музыку. На столе лежит связанная зарёванная деваха с белой жижей на животе. Между ног девушки замер один голый мужик, а второй, по всей видимости только что пользовал её с другой стороны. Под потолком висит сизое облако кумарного дыма. Эмир, в халате на голое тело, вскакивает с кушетки, оттолкнув другую девушку. Он не успевает навести на нас пистолет. Оружие падает из раздробленной руки. Егор оказался быстрее.
– Какого чёрта? – срывается на визг Эмир.
Следующими выстрелами Егор укладывает незадачливых трахалей.
– Собери ножи и стволы, – кивает он мне и занимает позицию у входа в каюту.
Пробегаюсь по комнате, обезоруживая раненых и кидаю трофеи к ногам Егора. Оставляю себе клинок с узорной ручкой. После увиденной картины готов резать этих уродов не раздумывая.
– Бандиты ещё есть на яхте? – спрашиваю рыдающую, возле ног Эмира девушку.
– Родненькие, спасибо! – хватает она меня за колени и целует ноги. – В соседней каюте только девчонки. Много. Мужчин вроде шестеро или семеро было.
Эмир пинает её ногой в зад, приходится поправить ему профиль для ума.
– Какие они мужчины! – Сдираю с Эмира полосатый халат и одним движением перерезаю веревки на руках у девушки, лежащей на столе:
– Прикройся.
Егор кивает на дверь у противоположной стены:
– Проверь соседнюю каюту.
Дёргаю на себя дверь и замираю от ужаса. На полу лежат вповалку семь девиц без сознания. Варя и Есения лежат на кровати. Лица белее снега. Горины здесь самые младшие. Бросаюсь к ним. Прислушиваюсь к дыханию и возношу хвалу небесам. Возвращаюсь в соседнюю каюту.
– Здесь наши девчонки, – киваю Егору, – живы.
Он уже вывернул содержимое комода и протягивает мне моток веревки.
– Вяжи этих уродов. Я в рубку, – Егор поднимает один из пистолетов и выходит на палубу.
Двоих уже можно не связывать. Эмиру затыкаю кляпом рот и связываю руки за спиной. Выхожу на освещённую палубу. Яхта Берая уже вернулась и, Соня включив иллюминацию, ведёт судно следом за нами. Стекло в рубке покрыто трещинами. Не пойти бы на дно с этими Берая. Слышу плеск воды. Егор выходит с боковой палубы на корму – тащит канат.
– Ты чего этих уродов без надзора оставил? – кричит он.
– Урод остался только один. Эмир! А ты кем рыб кормишь?
– Это лодка. Девок сейчас перевезём на нашу яхту. – Егор закрепляет трос.
– А если нас остановит пограничная служба? – Перспектива оказаться в тюрьме пугает меня в стократ сильнее возвращения во Владик. Хотя ещё пару часов назад мне казалось, что нет ничего хуже.
– А ты предлагаешь отправить красоток на дно вместе с «Чёрной вдовой»? – выпрямляется Егор.
– Нет, но риск!
– Не очкуй! У Мэл день рождения! Подружки нарезались. Такое бывает, – смеётся Егор.
– Ты видел, что в рубке стекло разбито? – указываю в сторону яхты Берая.
– Твою дивизию! – улыбка сходит с лица Егора.
Мэл
Я наложила Соне на голову тугую повязку, но кровь уже пропитала её насквозь. Соня полулежит в кресле у штурвала. Её белое платье с правой стороны точно художник-авангардист красной краской разукрасил. Я тоже вся перепачкалась кровью.
– Сонечка, держись! Не для того мы с тобой на свет родились. Согласись, глупо умереть в день свадьбы, – глаза щиплет от поплывшей туши. Не боюсь крови, но сил нет видеть, как мучается Соня. Пуля разорвала ей ухо. – Это же самый счастливый день.
– Не слышу ничего! – испуганно шепчет Соня, и смотрит на окровавленную ладонь. – Мэл, я… Я так виновата. Не надо было…
Из-за слёз огни яхты Эмира сливаются для меня в одно пятно, за покрытым паутиной трещин окном рубки, и я ещё крепче вцепляюсь в штурвал.
– Лука, такой красивый… Я с первого взгляда… А он тебя любит… Меня за старика… Почему? – Соня точно бредит.
Когда пуля ранила её, она не бросила штурвал, пока не объяснила мне, что нужно делать. Втолковывала науку, точно молитву читала. А я выворачивала ящики в рубке, разыскивая аптечку, и молилась простыми словами. Вспомнилась любимая присказка Егора-старшего: «Кто на море не бывал, досыта Богу на маливался». Только сейчас поняла, как он был прав! То ли от шока, то ли от травмы, Соня не слышала меня. Её чёрные глаза обезумевшим взглядом то сверлили кромешную темень, то экран с зелёной сеткой карты и движущимися точками на ней. Соня умудрилась повернуть судно и, заложив полукруг, вновь пристроиться за яхтой Эмира.
– Не подведи, Егорушка, иду по приборам!
Я успела подхватить Соню, когда сознание её затуманилось и ноги подогнулись. Усадив Соню в кресло, я встала к штурвалу и вновь вернулась к молитве. Спасти нас теперь может только чудо. Нашу яхту что-то ударяет в бок, и я лечу на пол.
В рубку, словно всадники Апокалипсиса врываются отец с Адамуром.
– Живы?
– Соню… ранили, – реву в голос и ползу к штурвалу.
– Костя, Давид! Сюда бегом! – кричит Адамур, выглянув за дверь и бросается к дочери.
– Маленькая моя, Сонечка… Соня, Соня! Не спи! Что у неё с головой.
– Ухо разорвало! Скорее контузия у неё.
В рубку входят два таких огромных мужика, что кажется места больше не остаётся.
– Молодец, крошка, давай я теперь порулю! – оттесняет меня один из них.
– Кровоостанавливающую губку положила? – спрашивает меня второй, открывая большой кожаный саквояж.
– Издеваетесь? Соня яхтой рулила, а я еле этот ящик с крестом отыскала, – падаю я в объятия отца. Он гладит меня по голове и баюкает, как маленькую.
– Сколько времени прошло с момента ранения?
– Не знаю, минут сорок.
По рубке разносится запах спирта. Мужчина разрывает стерильную упаковку бинта, разрезает ножницами старую повязку на голове Сони.
– Боюсь, – хватает она его за руку. – Не надо.
– Девы, вы как? – заглядывает в рубку Лука и столбенеет. – Мэл! Ты в крови!
– Жена твоя ранена! – киваю на кресло, где мужчина колдует над Соней. – Что с Егором?
– Соня? – Лука точно больше не слышит меня подходит к креслу и опускается на колени. – Пальцы-то ледяные какие.
– Лука, – Соня вцепляется в его руку. – Лука…
– Что с Егором! – рвусь я из объятий отца.
– Нормально всё, – удерживает он меня, – скоро придёт.
Облегчённо выдыхаю.
– Я здесь, демоночек ты мой сладкий, – Лука согревает Сонины ладони своим дыханием.
Мне кажется что-то поменялось в его отношении к Соне ещё тогда – на палубе.
– Парень, придержи ей голову, – мужчина прикладывает гемостатическую губку к уху Сони.
Адамур внимательно наблюдает за дочерью и Лукой.
Отец целует меня в висок.
– Ты моя любимая девочка! Пойдём в каюту.
Он помогает мне спуститься по лестнице. Рядом с судном Берая дрейфует ещё одна яхта.
На корме сталкиваюсь с Русланом и Егором:
– Лапа моя! – сгребает Егор меня одной рукой. – Мы сделали это!
Глажу его по окровавленной руке.
– Больно, Егорушка?
– Да ерунда! Костя сейчас швы наложит и порядок.
Руслан треплет меня по голове:
– Вот ты авария, Меланья! – и кивает Фролу: – Эмира привезли. Пойдём потолкуем с ним.
– Егор, проводи Мэл в каюту. – Глаза отца темнеют, и взгляд его не предвещает ничего хорошего.
– Мне тоже ему есть что сказать! – спускается по лестнице Адамур. Протягивает руку сыну: – Горжусь тобой. И тобой, Мэл! Эта яхта ваша!
Мне кажется, что Егор смущается. Жмёт отцу руку и снова обнимает меня:
– Пойдём, Мэл.
– Спасибо вам! – Дожидаюсь пока наши родители уйдут и тащу Егора обратно в рубку. – Соня ранена.
– Японский городовой! – Егор обгоняет меня и, влетев в рубку, наклоняется над сестрой. – Систер! Господи, нет!
– Нормально всё будет! – кладёт ему руку на плечо мужчина, врачевавший Соню.
Сейчас ей капельницу поставлю и посмотрю твою руку.
– Ты девок лучше из наркоза сначала выведи, Кость! – отмахивается Егор.
Из меня точно вынули батарейки. Сажусь на пол, так как больше некуда, и вскоре совсем теряю нить разговора.
Солнечные лучи припекают спину. Первая мысль: где я и почему на мне ничего нет? Вторая: «Спокойно, я лежу на тёплой груди Егора». Его мерное дыхание, оказывается, самоё лучшее успокоительное для меня. Открываю глаза и обвожу взглядом уже знакомую комнату. Книги, кальяны, старинное оружие. До дрожи хочется приласкаться к Егору, но он спит воистину богатырским сном. Выбираюсь тихонечко из постели, но тут же слышится за спиной:
– Ты куда?
– Спи! Пойду кофейку попью.
– Лежать, бояться! – с тихим смехом Егор возвращает меня на место и трётся носом о мой лоб. – Меланьюшка, Мэл.
– Как Соня, близняшки?
– Сейчас меня интересуют только эти близняшки, – Егор играется с моей грудью. – А девчонки в больнице. С той армией врачей, что взялась их лечить, все болячки разбегутся.
– А Лука?
– Как и положено любящему мужу – возле Сони. Похоже, его броня не выдержала. Спёкся парнишка.
Глава 26
Две недели спустя
Лука
Переношу Сонечку через порог дома семьи Берая, ставлю на ноги и обалдеваю от роскоши. Натуральный дворец султана. Не хватает лишь прислуги в шароварах. Вместо неё по дому шастают молчаливые мужчины и женщины в длинных синих балахонах, возглавляемые управляющим со звучным именем Джамал.
Спальня Сони похожа на будуар восточной принцессы. На возвышении стоит просторная тахта, с позолоченными изогнутыми ножками. На ней парчовое покрывало, а сверху это великолепие венчает балдахин из алого шёлка с золотыми кистями. Я ждал этого момента весь день. Подхватываю жену на руки и несу на роскошное ложе. Две недели воздержания дают о себе знать. Соня спрыгивает с моих рук:
– Что ты делаешь? Сейчас привезут наши наряды для завтрашнего торжества! Оденешь белый костюм и красный галстук…
– Не оденешь, а наденешь! – стягиваю с её плеч лямки сарафана, обнажая пухлую грудь. Она – предмет моего особого обожания. Женщинам с такими титюлями можно простить любые ошибки. Моя Сонечка вообще красивая, не зажатая, естественная. Волосы ниже талии, фигура по типу песочных часов. Как же я ждал нашего «первого раза». Хочу жену до потери сознания. Все мысли про её тугую, никем не тронутую киску. Две недели только и делал, что трахал её в своих фантазиях в самых разнузданных позах. Грязно и жёстко.
– Ой, я тебя умоляю, – Сонины щёки вспыхивают пунцовым румянцем.
Улыбаюсь, нетерпеливо переминаясь, словно конь на старте.
– Это я тебя умоляю! Заказал серый, значит пойду…
– А я отменила твой заказ. Серый пиджак с лиловым галстуком не подходят к моей белой тунике и венку из красных маков.
Соня забирается обеими руками мне под футболку и нежно царапает спину. По нервам проносится электрический ток. С моей женой невозможно спорить. Она точно большой ребёнок. Иной раз дрожит как листок на ветру, а всё равно гнёт свою линию. Привязался к этой вздорной девчонке и не могу даже толком рассердиться на неё. Ощутила мартышка в полной мере свою власть надо мной, расцвела и быстро поправилась, удивив лечащего врача.
– Что ещё за венок придумала? Ленты ещё разляпистые к нему сзади привяжи. – подталкиваю Соню к роскошному ложу.
– Гречки…
– Гречанки.
Кладу руку на обнажённую грудь жены, ладонью ощущая твердеющую горошину коричневого соска.
– Какая разница? – Сонины зрачки расширяются.
– И правда никакой! – касаюсь нежных губ, дурея от желания.
Длинные пушистые ресницы прикрывают её шоколадные глаза.
– Гречанки ленты к венку не вяжут, – Сонин голос слабеет.
– Вяжут веники, – у меня голова кругом от ошибок, льющихся из очаровательного ротика жены. Веду по нему большим пальцем. Пора найти этим губкам лучшее применение. – А теперь помолчи, пожалуйста.