Аукцион судьбы. Книга 1 Кистяева Марина
А у той хоровод мурашек по спине побежал.
Она понимала – ей необходимо что-то сделать, сказать. В конце концов, просто улыбнуться. Извиниться. Хоть что-то. И не могла. Язык прилип к нёбу, онемел, отказывался ей повиноваться. В горле всё пересохло, и она бы с удовольствием сделала глоток той самой воды, что плеснули ей в лицо, желая привести в сознание.
Незнакомец не был красив в общепринятом модельном смысле этого слова. Таких не печатают на глянце. Но мужчины подобного типажа играют убийц, вояк, супергероев и срывают аншлаги. Суровый брутал, иначе и не скажешь.
Даже продолжая полулежать, а он ее осматривал в сидячем положении, Александра снова невольно ощутила разницу в их росте. Она была среднего роста, ближе к миниатюрному. Метр шестьдесят. И её всегда устраивал свой рост. Ей нравилось чувствовать себя маленькой. Когда-то она мечтала, что любимый мужчина будет её носить на руках… Мечты, мечты… И мужчины ей нравились крупные, высокие.
Как этот незнакомец.
Возможно, в другой жизни… Так и было бы. Непременно. Если бы не диагноз.
Не долг.
Не обман.
Не аукцион.
Если бы…
Но что-то определенно волнующее в Осетине было. Некая «самцовость», что пробуждала в девушках дремлющее до поры до времени либидо. Аура властности, силы, которой хотелось подчиниться. Когда девушка начинала сожалеть, что они живут в цивилизованном обществе, и вот такой индивид не может попросту её перекинуть через плечо и утащить к себе в берлогу.
Хотя это не про неё.
Её-то как раз он и привез в свою «берлогу».
Но это было не всё.
Волосы темные, коротко стрижены. Прилично отросшая щетина, что придавала образу Осетина больше хищности, затаенной опасности, одновременно притягивая и как бы предупреждая, что с обладателем подобной внешности связываться опасно.
Но больше всего из увиденного, помимо черных глаз, Сашу шокировали тонкие, белесые полоски, что просматривались через отросшую щетину, имелись на щеках и на лбу. Их было не меньше десятка.
Шрамы.
Застаревшие, очень давние.
Саше приходилось видеть подобные. В больнице чего только не насмотришься.
Если бы у шрамов были рваные линии, можно было бы предположить, что они получены в результате аварии, стеклом.
Нет. Они были ровные. Едва ли не идеальные.
Точно кто-то специально их «рисовал» на лице.
- Не надо. Спасибо.
Она всё же нашла в себе силы ответить.
Молчание становилось неуютным. Особенно под его пристальным, насмешливым взглядом.
- Как скажешь, - его губы скривились в циничной усмешке, и мороз побежал по позвоночнику девушки.
- Мне бы укрыться…
- Нет.
Сказал мягко, вкрадчиво, только отчего Саше стало страшно? Даже жутко.
Она интуитивно сместила голову туда, где лежала её одежда и с удивлением увидела, что содержимое её сумки вывернуто и валяется теперь на его куртке. Спасибо, что не на полу. Кошелек, телефон, парфюм, документы и… лекарства. Несколько баночек и пластинок.
Осетин демонстративно проследил за её взглядом.
- Да, меня тоже немало удивило содержание твоей сумочки, куколка. Минимум женских штучек, максимум лекарств. Ты у нас девушка с сюрпризами.
Находиться обнаженной становилось всё сложнее, тяжелее. Особенно учитывая, что свет падал прямо на надувной матрас. Да и сам диссонанс – она раздета, на Осетине какая-то одежда, но есть. Она понимала, что он выдворяет её тем самым из зоны комфорта, и у него это отлично получается. Несмотря на то, что ей приходилось довольно часто раздеваться перед врачами, природная стеснительность никуда не делась, вернулась в тройном размере.
Перед незнакомцами она точно голышкой не лежала.
И взгляд у него – оценивающий, будоражащий.
Осетин вызывал сильные ответные чувства. Его «самцовость» ощущалась в полной мере. Даже давила. Будь у Саши чуть больше опыта, она бы реагировала чуть иначе – спинку выгнула, улыбнулась соблазнительно, язычком по губкам провела. Активировала бы эту самую «самцовость».
Но с Сашей всё было иначе. Она стеснительно зажималась под оценивающим мужским взглядом, что по-хозяйски её осматривал.
- Я могу объяснить…
Прозвучало очень жалко.
Как результат - мужские брови медленно скользнули вверх.
- Ты думаешь, мне нужны объяснения?
И, правда, глупость она сказала.
- Я отработаю.
- О. Уже интересно. Хочешь, расценки скажу?
Саша медленно покачала головой.
- Не надо.
- А зря. Это я к тому, насколько ты сильно встряла, куколка. Хотя… - он специально растягивал слова и проходился по её нервам. Выжидал и наблюдал, всё сильнее и сильнее ей напоминая смертельно опасного хищника, что загнал свою жертву в ловушку и не спешит её уничтожать, играется. – Думаю, ты и так всё знаешь. Верно, Александра?
Саша дышала через раз.
Она начинала опасаться за своё самочувствие. Главное – снова не упасть в обморок или не вызвать приступ. В последнее время у неё наблюдалась стабильность. И это тоже пугало. Затишье перед бурей.
- Разрешите мне одеться, - снова повторила она свою просьбу.
- Зачем? Я ещё с тобой не закончил, Саша. Впереди вся ночь. Да и не ночь тоже.
Он внимательно следил за ней, она это видела. Чувствовала. У неё возникло ощущение, что Осетин просчитывает в голове какую-то комбинацию. Играет с ней. Забавляется. И то, что она оказалась не девочкой, его если и напрягло, разозлило, то не так, чтобы он бесновался и требовал компенсации или чего хуже - начал её избивать или насиловать в жесткой извращенной форме. Его сей факт поразил, конечно, но не до бешенства.
И сейчас, глядя на Осетина из-за опущенных ресниц, Саша не могла понять, что для неё было бы лучшим исходом ночи.
Прикасаться к ней он не спешил. Выжидал. Изучал.
Для чего? Вот какой вопрос напрашивался снова и снова.
- Извините.
А что она могла ещё сказать? Все заготовленные заранее слова куда-то испарились. Она ожидала гневного взрыва, возмутительных криков, но не холодного равнодушия, от которого хотелось скрыться. Если бы рядом находилось одеяло, Саша предприняла бы попытку, хотя сомневалась, что ей бы позволили.
- Извинения не принимаются.
Она готова была к подобному заявлению.
- И я очень не люблю, куколка, когда меня обманывают. Очень.
Это было сказано так, что Саша испугалась. По-настоящему. Когда полуобнаженный мужчина, сидящий от тебя в метре, абсолютно тебе не знакомый, имеющий внешность, мягко говоря, не планктонного офисного работника, не сводит с тебя темного взгляда, страх начинает появляться непроизвольно. Мужчина тебе ничего не делает, не трогает даже пальцем, фактически не дышит в твою сторону, а ты вся замираешь в предчувствии чего-то фатального, рокового, что коренным образом поменяет всю твою дальнейшую жизнь.
Даже если это емкое слово «жизнь» для тебя заключается в короткий период до нескольких недель.
- Ты хорошо подготовилась. Знала, что дежурного врача не будет именно сегодня. С чьей подачи попала в клуб?
Осетин продолжал говорить, не ожидая от неё ответов. Саша запоздала подумала про его странное прозвище, не соответствующее внешнему виду. По крайней мере, у неё складывалось такое впечатление. Да, темнокожий, смуглый, с щетиной, но нет характерных признаков его принадлежности к осетинской национальности. Или к лицам, что принято называть кавказцами.
Тем временем он продолжал:
- Через пять-десять минут я буду знать, кто тебя рекомендовал. Мне интересно, почему он так подставился, твой рекомендатель хренов. Трахаетесь с ним?
- Нет, - снова нервно сглотнула, хотя во рту всё пересохло. – Знакомы со школы.
Саша решила максимально говорить правду.
- Значит, Григо. Этот молодой хищник.
Обжигающий жар сменил холод в теле Саши. Она смотрела на мужчину, не моргая.
Кто же он такой…
И его чертова информированность не могла не ужасать. Значит, он был знаком с Гришей, и его характеристика парня полностью соответствовала той, что дала мысленно Григо сама Саша.
- За такую подставу его по головке не погладят, - пытливый взгляд черных глаз впился в побледневшее лицо Саши. – И он отлично понимал, на что шел. Спрашивается – почему… Есть причина, да, куколка? И лекарства в твоей сумочке наводят на размышления. Сердечница?
Господи…
Почему с каждым его словом, произнесенным всё тем же спокойным, чуть ироничным тоном, Саше становилось всё хуже? Не физически, морально. За свою короткую жизнь ей никогда не приходилось сталкиваться с подобными людьми, что одним своим присутствием подавляли и ассоциировались у неё с опасностью, с тем миром, что экранизируют и ставят тег «восемнадцать плюс», а то и «двадцать один». Где выживает сильнейший. Где риск – обычное рутинное дело.
Где нет места таким слабым, как она.
- Да. Я болею.
Скрывать правду не имело смысла.
Этот мужчина слишком опасен. С такими не тягаются, не играют в игры, когда не знают правил. Да и вообще не ровня она ему – правильно подумала минуту назад.
Он ответил не сразу.
Взял тайм-аут, за время которого тело Саши покрылось крупными мурашками.
Она не выдержала первой.
- Мне холодно.
- Скоро будет жарко.
Значит, он намеревался продолжить.
Чееерт…
Без повязки на глазах оказалось почему-то страшнее. Парадоксально, но факт. От этого мужчины исходили столь сильные агрессивные флюиды, что волей-неволей хотелось как-то их избежать.
Интересно, в обычной жизни с другими людьми с ним так же?
- Я хочу в туалет.
У Саши возникла маниакальная потребность хотя бы на пару минут скрыться от черных глаз. Избежать их давления. И она готова была пойти на очередную хитрость, хотя стоило подумать про туалет, как внизу живота потянуло.
Непонятно, понял ли её мысли Осетин, но усмешка стала откровеннее.
- Иди.
Он махнул рукой в сторону деревянной резной двери, что вела в смежную комнату. Даже не разбирающаяся в мебели Саша заострила внимание на качестве двери – явно не из дешевых. У неё снова сработала защита – на что-либо обратить внимание, лишь бы отвлечься.
Одежду Осетин предоставлять ей так и не намеревался.
Чувствуя, как подрагивают ноги, Саша поднялась с матраса и, не глядя на мужчину, босиком пошла по бетонному полу. Идти было некомфортно, и девушка перешла на цыпочки. Холодно.
Толкнув дверь, что поддалась без какого-либо труда, Саша вошла в ванную и, не замечая обстановки, поспешно закрыла за собой дверь, прислонившись к ней.
Она одна. Её не преследует ироничный взгляд черных глаз, что выворачивает душу наизнанку и, казалось, думает-гадает, что с ней делать – и с душой, и с самой Сашей. Она поёжилась.
Так. Умыться, сходить в туалет и возвращаться.
Как-то договариваться.
Теперь она осознавала, что подставила Григо. Но почему тот ничего не сказал? Черт, ведь можно было бы что-то придумать. Да, Александра знала, что именно в этот вечер дежурного врача не будет, он уезжал. Григо ещё прикалывался, что, возможно, Саша будет не одна «с сорванной клубничкой». Саша, стиснув зубы, проглотила злую реплику.
- Неужели столько желающих… - она не договорила.
- Стать любовницами богатеньких дяденек?
- Да.
- Да, - вторил Григо.
- Но ведь есть эти… агентства там какие-то. Эскорт-услуги и прочее.
- В них тоже отбор. И ты даже не можешь представить, какой.
- Жесть. Куда мы катимся…
- Это риторическая реплика, да, Сашуль?
Ей предстояло обелить Гришу. Она меньше всего хотела, чтобы парень пострадал.
Всё как-то непонятно, сумбурно. Страшно.
Мир, абсолютно не поддающийся иррациональному восприятию, логике. Где для неё всё непонятно. Саша никогда не была любительницей криминальных мелодрам и боевиков. К сожалению, мелодрам ей и в жизни хватало.
Выдохнув, девушка, наконец, огляделась. Ванная тоже представляла собой комнату в стадии ремонта. Голые стены, правда имелась раковина. Железная, как у бабушек в деревнях. Её, видимо, установили, как временную. Уже хорошо. А где унитаз?
Унитаз оказался в следующей смежной комнате. Надо же. Разгуливать по чужому дому, в чем мать родила, становилось всё более дискомфортно.
Сделав свои дела и сполоснувшись, Саша пожалела, что зеркалом в будущей ванной никто не обеспокоился. Ей бы хотелось посмотреть на себя. Она подозревала, что тушь размазалась, да и волосы пребывают в беспорядке. Если волосы она ещё могла как-то привести в надлежащий вид, то с лицом проблемно. Несмотря на скверную ситуацию, она должна выглядеть, если не отлично, то прилично.
Мысленно перекрестившись, Саша вышла из ванной и тихо охнула.
Собственно, чего она ожидала?
Ей дали понять, что ночь будет длинной… И всё только начинается.
За то время, что она выкроила для себя, Осетин сменил дислокацию – переместился на надувной матрас, предварительно скинув с себя джинсы. И Саше представилась возможность рассмотреть его и без одежды. Странно так, имела половую связь с человеком, а рассматривает его снова и снова.
Обнаженный Осетин выглядел так же настораживающе. Угольно-черная дорожка волос, берущая своё начало на животе, убегала к паху. Когда-то Саша читала любовные романы, и там неизменным признаком мужественности у героев была волосатая грудь. Что ж… Саша, рассматривая, Осетина, убедилась в этом воочию. А прибавить сюда развитую мускулатуру, крепкие ноги спортсмена и эрегированный член большого размера, то становилось совсем не весело. Никакого сексуального возбуждения Саша не испытывала, глядя на красивого, мускулистого молодого мужчину. И снова, если возвращаться всё к тем же пресловутым книжкам… Как там героини умудрялись начинать «течь» лишь от одного вида обнаженного тела?
Тут впору убегать.
Дай Саше выбор: остаться или уйти, она бы, не колеблясь, выбрала второе.
В Осетине было всего «слишком».
Или она относилась к нему предвзято?
- Ну, что замерла, куколка. Давай сюда. Должна же была уже понять – не обижу.
Ноги одеревенели, налились такой тяжестью, что не сдвинуть.
Саша не могла отвести взгляда от эрегированного члена.
Хоть стой, хоть плачь.
Не считая секса с Осетином, у неё до этого было всего лишь раз. По глупости. От отчаяния. Вспоминать и то тошно. И если бы она тогда не смалодушничала, то сегодня ей не пришлось бы изворачиваться и ждать «ответки» от незнакомого мужчины, от вида которого бросало в дрожь и, если внизу живота и появлялись какие-то ощущения, то точно не «порхающие бабочки».
Осетин похлопал рядом с собой.
- Что застыла…
Поманил пальчиком.
Иронично так…
А другой рукой дотронулся до члена.
Прошелся по стволу. Передернул, открывая розовую головку с выступившей жемчужной капелькой.
Если бы Саша не находилась на грани шокового состояния, она заметила бы, что мужчина слишком часто иронизирует. Словно проверяет её и постоянно наблюдает за её реакцией.
- Идем, идем. Сейчас я оттрахаю тебя уже по полной, а потом сделаю предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
Глава 8
Саша, стараясь производить как можно меньше шума, открыла дверь выданным крестным ключом, и, ступая осторожно, вошла в квартиру.
С кухни струился приглушенный свет.
Саша закусила и без того искусанную припухшую нижнюю губу.
Она даже знала, кто не спит.
Кто её ждет.
Разувшись, она сразу же пошла на кухню. Смысла прятаться и увиливать не было.
- Привет, папуль. Ты что не спишь?
Она подошла к отцу со спины и обняла его, втянув приятный запах родного человека. Как же хорошо снова оказаться дома. Пусть и не совсем дома, но рядом с теми, кого ты любишь, и кто любит тебя.
Парадокс, но именно папуля всегда ждал её возвращения с улицы. Мама очень редко.
- За тебя волнуюсь. Уже утро.
- Пять часов. Я же предупредила, что задержусь.
- Саш…
- Пап, я всё знаю. А ты что пьешь? Чай? Я тоже хочу.
Она чмокнула отца в затылок и направилась к кухонной рабочей панели, на которой стоял электрический чайник.
Идти она старалась не спеша, не делая резких движений.
Между ног саднило.
Да, теперь она знала, что подразумевает взрослый мужчина под выражением «иметь по полной»…
Приказав себе ни в коем случае не углубляться в воспоминания того, что она пережила за последние часы, а сосредоточиться на отце, который, она не сомневалась, пристально наблюдает за каждым её движением.
Она открыла шкаф, достала ещё одну чашечку, пакетик с зеленым чаем и плеснула кипятка.
- Как повеселилась?
От души…
- Нормально, пап.
Она взяла чашку и присела за стол напротив отца. Вадим продолжал пытливо всматриваться в разрумянившееся лицо дочери. Немного уставшего, но оно и понятно – тусила где-то всю ночь. Молодежь… И сказать ничего не может, ибо Саша сейчас имела право на всё. На всё… А он не мог уснуть. Ждал. Переживал. Придумывая себе черте что. А если кто его кровиночку обидел, парень какой-нибудь. И обрывал себя. Саша – умница, не по годам взрослая и серьезная девочка, никогда не встревавшая в сомнительные авантюры.
Уходя вчера, она предупредила, что вернется или поздно, или вовсе под утро. И когда он попытался узнать, с кем она идет гулять, она подошла к нему, положила руки на грудь и тихо сказала:
- Папа.
Дала интонацией понять, что есть вещи и обстоятельства, которые ему, как отцу, уже невозможно контролировать и предотвратить.
Его девочка выросла…
- А ты не спал всю ночь или только проснулся? Только правду говори, знаю, начнешь увиливать.
Саша открыла конфетку и закинула себе в рот. Хорошо, что она не раздевалась, не стала снимать кофту, да и у Осетина переоделась в свою одежду, а не в то платье, что ей выдали в клубе.
- С переменным успехом. Лег, но не спалось.
- Понятно. А крестный?..
- На дежурстве, - отец отвел взгляд.
Саша отпила чай, сделала большой глоток и порадовалась, что вода в чайнике успела немного остыть, иначе бы она обожгла горло.
По приезду к крестному она заметила, что отношения между братьями не такие теплые, как можно было предположить. Они общались, но натянуто. Отца явно тяготило находиться в доме брата, а теперь и знать, что они ему должны денег. Крестный отмахивался, злился, когда Вадим заводил речь о деньгах, но последний был упертый и, несмотря на то, что сделка с донорским сердцем не состоялась, он считал себя обязанным. Ситуация ужасала. Саша не представляла, что испытывал её отец. Знать, что дочь умирает и иметь крупные долги. Его моральное состояние её сильно беспокоило. Даже больше, чем своё.
С ней всё понятно. А вот папа… У него должно быть всё хорошо.
Это обязательное условие.
Саша, как и большинство детей, жила, никогда не задумываясь о судьбе родителей. Вместе, рядом, значит, всё хорошо. И лишь столкнувшись с болезнью, начала присматриваться. Почему с ней так часто холодна мама и куда более заботлив папуля? Это же… неправильно, да? Или мама относилась к той категории женщин, что по сути своей не умела проявлять чувства?
Когда ты осознаешь, что находишься за чертой невозврата, то быстро учишься задавать вопросы, которые при других обстоятельствах, не решилась бы озвучить.
Саша спросила отца.
- Папуль, почему мне иногда кажется, что мама меня не любит?
Вадим вздрогнул и побледнел.
- Вернее, любит, но как-то… странно что ли.
Она отвела взгляд. Ей стало немного стыдно, неудобно. Сама мысль о том, что родная мама её не любит, казалась Саше кощунственной.
Руки отца легли ей на плечи и чуть сжали.
- Саша… Мама очень тебя любит. И никогда…
- Папа!
В её голосе прорезались слезы. Она не хотела слышать то, что ей необходимо было слышать. Она желала знать правду.
И отец ей её сказал.
- Вера вышла за меня замуж, потому что забеременела тобой. У нас было-то… - он смутился. Разговаривать про секс с повзрослевшей дочерью оказалось не так-то просто. – А Вера любила не меня… Костю. Но тот не пожелал брать её с чужим ребенком, а врачи Вере аборт делать запретили. Вот как-то так.
У Саши ноги подкосились. И сразу многое встало на свои места. Натянутые отношения между крестным и отцом, которые она никогда не могла понять. И мама, что часто отодвигалась от отца, когда тот пытался её обнять. Саша принимала жесты мамы за стеснительность, а оказалось…
Саша выдавила из себя улыбку.
- Она полюбила тебя, папа. А я… А я вообще тебя очень сильно люблю!
Разревелась и кинулась к нему в объятия.
После того разговора они ещё ближе стали. И посиделки на кухне превратились для них в частые явления.
Вот и сейчас, Саша, схомячив конфетку, снова сделала глоток и сказала:
- Папа, я сегодня познакомилась с одним человеком…
Она специально не договорила.
Всю дорогу домой, что она провела в такси, ежась на заднем сиденье, она снова и снова прогоняла в голове приблизительный план разговора с папулей. Она готовилась к нему и могла предположить, что Вадим будет ждать её возвращения. Или проснется рано, отец страдал бессонницей. Болезнь дочери внесла кардинальные коррективы в жизнь семьи Сергеевых. Для неё было бы лучше поговорить с папой сразу, когда она ещё не отошла от всего, что свалилось на неё этой ночью. Пока адреналин гулял в крови, и чувствовался хилый драйф, на котором Саша находилась всю ночь.
Единственное, что её беспокоило, это, чтобы папа не понял, что она провела последние часы, занимаясь сексом. Не комильфо будет, вот совсем.
Она приводила себя в порядок, как могла. Влажные салфетки оказались незаменимы. Макияж поправляла уже в том же такси. Таксист, молодой парень лет тридцати, постоянно на неё поглядывал и так гаденько усмехался. Если бы Саша не находилась на нервяке, обязательно ответила бы ему.
Странно, но Осетин вызвал такси к дому, уже не таясь. Для чего он завязывал Саше глаза – непонятно. Спрашивать она не стала – не её дело.
Отпускал – и Слава Богу.
Как же ей хотелось от него уехать…