Дети неба Виндж Вернор
Два элемента Ремасритлфеера продолжали наблюдать за спуском каракатиц, монологи которых были все еще ясно слышны. Еще пара минут – и корзина приземлится.
А с пассажирской платформы несся сердитый говор:
– У Магната много дурацких идей, в том числе – что можно, что-то продавая, стать сильнее. Но на этот раз… что из того, что в тропиках их – сколько вы сказали? – да сколько бы ни было. Они, эти миллионы, – животные. Толпа. Разве что их поубивать и землю использовать, иначе тропики бесполезны. Я вам говорю – конфиденциально, конечно, – что моему хозяину эта тропическая авантюра уже надоела. Она истощает наши силы, сводит на нет преимущества новых технологий, которые принес Хранитель, производственную базу ослабляет в Восточном Доме. И надо эти глупости прекратить немедленно!
– Хм. Надеюсь, ваш начальник моему такого не высказывал с такой страстью. Магнат не очень хорошо реагирует… когда им пытаются командовать.
– Ну, не беспокойтесь. Хранитель – дипломат куда лучше меня. А я простой работяга – как, впрочем, и вы – и честно высказываю свое мнение.
Ремасритлфеер сам не очень был дипломат, но вполне мог понять, когда его прощупывают. И чуть не выдал этому шестерному кретину, куда он может засунуть своего Хранителя с его хитрыми планами.
Нет. Спокойствие.
Минуту помолчав, Читиратифор сменил тему:
– Говорящие каракатицы почти спустились к земле.
– Ага.
А каракатицы в чане тоже верещали, проявляя интерес. Очевидно, слышали снизу своих собратьев.
– Ваш начальник говорил моему, что это будет определяющее испытание. Если не выйдет, все возвращаемся домой. Я это расценил бы как очень хорошие новости – но все же кто, кроме сумасшедшего, будет ставить на имитирующих речь каракатиц?
Вопрос выглядел вполне резонным, но, к сожалению, у Ремасритлфеера не было ответа, при котором Магнат не выглядел бы полным идиотом.
– Ну, на самом деле это не настоящие каракатицы.
– А выглядят отлично. Обожаю каракатиц.
– Попробовали бы вы их воду на вкус, были бы другого мнения. Мясо практически несъедобно.
Ремасритлфеер никогда не ел этих извивающихся созданий, но стаи Южных Морей, рыбачащие на атоллах дальнего запада, о разумности и о мерзком вкусе этих тварей узнали примерно в одно и то же время. И любовь Магната к фантастическим слухам послала Ремасритлфеера через полмира на эти острова – поговорить с туземцами и привезти домой колонию этих странных животных. То, что сперва представлялось таким же абсурдным приключением, как теперешнее, оказалось самым интересным событием за всю жизнь Ремасритлфеера.
– И эти создания действительно умеют говорить.
– Несут такую же чушь, как любой синглет.
– Нет, они умнее. – Может быть. – Они настолько разумны, что Магнат решил провести вот этот эксперимент.
– Осуществляя свой тайный план, ага. Мне плевать, в чем он состоит, лишь бы сегодняшняя попытка была последней…
Читиратифор на секунду замолчал – глядел, как корзина обмена проходит последние футы, спускаясь к слякотной земле. На нее смотрели – внимательно. На краях открытого места, где кружились и вихрились несметные толпы, головы поворачивались, тысячи глаз следили за «Морским бризом» и спускаемым с него грузом. Декады опасных полетов шара – и множество дорогих безделушек – потребовались, чтобы организовать для этих обменов площадку и кое-как соблюдаемые правила.
– Послушайте, расскажите мне! – Читиратифор не устоял перед любопытством. – Что, во имя неба, делаете вы с этими каракатицами?
– Блестящий план моего босса? – Ремасритлфеер не допустил в голосе ни малейшей тени сомнения или сарказма. – Скажите мне, Читиратифор, вы понимаете, где мы?
Читиратифор ответил шипением:
– Мы застряли прямо над сердцевиной самого, прах его побери, большого Хора в мире!
– Именно так. Ни один исследователь так близко не мог подобраться. Флот Магната стоит на якоре в двух тысячах футов от берега. И ближе никто никогда не подходил. Сами знаете, сколько путешественников пытались добраться до сердца тропиков по суше или по воде Шкуры. Их ждали болезни и жуткие звери, но это можно пережить. Я, например, выжил. Но все, кто уходил дальше на юг, исчезали или возвращались частями, почти безумные, и передавали истории, которые сложились в легенду о тропиках. И вот сейчас мы с вами оба здесь, всего в тысяче футов над центром всего этого.
– И к чему вы ведете?
Читиратифор попытался произнести эти слова высокомерно и нетерпеливо, но голос у него дрогнул. Может быть, наконец-то он как следует рассмотрел тварей внизу, непрестанное бурление толпы вокруг поляны. Если учесть жару, неудивительно, что создания эти украшали только случайные безделушки да пятна краски. Но даже не в одежде дело: почти никого из них нельзя было бы принять за жителя севера. Шерсть у тропиканцев была редкая, у некоторых на лапах меховые оторочки, но бока и животы почти голые. И было их столько, что даже сюда, наверх доносились мыслезвуки. Огромный Хор – вот что, пожалуй, больше всего выбивало здесь из колеи и вгоняло Читиратифора в состояние, близкое к панике.
Сейчас почти все взгляды Ремасритлфеера были направлены на корзинку обмена. По протоколу эти трое Стальных Когтей не должны ее трогать, пока не ослабнет веревка, но он был готов ко всему. Приостановив спуск, Ремасритлфеер очень внимательно переглянулся с двумя головами, выглядывающими с противоположных сторон гондолы. Корзина на высоте двадцати футов. И время приземляться, а потом… он понятия не имел, что случится потом.
– К чему я веду? Ну, вот вы можете себе представить, каково было бы там внизу, на земле?
– Безумие, – сказал Читиратифор, и было трудно понять, это его ответ или его реакция на вопрос. А потом он спросил: – Когерентная стая там, внизу, окруженная миллионами Хора? Разум распадется в секунду. Как кусок угля бросить в котел расплавленного чугуна.
– Да, таков был бы результат, если бы бросили в Хор вас или меня. Но в результате прошлых обменов мы получили там, внизу, расчищенное место. Там их всего трое, и они держат веревку. Ближайшие элементы толпы не ближе тридцати футов. Ситуация была бы неуютной, и вам пришлось бы сбиться в кучу, не давая разуму рассыпаться, но выжить внизу стая смогла бы.
Читиратифор испустил недоверчивый звук, переходящий в тон страха.
– Мыслезвук давит со всех сторон. Эта поляна – крохотный пузырь рассудка в сердцевине ада. Хор не выносит чуждых элементов. Окажись я на земле – эта благословенная полянка тут же исчезнет.
– Но наверняка этого никто не знает? Если у Магната получится спустить стаи на землю так, чтобы им не грозила опасность, торговля пойдет куда быстрее.
– Теория, которую легко проверить. Высадите стаю… – Читиратифор замолчал, выбирая слова поаккуратнее, – какого-нибудь приговоренного преступника и предложите ему свободу, если он только спустится на эту полянку и поболтает с этими милыми созданиями.
– К сожалению, у нас нет сейчас приговоренных преступников. Магнат считает, что говорящая каракатица – наиболее удачный из оставшихся вариантов.
Эти рассуждения не казались убедительными и самому Ремасритлфееру. Таков Магнат: идей у него море, но обычно они абсурдны. Единственные, кого смог на это уговорить Магнат, были сами каракатицы, готовые бесконечно разговаривать с новыми незнакомцами. Совершенно непонятно, как подобные создания могли выжить. Одной невкусности для этого недостаточно.
Читиратифор заставил себя рассмеяться:
– Это и есть то блестящее решение, за которым гонялся Магнат? И вы честно доложите, как все будет?
Ремасритлфеер сделал вид, что не заметил снисходительного тона.
– Конечно.
– Ну, тогда опускаем каракатиц! – гулко засмеялся Читиратифор.
Ну, маленькие друзья, удачи вам.
С высоты тысячи футов пройти последние – хитрая штука, но Ремасритлфеер достаточно долго тренировался. Этим ребяткам не помешает мыслезвук Хора – разумы каракатиц молчат как мертвые. Основной вопрос другой: как отреагирует сам Хор на присутствие говорящих существ, к нему не принадлежащих? Часть Ремасритлфеера, наблюдающая за краями поляны, видела какое-то непонятное напряжение, передающееся по толпе. Он и раньше уже такое видал. Хор не является когерентным разумом, и все же некоторые его части думают друг другу, и эти мыслезвуки расходятся на сотни футов, создавая рисунок внимания такой широкий, какой вряд ли где увидишь, кроме как в линиях часовых.
– Мыслезвук Хора, – донесся голос Читиратифора, исполненный благоговейного ужаса. – И он все громче!
Читиратифор в страхе кружился на пассажирской платформе. Вся гондола из-за него плясала и подпрыгивала.
– Соберитесь! – прошипел Ремасритлфеер.
Но на самом деле мыслезвук Хора действительно казался громче – смесь похоти и ярости, радости и пристального интереса, захлестывающее безумие. Если все эти Стальные Когти там, внизу, способны думать совместно… они, быть может, и сфокусироваться могут на такую высоту. И уничтожить всех на борту «Морского бриза».
Но тут он заметил, что хотя мыслезвуки стали громче и более едиными, поменялось и еще что-то. Исчезли почти все звуки низкой частоты. Ушли стоны и обрывки межстайной речи, бесконечно вскипающие над толпой. На низких частотах стало так тихо, что слышно было, как вздыхает Шкура, обтекая глинистые мели и заросшие деревьями дельты.
И даже каракатицы – и те, что в котле, и те, что в корзине, прекратили журчащую болтовню. Как будто весь мир замолк в желании смотреть и видеть, что сейчас будет.
Широко расставленные глаза Ремасритлфеера доложили ему, что корзина должна уже быть на земле. И в тот же миг шнур, который он вытравливал, ослаб в челюстях. Есть, посадка!
И ясно, как колокольчики, слышны были звонкие голоса каракатиц на месте посадки. Они выдавали именно тоны продажи, которые разработал для них Магнат. Именно то самое, что сказал бы сам Ремасритлфеер, если бы у него хватило храбрости приземлиться в середине этого ада (хотя Ремасритлфеер говорил бы одним голосом, а не дюжиной, как маленькие морские твари).
Трое дежурных возле корзины не выдали немедленной реакции, и на низких частотах продолжалось то же жуткое молчание. Потом взметнулся мыслезвук, от которого чуть не застыли сердца Ремасритлфеера. Гнев звучал так громко, будто исходил из его собственного разума. Мириады шелудивых тел со всех сторон сломали хрупкий протокол, который Ремасритлфеер так долго выстраивал, бросились все дружно на корзину обмена.
От хлестнувшего гнева разум Ремасритлфеера онемел, но он видел и запомнил, что было потом: толпа бросилась вперед чудовищной волной, слоем от пяти до десяти тел. Они перли со всех сторон, и открытое пространство исчезло за две секунды. Где-то внизу в этой толпе лежала и корзина. Вопили мириады голосов, нападавшие громоздились кучей, и почти минуту держалась горячка безумия. Потом толпа отхлынула, оставив нечто вроде согласованного открытого пространства. Каким-то чудом причальный канат «Морского бриза» остался на месте, но корзину размолотили в щепки.
– Что случилось? Где они? Что случилось? – зазвучали голоса оставшихся каракатиц в деревянном чане.
– Я… извините, ребята.
Торговая площадка восстановилась почти полностью. Те, кто еще оставался, хромали прочь к своим товарищам. И ни следа каракатиц не было видно во взбаламученной грязи.
Читиратифор удовлетворенно вздохнул:
– Превосходный эксперимент. В точности как я и предсказывал. В общем, самое время обрезать причальный конец и убираться прочь от этого сумасшествия.
Четырьмя часами позже Ремасритлфеер, уцелевшие каракатицы и Читиратифор вернулись на пароход Магната. Три из этих четырех часов ушли на борьбу с таким штормом, какого Ремасритлфееру не доводилось еще видеть. И даже сейчас ветер полосовал палубу «Стаи Стай» так, что убрать шар было почти невозможно. Черт возьми, лучше бы причальная команда обрезала его к чертям, пока оставшийся газ молнией не подожгло.
Ремасритлфеер опустил головы, толкая чан по палубе в укрытие. Дождь его промочил насквозь. Поразительно, что он еще сохранил возможность думать.
А каракатицы всё жаловались:
– Ну почему, почему, почему ты нам не дал опять попробовать? Попробовать?
– Заткнитесь вы! – прошипел Ремасритлфеер.
В приказах Магната были оговорены многократные попытки. До прихода шторма Ремасритлфеер, по крайней мере четыре его составные части (у пятой были к каракатицам какие-то странные материнские чувства) готовы были пожертвовать и остальными этими маньяками-самоубийцами. Но из-за шторма и скепсиса Читиратифора не все было сделано в согласии с планами Магната. Ранний отлет, вероятно, спас им всем жизнь.
Он привязал чан и насыпал в воду корма. У него за спинами почти весь Читиратифор сгрудился у релинга, блюя в воду. Далеко за завесой дождя виднелись темной тенью болотистые берега. За последние несколько декад Ремасритлфеер достиг большего, чем любой исследователь за всю историю тропиков, но сейчас он понимал, что никогда не будет стоять там на твердой земле. И ни одна стая не сможет этого сделать и вернуться, чтобы рассказать.
Ремасритлфеер встряхнулся. Сейчас помыться и высушиться. А потом самая трудная на сегодня работа: убедить Магната, что как бы ни был велик рынок, как бы ни было сильно желание, все же бывают мечты, которым просто не суждено сбыться.
Через десять лет после битвы на Холме Звездолета
Глава 05
Домен Резчицы протянулся вдоль северо-западного берега континента. Северная часть домена – земли вокруг Холма Звездолета были завоеваны вместе с империей Свежевателя. Они располагались в двухстах километрах к северу от полярного круга. Мир Стальных Когтей отличался мягкостью климата и красотой, очень напоминая Старую землю первой цивилизации человечества. Конечно, «мягкость климата и красота» – понятия относительные. Арктическая зима, даже на побережье с его согревающими океанскими течениями, – штука страшная. Острова скрываются подо льдом, наметает сугробы снега, ночь тянется бесконечно и обычно такая бурная, что и звезд не видно.
Зато лето… Равна Бергсндот даже не представляла себе, что в природе бывает такой контраст. Снег почти полностью сходил, оставаясь лишь на высоких вершинах и на ледниках. В этом году весенние дожди шли обильно, и яркая зелень брызнула по лесам и пустошам, по крестьянским полям, по всему миру ниже линии деревьев. А сегодня стало еще красивее. Дожди кончились, небо очистилось, только несколько пушистых тучек висели над морскими островами. Здесь, в ясный летний день, солнце не заходило круглые сутки. В полдень оно залезало почти до половины неба, да и все остальное время казалось бесконечным полднем.
И было тепло! И даже жарко!
Равне и Джоанне повезло выбрать именно этот день для посещения рынков на южной стороне Скрытого острова. На фуникулере они спустились с Холма Звездолета и потом на пароме переплыли полуторакилометровый внутренний пролив, отделяющий столицу прежнего Свежевателя от материка. Сейчас они спускались по широким мощеным улицам, радуясь солнцу, теплу и свету.
Почти все городские стаи выходили без курток и штанов. Рабочая команда из трех стай выстроилась по одной стороне улицы, прокладывая дренаж. На такой простой работе, как копка канавы, три стаи могли работать совместно с некоторой надстайной координацией, и землю поддевали лопатами и перегружали в ведра с идеальной синхронностью.
Это уже не были рабы времен Свежевателя и Булата. Когда Равна и Джоанна проходили мимо, сверхстая вроде бы их заметила и на момент восстановила свои три когерентных личности, выкрикивая приветствия человеческими голосами. Равна узнала ту стаю, что в середине, – планировщик города у Свежевателя-Тиратект.
Джоанна поболтала с двумя, которые не очень хорошо говорили по-самнорски. Равна перебросилась словами с планировщиком города, узнала, зачем вообще ведется этот ремонт, ответила на вопрос стаи об инструментах, которые уже больше года обещали.
– У нас, естественно, перебои с поставками энергии. Но вы их получите вовремя, чтобы со снегом разгребаться.
И люди пошли дальше, к самой высокой улице Скрытого острова.
– Джоанна, а ведь сегодня, пожалуй, самый погожий день за все время, что мы здесь.
За линией крыш высоко поднимались внутренние холмы острова. Новый замок на Холме Звездолета, казалось, будто вышел из волшебной сказки, и крутые склоны, уходящие вниз от замка, корпус «Внеполосного» сверкали яркой зеленью.
Младшая улыбнулась:
– Да, такого точно не бывало.
Мимо в обе стороны проходили стаи, стараясь как можно дальше держаться друг от друга. Фургонам и керхогам сюда въезд был запрещен, и места для стай как раз хватало. Даже люди кое-где были видны впереди – старшие из беженцев-Детей, теперь выросшие и работающие на местных предприятиях. На миг Равна едва не представила себе…
– Это почти как где-нибудь в цивилизации.
Джоанна продолжала улыбаться, но с несколько озадаченным видом.
– В Верхней Лаборатории ничего такого не было.
Насколько было известно Равне, Верхняя Лаборатория представляла собой сеть бараков на безвоздушной планете красного карлика.
– А до того, – продолжала Джоанна, – до того мы жили в основном на Страуме. Города и парки. А тут? Я к здешним местам привыкла больше, чем к другим каким-нибудь, но чем они тебе напомнили о цивилизации?
У Равны о цивилизации Страума было свое мнение – и десять лет практики удерживать это мнение при себе. Поэтому она сказала только одно:
– Есть различие в деталях, но сходство в главном: здесь и люди, и инопланетяне, что за пределами цивилизации случается редко. Улицы здесь чистые и достаточно широкие. Я знаю, что стаям нужно дополнительное пространство, но… тут почти что исторический городской парк на какой-нибудь планете с многообразным населением. Можно сделать вид, что технологию просто не выставляют напоказ – вроде как держат в тех лавочках, по которым мы сегодня собираемся пройтись. Такое место вполне может быть на Сьяндре Кей – приманка для радостных туристов.
– Тогда меня устраивает, потому что я приехала искать подарок на день рождения!
Равна кивнула:
– Значит, у нас есть для этой поездки конструктивная цель.
Дети серьезно относились к своим «дням рождения». Как бы ни были спорны календарные даты, это был мост, соединяющий с прошлым. Равна спросила, подумав:
– А у кого это день рождения?
– А как ты думаешь?
Что-то было в облике Джо такое, что ответ делало очевидным.
– Невил?
– Ага. Сегодня его нет в городе – изучает возможности торговли в Восточной Долине. С людьми он отлично умеет ладить, не сомневаюсь, что не хуже поладит со стаями. В любом случае есть возможность раздобыть ему подарок, о котором он даже знать не будет.
Равна засмеялась. Ей столько терпения понадобилось на этих двоих, но вот Джо уже двадцать четыре, а Невилу как раз исполняется двадцать шесть. Среди старших детей это была самая идеальная пара.
– А что ты собираешься ему найти?
– Что-нибудь великолепное и очаровательное, конечно же.
У Джоанны были некоторые мысли. Оказалось, что она чаще здесь бывает, чем Равна, и допрашивала и Резчицу, и Странника о вещах, которые можно было бы вывозить из этой части планеты. Скрытый Остров не стал столицей Империи, как планировал прежний Свежеватель, но оказался сердцем Домена Резчицы – и на этой стороне Длинных Озер именно сюда надо было приходить за всякой экзотикой.
Так что они вдвоем заходили в одну лавку за другой, прошлись по летним рынкам, расположенным на мощеных площадях. У Джоанны был список – не только от Резчицы и Странника, но еще от ее подруг Рейны и Гиске – обе уже замужем, – и от самого Невила. Джоанна купила какую-то мозаичную ткань с пейзажами – как их видел бы каждый из элементов ее носителя.
– Не очень человеческое, – заметила Равна.
– Да, но Невилу нравится мазня пуантилистов. А мне напоминает протоцифровую живопись.
В другой лавке они рассматривали полудрагоценные камни в оправе из золота и бронзы. Равна, теоретически говоря, была царственной особой, но никаких бесплатных подарков ей не предлагали – даже не было просьб об «официальной поддержке» со стороны соправительницы Домена. Для средневекового правителя Резчица была очень передовым государственным деятелем.
– Можно сделать что-нибудь на заказ, вот даже из этой мозаичной материи.
– Ага, – согласилась Джоанна, и они свернули в Крошечный переулок, в глубине которого разместилась мастерская «Ларсндот, Иглз и К°».
К двухэтажному зданию пристроили летнюю веранду – навес на столбах. Венда Ларсндот-младшая стояла на коленях возле клиента, закалывая бархат вокруг его новых щенков.
– Привет, Джоанна, привет, Равна! – Семилетняя девочка просто просияла, но не поднялась. – Не могу сейчас разговаривать, эти надсмотрщики над рабами мне разогнуться не позволяют.
И она что-то чирикнула покупателю – что-то обнадеживающее.
– Но завтра ты в школу придешь? – спросила Равна.
Девочка – старшая во втором поколении – закатила глаза к небу:
– Конечно, конечно. Это у меня будет выходной. Мне шить нравится больше, чем мультики делать. Папа вон там, а мама в мастерской.
Это и были Бен и Венда Ларсндот, главные надсмотрщики Венды-младшей.
Бен был занят еще сильнее дочери. Народу было битком – для стай, – и наверняка от шума разум должен был глохнуть. Может, в такие погожие дни разыгрывается покупательская горячка?
Равна с Джоанной помахали Бену и пошли в мастерскую. У «Ларсндота, Иглза и К°» работниками были стаи. «Иглз» – это была в основном молодая стая-шестерка, изначально бывшая владельцем заведения. Иглз от партнерства выиграл, потому что профессия закройщика – одна из «проблематичных». Столь близко находиться к другой стае – это вызывает оцепенение ума, и потому есть всего несколько вещей, которые стаи могут делать в такой близости: драться, заниматься любовью и просто балдеть. Люди же для работы вблизи просто идеальны. Каждый человек не глупее стаи, и каждый может осмысленно работать даже вплотную к клиенту. Идеальная комбинация – хотя Равна опасалась, что Ларсндоты слишком далеко зашли. Встроиться в систему, стать нужными местному населению – это было невероятно важно. Но все-таки люди должны строить техническую цивилизацию, а не снимать мерки и подгонять ткань.
Сегодня дела было больше, чем могли переделать люди. И три закройщика из Стальных Когтей сидели на платформах с толстой мягкой обивкой. На полу перед каждым клиентом находился одиночный элемент закройщика, изо всех сил подгоняющий одежду. Для человеческих глаз процесс был комичен. Отделенные элементы были одеты в просторную форму, в пасти держали иглы в больших рукоятях, а портновские мерные ленты висели у них на шеях. Они не были совсем умалишенными – остальная часть стаи сидела на платформах, глядя вниз, и старалась поддерживать контакт, не оглупляя покупателя.
У элементов на полу была большая практика и существенное руководство сверху, но в способности к тонкой работе они лишь немного превосходили собак. Губы и челюсти могли давать сжатие, как пара слабых пальцев. Лапы у них тоже были неуклюжие, хотя часто на них надевали инструменты или металлические когти – с чем и было связано человеческое название местной расы.
У этих портных опыта хватало. Те части, что стояли внизу, умели снять с себя мерную ленту, умели передать ее клиенту. Следуя указаниям закройщика с платформы, клиент – если не слишком терял разум от пребывания среди себя чужака, – мог нормально держать ленту, пока портной его измерял. В иных случаях клиент придерживал ткань, а отделенный элемент портного брал булавку в зубы и аккуратно прикалывал.
Равна и Джоанна прошли через старую секцию дома, которую строили, не думая о людях. Пришлось наклоняться, чтобы не зацепить потолок, и неловко пробираться по короткому коридору в портняжную. Внутри в местном доме запах стай становился невыносимым. Равне в Верхнем Крае приходилось контактировать со многими расами, но всегда при хорошей вентиляции. Здесь таких удобств не было.
Впереди слышался смех Венды-старшей. Она в основном и вела дело, если не считать бухгалтерии. Как и большинство беженцев, она не очень хорошо владела устным счетом.
– Джоанна, Равна, привет!
Венда стояла возле рабочего стола – они выстроились в линию под высокими окнами дымчатого стекла, освещенные солнцем. В фирме «Ларнсдот, Иглз и К°» было три швеи, и сейчас все три были заняты. Венда сновала среди них, поправляя мерки, подавая новые штуки ткани, в том числе и драгоценного плетения «Внеполосного» – последний результат системы реализации графики.
Силка, младшая дочь Венды, сидела рядом с ней на столе, явно «помогая надзирать».
– Привет, Венда! Мне как раз нужен совет. – Джоанна положила мозаичную материю на смотровой стол. – Я хочу что-нибудь сделать для Невила, на его день рождения. Смотри, не слишком глупо смотреться будет на человеке?
– Силка, побудь пока здесь.
Как ни удивительно, трехлетняя девочка послушалась. Она глаз не могла оторвать от действий шьющей стаи.
Венда подошла к столу, боком протиснувшись между тяжелыми деревянными табуретами. Она уважительно кивнула Равне, потом подняла образец ткани, повертела в солнечных лучах.
– Да, это настоящий товар с нижнего берега, правда, Джоанна?
Они стали обсуждать ткань. Венде, когда детей отправили из Верхней Лаборатории, было шестнадцать, и она проснулась одной из первых. Получалось, что она старше всех беженцев, ровесница Невила Сторхерте. То есть ей было двадцать шесть. Лицо и голос у нее были довольные, но в волосах виднелась седина, на лице – признаки старения. Равна с самого начала изгнания читала человеческую историю как одержимая. В естественном состоянии без лечения человек начинал увядать немедленно, как только наступало взросление. Венда никогда не жаловалась, но тяжелее других – и уж точно тяжелее мальчиков ее возраста – несла бремя жизни Здесь. При этом она еще была счастливее многих других. Будучи достаточно взрослой перед бегством, она почти закончила обычный курс продления жизни. Ее возрастная группа продержится пару сотен лет.
Самые младшие ребята – и уж новое поколение точно – этого курса даже не начинали. Они будут стареть быстро и едва ли проживут хотя бы сто лет. Может быть, не доживут и до новых технологий, которые могли бы их спасти. В этом случае их единственной надеждой могло быть возвращение в гибернацию.
Один из закройщиков подошел и встал вокруг стола. Четверо его взобрались на табуретки, наклонились рассмотреть ткань со всех сторон. Стая эта была пятеркой, в основном старой. По-самнорски он кое-что понимал, но говорил на межстайном, аккуратно выбирая слова. Для Равны эти звуки были едва лишь членораздельны, но было понятно, что портному приятно поболтать с Джоанной. Этот портной был ветераном долгого перехода Резчицы к побережью и Битвы на Холме Звездолета. У Джоанны было больше знакомых стай, чем у всех, кого знала Равна, и она среди них считалась выдающимся героем. Может, поэтому Резчица простила Джо, когда та во втором году впала в безумие.
В конце разговора Джоанна, Венда и стая-портной сообразили причудливый фасон накидки и штанов, который, как уверяла Венда, удовлетворит и моду, и Невила. Лучшего свидетельства отсутствия универсальной эстетики Равна не видела никогда.
– А эти пряжки я тебе принесу, – закончила Джоанна.
– Отлично, отлично, – закивала Венда. – Но важнее всего мне сейчас знать мерки Невила.
– Ладно, сниму их. Но понимаешь, это сюрприз. Он знает, что будем праздновать, но…
– Ага. А если снять мерки, он наверняка догадается.
– Найду способ.
И Венда вместе с Джоанной засмеялись.
Джоанна продолжала смеяться и на улице.
– Нет, Равна, честно, никакого второго смысла.
Но, даже перестав смеяться, она улыбалась как сумасшедшая.
День тянулся вечно. Тени поворачивались, поворачивались, но даже не удлинялись к закату. Равна и Джоанна остановились пару раз возле среброкузнецов, но Джоанна хотела чего-то неповторимого. Сейчас они находились у северного конца верхней улицы. Лабиринт торговых палаток стоял настолько тесно, насколько могли выдержать стаи, не больше нескольких метров друг от друга.
– Похоже, иностранцев больше обычного? – отметила Равна.
Это лишь отчасти был вопрос. Стаи Восточного Дома можно было узнать по забавным красным курткам. Другие отличались рассеянными позами или скандальным заигрыванием. Объяснение всех деталей – еще одна причина, по которым Равна любила гулять с Джоанной Олсндот.
Сегодня Джоанна не была таким уж идеальным экскурсоводом.
– Я… да, я думаю, ты права. – Она оглядела хаос палаток. – Не обратила внимания. – Увидев улыбку на лице Равны, она спросила: – А что?
– Знаешь, сегодня ты останавливалась поболтать лишь с каждой четвертой стаей, которая нам встречалась.
– Ну, так я же всех не знаю… постой, ты правда думаешь, что сегодня я не отвечала своему обычному социальному стандарту? Ну, не знаю. – Они прошли еще несколько шагов в сторону от палаток. Когда Джоанна снова посмотрела на Равну, на лице у девушки все еще была улыбка, но к ней примешивалось некоторое удивление. – А знаешь, ты права. Я не чувствую теперь того, что чувствовала раньше. Странно это. Ну, вся наша жизнь. Так все трудно и так долго.
Когда Равну Бергсндот одолевала жалость к себе, она пыталась представить, каково живется Джоанне и ее маленькому братцу. Как все Дети, эти двое были сиротами, но их родители пролетели весь путь до приземления на планете. Их убили на глазах у Джоанны, а потом на ее же глазах перебили половину ее одноклассников. К тринадцати годам она прожила год под открытым небом, зачастую среди друзей, иногда среди них бывали предатели. Но она и ее младший брат руководили «Внеполосным» в битве на Холме Звездолета.
Некоторые из Детей восприняли местную жизнь со слишком большой готовностью, забывая цивилизацию. Другие никак не могли привыкнуть к своему падению с Неба. А вот такие, как Джо, внушали Равне веру, что они – если дать им время – сумеют преодолеть суровую судьбу.
Купеческие лавки остались позади, и они шли теперь через ту часть города, где в последние годы поставили общественные здания. Джоанна будто не замечала ничего, была где-то далеко и улыбалась этой блуждающей улыбкой.
– Сперва туго пришлось, а потом мы разоблачили Хранителя и победили властителя Булата. А с тех пор… – В голосе ее зазвучало удивление. – В общем, отличное время идет. Столько надо сделать! И Фрагментарий, и Академия Детей, и…
– Ты вся погрузилась в создание нового мира, – подсказала Равна.
– Я знаю. Но сейчас все даже еще лучше. С тех пор как мы начали встречаться с Невилом, жить стало куда веселее. Меня заинтересовали личности человеческого типа. Мы с Невилом стали… ближе друг другу. И я хочу, чтобы этот его день рождения был особенным.
Ха!
Равна протянула руку, тронула Джоанну за плечо.
– Так что когда…
Джоанна засмеялась:
– Ах, Невил такой традиционалист! Я всерьез думаю, что он ждет от меня предложения. – Она посмотрела на Равну, улыбаясь теперь и весело, и хитро. – Смешно сказать, но как раз после этого дня рождения я именно так и поступлю!
– Так это ж чудесно! Ох, какая будет свадьба! – Они остановились, радостно улыбаясь друг другу. – Уж не сомневайся, что Резчица придумает новые церемонии.
– Ага, она мою репутацию использует немилосердно.
– Ну и отлично. Это на самом деле значит для нас даже больше, чем для Стальных Когтей. Вы с Невилом очень популярны – он среди Детей, ты среди них. Может быть…
Может быть, сейчас как раз время.
– Что может быть?
Равна вытащила Джо на середину улицы – ей не хотелось, чтобы к ним принюхивались проходящие стаи.
– Да просто мне жуть до чего надоело быть королевой-соправительницей.
– Равна! Это же так полезно было все эти десять лет! И Резчица сама это предложила. В истории этого мира есть прецеденты, и в нашей тоже.
– Да, – согласилась Равна. – На Ньоре.
В Век Принцесс была старшая принцесса и младшая, Теки. Сам Век Принцесс повторялся в истории любой известной человеческой цивилизации – в той, в частности, которая породила и Сьяндру Кей, откуда родом Равна, и царство Страум, родину Джоанны.
Страумцы не очень любят оглядываться назад, но Равна им рассказала о Веке Принцесс. В Академии она с помощью этой истории строила мост между людьми и Доменом.
– Ты должна радоваться, что ты соправительница, Равна. Ручаюсь, что ты играла в королеву, когда была ребенком.
Равна замялась – как-то неловко было признаваться.
– Да, наверное. Я поняла, что реальность… обескураживает, и для начала мне было необходимо стать равной королеве. Но сейчас вы, ребята, уже твердо встали на ноги. А мне нужно сосредоточиться на внешних срочных делах. У нас всего несколько столетий до того, как в город ворвутся по-настоящему плохие парни.
Равна не рассказывала детям о своем сумасшедшем сне или о глюке зонографа. Повторений не случалось, а данные были весьма ненадежные. Но она стала работать изо всех сил и так же изо всех сил старалась не выглядеть сумасшедшей.
Равна отвернулась от Джоанны. Несколько шагов она смотрела только под ноги, аккуратно ступая по булыжникам.
– А может быть, и того меньше. У флота Погибели не осталось работающих рамскупов, но наверняка они могут несколько килограммов разогнать до субсветовой. Может, у них сохранилась и связь с богом, может, они даже нашли способ прикнопить нас на световой скорости. И я все время должна сейчас посвятить тому, чтобы мы были готовы их встретить.
Джоанна не ответила. Равна еще несколько шагов помолчала, потом повторила главное:
– То есть я должна больше времени проводить на «Внеполосном». В конце концов, я библиотекарь, и в такой ситуации, как сейчас, любое отклонение от этой работы будет пустой тратой сил. И лучше всего будет, если соправителями у Резчицы будете вы с Невилом.
Пораженная Джоанна уставилась на Равну:
– Ты с ума сошла?
Равна улыбнулась:
– В этом в разное время обвиняли нас обеих.
– Ха! – возразила Джоанна и обняла Равну за плечи. – Если мы обе и спятили, то очень по-разному. Равна, ты нам нужна…
– Знаю. Я мать-вожатая ячейки скаутов, оставшейся от всего человечества.
Эта старая и капризная жалоба должна была бы вызвать у Джоанны улыбку, но девушка осталась серьезна до свирепости.
– Равна, ты мать всех нас, кто остался здесь. Десять лет назад мы были несмышленышами, а для стай – диковинными животными. Ты нас удержала всех вместе и была нам матерью – иначе бы большинство из нас умерли бы в спячке, а немногие выжившие одичали бы в здешней глуши!
– Я… ну ладно. – Надо перегруппироваться. – Я делала то, что надо было сделать. Сейчас мы должны подготовиться к будущему. Я единственная из всех нас, кто обучен работать с системами планирования «Внеполосного». Вот почему мне сейчас нужно посвятить этому все время. Руководить должны вы с Невилом. Я же не руководитель, а библиотекарь.
– Ты и то и другое. Именно библиотекари и археологи всегда возвращали утраченную цивилизацию.
– Тут другое. Ни в каких развалинах ничего искать не надо – все ответы есть на «Внеполосном». – Равна указала в сторону холма. – Вначале я вам была нужна, но теперь Дети вроде тебя стали взрослыми. От меня более чем когда-либо нужно техническое планирование, но быть руководителем… я просто устала.
– Твои решения популярны, Равна.
– Некоторые. Другие нет, или непопулярны вначале – год или два. А то и пять – десять.
А некоторые могут быть неверны столетиями – а потом внезапно и страшно стать верными.
– Я не понимала, что тебе так… одиноко. У нас всех есть ты, и я думала, что ты чувствуешь то же самое. – Джоанна посмотрела на сумки с образцами тканей и подарочными безделушками, тихо засмеялась. – Ладно, сменим тему. Я невероятно счастлива с Невилом. От него жизнь светлее стала. И я просто не думала, как было бы без этого, в одиночестве. Ты часто вспоминаешь Фама?
– Иногда. – Всегда. – У нас было что-то хорошее, но слишком много было другого с ним связано. Сила, которая им владела, внушала страх.
– Ага. – Джоанна познакомилась с Фамом Нювеном как раз перед концом и видела, насколько страшным может быть страшное. – Нас тут сто пятьдесят, Равна. Мы все тебя любим – по крайней мере почти всегда. Ты думала когда-нибудь, что теперь, когда нас много, может найтись кто-то один, с кем… с кем ты могла бы быть вместе?
Читать бесплатно другие книги:
