Похитители снов Стивотер Мэгги
– Во сне, – быстро поправил Ной. – Ну, в основном.
От дождя и сумерек в углах двигались тени. Они напомнили Ганси первые ночи, проведенные здесь, когда единственным способом заснуть было притвориться, что под его кроватью нет этого огромного зала. Он слышал дыхание Ронана.
– Помнишь прошлый год? – спросил тот. – Когда я сказал… что больше этого не будет.
Глупый вопрос. Ганси никогда бы не забыл. Ной тогда обнаружил Ронана в луже его собственной крови. Долгие часы в больнице. Консультации и обещания.
Не было смысла стесняться. Ганси сказал:
– Да. Когда ты пытался убить себя.
Ронан коротко качнул головой.
– Это был кошмар. Во сне меня разорвали на части, а когда я проснулся, – он повел своими окровавленными руками, – я принес это с собой. Я не мог тебе сказать. Отец велел никому не говорить.
– И ты позволил мне думать, что пытался покончить с жизнью.
Ронан устремил тяжелый взгляд своих синих глаз на Ганси, давая ему понять, что другого ответа не будет. Отец велел никому не говорил. Он и не говорил.
Ганси почувствовал, что весь минувший год обретает в его голове иную форму. Каждую ночь он панически боялся за жизнь друга. И Ронан столько раз говорил: «Это не то, что ты думаешь». Ганси одновременно возмутился, что Ронан заставил его так долго бояться, и обрадовался, что тот вовсе не такое уж инопланетное существо. Ему гораздо проще было смириться с тем, что Ронан оживляет сны, чем с тем, что Ронан хочет умереть.
– Тогда зачем… зачем ты здесь? – наконец спросил Ганси.
У них над головой что-то стукнуло. Ронан и Бензопила одновременно вскинули головы.
– Ной? – позвал Ганси.
– Я пока здесь, – отозвался тот из-за спины. – Но ненадолго.
Сквозь неумолчный шелест дождя Ганси услышал какое-то скрежетание по полу верхнего этажа, и снова стук: что-то упало.
– Тут не только кровь, – сказал Ронан.
Грудь у него бурно вздымалась от дыхания.
– Кто-то выбрался.
Дверь в комнату Ронана была закрыта. Книжный шкаф пуст, перевернут на бок и привален к ней. Книги лежали кучами рядом с опрокинутым телескопом. Всё было молчаливым и серым, дождь продолжал испещрять окна. Запах, который Ганси учуял внизу, здесь, наверху, сделался ощутимей – затхлый и сладковатый.
– Керау? – хрипло спросила Бензопила, сидевшая у Ронана на руках.
Он издал негромкий звук, успокаивая ее, и посадил птицу на стол Ганси; Бензопила тут же исчезла в черной тени под ним. Переложив в правую руку ломик, Ронан указал на канцелярский нож. Ганси не сразу понял, что должен его взять. Он с сомнением несколько раз выдвинул и убрал лезвие, а потом взглянул на Ноя. Тот, казалось, должен был вот-вот исчезнуть, то ли от упадка сил, то ли от недостатка храбрости.
– Готов? – спросил Ронан.
– К чему я должен приготовиться?
За дверью кто-то скреб половицы. Тк-тк-тк. Как будто по стиральной доске водили деревянным молотком. Что-то в душе Ганси затрепетало от страха.
Ронан сказал:
– К тому, что в моей голове.
Ганси сомневался, что к этому можно приготовиться. Но он помог Ронану оттащить шкаф.
– Ганси, – произнес Ронан.
Дверная ручка поворачивалась сама собой. Ронан быстро ухватился за нее.
– Глаза… Береги глаза.
– Какой у нас план? – спросил Ганси, не сводя взгляда с пальцев Ронана.
Они побелели – столько сил он прикладывал, не позволяя ручке повернуться.
Ронан ответил:
– Убить эту тварь.
Он распахнул дверь.
Первое, что заметил Ганси – это беспорядок. Расплющенная клетка Бензопилы, сломанный насест. Сетка динамика была согнута пополам, как устрица, и валялась возле порога. Компьютерная клавиатура лежала под перевернутым стулом. Изорванная рубашка и джинсы растянулись на полу, с первого взгляда напоминая труп.
А потом он увидел кошмар.
Тот надвигался из дальнего угла. Как тень. Затем он стал живым существом. Быстрый. Черный. Крупнее, чем ожидал Ганси. Реальнее.
Тварь была ростом с него. На двух ногах. В чем-то рваном, черном, грязном.
Ганси не отрываясь смотрел на клюв.
– Ганси! – рыкнул Ронан и размахнулся ломом.
Существо бросилось на пол. Оно выскользнуло за пределы досягаемости Ронана, когда тот размахнулся вновь. Ганси заметил коготь. Нет, когти. Десятки. Массивные, блестящие, кривые, острые как иглы. Они пытались схватить Ронана.
Ганси прыгнул вперед и полоснул ножом. Под лезвием одежда существа разошлась. Оно метнулось к Ронану, который ломом отразил удар. Существо хлопнуло крыльями, взвилось в воздух и уселось на косяке, поставив руки между ног, прилепившись, как паук. В нем не было ничего человеческого. Оно зашипело. Глаза с алыми зрачками открывались и закрывались. Птица. Динозавр. Демон.
«Неудивительно, что Ронан никогда не спит».
– Закрой дверь! – крикнул тот. – Мы не собираемся играть здесь в прятки!
Спальня казалась слишком маленькой, чтобы запереться в ней вместе с чудовищем, но Ганси знал, что Ронан прав. Он захлопнул дверь в ту секунду, когда тварь устремилась к нему. Клюв и когти, черные и изогнутые. И в ту же секунду Ронан прыгнул и опрокинул Ганси на пол.
В одно короткое, кристально ясное мгновение, лежа под Ронаном и клювастой тварью, Ганси увидел, как ее когти впились Ронану в руку, и с особой остротой заметил под свежими ранами точно такие же шрамы. Клюв нацелился Ронану в лицо.
Ганси воткнул канцелярский нож в черную восковую кожу между когтями.
Тварь отступила, не издав ни звука. Ронан вновь размахнулся ломом, а когда тот отскочил от твари, ударил кулаком. Оба перекатились через кровать. Кошмар оказался сверху. Оба дрались беззвучно; Ронан мог погибнуть, а Ганси не понял бы этого до самого конца.
Пошарив на столе у Ронана, Ганси схватил пивную бутылку и разбил ее о череп существа. Комнату наполнил запах алкоголя. Ронан выругался, лежа на полу. Ганси вцепился в одну из конечностей твари – то ли в руку, то ли в крыло. Горло перехватило от отвращения, когда он полоснул по ней ножом. Он почувствовал, как нож вошел в соприкосновение с телом, погрузился в сальную плоть. Вдруг рядом с его шеей появился коготь – и вонзился в тонкую кожу под подбородком. Поддел Ганси на крючок, как рыбу.
Тот хорошо сознавал, как тонко лезвие канцелярского ножа. Какое оно пустяковое по сравнению с многочисленными когтями. Он почувствовал, как теплая струйка потекла за ворот рубашки. Легкие наполнились земляным запахом гнили.
Ронан ударил тварь ломом по голове. И еще раз. И еще. Ганси и тварь рухнули на пол; ее тяжесть тянула его вниз, как якорь. Он был пойман, пригвожден, спутан.
Из руки Ганси вынули канцелярский нож. Догадавшись, что Ронан собирается сделать, он протянул руки к клюву, продолжавшему щелкать. Тварь держала Ганси, а Ганси тварь. И тогда Ронан перерезал ей горло. Не получилось ни быстро, ни бескровно. Вышло неровно и медленно, как будто он резал мокрый картон.
Всё было кончено, и Ронан осторожно отцепил коготь от кожи Ганси.
Освободившись, тот отполз подальше от твари и прижал тыльную сторону ладони к ране. Он не знал, где тут была его кровь, а где ее и где кровь Ронана. Оба запыхались.
– Ты убит? – спросил Ронан.
По виску у него шла царапина. Перепрыгнув бровь, она спускалась на щеку.
«Береги глаза».
Слегка пощупав кончиками пальцев рану под подбородком, Ганси обнаружил, что она довольно маленькая. Но воспоминание о том, как его поддели на коготь, должно было сохраниться надолго. Он чувствовал себя совершенно измученным; ему хотелось за что-нибудь ухватиться, словно в противном случае его бы смыло потоком. Ганси постарался говорить ровно.
– Вроде того. А она умерла?
– Если нет, – ответил Ронан, – это кошмар похуже, чем я думал.
Теперь Ганси действительно пришлось сесть – очень медленно – на край разорванного одеяла. Потому что эта тварь была невозможна. Принять самолетик и коробку-головоломку – неодушевленные предметы – не составляло особого труда. Даже с Бензопилой – во всех смыслах обычной птицей, не считая ее происхождения, – было легче смириться.
Ронан наблюдал за Ганси поверх тела убитой твари – мертвая, она казалась еще крупнее – и вид у него был беззащитный как никогда. Ганси давали понять, что ему сделали признание. Показали, кем Ронан был на самом деле. Всё то время, что Ганси его знал.
Удивительный мир чудес и ужасов. И Глендауэр был лишь одним из них.
Наконец Ганси выговорил:
Сенека. Вот кто это сказал.
Пока его тело сражалось с кошмаром, подсознание боролось с латинской фразой, которую произнес Ронан.
Quemadmodum gladius neminem occidit; occidentis telum est.
Улыбка Ронана была острой и изогнутой, как когти твари.
– «Меч – не убийца; он лишь орудие в руке убийцы».
– С ума сойти, Ной нам не помог.
– Не сходи. Мертвым доверять нельзя.
Покачав головой, Ганси указал на раны, покрывавшие руку Ронана.
– Твоя рука. Вы дрались, пока я сидел в машине?
Ронан медленно покачал головой. Бензопила в соседней комнате издавала встревоженные звуки, явно беспокоясь о его судьбе.
– Керау?
– Тут была еще одна тварь, – сказал Ронан. – Она удрала.
19
– Джейн, как ты относишься к тому, чтобы совершить нечто слегка незаконное и однозначно мерзкое? – спросил Ганси.
Спина Ронана уже взмокла от жары. Труп человека-птицы лежал в багажнике «БМВ», и, разумеется, с ним происходил ужасный биологический процесс. Ронан не сомневался, что запах еще усилится, когда солнце припечет.
– Зависит от того, задействован ли вертолет, – ответила Блу, стоя в дверях дома номер 300 на Фокс-Вэй.
Босой ногой она почесала голень. На ней было платье, которое, по мнению Ронана, напоминало абажур. Какой бы лампе он ни принадлежал, Ганси явно жалел, что у него такой нет.
А Ронан не любил лампы.
И ему было чем заняться. У него буквально руки чесались.
Ганси пожал плечами.
– На сей раз вертолета не будет.
– Это касается Кабесуотера?
Блу посмотрела на «БМВ».
– Почему багажник обмотан тросом?
Хотя Ронан полагал, что «кабан» этого заслуживает, Ганси отказался класть труп в «Камаро».
– Долгая история. Почему ты так на меня смотришь?
– Кажется, я никогда раньше не видела этой футболки. И джинсов.
Блу смотрела на Ганси взглядом, который казался еще подозрительней оттого, что она пыталась не вызывать подозрений. В этом взгляде были равные доли испуга и уважения. Действительно, Ганси редко носил джинсы и футболку, предпочитая рубашки и бриджи (в тех случаях, когда не предполагался галстук). Действительно, он умел их носить; футболка висела на его плечах, открывая самые интересные уголки, которые обычно скрывала рубашка. Но, по мнению Ронана, сильнее всего Блу была потрясена тем, что в кои-то веки Ганси выглядел нормальным парнем. Одним из них.
– Это и есть мерзкое, – признал Ганси и неодобрительно потеребил футболку. – Я знаю, что сейчас выгляжу довольно неряшливо.
Блу согласилась:
– Да, неряшливо, именно так я и подумала. Ронан, я вижу, ты тоже одет неряшливо.
Она явственно издевалась, поскольку Ронан, как обычно, явился в джинсах и черной майке.
– Мне тоже надеть что-нибудь неряшливое? – поинтересовалась Блу.
– По крайней мере, обуйся, – серьезно посоветовал Ганси. – И захвати головной убор. Кажется, будет дождь.
– Еще чего, – сказала Блу и посмотрела на небо, чтобы убедиться. Но оно было закрыто деревьями.
– А где Адам?
– Потом заедем за ним.
– А Ной?
Ронан ответил:
– Там же, где Кабесуотер.
Ганси поморщился.
– Очень мило, Ронан, – с досадой произнесла Блу.
Оставив дверь открытой, она зашла в дом и крикнула:
– Мама! Я еду с мальчиками… что-то делать!
Пока они ждали, Ганси повернулся к Ронану:
– Позволь, я выскажусь предельно ясно: знай я какое-нибудь другое место, где мы могли бы похоронить эту тварь, не боясь, что ее обнаружат, мы бы отправились туда. Сомневаюсь, что ехать в Амбары – хорошая идея, и я, во всяком случае, предпочел бы, чтобы ты с нами не ездил. Это так, к сведению.
– Какого рода «что-то»? – отозвалась в доме Мора.
– Отлично, чувак, – сказал Ронан. Даже эти слова были насыщены электричеством. Доказательство того, что Ганси не мерещилось. – Я рад, что ты высказался.
Ронан ни за что не отказался бы съездить в Амбары.
– ЧТО-ТО МЕРЗКОЕ! – крикнула Блу.
Она вернулась на крыльцо; ее костюм практически не изменился, однако к нему прибавились легинсы и зеленые резиновые сапоги.
– Что мы, кстати, собираемся делать?
«Домой, – подумал Ронан. – Я еду домой».
– Ну… – медленно произнес Ганси, когда раздался новый раскат грома. – Незаконное заключается в том, что мы едем в семейные владения Ронана, а ему это запрещено.
Ронан сверкнул зубами.
– А мерзкое – в том, что нам предстоит похоронить труп.
Ронан не бывал в Амбарах больше года, даже во сне.
Всё было, как в бесчисленные летние вечера, которые он прекрасно помнил. Два каменных столба, увитых плющом, спутанные кусты, стеной окружавшие дом, склонившиеся друг к другу дубы по обе стороны разбитой гравиевой дорожки. Мрачное небо над головой окрашивало всё в зеленые и черные тона. Деревья и тень, жизнь и загадка. Целью было с самого начала создать атмосферу уединенности. Замкнутости.
Когда они катили по подъездной аллее, по стеклам «БМВ» барабанил дождь. Гремел гром. Ронан направил машину через гребень холма, сквозь дубовую рощу, за крутой поворот – и вот открылся широкий пологий спуск, чисто-зеленый, окруженный деревьями. Некогда на этих пастбищах кормился скот всех цветов и размеров. Эти коровы, прекрасные, как сказочные животные, по-прежнему населяли сны Ронана, хотя паслись они на куда более странных полях. Он задумался, что сталось с настоящим стадом.
Блу и Адам, сидевшие сзади, вытянули шеи, глядя на приближающийся дом. Он был уютным и не особо поражал воображение – просто ферма, которая достраивалась каждые несколько десятилетий. В память врезались именно пресловутые амбары, разбросанные по пропитанным влагой холмам – белые как мел, под жестяной крышей. Одни еще стояли, другие уже рухнули. Одни представляли собой длинные и узкие хлева, другие – широкие сеновалы, увенчанные остроконечными куполами. Среди них были старинные каменные постройки и современные сараи с плоскими крышами, похожие на мастерские, всё еще зловонные козьи загоны и давно опустевшие собачьи вольеры. Они усеивали поля, словно росли из них; маленькие теснились, как грибы, большие стояли враздробь.
Над ними висело тревожное небо, огромное, лиловое от дождя. Все цвета здесь казались глубже, лучше, правдивее. Это и было настоящее, а прошлый год был сном.
В доме светилось только одно окно – горела лампа в гостиной. Она никогда не гасла.
«Я правда здесь?» – подумал Ронан.
Конечно, он скоро проснется и обнаружит себя в изгнании на Монмутской фабрике, или на заднем сиденье собственной машины, или на полу возле кровати Адама, в комнатушке неподалеку от церкви Святой Агнессы. В гнетущем грозовом свете Амбары были такими зелеными и прекрасными, что Ронана замутило.
В зеркальце заднего вида он мельком заметил Адама, с сонным и болезненным лицом, а затем Блу, которая прижимала пальцы к стеклу, словно хотела притронуться к сырой траве.
Парковка пустовала, сиделки не было видно. Ронан оставил машину под сливой, увешанной нетронутыми плодами. Некогда ему приснилось, что он съел одну сливу, и она взорвалась в нем изнутри. Был и другой сон, когда фрукт начал кровоточить, и к нему, как на приманку, собрались разные твари – сладко пахнущие паразиты, – а потом пробрались Ронану под кожу.
Когда Ронан открыл дверь, машину немедленно наполнил запах дома – сырая земля, зеленые стены, заплесневелый камень…
– Прямо как другая страна, – заметила Блу.
Это и была другая страна. Страна юности. Страна, где умираешь, не успев состариться. Когда они вылезли из машины, их ноги погрузились в мягкий летний торф рядом с гравиевой дорожкой. Дождь путался в волосах. Капли бормотали среди листвы, и этот шум становился всё громче.
Красоту Амбаров не могло омрачить даже сознание того, что именно здесь Ронан обнаружил труп отца – и он нашел его именно возле этой машины. Как и Монмутская фабрика, Амбары совершенно преобразились в изменчивом свете. На убитого он наткнулся холодным темным утром, а сейчас был растрепанный пасмурный день. Поэтому воспоминание осталось лишь короткой мыслью, скорее информативной, чем эмоциональной.
В реальности лишь одно имело значение: он приехал домой.
Как же ему хотелось здесь остаться.
Через несколько минут, стоя перед открытым багажником, они поняли, что ни Ганси, ни Ронану не хватило предусмотрительности. Никто не взял лопату.
– Эйнштейн? – позвал Ронан, обращаясь к Адаму.
– Сарай? – отозвался тот, приходя в себя. – Инструменты?
– Да. Идите сюда.
Перебравшись через черный забор из четырех досок, они зашагали через поле к одному из больших амбаров. Атмосфера поощряла тишину. Адам слегка ускорил шаг и поравнялся с Блу, но оба молчали. Сидя на плече у Ронана, Бензопила хлопала крыльями, чтобы удержаться. Она – его сон – росла и тяжелела. Ганси, шагавший рядом с Ронаном, наклонил голову от дождя. Лицо у него было задумчивое. Он уже много раз ходил этим путем.
Сколько раз тут ходил Ронан? Год назад, пять лет назад.
Ронан ощутил прилив ярости в адрес Диклана, исполнителя отцовского завещания. Отца он вернуть не мог; вероятно, не мог вернуть и мать. Но если бы ему позволялось сюда приезжать… да, это было бы иначе, чем раньше, но он бы хоть не мучился.
Бензопила первой услышала странный звук. Она сказала:
– Крек.
Ронан остановился.
– Что это? – спросил он.
Метрах в десяти от них, посреди зелени, лежал гладкий коричневый предмет. Высотой примерно по пояс, похожий на камень.
Блу с сомнением спросила:
– Это… корова?
Как только она это сказала, стало очевидно, что перед ними действительно была корова, которая лежала, как обычно лежит скот во время дождя. Очевидно, одна из тех коров, которые паслись здесь раньше, до того как умер Ниалл Линч. Ронан только не мог понять, почему она всё еще оставалась в поле.
Адам скривился.
– Она мертвая?
Обойдя животное вокруг, Ронан указал на медленно вздымавшийся коровий бок. Он увидел изящную морду и влажные ноздри. Огромные черные глаза были полуприкрыты. Ронан и Бензопила нагнулись, одинаково склонив головы набок. Когда Ронан помахал рукой перед глазами коровы, та не шевельнулась.
– Non mortem, – произнес он, прищурившись. – Somni fratrem.
– Что? – шепотом спросила Блу.
Адам перевел:
– Это не смерть, а ее брат, сон.
Ганси, с недобрым проблеском в глазах, посоветовал:
– Ткни ей в глаз.
– Ганси! – шикнула Блу.
Ронан не стал тыкать корове в глаз. Он провел пальцем по мягким неподвижным ресницам. Ганси поднес ладонь к коровьей морде.
– Она дышит.
Подойдя ближе, Блу погладила нос коровы. На влажной шкуре остался темный след.
– Бедняжка. Как ты думаешь, что с ней такое?
Ронан сомневался, что корове плохо. Она не выглядела больной, помимо того что не двигалась. От нее не пахло смертью. И Бензопила не казалась встревоженной сверх обычного, хотя и прижалась к виску Ронана, словно требуя не спускать ее на землю рядом с коровой.
– Есть какая-то метафора для обозначения американской публики, – мрачно пробормотал Ганси, – но сейчас я не могу ее припомнить.
Блу предложила:
– Давайте просто пойдем дальше, пока я не успела возненавидеть этого человека.
Они оставили корову позади и зашагали к самому большому сараю. Массивная дверь была изъедена червями и сгнила снизу, металл по краям заржавел.
Ронан взялся за неровную поверхность дверной ручки. Чисто по привычке его ладонь запомнила это ощущение. Не образ, только ощущение – фактуру, форму, температуру металла, всё, что было нужно, чтобы перенести предмет из сна в реальность.
– Подождите, – подозрительно сказал Адам. – Чем это пахнет?
В воздухе висел какой-то теплый клаустрофобический запах – не то что неприятный, но однозначно сельскохозяйственный. Это был не сарай, которым пользовались в прошлом. Это был сарай, которым продолжали пользоваться.
Нахмурившись, Ронан приоткрыл скрипучую тяжелую дверь. Глаза не сразу привыкли к темноте.
– О, – сказал Ганси.
В сарае находилось остальное стадо. Десятки коров казались темными силуэтами в неверном свете, лившемся из открытой двери. Ни одна даже не вздрогнула, когда раздались скрип и лязг. Слышался только звук дыхания нескольких десятков очень крупных животных, а еще стук легкого дождя по металлической крыше.
– Режим ожидания, – сказал Ганси.
Блу в ту же секунду произнесла:
– Гипноз.
Сердце Ронана билось неровно. В этом спящем стаде заключалась огромная сила. Как будто человек, знающий правильное слово, мог вызвать паническое бегство.
– В этом тоже мы виноваты? – шепотом спросила Блу. – Как с отключениями электричества?
Адам отвел взгляд.
– Нет, – ответил Ронан, уверенный, что сон коров не был связан с силовой линией. Тут что-то другое.
Ганси сказал:
– Не хочу говорить, как Ной, но мне что-то жутко. Давайте найдем лопату и уберемся отсюда поскорей.
Шаркая по опилкам, среди неподвижных животных, они достигли маленькой кладовки, серой от дождя. Ронан нашел заступ, Адам снеговую лопату. Ганси взвесил в руках бур, с таким видом, как будто примерялся к мечу.
Блу спросила:
– Ты правда вырос здесь, Ронан?
– В этом сарае?
– Ты меня понял.
Он начал отвечать, но тут, внезапно и пугающе, на него нахлынула боль. И единственной возможностью избавиться от нее было насытить слова ядом. Они прозвучали так, словно он ненавидел это место. Словно ему не терпелось отсюда вырваться. Насмешливо и жестоко Ронан произнес:
– Да. Это мой фамильный замок.
– Ух ты, – сказала Блу, как будто не слыша сарказма.
И добавила шепотом:
– Смотри!
Ронан проследил ее взгляд. Там, где покоробившаяся крыша кое-как сходилась с краем стены, в гнезде сидела коричневая птичка. Ее грудка казалась черной, как кровь, но, если присмотреться повнимательней, становилось ясно, что это просто эффект полумрака. Как у павлина, перья у нее на груди отливали металлически-изумрудным цветом. Глаза у птички были открыты, голова неподвижна. У Ронана вновь заколотилось сердце.
Бензопила, у него на плече, низко пригнулась, прижавшись к шее Ронана – это была реакция на его реакцию, а не на присутствие другой птицы.
– Потрогай ее, – шепнула Блу. – Она тоже живая?
Читать бесплатно другие книги:
