Мертвые львы Геррон Мик
– Если угодно.
– Лучше объясни, что там за присмотр, – попросила Луиза.
– Мы ждем гостей.
– Каких?
– Русских.
– Как мило. Они же теперь наши друзья?
Уэбб вежливо хохотнул.
– И по какому же случаю?
– Переговоры о проведении переговоров.
– Оружие, нефть или деньги? – спросил Мин.
– Цинизм – чересчур перехваленное качество, тебе не кажется? – Уэбб зашагал вперед, и Мин с Луизой двинулись вместе с ним, по бокам. – Правительство ее величества… Так вот, ПЕВ считает, что на Востоке дует ветер перемен. Все пока еще расплывчато, однако нам необходим задел на будущее. Так сказать, протянуть руку дружбы тем, кто в один прекрасный день приобретет… э-э… значительное влияние.
– Значит, нефть, – сказал Мин.
– И кто же этот гость? – спросила Луиза.
– Его фамилия Пашкин.
– Как у поэта?
– Почти. Пашкин, – повторил он. – Аркадий Пашкин. Сто лет назад он был бы военачальником. Двадцать лет назад – главным мафиозо. – Уэбб помолчал. – Ну, двадцать лет назад он, возможно, им и был. А сейчас он миллиардер.
– И ты хочешь, чтобы мы его проверили?
– Нет, что ты! Человек владеет нефтяной компанией. В его шкафу может быть целый некрополь, но ПЕВ это неинтересно. Вместе с ним приедет антураж, сопровождающие лица, будут переговоры на очень высоком уровне, и все это должно пройти гладко. А если случится прокол, то Парку понадобятся виноватые.
– То есть мы.
– То есть вы. – Он коротко улыбнулся, возможно давая понять, что это шутка, но улыбка не убедила ни Мина, ни Луизу. – Справитесь?
– Нам не впервой, – сказал Мин. – Справимся.
– Очень на это надеюсь. – Уэбб снова остановился.
Мин вспомнил, как гулял со своими двумя сыновьями, когда они были помладше. Дойти куда-нибудь было просто невозможно: все, что мальчишки замечали на пути – прутик, резинку, смятую квитанцию, – вызывало пятиминутную остановку.
– Что ж, – как бы между прочим произнес Уэбб. – Как дела в вашем имении?
«В нашем имении», – хотел было передразнить его Мин. Ишь ты какой выискался.
– Все так же, – сказала Луиза.
– А Картрайт как?
– Без изменений.
– Странно, что он еще держится. Не в обиду будь сказано. Он слишком много о себе воображает. Наверное, ненавидит Слау-башню всеми фибрами души. Остался не у дел.
В словах Уэбба звучало неприкрытое удовлетворение.
Мин решил, что Паук Уэбб ему не нравится. Честно говоря, Ривер Картрайт ему тоже не особо нравился, но сейчас Мин следовал определенному правилу, которого раньше не было и которое гласило: Картрайт – слабак, такой же, как сам Мин, такой же, как Луиза. Когда-то это означало всего лишь, что они одного поля ягоды. А сейчас пусть даже они и не питали друг к другу теплых чувств, но за глаза ни на кого не гадили. Особенно в присутствии пиджачников из Риджентс-Парка.
– Я передам ему привет от тебя, – сказал Мин. – Насколько мне известно, он любит вспоминать вашу последнюю встречу.
На которой Ривер одним ударом отправил Уэбба в отключку.
– А Лэм знает, что мы к тебе… м-м-м… прикомандированы? – спросила Луиза.
– Скоро узнает. Думаешь, ему это не понравится?
– Ну если и не понравится, вряд ли он поднимет шум, – сказала Луиза.
– Да-да, – кивнул Мин. – Ты же знаешь Лэма. Он прирожденный дипломат.
– Черт возьми, – вздохнул Лэм. – Опять этот.
Он провел полчаса в ожидании следующего поезда, вернулся в Оксфорд и теперь пытался выяснить, где находится бюро находок. Первый, кого он встретил, был хорек: все такой же дерганый, такой же угодливый и явно не горевший желанием снова пообщаться с Лэмом.
Хорек попытался просквозить мимо, но Лэму прискучило притворяться обычным гражданином. Он ухватил хорька за форменный локоток:
– На пару слов.
Хорек поглядел на руку Лэма, перевел взгляд на его лицо, а потом медленно, нарочито уставился на полицейского, который в нескольких шагах от них объяснял хорошенькой блондинке, как пользоваться картой.
Лэм разжал руку.
– Если тебе еще интересно, двадцать фунтов пока при мне, – сказал он, умолчав об обманутых надеждах водителя редингского автобуса. – Так что можем поговорить по-дружески.
Он улыбнулся в подтверждение своих самых дружественных намерений, хотя желтозубый оскал вполне мог служить иллюстрацией выражения «злой умысел».
Обещание денег сработало лучше упоминания дружеского расположения.
– Ну и чего вам еще? – спросил хорек.
– Бюро находок.
– Да, есть такое.
– Великолепно, – сказал Лэм. – А где оно?
Хорек поджал губы и демонстративно уставился в то место, где внутренний карман Лэма чуть оттопыривался под тяжестью бумажника. Ясно было, что одними обещаниями на этот раз не отделаться.
Полицейский завершил урок географии и огляделся. Лэм кивнул ему и получил такой же кивок в ответ. Потом спросил хорька:
– И давно ты здесь работаешь?
– Девятнадцать лет, – ответил хорек, давая понять, что очень этим гордится.
– Что ж, если хочешь увеличить свой срок службы до девятнадцати лет и одного дня, то веди себя получше. Потому что я девятнадцать с лишним лет вынюхиваю то, что от меня пытаются скрывать, поэтому добыть общественно доступную информацию от куска говна в мундире мне не составит особого труда. А ты как думаешь?
Хорек поискал взглядом полицейского, который неторопливо направлялся к кофейне.
– Да ладно, – сказал Лэм. – Прежде чем он до нас доберется, я успею сломать тебе нос.
Ничто во внешности Лэма не указывало на то, что он способен на стремительные движения, но все его существо как бы намекало, что не стоит отметать такую возможность. Он уставился на физиономию хорька, где отражалась борьба мыслей, и яростно зевнул. Когда лев зевает, это не значит, что он устал. Наоборот, он просыпается.
– Вторая платформа, – сказал хорек.
– Проводи меня, – сказал Лэм. – Я ищу шляпу.
В Сент-Джеймсском парке Уэбб вручил Луизе и Мину розовую картонную папку, запечатанную наклейкой, и удалился. Луиза с Мином направились в Сити, но сначала решили обойти вокруг озера – проверить, не сократит ли это путь.
– Если бы он еще раз заявил про ПЕВ, я бы сказала «лол», – усмехнулась Луиза.
– Ага… Что? А, ну да. Неплохо, – рассеянно ответил Мин.
– Колесо еще крутится, но хомячок давно издох, – заметила Луиза.
В подтверждение этого Мин хмыкнул.
Она взяла его под руку – в конце концов, всегда можно сказать, что по легенде они пара. На камне посередине озера пеликан расправлял крылья, напоминая зонтик для гольфа, занимающийся аэробикой.
– Ты по утрам много каши ешь? – спросила она.
– В каком смысле?
– Я думала, ты сейчас его вызовешь на борцовский поединок.
Он смущенно улыбнулся:
– Ну… он меня достал.
Луиза тоже улыбнулась, но про себя. За последние месяцы Мин изменился, и она знала, что стала причиной этому. С другой стороны, она отдавала себе отчет, что причиной могла стать любая другая женщина: в жизнь Мина вернулся секс, что кого хочешь подбодрит. Его жизнь, как и жизнь Луизы, покатилась под откос несколько лет назад; для Мина переломный момент наступил, когда он забыл в вагоне метро диск с секретной информацией. Побочной жертвой этого стал распавшийся брак. Что касается Луизы, то она провалила слежку, из-за чего на окраинах Лондона появилось огнестрельное оружие. Однако пару месяцев назад Луизе и Мину удалось избавиться от ступора и завести роман, что как раз совпало с тем временем, когда к жизни ненадолго вернулась и Слау-башня. С тех пор все успокоилось, но оптимизм не угас. Луиза и Мин предполагали, что у Джексона Лэма появился реальный шанс надавить на Диану Тавернер, которая хоть и не стала его марионеткой, но признала, что за ней должок.
Что давало Лэму определенную власть.
– Уэбб – тот самый, кого Ривер сбил с ног?
– Ага.
– Странно, что он снова на ногах.
– По-твоему, Ривер такой крутой?
– А по-твоему – нет?
– Не то чтобы очень.
Луиза хохотнула.
– Что?
– Ой, да ты так небрежно плечом дернул, когда это сказал. – Она карикатурно изобразила его жест. – Типа, да уж не круче меня.
– Ничего подобного.
– Да-да. – Она снова дернула плечом. – Вот так. Будто ты сильнее всех на свете.
– Неправда. Я просто имел в виду, что Ривер, конечно, ловок, но не настолько, чтобы заставить Леди Ди избавиться от своего мальчика на побегушках.
– Все зависит от того, как именно этот мальчик ему насолил.
Они обогнули озеро. По лужайке бродили две противные птицы на здоровенных лапах, а неподалеку скользил по воде черный лебедь. Сердитый.
– Ну и как тебе задание?
Луиза пожала плечами:
– Присмотр. Ничего особенного.
– Зато из офиса выберемся.
– Наоборот, надолго там застрянем. Придется рапорты писать. Интересно, что скажет Лэм?
Мин остановился. Луиза, которая все еще держала его под руку, тоже остановилась. Вдвоем они смотрели, как лебедь патрулирует волнующуюся кромку озера и без предупреждения тычет клювом в воду; лебединая шея на миг стала полоской черного света в глубине.
– Черные лебеди, – сказала Луиза. – Я про них недавно где-то читала.
– В меню еды навынос? Фу, гадость какая.
– Веди себя прилично. Дело было в воскресенье. Есть такое выражение, «черный лебедь», – сказала она. – Означает экстремальное непредсказуемое событие со значительными последствиями. Но такое, которое в ретроспективе выглядит очевидным и объяснимым.
– Ага.
Они пошли дальше. Немного погодя Луиза спросила:
– Интересно, о чем ты размышлял? Ну, когда задумался?
– Вспомнил, что в прошлый раз, когда нас подключили к операции Риджентс-Парка, то хотели подставить.
Черный лебедь снова изогнул шею и погрузил голову в воду.
Ширли Дандер взяла картонный стаканчик с кофе, обнаружила, что он остыл, и все равно сделала глоток.
– А Стэндиш? – спросила она.
– Леди Кэтрин… – Маркус правой рукой поднес к губам воображаемую бутылку. – Она любит выпить.
Что-то не складывалось. Кэтрин Стэндиш вроде бы постоянно была на взводе, а забавные старомодные наряды делали ее похожей на постаревшую и разочарованную Алису в Стране чудес. Но Маркус ничуть не сомневался в своих словах.
– Ну, она сейчас в завязке. Давным-давно, наверное. Но если я разбираюсь в пьяницах, а я многих знавал, то в свое время она и меня, и тебя вырубила бы вмиг. По очереди.
– Ты говоришь о ней, как о боксере.
– Так ведь настоящий алкоголик относится к выпивке будто к драке. Ну, мол, выстоит только один. А алкоголик всегда считает, что выстоит именно он. А в данном случае – она.
– Она же завязала.
– Все алкаши так думают.
– А Картрайт? Он завалил Кингс-Кросс.
– Да, знаю. Я видел запись.
Видеозапись катастрофической учебной операции Ривера Картрайта, проведение которой вызвало панику в час пик на одном из главных вокзалов Лондона, до сих пор использовали в тренировочных целях, к глубокому Риверову сожалению.
– У него еще дед легендарный. Дэвид Картрайт, знаешь?
– Я его не застала.
– Он же дед Картрайта. Никто из нас его не застал, – сказал Маркус. – Был шпионом в Средние века. Между прочим, до сих пор жив.
– Вот и славно, – сказала Ширли. – Иначе в могиле извертелся бы. Ну как же, Картрайт – и угодил к слабакам. Хромой конь. В общем, все такое.
Маркус Лонгридж отодвинулся подальше от стола и широко раскинул руки. Он собой дверной проем перекроет, подумала Ширли. И перекрывал, наверное, у себя в департаменте Операций. Отправлялся на задания, год назад ликвидировал террористическую ячейку. Ну, ходили такие слухи, но, наверное, ходили и другие, иначе он бы здесь не оказался.
Он уставился на нее. У Ширли невольно мелькнула мысль: «А глаза-то темнее кожи».
– Ты чего? – спросила она.
– А ты чем их взяла?
– Чем взяла?
– Я в том смысле, что тебя не уволили.
– Я знаю, в каком ты смысле.
Где-то наверху по полу шаркнул стул, кто-то подошел к окну.
– Я им сказала, что лесбиянка, – наконец произнесла она.
– Да?
– И как им уволить лесби за то, что она врезала какому-то мудаку, который к ней в столовой приставал?
– Ты поэтому остриглась?
– Нет. Я остриглась потому, что мне так захотелось.
– Так мы с тобой заодно?
– Я ни с кем не заодно, кроме самой себя.
Он кивнул:
– Ну, как хочешь.
– А то.
Она повернулась к уснувшему монитору, шевельнула мышью. Экран неохотно высветился, демонстрируя застывшую картинку: сравнение двух лиц, настолько непохожих, что программа как будто издевалась.
– Так ты лесбиянка? Или просто так сказала?
Ширли не ответила.
Джексон Лэм сидел на скамейке, на железнодорожной станции Оксфорд; полы распахнутого плаща свисали с обеих сторон, пуговица на рубахе расстегнулась, открывая волосатое брюхо. Лэм рассеянно почесал его, завозился с пуговицей, бросил и прикрыл брюхо черной федорой, устремив на нее задумчивый взгляд, будто она хранила тайны святого Грааля.
Черная шляпа. Забытая в автобусе. В автобусе, где умер Дикки Боу.
Само по себе это ничего не означало, но Лэм размышлял.
Когда автобус прибыл в Оксфорд, шел сильный дождь, и первое, что сделал бы любой, выходя из салона, – это надел бы шляпу. Если бы она у него была. А если бы не было, то вернулся бы за ней. Кроме тех случаев, когда пассажир не желает привлекать к себе внимания; когда хочет смешаться с толпой людей, устремившихся на платформу, сесть в поезд и покинуть место происшествия как можно скорее…
На Лэма выразительно уставилась женщина, слишком привлекательная, чтобы проявлять к нему живой интерес. Приглядевшись, Лэм заметил, что она уставилась не на него самого, а на сигарету, которую он, оказывается, зажал между двумя пальцами левой руки и постукивал ею по федоре. Правая рука уже рылась в кармане в поисках зажигалки, что со стороны выглядело так, будто он чесал яйца. Лэм одарил незнакомку своей лучшей кривой ухмылочкой, раздув при этом одну ноздрю, а в ответ женщина раздула обе ноздри и отвела взгляд. Лэм заложил сигарету за ухо.
Рука в кармане прекратила поиски зажигалки и нащупала мобильный телефон, обнаруженный в автобусе.
Телефон был древний, «Нокия», серо-черный, а функций в нем было примерно столько же, сколько у пивной открывалки. Для фотосъемки он был приспособлен не больше, чем дырокол – для электронной почты. Но когда Лэм нажал кнопку, экран засветился и дал возможность ознакомиться со списком контактов. Пять номеров: ЛАВКА, ДОМ, ЗВЕЗДА (наверное, местный паб), и два имени – ДЕЙВ и ЛИЗА. Лэм позвонил по обоим. Мобильный Дейва тут же сбросил звонок на автоответчик. Стационарный телефон Лизы распахнул дверь в гулкую бездну, где все звонки остаются без ответа. Лэм проверил входящие сообщения: одно-единственное, уведомление телефонной компании о том, что на счету осталось 82 пенса. Интересно, какую долю в наследстве Дикки Боу составляет эта сумма, подумал Лэм. Может, послать Лизе деньжат? Он проверил отправленные сообщения. Пусто.
Но Дикки Боу перед смертью вытащил мобильник и засунул его между подушек сиденья, чтобы там его обнаружил тот, кто будет его искать. Тот, для кого у Дикки было сообщение.
Как выяснилось, неотправленное.
Подошел поезд, но Лэм остался сидеть на скамейке. Не так уж много пассажиров вышло из вагона, не так уж много село в вагон. Поезд тронулся. Лэм заметил, что из-за стекла на него гневно смотрит привлекательная женщина, и тихонько пернул в ответ: эта приватная победа доставила ему удовольствие. Потом он снова занялся телефоном. Неотправленные сообщения. Неотправленные эсэмэски хранились в отдельной папке. Лэм проверил ее. На крошечном экране высветилось одно-единственное слово одного-единственного неотправленного сообщения.
У ног Лэма голубь сосредоточенно шкрябал перрон, будто занятый важным делом. Лэм не обратил на него внимания. Он разглядывал это единственное слово, вбитое в телефон, но неотправленное, навсегда заключенное в серо-черную коробочку, вместе с 82 пенсами неиспользованной предоплаченной связи. Как будто предсмертное слово можно выдохнуть в бутылку, закупорить ее пробкой и выпустить его на свободу после того, как неприятная возня с трупом завершилась; здесь, на платформе оксфордского вокзала, где бессильное мартовское солнце едва напоминало о себе, а под ногами бродил жирный голубь. Одно слово.
– Цикады, – произнес Лэм. И повторил: – Цикады.
А потом сказал:
– Черт побери.
3
Ширли Дандер и Маркус Лонгридж вернулись к своим занятиям; их беседа лишь чуть-чуть изменила атмосферу. В Слау-башне звуки с легкостью просачивались повсюду. Родерик Хо, если бы его это интересовало, мог прислонить голову к стене, отделявшей его кабинет от соседнего, и услышать весь разговор, но он просто отметил привычный шум, с которым люди завязывают отношения, потому что был занят апдатированием своего онлайн-статуса: добавить пару предложений на «Фейсбук» с описанием уик-энда, проведенного на горнолыжном курорте Шамони; твитнуть ссылку на свой недавний танц-микс… Для этих целей Хо пользовался псевдонимом Родди Хант; музыку он брал с малоизвестных сайтов, которые потом крушил; все его фотографии были отфотошопленными снимками Монтгомери Клифта[5] в молодости. Хо до сих пор удивлялся, как просто сконструировать личность из ссылок и кинокадров, запустить ее в мир, словно бумажный кораблик в реку, и она будет плыть и плыть. Все до единой черты этой личности могут быть настоящими, хотя сама личность – чистая выдумка. В этом году самым большим достижением Хо стало создание алгоритма вымышленной работы онлайн под его служебным идентификатором пользователя. Тот, кто захотел бы отследить, как сотрудники используют компьютерное время в рабочие часы, убедился бы, что Родерик Хо постоянно присутствует в Конторской сети, трудясь над составлением архива операций.
Так что Хо не интересовала болтовня Ширли и Маркуса, а кабинет над ними был пуст, потому что Харпер и Гай еще не вернулись. А если бы вернулись, то один из них опустился бы на колени, приложил ухо к полу и пересказал другому каждое слово. А если бы Ривер Картрайт находился в этом кабинете, а не в комнате над Хо, он, наверное, сделал бы то же самое, чтобы развеять скуку. К скуке ему пора было привыкнуть, но она зудела, будто комариный укус недельной давности, который никак не проходит. Правда, чтобы аналогия соответствовала действительности, следовало добавить еще и боксерские перчатки; унять зуд невозможно, а от поглаживаний никакого толку.
Несколько месяцев тому назад Ривер делил кабинет с коллегой. Теперь он сидел здесь один, хотя второй письменный стол не убрали, и на нем стоял компьютер – новее, быстрее и не такой обшарпанный, как компьютер Ривера. Можно было поменяться, но Конторские компьютеры были приписаны к конкретным пользователям, а значит, пришлось бы отправлять запрос айтишникам, и дело, требующее получаса, заняло бы месяцев восемь. Конечно, можно было в обход айтишников Конторы попросить об этом Хо, но тогда пришлось бы просить Хо, а к этому Ривер был не готов.
Он выбил пальцами какой-то нескладный ритм и уставился в потолок. Обычно на такой бессмысленный звук Джексон Лэм реагировал гулким ударом в пол, что означало одновременно и «прекрати», и «поднимись ко мне». Тот факт, что никаких особых дел не существовало, Лэма не смущал; он придумывал бесполезные задания. На прошлой неделе он отправил Ривера собирать коробки из-под еды навынос – в мусорных ящиках, в урнах, в канавах, на крышах автомобилей. В одной из клумб «Барбикана» обнаружилась целая залежь коробок, изрядно погрызенная крысами или лисами. Потом Лэм заставил его сравнить добычу со своей собственной коллекцией, коробками из-под полдников, скопившимися за полгода, поскольку решил, что Сэм Ю, хозяин соседнего ресторанчика «Новая империя», упаковывает заказанную еду в коробки поменьше, чем раньше, и необходимо было «собрать доказательную базу». Типичный Лэм: не поймешь, то ли он серьезно, то ли издевается. Как бы то ни было, а Риверу пришлось копаться в мусорках.
Пару месяцев тому назад казалось, что грядут перемены. После долгих лет сидения наверху и обсирания несчастных подчиненных Лэм вдруг стал проявлять какой-то интерес; вдобавок ему нравилось подкалывать Леди Ди в Риджентс-Парке. Но потом опять заплесневел: Лэму прискучила активность, он предпочитал безделье и отсутствие перемен, так что Ривер по-прежнему прозябал здесь, а Слау-башня оставалась Слау-башней. А работа была все той же неблагодарной имитацией деятельности, как и прежде.
Например, как сегодня. Сегодня Ривер был машинисткой. А вчера он орудовал сканером; сегодня сканер отказывался работать, поэтому Ривер сидел за клавиатурой и вбивал неоцифрованные свидетельства о смерти в базу данных вручную. Все свидетельства были выданы на младенцев от шести месяцев и младше, скончавшихся еще в эпоху продуктовых карточек; превосходные кандидаты для хищения персональных данных. В те годы их имена брали с надгробий, снимали могильные оттиски в преступных целях. Потом подавалась заявка на выдачу свидетельства о рождении взамен утраченного, а после этого усопшему младенцу придумывалась правдоподобная жизнь, со всеми полагающимися документами: номер социального страхования, банковский счет, водительские права… Все то, из чего складывалась личность, можно было подделать. А вот человек был настоящим. Но тот, кто в то время обзавелся фальшивой личиной, давным-давно стал пенсионером. Любой агент глубокого внедрения, скрывшийся под одним из имен, найденных Ривером, с тем же успехом мог назваться Рипом ван Винклем[6]. Так что это затыкание прорех в полотне истории было сплошной видимостью, занятием, придуманным специально для слабаков, и ничем больше. Но куда же запропастился Джексон Лэм?
Сидя в кабинете, ответа на этот вопрос не получить. Сам того не сознавая, Ривер встал, машинально вышел в коридор и поднялся по лестнице. На верхнем этаже всегда царил полумрак, даже когда дверь в кабинет Лэма была распахнута, потому что шторка на окне была опущена. А кабинет Кэтрин, в тылу Слау-башни, вечно находился в тени соседнего офисного здания. Кэтрин не любила верхний свет и предпочитала настольные лампы – единственная черта, роднившая ее с Лэмом, – которые не столько рассеивали темноту, сколько подчеркивали ее, расплескивая два озерца желтого света, между которыми роился сумрак. Экран компьютера омывал Кэтрин серым сиянием, превращая ее в героиню волшебной сказки: бледная дева, хранительница мудрости.
Ривер вошел и уселся на стул, рядом со стопкой разноцветных папок. Весь мир перешел на цифру, но Лэм настаивал на бумаге. Однажды ему взбрело в голову учредить звание сотрудника месяца, которое бы присуждалось на основании веса составленных документов. Ривер не сомневался, что Лэм воплотил бы свою идею в жизнь, будь у него весы и устойчивое внимание.
– Ну-ну, – сказала Кэтрин. – Как я понимаю, ты справился со своим поручением и теперь пришел за следующим.
– Ха-ха. Кэтрин, чем он занимается?
– Он мне не докладывает. – Судя по всему, ее позабавило, что Ривер так не считает. – Чем занимается, тем и занимается. Моего позволения он не спрашивает.
– Но ты же к нему ближе всех.
Выражение ее лица не изменилось.
– Я имел в виду географическое расположение. Ты отвечаешь на его звонки. Ведешь его деловой календарь.
– В календаре у него пусто, Ривер. Основное занятие Лэма – разглядывать потолок и пускать ветры.
– Пленительная картина.
– А еще он здесь курит. В госучреждении.
– Давай возьмем его под гражданский арест.
– Отличная мысль, Ривер. Но сперва лучше попрактиковаться на ком-нибудь помельче.
– Не знаю, как ты все это выносишь.
– Ну, Бог терпел и нам велел. – (В глазах Ривера мелькнул страх.) – Шутка. Он и святого доведет до самоубийства. Честно говоря, чем бы он там ни занимался, я рада, что его здесь нет.
– Он не в Парке, – сказал Ривер; когда Лэм уходил в Риджентс-Парк, то всех об этом извещал, надеясь, что кто-то не выдержит и попросится с ним за компанию. – Но что-то случилось. Он ведет себя очень странно, даже для Лэма.
Странности в поведении Лэма заключались в действиях, вполне нормальных для всех остальных. Во-первых, когда телефон на его столе зазвонил, Лэм снял трубку. Потом вызвал к себе Хо, чтобы тот разобрался с подвисшим браузером в компьютере, а значит, Джексон Лэм все-таки вышел в интернет. В целом все это создавало впечатление, что он занят каким-то важным делом.
– И ни слова не сказал, – добавил Ривер.
– Ни единого.
– И ты не знаешь, что выманило его на улицу.
– Этого я не говорила, – сказала Кэтрин.
Ривер внимательно посмотрел на нее: старомодная особа, чья бледность свидетельствовала о жизни в четырех стенах. Одежда покрывала ее от запястий до щиколоток. Она носила шляпки, с ума сойти. Ей было за пятьдесят, и до прошлого года Ривер не обращал на нее особого внимания: скромницы ее возраста не представляют интереса для стеснительных мужчин в возрасте Ривера. Но когда события приняли опасный оборот, она не запаниковала. И даже навела пистолет на Паука Уэбба – как и Ривер. Этот поступок сделал ее с Ривером членами клуба единомышленников.
Она ждала реакции на свои слова.
– Расскажешь? – попросил он.
– Кого вызывает Лэм, если ему что-то нужно?
– Хо, – сказал Ривер.
– Совершенно верно. А про здешнюю звукопроницаемость тебе известно.
– Ты слышала их разговор?
– Нет, – сказала Кэтрин. – Что само по себе очень любопытно.
Любопытно потому, что у Лэма не было привычки понижать голос.
– Значит, что бы это ни было, нам об этом знать не полагается.
– Но Родди знает.
Также было любопытно, что Кэтрин называла Хо Родди. Все остальные Хо вообще никак не называли. С ним не вступали в непринужденный разговор, потому что Хо не удостаивал вниманием тех, у кого не было широкополосной связи.
С другой стороны, сейчас он владел информацией, представляющей большой интерес для Ривера.
– Ну что ж, – сказал он. – Пойдем побеседуем с Родди?
– Неплохо, – признал Мин.
– А больше тебе нечего сказать?
– Ну хорошо, великолепно. Так лучше?
– Гораздо.
Они стояли на семьдесят седьмом этаже одного из самых новых зданий Сити; восьмидесятиэтажная стеклянная игла вонзалась в лондонское небо. Помещение, в котором они находились, тоже было громадным: ух ты сколько метров длиной и о-го-го сколько метров шириной; из окон от пола до потолка открывалась панорама северо-запада столицы и широкого простора, где город сдавался, побежденный небом. Луизе подумалось, что она готова торчать здесь целыми днями, не есть, не пить, а просто вбирать в себя виды, в любую погоду, при любом свете. «Великолепно» даже близко этого не описывало.
Здешний лифт тоже приводил в восхищение – бесшумный, плавный и быстрый, в таких Луиза еще не бывала.
Читать бесплатно другие книги:
