Истории фейри. Десятина Блэк Холли
– Вы сказали… что детей внешне зачаровывали. Значит, я выгляжу иначе?
– На тебе очень сильные чары. Тот, кто наложил их, явно не хотел, чтобы они рассеялись, – глубокомысленно кивнул Спайк.
– Тогда какая я на самом деле?
– Что ж, ты пикси, если тебе это что-то говорит. – Спайк поскреб ногтями голову. – Обычно пикси зеленые.
Кайя крепко зажмурилась и покачала головой.
– Как можно увидеть настоящую меня?
– Я бы не советовал, – заметил Спайк. – Развеешь магию – и больше не сможешь ее наложить, никто из знакомых нам фейри не способен на такое колдовство. Не трогай чары до Самайна – до ночи платы Десятины. Если откроешь настоящее лицо, кто-нибудь сможет догадаться, кто ты на самом деле.
– Скоро все закончится, и тебе не придется больше притворяться смертной, если не хочешь, – прощебетала Люти.
– Но раз на мне такие хорошие чары, как вы узнали, кто я?
Ведьма Чертополоха улыбнулась:
– Чары – иллюзия, но иногда, искусно сотканные, из простой маскировки они могут стать чем-то большим. В наколдованный карман получится что-нибудь положить, иллюзорный зонтик сможет защитить от дождя, а волшебное золото останется золотом, пока магия не рассеется. Настолько сильные чары, как те, что скрывают тебя, я вижу впервые, Кайя. Они защищают тебя даже от прикосновения металла, прожигающего нашу плоть. Мы знаем, что ты пикси, лишь потому, что видели тебя еще малышкой, когда жили в землях Благого двора. Сама Королева попросила нас присматривать за тобой.
– Но почему? – Вся эта история смущала ее, заставляя гадать, частью чьего большого плана они являются.
– Причуды правителей неподвластны нашим умам.
– А что, если мне хочется снять чары? – предположила Кайя.
Ведьма Чертополоха приблизилась к ней:
– Есть множество способов разрушить магию фейри. Четырехлистный клевер, ягоды рябины, взгляд на свое отражение сквозь природное отверстие в камне. Выбирать тебе.
Кайя глубоко вздохнула. Ей нужно было подумать.
– Пожалуй, я пойду спать.
– И еще кое-что, – сказала Ведьма, когда Кайя поднялась с земли и принялась отряхиваться. – Прислушайся к предупреждению распавшейся в твоих руках скорлупы. Ты искала хаос, а теперь он ищет тебя.
– Что это значит?
– Время покажет, – улыбнулась Ведьма Чертополоха. – Время покажет.
Кайя стояла на лужайке перед домом бабушки. Было темно, лишь луна серебрила округу. Сейчас она не казалась злодейкой из сказки – обычный холодный камень, отражающий тусклый свет. А вот оголенные деревья казались живыми, их кривые ветви тянулись к ней, как стрелы, готовые пронзить в самое сердце.
И все же Кайя не могла войти в дом. Она села на мокрую от росы траву, принялась клочьями выдирать травинки и подбрасывать их в воздух, ощущая в глубине души смутное чувство вины. Словно из кустов сейчас выскочит ворчливый гном и отчитает ее за порчу газона.
Пикси. Само слово звучало так… так забавно. И все же она улыбалась от одной мысли, что может быть волшебным существом, что у нее есть крылья, совсем как у Люти, и ловкие пальцы, как у бедняжки Грисла.
Но когда Кайя вспомнила о матери, у нее сжалось сердце. Мама. Мамочка, которой она вечно держала волосы, если та блевала в туалетах, которая таскала дочь по съемным комнатушкам и бесконечным барам, следуя за недоступной мечтой. Мама, которая как-то раз разбила одну из любимых пластинок Кайи, потому что ей «надоело слушать эту бездарную стерву». Мама, которая ни разу не сказала, что ее дочь странная, которая всегда советовала бороться, стоять за себя, и никогда, ни за что не называла ее лгуньей.
Что подумает мать, если узнает, что девушка, с которой она прожила целых шестнадцать лет, не ее дочь? Что ее малышку выкрали ловкие эльфы?
Слишком хреновая мысль, чтобы зацикливаться на ней.
И если она не странная человеческая девчонка Кайя Фирч, тогда кто она? Кайя понимала, что фейри не хотят подвергать план опасности и лучше потерпеть до Хеллоуина, но она слишком хотела увидеть свой настоящий облик.
На лужайке островками рос клевер.
Склонившись к пятну побуревшего, почти засохшего клевера, Кайя принялась за поиски. Даже осенью клевера было много, должен же среди сухих стеблей найтись хоть один четырехлистный.
В темноте дело продвигалось медленно, ей все время попадались только трехлистные – ни больше ни меньше. Отчаяние нарастало, и Кайя уже была готова разорвать один сердцевидный листочек по центру, проверяя, работает ли вся эта магическая лабуда в буквальном смысле или в переносном. Впрочем, ей же нужно не отыскать его, а просто коснуться…
О, черт, это глупо! И ни за что не сработает. А даже если сработает, все равно глупо.
Но Кайя все же растянулась на траве, надеясь, что в столь поздний час мимо не проедет случайная машина, а потом прокатилась по участку, поросшему клевером. Земля была холодной, роса леденила кожу. Она головокружительно прокатилась по траве, вытянув руки над головой. Хотелось смеяться – ситуация была абсурдной, Кайя вся промокла и чертовски замерзла, но было что-то особенное в запахе земли и прикосновении травы, что-то успокаивающее. Смех вырвался изо рта теплым облачком дыхания.
Кайя не чувствовала себя изменившейся, но ей стало лучше. Она улыбалась, как дурочка, спрятав тревогу под налетом глупости.
Лежа на спине, Кайя пыталась представить себя настоящей феей, как в сказках, сияющей и легкой, с развевающимися на ветру волосами. Но, как бы ни старалась, перед глазами у нее вставал другой образ: бледно-зеленое лицо, которое промелькнуло в зеркале, когда она выходила из уборной в закусочной.
Кайя перевернулась на живот, собираясь уже подняться и зайти в дом, как заметила, что кусочек кожи на руке отслоился. Когда она коснулась его указательным пальцем, кожа слезла, как от солнечного ожога, открывая пятно нежно-зеленого цвета. Кайя лизнула палец и попыталась стереть зеленый налет. Не помогло; пятно лишь увеличилось в размере. На пальце остался земляной привкус.
Кайя замерла. Ей стало ужасно страшно, до тошноты, но в то же время и удивительно спокойно, как никогда. «Соберись, – приказала она себе, – ты же сама этого хотела».
Глаза зачесались, и она потерла их руками. Пальцы что-то нащупали, мягкое, словно контактные линзы, но, опустив взгляд, Кайя обнаружила, что это кожа – от трения костяшки только сильнее облезли.
А когда она подняла взгляд, весь мир будто бы стал ярче, заискрился светом. Цвета стали интенсивней, заплясали на траве. Коричневые деревья окрасились множеством оттенков, тени стали глубже, как свежие тайны, и столь же прекрасны.
Кайя раскинула руки по сторонам. Она чувствовала резкий запах травы, раздавленной под ее ногами, ощущала морозный аромат осеннего воздуха, пока кружилась на лужайке. Воздуха, полного вони выхлопных газов, прелых листьев, дыма, поднимающегося где-то вдали над горящей кучей листвы. Она ощущала гниловатый запах старого дерева, тление запасов, которые на зиму собирали муравьи. Слышала жужжание термитов, гудение электричества в доме, ветер, шуршащий тысячей сухих листьев.
Кайя чувствовала привкус заполнивших воздух примесей – железа, дыма и кучи неизвестных ей химикатов. Их вкус плясал на языке в мрачной гармонии города.
Это было слишком. Слишком много. Ошеломляюще. На нее разом обрушилось столько ощущений, что в них невозможно было разобраться. Нельзя было входить в дом в таком виде, но сейчас Кайе хотелось лишь скрыться внутри. Зарыться под одеяло и ждать всепрощающего рассвета. Она не была готова к такому, просто поддалась капризу, глупому любопытству.
Спайк предупреждал. Почему она не послушалась? Почему никогда не соглашается, если предложение идет вразрез с ее желаниями?
Нужно вернуться, вернуться к топи, признаться во всем и попросить Ведьму Чертополоха объяснить, что она с собой сделала. Кайя заставила себя сделать пару быстрых вздохов, не задумываясь, чем пахнет воздух. С ней все в порядке, и не просто в порядке, а, чтоб его, нереально! Теперь нужно просто вернуться к топи, не трогая по пути облезающую кожу.
Но сделав первый шаг, она уже понимала, что не сможет идти. Только бежать. И Кайя побежала: дворами, слушая собачий лай, пока ноги промокали под каплями нетронутой росы; через полупустую парковку, где толкающий тележки мальчишка остановился на нее поглазеть, и дальше, дальше… Когда она остановилась, задыхаясь и хватаясь за бок, то почувствовала сладковатый запах из ближайшей мусорки. Вот она, топь, жалкая завеса деревьев и маленький ручей, текущий в ее тени.
– Спайк! Люти! – позвала Кайя, испугавшись собственного хрипа. – Прошу…
Ответом ей стала лишь тишина.
Кайя спустилась с холма, пошатываясь и увязая ботинками в грязи. Яичная скорлупа пропала. Воняло застоявшейся водой, а осколки стекла с ее новым зрением сверкали как драгоценные камни. Кайя замерла, пораженная такой красотой.
– Пожалуйста, Люти… хоть кто-нибудь…
Тишина.
Кайя села в грязь на холодную землю. Она могла и подождать. Должна была.
Над головой шуршали листья, потревоженные утренним ветром, когда Кайя очнулась ото сна. Она не помнила, как отключилась. Ледяные капли ударили ее по щеке, коснулись руки и век. Кайя села. Веки были тяжелыми, а губы пересохли и потрескались.
Должно быть, дождь ее разбудил.
На свету кожа Кайи отливала зеленым. Пальцы казались слишком длинными и изогнутыми благодаря новому, четвертому суставу, они сворачивались, как змеи, когда сжимались в кулак. Она осмотрела руку, которая вчера начала облезать. Новая кожа оказалась изумрудно-зеленой.
Никто так и не пришел.
Очередная капля ударила по голой ноге, и Кайя подскочила. Ночная рубашка была вся в грязи, и сама девушка дрожала, замерзнув даже в свитере.
Прикусив губу, чтобы не разреветься, Кайя обняла себя за плечи и направилась прочь. Возвращаться домой было нельзя – не сейчас, когда она узнала, что ей там не место, когда человеческая кожа слезает, открывая ее настоящую, – но нужно укрыться от дождя. Ну, хоть на этот раз Дженет не назовет ее лгуньей.
Остановившись на парковке, Кайя повернула автомобильное зеркальце так, чтобы в нем был виден ее профиль. Спутанные влажные волосы окружал нимб из листьев и сухих веточек, а у кожи появился насыщенный мшисто-зеленый оттенок. Не грязные пятна, а именно оттенок, словно на нее накинули изумрудную вуаль. Уши стали длиннее, они тянулись вдоль головы, виднеясь из-под волос. Щеки ввалились, скулы заострились, а глаза стали блестящими и черными, с белой точкой зрачка. Как у птицы, словно бусинка.
Кайя подняла руку и пощупала свое лицо. Кожа с легкостью отслаивалась, обнажая травянистое тело.
Когда ее кулак врезался в зеркало и по стеклу пробежала паутинка трещин, она сама испугалась. Не обращая внимания на боль в запястье и пульсацию крови на костяшках, она кинулась бежать.
Корни прищурился. Девчонка с выкрашенной зеленым кожей перебежала через улицу и заскочила в укрытие заправки. Она подняла голову и стала смутно ему знакомой, но когда подошла ближе, Корни засомневался.
– Я шла к Дженет, – сказала девчонка совсем как Кайя, – но вспомнила, что она в школе.
Вблизи она была совсем не похожа на Кайю. Вообще ни на кого не похожа: с глазами, черными как нефть, и длинными ушами, торчащими из спутанных волос. Девушка была слишком худой. Ее кожа линяла целыми хлопьями, а там, где ее не было, виднелись зеленые пятна.
– Кайя? – удивился Корни.
Девушка улыбнулась, но улыбка ее больше напоминала свирепый оскал. Кожа на нижней губе лопнула.
Он замер, во все глаза уставившись на гостью.
Она проскользнула мимо него в кабинет, сгибая и разгибая гибкие, как прутья, пальцы. Корни еле сдержал всхлип, стараясь сосредоточиться на кассе, исписанных бумагах, на освежителе воздуха – на любой знакомой вещи. Он чувствовал исходящий от девушки запах, странный смешанный аромат сосновых игл, мха и опавших листьев. К горлу подступила тошнота.
Она села на пол прямо поверх разбросанных документов и пустых коробок из-под пиццы.
– Что, черт возьми, с тобой случилось?
Кайя вытянула руку и подвигала ей в лучах света.
– Мне плохо, – отозвалась она. – Очень, очень плохо.
Корни опустился рядом с ней на корточки. Кожа Кайи слегка светилась, стала как-то ярче, а глаза лихорадочно блестели. Само ее тело выглядело странно: изгиб сгорбленных плеч, небольшая выпуклость на спине.
Он подхватил со стола деревянный брелок с ключами.
– Пойдем в туалет. Там освещение лучше, да и дрянь эту с себя сможешь смыть.
Кайя поднялась с пола.
– Могу отвезти тебя в больницу, – добавил Корни.
Кайя не ответила, а он не стал настаивать. Сам понимал, что такое в больнице не лечат, но должен был предложить.
Туалет выглядел мерзко. За все время, что он тут работал, Корни ни разу не видел, чтобы кто-нибудь в нем убирался. Разве что бумагу меняли. Некогда белая плитка на стене и полу посерела и потрескалась. Вдвоем им едва хватало здесь места, но Кайя протиснулась к самому унитазу и расстегнула свитер.
– Давай уже раздевайся. У тебя что-то на спине.
Девушка бросила на него задумчивый взгляд, словно бы решая, кому больше плевать на ее наготу: ему или ей самой. Потом скинула ботинки, стянула свитер, а следом за ним и рубашку, пока не осталась в одном белье.
Смочив край ночнушки под краном, он оттер ей лишнюю кожу и пигмент с волос. На спине кожа была тонкой, как бумага. Когда Корни провел влажной тканью по выпуклости у нее меж лопаток, кожа лопнула.
Белесая жидкость потекла по спине.
– Фу-у-у! – Он отшатнулся.
Кайя оглянулась, и по лицу ее было ясно, что больше странностей за этот день она не переживет. Если, конечно, он правильно прочитал выражение невероятных черных глаз.
– Все норм, – сказал он самым нежным и успокаивающим тоном, на который только был способен. С улицы послышался звук подъехавшей на заправку машины, но Корни его проигнорировал.
– Что случилось?
Под бумажно-тонкой кожей на спине что-то двигалось, нечто скользкое и прозрачное.
– Подожди.
Он стер густую слизь, под которой виднелись переливающиеся белые прожилки. И тут что-то щелкнуло, вырываясь из-под лопнувшей кожи и едва не ударяя Корни по лицу, а потом влажно опало, протянувшись вдоль спины.
– О. Мой. Бог, – выдохнул Корни. – У тебя крылья.
Влажные крылья слабо зашевелились. Несмотря на страх, от одного их вида Корни охватил странный трепет. Крылья. Настоящие крылья.
– Собирайся, – сказал он. – Идем ко мне.
Глава 6
САРА ТИЗДЕЙЛ. ВОСХОД ЛУНЫ В АВГУСТЕ. ПЛАМЯ И ТЕНЬ
- Вниз спускаюсь я с холма —
- Как свобода наполняет;
- В пряном, влажном аромате
- Ночь восторгом озаряет.
Кайя осторожно примостилась на краешке дивана, чтобы крылья свободно свисали за спиной и не сломались от любого неловкого движения.
На ней были юбка-карандаш и черная толстовка с капюшоном, позаимствованные у Дженет. Корни нашел ножницы и сделал надрез на спине, чтобы достать крылья. Кожа у Кайи стала такой чувствительной, что казалось, она может ощущать даже молекулы воздуха.
Корни плеснул себе в стакан Mountain Dew.
– Можешь пить газировку?
– Пожалуй, – отозвалась Кайя. – Раньше могла.
Он налил немного в стакан и передал Кайе. Пить она не стала – газировка оказалась того же цвета, что и ее кожа.
Кайя чувствовала аромат зеленой краски и химического газирования. Могла унюхать Корни, кислый запах пота и горечь дыхания. В каждом вдохе ощущался вкус сигарет, кошек, пластика и железа, как никогда ярко и насыщенно – ее едва не выворачивало от всех этих запахов.
– Вроде привыкаю, – заявил Корни. – Почти поборол желание побиться башкой о стену при виде тебя.
– Не знаю, как лучше объяснить. Все началось так давно. Вдруг я забуду что-нибудь важное.
– О’кей, что было последним?
Корни сел на диван. В его взгляде восхищение смешивалось с отвращением.
– Я каталась по клеверу. – Она тихонько хохотнула от абсурдности собственных слов.
– Зачем? – Корни не смеялся, он был сама серьезность.
– Потому что Ведьма Чертополоха сказала, что это один из способов увидеть настоящую меня. Ну вот… я же сказала, что это нелепая история.
– Получается, настоящая ты вот такая?
Кайя осторожно кивнула:
– Получается.
– А эта ведьма лоха… кто она?
– Ведьма Чертополоха, – поправила Кайя.
И рассказала. О том, что всю жизнь, сколько себя знает, была знакома с фейри; о том, как Спайк сидел на спинке кровати, когда она была маленькой, и рассказывал сказки о гоблинах и великанах, а Люти носилась по комнате, как безумный светлячок. Рассказала, как Грисл учил ее делать свистульки из травинок и как Ведьма гадала на яичной скорлупе. Как она встречалась с фейри, когда они с мамой приезжали домой на праздники или просто недолго пожить, пока не найдут место лучше.
Все время, пока она рассказывала, Корни очень внимательно ее слушал.
– Кто еще знал о твоих волшебных друзьях?
Кайя пожала плечами:
– Мама, бабушка… Но, кажется, они мне и не родственники совсем… – Она внезапно замолчала. Голос звучал неуверенно, и девушка глубоко вздохнула. – Все, кто учился со мной в первом классе. Ты. Дженет.
– Кто-нибудь из них видел фейри? Хоть раз?
Кайя покачала головой. Корни перевел взгляд на стену, сосредоточенно хмурясь.
– Ты не можешь их позвать?
Кайя опять покачала головой:
– Они сами находят меня, если захотят. Так всегда было. Но сейчас это огромная проблема. В таком виде оставаться нельзя, а как вернуть чары, я не знаю.
– А где-нибудь еще их нельзя поискать?
– Нет, – порывисто выкрикнула Кайя. – Только у топи, а я там всю ночь пробыла.
– Но ты ведь тоже фейри. Разве у тебя нет каких-нибудь способностей?
– Не знаю, – протянула Кайя, подумав о Кенни, но его она сейчас совершенно не хотела обсуждать. Голова и так раскалывалась.
– Может, ты умеешь колдовать?
– Не знаю, не знаю, не знаю! Ты что, не понимаешь? Я вообще ничегошеньки не знаю!
– Идем в комнату. Поищем что-нибудь в Сети.
В комнате Корни включил компьютер. Монитор сначала посинел, потом на нем проступил экран загрузки и обои рабочего стола. Волшебник, сгорбившийся над шахматным столом, где сражались две Королевы – черная и белая.
Кайя плюхнулась на неубранную постель. Животом вниз – крыльями наверх. Корни нажал пару клавиш, и модем запищал, устанавливая соединение.
– Итак. Ф-Е-Й-Р-И. Посмотрим. Хм… Ну да, конечно, куча инфы о геях. Кто тут у нас феечки? – В его голосе, когда поднималась эта тема, по-прежнему слышался вызов. – Поехали дальше. Немецкие легенды о подменышах. Картинки. Стихи Йейтса.
– Кажется, я пикси, – добавила Кайя. – Хотя открой-ка страничку о подменышах.
– Интересно.
Он прокрутил страницу, Кайя попыталась разглядеть хоть что-нибудь со своего наблюдательного пункта, оказавшегося слегка далековатым.
– Ну что там?
– Сказано, что нужно сжечь подменыша, чтобы вернуть своего ребенка… или всадить ему в глотку горячую кочергу.
– Супер. Давай дальше.
– Что ж, пикси. Различают добро и зло, ненавидят орков, рост не более двух футов… – Он засмеялся. – Выделяют пыльцу пикси.
– Орков? – переспросила Кайя.
Она пересела удобней, внезапно осознавая, как сложно определить, какие мышцы отвечают за работу крыльев. Они постоянно двигались независимо от нее самой и даже друг от друга, будто два больших мягких насекомых, копошащихся на спине.
– Пыльца пикси. – Корни никак не мог успокоиться и перестать смеяться. – Пыль пикси. Ага, а ангельскую пыль тогда выделяют ангелы. Крутые наркоторговцы ловят несчастных серафимов и трясут, трясут…
Кайя фыркнула:
– Ты знаешь, что ты идиот?
– Я запомню, – выдавил он, продолжая смеяться.
– Что ж, запомни тогда словосочетание «Неблагой двор» и вбей его в поисковик.
Пара кликов мышкой, и Корни сообщил:
– Кажется, это место в Фейриленде, где тусуются все плохие парни. Какое отношение этот двор имеет к тебе?
– Есть один рыцарь, который то ли жаждет меня убить, то ли нет. Друзья хотели, чтобы я притворялась человеком из-за Десятины, и… короче, все сложно.
– Может, расскажешь? – Корни сел ровно.
– Я только что рассказала все, что имеет хоть какой-то смысл.
– Отлично, – кивнул он. – А теперь расскажи все, что не имеет смысла.
– Я сама не все понимаю, но если просто: существуют свободные фейри и придворные. Ройбен один из придворных фейри, впервые мы встретились в лесу, когда его подстрелили. Он из Неблагого двора.
– Ага, хоть и с трудом, но пока я понимаю. Продолжай.
– Спайк и Люти-Лу отправили мне записку в желуде, предупреждая, что Ройбен опасен. Он убил одного из моих друзей, Грисла.
– Записка в желуде?
– Верхушка снималась. А внутри он был полый.
– Ах да. Элементарно.
– Ха-ха, а поищи-ка, что такое «Десятина». Насколько мне известно, это жертвоприношение, из-за которого фейри, не принадлежащие ни к одному из дворов, до сих пор подчиняются придворным. Я должна притвориться человеком, чтобы меня попытались принести в жертву.
Корни впечатал запрос.
– Только всякая религиозная фигня. Лохотрон в стиле «пожертвуйте десять процентов своего бабла, и я смогу купить своему псу будку с кондиционером». Жертвоприношение… а это безопасно? В смысле, как хорошо ты знаешь своих друзей?
– Я им всецело доверяю…
– Но… – подбодрил ее Корни.
Кайя печально улыбнулась:
– Но они ничего мне не сказали. Все это время они знали, кто я, но молчали… ни слова, ни единого намека.
Она задумчиво рассматривала суставы на пальцах. Разве одна лишняя фаланга может выглядеть так зловеще? Оказалось, может – Кайе становилось не по себе, когда она сгибала пальцы.
Корни сложил пальцы пирамидкой, по-злодейски щелкнув суставами.
– А теперь поведай мне эту историю еще раз, медленно и с самого начала.
Проснувшись, Кайя не сразу поняла, где находится. Она поерзала, пока не натолкнулась на твердое тело, которое застонало и оттолкнуло ее. Корни. Щурясь, она посмотрела на него и потерла глаза. В комнате было темно, лишь узкие полоски света пробивались сквозь плотные коричневые шторы. Кайя слышала голоса, доносящиеся из глубины трейлера сквозь приглушенный металлический смех в телевизоре.
Она перевернулась на другой бок, пытаясь снова заснуть. В поле зрения попала прикроватная тумбочка: книга «Винтаж», баночка с обезболивающим, будильник с язычками пламени на циферблате и черная пластиковая фигурка шахматного коня.
– Корни! – воскликнула Кайя, тряся закутавшуюся в одеяло тушу за… вроде бы плечо. – Просыпайся. Я знаю, что делать. Знаю, к кому можно пойти.
Парень высунул голову из-под одеяла.
– Надеюсь, у тебя хорошая идея, – простонал он.
– Келпи. Я знаю, как призвать келпи.
Он откинул одеяло и сел, резко просыпаясь.
– Хорошо. Да, хорошо.
Корни соскользнул с кровати, поскреб достоинство сквозь ткань трусов и сел за компьютер. Он подергал мышку, и заставка погасла, открывая экран. В коридоре отчетливо раздавался голос Дженет, жаловавшейся маме, что она ни за что не получит права, если Корни не позволит брать свою машину.
– Сколько времени? – спросила Кайя.
Корни глянул на часы внизу экрана:
– Шестой час.
– Можно позвонить?
– Звони, – кивнул он. – Если подключу интернет, телефон работать не будет. У нас одна линия.
Телефон в комнате Корни был копией настоящего Бэт-фона, такой же красный и массивный, он стоял на полу под пластиковым колпаком. На телефоне была даже маленькая лампочка, которая, скорее всего, мигала, когда им звонили. Скрестив ноги, Кайя уселась на полу, сняла колпак и набрала домашний номер.
– Алло? – подняла трубку бабушка.
– Бабушка? – Она запустила пальцы в синтетический ворс ковра, на котором сидела. Взгляд упал на ноги, на длинные зеленые пальцы с красным лаком на неровных, неподстриженных ногтях.
– Ты где?
– У Дженет, – ответила Кайя, шевеля пальцами и искренне желая поверить, что они ее. Теперь стало сложнее разговаривать с бабушкой, ведь она терпела их с Эллен только из-за того, что они члены семьи, а о семье нужно заботиться. – Я и позвонила, потому что хотела сообщить, где нахожусь.
– Где ты была утром?
– Рано проснулась, – сказала Кайя. – Нужно было перед школой успеть встретиться с ребятами. – Если задуматься, она сказала почти правду.
– Тогда скажи, когда вернешься. О, а еще тебе два сообщения. Джо из «Амоко» звонил по поводу работы – надеюсь, ты не хочешь устроиться на заправку – и какой-то парень, Кенни, дважды тебя спрашивал.
– Дважды? – сначала Кайя почувствовала себя польщенной, и только потом вспомнила о страхе.
– Именно. Тебя к ужину ждать?
– Нет, здесь поем, – ответила Кайя. – Ладно, пока, бабуль. Люблю тебя.
– Твоя мама будет рада, если ты придешь на ужин. Она хочет поговорить о Нью-Йорке.
– Нужно бежать, бабуль. Пока.
Кайя успела повесить трубку, прежде чем бабушка смогла вымолвить хоть слово.
– Подключайся, – разрешила Кайя.
Через пару минут Корни тяжело вздохнул. Кайя подняла на него взгляд.
– У твоего плана есть один крошечный минус.
– Разве не все наши… Ладно, колись, в чем дело?