Глубокие воды Хайсмит Патриция
– Что случилось, Трикс? – спросил он.
– Музыка так орет, не заснуть! – возмущенно выкрикнула она.
Мелинда что-то воскликнула, потом подошла к патефону и убавила звук.
– Ну, что такое? – справилась она у Трикси.
– Не могу заснуть, – пожаловалась дочь.
– Скажи ей, что это ничем не обоснованная жалоба, – посоветовал Вик Мелинде.
– А, ну ладно, сделай потише, – снизошла Мелинда.
Трикси припухшими от сна глазами сердито смотрела на мать, потом перевела взгляд на Ральфа. Вик похлопал ее по узким твердым бедрам и сказал:
– Давай-ка обратно в постельку, чтоб к завтрашнему пикнику хорошенько выспаться!
Услышав соблазнительное слово «пикник», Трикси улыбнулась, посмотрела на Ральфа и спросила:
– Ральф, а вы привезли мне из Нью-Йорка швейный набор?
– Прости, Трикси, не привез, – сладеньким голосом ответил Ральф. – Но наверняка найду такой же и здесь, в Литтл-Уэсли.
– Обойдется, – вмешалась Мелинда. – Он ей нужен не больше, чем…
– Чем тебе, – закончил за нее Вик.
– Какой вы грубый сегодня, мистер ван Аллен, – ледяным голосом произнесла Мелинда.
– Извини.
Вик хотел кое-что рассказать Ральфу, поэтому он нарочно вел себя грубо и делал вид, что чаша его терпения переполнена.
– Ральф, вы останетесь завтракать? – Трикси оперлась на руку Вика и раскачивалась из стороны в сторону.
Ральф натужно хохотнул.
– Надеюсь, останется, – сказал Вик. – Мы не любим, когда гости уходят голодными, правда, Трикс?
– Да-а. С Ральфом весело завтракать.
– Это почему же? – спросил Вик.
– Он яйцами жаглирует.
– Жонглирую, – пояснил Ральф.
– Что ж, надо посмотреть, – сказал Вик. – Трикси, марш спать. Лови момент, пока тихо. Ты же знаешь, carpe diem… И carpe noctem[9] тоже.
Трикси с готовностью пошла с ним. Ей нравилось, когда он укладывал ее, приносил ей плюшевого кенгуру, кутал их обоих в одеяло, целовал на ночь в обе щеки и в носик. Вик знал, что балует Трикси, но, с другой стороны, мать держалась с ней так холодно, что это надо было чем-то восполнить. Он уткнулся носом в ее мягкую шейку, потом, улыбаясь, поднял голову.
– Пап, а можно устроить пикник у каменоломни?
– Нет. Там очень опасно.
– Но почему?
– А вдруг сильный ветер? Нас всех прямо туда и сдует.
– Здорово! А мама пойдет на пикник?
– Не знаю, – сказал Вик. – Надеюсь.
– А Ральф пойдет?
– Вряд ли.
– Тебе нравится Ральф?
При свете ночника-карусели на тумбочке видны были карие крапинки в зеленых, как у матери, глазах Трикси.
– Угу. А тебе?
– Мм, – неуверенно протянула она. – Джо-Джо мне нравился больше.
Его слегка задело, что она еще помнит Джо-Джо.
– Ну, я знаю почему. Он приносил тебе подарки на Рождество. Любить нужно не за это. Я ведь тоже дарю тебе подарки, правда?
– Папочка, тебя я люблю больше всех. Конечно, я тебя больше всех люблю.
Вот плутовка, подумал Вик. Трикси стала ужасной плутовкой. Вик с улыбкой представил, как она обрадовалась бы, если бы он сказал ей, что убил Малькольма Макрея. Мал не нравился Трикси, потому что она не нравилась ему, а еще потому, что он, редкостный скупердяй, никогда не делал ей подарков. Трикси запрыгала бы от радости, если бы Вик сказал, что убил Мала. Его акции взлетели бы на двести процентов.
– Будь умницей, спи, – сказал Вик, поднимаясь с кровати.
Он поцеловал ее в обе щеки, в кончик носа, потом в макушку. Волосы у Трикси были такого же цвета, как у матери, но со временем они, наверное, потемнеют и станут как у него. Они спускались прямо с темени, без всяких проборов, и выглядели, как и должны выглядеть волосы шестилетней девочки, но Мелинда вечно жаловалась, что их трудно завивать.
– Спишь? – прошептал он.
Опущенные ресницы Трикси не дрогнули. Он выключил свет и на цыпочках подошел к двери.
– Нет! – хихикая, крикнула Трикси.
– Давай-ка спи! Я серьезно!
Молчание. Молчание его устраивало. Он вышел и закрыл дверь.
Мелинда погасила еще одну лампу, и в гостиной стало гораздо темнее. Они с Ральфом танцевали, медленно переминаясь в углу комнаты. Было почти четыре часа.
– Выпить хотите, Ральф? – спросил Вик.
– Что? А, нет, спасибо. Мне уже хватит.
Это вовсе не означало, что мистер Госден собрался уходить – не в четыре же утра. Мелинда в танце обняла Ральфа за шею. Наверное, она думала, что Вик страшно нагрубил Джоэлу Нэшу, поэтому изо всех сил любезничала с Ральфом. Она будет подбивать его остаться до утра и, конечно же, позавтракать с ними, даже если бы Ральф побледнел от усталости, как с ним иногда бывало. «Прошу тебя, милый, останься. Мне сегодня совсем не хочется спать». И он обязательно останется. Они все оставались. Даже те, кому наутро нужно было на работу, а мистеру Госдену не нужно. И разумеется, чем дольше они не уходили, тем больше надежды было, что Вик удалится к себе и оставит их наедине. Часто Вик покидал Мелинду и Ральфа в шесть утра, считая, что раз уж они провели вместе полдня, почему бы не дать им побыть друг с другом еще два с половиной часа, до половины девятого, когда он придет завтракать? Может быть, это было мелко – выматывать ухажеров Мелинды до полного изнеможения, просиживая с ними всю ночь в гостиной, но он не собирался угождать им, уходя из собственного дома. Вдобавок он всегда читал какие-нибудь книги, так что времени зря не тратил.
Сегодня Вика обуревала сильная, прямо-таки первобытная злоба на мистера Госдена. Такого чувства он прежде не испытывал. Он думал о десятках бутылок бурбона, которым поил мистера Госдена. Он думал о вечерах, испорченных мистером Госденом. Вик поднялся, поставил книгу на полку и тихо направился к двери в гараж. За его спиной Мелинда и Ральф уже почти целовались. Тому, что он ушел, ничего не сказав, можно было дать одно из следующих объяснений: а) он не хочет их смущать, когда они милуются; б) возможно, он через минуту вернется; в) он так раздосадован их поведением, что не захотел попрощаться с ними. Правильным было объяснение «б»), но оно могло прийти в голову только Мелинде – мистер Госден никогда не видел, чтобы Вик ушел и вернулся. Такое он проделывал несколько раз с Джо-Джо.
Вик включил флуоресцентное освещение в гараже и неспешно прошелся, оглядывая аккуратные поддоны с растениями, террариумы, полные земляных улиток, что ползали по влажным джунглям ростков овса и пальчатника, открытый чемоданчик для электродрели на рабочем столе, и непроизвольно отмечая, все ли инструменты тут и на своих ли местах лежат.
Комната во флигеле была почти такой же аскетичной и функциональной, как гараж: простая кровать-полуторка с темно-зеленым покрывалом, стул с прямой спинкой, кожаное рабочее кресло, огромный письменный стол, на котором стояли словари и книги по плотницкому делу, пузырьки с чернилами, ручки и карандаши, гроссбухи, оплаченные и неоплаченные счета – все это было разложено в строгом порядке. На стенах не было ни картин, ни фотографий, только над столом висел простенький календарь, подаренный местной лесозаготовительной компанией. Вик обладал способностью спать ровно столько, сколько захочет, и просыпался без чьей-либо помощи. Он посмотрел на наручные часы, приказал себе пробудиться через полчаса, без семнадцати пять, потом улегся и начал последовательно, с головы до пальцев ног, расслабляться.
Приблизительно через минуту он уснул. Ему приснилось, что он в церкви и видит там Меллеров. Хорас Меллер улыбнулся и поздравил его с тем, что он, защищая свою семью, убил Малькольма Макрея. В церкви собрались все жители Литтл-Уэсли, и каждый улыбался Вику. Он проснулся с улыбкой, усмехаясь нелепости сна. В церковь он никогда не ходил. Насвистывая, он причесался, поправил рубашку под светло-голубым кашемировым свитером и прошагал через гараж обратно.
Ральф и Мелинда примостились в уголке дивана. Судя по тому, что оба они выпрямились, когда он вошел, они, видимо, только что лежали – или полулежали. У Ральфа были воспаленные глаза. Он смерил Вика с ног до головы пьяным взглядом, полным удивления и негодования.
Вик подошел к книжному шкафу и склонился, проглядывая названия.
– Все читаешь? – спросила Мелинда.
– Угу, – ответил Вик. – А где же музыка?
– Я как раз собирался уходить, – хрипло сказал Ральф, вставая.
Вид у него был изнуренный; тем не менее он зажег сигарету и с остервенением швырнул спичку в сторону камина.
– Не уходи.
Мелинда потянулась к его руке, но Ральф, пошатываясь, отступил на шаг и сказал:
– Уже очень поздно.
– Почти пора завтракать, – бодро заметил Вик. – Кто-нибудь хочет яичницу?
Ответа не последовало. Он выбрал карманный «Всемирный альманах» – эту книгу он всегда листал с удовольствием – и прошел к своему креслу.
– А тебе что, спать не хочется? – сказала Мелинда, глядя на него с таким же раздражением, как и Ральф.
– Нет. – Вик бодро поморгал. – Я только что вздремнул у себя.
Услышав эти слова, Ральф заметно поник и остолбенело уставился на Вика, как будто уже почти готов был признать себя побежденным, хотя ввалившиеся глаза все еще полыхали на бледном лице. Он таращился на Вика так, будто собирался его убить. Такой же взгляд Вик видел на лице Джо-Джо и даже на тощей невыразительной физиономии Ларри Осборна – взгляд, наведенный бесовским благодушием Вика, тем, что в пять часов утра он трезв и бодр, а они без сил обмякли на диване, несмотря на все отчаянные попытки встряхнуться. Ральф поднял полный бокал и залпом выпил половину. Теперь он из принципа не уйдет до самого конца, подумал Вик: уже почти шесть утра, какой смысл идти домой спать, если завтрашний день все равно пропал? Наверное, напьется до потери сознания, но уйти – не уйдет. Похоже, он чересчур захмелел, предположил Вик, и не соображает, что при желании мог бы провести с Мелиндой весь завтрашний день.
Под взглядом Вика Ральф вдруг пошатнулся, как будто его толкнуло что-то невидимое, и тяжело уселся на диван. На лице блестела испарина. Мелинда обняла Ральфа за шею, притянула к себе и, смочив пальцы о запотевшее стекло бокала, стала охлаждать ему виски. Ральф неуклюже обмяк на диване, мрачно сжав губы, и из последних сил буравил Вика затуманенным взглядом.
Вик улыбнулся Мелинде:
– Все-таки я сделаю яичницу. Ему не помешает принять что-нибудь внутрь.
– Да нормально все с ним! – с вызовом сказала Мелинда.
Насвистывая григорианский мотив, Вик прошел на кухню и поставил кофе. Он приподнял початую бутылку бурбона, убедился, что Ральф опустошил ее на четыре пятых, и вернулся в гостиную.
– Ральф, я знаю, вы любите жонглировать яйцами, но все же – вам глазунью или болтунью?
– Милый, тебе глазунью или болтунью? – спросила Мелинда.
– Лучше просто… Пожонглировать, – пробормотал Ральф.
– Первый заказ принят, пожонглировать яйцами, – сказал Вик. – Ну а тебе, кошечка?
– Не зови меня так!
Он давно не употреблял этого ласкового прозвища. Она зыркнула на него из-под рельефных светлых бровей, и Вику пришлось признать, что от кошечки не осталось и следа – ни от той, на которой он женился, ни от той, которой Мелинда была прошедшим вечером. На ее губах размазалась помада, кончик длинного вздернутого носа блестел и покраснел, будто помада попала и на него.
– А тебе какую яичницу? – спросил он.
– Никакой не хочу.
Вик взболтал четыре яйца со сливками для себя и Мелинды – Ральф был не в состоянии что-нибудь есть – и поджарил себе ломтик хлеба, зная, что Мелинда гренок не захочет. Он не стал дожидаться, пока сварится кофе, потому что и от кофе она откажется. А сам он выпьет кофе попозже, с мистером Госденом. Слегка подсоленную и поперченную яичницу он принес на двух теплых тарелках. От еды Мелинда отказалась наотрез, тогда он сел рядом с ней на диван и стал кормить с вилки, маленькими порциями. При приближении очередного кусочка Мелинда послушно открывала рот. В глазах ее застыло настороженное выражение дикого зверька, доверяющего человеку лишь настолько, чтобы принять пищу из протянутой руки, да и то с опаской, несмотря на медленные и спокойные движения. Светло-рыжая голова мистера Госдена лежала у нее на коленях. Из его приоткрытого рта вырывался некрасивый храп. На последнем кусочке Мелинда, как и предвидел Вик, заупрямилась.
– Ну, давай. Вот это доедим, и все, – уговаривал он.
Она послушалась.
– Наверное, мистеру Госдену лучше остаться у нас, – сказал Вик, потому что больше о мистере Госдене сказать было нечего.
– Я и с-собиралась оставить его у нас, – проговорила Мелинда.
– Ну что ж, давай его уложим.
Мелинда встала, чтобы поудобнее уложить Ральфа на диван, но в ее состоянии приподнять его за плечи ей было не по силам. Вик подхватил его под руки и подтянул так, что голова Ральфа оказалась рядом с диванным подлокотником.
– Туфли? – спросил Вик.
– Не тр-рожь его туфли! – Мелинда, пошатываясь, склонилась над ступнями Ральфа и начала развязывать шнурки.
У Ральфа тряслись плечи и тихонько стучали зубы.
– Ему холодно. Я схожу за одеялом, – сказал Вик.
– Я сама.
Выписывая кренделя, Мелинда направилась в спальню, но по дороге забыла зачем и свернула в ванную.
Вик снял оставшуюся туфлю и пошел в спальню Мелинды за клетчатым пледом – он всегда там валялся. Сейчас он лежал на полу у незастланной кровати. Плед Вик подарил Мелинде на день рождения лет семь назад. Увидев его, он вспомнил пикники, счастливое лето, проведенное в штате Мэн, зимний вечер, когда не работало отопление, и они, накрывшись пледом, улеглись на пол у камина. Вик задумался, не взять ли вместо пледа зеленое шерстяное одеяло с кровати, но в конце концов решил, что сойдет и плед. В комнате Мелинды, как всегда, был беспорядок, одновременно и неприглядный, и привлекательный, и Вику захотелось постоять тут с минуту, оглядеть все – он почти никогда не заходил к Мелинде, – но он не позволил себе даже обвести спальню взглядом, а вышел и закрыл за собой дверь. В ванной журчала вода. «Хоть бы ее не стошнило», – подумал Вик.
Ральф сидел, глядя куда-то в пространство, и дрожал в ознобе.
– Горячего кофе хотите? – спросил у него Вик.
Ральф не ответил. Вик накинул плед на его трясущиеся плечи, и Ральф обессиленно лег обратно на диван и попытался подтянуть ноги. Вик поднял ему ступни и подоткнул под них одеяло.
– Вы добрый человек, – пробормотал Ральф.
Вик чуть улыбнулся и присел на край дивана. Ему показалось, что Мелинду тошнит в ванной.
– Вам давно следовало меня вышвырнуть, – прошептал Ральф. – Когда меры не знаешь… – Он шевельнул ногами, будто собираясь встать с дивана.
Вик небрежно придержал ему лодыжки и успокаивающим тоном сказал:
– Ничего страшного.
– Ох, надо бы проблеваться… или сдохнуть.
Голубые глаза Ральфа наполнились слезами, остекленели. Тонкие брови дрожали. Он словно бы впал в какой-то транс самобичевания и с удовольствием воспринял бы пинки и тычки взашей, если бы его и впрямь вытолкали из дома.
Вик кашлянул и улыбнулся:
– Я не выгоняю из дома тех, кто мне докучает. – Он чуть склонился к Ральфу. – Тех, кто меня раздражает, вот так – с Мелиндой… – он многозначительно кивнул в сторону ванной, – я просто убиваю.
– Да, – серьезно произнес Ральф, как будто понял. – Так и надо. Поэтому я хочу, чтобы вы с Meлиндой остались моими друзьями. Вы мне оба нравитесь. Правда.
– А я убиваю тех, кто мне не нравится, – сказал Вик еще тише, с улыбкой наклоняясь ближе к Ральфу.
Тот бессмысленно улыбнулся.
– Как, например, Малькольма Макрея. Я его убил.
– Малькольма? – озадаченно спросил Ральф.
Вик знал, что ему все известно про Мала.
– Да. Мелинда ведь рассказывала вам про Макрея. Я убил его молотком в его квартире. Прошлой зимой об этом писали в газетах. Он слишком много себе позволял по отношению к Мелинде.
Ральф, очевидно не вполне понимая, что ему говорят, медленно свел брови:
– Помню… Это вы его убили?
– Да. Он ухлестывал за Мелиндой. У всех на глазах.
Вик подбросил зажигалку Мелинды, поймал ее, снова подбросил и так раза четыре. До Ральфа постепенно доходило. Он приподнялся на локте.
– А Мелинда знает, что вы его убили?
– Нет. Об этом никто не знает, – прошептал Вик. – Не говорите Мелинде, ладно?
Ральф недоуменно наморщил лоб. Видимо, мозги с трудом справляются, подумал Вик, но угрозу и враждебность мистер Госден почувствовал. Он стиснул зубы и резко выдернул ступни из-под руки Вика. Собрался уходить.
Вик молча отдал ему туфли.
– Вас отвезти домой?
– Я сам.
Ральф, пошатываясь, пытался обуться, но ничего не получалось до тех пор, пока он не сел. Затем он встал и неуверенными шагами побрел к двери.
Вик последовал за ним и вручил ему соломенную шляпу с пунцовой лентой.
– Сп-койной ночи. Было очень хорошо, – нечленораздельно пробормотал Ральф.
– Я рад. Не забудьте: не проговоритесь Мелинде о том, что я вам рассказал. Спокойной ночи.
Ральф забрался в кабриолет с открытым верхом и с ревом тронулся с места – машина вильнула задом, ее занесло на обочину, потом автомобиль выровнялся и помчался дальше. Вику было все равно: свалится Ральф в Медвежье озеро – и поделом ему. Лес впереди озарило оранжевое сияние восходящего солнца.
Из ванной не доносилось никаких звуков. Вероятно, Мелинда сидела на полу в ожидании очередного рвотного спазма. Она всегда так делала, когда ее мутило, и поднять ее с пола было невозможно, пока она не убеждалась, что тошнота отступила. В конце концов Вик встал с кресла, подошел к двери ванной и крикнул:
– Как ты, дорогая?
Она довольно внятно пролепетала, что все в порядке. Он пошел на кухню и налил себе чашку кофе. Он любил кофе. Кофе почти никогда не мешал ему заснуть.
Из ванной вышла Мелинда в халате. Выглядела она лучше, чем полчаса назад.
– Где Ральф?
– Он решил поехать домой. Просил пожелать тебе спокойной ночи и сказал, что ему было очень хорошо.
– Вот как, – разочарованно протянула она.
– Я укрыл его одеялом, и ему полегчало, – добавил Вик.
Мелинда подошла к нему и положила руки на плечи:
– Ты был так добр к нему сегодня.
– Вот и славно. А чуть раньше ты назвала меня грубым.
– Ты никогда не бываешь грубым. – Она поцеловала его в щеку. – Спокойной ночи, Вик.
Он смотрел, как Мелинда идет к себе в комнату. Интересно, что Ральф скажет ей завтра. Проболтается, конечно. Он из таких. Через несколько минут Мелинда наверняка позвонит ему – она всегда ему звонила, – если не заснет. Но по телефону Ральф вряд ли ей что-то расскажет.
4
История с удивительной быстротой разлетелась по городу и возбудила всеобщее любопытство – особенно у тех, кто плохо знал Вика, – но никто и пальцем не шевельнул, чтобы сообщить в полицию. Те, кто был близко знаком с Виком и Мелиндой, понимали, почему он рассказал эту историю, и находили ее забавной. Она позабавила даже старого мистера Хансена, их бакалейщика. Но люди, не знакомые с ван Алленами, и те, кто знал их лишь понаслышке, наверняка строили изумленные мины, считая, что к Вику обязательно должна присмотреться полиция – не важно, правду он сказал или нет. Вик читал это во взглядах прохожих на главной улице города.
Спустя четыре дня после того, как он рассказал свою историю Ральфу, люди, которых Вик никогда раньше не видел или, по крайней мере, не замечал, таращились во все глаза, когда он проезжал мимо на своем старом, ухоженном «олдсмобиле» – машина и без того слыла курьезом в городке, где у большинства автомобили были куда новее, – и, перешептываясь со спутниками, показывали на него. Незнакомцы смотрели на него без улыбки, а вот лица друзей оставались улыбчивыми.
Ральфа Госдена он за эти четыре дня ни разу не видел. В воскресенье, после утреннего отъезда, как рассказала Мелинда, Ральф позвонил ей и настоял на встрече. Она ушла из дома, чтобы где-то с ним увидеться. Вик и Трикси провели день вдвоем, устроив пикник на берегу Медвежьего озера. Там Вик договорился с лодочником об аренде каноэ для Трикси на все лето. Когда они вернулись, Мелинда уже была дома, и началось настоящее светопреставление. Конечно же, Ральф ей проболтался.
– Что за глупость, пошлость, идиотизм! – орала Мелинда. – Это же надо было такое придумать!
Вик спокойно воспринял ее ругань. Он понимал, что она больше рассердилась из-за того, что Ральф оказался трусом. Вик хорошо представлял себе их разговор. Ральф: «Дорогая, я знаю, что это неправда, но ведь очевидно, что он не хочет больше видеть меня у вас, вот я и подумал…» Мелинда: «Мало ли чего он хочет! А ты просто струсил, испугался его…» Кроме того, из-за этого разговора она наверняка догадалась, что Вик сказал Джоэлу Нэшу то же самое.
– Ральф поверил, что я убил Макрея? – спросил Вик.
– Конечно нет. Он просто считает, что ты осел. Или что ты совсем спятил.
– Но он не находит это смешным. – Вик сокрушенно покачал головой. – Очень жаль.
– Что тут смешного?
Мелинда стояла посреди гостиной, уперев руки в бока и широко расставив ноги в туфлях-мокасинах.
– Ну, наверное, если б ты слышала, как я это сказал, то было бы смешно.
– А, понятно. А Джоэлу было смешно?
– Видимо, нет. Он так испугался, что удрал из города.
– Тебе ведь этого и хотелось, правда?
– Честно говоря, да.
– И с Ральфом то же самое. Тебе ведь хотелось его напугать?
– Оба они ужасные зануды и, по-моему, пальца твоего не стоят. Ральф тоже испугался?
– Нет, он не испугался. Не говори глупостей. По-твоему, в это кто-то поверит?
Вик заложил руки за голову и откинулся в кресле.
– Ну, Джоэл Нэш поверил. И быстренько исчез. Не очень умно с его стороны, но я никогда и не считал его умным.
– Да-да. Один ты умный.
Вик добродушно улыбнулся.
– Что тебе сказал Джоэл? – спросил он и по тому, как она изменила позу, как бросилась на диван, понял, что Джоэл Нэш ничего ей не сказал. – А что говорит Ральф?
– Что ты ужасный бука и что он считает…
– Ужасный бука. Надо же. А мне, Мелинда, было ужасно скучно, мне ужасно надоело кормить и поить каких-то зануд по нескольку раз в неделю и сидеть с ними ночи напролет, ужасно надоело слушать бессмысленную болтовню и ужасно утомило, что они думают, будто я ничего не понимаю или смотрю сквозь пальцы на то, как они за тобой ухлестывают. Все это ужасно тоскливо.
Мелинда долго с удивлением смотрела на него, укоризненно скривив губы, потом вдруг закрыла лицо ладонями и дала волю слезам.
Вик подошел к ней и положил руку ей на плечо:
– Милая, стоит ли об этом плакать? Стоят ли Джоэл Нэш и Ральф твоих слез?
Она вскинула голову:
– Я не по ним плачу. Я плачу от несправедливости.
– Sic[10], – невольно пробормотал Вик.
– У кого бзик?
Он вздохнул, честно пытаясь найти для нее какие-нибудь слова утешения. Бесполезно говорить: «Но я-то с тобой, я же тебя люблю». Он ей сейчас не нужен, может быть, никогда больше не будет нужен. А ему не хотелось быть собакой на сене. Он не возражал бы против того, чтобы она взяла в любовники мужчину солидного, с чувством собственного достоинства, мыслящего. Но к сожалению, Мелинда вряд ли когда-нибудь выберет такого, и такой человек вряд ли выберет ее. Вик мог представить себе союз, основанный на терпимости и непредубежденности, в котором все трое были бы счастливы и извлекали преимущества из общения друг с другом. Достоевский бы понял. Как, наверное, и Гёте.
– Знаешь, на днях я прочитал в газете, – непринужденно начал он, – об одном menage a trois[11] в Милане. Конечно, я не знаю, что это были за люди, но муж и любовник были добрыми друзьями и погибли, разбившись на мотоцикле. Жена похоронила их вместе, в усыпальнице, где когда-нибудь упокоится и сама, и на надгробной плите сделала надпись: «Они жили счастливо вместе». Как видишь, бывает и так. Только лучше бы ты выбрала мужчину – или, если хочешь, даже нескольких – все-таки с мозгами. Как ты думаешь, такое возможно?
– Да, – ответила она сквозь слезы, и он понял, что все его слова она пропустила мимо ушей.
Это было в воскресенье. Спустя четыре дня Мелинда все еще дулась, но Вик полагал, что, если правильно себя вести, за несколько дней все пройдет. В ней слишком кипела жизнь, и она слишком любила развлечения, чтобы долго хандрить. Он купил билеты на две оперетки в Нью-Йорке, хотя сам предпочел бы два других спектакля. Но на другие спектакли он всегда успеет. Теперь по большей части Мелинде было нечем занять себя, и к вечеру она не уставала. Вик съездил в Нью-Йорк за билетами, а заодно посетил газетный отдел Публичной библиотеки и еще раз почитал об убийстве Макрея, так как многие подробности стерлись из памяти. Выяснилось, что единственный человек, видевший убийцу, – лифтер многоквартирного дома, где жил Макрей, – предоставил очень туманное описание: невысокий тип, плотного сложения. Оно вполне подходило Вику, и он рассказал об этом Хорасу.
Хорас чуть улыбнулся. Он работал химиком в медицинской аналитической лаборатории и был осторожным человеком, привыкшим выражаться сдержанно. Он счел историю Вика фантастической и даже немного опасной, но выступал за любые меры, которые «осадили бы Мелинду».
– Чтобы осадить Мелинду, требуется лишь немного твердости с твоей стороны, Вик, – сказал Хорас. – Я же тебе уже говорил. Ей давно хочется, чтобы ты дал ей понять, что тебе небезразлично ее поведение. В общем, не сдавай занятых позиций. Я хочу, чтобы вы оба снова были счастливы.
Хорас был свидетелем их счастья на протяжении трех или четырех лет, но как давно это было – странно, что он вообще это помнит. Занятые позиции… Ну да, теперь Мелинда сидела дома и волей-неволей больше времени проводила с ним и с Трикси. Вот только счастья ей это не приносило. Вик несколько раз выводил ее на коктейли в бар «Лорд Честерфилд», полагая, что, поскольку даже бармен Сэм слышал про Макрея, Мелинда не захочет идти одна, ведь она была там частой гостьей в обществе Ральфа, Ларри и Джо-Джо. Вик попытался заинтересовать Мелинду набросками орнаментов для обложки «Домостроя» Ксенофонта, подготовленными Блэром Пибоди, кожевником из Коннектикута. Пибоди устроил свою мастерскую в каком-то амбаре, где и делал тиснение на кожаных переплетах всех книг, которые печатались в типографии Вика.
В этих орнаментах использовались архитектурные мотивы Древней Греции; один был замысловатым, а другой – строгим, и, по мнению Вика, оба были прекрасны. Он надеялся, что Мелинде будет интересно выбрать, какой из них стоит использовать, но ее внимания хватило секунд на пять, не больше. Из вежливости она сказала, что один из рисунков ей нравится больше, чем другой, а вдобавок, чтобы задеть Вика, произнесла это с нарочитой небрежностью. Вик расстроился и на какое-то время утратил дар речи. Иногда его удивляла способность Мелинды причинять ему боль. В тот вечер ее больше интересовал пианист, нанятый в «Лорд Честерфилд» на лето. В углу бара висела афиша с его фотографией. Он должен был приехать примерно через неделю. Мелинда сказала, что если он будет играть в стиле Дучина[12], как тот, что был в прошлом году, то она умрет.
Поездки в Нью-Йорк, на музыкальные комедии, увенчались большим успехом. Оба мюзикла шли по субботам, и в первый раз Трикси оставили у Петерсонов, родителей Джейни, лучшей подруги Трикси, а на время второй поездки миссис Петерсон привела Джейни к ван Алленам, чтобы девочки поиграли вместе первую половину вечера. Обычно часам к десяти Трикси засыпала, а миссис Петерсон оставалась в доме до полуночи. После театра Вик с Мелиндой пошли в фешенебельный ночной клуб, где можно было потанцевать под оркестр; правда, Вик не приглашал ее на танец, зная, что она откажется. Оба вечера она была в хорошем настроении, но Вик чувствовал, что она затаила обиду – ведь он отнял у нее Джоэла и Ральфа. Из второй поездки они вернулись домой в четыре утра. В приподнятом настроении Мелинду часто тянуло на взбалмошные поступки: побродить босиком по ручью, что бежал по лесу в нескольких ярдах от дома, или заехать к Коуэнам и поплескаться в их бассейне, но такое она проделывала только в обществе кого-нибудь вроде Ральфа или Джо-Джо. Когда они добрались до дома, она не стала предлагать Вику пойти к ручью. Вик понимал: это потому, что с ней он, скучный муж, а не один из жизнерадостных молодых людей. У него язык не поворачивался заговорить о прогулке к ручью, поскольку Вик не чувствовал в себе этой дурашливости, ему не хотелось разбить ноги о камни, которых не разглядеть в темноте, да и вряд ли Мелинда оценила бы такое предложение, если бы оно исходило от него.
Они, все еще полностью одетые, сидели на кровати Мелинды и просматривали воскресные газеты, купленные Виком в Манхэттене, – все, кроме «Таймс», которую приносили по утрам в воскресенье. Мелинда смеялась чему-то, прочитанному в «Ньюс». Пока они ехали домой, она почти все время спала, положив голову ему на плечо. Вику совсем не хотелось спать, он мог бы и не ложиться. Наверное, думал он, его бодрость объясняется необычным обстоятельством: он сидит на кровати Мелинды, чего не случалось уже несколько лет, и, хотя ему было интересно читать об американских перебежчиках в Китай[13], частью сознания он пытался разобраться в своих ощущениях, вызванных тем, что он сидел на ее кровати. Близость и гармония, равно как и их предвкушение, не входили в их число. Он чувствовал некоторое неудобство. И все-таки его подмывало спросить, не будет ли она против, если он сегодня останется в ее комнате. Просто будет спать рядом, обняв ее, или даже не дотрагиваясь до нее, – Мелинда знала, что он не будет ее донимать. Тут он вспомнил, как вечером, когда они ехали в Нью-Йорк, она сказала, что Коуэны к ним переменились, потому что своей историей про Макрея Вик продемонстрировал «дурной вкус», и Меллеры, дескать, тоже, как и Коуэны, держатся холоднее. Мелинда настаивала, что их теперь сторонятся, а Вик возражал, приводя примеры, доказывающие, что их никто не чурается, и напомнил, что Коуэны сейчас живут в покое, поскольку Фил корпит над книгой по экономике и хочет закончить ее до того, как в сентябре вернется к преподаванию. Не рискнуть ли все-таки попросить разрешения остаться у нее, снова подумал Вик, или же она сочтет просьбу очередным поводом продемонстрировать свою обиду и с негодованием откажет? Или даже если не откажет с негодованием, не удивит ли это ее так, что приятная атмосфера вечера будет испорчена? Да и так ли уж он хочет остаться? Пожалуй, нет.
Мелинда зевнула:
– О чем это ты так зачитался?
– О перебежчиках. Если американцы переходят к красным, их называют изменниками. Если же красные переходят к нам, то они «борцы за свободу». Все зависит от того, на чьей ты стороне, – улыбнулся он.
Мелинда промолчала. Вик и не ожидал, что она что-нибудь скажет. Он медленно поднялся с кровати.
– Спокойной ночи, дорогая. Приятных снов. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Тебе понравилось, как мы провели вечер?
– Мм, ну да, – вяло произнесла Мелинда, будто отвечала дедушке, сводившему ее, маленькую девочку, в цирк. – Спокойной ночи, Вик. Ступай, только тихонько, не разбуди Трикси.
Выходя, он улыбнулся самому себе. Три недели назад она и не вспомнила бы о Трикси, а думала бы лишь о том, как позвонит Ральфу, как только Вик покинет спальню.
5
Июнь выдался отличный – не очень жаркий, не очень сухой, два-три раза в неделю по вечерам, часов в шесть, начинался дождь, который через полчаса заканчивался, напитав соком и сладостью малину и землянику в лесу за домом. Несколько раз по субботам, во второй половине дня, Вик с Трикси и Джейни Петерсон ходили по ягоды и каждый раз набирали столько, что обоим семействам хватало на целую неделю – и для завтраков из хлопьев с молоком, и для пирогов, и для мороженого. Трикси решила не ехать этим летом в лагерь, потому что Джейни туда не поехала. Трикси и Джейни записали на летнюю программу Хайлендской начальной школы, в четырех милях от Литтл-Уэсли, – там пять дней в неделю, с девяти до четырех, проводили занятия спортом и декоративно-прикладными искусствами. Этим летом Трикси наконец научилась плавать по-настоящему, да так хорошо, что заняла первое место в соревнованиях в своей возрастной группе. Вик рад был, что она не поехала в летний лагерь – ее присутствие грело ему душу По уму получалось, что Трикси проводила время с ним благодаря Петерсонам, точнее, их стесненным обстоятельствам. Чарльз Петерсон, инженер-электрик кожевенного завода в Уэсли, зарабатывал меньше, чем большинство жителей Литтл-Уэсли. Вернее, на свой заработок он содержал семью, в то время как у многих в Литтл-Уэсли – например, у него самого и у Фила Коуэна – были, кроме жалованья, и другие доходы. Вика огорчало, что Мелинда смотрит свысока на Петерсонов как на людей неотесанных и не понимает, что они не большие невежи, чем, скажем, Макферсоны, и что, наверное, ей просто не нравится их беленый дощатый дом. Вик был рад, что Трикси это не волнует.
В июньском выпуске авторитетного британского отраслевого ежегодника издательство «Гринспер Пресс», что в Литтл-Уэсли (штат Массачусетс), отметили за «шрифтовое оформление, тонкую работу и высокий уровень в целом», и эту похвалу Вик ценил больше, чем любой материальный успех. Он гордился тем, что в двадцати шести выпущенных им книгах было всего две опечатки. «Домострой» Ксенофонта был его двадцать седьмой книгой, и покамест ни он, ни его дотошный типограф Стивен Хайнс не нашли в ней ни одной ошибки, несмотря на дополнительную сложность: левая сторона страниц печаталась на древнегреческом. Надо как-нибудь написать статью о вероятности опечаток даже при тщательнейшей вычитке, думал Вик. Есть какая-то непобедимая дьявольщина в типографских ошибках, как будто они – часть природного зла, пронизывающего существование человека, как будто у них есть своя собственная жизнь и они твердо намерены непременно обнаружиться, невзирая ни на что, словно сорняки в ухоженном саду.
Не замечая никакого холодка со стороны друзей (хотя Мелинда настаивала, что чувствует его), Вик считал, что бывать в обществе им стало намного легче. Меллеры и Коуэны перестали осторожничать, приглашая их к себе, и больше не опасались, что Мелинда, как часто случалось прежде, в последнюю минуту откажется – из-за свидания с Ральфом или с кем-нибудь еще. Теперь все обращались с ними как с парой – вроде бы счастливой и живущей в мире и согласии. В последние годы, к вящему недовольству Вика, понимающие хозяйки опекали его, словно брошенного ребенка или какого-нибудь инвалида, то настойчиво предлагая добавку, то угощая тортами и пирожными. Может быть, его брак с Мелиндой и неидеален, но в мире найдется множество браков и похуже: кто-то пьянствует, кто-то прозябает в нищете, кто-то болеет или сошел с ума, кому-то досаждает теща, кому-то изменили, и измена не была прощена. С самых первых дней супружеской жизни Вик относился к Мелинде с уважением и глубокой приязнью, которая сейчас только усилилась, ведь он понимал, как ей не хватает Ральфа. Ему не хотелось, чтобы она скучала, чувствовала себя одиноко или думала, что ему все равно. Он еще два или три раза свозил ее в нью-йоркские театры, на пару концертов в Тэнглвуд[14], а как-то на выходных они поехали с Трикси в Кеннебанкпорт[15], на спектакль с Джудит Андерсон[16], и заночевали в гостинице. Почти каждый вечер Вик приносил Мелинде подарок – цветы, флакон духов, шарфик из «Банданы» – единственного в Уэсли модного магазина женской одежды, или просто журнал, который ей нравился (например, «Холидей»), но на который они не подписывались – Мелинда утверждала, что это дорого, а в доме и так валяется куча журналов, приходивших каждый месяц, хотя, по мнению Вика, «Холидей» был лучше, чем многое из того, на что они постоянно продлевали подписку. У Мелинды было своеобразное понятие о бережливости.
Она отказывалась нанять домработницу, но за порядком в доме почти не следила. Раз в четыре месяца Вик вытирал пыль с книжных полок. Изредка Мелинда бралась за пылесос, но ее хватало не больше чем на две комнаты. Когда ждали гостей, гостиная, кухня и ванная, как обтекаемо говорила Мелинда, «проверялись». Зато в морозилке всегда был запас стейков, а в холодильнике – зелени, картошки и апельсинов, и, что Вик особенно ценил, каждый вечер Мелинда ужинала с ним, чем бы ни занималась днем. Возможно, она считала это своим долгом – Вик не знал наверняка, – но, как бы то ни было, держалась своего намерения столь же твердо, как и тогда, когда шла на свидания с любовниками. Вдобавок примерно раз в неделю она готовила что-нибудь из его любимых блюд: лягушачьи лапки по-провансальски, чили кон карне[17], картофельный суп или жареного фазана, за которым ездила в Уэсли. Она также заботилась о том, чтобы у него никогда не кончался трубочный табак – его заказывали в Нью-Йорке, и следить за его запасами было трудно, поскольку Вик курил редко, а хьюмидор кочевал из гостиной в гараж или во флигель, куда Мелинда почти не заходила. Вик считал, что его друзья, даже Хорас, забывают, что в Мелинде есть и хорошее, и он старался почаще напоминать им об этом.
Читать бесплатно другие книги:
