Ночные тайны королев Бенцони Жюльетта

2. Изабелла, королева Англии

В 1199 году в Валенсии, при дворе короля Кастилии, жили две прелестные маленькие принцессы – Уррака и Бланка. Девочки скучали в мрачном замке, а единственным их развлечением были песни и рассказы заезжих менестрелей о страшной резне, учиненной маврами, занимавшими в те времена Гренаду, Кордову, Севилью и крепость Гибралтар, которую неверные называли Джаб-эль-Тарик.

Наслушавшись ужасных историй, принцессы по ночам дрожали от страха и горячо молили господа о том, чтобы Он покарал и изгнал из Испании кровожадных мавров. Такое времяпрепровождение нельзя было назвать ни беззаботным, ни приятным, однако в самой Валенсии ничего страшного, к счастью, не происходило: часы, дни и месяцы текли медленно, и девочки тосковали.

И вот однажды ненастным зимним днем в Кастилию приехала Элеонора Аквитанская – мать английского короля и бабушка принцесс – и своим появлением вызвала переполох в замке. Старой королеве было уже восемьдесят, но, несмотря на преклонный возраст, она сочла необходимым повидаться со своим зятем Альфонсом VIII Кастильским, дабы обсудить с ним дело государственной важности.

– Как вам, возможно, известно, – едва ли не с порога заявила королева, – мой сын Иоанн, недавно занявший престол незабвенного Ричарда, хочет подписать мирный договор с Филиппом Августом. Было бы неплохо скрепить этот союз еще и брачными узами, выдав замуж за Людовика Французского[2] одну из ваших дочерей.

Сначала Альфонс Кастильский, которого приезд тещи застал врасплох, несколько удивился той беззастенчивости, с какой английский монарх распоряжался судьбой своих племянниц, но, сообразив, что в один прекрасный день он, Альфонс, может стать свекром французского короля, согласно кивнул.

– И на которой же из моих дочерей принц решил жениться? – спросил он пожилую даму.

– Принц ничего решать не может, – резко ответила Элеонора, недовольная несообразительностью зятя. – Ему всего двенадцать лет, и за него все решения принимает отец.

– Ну да, разумеется, – поспешно согласился Альфонс и тут же задумчиво произнес, украдкой поглядывая на тещу: – Значит, об этом надо спросить короля Франции, не так ли?

– Совершенно верно, сын мой. Поскорее шлите гонцов в Париж, – сказала Элеонора и наконец улыбнулась покладистому Альфонсу.

Вскоре в Валенсию прибыли послы французского монарха, получившие приказ доставить в Париж ту из принцесс, которая покажется им более привлекательной. Французам сразу понравилась старшая из сестер, и они уже готовились объявить, что Филипп Август остановил свой выбор именно на ней, когда Альфонс VIII торжественно произнес:

– Принцесса Уррака!

Услышав столь странное имя, послы смутились и повернулись ко второй девочке.

– Принцесса Бланка! – представил Альфонс свою младшую дочь.

Французы облегченно вздохнули.

– Ваша старшая дочь очаровательна, однако королеву Франции так звать не могут. Поэтому мы имеем честь просить у вас, Ваше Величество, руки вашей дочери Бланки для нашего принца Людовика.

В марте 1200 года Бланка простилась с сестрой и родителями и вместе с бабушкой отправилась во Францию. Но едва они прибыли в Бордо, как старая королева внезапно объявила внучке о своем горячем желании уйти в монастырь. Оставив принцессу на попечение архиепископа Эли де Мальмора, она поселилась в аббатстве Фонтевро, где покоились останки ее возлюбленного сына Ричарда Львиное Сердце.

В мае Бланка наконец приехала в Нормандию и в одном из замков, построенных на берегу Сены, встретилась со своим дядюшкой Иоанном Безземельным. Отрядив гонца к Филиппу Августу и Людовику на противоположный берег реки, Иоанн сообщил им о прибытии принцессы.

На следующий день, двадцатого мая, в шатре, установленном в поле, оба монарха должны были скрепить подписями и печатями мирный договор между Францией и Англией.

– Женившись на принцессе Бланке, ваш сын станет моим племянником, – проговорил Иоанн, – и я обещаю вам, Филипп, передать Людовику все мои владения на континенте, если бог откажет мне в наследнике. Англия и Франция должны жить в мире.

– Никогда больше мы не должны воевать, – согласился Филипп Август, и оба государя подписали договор.

Однако долгожданную свадьбу на некоторое время пришлось отложить. Принца и принцессу было попросту некому венчать, потому что Папа Иннокентий III, разгневанный тем, что во французском замке Этамп уже много лет безвинно томилась королева Ингеборга, наложил на Францию интердикт и во всем королевстве запретил священникам совершать любые религиозные обряды. Принцу Людовику предложили отправиться в Англию, где он мог бы без всяких помех жениться на Бланке, однако предложение это показалось Филиппу Августу весьма подозрительным. И все же он согласился отпустить сына, но с одним условием: чтобы до возвращения молодых Иоанн Безземельный оставался во Франции.

Короля Англии не оскорбило столь явное недоверие, и он с удовольствием принял «приглашение» Филиппа Августа, тем более что вовсе не собирался уезжать в Англию.

Дело в том, что Иоанну нравилось жить на континенте. Через три месяца после своей коронации, которая состоялась двадцать седьмого мая 1199 года, он пересек море и провел осень и зиму в благословенной Аквитании.

Иоанн давно правил Англией – еще с тех пор, как Ричард Львиное Сердце (бравый рыцарь и хороший трубадур, но никудышный монарх) оставил его регентом, отправляясь в 1190 году в крестовый поход в Святую землю. Прозванный Безземельным, Иоанн вступил на престол спустя полгода после смерти Ричарда, сраженного стрелой у стен замка Шалю. Поговаривали, что Ричард осаждал этот французский замок, желая отомстить королю Филиппу Августу за свое пленение в Германии. Умирая, он назвал новым королем Англии Иоанна, обойдя старшего брата и его юного наследника Артура Бретонского. Таким образом Ричард оставил Безземельному в наследство не только английское государство, но и неизбежные династические распри.

Новый год и новый век Иоанн встретил в Бордо. Там он предавался увеселениям, которые устраивал для своего сюзерена один из его могущественных вассалов – Эймар Тайфер, граф Ангулемский.

Весной граф собирался выдать замуж за Гуго Лузиньянского, графа де ла Марша, тоже бывшего вассалом английского короля, свою единственную дочь Изабеллу. Иоанн дал слово присутствовать на торжествах и даже обещал лично повести невесту к алтарю.

Эймар Тайфер любил роскошь и очень гордился своим богатством, своим городом и красотой своей дочери. Пятнадцатилетняя Изабелла и впрямь была чудо как хороша – живая, грациозная, с огромными зелеными глазами. Но все ее достоинства с лихвой перекрывались одним недостатком: юная красавица буквально источала надменность.

Годом раньше из многочисленных поклонников она сама выбрала себе в женихи Гуго Лузиньянского. Благородного происхождения, богатый и привлекательный – под стать невесте, – молодой человек был, согласно всеобщему убеждению, прямым потомком феи Мелюзины, а также наследником иерусалимских королей, что весьма льстило дочери графа Ангулемского. А поскольку Гуго к тому же нравился всем дамам в Аквитании, Изабелла тоже в него влюбилась.

Казалось бы, юная невеста должна была с замиранием сердца ждать бракосочетания, но за год многое изменилось, и Изабелла больше не стремилась стать женой Гуго. Да, она была им увлечена, но увлечение прошло, как только бароны Аквитании, выступив против короля Ричарда, потерпели первое поражение. Верный себе английский монарх – за жестокость прозванный Львиное Сердце – прибыл в Ангулем, собираясь сурово покарать бунтарей. Многие головы упали бы с плеч, если бы не вмешательство Филиппа II Августа, пригрозившего Плантагенету немедленной расправой. Ричард, хотя и разгневался, был вынужден уступить и согласиться на переговоры. Однако они не состоялись, ибо английский король погиб.

Аквитанские бароны вздохнули с облегчением, но Изабелла почувствовала себя униженной. Гуго Лузиньянский и ее отец потерпели постыдное поражение и теперь жизнью своей и всем своим достоянием обязаны были французскому королю. Гордая девушка стала относиться к жениху с еле скрываемым презрением, и ее не могло утешить даже обещание нового короля Англии почтить свадьбу своим присутствием.

Первая встреча с Иоанном сильно разочаровала Изабеллу. Дочь графа Ангулемского надеялась увидеть копию Ричарда Львиное Сердце, красоту и отвагу которого воспевали менестрели, а перед ней предстал тридцатичетырехлетний толстяк с заурядной внешностью. Глаза у него бегали, а губы кривились в неприятной улыбке. Вдобавок оказалось, что при ходьбе он виляет бедрами, а Изабелла этого не выносила.

Однако корона красит любого, и девушка решила не замечать недостатков короля. Она даже была бы готова вовсе забыть о них, если бы не присутствие ревнивого Гуго, постоянно напоминавшего, что он – ее жених. Молодой граф волновался, поскольку знал, что незадолго до поездки на континент Иоанн развелся с женой, Гадвизой Глочестерской, и в надежде пополнить казну подыскивал себе невесту побогаче.

Встреча Иоанна с Изабеллой протекала согласно канонам придворной галантности, изобретенной Элеонорой Аквитанской еще до того, как она стала английской королевой.

Изабелла, присев в глубоком реверансе, склонила головку – словно цветок, поникший от жгучих лучей солнца; Иоанн же, пораженный ее красотой, на время лишился дара речи. Придя в себя, он приветствовал девушку, вспомнив все правила кодекса любви, придуманного его матерью для салона в Пуатье.[3]

За трапезой, сидя бок о бок с Изабеллой, Иоанн был сама любезность, чего жених не замечать не мог. Гуго сидел подавленный, озабоченно грызя ногти, но терпение его вскоре иссякло. Вскочив из-за стола, он напомнил девушке, что ее будущий супруг – он, Гуго Лузиньянский…

– Разве, будучи невестой, девушка должна проявлять непочтительность к другим мужчинам, тем более к самому королю? – ответила жениху Изабелла словами из кодекса любви. – Если вы столь ревнивы, вам следует жениться на уродине…

Через несколько дней Иоанн уехал на переговоры с Филиппом Августом. Переговоры эти окончились весьма удачно: был подписан мирный договор, скрепленный браком Людовика Французского и Бланки Кастильской, племянницы английского короля.

И вот уже Иоанн спешит обратно в Ангулем, чтобы, выполняя обещание, данное графу Тайферу, повести к алтарю его дочь.

Ранним утром из домов, украшенных разноцветными флажками и гербами графов Ангулемских и Лузиньянских, высыпали горожане. Все они направлялись к белому, недавно построенному собору святого Петра. Стражники, вытянувшись цепью, сдерживали напор толпы. Солнечные лучи, проникая внутрь храма сквозь каменное кружево главной розетки, усиливали свет сотен свечей, создавая золотистый фон для фигур священников, застывших на пороге собора.

Когда в конце улицы появился конный кортеж, раздались приветственные крики и здравицы. Так горожане встречали графа Эймара, его красавицу дочь и короля Иоанна, оказавшего своему вассалу великую честь. Мало кто обращал внимание на Гуго Лузиньянского. Лишь давние поклонницы глядели ему вслед, сожалея, что не они оказались на месте невесты…

У лестницы, ведущей к дверям собора, всадники спешились, и Иоанн, взяв невесту за руку, стал медленно подниматься по усыпанным цветами каменным ступеням. Под торжественные звуки органа и громкие песнопения они вступили под своды храма.

Рука девушки дрогнула в королевской длани. Ничего не видя вокруг, Изабелла думала о короле. Она чувствовала себя королевой. Как же ей хотелось, чтобы путь к алтарю растянулся на многие лье! Какая жалость, что она опрометчиво обручилась с Гуго до того, как повстречалась с Иоанном!

Словно отвечая на безмолвную мольбу Изабеллы, Иоанн, остановившись у алтаря, не пожелал отпускать ее руку. В первый и последний раз в жизни он проявил настоящую решительность. Епископ с трудом поверил своим ушам, когда прозвучало повелительное:

– Объявляю о своей воле немедленно взять в жены сию юную девицу!

Поднявшийся шум заглушил ответ растерянного прелата. Граф Эймар застыл в недоумении, а Гуго, побагровев от гнева, бросился на соперника. К счастью, его вовремя остановили ангулемцы, и кулак жениха не нанес оскорбления Его Величеству.

Иоанн, не преминув напомнить, что вассалы обязаны беспрекословно повиноваться своему сюзерену и быть благодарными за оказанное им высочайшее благоволение, преклонил колени, заставляя Изабеллу сделать то же самое.

А что же она? Юную невесту такой поворот событий нимало не удручил, напротив, она попросила отца не прекословить королю, а несостоявшемуся мужу посоветовала смириться с поражением.

Гуго, в бешенстве проклиная венценосного разлучника, выбежал из храма.

Епископу пришлось обвенчать Иоанна Безземельного, короля Английского, и Изабеллу Ангулемскую, уже стоявших на коленях у алтаря.

Сразу после церемонии Иоанн в сопровождении немногочисленной свиты вместе с юной женой сел на коня и поспешно покинул Ангулем. Смельчаком он никогда не был и теперь не желал рисковать жизнью, полагая, что оскорбленный жених, горя жаждой мести, может призвать своих рыцарей к оружию.

Пышной свадебной трапезой пришлось пренебречь. Изабелла и ее супруг, глотая дорожную пыль, торопились в Шинон, где и провели брачную ночь.

Ах, эта желанная ночь! По крайней мере, такой она была для короля Иоанна; Изабелла же, оказавшись в объятиях малознакомого тучного мужчины, вдруг с сожалением подумала о прекрасном Гуго.

Сначала в Шиноне, потом в Нормандии и наконец в Вестминстере и Виндзоре она считала дни, с нетерпением ожидая завершения затянувшегося медового месяца. Супружество разочаровало ее. Сутками напролет Изабелла томилась взаперти, ибо король не разрешал ей выходить из опочивальни даже тогда, когда восполнял едой силы, истраченные в постели.

Однако Иоанн не мог полностью отказаться от своих монарших обязанностей, посему время от времени Изабелла все же стала покидать свои покои, дабы сопровождать супруга в поездках по стране. Ревнивый и злобный Иоанн ни на мгновение не оставлял жену одну и любого, на ком Изабелла остановила взгляд, немедленно предавал мучительной смерти. Молодая женщина, жалея придворных красавцев, опускала очи долу, опасаясь навлечь на них беду.

Иоанн так усердствовал в исполнении своих супружеских обязанностей, что к октябрю, когда голову Изабеллы наконец увенчала вожделенная корона, она мечтала лишь о покое.

Молодая королева уже поняла, что жестокий, лживый и слабохарактерный Иоанн был самым обыкновенным тираном. В довершение всего он оказался трусом. От всех жизненных невзгод он искал забвения в объятиях жены…

Тем временем из Ангулема приходили неутешительные вести. Возглавив мятеж баронов в Пуату, Гуго Лузиньянский предал своего сюзерена. Отвергнутый жених намеревался завоевать английские владения на континенте и присоединить их к французской короне. Однако благодаря мужеству и самоотверженности войск Иоанна этого не произошло, хотя Гуго, разбитый, но не усмиренный, призвал на подмогу Филиппа Августа.

Давняя вражда вновь разгоралась, словно и не было мирного договора между Францией и Англией. Вдруг вспомнив о том, что Иоанн, герцог Нормандский, вступив на английский престол, не принес вассальной присяги своему французскому повелителю, Филипп Август вызвал его на суд пэров Франции. Иоанн не подчинился, несмотря на уговоры Изабеллы, твердившей, что Филиппу следует объявить войну, а взбунтовавшихся баронов – примерно наказать. Но ее супруг наотрез отказывался переплыть Ла-Манш, поскольку не питал иллюзий насчет своих полководческих талантов. К тому же он ненавидел походную жизнь.

– Лучше подождем, радость моя, – сказал он жене. – Говорят, что Гуго Лузиньянский собрался жениться, а это значит, что спокойствие воцарится само собой…

– Как это – собрался жениться?! – вознегодовала Изабелла, которую странным образом потрясла неожиданная новость.

– Давно пора, – презрительно заметил Иоанн, бросив на жену ревнивый взгляд.

Изабелла нахмурила брови. Она не допускала и мысли о том, что ее можно забыть и уже тем более на кого-то променять. Молодая женщина искренне считала, что мужчина, которого она хоть на мгновение одарила своей благосклонностью, обязан вечно хранить ей верность. Она, словно бы забыв, что бросила жениха у алтаря, долгими бессонными ночами представляла, как безутешный Гуго с крепостной стены своего замка с тоской глядит в сторону далекой Англии…

– Какая наглость! – воскликнула Изабелла, неукротимое воображение которой рисовало теперь совсем иную картину: Гуго, обнимая прелестную девушку, с улыбкой клянется ей в вечной любви… В то время как она, Изабелла, вынуждена день за днем терпеть домогательства опостылевшего мужа! Тут красавица вдруг спохватилась, вспомнив о стоявшем рядом супруге. – Невероятная наглость! – повторила она с не меньшим пылом и добавила: – Как он посмел бунтовать против своего короля!

Отношения с Францией все больше обострялись. Иоанн опять отказался явиться на суд пэров, особо вознегодовавших после убийства Артура Бретонского, племянника Филиппа Августа. В смерти этого молодого человека, заявившего о своих правах на английский престол, обвинили Иоанна. Но даже весть о том, что Филипп получил из рук аббата в Сен-Дени орифламму, чтобы идти на Англию войной, не заставила Плантагенета покинуть Лондон.

Вскоре было получено известие, которого и следовало ожидать: Капетинг лишил английского короля его владений на севере Франции. В 1204 году с падением Шато-Гайара, крепости, любовно возведенной Ричардом Львиное Сердце, пала вся Нормандия.

Про мирный договор, заключенный благодаря усилиям Элеоноры Аквитанской, давно позабыли, и даже две невесты, ее стараниями ставшие королевами в двух враждующих государствах, ни разу не вспомнили о нем. А тем временем старая королева в возрасте восьмидесяти двух лет скончалась в Фонтевро и навечно упокоилась под величественными сводами старинной обители рядом со своим возлюбленным сыном Ричардом Львиное Сердце. Теперь некому было ратовать за мир.

Изабелла негодовала.

– Вы не король! – с презрением бросила она в лицо мужу. – И даже не мужчина!

Но Иоанн только потянулся и зевнул.

– Что вам за дело до земель, которые Филипп рано или поздно все равно бы отвоевал? Разве без них у вас мало владений? – спросил он.

Такого малодушия Изабелла стерпеть не смогла. Обладая отвагой мужчины, она рвалась в бой. И для начала заперлась в своей спальне. Однако это нисколько не помогло: вместо того, чтобы объявить войну Франции, Иоанн занялся дверью, которую отказывались для него открыть.

Каждый вечер он умолял, требовал и даже угрожал взломать злосчастную дверь, но неизменно слышал в ответ:

– Перед лицом Всевышнего я поклялась жить в чистоте, пока супруг мой мечом не завоюет земли Филиппа Французского. Если же муж силой заставит меня изменить обету, я наложу на себя руки…

Так говорила Изабелла, втайне уже решившая отгородиться от Иоанна более надежной преградой, чем несколько дубовых досок. Вскоре она покинула замок, по веревочной лестнице спустившись из окна своей опочивальни, и с несколькими верными людьми отплыла во Францию. Мужу она сообщила, что, оскорбленная его бездействием, уезжает к отцу в Ангулем и будет жить в Бордо.

В родном доме Изабелла почувствовала себя счастливой: наконец-то она обрела свободу! К тому же королева прекрасно знала, что за годы замужества она ничуть не подурнела, а, напротив, родив двоих детей, обрела приятную округлость форм. Молодые люди в Ангулеме, как и прежде, теряли из-за нее головы. Самым настойчивым из них оказался Жоффруа де Ронкон, когда-то уже предлагавший красавице свое сердце.

Молодой и красивый Жоффруа блистал отвагой, и Изабелла, недолго думая, упала в его объятия. С ним она познала прелесть измены и поняла, какую ошибку совершила, храня верность Иоанну.

Однако Жоффруа быстро наскучил Изабелле, и молодая женщина обратила свой взор на других мужчин. На какое-то время предметом ее вожделений стал поэт по имени Савари де Молеон… Вскоре его место занял следующий любовник…

Но одно дело – изменять Иоанну, и совсем другое – расстаться с ним навсегда. Английская корона не утратила для Изабеллы своей притягательности, поэтому стоило королю явиться в Бордо и призвать к себе супругу, как Изабелла, мгновенно позабыв о всех своих увлечениях, поспешила к мужу, заставив его прождать всего две недели.

Напрасно Эймар Тайфер, беспокоясь за дочь, пытался удержать ее от столь опасного шага. Он ошибался, а Изабелла оказалась правой: ей ничто не угрожало.

Иоанн, уже не чаявший увидеть жену, встретил ее с превеликой радостью.

– Прости меня, любовь моя, – прошептал он. – Я был не прав.

Изабелла великодушно простила его и впустила в свою спальню. Иоанн был на седьмом небе от счастья, и про Филиппа Августа на время забыли…

Новый медовый месяц венценосные супруги продолжили в Англии. Казалось, ничто больше не может помешать их счастью.

Однако время меняет людей, и Изабелла, в первые годы замужества покорная и тихая, теперь не собиралась отказывать себе в удовольствиях, к которым привыкла в Ангулеме. В отчем доме она поняла, что значит властвовать над мужчинами, и научилась пользоваться этой властью, даже злоупотреблять ею.

В Англии, среди тех, кто осмеливался ухаживать за нею, Изабелла выбрала графа Ковентри – красивого и обаятельного молодого человека, который вскоре оказался в ее постели. В своем алькове она теперь была безраздельной хозяйкой: Иоанну дозволялось посещать жену, только когда она сама этого желала. Опасаясь, что любимая королева снова сбежит к отцу, Иоанн сделал вид, что смирился со столь необычным требованием супруги. Но он вовсе не был глупцом. Ревнивый и недоверчивый английский монарх давно заподозрил неладное. Его насторожила внезапная потребность Изабеллы в уединении, и Иоанн распорядился следить за женой. Вскоре выяснилось, что в маленький замок в окрестностях Лондона, который в свое время Иоанн подарил супруге и который королева частенько посещала, исправно наведывается молодой граф Ковентри. Его визиты всегда совпадали с присутствием в замке Изабеллы. Других доказательств измены Иоанну не потребовалось…

Однажды вечером королева обнаружила над своим ложем красавца Ковентри – связанного по рукам и ногам, задушенного, подвешенного вместо балдахина. Королева поспешно покинула некогда уютную загородную резиденцию и вернулась в Лондон, опасаясь и за свою жизнь.

Однако король, удовлетворившись суровым предостережением, не позволил себе ни единого упрека, да и Изабелла ни словом не обмолвилась о страшной находке в своей опочивальне. Молодой граф исчез, и вскоре все о нем забыли…

Но с тех пор супруги повели друг с другом странную войну: стоило Изабелле подыскать себе нового любовника, как его постигала участь графа Ковентри. Так было с молодым трубадуром из Гиени, так было с неким красавцем рыцарем…

По мнению Иоанна, он нашел замечательный способ одновременно выказать супруге как свою осведомленность в ее делах, так и свое неодобрение. Упрекать ее вслух он не смел: любовь замыкала ему уста.

После смерти очередного воздыхателя Изабелла на время сдалась и подарила мужу третьего ребенка, искренне сожалея о том, что нельзя переложить на Иоанна тяготы вынашивания и родов еще одного отпрыска королевской фамилии.

Семейные дрязги отнюдь не способствовали процветанию Англии. Слежка за женой лишала короля покоя и отнимала время, столь необходимое для правления страной. На несчастных подданных английского монарха одна за другой обрушивались беды. В июне 1214 года в битве под Бувином англичане потерпели поражение, причем постыдное, ибо войска Иоанна, выступившего наконец против Филиппа Августа в коалиции с Оттоном Брюнсвиком, императором Священной Римской империи, многократно превосходили силы французов. Оскорбленные английские бароны принудили Иоанна подписать Великую хартию вольностей, а Папа Иннокентий III пригрозил низложить бездарного монарха. Бароны даже заявили, что не желают больше подчиняться Иоанну Безземельному, и предложили корону Плантагенетов французскому государю. Филипп Август согласился взойти на английский престол и послал свои войска в Англию, но папский легат в Париже, кардинал Гулон, посоветовал ему не вмешиваться в чужие дела. Опасаясь осложнений в отношениях с Римом (а Филиппу Августу было чего опасаться, поскольку сам он пережил отлучение от церкви, а на его королевство была наложена епитимья), французский монарх внял увещеваниям папского посла. Однако принц Людовик, наследник престола, не поддержал отца.

– Ваше Величество, – сказал он, – английская корона по праву принадлежит мне. Разве вы забыли, что супруга моя Бланка – внучка королевы Элеоноры и дочь родной сестры короля Иоанна – может наследовать английский престол? Я же не вправе отвергать королевство, составляющее приданое моей жены…

И двадцатого мая Людовик с флотом в шестьсот кораблей покинул Кале, устремившись к Дувру. Второго июня принц уже был в Лондоне.

Жители английской столицы восторженно встретили Людовика, а бароны в Вестминстерском аббатстве торжественно поклялись ему в верности. Приняв присягу, принц обосновался во дворце, считая себя полноправным властелином Англии.

Иоанн, вынужденный покинуть свою столицу, кипел от злобы. С ним случались нервные припадки, которые приближенные приняли за первые признаки сумасшествия. Но то был лишь бессильный гнев трусливого короля.

Изабелла чувствовала себя униженной и оскорбленной. Муж вызывал у нее одно лишь омерзение. Опасаясь за свою жизнь, он пустился в бегство, принуждая жену следовать за ним по всей стране. Возмущению Изабеллы не было предела, а тут еще король в спешке потерял свою золотую корону, утонувшую в болотах графства Линкольн. В наказание Изабелла немедленно закрыла перед ним двери своей спальни, и Иоанн, дабы утешиться, стал есть и пить за четверых.

Путешествуя по стране, Изабелла собирала сторонников, готовых поддержать ее в борьбе за английский престол. При одной мысли о том, что английскую корону – если ее удастся найти! – наденет француз, ей становилось дурно. Разве она не подарила англичанам наследника престола? Однако при живом муже ей было трудно уговорить баронов поддержать наследного принца Генриха…

И тут, словно осознав, что он больше никому не нужен, Иоанн Безземельный внезапно скончался. Семнадцатого октября 1216 года он съел на ужин густой навар из персиков, замоченных в вине и сидре; ночью у него начались колики, и наутро он умер. Впрочем, поговаривали, что короля отравили…

Десятилетнего Генриха привезли в Глочестер, где его немедленно короновал папский нунций.

У английских баронов не было причин ненавидеть ребенка, более того, они рассчитывали воспользоваться малолетством монарха, поэтому Людовика Французского поспешно покинули те, кто пригласил его в Англию и присягал ему на верность.

Однако Людовик, вместо того чтобы внять голосу разума и вернуться во Францию, решил защищать свои права на английский престол. Отстаивать корону помогала мужу Бланка. Она собрала флот, который под предводительством Евстахия Монаха, знаменитого пирата, выплыл из Кале, направляясь к английским берегам. Но на этот раз счастье изменило пирату: в морском бою он потерпел поражение, и Людовик был вынужден вернуться во Францию, потеряв надежду воцариться в Англии. Вскоре, однако, судьба подарила ему французскую корону, ибо в июне 1223 года скончался Филипп Август. Через несколько дней в Реймсе состоялась коронация Людовика VIII и Бланки Кастильской.

А Изабелла? Она стала королевой-матерью, но в Англии у нее не было сторонников, и спустя три года после смерти супруга Изабелла вернулась в родной Ангулем. Узнав, что Гуго Лузиньянский тоже овдовел, она решила наконец осчастливить бывшего жениха. Но судьба к Гуго не благоволила, и счастья с Изабеллой он не нашел. Ему пришлось смириться с тем, что женился он на властной и непредсказуемой женщине, которая относилась к мужу как к слуге.

Время шло. Людовик VIII скончался, и на французский престол взошел новый государь – Людовик IX, в будущем прозванный Святым.

Опасаясь потерять власть, Бланка Кастильская сама подыскала юному сыну супругу – принцессу Прованскую Маргариту, которую Людовик полюбил всем сердцем. И вскоре опасения Бланки стали сбываться: Маргарита пожелала править вместе со своим супругом.

Тем временем сестра Маргариты, Элеонора Прованская, стала невесткой королевы Изабеллы, выйдя замуж за Генриха III. Умная и властолюбивая Элеонора имела огромное влияние на своего супруга, интересовалась всеми делами королевства, принимала важные решения и давала ценные советы сановникам и министрам. О своих успехах она писала Маргарите.

Восхищаясь сестрой и немного завидуя ей, молодая французская королева пыталась играть активную роль в политике страны и втайне от свекрови часто принимала английских послов, а также самостоятельно решала кое-какие вопросы.

Обе королевы-матери, Бланка Кастильская и Изабелла Ангулемская, судьбы которых столь странно и причудливо сплелись, не без сопротивления, но все же были вынуждены уступить место молодым.

Франция, в течение многих лет раздираемая войнами, переживала расцвет. Развивались ремесла, торговля и сельское хозяйство, везде царили порядок и закон, дороги стали безопасными, а королевские финансисты так хорошо вели дела, что Людовик IX мог уменьшать и даже отменять налоги.

Увы, благополучие страны вскоре пошатнулось, и случилось это по вине Изабеллы Ангулемской.

В июне 1241 года Людовик подарил своему брату Альфонсу, к тому времени достигшему совершеннолетия, Рыцарский орден и вручил акт о владении графством Пуатье. Событие это отмечалось весьма пышно, а когда празднества подошли к концу, король с Альфонсом прибыли в Пуатье, чтобы аквитанские вассалы поклялись в верности королевскому брату.

Среди давших клятву верности был и Гуго Лузиньянский, граф де ла Марш, не подозревавший о том, скольких неприятностей будет ему стоить этот вассальный поклон.

Изабелла Ангулемская встретила супруга градом упреков:

– Как вы посмели присягать на верность какому-то принцу, если Пуатье – моя вотчина?! – сердилась на мужа завистливая и властолюбивая женщина. – Разве вы забыли, что я не просто графиня Ангулемская, но прежде всего королева Английская, мать правящего Англией государя?! И никому никогда я не стану подчиняться!

Гуго, поддавшийся ее наущениям, собрав отряд, вернулся в Пуатье и объявил Людовику, что отказывается от присяги и готов сражаться за свои права. Поскольку короля сопровождала небольшая свита, он счел разумным не противоречить Лузиньяну и вместе с графом отправился в его владения. После двух дней переговоров, ознакомившись с требованиями Гуго, Людовик согласился принять условия графа де ла Марша.

Довольный победой, Гуго вернулся к жене, но застал супругу в ярости. Она явилась в покои, которые недавно занимал французский король, приказала вытащить из сундуков все одежды и посуду, а из покоев – мебель, словно хотела изгнать из города даже дух королевского присутствия, и отправила все это в Ангулем.

Огорченный и озадаченный, граф, ничего не понимая, с опаской взирал на супругу.

– Дорогая, объясните, в чем дело? – тихо спросил он.

– Выйдите вон, – завопила в ответ Изабелла. – Подлый, ничтожный человек, вы так и не поняли, что вас лишили наследства?! Оставьте меня, я не желаю вас видеть!

И рассерженная Изабелла уехала в Ангулем.

Прошло дней пять, графиня не возвращалась, и обеспокоенный граф поспешил в Ангулем. Но своенравная Изабелла запретила пускать мужа в замок, и целых три дня Гуго гостил у тамплиеров. Наконец один из монахов устроил ему встречу с женой.

– Дорогая, – нежно обратился Гуго к Изабелле, – я ничего не понимаю. Скажите, почему вы столь глубоко возненавидели Людовика?

– Разве вы забыли? – внезапно разрыдалась Изабелла, – что в Пуатье мне три дня пришлось дожидаться, пока король соизволил принять меня? А когда в конце концов меня допустили к нему, то я нашла его в спальне? Людовик сидел на одной половине ложа, а Маргарита – на другой вместе с графиней Шартрской, которой она все время что-то шептала на ухо. Они не поднялись, когда я вошла, и даже не предложили мне сесть! Мне! Английской королеве! Они смертельно оскорбили меня! Я… Я не могу больше говорить об этом, мне слишком больно и обидно… Они унизили меня! Надеюсь, господь накажет их за мои страдания!

Напрасно Гуго старался объяснить жене, что Людовик пошел на уступки, удовлетворив все требования его, графа де ла Марша. Изабелла стояла на своем и упорно призывала мужа взбунтоваться. Она очень кстати вспомнила о старом испытанном средстве – запираться в опочивальне и оттуда выдвигать свои условия.

– Вы должны объявить королю войну, – требовала Изабелла, не открывая двери. – И немедленно!

Гуго, послушный воле жены, возглавил лигу баронов, недовольных правлением Людовика. Созвав рыцарей, граф де ла Марш отправился в Пуатье и, представ перед графом Альфонсом, заявил:

– Я не признаю вас своим сюзереном и отказываюсь от принесенной присяги.

Под изумленными взглядами рыцарей, которые присутствовали при этой сцене, Гуго развернулся на каблуках и покинул замок.

Итак, война, которой желала Изабелла, вскоре началась. Обещавшие содействие англичане высадились в Руане. Кровопролитные сражения следовали одно за другим, и в конце концов войска Людовика одержали победу.

Обезумевшая от ярости Изабелла подослала к Людовику убийц, снабдив их ядом. Но заговор раскрыли, и спустя несколько недель мятеж был окончательно подавлен. Английский король спешно отплыл в Англию, а Гуго с Изабеллой явились к Людовику, чтобы на коленях молить о прощении…

Прощение было им даровано, но Изабелла опять почувствовала себя оскорбленной – она считала себя королевой и королевой решила умереть. Оставив мужа, она облачилась во вдовьи одежды и отправилась в аббатство Фонтевро. Через три года она скончалась и упокоилась рядом со своей свекровью – неутомимой Элеонорой Аквитанской, с которой она никогда не встречалась.

Гуго Лузиньянский, потеряв ту, которую он боготворил, вместе с сыновьями, рожденными Изабеллой, отправился в Святую землю, чтобы принять участие в крестовом походе, объявленном Людовиком IX в июне 1248 года. Он погиб в битве под Думьятой…

А вторая королева? Что сталось с Бланкой Кастильской?

Отправляясь в крестовый поход вместе с женой, двумя братьями и отрядами рыцарей, Людовик возложил бремя королевской власти на плечи матери, провозгласив ее регентшей Франции.

Королева-мать проводила сына до аббатства Клюни. Со слезами на глазах она попрощалась с Людовиком. Никогда больше они не увидели друг друга.

Весть о кончине Бланки Кастильской застала Людовика в Яффе. Через несколько недель королевский флот покинул Палестину. Французский король после шестилетнего отсутствия возвращался домой…

3. Маргарита, Жанна и Бланка Бургундские – порочные принцессы

Ночь на четырнадцатое марта 1314 года выдалась холодная, но, несмотря на ветер, яростными порывами налетавший с реки, парижане толпами прибывали на место казни тамплиеров. На небольшом Еврейском острове посреди Сены, где обычно мирно паслись коровы и козы, палачи соорудили огромный костер, на вершине которого, привязанные к столбам, стояли осужденные – Великий магистр Ордена рыцарей-тамплиеров Жак де Молэ и приор Нормандии Жоффруа де Шарнэ.

От галереи королевского дворца костер отделяла лишь узкая протока, и ничто не мешало Филиппу Красивому, его сыновьям и членам Королевского совета наблюдать за казнью.

Филипп IV стоял у самой балюстрады. Это был высокий, широкоплечий, атлетического сложения мужчина c белокурыми, чуть рыжеватыми, вьющимися волосами до плеч. Правильное, невозмутимо спокойное лицо государя поражало удивительной красотой, а огромные голубые глаза – неподвижным ледяным взглядом.

Жак де Молэ повернул голову к королевской галерее. Взгляды Филиппа и семидесятидвухлетнего Великого магистра скрестились, будто эти люди (одного из которых вознесло над всеми право рождения, а другого – случайности судьбы) все еще мерились силой. Они неотрывно смотрели друг на друга, и никто не знал, какие мысли, чувства и воспоминания проносились в эту минуту в головах двух заклятых врагов.

Король махнул рукой, и палач поднес пучок горящей пакли к куче хвороста, сложенного у подножия костра…

Черный дым, столбом поднявшись вверх, закрыл обоих старцев, но вскоре ветер, раздувая пламя, рассеял едкую завесу, и глазам короля, его сановников и толпе парижан открылась жуткая картина: Жоффруа де Шарнэ, приор Нормандии, весь охваченный огнем, рвался прочь от рокового столба. Он кричал от нестерпимой боли, и на его побагровевшем лице явственно проступил длинный белый рубец – давний след удара мечом, полученного в жестоком бою с неверными. Великий магистр, задыхаясь в дыму, что-то говорил своему другу, видимо, пытаясь подбодрить его, но рев пламени заглушал его слова…

Когда поленья осели, огонь взмыл вверх, и пламя охватило платье Жака де Молэ. В мгновение ока второй старец превратился в пылающий факел.

Вдруг из пламенного ада послышался устрашающий голос:

– Позор! Позор вам всем! Ибо здесь гибнут невинные!

Великий магистр, пожираемый пламенем, по-прежнему глядел на королевскую галерею. Его громовой голос внушал ужас. Толпа попятилась…

– Папа Климент! Рыцарь Гийом де Ногарэ! Король Филипп!.. Не пройдет и года, как я призову вас на суд божий, и воздастся вам справедливая кара! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!

Пророческий глас потонул в реве пламени. Еще несколько минут Великий магистр боролся со смертью, но веревки лопнули, и Жак де Молэ рухнул в бушующий огонь. И только поднятая вверх почерневшая рука с угрозой вздымалась к небесам…

Парижане, напуганные проклятием тамплиера, застыли на месте, и лишь тяжелые вздохи и шепот выражали растерянность и тревожное ожидание толпы. Люди невольно обращали взоры к галерее, где все еще стоял король и неотрывно смотрел на обуглившуюся руку, застывшую в жесте, предающем проклятию.

Сорокашестилетний, не знавший слабости король уже двадцать девять лет правил Францией. Немногословный по натуре Филипп с годами становился все молчаливее и молчаливее. Почти тридцать лет он наблюдал, как пресмыкались перед ним люди; по их походке, по глазам, по тону голоса он определял, чего они от него ждали и на что рассчитывали. Государь знал, сколь велико их тщеславие, а главное – чего каждый из них стоил. Умный, настойчивый и скрытный владыка, Филипп многими деяниями на благо королевства отметил свое царствование. И никогда король не усомнился в своей правоте, считая себя непогрешимым. Поэтому и осмелился он в завершение семилетнего судилища над Орденом тамплиеров отправить на костер, словно заурядного колдуна, самого Великого магистра.

Испугало ли короля проклятие? Вряд ли. Скорее всего Филипп думал о том, как повлияет оно на настроение парижан. Когда богатый и могущественный Орден прилюдно уничтожали, народ откровенно злорадствовал. Но страшные слова проклятия, прозвучавшего с костра, могли сказаться на отношении подданных к своему государю…

Так оно и случилось: с той ночи народ невзлюбил Филиппа Красивого. Неблагодарные французы с легкостью позабыли постоянную заботу, которую проявлял о них этот король, учредивший Генеральные штаты, отменивший крепостную зависимость селян от своих сеньоров, обуздавший знать, уравнявший в правах провинции, строивший крепости и поддерживавший мир. Зато все заговорили о том, что золотые монеты день ото дня становятся легче и стоят дороже, что бунты кончаются виселицами и что все должны беспрекословно покоряться королевской власти.

И только два человека всегда поддерживали короля в его начинаниях: Ангерран де Мариньи, коадъютор, правитель королевства, и Гийом де Ногарэ, хранитель печати, канцлер Франции. Оба они присутствовали при казни, и одного из них – Гийома де Ногарэ – проклял тамплиер.

Именно Гийом де Ногарэ, уроженец окрестностей Тулузы, вероятный последователь еретиков-катаров,[4] бывший королевский судья сенешальства Бокер, ставший главным вершителем правосудия королевства и одним из советников государя, некогда поднял руку на престарелого Папу Бонифация VIII, отвесив ему пощечину латной рукавицей. Он же заправлял на протяжении семи лет страшным судилищем над тамплиерами, лично проводя допросы. Бесчувствием Ногарэ мог соперничать с заправскими палачами: он ни разу даже не побледнел, слушая мольбы о пощаде и предсмертные крики истязаемых жертв.

Проклятие Жака де Молэ вызвало на его лице лишь саркастическую улыбку. Ногарэ пожал плечами: он исполнял свой долг и не усматривал за собой ни малейшей вины. Никогда еще во Франции не было столь сурового хранителя печати…

Рядом с Филиппом Красивым, Мариньи и Ногарэ на балконе дворцовой галереи стояли три королевских сына. Увы, только один из них – средний, тоже Филипп, граф Пуатье, – радовал отца. Старший же – Людовик, унаследовавший от матери корону Наварры, уже получил в народе вполне заслуженное нелестное прозвище Сварливый.

Глядя на своих сыновей, Филипп Красивый думал о законе первородства и о том, что природа не позаботилась об интересах французского престола. Ведь чего только не натворит, став королем, его старший сын Людовик!..

Лишь отдаленно напоминая внешностью отца, узкоплечий, со впалой грудью и потухшим взором, мелочный, злобный, неуравновешенный и скудный умом, наследный принц обладал тщеславием павлина, страшно гордился своей наваррской короной, не проявлял интереса ни к чему, кроме игры в лапту, и, будучи уже семь лет женатым на прелестной женщине, сумел стать отцом одного-единственного ребенка, да и то девочки. Великодушием и отзывчивостью сердца Людовик тоже не отличался. Великий магистр тамплиеров был его крестным отцом, однако принц и пальцем не пошевелил, чтобы его спасти, более того, он с нескрываемым злорадством глядел на гибель Жака де Молэ. И все же страшное проклятие рыцаря повергло его в трепет…

Филипп, граф Пуатье, прозванный за рост Длинным, был, напротив, человеком разумным и рассудительным. Обликом своим и душевными качествами он отличался от всех прочих членов королевского дома. В нем не было ни красоты и властности отца, ни тучности и запальчивости дяди Карла Валуа. Высокий, худощавый, с узким лицом, с неестественно длинными руками и ногами, Филипп говорил ясным, суховатым голосом, был скуп на жесты. Все в нем – тонкие черты лица, скромная одежда, вежливая, размеренная речь – свидетельствовало о решительном нраве, здравомыслии и о том, что голова властвует над порывами сердца.

Отец выделял его среди сыновей и сожалел, что не Филипп унаследует корону. Увы, порядок, в котором дети появляются на свет, дело не родительское, а божье.

Младший сын, Карл, граф де ла Марш, прозванный, как и отец, Красивым, был пока что всего лишь смазливым юношей с детской душой. К сожалению, ему было суждено остаться таким навсегда. Стройный блондин с нежным румянцем на щеках, он как две капли воды походил на короля в юности, однако принцу недоставало отцовской мужественности, спокойной властности. Он был подобен раковине – прекрасный снаружи, но пустой внутри. Страшная казнь привела Карла в ужас…

– Вы довольны, брат мой? – обратился к Филиппу его высочество Карл Валуа, прервав невеселые мысли государя.

– Нет, – ответил брату Филипп. – Я совершил ошибку. Прежде чем послать их на костер, я должен был приказать вырвать им язык…

И, как всегда, невозмутимый, король в сопровождении Ангеррана де Мариньи и Гийома де Ногарэ покинул галерею.

– Ну и вонища, – брезгливо морщась, сказал Людовик Наваррский. – Наконец-то и мы можем уйти отсюда…

Вздохнув с облегчением, три королевских сына поспешили к своим женам; к тому времени все трое уже были женаты.

Принцессы по праву считались первейшими красавицами королевства. Воплощение молодости и изящества, они своим появлением оживили унылую атмосферу двора, погруженного в печаль со времени смерти королевы Жанны.

С тех пор прошло уже девять лет, но ни одной женщине не удалось завоевать суровое королевское сердце. Судьбе было угодно, чтобы Филипп полюбил ту, которую из высших государственных соображений предназначили ему в супруги, – Жанну Наваррскую, графиню Шампани.

До свадьбы с Филиппом маленькая принцесса двенадцать лет жила в Венсенском замке. Она ежедневно видела своего жениха, который был старше ее на четыре года, и не скрывала своей любви к нему.

– Ты самый красивый мальчик на свете, – говорила она Филиппу, забиралась ему на колени, гладила его длинные рыжеватые кудри и осыпала лицо поцелуями.

Юная королева очаровывала всех своей обходительностью и добротой. Она подарила супругу дочь и троих сыновей, и Филипп вполне мог рассчитывать на продолжение рода…

С кончиной Жанны Наваррской король не обращал внимания на женщин, храня целомудрие. И только своим юным невесткам невозмутимый Филипп способен был подарить улыбку.

«Моим сыновьям повезло, – думал король, смотря на принцесс. – Я не только преследовал интересы короны, но и дал им прекрасных спутниц жизни».

Маргарита Бургундская, королева Наваррская, супруга Людовика, приходилась своему сварливому мужу троюродной сестрой. Она была дочерью Робера II Бургундского, одного из верных советников короля, и Агнессы Французской, младшей дочери Людовика Святого и Маргариты Прованской.

Принцессе исполнилось двадцать три года, и ее красота достигла высшего расцвета. Маленькая изящная брюнетка со смугло-золотистой кожей и огромными черными глазами, доставшимися ей в наследство от бабки-южанки, Маргарита напоминала Бланку Кастильскую и живостью характера, и любовью к музыке, живописи и нарядам, а также – не будем лукавить – любвеобильностью. У нее было восхитительное тело, и она отлично знала это. Нечастые и в большинстве своем церемониальные визиты маломощного супруга в спальню Маргариты не могли утолить чувственного аппетита молодой женщины, что, разумеется, не способствовало улучшению отношений между мужем и женой. При дворе поговаривали, что эти двое не благоволили друг к другу еще до брака, со временем же неприязнь переросла в глухую ненависть. Гордой и горячей Маргарите нужен был решительный и властный супруг, которому она могла бы повиноваться, Людовик же не отличался ни темпераментом, ни красотой, не блистал он и умом и не мог стать повелителем подобной женщины. Нетрудно вообразить, какой была их первая брачная ночь…

Бракосочетание юной пары состоялось тринадцатого сентября 1305 года в Верноне, в долине Сены, всего в пяти лье от мрачной крепости Шато-Гайар, возведенной более ста лет назад Ричардом Львиное Сердце.

Выбор места свадьбы не был случайным: Вернон составлял часть приданого Агнессы Французской, отец которой, Людовик Святой, любил этот городок, где специально для него выращивали салат, и часто навещал уютный вернонский замок. В день свадьбы дочери с Робером Бургундским он подарил Вернон Агнессе.

Людовик и Маргарита не задержались в Верноне, они почти сразу уехали в Париж, где оба чувствовали себя увереннее и вольготнее.

Молодые супруги уже шесть лет знали друг друга, они вместе росли, и их брачный контракт родители подписали в Лоншане еще двадцать восьмого февраля 1299 года.

Тот же Лоншанский договор определил судьбы и младших королевских сыновей. Было решено, что Филипп Пуатье возьмет в жены Жанну Бургундскую, кузину Маргариты, дочь бургундского графа Отона IV и графини Маго д'Артуа – и вместе с ней получит Франш-Конте и титул пфальцграфа Бургундского. Карлу же, младшему сыну короля, обещали малышку Бланку, младшую дочь Маго и Отона, родную сестру Жанны.

Вторую и третью свадьбы праздновали в замке Кобрей в 1307 и 1308 годах. Ту и другую – к нескрываемому удовольствию молодоженов.