Все ее удовольствия Валиуллин Ринат
– Как у тебя?
– Да, никак. Все время думаю, чем бы разбавить это пресную жизнь?
– Морем, разбавляй ее морем. Не пожалеешь.
– Хорошо бы, но море с пляжем там, на юге, а я с проблемами здесь, в Москве, – ответила грустной улыбкой Лиза своей бывшей однокурснице, которая уговорила ее пойти на встречу выпускников Университета.
– Расслабься, хотя бы сегодня. Тебе это необходимо, – подруга подлила Лизе в бокал вина. Лиза сделала глоток и вернулась от своих мыслей за стол.
– А теперь выпьем за наших присутствующих здесь молодоженов, Васю и Люду, – объявил очередной тост новоиспеченный тамада.
– Вот представьте себе такой фантастический сюжет: встречаются Вася и Люда на кухне. «Люда, – говорит Василий, – я проснулся вчера, а тебя нет. Где ты была всю ночь?» – «А где ты проснулся, дорогой?» – Все поднимают рюмки, весело гогоча, и лукаво глядя друг на друга. – Друзья, хочу пожелать молодоженам, и не только им, а всем нам: просыпаться дома, в одной постели.
Бокалы возбужденно зазвенели. Лиза сделала еще один глоток, отметив про себя, что давно уже просыпается одна.
Неожиданно сидевший до сих пор в другом конце стола Игорь оказался рядом, наклонился и прошептал на ухо:
– Девушка, можно вас пригласить?
– Меня? – вздрогнула Лиза.
– Да, тебя.
– Ой, я так давно не танцевала, прямо забыла как это делается. – Игорь присел рядом. Лиза, уже чуть расслабившись, взглянула на пару, танцующую рок-н-ролл.
– Это Серега, – заметив ее заинтересованный взгляд, подсказал Игорь. – Маринка наша за него месяц назад выскочила. Закончил МГИМО, теперь едет в Бразилию помощником секретаря посольства. Ну, понятное дело, без помощи сверху не обошлось. Скажи, а твой-то как?
– Олег? Служит.
– А где?
– Не могу тебе сказать, – и добавила шепотом: – Военная тайна!
– Ах, ах, у нас теперь одни «нельзя» и «не положено», так, что ли?
– Точно. Я иногда думаю, со мной ли все это происходит?
– Ты знаешь, а я все последнее время тоже думаю, с нами ли все это тогда происходило?
– Что именно.
– Помнишь третий курс, поцелуи в парке Горького, до самого утра? Как не могли насмотреться друг на друга?
– Давно это было, Игорек.
– А мне все еще кажется, что это была любовь.
– А любовь – это не всегда то, что кажется.
– Не веришь?
– С верой у меня вообще плохо стало.
– А верить-то надо. Без веры никак. Так. – Игорь нервно огляделся по сторонам, будто что-то потерял: – Надо как-то двигаться, – обращаясь то ли к себе, то ли к Лизе задумчиво проговорил он. – Вот. Идея! Предлагаю прямо сейчас уйти отсюда по-английски и прокатиться на моем «Кадиллаке» по нашим старым местам…
Лиза на секунду задумалась, трях- нула головой и посмотрела Игорю прямо в глаза.
Они вышли из кафе и сразу же оказались на Гоголевском. Вечер был осенний, хотя на календаре давно уже был декабрь. В воздухе пахло дождем и романтикой. Игорь взял Лизу под руку и повел к припаркованным «Жигулям» первой модели, но Лиза его остановила:
– Погода хорошая, может, пешком?
– Хорошая? – удивился Игорь. – До сих пор понять не могу, где зима? Скоро же Новый год.
– Ну так ты идешь?
– Конечно, давай прогуляемся немного.
По внутренней дорожке бульвара, сквозь густые сумерки столицы, пара вышла прямо к памятнику Гоголя.
– Ты чего такая грустная: смотри, даже Гоголь – и тот улыбается, – указал на памятник Игорь.
– Скорее ухмыляется, а вот прежний вид имел очень даже печальный, – не согласилась Лиза.
– Какой такой «прежний»?
– Здесь же другой Гоголь стоял, он переехал во двор бывшей усадьбы графа Толстого на Никитском, где Гоголь провел свои последние четыре года.
– А зачем поменяли?
– Сталину не нравился грустный Гоголь.
– Покажите мне хотя бы одного человека, который нравился Сталину.
Лиза улыбнулась:
– Здесь пролегал его путь от дома к Кремлю. «Каждый раз проезжаю, смотрю на Гоголя, и плакать хочется, а не работать», – говорил он.
– Москва слезам не верит, – согласился Игорь. – Смотрела?
– Не раз. Можно сказать, мой любимый фильм.
– Помнишь сцену, где Катя Тихомирова встречается с Родионом на скамейке?
– Конечно.
– Это снималось здесь, на этом бульваре, только в начале, ближе к «Кропоткинской». Сейчас дойдем, покажу. – Игорь, словно регулировщик, правой рукой указал Лизе путь следования. Через несколько минут они остановились напротив дома номер одиннадцать:
– Вот она, та самая, слегка обновленная.
– Ты серьезно? – Лиза посмотрела на сидевшую напротив них пожилую пару.
– Серьезнее некуда.
– Может, это они? – предположила Лиза.
– Ага, третья встреча, сорок лет спустя.
– А ты откуда знаешь?
– Я же на Мосфильме работаю.
– Тоже оператор? – улыбнулась Лиза.
– Актер второго плана.
– В массовке, что ли?
– Ну да, халтурил студентом. Сколько раз пришлось туда-сюда по бульвару пройти, я тут каждую травинку знаю. Я и раньше Гоголя не понимал, а в тот день просто возненавидел.
– Фантастику, наверное любишь? – рассмеялась Лиза собственной формулировке.
– В смысле?
– С женой мужней шашни разводишь.
– В детстве мне нравился Кир Булычев, – проглотил шутку Игорь и выпустил из своей руку Лизы.
– Ты помнишь его «Сто лет тому вперед?»
– Про Москву две тысячи восемьдесят второго года?
– Да. Она начинается как раз с Гоголевского бульвара будущего.
– Помню, помню. Лесные пущи соседствуют с мягкими подогреваемыми дорогами, а вокруг здания, выращенные из коралловых бактерий. – Вдруг Лиза почувствовала, что рядом с Игорем ощущает себя легко и свободно, как в студенческие годы. Ведь, оказывается, можно еще поговорить просто о фильмах, о книжках, или просто ни о чем, а не развивать бесконечно серьезные темы долга и ответственности. Счастья и безответственности, вот чего не хватало ей в жизни.
Зеркало
Первое правило большой любви: влюбись в себя – создай конкуренцию.
Эта фраза, брошенная когда-то ее матерью, стояла у нее перед глазами с самого утра. Даже сейчас, перед зеркалом, вглядываясь в себя, она задавалась вопросом: Любит ли она себя? Нет, не любит. Иначе бы и вопросов не возникало. У людей, которые любят и ценят себя, таких вопросов не стоит. Им просто негде стоять, нет места, все занято любовью? Сначала к себе, потом уже ко всем остальным. Именно любовь к самому себе и создает конкуренцию вокруг. Посмотрела она на сидящего за столом мужа. У того конкуренции не было.
– Ты сама загоняешься, я чувствовал, что сегодня вечером такое будет. Тебе нельзя так много работать.
– Угу. Придумай причину. Все молодые люди отдыхают, ездят, получают удовольствие от жизни, а вы нашли себе дурочку, которая еще и сама себя обеспечивает, вообще париться не надо, еще дела будет разруливать, вот лафа. Адьос, я так жить не буду и пофиг даже, что все эти свадьбы напрасно и т. д., я не своей жизнью вечно живу, когда ты это поймешь?
– Вот это совпадение, и я не своей.
– Я не буду рожать тебе детей, чтоб потом быть как в тюрьме привязанной. Я так и не успела пожить нормально, ты меня просто в клетку загнал. Вся жизнь: работа – кухня – болтовня о старых – работа – работа – работа – работа – кухня – болтовня. Максим! Мне не пятьдесят лет! А двадцать пять! Ты забыл? Мне скучно, я не вижу направления, ты меня никуда не ведешь. Можешь сваливать все на работу, которую ты сам мне подкинул, чтобы я не скучала и не сидела у тебя на шее, ты можешь свалить на что угодно, а я смотрю на молодых людей, свободных, не ограниченных всякой чушью, и мне завидно! Я сбегу, точно.
– Если это правда, то, что ты говоришь, то жаль. А если тебе трудно, то нет никакой надобности в твоей работе. Я могу тебя обеспечить, ты это знаешь.
– Мне тоже жаль. Прикольно, что я тебе нужна для работы по дому. Можно на мои желания забить полностью. И быть с папой.
– Не только.
– Ты даже не представляешь, как мне сейчас жаль! Я-то думала, что все поменяется, особенно после свадьбы, но нет, старая песня продолжается. Уже два года мне лапшу на уши вешаешь, а я повелась, какой смысл было выходить замуж, чтобы потом дальше страдать. Просто чтобы понять все и оценить, видимо.
– Свадебное путешествие не проблема, ты сама знаешь, в чем проблема, я даже не хочу сейчас об этом говорить. Мне жаль, что я не знал раньше твоего отношения к моему отцу. Хотя раньше он тебе даже нравился. Что случилось?
– Я попала не в свое поколение. Да, ты сделал мне предложение, правда через несколько лет. Так что это было похоже на какое-то противостояние. Так предложения не делаются. Я живу в каком-то пробеле.
– Согласен, я затянул со свадьбой. Я сам от этого пострадал. После этих событий мне самому надо научиться себя контролировать, ты не понимаешь, что такое, когда невозможно отключить голову. Эти мрачные мысли, это убивающее давление мыслей.
– Может, без меня у тебя получится лучше. Вот здорово: у тебя мрачные мысли, а я должна из-за этого ненавидеть свою жизнь. Без меня ты прекрасно все контролировал, и жил, как хотел. Что у меня, карма, что ли? Я-то при чем тут? Я тоже хочу жить, а ты мне не даешь. В театр ты купил билеты, в Испанию тоже и многое прочее, да? Если бы я тебя в кино не таскала, вообще бы никуда не выходил из своей трехкомнатной конуры. Жизнь – тоска, я вижу, что тебе самому ничего этого не надо. Хоть что-нибудь бы придумал, чтоб медовый месяц скрасить, так нет: «Дай мне с папой побыть». Ты с ним всю жизнь и так будешь.
– В Мариинский пойдем на следующей неделе, я уже присмотрел билеты.
– Мне можно несколько лет обещать. Идите вдвоем. Не, с тобой на концерт не сходить – ты не любишь, попутешествовать не съездить – ты не любишь, людные места ты не любишь. Разные интересы, я хочу, чтобы мои интересы поддерживали. Ты нет. Я уеду на следующей неделе.
– Куда?
– Не знаю. Надеюсь, ты найдешь, куда мне можно уехать.
– Хорошо, найду.
– Как ты быстро все решаешь. Не хочешь – уезжай. Все вот так вот просто у тебя.
– Не говори ерунду. Не просто. Не хочу, чтобы ты страдала. Как когда-то страдала Анна.
– О, давай, вспомним еще твою бывшую жену. Может, ты к ней вернешься? Идиллия. Я думаю, она с радостью примет.
– Мне надоела эта чушь.
– Мне тоже. Страшная вещь – осознать все это сейчас.
Потом она подолгу собирала изуродованное долгим плачем лицо у зеркала. То оставалось таким же изможденным для нее и еще более милым для меня. Я не знал, почему они так реагируют на какие-то мелочи, что для меня не стоили ровным счетом ничего. Я не знал, почему женщины могут так страдать со мной. Иногда я даже начинал искать в себе того самого эгоиста, что испортил их жизнь, чьей единственной целью было размениваться ими и пользоваться. Размениваться до тех пор, когда мелочь эту можно будет отдать в добрые руки, кинуть какому-нибудь попрошайке в ладонь, пользоваться до тех пор, пока они не дойдут до того самого состояния б/у, когда они попадут под программу утилизации. Чем больше они пытались мне это внушить, тем меньше я им верил, тем больше отстранялся, обрастал корочкой противоречий. Таня, собрав силы, снова пришла в гостиную, где я уткнувший в экран, пытался в очередной раз отстраниться.
– Да какой ты мужчина, трахал меня четыре года, чтобы потом вот так выкинуть на улицу.
– Таня, никто тебя не выкидывает, ты сама все время норовишь уйти, во-первых, во-вторых, если ты все же соберешься, я позабочусь о твоем благоустройстве, сниму тебе квартиру.
Читать бесплатно другие книги:
