Мой бывший бывший. Книга 1 Шэй Джина
– Ну что ж, так и запишем, что стрессоустойчивость у вас отвратительная, – ядовито хмыкает Кристина, делая красную пометку прямо поверх распечатки моего резюме, – потому что стресс-интервью вы адекватно выдержать не смогли.
Как мило. Это, типа, проверка такая была? А границы у этой проверки имелись? Что-то мне сомнительно.
Я ощущаю: она врет, и выражение неясного удовлетворения на лице Кристины Лемешевой мне совсем не мерещится. Она хотела меня слить. И она меня слила. И Козырю она расскажет вот эту всю чушь: про отсутствующую стрессоустойчивость и игнорирование правил субординации.
Ну и катись оно все…
– Не представляю, насколько же много Эдуард Александрович развел гадин в своей фирме, что для того, чтобы работать тут, нужно обладать ядоустойчивостью мамонта, – я поднимаюсь из кресла и, сейчас уже абсолютно положив на этику очень большой овощ максимально анатомической формы, собираю мои документы в ту папку, в которой я их принесла.
Все уже понятно. Еще не работай в кадровом любовницы Ветрова – я бы могла полелеять свои надежды, а так… А так – глупо, да.
И, получается – нет. Восемь лет прошло, а милейшему Ярославу Олеговичу не надоело мудить.
Потому что вот это – пахнет так же паршиво, как и все, к чему прикасается Ветров. Не может быть, чтобы Кристина была не в курсе.
Господи, Ярик, оставил бы ты уже меня в покое… Ничего от тебя не нужно, только это.
– И карьероориентированность у вас тоже никакая, Виктория, – тем временем продолжает доканывать меня эта стервозина, – очень легко сдаетесь. Вы просто будете бросать поставленные задачи в условиях дедлайна и жесткого стресса.
По всей видимости, она решила напоследок мне поездить по ушам. Оставить от моей самооценки еще более мокрое место, чем там у меня было.
Впрочем, это она обломается. Заморачиваться словами любовницы Ветрова я не буду.
Нет, правда, отличная подружка у Яра. Ему под стать. Надеюсь, он с ней тоже расплюется и они устроят одну маленькую войну друг с дружкой. Желательно – с взаимной аннигиляцией. Я готова заплатить за билет в первом ряду, чтобы полюбоваться на ядерный гриб, что вырастет на том святом месте. И буду раз в год туда ходить в паломничества.
Резюме я пытаюсь забрать, но Кристина с ядовитой ухмылочкой его от меня отодвигает. Ну, точно, потом принесет Козырю и вытрет об меня ноги напоследок. Ну и…
Ну и ничего я с этим сделать не смогу.
Идея работать с Ветровым в одной фирме изначально была сомнительной. Особенно с учетом тех моих тайн, которыми я с бывшим мужем делиться не собиралась.
Нет, у меня был запас дезинформации, если что, у Маруськи даже отчество было в честь её прадеда нарисовано. В честь единственного папаши за пять поколений, который действительно выполнял родительские обязанности. Но, в конце концов, Ветров же мог озадачиться, да?
Хотя, с чего бы. Не интересовался же он моей жизнью до этого.
Либо ему было фиолетово, что у трех лет семейной жизни могли возникнуть последствия, либо… Либо ему было плевать на рожденную мной дочь. Ну а что? Я ему не ровня, так ведь его папочка заявил? Ну и дочь от меня Ярославу Олеговичу вообще не нужна. Нестатусный ребенок. Их-то дети, «голубой крови», поди, еще в утробе на трех языках разговаривают…
Честно говоря, незнание Ветрова меня устраивало больше, чем вот эта версия, в которой он решил, что его дочь ему не интересна, раз уж она от меня.
Нет, не за себя мне было обидно. За Маруську. Я бы хотела чтобы никто в мире ей не пренебрегал. Никогда!
Даже Ветров…
В любом случае, я не хотела менять абсолютно ничего.
Была я, была Маруська, была мама на подхвате – и боже, дай бог ей здоровья, не знаю, что бы я без неё делала.
Ветров в этой системе координат был лишний.
– До свидания, Виктория, – насмешливо бросает мне в спину Кристина.
– И вам приятного аппетита, – ядовито откликаюсь я и еле удерживаюсь от того, чтобы не хлопнуть ей дверью напоследок.
Пусть всем плевать, но хотя бы перед собой я лица не потеряю.
Девушки на ресепшене оборачиваются ко мне, и Юля даже открывает рот, видимо, чтобы что-то предложить, но я ловлю её взгляд и отрицательно качаю головой.
Ничего мне не надо. До лифта я дойду сама.
Иду и хочу крови. Много крови. Очень-очень много крови.
Так и хочется сделать запрос моей фортуне: «Дорогая, тебе не надоело в меня сморкаться?». А я-то сдуру решила, что в моей жизни среди серых и черных полос внезапно забрезжило что-то беленькое. А это, оказывается, чтобы напомнить мне, что потолок – вот он, тут, над моей головой – и никакой не стеклянный, а самый что ни на есть мраморный.
Обойдешься, Вика, выше головы не прыгнешь…
У лифтов прорывается невроз, я нервно жму на кнопку несколько раз и хоть и вижу – лифт спускается, но… Но хочется нажать еще один, для верности.
Наконец, двери лифта бесшумно открываются и я шагаю…
Никуда я не шагаю. Так и замираю в полушаге, потому что из кабины с невозмутимым видом выходит Эдуард Козырь собственной персоной.
И со всеми претензиями к его долбанутой кадровичке – внаглую отпихнуть главу корпорации с дороги у меня не хватает ни наглости, ни злости. Вот этого маневра я точно могу не пережить!
– Ну, надо же, я думал, мне вас в розыск объявлять придется, – От Эдуарда Александровича за три метра несет недовольством, и опасностью, а я – в зоне поражения, меня от моего несостоявшегося босса отделяют шага два, – девушка-победа, где вас носит?
Я хлопаю глазами. Натурально так, как самая, что ни на есть блондинка. Девушка-победа? Миленько, конечно, но… В каком это смысле «где меня носит»? Собеседуюсь я!
– Идемте, – Эдуард прихватывает меня за запястье и тянет меня к лифту, – я покажу вам ваш отдел. И представлю коллегам. Только давайте в этот раз без задержек, мое свободное время уже на исходе.
Он… Он думает, что я прошла собеседование? Черт, вот ужасно обидно, что его придется разочаровать. На меня на данном этапе жизни ставят столь немногие, а настолько высоко летящие птицы меня обычно даже не замечали.
Но все-таки нельзя отнимать его время…
– Эдуард Александрович, – это я почти пищу, до того оглушена его напором, – не нужно меня никому представлять.
– Виктория, не говорите мне ерунды, – отмахивается Козырь, – вы еще не слышали правило, что «начальник всегда прав»? Так вот можете быть уверены, выше меня начальника у вас не будет. И ваша истина в последней инстанции – это я. И если я хочу представить вас моим сотрудникам, это из разряда «нужно». Необходимо. Потому, что я так решил. Вы еще хотите со мной поспорить? Сохраниться не забыли?
Ему явно нравится практиковать навык японского разговора. Потому что, кажется, после того как я ему в первый раз ответила, на русском он со мной и тремя фразами не обменялся. А на японском – болтает с таким удовольствием, будто большего кайфа не знает. Сомневаюсь, что говори он на русском, его ответ был бы настолько развернутым… Зачем время тратить, если можно просто сказать «мне виднее», и все?
Мне аж пальчики на ногах поджать хочется от того, насколько зашкаливает его мнение о себе. Кажется, при раздаче личных качеств самоуверенности Эдуарду Козырю насыпали за четверых.
И вот же ему заняться нечем, еще тратить время на меня!
– Я не прошла собеседование, – скрестив руки на груди, буквально спрятавшись за ними, сообщаю я, – поэтому…
– Какое собеседование? – Эдуард недоуменно хмурится. – Вы? Не прошли?
– Моя стрессоустойчивость вашего эйчара не устроила, – под пристальным взглядом этих темных глаз мне лично хочется скукожиться, – и карьероориентированность тоже. Я не выдержала стресс-интервью.
Подробности я зажимаю. Озвучивать эту грязь вслух? Нет, увольте, я не хочу в этом пачкаться.
Лицо у Козыря становится более жестким.
– Кто? – сухо спрашивает Эдуард Александрович, будто переходя в режим экономии слов. – Кто вас собеседовал?
Становится очевидно, что рубахой-парнем он прикидывался для меня, и то по каким-то своим, личным причинам. А сейчас… Сейчас большой и важный человек, которому не дали расслабиться, очень-очень недоволен..
– К-кристина Сергеевна, – я аж начинаю заикаться. Нет, серьезно, мне хочется отойти куда-нибудь подальше, потому что энергетика у этого парня невозможная. Я будто кожей ощущаю, как вскипает от его ярости воздух.
Козырь шагает в обратную сторону, в кадровый отдел. Быстро, будто голодный гепард, почуявший кровь.
Сотрудники шарахаются с его дороги – вот это все ощущаю не только я.
– За мной, Виктория, – голос раздражен до крайности, и в трех этих словах уже заложено все, включая обещание, что за побег, отступление, да хотя бы шаг в сторону полагается расстрел, четвертование и похороны в безымянной могиле.
Козырь шагает вперед, через приемную с двумя девочками, и я прям вижу, как белеют они обе. А потом он резко толкает дверь кабинета Кристины Лемешевой.
Она – разговаривала по телефону, стоя у окна.
Впрочем, это продолжается недолго. Смартфон буквально выскальзывает из её пальчиков, как только Кристина видит Эдуарда Александровича.
А я – тихонько закрываю за своей спиной дверь.
Мне вообще хочется сейчас оказаться где-нибудь подальше отсюда, потому что почему-то кажется, что сейчас здесь произойдет убийство.
– Стресс-интервью? – Козырь практически падает на стол своей подчиненной ладонями. – По-вашему, Кристина, мы можем себе позволить выставлять стрессоустойчивость для переводчика выше знания языка?
Он, вроде бы, не повышал тона, а все равно ощущение, что рычит. И от этого мороз по коже. В то, что происходит, я верю очень смутно.
Он и вправду натягивает своего кадрового директора? Из-за меня? Боже, да неужели эта работа нуждается во мне не меньше, чем я в ней?
– Эдуард Александрович, я… – заикаться начинает и Кристина. Она же вцепляется пальцами в подоконник, явно пытаясь найти в нем опору. Нет, все-таки я не одна такая, кто в таком режиме Эдуарда Козыря хочет оказаться где-нибудь подальше от него. Но сейчас Эдуарду Александровичу не очень нужны оправдания Кристины.
– Я не приказывал вам собеседовать Викторию, Кристина, – свистяще выдыхает он, чуть подается вперед, – это сделал я сам! Я сам сделал за вас вашу работу, потому что вы не справляетесь, Кристина. Вы набираете мне откровенно слабых переводчиков. И, кажется, я понял почему. Потому что вам важнее стрессоустойчивость! У переводчиков! Что это, Кристина? Некомпетентность? Неисполнительность?
Желание оказаться где-то подальше от этой сцены, очень похожей на публичную порку, где я выступаю за всех зрителей разом, только усугубляется.
Не сказать, что мне хотелось видеть Кристину такой – бледной, напуганной, с красными пятнами на щеках.
– Э… Эдуард Александрович… – снова заикается она и снова оказывается перебита одним только резким движением подбородка.
– Виктория, ваши документы, – Козырь протягивает руку назад, и я ватными руками вкладываю в его пальцы папочку с моим скромным пакетом документов. Господи, как трясет-то… И это ведь он не на меня рычит… Я бы ему сейчас, наверное, и квартиру последнюю отписала, лишь бы откупиться и чтобы он отвел от меня свой жгуче-кислотный взгляд.
– Оформляйте, – Козырь буквально швыряет эту папку на стол, – договор принесете Виктории уже на рабочее место. Лично. С извинениями. Ясно?
– Д-да! – Кристина торопливо кивает, а Эдуард Александрович выпрямляется.
– И скажите спасибо, Кристина, что я дал себе слово после рождения сына три дня никого не увольнять, – роняет он, разворачиваясь ко мне, – вы должны знать, как я отношусь к неисполнению моих поручений. Идемте, Виктория, – суше и чуточку теплее кивает мне Козырь, будто я пыталась сбежать.
Я буквально шмыгаю за ним. Мышкой. Я не смотрю на Кристину, мне не хочется наслаждаться зрелищем поверженного врага – я просто не из таких.
Я и так сомневаюсь, что Кристина Лемешева забудет мне эту сцену… Это минус! Не хотелось бы иметь в своих врагах такую противницу. Немного не моя весовая категория. Но что уж тут сделаешь?
Плюсы… Плюсы есть! Внезапно.
Кажется, у меня все-таки есть эта работа!
6. В трех шагах от правды
Когда я захожу, Кристина сидит в рабочем кресле и в прострации смотрит в никуда. Бледная, оглушенная… Телефон так и валяется за её спиной – про него она еще не вспомнила.
Все-таки правильно я сделал, что не стал дожидаться, пока она оклемается и снова возьмет трубку – после катка «Разъяренный Козырь» некоторые особо чувствительные просто сразу увольняются и уходят в запой. Ну, или в острую фазу депрессии. Хотя это вообще-то почти одно и то же.
– Я же тебе говорил, что не надо так нарываться, – ворчу я, поднимая телефон и опуская его на стол перед Кристиной, – сказал Эд тебе её оформить – оформляй. Ведь не факт, что он бы тебя стал слушать, даже если бы все сложилось, как ты планировала.
Нет, конечно, попытка была отважная и дерзкая, как обрисовывала мне свой план Крис – у неё все складывалось. В теории…
В теории и Николай должен был не вдохновиться языковыми навыками Викки. А он… Он нашел язык моей бывшей «достойным». Ольшанский и такой приговор в моем уме не сочетались абсолютно. Уж я-то знал въедливый характер Ника, который был ужасно переборчив в плане тех, кто должен был ходить в его подчинении.
Ни одного из кандидатов, которых предлагала ему Кристина, Ник, пять лет проработавший в Японии и знавший японский даже лучше русского, так не оценивал. В лучшем случае было «терпимо», обычно же было «не впечатлили». А после того, как Ника уволили, а после еле уболтали его вернуться обратно и спасти результативность работы переводческого отдела, Ольшанский и вовсе задрал планку.
Так что вполне закономерно, что мы рассчитывали, что откажет Вике именно он, но в этом плане Кристине пришлось соображать на ходу, чем вывести Викки из себя.
Правдой. Лучше всего человек выводится из себя правдой. И это сработало, разумеется!
Кристина дышит неровно и разъяренно.
– У нее вообще ничего нет, – шипит она, – ни профильного образования, ни нормального опыта работы. Она работала переводчицей в каком-то задрипанном музее, который еле-еле сводит концы с концами. Её сократили вот только что – они решили, что слишком роскошно для них держать лишнюю единицу японского переводчика, лучше, мол, оставить пару английских. И тут, разумеется, твоя Вика наткнулась на Козыря, который на неё залип. Везучая дрянь…
– Уймись, – не удерживаюсь я, тем временем обрабатывая информацию. Занятно. Неужели Завьялов не мог помочь любовнице хоть с каким-то приличным трудоустройством? Он же был у нас хозяин заводов, газет, пароходов.
По-крайней мере, когда явился в отцовскую адвокатскую контору – вел себя тот мудак именно так. Нагло, нахально, будто весь мир должен был целовать ему ноги.
Но все это время я предполагал, что да, лицензии Вику лишили, но «папик» у неё, по крайней мере, обеспеченный. Да, наша звездочка не работает адвокатом, как мечтала, работает где-нибудь там секретаршей, таскает Андрею Викторовичу кофе и обеспечивает его интимный досуг – да, это не по ее амбициям, но все-таки. Она сама это выбрала! Она сама выбрала его, предав меня.
Но какой-то там музей… С чего все оказалось настолько плохо?
Завьялов бросил её? Разорился? Надо будет навести о нем справки. Позлорадствовать над ублюдком, разрушившим мой брак. Нет, формально он меня спас, открыл глаза, что верность – это не про мою жену, но…
Но боже, с каким удовольствием я бы раздавил и его. Только отцовская просьба и остановила меня от этого. У него с этим утырком были свои дела. Поэтому… Поэтому мне оказалось проще уйти самому из отцовской адвокатской конторы.
Впрочем, от этого я только выиграл. Место в Рафарме было местом под солнцем. В первом ряду.
– Он хотел меня уволить, – Кристина отпивает из стакана, что я ей подал, глоток воды, – из-за какой-то выскочки. Меня! Я на него пять лет пашу!
Первый раз вижу Кристину в таком раздрае. Впрочем, она и неудовольствие Эда огребает впервые, до этого он к её работе претензий не имел.
Да, это было очень неожиданно. Эд обычно ценил верность. Но… И исполнительность он тоже ценил…
– Тебе лучше сейчас успокоиться, – замечаю я, – и не нарываться. Сейчас ты в зоне риска, еще раз подставляться тебе нельзя. Я сам разберусь с Викой.
– Этого я и боюсь, Ветров, – взгляд Кристины обжигающе резкий, – что ты сам начнешь с ней разбираться и увлечешься разбирательством. А потом и ею. Милые бранятся, только тешатся, а?
Ревность Кристины раздражает немыслимо. Умеет же раздуть слона из мухи.
Увлекусь? Я? Викой?! Той самой, что по-прежнему флиртует со всеми и каждым, той самой, на которую самым позорным образом залип женатый Козырь.
Странно. Я никогда не думал, что Эд выставит дело ниже бабы, хотя… Хотя я помню, что у него было с Клингер. Там он вполне забил на дела и спустил часть собственного состояния просто на то, чтобы пустить пыль в глаза будущей жене.
Ну, вот и сейчас – он разделал Кристину при Вике, будто пытаясь впечатлить последнюю.
Нет, это ни в какие ворота не лезет. Пусть Викки тратит свое очарование на всякого мимо проходящего мужика, я до неё больше не опущусь.
– Уймись, – я говорю это чуть суше и чуть раздосадованней, – тебя уже совершенно заносит, Крис!
– Ну, а что? Скажешь, нереальный вариант? – раздраженно огрызается Кристина. – Помучаешь её еще чуть-чуть, потом она упадет тебе в ноги, ты её простишь, удочеришь её дитятко и снова женишься. Хэппи-энд. Все счастливы. Ну, кроме меня, но кто я для тебя, а?
Хорошая попытка, Крис, но я же говорил, что никуда спешить в этот раз не собираюсь. И обостряйся, не обостряйся этим своим «все люди, как люди, а я – не замужем» – бесполезно.
Так, стоп!
Дитятко?!
– У неё ребенок есть? – я спрашиваю это настолько буднично, что даже Крис чуть расслабляется, не ощущая в моем голосе подлинного любопытства.
Юля – одна из секретарш Крис, притаскивает нам чай. Один зеленый, второй черный – все как по нотам. И есть чем занять руки. Так кстати. Мне нужно это сейчас – хотя больше хочется не сжимать тонкую фарфоровую ручку чашечки, а швырнуть этой несчастной посудиной в стену.
А лучше – в голову Викки.
– У неё дочка, – фыркает Кристина раздраженно, – совсем малявка. Мария Андреевна Титова. И нам ведь сказано – мамашек с маленькими детьми рассматривать в самую последнюю очередь. Это же и идиоту ясно, что работницы из них никакие.
– Ну, в переводческом четыре единицы не набраны. Для них уже и последняя очередь покатит, если они язык знают, – я пожимаю плечами. Казаться хладнокровным внезапно оказывается очень непросто – внутри лихорадит в шторме кровавое море.
– Ну, так что, – Кристина скрещивает руки на груди, и глядит на меня с вызовом, – значит, мы можем брать кого попало с улицы? А ты, наверное, спишь и видишь, как удочеришь чужую малявку, а, Ветров?
– Всю жизнь мечтал, – саркастично откликаюсь я. В оправдания я ударяться не намерен – делать мне нечего, еще поощрять ревность Кристины.
Хотя… Не сказать, что у неё нет поводов для ревности сейчас…
Андреевна.
Ан-дре-е-вна!
Она не только спала с Завьяловым. Она еще от него и родила.
Вот почему она в такой паршивой ситуации с работой – немногие папики, вроде Завьялова, согласятся, чтобы любовница от них рожала. Он ведь был женат. Причем женат он был не сколько на женщине, сколько на деньгах её отца. У Завьялова был свой официальный наследник. На кой черт ему еще и на стороне дети?
И на кой черт его жене те, кто могут отпилить от завьяловского наследства хоть даже лишнюю крошечку?
Обычно таких вот залетных дурынд заставляли сделать аборт. Чтобы надежно, чтобы никто потом не явился и не потребовал наследства, денег, чего угодно. Делить капитал никто не любит.
Вика же осмелилась родить. И, судя по всему, алименты ей Завьялов не выплачивал. Ребенку от папочки досталось только отчество.
Викки не хватило пороху явиться к нему с требованием признать отцовство? Или она оказалась слишком гордая для этого?
Да, это походит на правду. Моя Викки такой и была. Её послали, вышвырнули, ну, максимум деньжат на дорожку кинули. А она и обиделась.
Ушла, порвала с любовником и со всем миром в придачу, родила ребенка для себя и тянула вопреки всему.
Тянула, как лямку. Хотя все могло быть и по-другому!
Это мог быть наш ребенок. Наша с ней дочь! Моя дочь, в конце концов.
Моя девочка, за которую я порвал бы в клочья любого. Отрывал бы по пальчику, вырывал бы глотки.
Моя маленькая принцесса, которая точно бы никогда и ни в чем не нуждалась.
И которую вряд ли уж очень баловала переводчица в задрипанном музее.
Но не моя.
Андреевна!
Господи, как не пойти и не придушить эту?..
Хочется – прямо сейчас, благо между нами всего пара секунд на лифте.
Всего-то и делов, дотянуться до тонкой шее и придушить, к чертовой матери!
Стоило оно того, Вик? Стоило меня предавать?
Хотя… Какое мне сейчас до неё дело? Её ребенок – её проблемы. Но боже, как же бесит…
От него она родила. От него – решилась. А я… А я два года из трех нашей семейной жизни её уговаривал обдумать вопрос рождения детей. И слушал отмазки, что нужно закончить учебу, нужно разобраться с работой… Вот эту всю ерунду.
Так и выходит, что просто она не хотела детей от меня. От кого угодно, только не от меня!
Нет, смертельно необходимо выжить мою бывшую жену из Рафарма в скором темпе. А на прощанье – пожелать ей катиться к Завьялову.
Пусть, в конце концов, этот мудак хоть что-то для неё сделает. Раз уж он настолько запал ей в душу, что от него она даже ребенка родила!
И слава богу, что есть эта чашка чая, которую можно с нейтральной рожей, медленно опустошать. Иначе Крис наверняка бы напрягло мое молчание.
В кармане вибрирует телефон – уже по звукам труб, поставленным на звонок, я понимаю – звонит Эд. Труба зовет, да! Меня потеряли?
– Где ты, Ветров? – сухо интересуется Козырь, когда я беру трубку. – На месте?
Необходимость вернуться к работе успокаивает. Отключиться от эмоций – иногда бывает спасением. Жизненно необходимым спасательным кругом. Кажется, я сейчас с ума сойду от этого бешенства.
– Почти, – честно откликаюсь я, успокаивающе проводя Крис по скуле. Успокаиваю я больше себя.
Вот она – моя женщина. Не какая-то там вертихвостка, а моя Кристина. И вот с ней у меня и будет и дочь, и сын, и все остальное.
Может, и вправду не стоит затягивать с женитьбой…
– Ну, окей, пусть твое «почти» решит, наконец, кадровые проблемы в переводческом, – небрежно бросает Эд, – потому что я теряю терпение.
– Я передам, Эдуард Александрович, – киваю я, хотя нет необходимости. Кристина это слышит – громкость у моего телефона на максимуме – и зябко ежится, а потом будто встряхивается, сбрасывает с себя напряженность и лишние эмоции. – Что-то еще?
– Смотрел уже иски, которые с утра прислали? Есть что-то серьезное?
– Да, – я хмурюсь, припоминая, – пожалуй, есть.
– Подтягивайся в курилку, обсудим, – Эд, разумеется, тут же сбрасывает.
Меня аж потряхивает от досады. Вот потерять черт его знает сколько времени, бегая вокруг моей бывшей жены – Козырь может. Выделить чуть больше времени на деловой разговор…
Впрочем, ладно, курилка так курилка.
Я как раз хочу накуриться до тошноты. Чтобы хотя бы было оправдание этой непонятной горечи в груди.
7. Фортуна обещает потепление
– Тук-тук…
Я аж вздрагиваю, отрываясь от листа с переводом. Это был контракт – пока небольшой, незначительный, но все равно рабочий. И налажать с первым же проектом для Рафарма, особенно тем, который Козырь лично сунул мне в руки и даже обещал сам проверить… Мне не хотелось, вообще никак! Поэтому ушла в себя.
За моей спиной стоит Николай. Опирается плечом о дверной косяк.
– Можно? – лукаво улыбается мой шеф, и я даже удивляюсь такому контрасту.
Во время рабочего дня он был в образе этакого сухого мрачного типа, от грозного взгляда которого сразу отказывало желание сходить покурить, и вспоминалось, что у тебя вообще-то ужасно мало сделано.
– Вы уже вошли, вообще-то, Николай Андреевич, – я чувствую себя странно под пристальным взглядом серых глаз драгоценного начальства.
– Ну, я стучал, – Николай чуть пожимает одним плечом, – вы не ответили, Виктория.
А еще я не заметила, как он вошел в наш мини-мирок на четверых переводчиков. А кстати, почему больше никого нет на месте?
– Да, я… Заработалась… – я бросаю взгляд на часы. Круто. Сорок минут как закончился мой первый рабочий день в Рафарме. Я его пережила! И меня даже не подняли на вилы, и не сожгли на костре как ведьму, околдовавшую главу компании.
– В следующий раз учтите, что сверхурочные оформляются отдельно, – Николай проходит в кабинет и присаживается на край соседнего со мной стола. Тот стол – моего официального куратора до конца испытательного срока. Впрочем, сейчас Алисы уже нет, ну и хорошо.
– Ну, как прошел первый рабочий день? – со вполне искренним любопытством интересуется Николай. Я аж теряюсь слегка. Это он так контакт с новой сотрудницей налаживает или что-то еще?
И как прошел мой рабочий день? Честно? Я чуть тушуюсь, чтобы подобрать описание моих впечатлений так, чтобы его можно было подать на блюдечке непосредственному руководству.
– Виктория, ну не молчите, – Николай смеется, чуть склоняя голову набок, – в конце концов, вы не преступница, а я – не полицейский. И все, что вы скажете, – не будет использовано против вас.
Надо же. Мужик и с чувством юмора – редкий зверь. А этот – еще и симпатичный. Ох-хо, джекпот? Судьба решила в кои-то веки выкинуть мне три семерки?
Ну, это вряд ли. Я-то со своим везением уже тридцать лет живу. И все про себя знаю. Но поводов обостряться паранойей у меня вроде как нет.
– Хотите откровенности? – я чуть потягиваюсь и замечаю, как заинтересованный взгляд Николая скользит чуть ниже линии моих ключиц. На секунду, на мгновение, но скользит.
Ай-яй-яй, Николай Андреевич! Мои глаза в другом месте расположены!
И все же приятно, блин…
Нет, чисто теоретически я должна бы переживать из-за недавнего расставания с Русланом, но как-то… Стало легче, когда у меня появился повод не отвечать на его звонки. Он встретил меня позавчера у подъезда моего дома, попытался покаяться, включить самца и полезть обжиматься, но слился, как только услышал обещание вызвать полицию и обвинить его в домогательствах.
Руслан меня раздражал. Слишком назойливый, слишком требовательный, слишком обидчивый.
Я не познакомила его с дочерью – я ему не доверяю!
Я не вожу его к себе – у меня, наверное, уже мужик есть!
Я не могу носиться к нему по первому свистку этого горячего восточного юноши – все, капец, я к нему равнодушна, да таких, как я – у него как грязи, а я не ценю внимание его божественного сиятельства.
Поэтому на свадьбе – да, я выбесилась. Еще бы не выбесилась – имеет же наглость, при мне тискать левую бабу. Ты уж честно скажи, что вот оно – твое. Ты это хочешь! От меня отвали, раз уж так!
Зато сейчас, несколько дней спустя, мне уже ровно. Я будто выдавила прыщик. Оно поболело, но мы же знаем, что в прыщиках нет ни пользы, ни красоты…
Это, наверное, возрастное – не разбиваться сердцем из-за всякого мудака. Какая жалость, что когда меня бросил Ветров, у меня такого навыка не было…
А вот внимание Николая мне внезапно льстит. Тем более, что как успели мне наболтать разговорчивые девчонки, он абсолютно свободен. И сидит тут. Таращится на меня. Пусть это далеко от мечтательного «он полюбил меня за мою прекрасную душу», но не все же сразу.
Мы пока что просто разговариваем.
– Откровенность – это замечательно, – Николай кивает, чуть поправляя на носу очки, – да, Виктория, я с удовольствием бы услышал ваши искренние впечатление от нашего… – он заминается, но больше для проформы, – дурдома.
Так ласково говорит… Вообще я уже поняла, что тот костяк переводчиков, что в Рафарме упорно держится, – это фавориты Николая Ольшанского. Он упрямо не дает в обиду именно своих. А на новичков еще смотрит. Пристально! Он не очень доволен подбором Кристины, как я поняла…
– Не знаю, доживу ли я тут до конца недели, – я немного смущенно опускаю ресницы, – сегодня чуть мозг не взорвался. Море инструкций. Задание от Эдуарда Александровича. Анжела Леонидовна только за сегодня сделала мне три замечания…
Анжела – заместитель Николая, менеджер нашего отдела – или просто “бестия с таймером”, которой всегда и до всего есть дело.
Кто тут явился в одежде не по форме и очень хочет штраф?
Кто сколько раз сходил на перекур – и, что важно, курил дольше установленного регламентом времени перерыва?
Кто ушел на обед раньше срока? Опоздал на минуту? На две? Боже, да вы что, вам настолько не нужна эта работа?
– У Анжелы стиль жизни такой, – Николай смеется, передергивая плечами, намекая, что я зря заморачиваюсь, – если хоть кто-то из сотрудников день без замечаний проходил – это значит, что он на работу не вышел.
– Или не вышла Анжела Леонидовна?
– Ну, в теории Анжела, конечно, может не выйти, – Николай задумчиво щурит свои светло-серые глаза, – на практике – у неё за три года ни одного больничного не было.