Здесь курят Бакли Кристофер
– Ник Нейлор, вице-президент Академии табачных исследований. Услышав такое название, можно подумать, будто речь идет о каком-то научном институте. На самом деле это главное лобби табачной индустрии в Вашингтоне, а мистер Нейлор – его, так сказать, общественное лицо. Спасибо, что пришли к нам, мистер Нейлор.
– Всегда рад, – прокаркал Ник, хоть чувства, им испытываемые, и рядом с радостью не лежали. Аудитория с ненавистью ела его глазами. Вот, стало быть, что ощущали нацисты в день открытия Нюрнбергского процесса. Только Ник не может прибегнуть к избранной ими линии защиты. Не может с серьезным видом заявить, что фюрер ни в какую Польшу отродясь не вторгался. «Где фаши данные?»
– Кто хочет начать? – спросила Опра.
Ник поднял руку. Опра и прочив участники шоу недоуменно воззрились на него.
– Никто не будет возражать, – спросил он, – если я закурю? Аудитория ахнула. Опешила даже Опра.
– Вы хотите закурить ?
– А разве не существует традиции, по которой командир расстрельной команды предлагает приговоренному последнюю сигарету? На несколько секунд в студии повисло ошеломленное молчание, потом кто-то из публики засмеялся. К нему присоединились еще несколько человек. Скоро хохотали уже все.
– Простите, но, по-моему, это не смешно, – сказала миссис Маклин.
– И по-моему тоже, – подхватила дама из Национальной ассоциации учителей. – Пo-моему, это шутка в чрезвычайно дурном вкусе.
– Вынужден с вами согласиться, – сказал Гуди. – Я не вижу тут ничего веселого. полагаю, мистер Уиллиджер тоже не видит. Но Раковый Ребенок смеялся. Благослови его Боже, он смеялся! Ника захлестнула волна теплых чувств. Ему захотелось усыновить этого мальчика, забрать его в Вашингтон, вылечить от рака, найти ему высокооплачиваемую работу, подарить машину – роскошную машину, – построить дом с бассейном, таким большим, чтобы он смог продолжить занятия плаванием. А еще Ник купил бы ему парик и устроил трансплантацию бровей. Какая все-таки гадость, этот рак! Может быть, облучение…
Забудь про мальчишку! Он уже в прошлом! В атаку! В атаку!
– Почему бы вам не оставить его в покое, – Ник резко развернулся к Гуди, – и не указывать, что он обязан чувствовать? Теперь к Опре.
– С вашего разрешения, Опра, это типичная позиция федерального правительства. «Мы знаем, что вы должны чувствовать». Именно она подарила нам «сухой закон», Вьетнам и пятьдесят лет жизни на грани ядерного уничтожения.
Ну и дальше что? И при чем тут ядерное устрашение? Не важно! В атаку!
– Если мистеру Гуди угодно набирать дешевые очки, используя страдания этого молодого человека для увеличения своего бюджета, что позволит ему указывать еще большему числу людей, как им следует поступать и что чувствовать, то, должен вам сказать, мне это представляется печальным, очень и очень печальным. Но вот то, что член федерального правительства явился на это шоу и читает нам лекции насчет рака, между тем как то же самое правительство почти пятьдесят лет производит атомные бомбы, двадцать пять тысяч бомб, если быть точным, мистер Статистик, бомб, способных наградить каждое живое существо на планете, мужчин, женщин, детей, раком настолько страшным, настолько кошмарным, настолько… настолько неизлечимым, что медицина даже на звания для него еще не придумала… вот это… – быстро к сути! А в чем суть? – это не заслуживает даже презрения. И честно говоря, Опра, мне хотелось бы узнать, каким образом человек вроде… вот этого получает в федеральной бюрократии пост, дающий ему такую власть. Впрочем, я и сам это знаю – ему не приходится избираться на свой пост. Нет-нет. На него демократия не распространяется. Он выше ее. Выборы? Согласие управляемых? Пфа! Тех самых людей, которые платят ему жалованье? Обойдутся. Это не для Рона Гуди. Все, что ему требуется, так это наживаться на людях, подобных бедному Робину Уиллиджеру. Ну, так позвольте мне кое-что сообщить и вам, Опра, и тем достойным, сознательным людям, которые нас сегодня смотрят. Это не очень приятно, но и вам и им стоит это услышать. Роны Гуди нашего мира хотят, чтобы Робины Уиллиджеры умирали. Ужасно, но правда. Мне очень жаль, но таков факт. И знаете почему? Я вам скажу. Потому что от этого растут их, – и Ник выплюнул тошнотворное слово, – бюджеты. Это не что иное, как торговля человеческим горем, и вам, сэр, следовало бы стыдиться смотреть людям в глаза.
От этого удара Рон Гуди так и не оправился. В течение следующего часа он только и мог, что визжать в сторону Ника, нарушая все маклахановские наставления насчет бессмысленности попыток раззадорить слушателя, который полностью к тебе равнодушен. Даже Опре с трудом удавалось его успокаивать.
Ник же, соорудив на лице выражение безмятежной правоты, только кивал или качал головой, более в грусти, чем в гневе, как бы говоря, что эти вспышки лишь подтверждают все им сказанное. «Все это хорошо и прекрасно, Рон, но вы не ответили на мой вопрос», или «Ну бросьте, Рон, зачем притворяться, будто вы меня не слышите?», или «А как насчет людей, облученных при ядерных испытаниях в штате Нью-Мексико? Об их раковых заболеваниях вы поговорить не хотите?» Во время одной из рекламных пауз звукооператору пришлось держать Рона Гуди за руки.
Глава НОМПК и представительница учительской ассоциации пытались, сколько могли, помочь своему правительственному благодетелю, но всякий раз, как они отваживались вставить хоть слово, Ник обрывал их фразой: «Послушайте, мы же с вами на одной стороне», поражавшей их настолько, что они теряли дар речи. Когда они наконец осмелились оспорить ее, заявив, что не видят ни единого квадратного дюйма той почвы, на которой могут бок о бок утвердиться человеколюбие и злодейские ухищрения табачников, Ник понял, что получил шанс, за который можно зацепиться. Никто, сказал он, не озабочен проблемой курения подростков в большей мере, нежели табачные компании. Дело, разумеется, не в том, что существуют хотя бы ничтожные научные доказательства связи между курением и болезнями, просто эти компании, сознавая свою ответственность перед обществом, никак не могут мириться с распространением курения среди подростков – а равно и с вождением автомобиля в пьяном виде, – и по одной простой причине: и то и другое противозаконно. Лучшего момента для объявления нового крестового похода против курения подростков и придумать было нельзя.
– Собственно говоря, мы со дня на день приступим к осуществлению новой, стоящей пять миллионов долларов программы, задача которой – отвратить детей от курения, – сказал Ник. – То есть можете считать, что наши деньги мы на стол выложили.
Глава 6
Еще получая в студийной артистической свой кейс, Ник услышал, как в нем настырно свиристит сотовый телефон, но решил не обращать внимания. Он продолжал игнорировать телефон и по дороге в аэропорт. В конце концов водитель наполовину удивленно, наполовину сердито спросил, не собирается ли Ник все-таки ответить на звонок. Но Ник, не без удовлетворения сознавая, что звонит ему раздираемый невыносимыми чувства-ми БР, не спешил брать трубку. Он сделал это лишь в зале ожидания аэропорта «О'Хэйр» да и то скорее потому, что на него стали поглядывать окружающие, чем из потребности услышать горестные излияния БР.
– Пять миллионов долларов? – разумеется, это был БР. По прикидкам Ника давление у него должно было доехать до 180 на 120. – Ты спятил?
– Все может быть. Последние несколько дней выдались тяжелыми. Но сейчас мне значительно лучше.
– Откуда, во имя Божие, мы возьмем пять миллионов на кампанию, направленную против курения?
– Если вдуматься, это не так уж и много. «Ар-Джей-Ар» тратит семьдесят пять миллионов в год на своих идиотских верблюдов с херовыми носами. А мы к тому же еще и хорошую прессу получим. БР пенился, грозил судебным преследованием, публикацией статей, в которых будет сказано, что у Ника произошел нервный срыв, и так далее. И все никак не мог остановиться. Слушать его было одно удовольствие. Потом Ник услышал, как БР сказал в сторону: «Кто? О господи». И следом Нику: «Капитан на второй линии».
– Кланяйся ему от меня.
– Не отключайся. Ник не стал отключаться – не потому, что его попросил БР, а из желания узнать, как отреагировал могущественнейший из боссов табачной индустрии на новость о том, что много о себе возомнивший исполнительный вице-президент только что вынудил эту индустрию потратить более чем приличные деньги на отпугивание потенциальных потребителей.
Он прождал минут десять. Объявили его рейс, но на летное поле Ника с включенным сотовым телефоном не пустили. Наконец БР вновь подсоединился к линии Ника. Голос его изменился, теперь это был не рев, а шипение ледяной воды, процеживаемой сквозь стиснутые зубы.
– Он хочет тебя видеть.
– Меня? – спросил Ник. – Зачем?
– Откуда мне, черт возьми, знать? – ответил БР и швырнул трубку.
Прямых рейсов из Чикаго в Уинстон-Сейлем не существовало, пришлось лететь в Роли. В самолете рядом с Ником сидела женщина лет за пятьдесят, грузная, с волосами такого цвета, какого не сыщешь в природе, и не отрываясь смотрела, как он механически читает завалявшуюся в прихваченной с собой папке с вырезками статью из «Сайенс», озаглавленную «Научные стандарты в эпидемиологических исследованиях факторов, составляющих угрозу повседневной жизни».
– А я вас знаю, – наконец сказала она обвиняющим тоном, будто это Ник был повинен в том, что ей никак не удается вспомнить, кто он такой.
– Правда?
– Ага. Вы по телевизору выступали.
Ник услышал скрип сиденья за своей спиной. «Да неужели? Так среди нас знаменитость?» – «Кто это?» – «Я его где-то видел». – «Это этот, как его, из „Самых смешных видеофильмов Америки“. – „С чего бы его в Роли-то понесло? И вообще, он бы первым классом летел“. – „А я тебе говорю…“
Ник вечно влипал в такие истории.
– Вы правы, – негромко сказал он женщине.
– Я так и знала! – она шлепнула себя по колену свернутым в трубку журналом. – Шоу «Мужики»!
– Совершенно верно.
– Ну! Вы, наверное, здорово огорчились, когда она сказала, что вы целуетесь, как рыба.
– Еще бы, – сказал Ник. – Разве приятно такое услышать? Проникшись жалостью к Нику, женщина поделилась с ним собственными сердечными горестями, в частности связанными со вторым ее браком, который, похоже, разваливался. Ник всегда с трудом выпутывался из таких положений. После часа сочувственного внимания ее рассказу шейные мышцы Ника завязались от напряжения в стальные узлы. Придется по возвращении заглянуть к доктору Вигу. Он поймал себя на мысли о том, что вот бы сейчас сюда террориста. На его счастье, пилот объявил, что они входят в «обширный грозовой фронт», и в салоне поднялась суматоха, заставившая женщину забыть о душевных ранах и впиться ногтями в левую руку Ника, оставив на ней глубокие метки. Когда он добрался до отеля, день, оказавшийся необычайно длинным, подходил к концу, и сил Ника хватило только на то, чтобы выдуть две банки пива да слопать долларов на четыреста орешков и крендельков, найденных им в холодильнике своего номера.
Утром ему принесли завтрак и местную газету, «Уинстон-Сейлем тар-интеллидженсер». Развернув ее, он с удивлением обнаружил в самом верху первой полосы свою фотографию, цветную. Заголовок гласил:
ОТВЕТНЫЙ УДАР: Представитель табачных компаний отчитывает чиновника от здравоохранения за манипулирование человеческой трагедией
Статья расхваливала его за «отвагу» и «готовность встать на борьбу с ханжеством». Корреспонденту удалось даже заручиться благосклонным замечанием Робина Уиллиджера, в котором тот снял с Ника какую бы то ни было вину за его, Робина, заболевание, добавив, что людям самим следует более ответственно относиться к своей жизни. Зазвонил телефон, деловитый женский голос произнес:
– Мистер Нейлор? Поговорите, пожалуйста, с мистером Доуком Бойкиным. Капитан. Ник сел в кровати. Но откуда они узнали, где он остановился? В Уинстон-Сейлеме отелей немало. Он ждал. Наконец из трубки послышался высокий голос:
– Мистер Нейлор?
– Да, сэр, – неуверенно сказал Ник.
– Э-э, я просто хотел лично поблагодарить вас.
– Вот как?
– Я думал, этого деятеля из министерства прямо на национальном телевидении хватит инфаркт. Великолепно проделано, сэр, великолепно. Вы ведь, насколько я понимаю, в городе?
Вот он, признак истинной власти, – человек даже не знает, куда звонит.
– Вы еще не завтракали? Не хотите ко мне присоединиться? В Клубе сносно готовят. В полдень вам удобно? Превосходно. – Капитан произнес это таким тоном, словно Ник, которого он в любую минуту мог слопать и не подавиться, только что наделил смыслом всю его дальнейшую жизнь. Они проиграли войну за рабовладение, эти южане, и все же какие они учтивые!
Покидая отель, Ник купил в вестибюле номер «Ю-Эс-Эй тудей». Нужная статья отыскалась в разделе «Финансы», тоже на первой полосе и тоже вверху:
ТАБАЧНЫЕ КОМПАНИИ ПЛАНИРУЮТ ПОТРАТИТЬ 5 МИЛЛИОНОВ НА КАМПАНИЮ ПРОТИВ КУРЕНИЯ, – говорит их главный представитель
Ник начал читать. БР вертело в классическом водовороте «ничего не отрицаю, ничего не утверждаю». Необходимо еще проработать множество деталей, однако да, Академию всегда «в первую очередь» заботили курящие подростки, так что она готова из расходовать «значительные суммы» на широкую общественную кампанию. Как же, как же. Цитировалась и Дженнет, сообщившая, что мистер Нейлор, столь прекрасно вы ступивший на шоу Опры Уинфри, покамест недостижим: «Мы не знаем точно, где он находится в настоящее время». Создавалось впечатление, что он пьет горькую в каком-нибудь кабаке. Подъезжая к Табачному клубу, Ник припоминал то немногое, что знал о Доукв, Бойкине. Доук – уверяли, будто он заменил этим именем более плебейское Доки – Бойкин был одним из последних великих людей в табачном деле, своего рода легендой. Самостоятельно пробившийся с самого низу, он начал с ничего и добился всего. Кроме сына. У него было семь дочерей: Энди, Томми, Бобби, Крис, Донни, Скотта и Дейв – на последнюю бремя неосуществившейся отцовской мечты о сыне легло особенно тяжко. Именно Доук Бойкин, после того как в «Ридерс дайджест» появились первые статьи с заголовками наподобие «Рак в картонной упаковке», додумался до сигаретных фильтров и сам воплотил эту идею в жизнь. (В частности, ему принадлежала блестящая мысль об асбестовых фильтрах, благодаря которой юристы «Смута и Хокинга» проводили ныне в судах тысячи хорошо оплачиваемых часов, отбиваясь от исков по возмещению ущерба, причиненного здоровью.) Когда число статей этого рода стало неуклонно возрастать и индустрия уяснила, что ей необходимо постоянное представительство в Вашингтоне, он же основал Академию табачных исследований, дабы та, как говорилось в ее уставе, служила «центром анализа и синтеза научной информации, беспристрастным и неизменно честным посредником между табачными компаниями и надеждами и чаяниями народа Америки». В последнее время большую озабоченность вызывало здоровье Капитана. Слухи ходили самые разные. При посещении «Рощи богемы», что в Калифорнии, у него стало плохо с сердцем. Его отвезли в ближайшую больницу в Санта-Розу, а там сразу поместили в хирургическое отделение. Молодой ординатор-кардиолог, узнав, кто его пациент, сказал, везя туго соображавшего Капитана в операционную, что доктора прозвали ее Страной Мальборо, потому что именно в ней обычно оперируют больных раком легких. Капитан, решив, что попал в лапы убийцы, отчаянно пытался привлечь чье-нибудь еще внимание, однако капельница с валиумом уже лишила его способности к связному выражению мыслей, и ему оставалось лишь беспомощно и немо дергаться, пока его ввозили в блистающую сталью пустыню Страны Мальборо. Настроение его далеко не улучшилось, когда он, очнувшись после операции, узнал, что вместо предполагаемых двух шунтов пришлось наложить четыре, а обычный в таких случаях износ митрального клапана потребовал замены его свиным. Рассказывали, что больницу Капитан покинул насмерть перепуганным и тут же распорядился, чтобы в случае каких-либо новых осложнений со здоровьем его немедленно доставили вертолетом в Уинстон-Сейлем, в построенный исключительно на табачные деньги Медицинский центр Боумана – Грея. Там он, по крайней мере, будет избавлен от дальнейшего вредительства со стороны поколения, выросшего на телесериале «Санта Черт-те-где». Ник приехал в Табачный клуб за полчаса до назначенного времени. Это было массивное здание в псевдогреческом стиле, выстроенное в 90-х годах прошлого века табачными баронами, нуждавшимися в убежище от своих жен. Ника провели в небольшую превосходно обставленную комнату для гостей. По стенам ее висели забранные в дорогие рамки подлинники картинок, красовавшихся некогда на пачках давно уже обратившихся в дым сигарет. Здесь были «Крокодил», «Ярко-красные», «Герцог Дарем», «Красный Кэмел», «Мекка», «Оазис», «Мурад» – сладкая месть старому головорезу, – «Янкигерл», «Шомпол» («Мягок, как летний ветерок!»), «Банка печенья» («Медовые, модерные, мягкие!»), «Сладкая махорка», «Собачья голова», «Мозолистка» («Настоящий эвкалиптовый дымок»). История, и какая!
Ник сидел в тяжелом кожаном кресле, курил и слушал тиканье гигантских дедовских часов.
Ровно за минуту до полудня стеклянная дверь отворилась, пропустив человека явно значительного, поскольку появление его вызвало волну поклонов и всяческую суету. Подтянутый, элегантный мужчина под семьдесят с усами Дэвида Нивена и волнистыми белыми волосами, наводившими на мысль о кратком, давно завершенном романе с богемой. Невысокий, но с осанкой столь прямой, что она, казалось, добавляла ему несколько дюймов роста. На нем был великолепного покроя двубортный костюм из легкой темно-синей в тонкую светлую полоску ткани, сидевший так, точно его шили в Лондоне, у «Хантсмана» или у «Гивза и Хокса», в общем, в одном из тех заведений, куда вас и на порог не пустят без рекомендаций трех герцогов и одного виконта. На отвороте пиджака Ник заметил яркую розетку военного ордена. Человек этот излучал властность. Клубные лакеи устремились к нему, торопясь принять шляпу и трость с серебряным наконечником – уж не таится ли в ней клинок? – с такой озабоченностью, точно оба эти предмета были непосильной ношей. Еще один лакей с черной щеточкой в руке возник прямо из воздуха и тут же принялся нежно смахивать пыль с плеч его пиджака. Освобожденный и от ноши и от пыли джентльмен глянул в сторону комнаты для гостей, лакей склонился к нему, пошептал что-то на ухо и указал на Ника.
Джентльмен развернулся и направился к Нику, протягивая руку и улыбаясь.
– Мистер Нейлор, – сказал он, всем своим видом выказывая удовольствие и понимание важности момента. – Я Доук Бойкин, и я чрезвычайно рад знакомству с вами.
Перед лицом такого величия Нику только и удалось, что промямлить:
– Здравствуйте, мистер Бойкин.
– Прошу вас, – сказал старик, – зовите меня Капитаном. И взявши Ника под локоток, провел его к столику в углу.
– Точность, – улыбнулся он, – вежливость королей. Не многие из северян понимают это.
Один из слуг отодвинул кресло Капитана, другой снял со стола стоявший перед креслом конус белой крахмальной салфетки и, одним грациозным взмахом развернув ее, накрыл колени Капитана.
– Взбодриться не желаете? – впрочем, ответа Ника Капитан ждать не стал. Официанту также ничего сказано не было, тот просто кивнул, и через миг явился еще один, с подносом, на котором стояли две серебряные чашечки, покрытые каплями морозного пота, ибо их доверху наполнял колотый лед с веточками свежей мяты.
– Отличное пойло! – сказал Капитан. Он отхлебнул, закрыл глаза и выдохнул негромкое «ах». – Вам известен секрет действительно хорошего джулепа? Надо пальцами вдавить мяту в лед и растереть. Высвобождает ментол. – Капитан негромко хмыкнул. – Знаете, кто меня этому научил? Ник не знал, но предполагал, что то был некий потомок Роберта Э. Ли.
– Фердинанд Маркое, президент Филиппин. Ник подождал развития этой темы, но его не последовало. Еще одна прерогатива человека по-настоящему богатого.
– В каком году вы родились, мистер Нейлор? Не сказать ли ему: «Зовите меня Ником»?
– В пятьдесят втором, сэр. Капитан улыбнулся и покачал головой.
– Господь милостивый, в пятьдесят втором! – он еще отхлебнул джулепа и разгрыз кусочек льда, показав при этом зубы, очень белые. – В пятьдесят втором я торчал в Корее, отстреливая китайцев.
– Да что вы? – сказал Ник, не сумевший придумать ничего другого.
– А нынче китайцы – лучшие наши покупатели. Вот вам двадцатый век.
– В Китае курят семьдесят процентов взрослых мужчин, – заметил Ник.
– Верно, – кивнул Капитан. – В следующий раз нам не придется отстреливать их в таких количествах, не так ли? И он, усмехнувшись, откинулся на спинку кресла.
– Еще по одной?
Появился новый поднос с джулепом. Каков, собственно говоря, протокол? Следует ли Нику первым осушить свою чашу? Он так и сделал, просыпав немного льда на колени.
– Пятьдесят второй был для нашего бизнеса годом очень серьезным, – продолжал Капитан. – Помните, что сказал мистер Черчилль? – и Капитан раскатисто произнес голосом Черчилля: «Это не конец и даже не начало конца. Но я верю, что это может стать концом начала». Как раз в том году «Ридерс дайджест» опубликовал статью о некоторых сторонах курения, связанных… со здоровьем. Люди, стоящие у руля табачной индустрии, стараются не произносить определенных слов – слова «рак», например.
– Можно сказать, что это и было концом нашего начала. Принесли еду – к большому облегчению Ника, голова которого слегка закружилась от сдобренного мятой бурбона. Капитан рассуждал о том, что может дать табачной индустрии новое руководство Кореи. Начав с холодных креветок со специями, они перешли затем к бифштексу из вырезки и печеным картофелинам с нашлепками сметаны на каждой. Капитан попросил официанта ни в коем случае не рассказывать миссис Бойкин, что он тут ест, иначе, зловеще предупредил Капитан, «она с нас обоих шкуру заживо сдерет». Богатые мужчины любят изображать преувеличенный страх перед женами. Им кажется, будто это делает их более человечными.
– Есть, Капитан! – ответил официант, довольный ролью, отведенной ему в заговоре молчания.
– Вы позволите? – спросил, когда опустели тарелки, Ник, вытягивая из кармана пачку сигарет.
– Конечно, большое спасибо. Я всегда так благодарен курящим представителям младшего поколения, – вид у Капитана стал тоскующий.
– Я бы присоединился к вам, но после моего недавнего… приключения миссис Бойкин стала весьма нетерпимой по этой части, так что мне приходится, ради мира в семье, крепиться и воздерживаться. Пару дней назад старшая дочь спросила, что в мои года способно меня порадовать, и я ответил: «Возможность голосовать за республиканцев и не давать твоей матери повода меня пилить».
Принесли кофе. Другие члены клуба останавливались у стола, чтобы почтительно поприветствовать Капитана, и он учтиво представлял им Ника.
– Тот самый Ник Нейлор? – воскликнул один из них, стискивая ладонь Ника. – Страшно рад познакомиться с вами, сэр! Отличная работа, отличная!
Они кудахтали над Ником, точно над дитятей. Все это было очень приятно. Очень. Ник так и видел себя живущим в Уинстон-Сейлеме, завтракающим в Клубе и уже не обязанным каждый божий день извиняться и оправдываться за свое существование. Как принято здесь говорить: «Табак сам о себе заботится». И это действительно так.
– Должен вам сказать, Ник, вы произвели прекрасное впечатление, – улыбаясь, произнес Капитан, когда удалился последний из поклонников.
– Вы не против, если я перейду на ты и буду называть вас Ником? Как правило, я уменьшительными именами не пользуюсь, но в данном случае был бы не прочь. Вы немного напоминаете мне меня самого, каким я был в вашем возрасте.
– Разумеется, – в замешательстве откликнулся Ник, – пожалуйста.,
– Ты ведь был прежде телерепортером?
Ник покраснел. Ну, тут уж никуда не денешься. Это войдет и в его некролог.
«Тот самый Ник Нейлор, который, в бытность свою репортером Вашингтонского телевидения, объявил в живом эфире, будто президент, посещая военную базу, подавился куском мяса и умер, что привело на фондовой бирже к обвалу на 180 пунктов и к убыткам, которые к тому времени, как Белый дом смог предъявить президента, живого и невредимого, достигли 3 миллиардов долларов». Заветнейшая из надежд Ника состояла в том, что ему еще удастся совершить в жизни нечто, способное оттеснить эти сведения во второй абзац некролога.
– Это было очень давно, – сказал Ник. Капитан поднял ладонь.
– Тебе не нужно ничего объяснять. На твоем месте я, вероятно, проделал бы то же самое. Представился шанс – бери его за рога. Джи-Джи пересказал мне эту историю во всех подробностях. Собственно, из-за нее он тебя и нанял. Отлично понимая, что делает.
– Вы полагаете?
– Еще бы! Какими бы там недостатками ни обладал Джи-Джи – а я сожалею, что мне пришлось отпустить его, – он был превосходным знатоком человеческой натуры. Он сказал мне: «Этот мальчик будет рваться вперед, лишь бы оставить эту историю позади и сделать себе новое имя, что его собственная задница не ДОГОНИТ».
– Вместо «Человек, обошедшийся в три миллиарда».
– Он сказал и еще кое-что: «Из мальчика вырастет очень сердитый молодой человек». Я не сознавал, насколько ты сердит, пока не увидел тебя вчера в шоу этой цветной женщины, Опры. Сынок, ты был великолепен.
– Спасибо.
– Я тоже вернулся из Кореи сердитым. И знаете почему, мистер Нейлор?
– Нет, сэр.
– Потому что принял решение никогда – никогда больше – не попадать в подчинение к людям некомпетентным. Я начал с сигаретных гильз и уже через пять лет стал вице-президентом – самым молодым в истории табачной индустрии. Вот, сэр, что значит рассердиться по-настоящему. Выпьешь со мной бренди?
Вновь как бы ниоткуда появился серебряный поднос с напитками. Ну и клуб! Здешние официанты не набиваются тебе в знакомцы, представляясь по именам. Они как раз таковы, какими им следует быть: услужливые, расторопные и безмолвные.
– Скажи, Ник, тебе нравится твоя работа?
– Да, – ответил Ник. – Это хорошее испытание сил. Мы между собой говорим так: «Если ты справишься с табаком, то справишься и со всем остальным». Капитан фыркнул в свой стаканчик.
– Знаешь, подвизающиеся в табачном деле Мужчины твоего поколения – и женщины, вечно забываю добавлять «и женщины» – считают, что им приходится тяжелее, чем их предшественникам. Вам кажется, будто все началось в пятьдесят втором. Ну так ни фига! Ни фига?
– Все это тянется лет почти уж пятьсот. Говорит тебе что-нибудь такое имя: Родри-го де Херес?
Ник покачал головой.
– Нет, так я и думал. По-видимому, в школах теперь учат не истории, а толы» общему взгляду на нее. Так вот, сэр, к вашему сведению, Родриго де Херес сошел на берег вместе с Христофором Колумбом. И увидел туземцев, «впивающих дым», как он выразился, из трубок. Он привез табак в Старый Свет. Превозносил его там до самых расписных потолков, И чем он, по-твоему, кончил? Испанская инквизиция упекла его за это в тюрьму. Объявив курение «диаволовым обыкновением». Думаешь, иметь дело с Федеральной комиссией по торговле это такое уж горе? А понравилось бы тебе объясняться с испанской инквизицией?
– Ну…
– Готов поспорить, не понравилось бы. Запомни это имя, Родриго де Херес. Ты идешь по его стопам. Он был первым публичным защитником табака. Полагаю, он тоже считал это «хорошим испытанием сил».
– Э-э…
– А что говорит тебе имя Эдвин Прун?
– Прюн?
– Боже ты мой, а мы-то выбрасываем миллиарды долларов на муниципальные школы! Эдвин Прун жил в Массачусетс ко и колонии в начале семнадцатого века, как раз когда пуританские священники надумали приколачивать к стенам самые первые в Новом Свете таблички «Курить воспрещается». Думаешь, вы первые, кому пришлось иметь дело с нарастающими будто снежный ком ограничениями и предписаниями? Так нет же, сэр, Эдвин Прун еще бог весть когда сражался в этой войне. Пуритане провели закон, воспрещающий курить в общественных местах, а под «общественным» местом они разумели такое, в котором находится больше одного человека. Пруна бросили за решетку, Кокдаже же выяснилось, что он курит и за решеткой, ему надели налицо железный клобук, Как по-твоему, Эдвин счел это «хорошим испытанием сил»? «Пристегните ремни, – подумал Ник, – у вас впереди еще четыреста лет». Капитан, пересыпая свой доклад подробностями, напомнил ему, что Америка открыто воевала с «пагубной привычкой». в 1790-х, в 1850-х и в 1880-х. Он напомнил о словах Хораса Лрили: «Сигара – это огонь с одного конца и дурак с другого», о том, что Томас Эдисон не брал курильщиков на работу, что уже в нашем столетии американцев – и не только женщин – самым натуральным образом арестовывали всего лишь за попытку закурить сигарету. Речь Капитана текла и текла, пока на лбу его не выступили, как на чашечке с джулепом, капли пота. В конце концов Он умолк и промокнул лоб носовым платком.
– Прошу прощения. Похоже, после операции у меня появилась склонность… к «неумеренным словоизлияниям. Кстати, постарайся никогда не болеть в Калифорнии. И уж во всяком случае, не доводи дело до операции. Они там ни аза в хирургии не смыслят. Со мной не приключилось ничего такого, с чем не справилась бы чайная ложка соды.
Поговорили о ханжестве и подлости политиканов Одиннадцатого региона. Почти все антитабачные постановления исходили из Одиннадцатого региона, то есть Калифорнии, этого рейха нацистов от здравоохранения. Какой можно ждать справедливости, если национальные стандарты здравоохранения определяет именно Калифорния?
– Известно ли тебе, кто такая Люси Пейдж Гастон? – поинтересовался Капитан, вперяя в Ника вопрошающий взгляд.
Нет, Нику не известно, кто такая Люси Пейдж Гастон.
– В девяностых годах прошлого века она откололась от движения трезвенников и принялась искать новые души, которые могла бы спасти. Это по ее милости шестьсот чикагских табачных торговцев были арестованы за продажу сигарет несовершеннолетним. Она же учредила Антисигаретную лигу. В 13-м Люси вместе с каким-то врачом основала клинику, в которую они затаскивали с улицы мальчишек-газетчиков, смазывали несчастным гортань азотнокислым серебром и наказывали и им впредь не курить, а уж если приспичит – жевать корень горечавки. Теперь у нас появились взамен эти чертовы пластыри! В 19-м она обратилась с письмом к королеве Марии и президенту Хардингу, «призывая их бросить курить. Какова нахалка! Объявила, что будет баллотироваться в президенты. В 24-м, возвращаясь с анти-сигаретного митинга в Чикаго, попала под трамвай. Выжила. Протянула еще восемь месяцев. Знаешь, от чего она умерла, Ник?
– Нет, сэр. Капитан улыбнулся.
– От рака горла. Как по-твоему, что это доказывает, а, Ник? Что Бог все-таки существует.
Выйдя из Клуба, Капитан объявил, что, раз уж нынче выдался такой чудный весенний денек, он был бы не прочь прогуляться. Пошли прогуливаться, при этом лимузин Капитала медленно ехал следом.
– А скажи-ка мне, – спросил Капитан, – что ты думаешь о БР? Нику показалось, что тротуар под его ногами покрылся шкурками крупных бананов.
– БР, – ответил он, – БР… мой босс. Капитан удивленно хмыкнул.
– А мне-то казалось, сынок, что это я твой босс. Сынок?
– Впрочем, мне по душе лояльные люди. Я ценю лояльность. Лояльному человеку Я готов простить практически все. – Они неторопливо шли бок о бок. Капитан остановился, чтобы полюбоваться каким-то вьющимся растением. – Через три недели зацветет глициния. Лучший запах на свете. Наверно, на небесах пахнет глицинией. БР надумал поработать с голливудскими продюсерами, чтобы те заставили актеров курить. Мысль интересная. Примерно через год мы столкнемся с полным запретом рекламы. Он считает, что таким манером мы сможем этот запрет обойти. Глядишь, еще и деньги сэкономим. Пока мы тратим на печатную рекламу почти миллиард в год. А ты что об этом думаешь?
– Интересная мысль, – кипя от злости, сказал Ник.
– Да, мне она очень нравится. БР человек умный.
– О да. И лояльный.
– Рад это слышать. Ты ведь знаешь, он начинал с торговых автоматов. Самая рискованная часть нашего бизнеса. Нам сейчас необходим человек вроде БР. Он хорошо обходится с японцами. Жестко. В ближайшие годы Дальний Восток начнет приобретать для нас все большее значение. Потому-то я и сделал ему предложение, которое ошарашило бы и Креза. Хотя в нынешней корпоративной Америке ошарашить кого бы то ни было трудновато. Как мне не хотелось отпускать старину Джи-Джи! Но что было делать – он получил в наследство эту недвижимость в Тарпон-спрингсе. Полагаю, скоро и меня отправят в стойло. С другой стороны, – Капитан фыркнул, – человек, владеющий двадцатью восемью процентами акций, имеет приятную возможность самостоятельно выбирать время своей отставки. И все же, я не молодею. Временам! я ощущаю себя как Tirannosaurus Rex, ковыляющий по болотам на шаг впереди ледников. Ты знаешь, – скептически ухмыльнувшись, спросил он, – что ученые утверждают теперь, будто динозавры вымерли из-за газов в желудке?
– Нет, – сказал Ник.
– Говорят, будто они пукали, пукали, и все это собиралось в атмосфере и в конце концов создало парниковый эффект, от которого начал таять ледяной покров, – Капитан покачал головой. – И как они это узнали?
– Где данные?
– Вот именно. Вот именно! Помнишь, что сказал Финистер?
– «Проснитесь, ребята, нынче Великая пятница, так не хлебнуть ли нам пивка?»
– Не тот Финистер. Ромул К. Финистер, президент. Уж его-то ты помнить должен! Он сказал: «Факел передается новому поколению». Это он о моем поколении говорил. А теперь пришло время передать факел вашему. Ты как, Ник, готов принять факел?
– Факел?
– Будет нелегко. Нас окружает враждебный мир. Я оглядываюсь по сторонам и вижу только вспышки выстрелов. Больше того, я вижу их в той стороне, где стоят лагерем наши друзья. Пару дней назад я вызвал к себе Джордана. Старая шлюха, за долгие годы мы вбабахали столько денег в его избирательные кампании, что на одни только проценты все его дети получили университетское образование. А во время последней я, черт побери, не мог даже пользоваться собственным самолетом, потому что Джордан просто-напросто не вылезал из него. И что, по-твоему, он имел наглость заявить мне в моем собственном кабинете? Что ему придется поддержать повышение акцизных сборов, иначе Белый дом прикроет базу ВВС в Лагроуне.
Ник не мог не согласиться с Капитаном: и впрямь, не прискорбно ли, что достопочтенный джентльмен из Северной Каролины, председатель сенатского Сельскохозяйственного комитета, вынужден отдавать свой голос за двухдолларовый налог на пачку сигарет?
– Порой я сам себе кажусь колумбийским наркодельцом. Недавно моя семилетняя внучка, плоть от плоти чресл моих, сказала мне: «Дедушка, а правда, сигареты такие вредные?» Моя родная внучка, чье образование в частной школе, собственная лошадь и все прочее оплачивается сигаретными деньгами, и между прочим немалыми! Капитан остановился и сказал:
– Надо что-то делать. Что-то серьезное, значительное – и быстро. Вот этот голливудский проект БР Я хочу, чтобы им занялся ты. И чтобы ты отчитывался лично передо мной.
– Но это ведь идея БР, – сказал Ник. – Мне не хотелось бы обижать его, отнимая плод его умственных усилий.
– На этот счет можешь не беспокоиться. С БР я как-нибудь слажу. Он, похоже, думает, что этим должна заняться его девица, Дженнет. Ему кажется, будто земля вращается вокруг нее. Мне же кажется, что ты – именно тот, кто нам нужен, – он положил руку на плечо Ника. – А я ошибаюсь редко.
Капитан помахал водителю. Они сели в машину.
– В главный офис, Элмор, – сказал Капитан. – Потом отвезешь мистера Нейлора в аэропорт.
– Мне нужно забрать из отеля сумку.
– Об этом уже позаботились, сэр, – сказал Элмор. Капитан улыбнулся:
– Табак сам о себе заботится.
Машина остановилась у здания Табачной корпорации. О пятимиллионной выходке Ника так и не было сказано ни слова. Пришлось напомнить о ней самому.
Капитан задумчиво покивал.
– Конечно, это немалая сумма. Тебя, похоже, донимает склонность к широким тратам, – лицо его помрачнело, как будто Капитана внезапно обуяли сильные чувства, и на несколько секунд Ником овладела уверенность, что сейчас все отменится и ему придется-таки встать в очередь безработных. Но грозовые тучи рассеялись. Старик хмыкнул: – Ладно, я не думаю, что пять миллионов долларов пустят нас по миру. Хотя не думаю также, что именно эту рекламную кампанию ждет ошеломительный успех.
Он протянул Нику руку:
– Спасибо, что нашел время навестить меня. Будем поддерживать связь. В аэропорту при приближении лимузина автоматически разъехались ворота из металлической сетки. Самолет, лоснящийся «Гольфстрим-5», ждал – с уже запущенными двигателями, с улыбающейся у трапа стюардессой в форме, смахивающей на купальник из последнего номера «Спорте иллюстрейтед». Неудивительно, что председатель сенатского Сельскохозяйственного комитета так привязался к этой машине.
– Привет, – сказала стюардесса. – Рада, что вы летите с нами! Ник поднялся по трапу. Ступни его утонули в пышном ковре. Писанные маслом картины на переборках, позолоченный потолок, огромные кресла, обитые кремовой кожей, словно бы впитавшей Ника, когда он сел в одно из них.
– Капитан говорит, что это самое любимое его кресло во всем мире, – сообщила «стюардесса.
Рядом на столике стояла ваза со свежими фруктами, лежал пяток газет, выглядевших так, точно их долго гладили утюгом, из плотного картона карточка, на которой было надписано: «Приветствуем Вас на борту, мистер Нейлор из АТИ!» и далее указывалось время полета до Вашингтона, скорость и предполагаемая высота, погодные условия и температура воздуха в Вашингтоне. Стюардесса склонилась над Ником, так что глядеть ему осталось некуда, кроме как в мягкую ложбинку между ее кремовых грудей, из которой веяло нежнейшими духами:
– Если существует хоть что-то, способное сделать ваш полет более приятным, не стесняйтесь, скажите прямо.
Глава 7
– Долетел нормально? – спросил БР.
– Хорошо долетел, – ответил Ник.
– А каким рейсом? Тот, что в четыре пятнадцать, приземляется в пять двадцать, а сейчас только пять.
– Вообще-то, я летел на самолете…
– Господи Иисусе, разумеется на самолете!
– …на самолете Капитана. – Ник, собственно говоря, еще не решил, как использовать свой новый статус, он просто чувствовал себя подобно пятнистой сове, залетевшей в кабинет главы деревообрабатывающей компании «Уэйерхойзер», – то есть в полной безопасности. Глаза БР округлились.
– Это было… весьма любезно с его стороны.
– Да уж, – сказал Ник, наслаждаясь. – А хорош у него самолетик, верно?
– Не знаю.
– Да что ты?
– Пока не знаю. Я летал на предыдущем. Чуть ли не жил в нем. Капитан раз десять приглашал взглянуть на новый, но у меня все не получалось.
– Ну еще бы, с твоим-то графиком. Я понял, почему он так нравится сенатору Джордану. Эшли, стюардесса – очень милая особа, – говорит, что новый самолет здорово выигрывает в сравнении с «Г-4», в смысле дальности полета.
– М-да. А что сказал Капитан о пятимиллионной кампании против курения?
– Сказал – валяйте. Но в меру, чтобы дело не пострадало. Физиономия у БР вытянулась. Это смахивало на таяние ледника, только происходило гораздо быстрее. Занятная штука жизнь, думал Ник, тридцать шесть часов назад ему в этом же кабинете отказали в чашке кофе и безо всяких околичностей дали понять, что он человек конченый. А теперь у БР сводит челюсти, и вообще, выглядит он так, словно ему не помешала бы встреча с доктором Витом. Может, дать ему карточку? «Д-р Вит, ДО, Остеопатические манипуляции». Расслабьтесь… хрряк!
– Я, пожалуй, поручу ее «Би-Эм-Джи», новой фирме из Миннеаполиса, помнишь, я тебе о ней говорил? Бели, конечно, ты не возражаешь.
– Нет. Нисколько.
– Да, кстати, БР, Капитану очень понравилась твоя идея насчет того, чтобы заставить актеров побольше курить, БР покраснел.
– Это была твоя идея. Он, должно быть, что-то напутал.
– Может быть. Ему приходится столько всего держать в голове.
– Возраст. – Ник прямо-таки видел, как над головой БР, будто в комиксе, раздувается пузырек с мыслью внутри: «Он недолго протянет, Нейлор, и через десять секунд после его смерти я займусь твоей задницей».
– Да, – сказал Ник, – хотя, по-моему, голова у него все еще здорово варит. Ничего не упускает, правда?
– Он велел передать тебе это, – БР подтолкнул по столу листок бумаги. Новая платежная ведомость. Поначалу Ник решил, что в нее вкралась опечатка. Со ста пятидесяти к… двум… ого-го!
– Ну что же, – сказал Ник, – спасибо.
– Меня, – искренне заверил Ника БР, – тебе благодарить не за что. Люди, мимо которых он шел по коридорам, определенно не знали, как с ним теперь здороваться – как с прокаженным или как с героем. Воздух ощутимо вибрировал от слухов. Ника вышвырнули. Но вот же он, Ник, с его радиоактивной улыбочкой, куда ж его вышвырнули? Выходит, целехонек.
– Привет, Ник, здорово ты им дал у Опры.
– Я думал, Гуди тебя придушит.
– Ник, мы действительно выставляем пять «лимонов» против детского курения? Ника поджидала Гэзел, явно воспрявшая духом от того, что ее босс не лишился работы. Из «Би-Эм-Джи» уже поступили эскизы плакатов, весьма своевременно. Медлить нечего.
– Ну-ка, посмотрим.
Гэзел расставила на кушетке эскизы, и Ник углубился в их изучение. У открытой двери кабинета начали скапливаться люди. Что там такое? Чем занят Ник? Жужжание голосов сгустилось почти до осязаемости. Кабинет Ника внезапно стал для Академии центром притяжения. А вот и Дженнет, в очаровательном костюме и при галстуке. Улыбается совершенно как кобра.
– Ник, – входя, сказала она, – ты баснословно выступил у Опры. Мы получили потрясающую прессу.
– Тебя убить угрожают, ты видел? – спросила Гэзел, протягивая ему несколько листков, которые она вытащила из лотка «ПОКА ВАС НЕ БЫЛО».
– Ты что, записываешь угрозы на листках для неотложных сообщений?
– Я бы не стала обращать на них внимания, – объявила Дженнет, плечом отодвинув Гэзел. – Отдай их Карлтону.
Карлтон возглавлял в Академии службу безопасности.
– Не поняла, – сказала Гэзел.
– Если Ник станет отвлекаться на каждого психа, ему работать будет некогда, – снисходительно пояснила Дженнет и, повернувшись к Нику, сказала: – Нет, послушай, ты действительно выглядел потрясающе.
– Не хочешь прочитать, что говорят на твой счет? – Гэзел, словно игральную карту вытянула из ладони листок. – «Я залью тебе глотку расплавленной смолой, вонючий подонок». «Ты скользкий хер, верно, Ник Нейлор? Но у меня есть дальнобойное ружье, способное продырявить мешок с дерьмом, вроде тебя, с расстояния в 250 ярдов, так что побереги свою задницу».
– Я просто зашла сказать, что ты был великолепен, – легонько сжав локоть Ника, сказала Дженнет и обернулась к людям, толпившимся у дверей. – Ведь так? Аплодисменты. Гэзел только что не наподдала дверью по корме покидавшей кабинет Дженнет.
– Не выношу эту сучку.
– Ну, не знаю, – сказал Ник, – мне показалось, что она выбросила белый флаг.
– Да? Вчера она крутилась здесь с образцами цветных тканей – интерьер, видишь ли, не по ней. А сегодня лижет тебе задницу. И тебе это нравится.
Читать бесплатно другие книги:
