Пространство любви Мегре Владимир

- Сила энергии Духа вашей праматери какова?

- В нём присутствует освобождённая мыслительная энергия.

- Откуда вы узнали о своей праматери? Как и где она умерла? Если это произошло десять тысяч лет назад!

- Поколение моих прародителей передавали друг другу информацию о ней прамамочке моей, ушедшей умирать в дольмен.

- Вам рассказала о ней ваша мать?

- Когда моя мамочка погибла, я была маленькой, неспособной осмысливать такую информацию. Дедушка и прадедушка мне всё поведали о мамочках моих.

- Дух можно увидеть обычным человеческим зрением?

- Частично да. Если изменить восприятие спектральности, цветовосприятия зрения, изменить внутренний ритм.

- Разве это возможно?

- Известное вам явление дальтонизма как раз и подсказывает, что это возможно. Вы считаете, что оно происходит только помимо воли человека, что это лишь болезнь, но это не так.

- Вы сказали, ваша прародительница, ваша мать, достойна, чтобы о ней передавали информацию из поколения в поколение на протяжении тысячелетий. В чём информации её достоинство, ценность?

- Прамамочка последнею была с Первоистоков, кто обладал способностью и знал, как и о чём нужно думать женщине при кормлении грудного младенца. Живших десять тысяч лет назад людей знания, которые начинали утрачиваться в цивилизации. Эти знания почти полностью утрачены сегодня. Прамамочка моя ещё была совсем не старой, но умирать ушла в дольмен, чтоб сохранить все эти знания Первоистоков. И когда к людям начнёт возвращаться осмысленность... Возникать в них потребность... Передать эти знания женщинам, кормящим младенцев. А они потом друг другу помогут всё познать. Через смерть в дольмене прамамочка познала ещё большие Истины, необходимые женщинам.

- Почему именно в дольмен она ушла? Чем дольмен отличается от обычной каменной гробницы? И почему, не дожидаясь старости, она решила умереть в дольмене? Ею двигала осмысленность цели или суеверие?

- Уже тогда значения всё меньше стали придавать кормлению младенцев грудью материнской и женщинам по их желанию дольмены не предоставляли. Вождь старый уважал прамамочку мою и понимал, что, если просьбу он не выполнит её, вождь новый даже слушать не захочет прамамочку, все намерения её лишь блажью посчитает. Но не смог заставить старый вождь мужчин дольмен прамамочке моей построить. И тогда вождь старый свой дольмен отдал прамамочке моей. Мужчины не одобрили решение вождя и отказались поднять дольмена крышу, чтобы в него войти прамамочка могла. Всю ночь, собравшись, женщины старались сами поднять тяжёлую плиту из камня. Но не поддавалась многотонная плита, а на рассвете старый вождь пришёл, он не ходил уже и всё ж пришёл, на посох опираясь. Вождь старый улыбнулся женщинам, слова бодрящие сказал, и женщины плиту тяжёлую подняли, прамамочка в дольмен вошла...

- Чем отличается дольмен от обычной каменной гробницы?..

- Внешне мало чем. Но в дольмен, как вы называете каменную гробницу, уходили умирать живые люди. Дольмен не просто каменное культовое сооружение, как думают теперь. Это памятник мудрости и великому самопожертвованию Духа ради будущих поколений. Он и сегодня важен своим функциональным назначением. И смерть в таком дольмене была не совсем обычной. Слово "смерть" здесь вообще не очень-то подходит.

- Представляю. Живой человек, замурованный в каменной камере... Это действительно необычная по своей мучительности смерть.

- Уходящие в дольмен люди совсем не мучились. Необычность их смерти заключалась в том, что они медитировали. Медитировали в вечность, в Духе навсегда оставшись на Земле, сохранив некоторые чувства земные. Но лишена возможности навечно Душа ушедших умирать в дольмен в материальном воплотиться на земле.

- Как медитировали?

- Вам теперь известно, что такое медитация. Особенно по древневосточным религиям. И сейчас есть учения, помогающие познать малую часть явлений медитации, но, к сожалению, не её предназначение. И сейчас есть люди, которые могут медитировать: отделить от своего тела на некоторое время часть Духа, потом вернуть его. С помощью медитации в дольмене, ещё при жизни тела, Дух полностью отделялся и возвращался много раз, пока живою плоть была, потом навечно Дух в дольмене оставался. Один, Он вечно будет ждать пришедших, чтоб мудрость им Первоистоков передать. Плоть если и могла жить некоторое время, то была всё равно заточена. Но пока она жила, у Духа была возможность бывать в разных измерениях и возвращаться, это давало возможность анализировать с неимоверной, по нашим представлениям, скоростью, как бы уточнять имеющуюся Истину. Умерший или ушедший в вечную медитацию через дольмен знал - его Душа, Дух уже никогда не смогут материализоваться. Никогда не смогут вселиться ни в какую земную плоть, материю. Никогда не смогут надолго и намного удалиться от дольмена, но будут обладать способностью общаться с частичкою Души подошедшего к дольмену во плоти живущего человека. И если говорить о мучениях смерти, о мучениях вообще, то в данном случае они заключаются в том, что тысячелетиями к тебе никто не подходит, чтобы взять эти знания. В отсутствии востребованности - великая трагичность их. Востребованности, ради которой...

- Анастасия, вы считаете очень важным женщине-матери, кормящей грудью младенца, иметь эти знания, способности?

- Очень важно.

- Но почему? Ведь молоко матери питает лишь плоть младенца.

- Не только плоть. Оно может нести с собой огромную информацию и чувственность. Ведь вы должны знать, что в каждом веществе есть и своя информация, излучение, вибрация...

- Да, есть. Но как может материнское молоко передавать чувственность?

- Может - оно очень чувствительное. Оно неразрывно связано с чувствами матери. В зависимости от них даже вкус молока меняется. А от стресса, если он постигнет кормящую мать, молоко грудное даже пропасть может, свернуться.

- Да, действительно может... Может... А к вашей прародительнице, значит, никто не приходит? Не приходит, получается, многие тысячелетия?

- Сначала приходили. В основном поколения родственников и жившие там люди. Потом на Земле катаклизмы происходить начали. Переселения. Дольмен остался. Но последние тысячелетия к дольмену моей прамамочки никто не подходит, чтобы узнать... Дольмены вообще сейчас разрушают... Потому что люди не знают...

Когда я рассказывала в тайге Владимиру о дольменах, о прамамочке, он сказал, что, может быть, подойдет к её дольмену. Тогда ему я пояснила, что он не сможет понять, почувствовать Дух, Душу прамамочки и принять её информацию. Мужчине не известны чувства, ощущения кормящей женщины-матери. И не мужчин, а женщин ждёт моя прамамочка тысячелетиями. Но не приходят женщины к дольмену. И только я одна раз в год общаюсь с ней, прамамочкой своей. И в тот день хотела пообщаться, сказать ей что-нибудь хорошее. Но не смогла. Духа прамамочки рядом с дольменом не было. И я сама, не понимая почему, стала быстро водить Лучиком вокруг дольмена, всё увеличивая и увеличивая диаметр кругов. И вдруг... Увидела! Увидела! В небольшом ущелье, на камнях... На камнях лежит без сознания Владимир. И прамамочка моя, её Дух, сгустком энергий невидимых над Владимиром склонилась. Я поняла. Я знала ещё раньше, как искал проводников Владимир, чтобы пройти в горы к дальним от дороги дольменам. Но не нашёл проводников. Бесплатно с ним идти никто не соглашался. И тогда Владимир пошёл в горы один. Он сорвался с тропы в ущелье. Обувь его была простой. Не для ходьбы по горам. Он вообще не имел никакого снаряжения для гор. Он хотел убедиться в существовании дольменов, потрогать их. И пошёл в горы один. В день памяти он шёл к дольменам, удалённым от дорог. Прамамочка не знала, зачем идёт в горах этот совсем не приспособленный к хождению по горным тропам человек. И она смотрела на него. И когда он поскользнулся, сорвался и стал катиться вниз, она вдруг... Её Дух упругим сгустком воздуха метнулся вниз.

Прамамочка спасла Владимира. Он не ударился головой о камни, но потерял сознание от множества ушибов, когда катился вниз.

Прамамочка держала его голову упругим сгустком воздуха, словно в своих ладонях, и ждала, когда к нему сознание вернётся. Потому и не говорила она со мной.

Когда сознание к Владимиру вернулось, она не переместилась к своему дольмену. Она осталась внизу, в ущелье. Оставшись, смотрела, как Владимир карабкается вверх, к тропе.

Потом я поняла, что моя прамамочка оказалась на тропе, потому что камешки стали с тропы скатываться. Это она, сжавшись упругим ветерком, сбрасывала камешки с горной тропы. Она хотела помочь Владимиру по тропке вниз с горы спуститься. И я этого очень хотела. И стала быстро-быстро водить по тропке Лучиком своим, чтоб не была тропинка такой мокрой и скользкой, чтоб смог дойти Владимир до своей квартирки и раны залечить. А Владимир, поднявшись вверх с ущелья, сидел на тропе, рассматривая чертёжик, который начертил ему археолог Новороссийского музея. Потом он встал и, хромая, пошёл. Но не вниз, по сухой и уже без камешков тропе, а в обратную сторону вверх. Я замерла от неожиданности, и прамамочка, думаю, не сразу поняла его намерений. И тут он вообще свернул с тропы и полез через колючие кусты... Я поняла: он лез к дольмену прамамочки. Он добрался до него. Сел на портал дольмена, у края каменной плиты. Стал расстёгивать свою куртку. Рука у него болела. Он долго расстёгивал свою куртку. Когда расстегнул, я увидела... под курткой были цветы. Три розочки. Стебельки у двух сломались. Розочки поломались, когда он скатывался в ущелье и ударялся о камни. Некоторые шипы были в крови. Он положил сломанные розочки на портал дольмена. Закурил. И сказал: "Жалко,что цветы переломались. Это тебе, красавица, цветы. Наверное, ты была красавицей, как Анастасия. Умной была, доброй. Хотела женщинам нашим про кормление детей грудных рассказывать. Только не знают они про тебя. И дольмен твой далековато от дороги стоит, трудно женщинам подойти к нему".

Потом Владимир достал маленькую плоскую фляжку с коньяком и два маленьких металлических стаканчика, вытащил из кармана горсть помятых конфет. Владимир наполнил стаканчики коньяком. Из одного стаканчика коньяк выпил, а другой стаканчик на портал дольмена поставил, конфетку на него положил и сказал: "Это тебе, красавица".

Владимир делал всё так, как современные люди на кладбище делают, когда к своим близким родственникам или друзьям приходят. А прамамочка... Её Дух сгустком невидимых энергий метался вокруг него. Она растерялась, не знала, как себя вести. И на слова Владимира ответить как-то всё пыталась и уплотняла воздух в форме своей плоти, но очертания её прозрачны и едва заметны были. Владимир их не замечал. А она ему, не видящему и не слышащему, всё пояснить что-то своё пыталась и волновалась, и оттого металась. И сгусток воздуха слегка задел стаканчик. Стаканчик опрокинулся. Владимир подумал, что это ветерок случайный стаканчик опрокинул с коньяком, и пошутил, сказав:

- Что ж это ты, непутёвая, такой коньяк дорогой пролила?

И Дух прамамочки вдруг замер в уголке дольмена. Владимир налил ещё коньяк в её стаканчик, наверх камушек, потом конфетку снова положил. И снова, словно про себя, заговорил: "Надо хоть дорожку нормальную к твоему дольмену проложить. Ты подожди ещё немножко. Будет дорожка к твоему дольмену. А по дорожке к тебе женщины придут. Ты им расскажешь, о чём нужно думать, когда ребёнка маленького кормят материнской грудью. А у тебя, наверное, была очень красивая грудь..."

Потом Владимир стал с горы спускаться. Поздней ночью пришёл в свою квартирку. Он один сидел на диванчике в холодной квартирке, перевязывал раны и смотрел видеокассету. Ему дали посмотреть видеокассету, которую люди в разных городах переписывали и передавали друг другу.

На экране телевизора выступающего слушала большая аудитория, в основном женщины. Он говорил о Боге, о силе Духа праведного человека. Потом он стал говорить обо мне. О том, что я идеал женщины, к которому нужно стремиться. Сила Разума и Духа мои велики, и мне помогают силы Света, и теперь, когда я больше познаю жизнь людей обычного мира, смогу помочь им.

Много хорошего обо мне говорилось. И вдруг... И было сказано, что ещё не встретился мне настоящий мужчина. А тот, с которым я общалась, не настоящий мужчина... И ещё, раньше другими говорилось, что в Австралии есть молодой человек, достойный меня, что я с ним встречусь, встречусь с ним, настоящим мужчиной...

А он, Владимир, он... Понимаете... Он один сидел. Слушал эти слова... И всё пытался одной рукой перевязать раны на ногах. Вторая рука у него сильно болела от ушибов. Я рванулась Лучиком к Владимиру. Хотела раны его обогреть, изгнать боль его. И сказать... Как-то сказать... Он никогда не слышит, когда я говорю с ним на расстоянии, но в этот раз получилось бы... Наверное, получилось, потому что я очень сильно хотела, чтобы услышал он. Услышал, как люблю я его! Только его. И только он, мой любимый, он настоящий мужчина.

Но меня обожгло и отбросило на траву. Что-то не допускало к Владимиру мой Лучик. Я снова быстро направила Лучик в комнату, где он сидел перед телевизором, и увидела: перед Владимиром сгустком невидимой энергии, стоит на коленях Дух моей прамамочки. Владимир не мог видеть её и слышать. Он смотрел и слушал видеокассету. А прамамочка моя дыханием своим обогревала раны на ногах Владимира. Когда Владимир лил на ранки этот ужасающе обжигающий одеколон. И говорить пыталась что-то прамамочка ему, Владимиру, её не слышащему.

Прамамочка так сильна своим Духом, что ничто невидимое не сможет пробиться сквозь неё. И установки психотропного оружия разлетятся, если их направить на неё. Она даже внимания не обратит на них. Всё равно всё будет отброшено. И я уже никак не могла вмешаться. Только смотреть... Я смотрела и быстро-быстро думала. Что произошло? Почему возникла такая ситуация? Почему так говорил говорящий? Он хотел мне помочь? Что-то пояснить? Что? Почему мой Лучик так к Владимиру стремился? Конечно, я испугалась, что Владимиру стало обидно от этих слов: "Не настоящий мужчина" - и что он будет ревновать меня к другому. И тут вдруг... О, как же это было больно... Обидно... Владимир всё прослушал, вздохнул и сказал: "Надо же, настоящий мужчина. В Австралии он, что ли. Они встретятся. Может, сына мне тогда отдадут".

Мой Лучик задрожал. Как-то всё словно помутнело. Понимаете... Владимир не ревновал. Это, конечно, нехорошее чувство - ревность. Но мне хотелось, чтобы хоть чуточку. Чуточку-чуточку он поревновал. Но Владимир словно отдавал меня с безразличием другому. Я уже не могла сдерживаться и закричала. Стала просить, умолять прамамочку объяснить, что я сделала не так. В чём ошиблась? Нагрешила? Она не отвечала, пока Владимир не перевязал последнюю рану. Потом прамамочка сказала с грустью: "Надо было просто любить, доченька. Думать о хорошем для любимого, не возвеличивать себя при этом".

Я пыталась пояснить, что хотела только хорошего. Но она снова тихо сказала: "Себе ты пожелала, доченька, картины, музыку, стихи и песни. Всё сбудется, твоя мечта сильна, я знаю, для всех людей она и для тобой любимого, но для тебя земную получить любовь теперь всё тяжелее будет. Ты становишься звездой, доченька. Звездой можно любоваться и любить звезду как звезду, не как женщину".

Прамамочка не говорила больше ничего. Я теряла контроль над собой, крикнула, пыталась пояснить или доказать, что я не хочу быть звездой, что я хочу быть просто женщиной и любимой! Но меня никто не слышал.

Помогите мне, пожалуйста! Теперь я многое поняла. Не за себя боюсь, с собой я справлюсь. Владимир дольше будет понимать, его такая информация от Истины уводит.

Пусть прекратится распространение этой кассеты. Она внушает людям и Владимиру, что я идеал, звезда, что не он, а другой должен быть со мной.

Я не звезда. Я женщина. Я хочу любить того, кого сама хочу любить.

Мой путь не только мной определён.

Я ошиблась. Помечтала, что сделается так, что обо мне будут говорить, стихи и песни посвящать, художники будут рисовать... Всё так и произошло.

Всегда всё сбывается, когда я мечтаю. И это произошло. Спасибо за стихи и песни. Спасибо поэтам. Но я ошиблась. Помечтала так. Стихи нужны! Но я звездой быть не должна.

Я хотела всего этого, чтобы Владимир на это смотрел и слушал. Чтобы вспоминал. Чтобы вспоминал меня. Но я не знала, когда мечтала. Я теперь поняла. Я становлюсь звездой. Звёздами все любуются. А любят просто женщину.

- Анастасия, что вы! Остановить распространение кассеты, да ещё которую люди сами переписывают, невозможно. Этот процесс неуправляем. Никто этого не сможет сделать.

- Вот видите. Вы не можете. Но Владимир... Он предприниматель.

И пусть процесс неуправляем. Он всё равно хоть что-нибудь предпринял

бы. Но он не хочет ничего предпринимать, смирившись с тем, что я ему

не пара.

СВЕТЛЫЕ СИЛЫ

Седой учёный, словно обо всём забыв, продолжал засыпать Анастасию вопросами:

- Что такое Светлые силы, Анастасия?

- Это светлые мысли, когда-либо произведённые людьми. Ими заполнено всё пространство.

- Вы можете свободно с ними общаться, видеть их?

- Да, могу.

- Вы можете ответить на любой вопрос, стоящий перед наукой?

- Может быть, на многие. Но каждый учёный, каждый человек тоже может получать ответы. Всё зависит от чистоты помыслов, цели спрашивающего.

- Вы могли бы для науки пояснить некоторые явления?

- Если в вас не возникает ответа, значит, недостаточно чисты ваши помыслы. Таков закон Создателя, я не буду нарушать его, если почувствую отрицания.

- Что-то есть выше светлых мыслей, произведённых человеком?

- Да, есть. Но они равны по значимости.

- Что это? Как вы можете его назвать?

- Так, как вы способны воспринять.

- Вы можете говорить с ним?

- Да. Иногда. Я думаю, что говорю именно с Ним.

- Какая-то энергия существует во Вселенной, неизвестная на Земле?

- Самая большая энергия Вселенной - на Земле. Её нужно только понять.

- Вы, Анастасия, можете хоть как-то приблизительно охарактеризовать эту энергию? Она похожа на ядерную реакцию? Вакуумные явления?

- Самая сильная энергия во Вселенной - это энергия Чистой Любви.

- Я говорю о видимой, осязаемой энергии, способной влиять на технический прогресс, согревать, светить. Ну и, если хотите, взрывать.

- И я говорю о том же. Все, вместе взятые, существующие рукотворные установки не могут долго освещать Землю. Энергия любви может.

- Всё же вы говорите как-то ино- сказательно. В другом каком-то, не прямом смысле.

- Я говорю в прямом, "вашем" смысле.

- Но любовь - это чувство. Невидимое, его нельзя использовать, увидеть.

- Это энергия. Она отражается, её можно видеть.

- Где отражается? Когда можно увидеть?

- Солнце, звёзды, все видимые планеты являются лишь отражателями этой энергии. Свет солнца, что всему земному жизнь даёт, людской любовью создаётся. Во всей Вселенной лишь в Душе людской энергия любви воссоздаётся, взлетает ввысь она, фильтруясь, отражаясь, от планет Вселенских на Землю благодатным светом льётся.

- Разве на Солнце не происходят самостоятельные реакции горения, химические реакции?

- Достаточно всего чуточку поразмыслить, чтобы понять, осознать неверность такого умозаключения. Это же, по-вашему, как "дважды два"...

- Человек может управлять этой энергией?

- В значительной мере пока нет.

- А вы знаете, как это делается?

- Я не знаю. Если бы знала, мой любимый уже любил бы меня.

- Вы можете общаться с Ним, Тем, кто выше Светлых сил? Он всегда отвечает вам? Охотно?

- Всегда. Он очень ласково всегда отвечает. Потому что не может иначе.

- У него вы можете спросить, как управлять энергией любви.

- Я спрашивала.

- И что же?

- Чтобы понять некоторые Его ответы, нужно иметь определённый уровень осознанности, чистоты, во мне всего этого недостаточно. Я не все ответы понимаю.

- Но вы будете ещё как-то пытаться действовать, добиваться ответной любви?

- Конечно. Я буду действовать.

- Как?

- Буду думать. Помогите мне. Надо спросить у всех женщин, которые любили, стали и не стали любимыми. Они подумают, проанализируют и произведут мысли, которые появятся в измерении Светлых сил. Я увижу их. Пойму и всем потом помогу. Мысли Светлого измерения всегда понятны.

- Анастасия, невозможно задать вопрос сразу всем женщинам. Никто этого сделать не сможет.

- Тогда попросите Владимира, он придумает, как это сделать, что-то предпримет. Ради меня одной не станет думать. Вы сумеете объяснить ему, что это очень важно для всех людей, для него, если он почувствует важность, то что-то обязательно предпримет. Найдёт способ, как спросить у всех женщин.

- Вы так сильно в него верите. Почему же он тогда не смог полюбить вас?

- Он не виноват в этом. Я виновата. Я совершила много ошибок. Может быть, поспешила и показалась ему нереальной со своими способностями. Может быть, он пока ещё не может осознать, почему сын его должен воспитываться, как ему кажется, в непривычных для человека условиях - в лесу. Может быть, я не должна была так резко мешать его обычным привычкам, вмешиваться в его осознанность. Теперь я знаю: мужчинам это сильно не нравится. Они даже бьют за это женщин. Надо было, наверное, подождать, он сам бы всё понял. Он должен был ощущать себя хоть в чём-то сильнее меня. Но я не сообразила вовремя. Сказала, что сына нельзя ему видеть, пока не очистится. В тот момент я думала только о сыне, о том, как будет для него лучше, и нечаянно сказала: "Нехорошо, если сын будет видеть своего отца недоумком". Вот и получилось, что я вся из себя умная, а мой любимый - глупый. О какой ответной любви после такого можно мечтать?

- Зачем же вам тогда у женщин других спрашивать, если вы сами способны так анализировать?

- Мне необходимо разобраться, есть ли возможность всё исправить. Сама не могу разобраться, сильно волнуюсь, когда о нём думаю. Анализировать нужно спокойно, вспоминая, сопоставляя. Но мне нечего вспоминать, кроме него.

- А поговорить вы с ним можете?

- Думаю, обычные слова бесполезны. Настоящая любовь не возникает от слов. Нужны какие-то действия. Но какие? Может, у кого-то из женщин есть опыт и ответ?

- И Лучом своим никак не можете повлиять?

- Теперь я Лучиком даже прикоснуться к нему не могу. Дух

прамамочки моей часто рядом с ним находится. И она не позволяет.

Я поняла почему...

ЗАХВАТ

К лагерю приближался вертолёт. Мы все молча смотрели, как он опускается. Вышедшие из вертолёта лётчики подошли к нашей группе. Летчики тоже стали смотреть на Анастасию. Группа здоровых, вооружённых мужиков молча смотрела на стоящую перед ними одинокую женщину в старенькой кофточке, и уже всем было понятно - эта женщина должна быть захвачена ими. Вопрос состоял только в том, как обставить этот захват наиболее благопристойно. Борис Моисеевич, заговорив после длинной паузы, изложил всё прямолинейно:

- Анастасия, вы представляете определённую ценность для науки. Уже принято решение о вашем переселении. Это необходимо, в том числе и для вашего блага. Если вы из-за своего непонимания ситуации откажетесь это сделать добровольно, мы вынуждены будем доставить вас силой. Вы, конечно же, захотите, чтобы ваш ребёнок был с вами и на новом месте. Покажите на карте свою поляну, и вертолёт привезет вашего ребёнка. Впоследствии мы можем отловить и некоторых зверей для переселения их к вашему новому месту жительства. Я повторяю: всё это нужно для пользы вашей, вашего сына и для других людей. Вы ведь хотите принести пользу людям?

- Да, - спокойно ответила Анастасия и тут же добавила: - Всё, что знаю, всем готова поделиться с людьми, если это будет интересно, но со всеми людьми. Наука не является достоянием всех сразу. Сначала её достижения используются локальными группами и часто в корыстных личных интересах. Большинству достаётся лишь то, что локальным группам выгодно обнародовать. Вот вы кого представляете? Разве не отдельную локальную группу? Я не могу поехать с вами. Мне нужно воспитать человека, своего сына. В полной мере это возможно сделать там, где создано Пространство Любви. Пространство это создавалось и совершенствовалось моими далёкими и близкими родителями, оно пока маленькое, но именно через него я связана со всем сущим во Вселенной. Каждый человек должен создать вокруг себя своё Пространство Любви, подарить его своему ребёнку. Нельзя, преступно рожать детей, не подготовив для них Пространство Любви. Каждый человек должен создать вокруг себя маленькое Пространство Любви. И если это поймёт и сделает каждый, тогда вся Земля станет светящейся точкой Любви во Вселенной. Так хотел Он, и в этом предназначение человека. Ибо только человек может сотворить такое.

Двое крепких мужчин из охраны обошли Анастасию сзади. Неизвестно, по чьему приказу они действовали. Начальника охраны? Или всё было спланировано заранее? Они переглянулись и одновременно схватили Анастасию за руки. Сделали они это довольно профессионально, но и с какой-то опаской. Они прочно держали её за руки, словно пойманную птицу за растопыренные в сторону крылья. Коренастый, коротко стриженный начальник охраны вышел вперёд и встал рядом с Борисом Моисеевичем. На лице Анастасии не было выражения испуга. Но она уже не смотрела на нас. Она чуть наклонила голову к Земле, ресницы её были опущены, скрывали взгляд. И заговорила она, уже не поднимая глаз, но по-прежнему спокойно и с добротой в голосе:

- Не применяйте, пожалуйста, насилие, это опасно.

- Для кого? - хрипло спросил начальник охраны.

- Для вас. И мне будет неприятно.

Борис Моисеевич, стараясь сдерживать то ли страх, то ли волнение, спросил:

- Вы можете причинить нам физическую боль, используя не присущие человеку способности?

- Я человек. Человек, как и все люди. Но я волнуюсь. Волнение может позволить сделать нежелаемое.

- Что, например?

- Материя... клетки... атомы... ядро атома... хаотично движимые частички ядра... Вы знаете о них. Если ярко и точно их представить, увидеть, изучить, воображением вывести из ядра хотя бы одну хаотично движущуюся частичку, с материей происходит, происходит...

Анастасия повернула голову в сторону, чуть приподняла ресницы и стала смотреть на лежащий на Земле камень. Камень начал рассыпаться на отдельные частички и быстро превратился в кучку песка. Потом она подняла взгляд на начальника охраны, сощуренный, сконцентрированный взгляд. От кончика левого уха начальника охраны начал исходить пар. Хрящик уха медленно, миллиметр за миллиметром исчезал, и вдруг стоящий рядом молодой охранник с побледневшим от страха лицом выхватил пистолет. Он это сделал профессионально, не думая. Он быстро направил пистолет в сторону Анастасии и выпустил в неё всю обойму.

Наверное, у каждого из нас мысли в это мгновение неслись очень быстро, и произошло явление, уже известное по случаям, происходившим с солдатами во время войны. Когда в экстремальных условиях они видели движущийся снаряд или пулю. И хотя летят они со своей обычной скоростью, из-за ускорения мысли и восприятия видятся медленно летящими.

Я видел, как одна за одной летели в Анастасию пули, выпущенные из пистолета бледного охранника. Первая пуля, летящая в голову Анастасии, задела висок. Последующие не долетали до неё, рассыпаясь на лету в пыль, как камень, на который смотрела Анастасия раньше.

Все мы стояли словно в каком-то оцепенении. Мы стояли и смотрели, как из-под платка по щеке Анастасии медленно стекала струйка крови.

Охранники, державшие Анастасию за руки, при выстрелах отшатнулись от неё, но рук не выпустили. Вцепившись мёртвой хваткой, они тянули её за руки в разные стороны. И вдруг по земле вокруг нас стало разливаться голубоватое свечение. Оно исходило откуда-то сверху, усиливалось. Оно благодатно завораживало нас, не давая возможности двигаться и говорить. В наступившей необыкновенно полной тишине прозвучали слова Анастасии:

- Отпустите, пожалуйста, мои руки. Я могу не успеть. Пожалуйста, отпустите.

Но, словно оцепеневшие, охранники продолжали держать её своей мёртвой хваткой. Теперь я понимаю, для чего она поднимала вверх в характерном жесте руку, когда общалась с тобой. Она тем самым показывала кому-то вверху, что с ней всё в порядке и помощь не требуется. Но в этот раз Анастасии не дали поднять руку вверх...

Голубоватое свечение продолжало усиливаться, потом что-то словно сверкнуло, и мы увидели его. Мы увидели висящий над нами, пульсирующий голубым светом огненный шар. Он был похож на большую шаровую молнию. И внутри него сверкали, переплетались меж собой множество молний-разрядов. Иногда они, вырываясь за пределы голубой оболочки, прикасались к верхушкам стоящих вдали от нас деревьев, к цветкам у наших ног, но никакого вреда им не причиняли. Один из тоненьких лучей-молний на мгновение прикоснулся к завалу, образовавшемуся в ручье из камней и поваленного дерева. Завал тут же превратился в облачко и испарился.

Вероятно, лучи, вырывающиеся за пределы голубой оболочки огненного шара, обладали огромной силой неизвестной нам энергии. Она управлялась каким-то разумом.

Создавалось впечатление присутствия рядом с нами разумного существа, обладающего немыслимой силой. Но самым невероятным и противоестественным для данной ситуации были наши ощущения от его присутствия. В нас не вселился ни страх, ни даже насторожённость, наоборот...

Ты только представь себе, в такой ситуации мы стали ощущать спокойствие и Благодать, будто рядом что-то очень близкое и родное появилось.

Голубой пульсирующий шар парил над нами и словно изучал, оценивал ситуацию. Вдруг, описав в воздухе круг, он опустился к ногам Анастасии. Усилилось голубое свечение, оно, как благодатная истома, расслабляло нас так, что не хотелось двигаться, что-либо слышать и говорить.

Голубая оболочка шара пропустила сразу несколько огненных молний, они метнулись к Анастасии, стали прикасаться, словно поглаживать пальцы её босых ног.

Анастасия освободила свои руки от расслабившихся охранников и протянула их к шару. Он тут же переместился на уровень её лица, и огненные молнии, на наших глазах в пыль разнёсшие камни в завале ручья, стали касаться её рук, не причиняя им вреда.

Анастасия заговорила с шаром. Слов её нам слышно не было, но, судя по ее жестам, по выражению лица, она пыталась ему что-то пояснить или доказать, убедить его в чём-то своём - и не могла убедить. Шар никак не отвечал ей, и всё равно было понятно, что он не соглашается с ней. Это было ясно потому, что Анастасия всё с большим волнением продолжала убеждать. Наверное, от волнения её щёки разрумянились, не переставая говорить, она сняла платок. Золотисто-пшеничные пряди волос покрыли плечи Анастасии, закрыли струйку запёкшейся крови на её лице. Мы увидели, как прекрасны и совершенны черты её лица. Шар огненной кометой несколько раз облетел вокруг Анастасии, снова замер у её лица, тысячи тоненьких молний метнулись к золотистым волосам, они аккуратно прикасались к каждому волоску в отдельности и, приподнимая, словно гладили их. Один из лучиков приподнял сразу целую прядь волос и открыл рану от пули на виске Анастасии, другой лучик медленно заскользил по следу запёкшейся крови. Не словами, а действиями своих огненных лучей шар будто напоминал ей о происшедшем и не соглашался с её доводами. Он убрал внутрь все свои лучи, Анастасия опустила голову и замолчала. Шар, ещё раз облетев вокруг Анастасии, взметнулся ввысь. Голубоватое свечение стало слабее, к нам возвращалось прежнее состояние, но и когда всё стало абсолютно прежним, голубой свет продолжал уменьшаться, уступая место поднимающейся от земли коричневатой дымке. Эта дымка заполняла всё пространство вокруг нас, и лишь Анастасия оставалась в маленьком голубом круге. И когда коричневатая дымка окутала нас полностью, мы познали, что такое ад.

ЧТО ТАКОЕ АД

Картинки библейских изданий с изображением зверских пыток грешников на сковородках, даже самые жуткие сюжеты с чудовищами видеофильмов покажутся наивными, детскими сказочками по сравнению с тем, что нам довелось испытать.

За всё время своего существования человечество не смогло представить или сфантазировать подобное.

Во всех библейских сюжетах, фильмах ужасов фантазия человеческая не идёт дальше, чем показать истязание плоти всевозможными способами, но это ничто по сравнению с настоящим адом.

- Ну а что же может быть страшнее изощрённых пыток плоти? Каким увидели ад вы?

- Когда голубое свечение так ослабло, что дало возможность подняться из земли коричневатой дымке, и она окутала нас с ног до головы, мы оказались разделёнными на две части.

- На какие части?

- Представь себе... Я вдруг стал состоять из двух составных частей. Первая часть - моё тело, обтянутое прозрачной кожей, через которую можно видеть все внутренние органы, сердце, желудок, кишечник, кровь по жилам бегущую и разные другие органы. Вторая часть - невидимая - состояла из чувств, эмоций, разума, желаний, болевых ощущений, ну, в общем, из всего, что есть в человеке невидимого.

- А какая разница, вместе эти части или отдельно, если это всё равно ты? Что такого страшного с вами произошло, если не считать прозрачность кожи?

- Разница оказалась невероятно значимой. Всё дело в том, что наши тела стали действовать самостоятельно, независимо от разума, воли, стремлений, желаний. Мы могли наблюдать за действиями наших тел со стороны, при этом чувства и болевые ощущения оставались в нас, невидимых, но возможности влиять на действия наших же собственных тел мы были лишены.

- Как сильно пьяные?

- Пьяные не видят себя со стороны, по крайней мере, в момент опьянения, а мы всё видели и ощущали. Ясность сознания была необыкновенно чёткой. Я видел, как прекрасны трава, цветы, река. Я слышал, как поют птицы и журчит ручеёк, ощущал чистоту воздуха вокруг и тепло солнечных лучей. Но тела... Прозрачные тела всех стоящих в нашей группе вдруг гурьбой побежали к заводи у ручья.

Заводь была похожа на маленькое озерцо, вода в нём была чиста и прозрачна, на дне - песочек, красивые камешки, мелкие рыбёшки плавали. Наши тела подбежали к прекрасному маленькому озерцу и стали плескаться в нём. Они испражнялись в него, по-большому и по-маленькому испражнялись.

Вода стала мутной и грязной, а они пили её. Я видел, как по кишечнику моего тела втекает в желудок грязная, вонючая жидкость. Ощущения тошноты и отвращения охватили меня. И тут рядом с водоёмом, под деревом, появились обнажённые тела двух женщин. Их кожа была такой же прозрачной, как и у наших тел.

Женские тела легли на травку под деревом, нежась и потягиваясь под лучами солнца. Тело начальника охраны и моё подбежали к женским телам.

Моё ласкало женское, получало от него взаимные ласки и вступило в половую связь с женским. Тело начальника охраны взаимности не получило и стало насиловать женщину. К нам подбежало тело одного из охранников, стукнуло моё камнем по спине, потом по голове, он бил моё тело, но не оно, а я, невидимый, испытывал невыносимую боль. Охранник за ноги стащил моё тело с женского и стал сам насиловать. Наши тела быстро старели и дряхлели. Время словно ускоряло события. Только что изнасилованная женщина забеременела, сквозь прозрачную кожу было видно, как в её чреве зарождается и увеличивается в размере плод. Тело учёного, Бориса Моисеевича, подошло к беременной женщине, некоторое время оно внимательно рассматривало сквозь прозрачную кожу растущий плод и вдруг, засунув руку женщине во влагалище, стало выдирать из неё зародыш. Тем временем тело Станислава быстро таскало в одну кучу камни, с остервенением ломало небольшие деревца и строило из всего, что попадалось ему под руку, какое-то похожее на домик сооружение. Моё тело взялось помогать ему. Когда домик был почти построен, моё тело стало выгонять из домика тело Станислава, он сопротивлялся, и наши тела начали драться.

Я, невидимый, испытывал сильную боль, когда он бил моё тело по ногам, по голове. Мы привлекли своей дракой внимание других тел, и они сначала вышвырнули нас обоих из домика, потом сами стали драться между собой за него. Моё тело сильно подряхлело и на моих глазах стало разлагаться, оно уже не могло двигаться и лежало под кустом, источая тошнотворную вонь. На нём появились черви, я ощущал, как они ползают по мне, проникают во внутренние органы, едят их. Я ясно чувствовал, как они грызут мои внутренности, и ждал окончательного разложения своего тела как избавления от невыносимых мучений.

И вдруг из второй изнасилованной женщины вывалился плод, он стал расти на моих глазах, малыш встал на ножки, сделал свой первый робкий шажок, второй и, покачнувшись, шлёпнулся на попку... Болевые ощущения от его падения я ощутил на себе и с ужасом понял, что это моё новое тело и ему придётся жить... Жить среди омерзительных безмозглых тел, поганящих себя и всё окружающее.

Я понял, что я, невидимый, никогда не умру и буду вечно созерцать и со всей ясностью осознавать мерзость происходящего, испытывать боль физическую и более страшную...

С другими телами происходило то же самое. Они дряхлели, разлагались и рождались вновь, и при каждом новом рождении наши тела лишь менялись ролями.

Вокруг почти не осталось растительности. На её месте возникали уродливые строения, ранее чистая заводь превратилась в смрадную лужу...

Александр замолчал. Рассказанное им и у меня вызывало отвращение, но не жалость, и я сказал:

- Конечно, в отвратительной ситуации вы побывали, но вам, гадам, так и надо. Зачем к Анастасии было привязываться? Живёт отшельницей в тайге, никого же не трогает, жилплощади не требует, пенсий, пособий всяких ей не надо, так зачем лезть к ней?

Александр внешне не обиделся на моё высказывание в его адрес. Вздохнув, он ответил мне:

- Вот ты сказал "побывали в ситуации"... Дело в том... Это невероятно, но дело в том, что я не вышел из неё полностью... Думаю, и те, кто находился в нашей группе, тоже не полностью вышли из неё.

- Что значит - не полностью? Ты же сейчас спокойно сидишь, в костре палкой помешиваешь.

- Да, конечно, сижу, помешиваю, но ясность осознания... осознания чего-то страшного осталась. Она во мне. Она страшит меня. Это страшное - не в прошлом, оно происходит с нами сегодня, сейчас, происходит со всеми нами.

- С тобой, может, что-то и происходит, а со мной и с другими всё нормально.

- А тебе не кажется, Владимир, что ситуация, в которой мы побывали, точная копия того, что творит человечество сегодня? Нам показанное в ускоренном темпе и в миниатюре лишь отобразило наши сегодняшние деяния.

- Мне так не кажется потому, что кожа у нас непрозрачная и тела наши нам подчиняются.

- Может быть, кто-то просто щадит нас, не даёт осознать, увидеть всё полностью, что мы уже натворили и творить продолжаем. Ведь если осознаем... Увидим свою жизнь со стороны... Увидим неприкрытой разными лживыми догмами, оправдывающими вчера и сегодня творимое нами, не выдержим ведь, с ума сойдём.

Внешне мы пытаемся выглядеть благопристойно, а творимое зло пытаемся оправдать собственной якобы непреодолимой слабостью. Не устоял перед соблазном, закурил, запил, убил, затеял войну в защиту каких-то идеалов, взорвал бомбу.

Мы слабы. Так мы сейчас себя считаем. Есть высшие силы, это они всё могут, всё решают. А мы?.. Именно мы, спрятавшись за подобными догмами, можем творить всё что угодно, любую мерзость.

И творим мерзость. Именно мы творим, каждый из нас, только по-разному оправдываем сами себя перед собой. Но мне теперь абсолютно ясно, пока моё сознание не потеряло способность руководить моей плотью, только я, только лично я должен отвечать за все её действия. И права Анастасия, говоря: "Пока человек и во плоти..."

- Да не ссылайся ты на Анастасию. Тоже мне понятливый нашёлся. Права! А сами чуть не угробили её. Жалко, что она чего-нибудь большего вам не показала, чтоб у вас у всех вообще крыша посъезжала.

У меня всё большая злость на эту компанию разгоралась, но, так как только Александр был передо мной, на нём и вымещалась злость.

- Ты на себя посмотри, - ответил Александр, - не благодаря ли тебе нам удалось выйти на Анастасию? Да и только ли нам? Ты что же, думаешь, что подобные нашей попытки не повторятся?

Зачем тебе понадобилось без всякого изменения указывать название теплохода, на котором по реке ходил, да ещё фамилию капитана? Тоже мне документалист нашёлся. Да ты и название реки изменить мог бы, но не сделал этого, не сообразил вовремя. А от других требуешь сообразительности. Я своё получил, теперь всю жизнь увиденный кошмар осмысливать придётся...

- А как же он закончился, ваш кошмар? Как вы из него выскочили?

- Сами мы от него никогда избавиться не смогли бы. Для нас он предназначался навечно. По крайней мере, именно таким было ощущение у каждого.

Анастасия появилась среди наших разлагающихся и ещё действующих тел, её кожа не была прозрачной, по-прежнему одетая в свою старенькую кофточку и длинную юбку, она стала что-то говорить нашим телам, но они её не слушали. Словно запрограммированные, умирая и рождаясь вновь, они повторяли, меняясь лишь ролями, свои действия. Тогда Анастасия начала быстро убирать мусор около одной из сложенных нашими телами построек. Руками она быстро сгребла в кучку разбросанные камни и хворост, палочкой слегка взрыхлила землю, потрогала, взъерошила руками затоптанную травку, и начали вставать зелёные травинки, не все, а те, которые ещё могли встать. Анастасия бережно выправила надломанный ствол маленького, около метра по высоте, деревца, она размяла в руках влажную землю, обмазала ею надломанное место и, сжав его ладонями своих рук, некоторое время держала, потом осторожно разжала ладони, и ствол деревца остался ровным.

Анастасия сноровисто продолжала заниматься своим делом. На вытоптанной нашими телами, ставшей почти без растительности земле увеличивался маленький оазис, созданный ею. К нему подбежало тело Бориса Моисеевича, запрыгнуло на травку, повалялось на ней, вскочило и убежало, а через некоторое время вернулось с телом одного из охранников. Они вдвоём вырвали маленькое деревце и начали таскать на зелёную травку камни и палки, сооружать из них очередное уродливое строение.

Анастасия всплеснула руками, она попыталась им что-то говорить, но, увидев, что никто на её слова никакого внимания по-прежнему не обращает, замолчала. Она некоторое время стояла в растерянности, опустив руки, потом опустилась на колени, закрыла лицо руками, волосы на её плечах дрожали. Анастасия плакала. Плакала, как ребёнок.

И почти сразу вновь возникло едва заметное голубоватое свечение, оно вогнало в землю коричневатое испарение нашего ада, соединилась наша плоть с невидимым нашим "Я". Только двигаться мы по-прежнему не могли, но уже не от ужаса, а от благодатной истомы голубого свечения. Над нами в небе, описывая круги, снова светил огненный шар.

Анастасия протянула к нему руки, и шар, мгновенно переместившись, оказался в метре от ее лица. Она заговорила с ним, и в этот раз услышал я слова. Анастасия говорила шару:

- Спасибо тебе. Ты добрый. Спасибо тебе за милосердие и любовь. Люди поймут, обязательно всё поймут, сердцем почувствуют. Ты никогда не убирай с земли свет голубой, свой свет любви.

Анастасия улыбалась, а по щеке её текла слезинка. Из-за голубой оболочки шара огненные молнии-лучи метнулись к лицу Анастасии, ловко и осторожно они сняли блестевшую на солнышке её слезинку и бережно, как будто драгоценность, вдруг задрожавшие лучи несли на кончиках своих слезинку, несли как драгоценность. Они внесли слезинку внутрь шара. Шар вздрогнул, описал вокруг Анастасии круг, у ног её на Землю опустился, взметнулся ввысь и растворился в небесной синеве, оставив на Земле всё, как и раньше было. И мы, как прежде, стояли на своих местах. Светило солнце, река, как прежде, текла, лес вдали виднелся, стояла, как и прежде, Анастасия перед нами. Мы молча созерцали всё вокруг, я радовался, видя всё, да, думаю, радовались и другие. Только молчали, может быть, от пережитого или от вдруг увиденной красоты вокруг...

Александр замолчал, словно в себя весь ушёл, я попытался с ним заговорить:

- Послушай, Александр, может быть, из того, что ты мне рассказал, на самом деле с вами не происходило ничего подобного. Может, Анастасия просто гипнозом каким-то сильным обладает? Я читал, что многие отшельники гипнозом обладают. Вот и она, может, вас загипнотизировала и показала видение?

- Гипноз, говоришь... Ты седину в моих волосах видел?

- Видел.

- Так седина эта после того раза и появилась.

- Ну, испугался под гипнозом, так и седина появилась.

- Если предположить, что это был гипноз, тогда нужно объяснить и другое загадочное.

- Что именно?

- Завал в ручье из камней и деревьев. Завал в ручье исчез, его не стало, ручей бежал свободно. Но завал в ручье был до нашего виденья, все видели завал в ручье, он был.

- Да. Вот так дела...

- К тому же какое это имеет значение, что с нами было, важней другое. Я не могу быть прежним, не знаю, как мне дальше жить, чему и где теперь учиться. Когда домой вернулся, сжёг множество книг разных мудрецов, из разных стран учителей. Большая библиотека у меня была.