За век до встречи Джуэлл Лайза
После этих ее слов наступило довольно продолжительное молчание, и Бетти воспользовалась им, чтобы сделать несколько глотков остывшего чая, так как в горле у нее основательно пересохло.
– Понимаю, – проговорила наконец Клара. – Еще я хотела бы спросить…
– Я догадываюсь, о чем. – Бетти отставила чашку и выпрямилась. Она была рада, что Клара отвлекла ее от мыслей об Арлетте. – Мой отчим говорит, что сумма на текущем счете бабушки составляет около десяти тысяч фунтов.
Клара ахнула.
– Кто бы мог подумать!
– Кроме этого, у бабушки было несколько сберегательных и пенсионных счетов, а также кое-какие ценные бумаги, но Джолион еще не совсем с ними разобрался. Итоговая сумма может оказаться еще больше. Намного больше.
Клара снова ахнула.
– И еще одно… – Бетти снова опустила руку в сумочку, где лежала «Поллианна». – Эту вещь я нашла в бабушкином шкафу. Там есть дарственная надпись… Когда я ее прочитала, то поняла, что эта вещь предназначалась тому же человеку, который упомянут в завещании. Вам… Поэтому сегодня я захватила ее с собой.
И она протянула Кларе книгу, которая взяла ее в руки с любопытством и трепетом.
– Взгляните на надпись, – подсказала Бетти.
Клара открыла книгу и прочла написанные Арлеттой слова. Глаза ее заблестели от слез.
– Прекрасная надпись! – сказала она. – И такая трогательная. И книга тоже очень хорошая… – Клара перевернула несколько страниц. – Правда, она очень старая. Я еще никогда не видела таких старых книг.
– Я показывала ее букинисту, – сказала Бетти. – Он оценил ее в сорок фунтов, но теперь, когда мы знаем, что за история стоит за дарственной надписью и при каких обстоятельствах она была сделана, книга может стоить дороже. А история эта длинная, Клара. И я думаю, вам она совершенно неизвестна, за исключением, быть может, каких-то фрагментов.
Клара порывисто встала.
– Я думаю, – заявила она, – нам обеим не помешало бы сделать по глоточку вина. Вы как?
– С удовольствием. – Бетти кивнула, и Клара достала из буфета бутылку и два небольших бокала. Разлив вино, она придвинула один из бокалов Бетти и поставила на стол вазочку с подсоленным миндалем.
– Ну что же, – сказала она, садясь, – расскажите мне эту длинную историю.
– Давайте сначала вы расскажете мне все, что известно вам, – предложила Бетти. – Мне бы не хотелось взять и вывалить на вас какие-то подробности, которые могут вас, гм-м… огорчить.
– По правде говоря, известно мне немного, – сказала Клара, машинально поглаживая переплет книги, которая лежала у нее на коленях. – Почти все, что я знала, я вам уже сообщила. Как однажды сказал нам отец, в юности маму изнасиловал чернокожий моряк – одноглазый, грубый дикарь, который приплыл в Лондон на одном из иностранных судов. Понимаете, когда мне было лет шесть, я стала расспрашивать папу, почему я черная, а мои братья и сестры – белые, и тогда он усадил всех нас за стол и рассказал нам… все это. Папа просил никогда не упоминать об этом при маме – он сказал, что она до сих пор не может говорить о том страшном случае. Еще он сказал, что ему было жалко маму, и он женился на ней, даже несмотря на то, что у нее уже был незаконнорожденный чернокожий ребенок… Надеюсь, Бетти, теперь вы понимаете, почему я не хотела говорить с вами об этом? Мы и между собой-то никогда об этом не говорим. – Клара замолчала, вопросительно глядя на Бетти. – Ну вот и все, – сказала она. – Теперь ваш черед.
Прежде чем заговорить, Бетти набрала в легкие как можно больше воздуха, словно ей предстояло нырять на глубину. Женщине, которая сидела перед ней, было семьдесят три года; у нее были дети и внуки, она прожила долгую, яркую, полную самыми разными событиями жизнь, и Бетти – совсем еще юной девчонке, которая нигде не была и ничего не совершила, – было очень неловко от того, что новости, которые она собиралась сообщить, могут перевернуть все представления Клары о себе, разрушить самый фундамент ее существования.
Наконец она решилась.
– Ваш отец, – сказала Бетти, – не был моряком. Он был музыкантом, талантливым кларнетистом, солистом Южного синкопированного оркестра, гастролировавшего в нашей стране в двадцатых годах. Как вы уже знаете, его звали Годфри Каперс, но он также был известен под сценическим именем Сэнди Бич. Он выступал почти во всех городах нашей Англии, Шотландии и Уэльса и играл на своем кларнете даже перед королем! Его игра покорила весь Лондон. Нет, Клара, ваш отец не был ни дикарем, ни насильником. Он был легендой…
Клара смотрела на нее во все глаза, и на ее лице было какое-то странное выражение. Казалось, она и верит, и не верит Бетти.
– Вот, – сказала Бетти, – ксерокопии кое-каких материалов, афиш и газетных статей тех лет, которые мне подобрали в Историческом обществе Сохо. А вот фотография оркестра. К сожалению, Годфри на ней нет – он попал в состав несколько позднее.
Клара осторожно перебирала ксерокопии, и на ее губах появилась улыбка.
– Вы только поглядите на них! – сказала она. – Какие красивые мужчины! А как элегантно одеты!.. Я и не знала, что в двадцатых годах в Лондоне выступали чернокожие музыканты. Я думала… – Она подняла голову от фотографии оркестра, которую разглядывала. – А у вас нет фотографии этого Годфри? Фотографии моего…
– Вашего отца? Да, есть… – сказал Бетти, прижимая к груди еще одну ксерокопию. – Вы готовы?
Клара сглотнула.
– Готова, – сказала она, и Бетти протянуа ей увеличенную копию клубной программки – клочка бумаги, который семь десятилетий назад был увезен из Лондона на Гернси, а потом снова вернулся в Лондон и на долгие годы осел в документах Питера Лоулера, пока в конце концов не попал к ней. И вот теперь она передала его человеку, для которого этот лист бумаги значил больше других. Для которого он был самым важным клочком бумаги в мире.
Мурашки пробежали по спине Бетти, пока она внимательно наблюдала за реакцией Клары.
В течение нескольких секунд Клара сидела неподвижно, молча разглядывая клубную программку. Глаза ее вновь наполнились слезами, и на щеках заблестели мокрые дорожки. Наконец она подняла голову.
– Это он, в середине?
Бетти кивнула.
– Боже мой! – выдохнула Клара. – Боже мой! Он… – Она достала из кармана носовой платок и поднесла к глазам. – Какой же он красавец! О господи! Никогда бы не подумала…
И Клара снова замолчала, продолжая рассматривать снимок.
– Вы знаете, мне кажется, он похож на меня, – прошептала она немного погодя. – Или я на него… – Клара посмотрела на Бетти. – А вы как думаете?
– На мой взгляд, сходство просто бросается в глаза, – согласилась Бетти.
– Это единственная его фотография, которая у вас есть?
– К сожалению. – Бетти кивнула. – Хотя…
– Хотя – что?
– Видите ли, насколько мне удалось узнать, моя бабушка, похоже, была дружна с одним лондонским художником. Его звали Гидеон Уорсли. Два портрета его кисти вывешены в Национальной портретной галерее, в том числе и портрет моей бабушки…
– Потрясающе!
– В двадцатых годах этот Уорсли писал также портреты многих джазовых музыкантов. На прошлой неделе я встречалась с его племянником, и он показал мне репродукцию с написанной его дядей картины, на которой моя бабушка и ваш отец изображены вместе. Насколько я знаю, сейчас этот двойной портрет находится в усадьбе в Оксфордшире, где когда-то рос Гидеон Уорсли.
– Удивительно!
– Если хотите, можете туда съездить и взглянуть на портрет. Усадьба открыта для посетителей.
Клара рассмеялась, впрочем, несколько неуверенно.
– Да уж, пожалуй, съезжу… Обязательно съезжу. Вот только… – Ее лицо неожиданно омрачилось. – Не знаю только, как быть с папой. То есть… Как быть с моим отцом, с человеком, который меня вырастил и воспитал. Он очень стар, в этом году ему исполнилось девяносто пять, и я думаю – ему бы не нужно ничего об этом знать. Такие новости могут ему повредить. Все эти годы он делал для меня все, что мог, он был лучшим отцом, какого только можно пожелать. Папа всегда был моим героем, образцом, которому я стремилась подражать. Я очень хочу увидеть этот портрет, только, пожалуйста, ничего ему не говорите, хорошо?
– Конечно, не скажу. Никогда, – пообещала Бетти, и Клара улыбнулась с явным облегчением.
– Спасибо. Спасибо вам за все. И за это… – Она взмахнула копией программки. – И за это… – Клара показала на завещание. – Мне всегда казалось настоящим чудом, что я жила, в общем-то, счастливо, хотя появилась на свет в результате ужасного насилия. Мне казалось чудом, что в моих жилах течет кровь грубого дикаря, и тем не менее моя жизнь была похожа на волшебную сказку. Я встретила мужчину, которого полюбила всем сердцем и который полюбил меня, у меня была работа, о которой можно только мечтать, у меня родились две замечательные дочери, у меня две прекрасные сестры и брат, а еще у меня были добрые, заботливые, любящие родители. Я не знала боли, не знала печали – у меня было все, что я хотела. Это казалось мне настолько невероятным, что иногда… – Клара смущенно хихикнула. – Иногда я даже думала, вдруг у меня есть волшебная фея-крестная или ангел-хранитель, словом – кто-то, кто заботится обо мне там, наверху… И теперь я вижу, что это действительно так. Похоже, мой настоящий отец был особенным человеком… – Она ненадолго задумалась, потом бросила на Бетти острый взгляд. – Вы ничего не сказали, но он, вероятно, уже умер, не так ли? Годфри Каперс, я имею в виду…
Бетти кивнула.
– Он умер примерно за месяц до вашего рождения. Тогда ему было всего двадцать семь лет. Корабль, на котором Южный синкопированный оркестр возвращался с гастролей, столкнулся в тумане с другим кораблем и затонул. При этом погибли восемь музыкантов, в том числе ваш отец. Его тело так и не нашли.
Глаза Клары снова наполнились слезами.
– Значит, Годфри и моя мать были… Они любили друг друга?
– К сожалению, этого я не знаю, – покачала головой Бетти. – Существует только один человек, который мог бы рассказать вам правду.
– Вы имеете в виду… папу?
– Да.
Клара вздохнула.
– Что ж, похоже, всей истории я не узнаю никогда. – Сложив бумаги аккуратной стопкой на краю кофейного столика, она еще раз вздохнула.
– Никогда, – повторила она с легким оттенком горечи. – Впрочем, я и так узнала достаточно. Все время, пока вы рассказывали, я чувствовала себя словно на шоу «Сюрприз! Сюрприз!». Так и казалось, вот сейчас откроется дверь, войдет Силла Блэк[58] и запоет во все горло.
Она рассмеялась собственной шутке, потом взяла в руки «Поллианну», и тут из книги выпал небольшой, слегка пожелтевший от времени квадратик муслина. Клара поднесла его к носу и вдохнула.
– Ум-м! – проговорила она. – Пахнет какими-то духами. – Она протянула муслин Бетти. – Правда?..
Бетти понюхала тряпичный квадратик. От него пахло очень слабо, но этот запах вдруг всколыхнул ее память, пробудив острое чувство ностальгии. На несколько секунд она как будто вновь оказалась в будуаре Арлетты, за ее туалетным столиком, на котором выстроились причудливые флакончики в гравированных серебряных футлярах с притертыми пробками или крошечными капельницами. Внутри флаконов плескались желтоватые или коричневатые духи и одеколоны, и Бетти нюхала их все по очереди, пытаясь решить, какой запах ей нравится больше всего. Но когда она потянулась к большому флакону, в котором жидкость была зеленовато-прозрачной, Арлетта вдруг сказала:
«Это, Бетти, не женские духи. Это вообще не духи, а лосьон после бритья, и запах у него мужской. Понюхай и скажи, что ты о нем думаешь».
Бетти капнула немного одеколона на свое худое запястье.
«Замечательно пахнет! – воскликнула она. – Каникулами. Или праздником!»
Арлетта чуть заметно улыбнулась.
«Сандаловое дерево и ваниль. Ты права, это и был праздник. Я выписала этот аромат из универмага «Либерти». Он напоминает мне о другом месте и о другом времени. И о Годфри…»
«А кто такой этот Годфри?» – спросила тогда Бетти.
«Годфри… Когда-то он был моим близким другом. И от него всегда пахло именно так».
Тогда Бетти не стала подробно расспрашивать Арлетту о Годфри. Она вообще забыла этот разговор и вспомнила только сейчас, но вспомнила настолько отчетливо, словно он состоялся пять минут назад.
Возвращая муслиновый квадратик Кларе, Бетти сказала уверенно:
– Сандаловое дерево и ваниль. Этот лосьон после бритья продавался в универмаге «Либерти». Так пахло от вашего отца.
Клара не стала спрашивать, откуда она это знает. Вместо этого она снова поднесла ткань к лицу, глубоко вдохнула, а потом сложила пополам и спрятала в карман кардигана.
– Большое вам спасибо, Бетти, – проговорила она. – Спасибо, что нашли меня. И за все остальное тоже спасибо.
Самолет Дома приземлился в Хитроу в среду, в десять утра. В десять часов и двадцать семь минут мобильник Бетти зазвонил. Звонок застал ее в кухне Эйми, где она как раз раскрашивала в яркие цвета картонные трубочки от туалетной бумаги.
– Я в Лондоне, – сообщил Дом. – Когда мы увидимся?
– Сейчас, – ответила Бетти, которой хотелось как можно скорее уладить вопрос с Домом. – Я у Эйми. Приезжай, если можешь.
– Хорошо. Буду примерно через час, – сказал Дом. – Я скучал по тебе.
Бетти не ответила.
– Ты снова стала блондинкой! – Это было первое, что сказал Дом, когда в половине двенадцатого вошел в прихожую.
Бетти машинально поправила рукой волосы и улыбнулась.
– Да, – сказала она. – Эйми отвела меня к своему парикмахеру и заплатила за все процеуры. Она сказала, что у няни ее детей не должно быть зеленых волос.
Дом закатил глаза.
– Я же тебя предупреждал! – напомнил он. – Эйми умеет умаслить тех, кто на нее работает.
Бетти улыбнулась и ничего не сказала. Его реакция на поступок Эйми только укрепила ее уверенность в правильности того решения, которое она приняла еще в воскресенье.
– Это было очень мило с ее стороны, – заметила она после небольшой паузы.
– Ну да, разумеется… Нет, ты действительно выглядишь потрясающе, но… не давай ей обвести себя вокруг пальца. У Эйми есть какая-то цель, точно тебе говорю.
Бетти слегка прищурилась.
– Я думаю, что ее единственная цель – это обеспечить своим детям нормальный уход, – сказала она. – А единственная причина того, что предыдущие няни продержались не слишком долго, заключается в том, что они не были достаточно хороши. В отличие от меня.
Дом вскинул брови и сделал примирительный жест.
– О’кей, о’кей, – проговорил он. – Я просто хочу, чтобы ты была в курсе ситуации.
– Я в курсе, – ответила Бетти. – Можешь мне поверить, я прекрасно представляю себе ситуацию. Скажу тебе откровенно, Дом: ты отличный музыкант, неплохой отец и щедрый наниматель, но как бывший муж ты никуда не годишься.
Дом взглянул на нее с комическим ужасом.
– Я говорю серьезно. Эйми родила тебе одного за другим троих детей, и после этого ты допустил, чтобы какая-то «лахудра», если воспользоваться твоим же выражением, затащила тебя в грязный туалет, поскольку – опять же по твоим собственным словам – ты не в состоянии контролировать своего «маленького дружка». – Она выразительно посмотрела на его промежность. – И после этого ты вот уже два месяца только тем и занимаешься, что пытаешься очернить свою жену, которая носится как угорелая, пытаясь обеспечить нормальную жизнь вашим общим детям. Больше того, ты каким-то образом сумел убедить себя, что со мной у тебя все будет по-другому, но это не так, Дом. Я – не тот ответ, который ты ищешь. И никакая другая женщина тебе тоже не подойдет, потому что в конце концов она окажется в том же положении, что и Эйми. Мне кажется, ты физически не в состоянии хранить кому-либо верность достаточно долго, а я… я не настолько повернута на том, чтобы жить в роскоши и ничего не делать, чтобы до конца жизни гадать, сколько ты пьешь и в чьей постели проводишь время. А кроме того… – Она ненадолго остановилась, чтобы перевести дух. – Кроме того, я тебя не люблю, Дом.
Он изумленно уставился на нее.
– Да, не люблю, – повторила Бетти. – Как говорится, спасибо за предложение, но я не собираюсь ловить тебя на слове. Я останусь в Лондоне и буду работать у Эйми… – Она улыбнулась. – Работать няней.
Радиосторож на кухонном столе зашипел, и из динамика послышалось недовольное кряхтенье Астрид.
– Донни и Акация в детской, – сказала Бетти. – Они будут рады тебя видеть. Ты не торопишься?
Он покачал головой.
– Нет, не тороплюсь.
– Вот и отлично, – сказала Бетти. – Чайник только что вскипел. Может, соберешь нам чай?..
И, повернувшись к нему спиной, она поднялась по лестнице и зашагала по коридору второго этажа. На ее губах играла улыбка.
60
– О, мисс Бетти! Наконец-то вы приехали!.. – Хрустя башмаками по гравию подъездной дорожки, Иеремия Уорсли шел ей навстречу и, широко улыбаясь, протягивал большую красную ладонь. – Добро пожаловать в нашу скромную обитель.
«Обитель», о которой шла речь, выглядела отнюдь не «скромной». Это был огромный живописный особняк эпохи Якова I, который словно просился в путеводитель по архитектурным достопримечательностям. Бетти оценила изогнутые резные фронтоны, полукруглые арки, скульптурные медальоны, восьмиугольные трубы дымоходов и облицованные итальянской глазурованной плиткой наружные стены. Похоже, подумала она, раньше люди жили не так, как сейчас. Должно быть, поэтому они и были другими.
– Позвольте представить вас моему племяннику Джорджу Уорсли и его жене Китти, – продолжал ворковать Иеремия. – Они теперь управляют этим поместьем, бедняжки…
Бетти пожала руки Джорджу и Китти, которые выглядели так, словно только что сошли с обложки «Загородной жизни»: у них были обветренные, красноватые лица и светлые, выгоревшие волосы. Сходство довершала пара шоколадной масти лабрадоров, которые вертелись вокруг их ног в сапогах-веллингтонах.
– Здравствуйте, Бетти, здравствуйте! – сказали супруги чуть ли не хором. – Рады с вами познакомиться.
– Я тоже очень рада. – Бетти повернулась к микроавтобусу, остановившемуся на подъездной дорожке позади нее. – Я приехала не одна, – добавила она. – Надеюсь, вы не против?
– Нет, что вы! Совсем не против, – сказал Джордж. – Событие-то не простое!
Дверь микроавтобуса отворилась, и его пассажиры стали один за другим выбираться наружу. Бетти представила всех по очереди.
– Это Джолион, сын Арлетты. Это моя мама Элисон. Это моя хорошая знакомая Александра Любезноу, она очень помогла мне в моих поисках. А это Клара Дэвис… – Она протянула руку, чтобы помочь той спуститься на землю. – Дочь Годфри.
Иеремия, Джордж и Китти широко улыбались.
– Нам очень приятно познакомиться со всеми вами. Приятно и интересно. Как хорошо, что вы смогли приехать!
– Какой красивый дом! – заметила Клара, разглядывая особняк. – Никогда не видела ничего подобного. Он, наверное, очень старый, да? А как прекрасно сохранился!..
– Большое спасибо, – прощебетала Китти. – Конечно, это было нелегко, но мы старались. Не скрою, нам пришлось попотеть, но результатом мы довольны. Ну, проходите скорее в дом. Можете мне поверить, там еще красивее, чем снаружи.
Они вошли, и супруги провели их по анфиладе великолепных комнат, каждая из которых, казалось, была красивее другой. По пути то Джордж, то Китти давали короткие пояснения: это голубая зала, это красная, это – зеленая, это гостиная, это библиотека, это бильярдная, так что в конце концов Бетти стало казаться, будто все они попали внутрь гигантской «Клудо»[59]. Наконец они остановились перед высокими двойными дверями, на которых висела мемориальная табличка с надписью «Зал Гидеона Уорсли».
– Ну, вот мы и пришли, – сказала Китти, слегка потирая руки. – Как вы, вероятно, уже знаете, наш двоюродный дедушка Гидеон был известным художником-портретистом, который жил и творил в промежутке между двумя мировыми войнами. В семье его считали чем-то вроде паршивой овцы, поэтому сразу после Первой мировой он уехал в Лондон и, поселившись в небольшом коттедже в Челси, начал вести богемный образ жизни, проявляя особый интерес к разного рода экзотике. Именно в этот период Гидеон Уорсли написал несколько любопытных портретов, два из которых даже вывешены в Национальной портретной галерее. Еще пять его работ находятся здесь, в доме его предков. Остальные картины Гидеона разошлись по частным коллекциям во всех уголках мира. Вот, собственно, и все, что я хотела вам сообщить… – Она посмотрела на Джолиона и Клару. – А теперь, если вы готовы…
Клара и Джолион переглянулись и кивнули.
Китти толкнула беззвучно распахнувшиеся двери и, войдя в комнату, плавным движением сняла закрывавший картину темно-красный бархат.
– Вот они, – сказал Джордж. – «Сэнди и Арлетта».
Бетти шагнула вперед и почувствовала, как у нее захватило дыхание. Инстинктивно она поднесла руку к горлу и обернулась на отчима.
– Ну и ну! – пробормотал Джолион. – Кто бы мог подумать!
Бетти перевела взгляд на Клару. Она тоже прижала ладони к груди и смотрела на картину во все глаза. Даже рот у нее слегка приоткрылся.
– Бог ты мой! – воскликнула Александра.
– Невероятно! – ахнула Элисон.
– Феноменально, – подтвердил Джолион.
– Ну, что я говорил?.. – Иеремия с довольным видом подмигнул Бетти.
– Это что-то потрясающее! – выразила общее мнение Александра. – Мне нужна эта картина! Сколько вы за нее просите?..
Ее шутка помогла потрясенным зрителям немного прийти в себя. Элисон негромко рассмеялась, Клара вздохнула, а Джолион подошел поближе к картине и прищурился.
– Нет, это действительно замечательно, – изрек он. – Ну и талант был у этого Уорсли! Вы только посмотрите: мама как живая. – Джолион повернулся к жене и падчерице. – Здесь она выглядит очень… сексуально. – Поняв, что он сказал, Джолион покраснел и поспешил сменить тему: – Ты молодец, Бетти. Ты проделала отличную работу, и так быстро. Кто бы мог подумать! – Он с гордостью посмотрел на нее. – Раскопать такую историю! Нет, клянусь, чем хотите, обо всем этом стоило бы написать книгу. Просто страшно представить… – добавил он задумчиво, – что мы ничего бы не узнали, если бы с самого начала ограничились объявлением в газетах. Объявлением, на которое никто бы не откликнулся… – Джолион покачал головой. – Спасибо, Бетти. Спасибо тебе огромное.
Клара всхлипнула и промокнула глаза платком.
– Извините меня, – сказала она, когда Бетти обняла ее за плечи. – Я просто… слишком волнуюсь. Мой родной отец. Такой красивый, такой живой… Кажется, стоит протянуть руку, и можно будет до него дотронуться.
Джордж Уорсли достал из висевшего у него на шее футляра фотоаппарат.
– Вы не будете возражать, мистер Джолион и мисс Клара, если я сфотографирую вас на фоне портрета ваших уважаемых родителей? Мне бы очень хотелось иметь такой снимок, да и вам, я думаю, тоже…
Джолион и Клара переглянулись.
– Даже не знаю, – проговорила она неуверенно. – Вы ведь не собираетесь публиковать снимок или показывать его экскурсантам? Видите ли, мой отец – мой настоящий отец… Мне бы не хотелось, чтобы он когда-нибудь…
– Нет, что вы! Уверяю вас, мы не будем публиковать снимок. Он нужен нам исключительно для нашей семейной истории, для потомков.
Джолион и Клара, смущенно улыбаясь, встали по сторонам картины – сын Арлетты и дочь Годфри. Ни один из них не был тем ребенком, о котором мечтали двое с портрета, и все же они были их детьми… Джордж поднял фотоаппарат, а Бетти сделала несколько снимков фотоаппаратом Клары и своим. У Элисон тоже оказалась одноразовая «мыльница», и она несколько раз сняла обоих, не переставая время от времени вздыхать.
Эти несколько минут, до краев наполненные безмятежным спокойствием и внезапно наступившей гармонией, запомнились Бетти на всю жизнь. Казалось, весь мир остановил свое бешеное вращение и замер, словно задумавшись о чем-то невероятно важном. За древними стенами дышало покоем и негой жаркое лето, солнце вливалось в широкие витражные окна и ложилось разноцветными пятнами на лоснящийся паркет и на небольшую группу людей – очень разных, но объединенных общим прошлым. Каждый из них узнал правду о своем происхождении и обрел покой. Они были как члены одной семьи, как близкие родственники, которых судьба разбросала по свету, но которые сумели вновь найти друг друга. И пусть их связывали не кровные узы, а общая история, ощущение родства не было от этого нисколько слабее.
Отступив немного назад, Бетти окинула взглядом всех, кто, затаив дыхание, стоял сейчас перед портретом. Быть может, подумалось ей, Арлетта и Годфри тоже глядят на них откуда-то из поднебесья – из своего сияющего безмятежного рая, раскинувшегося чуть выше горячего летнего солнца. На мгновение она почти увидела обоих, и ей показалось – они улыбаются.
Увидев Бетти, идущую к его лотку, Джон Любезноу даже протер глаза.
– Не может быть! – воскликнул он. – Ты снова блондинка!
Бетти слегка взбила волосы кончиками пальцев и улыбнулась.
– Очень даже может, – сказала она.
Он кивнул.
– Мне нравится.
– Я рада, – рассмеялась Бетти, сдвигая солнечные очки на лоб.
– Я думал, ты переехала. – Джон взглядом указал на дверь за своей спиной.
– Переехала, – подтвердила Бетти. – Еще в пятницу. Я хотела попрощаться, но тебя не было на месте.
Он пожал плечами.
– Да. Я был… – Джон не договорил.
– И где ты был?
Он снова повел плечами.
– Мне нужно было время, чтобы, так сказать, перегруппироваться. Найти новую квартиру.
– Ну и как? Нашел?
– Да. Неплохое местечко – сухое, чистое. Тебе бы понравилось.
– И где?
– В Ноттинг-Хилле. В Северном Кенсингтоне, если точнее, зато метро всего в десяти минутах ходьбы. – Джон машинально переложил с места на место стопку пластинок. – А как твои дела? – спросил он после небольшого молчания. – Где ты теперь обитаешь?
– Я обитаю в Третьей зоне[60], – сообщила Бетти с мрачной улыбкой.
Джон сочувственно кивнул.
– Теперь моя станция – «Тутинг Бродвей». Я сняла квартиру напополам с девчонкой по имени Селия – нашла ее по объявлению в Интернете, как коренная лондонская жительница! Квартал очень симпатичный и тихий, и соседи тоже тихие. А главное, на нашем крыльце пока никого не стошнило. И до работы мне всего-то полчаса по Северной линии. – Она улыбнулась, слегка покачиваясь на каблуках.
– То есть ты решила, что маргинальный стиль жизни тебе не подходит?
Бетти фыркнула.
– Конечно!
– Гм-м…
– Что ты хочешь сказать этим малоприятным звуком?
– Ничего. – Джон покачал головой. – Просто… помнишь, мы с тобой разговаривали, и… Тогда мне показалось, что ты всерьез настроена прожить остаток жизни в Сохо. Так сказать, на острие…
– Тебе показалось. То есть я об этом действительно думала, но не очень долго. Секунд тридцать. Но потом кое-кто привел мне веское доказательство того, что подобное решение было бы серьезной ошибкой.
Джон удивленно взглянул на нее, но сразу же отвернулся к своему прилавку, словно считая разговор законченным.
– Сегодня мой день рождения, – сказала Бетти. – Мне исполнилось двадцать три.
– Вот как? – Он снова повернулся к ней. – Что ж… поздравляю.
Прежде чем произнести следующую фразу, Бетти некоторое время собиралась с духом.
– Тот поцелуй… Я могу рассчитывать получить еще один?
Джон удивленно воззрился на нее, потом его лицо смягчилось.
– Вот такой? – Он наклонился и поцеловал ее.
– Да. – Она нехотя отступила на полшага назад. – Именно такой.
Джон Любезноу улыбнулся ей своей редкой улыбкой счастливца, выигравшего в лотерею.
– Но только в честь твоего рождения, Бетти Дин!
А через мгновение они обняли друг друга и поцеловались снова – поцеловались так, словно вокруг не бурлила бешеная, безумная суета и ни один человек во всем Сохо не мог их видеть.
Благодарности
Я благодарна моему новому редактору Кэти Берк за потрясающий «мозговой штурм», который она устроила, чтобы помочь мне «оживить» историю Арлетты, а также за то, что она позволила мне поместить на обложке мою фотографию, как и полагается настоящему «большому» писателю. Особую признательность я должна выразить также Сьюзен, Джен, Наджме, Клер, Джорджине, Селине, Робу, Эндрю, Ричарду и другим сотрудникам «Рэндом хауз», которые много потрудились, чтобы эта книга увидела свет.
Благодарю всех моих друзей в «Борде», без которых моя жизнь была бы невыносимой. Спасибо также персоналу «Апострофа», которые позволили мне часами сидеть за столиком с ноутбуком и двойным макиато и даже ни разу не спросили меня, чем, черт возьми, я здесь занимаюсь.
Я благодарю моего замечательного агента Джонни Геллера, на которого я всегда могу положиться.
Я благодарю моего верного и надежного мужа Яшу.
Спасибо всем моим подписчикам в Твиттере и друзьям из Фейсбука. Надеюсь, с моей стороны будет не очень глупо сказать, что благодаря вам я стала считать себя членом огромной виртуальной семьи.
Персонаж по имени Мину Макатир появился благодаря моему знакомству с Мэгги Макатир – победительницей благотворительного аукциона, проводимого в пользу «Питер Боурон Кэтсхолл Стролл», который собирает средства для детского хосписа «Шутинг стар чейз» (www.catteshallstroll.co.uk). Спасибо, Мэгги, надеюсь, что когда твоя племянница научится читать, она будет рада увидеть в этой книге имя своей тезки.
От автора
Южный синкопированный оркестр действительно существовал. В своей книге я, наскоько это было возможно, старалась придерживаться фактов, относящихся к нему и к его длительным гастролям, прошедшим в Великобритании в 1919–1921 гг. Все остальное – названия клубов, имена музыкантов, героев и журналистов – представляет собой чистой воды вымысел. Все исторические и фактические ошибки также остаются на моей совести.
Читать бесплатно другие книги:
