Когда мы виделись в последний раз Константин Лив
– Что? – одновременно вырвалось у Кейт и Харрисона.
Гордон печально кивнул:
– Как я понимаю, вам ничего об этом неизвестно?
Кейт посмотрела на отца. Тот побледнел.
– Нет, мы ничего не знаем, – сказала Кейт. – Ты уверен, что она хотела встретиться с тобой именно для этого?
– Совершенно уверен. Она подчеркнула, что хочет сделать это в присутствии нотариуса. Я вынужден был сообщить об этом полиции, естественно. И хотел, чтобы вы об этом узнали.
Харрисон шагнул к столу Гордона:
– Что именно сказала моя жена?
Щеки Гордона покраснели.
– Я только что сказал. Она хотела изменить свое завещание. Ее последние слова перед тем, как она повесила трубку, были: «Буду признательна тебе, если это останется между нами».
Кейт снова посмотрела на отца, пытаясь разгадать его настроение. Но его лицо было непроницаемым.
– Есть еще что-нибудь или мы можем идти? – спросил Харрисон скованным голосом.
– Нужно только кое-что подписать, – ответил Гордон.
После подписания бумаг встреча закончилась, Гордон вышел из-за стола и сжал руки Кейт в своих ладонях:
– Если есть что-то, хоть что-нибудь, что я могу сделать для тебя, пожалуйста, звони мне.
Он отпустил ее руки и крепко обнял.
Гордон всегда был ужасно неловок и несуразен, а они были знакомы с детских лет.
В детстве у него было несколько друзей, они остались дружны и подростками. А вот была ли у Гордона хоть одна девушка, этого Кейт не знала. По крайней мере, в юности не было. Он всегда был странным – к примеру, не носил джинсы, предпочитая им (помимо школьной формы) клетчатые или цветастые брюки для гольфа, крахмальные рубашки и галстуки-бабочки. Кейт никогда не чувствовала себя рядом с ним комфортно, но при этом всегда приходила к Гордону на выручку, если кто-то начинал над ним потешаться. В общем, хотя Кейт и не считала Гордона своим другом, им приходилось то и дело сталкиваться из-за того, что их родителей связывали между собой долгие отношения.
Как-то раз, когда Кейт было почти тринадцать, а Гордону – четырнадцать, в доме Бэрронов была устроена традиционная новогодняя вечеринка, и он ее остановил.
Праздник был в разгаре. А Гордон сказал:
– Какая скукотища. Пойдем. Покажу тебе кое-что интересное.
– Не думаю, что стоит. Как-нибудь в другой раз.
Кейт попятилась.
А Гордон шагнул ближе к ней:
– Пойдем. Тебе понравится. Обещаю.
– Что мне понравится?
– Мой новый арт-проект. Я над ним несколько месяцев работал. Пошли со мной.
Гордон хотел взять ее за руку, но Кейт крепко сжала ладони, и Гордон первым вышел из комнаты.
Кейт пошла за ним в дальнее крыло большого дома, где она прежде никогда не бывала. Гордон провел ее по длинному коридору и остановился перед закрытой дверью. Обернувшись, он сообщил:
– Мама подарила мне эту комнату на Рождество. Для моих арт-проектов.
Гордон достал из кармана ключ и вставил в замочную скважину. Кейт провела кончиком языка по верхней губе и ощутила солоноватый вкус испарины. Дверь открылась, Гордон щелкнул выключателем. Мягкий свет наполнил небольшую комнату, где сразу стало тепло и уютно. Стены здесь были выкрашены в темно-красный цвет, повсюду висели большие черно-белые фотографии с изображением старинных рядных домов.
– Это ты снимал? – спросила Кейт, шагнув ближе к одному из снимков в рамке.
– Я, – кивнул Гордон. – Какое-то время назад. Но я хочу показать тебе то, над чем работаю сейчас.
Он нажал на кнопку на стене и подошел к металлическому столу, где стояли компьютер и проектор. Услышав шуршание, Кейт обернулась и увидела, как опускается киноэкран.
– Сейчас приглушу свет, – сказал Гордон, включив проектор.
На экране замелькали кадры с изображениями домов. Вскоре камера сосредоточилась на одном доме. Медленно-медленно изображение начало увеличиваться, и наконец Кейт смогла разглядеть обитателей дома. Стройная светловолосая женщина сидела на диване и смотрела телевизор, а двое маленьких детей расположились на полу и играли в какую-то игру. Затем камера отступила, и в поле зрения возник другой дом. И снова камера приблизилась, и стали видны две женщины. Одна сидела за кухонным столом, а вторая стояла возле раковины и мыла посуду. Запись продолжалась и демонстрировала дела, которыми занимались жители домов. Когда видео закончилось, Гордон выключил проектор и зажег свет.
Кейт была ошеломлена.
– Ну, и как тебе это нравится? Я несколько месяцев работал. Назову это «Современное мещанство».
Гордон просто-таки сиял от гордости.
– Гордон. Ты шпионишь за людьми!
– Не шпионю я. Любой бы это увидел, если бы подошел поближе и заглянул.
– Ну уж нет. Это как любопытный Том[21].
Гордон явно сильно расстроился – это было заметно по его лицу.
– А я думал, что тебе это понравится.
– Фотограф ты действительно хороший, но думаю, в следующий раз тебе стоило бы взять другую тему. И давай вернемся.
Они вышли из комнаты в молчании. Но как это ни было странно, Кейт стало жалко Гордона. Сам-то он явно восхищался своим проектом и однозначно был не без способностей. Но ему и в голову не приходило, что этот проект был откровенным нарушением прав человека на частную жизнь, и это Кейт очень не понравилось. Это ей не нравилось до сих пор, но она старательно не допускала, чтобы ее личное отношение к Гордону хоть как-то сказывалось на их деловых связях. После того давнего эпизода Гордон ни разу не переходил черту в общении с Кейт, поэтому она последовала семейной традиции – поручать Бартонам вести все ее денежные дела. А то происшествие Кейт всеми силами старалась забыть и говорила о нем только с Блер.
Когда они вышли из кабинета Гордона, Саймон положил руку на плечо Кейт.
– Мы закончили, Сильвия, – сказала Кейт секретарше.
– Аннабел и Хильда там, дальше по коридору. Я провожу вас к ним, – сказала Сильвия и пошла вперед.
Кейт, Саймон и Харрисон зашагали следом за ней.
Сильвия открыла дверь переговорной комнаты. Кейт переступила порог, и у нее замерло сердце. В комнате никого не было. На столе лежала коробка с цветными карандашами. На пол упала наполовину раскрашенная картинка.
Сердце Кейт бешено заколотилось. У нее было такое чувство, что она сейчас лишится сознания.
– Где она? – с трудом выговорила Кейт. – Где моя дочь?
– Я… я… – озадаченно вымолвила Сильвия.
У Кейт закружилась голова. Отец взял ее за руку:
– Кейт, милая. Наверняка они просто пошли в туалет.
Кейт, не раздумывая, выбежала из переговорной комнаты и, промчавшись по коридору, распахнула дверь женского туалета.
– Аннабел? Хильда? – крикнула она хрипло, истерично.
Но ответа не последовало. Послышался шум сливного бачка, из кабинки вышла молодая женщина в деловом костюме. Она явно смутилась.
Куда же они подевались? Кейт выскочила в коридор и увидела, что к ее мужу и отцу присоединился Гордон.
– Кейт… – проговорил Гордон, но не успел вымолвить еще хоть слово, как послышался мелодичный звон, и распахнулись двери кабины лифта.
– Мамочка, посмотри, что мне дала мисс Хильда!
Кейт резко обернулась и увидела Аннабел, стоящую в кабине лифта. Девочка улыбалась и держала яблоко и коробку с соком.
Кейт бросилась к ней, остановилась и подхватила дочку на руки. Уткнувшись носом в плечо Аннабел, она вся дрожала от радости и облегчения.
– Мамочка, у меня сок проливается, – чуть укоризненно выговорила Аннабел.
Кейт отбросила назад кудряшки со лба малышки:
– Прости, детка.
– Папочка, смотри, что у меня есть.
Саймон взял у Кейт дочку и закружил. Аннабел взвизгнула от радости.
Кейт повернулась к Хильде:
– Вы меня до смерти напугали. Как вы могли вот так взять и уйти?
Хильда попятилась, словно ее ударили:
– Простите, Кейт. Она проголодалась, а я вспомнила, что на нижнем этаже есть магазин. Вы же знаете, я бы ни за что не позволила, чтобы с ней что-то случилось. Я за ней, как орлица за орленком, слежу.
Вид у нее был такой, будто она вот-вот расплачется.
Кейт была в ярости. Хильде было сказано, насколько серьезно и важно всем быть начеку. У Кейт все еще пылали щеки, но язык она придержала. Она слишком хорошо понимала, что от злобных слов в непростой ситуации напряжение только возрастает. Ничто так не важно в операционной, как спокойствие. Все они сейчас пребывали в состоянии стресса, но Кейт решила, что обязательно будет долго говорить с Хильдой дома, но так, чтобы этого не слышала Аннабел.
– У нас у всех нервы на пределе. Все нормально, – вмешался Саймон. – А теперь давайте пойдем.
Он успокаивающе посмотрел на Кейт.
Когда они вышли на стоянку, Кейт пошепталась с Саймоном и отвела в сторонку Харрисона.
– Что это могло значить? – спросила Кейт. – С какой стати маме могло понадобиться изменять завещание?
Харрисон покачал головой:
– Не знаю, но я бы не стал так уж сильно из-за этого переживать. Может быть, это было как-то связано с фондом.
Для Кейт эти слова ничего не объяснили.
– Но почему она попросила Гордона сохранить этот разговор в тайне?
Глаза отца едва заметно сердито сверкнули.
– Я же сказал тебе, Кейт, я не знаю.
– Мамочка, я устала! – крикнула от машины Аннабел.
– Иду! – крикнула в ответ Кейт.
Но мысль о том, что мать хотела изменить завещание, упорно не выходила у нее из головы.
Они подошли к машине, где их ждали Аннабел, Саймон и Хильда. Харрисон наклонился и поцеловал внучку в щеку:
– До скорого, аллигатор.
Аннабел весело хихикнула:
– Пока, крокодил[22].
Кейт взяла отца под руку:
– Лучше бы ты остался у нас. Просто сердце разрывается, как представлю, что ты один там, в квартире.
– Все со мной будет хорошо. Мне нужно побыть среди ее вещей. – Он немного помолчал и добавил: – Завтра буду на работе.
Кейт пришла работать в кардиологическую клинику отца после окончания интернатуры и ординатуры. Сама она сейчас и подумать не могла о работе, о пациентах.
– Так скоро? – удивилась она. – Ты уверен?
Она не знала, когда вернется к работе – по крайней мере, ей казалось, что это не случится в ближайшее время. Пока убийца разгуливал на свободе, она ни за что не разлучилась бы с Аннабел.
– А что же мне еще делать, Кейт? – пожал плечами Харрисон. – Мне нужно чем-то занять себя, иначе я с ума сойду. К тому же мои пациенты во мне нуждаются.
Кейт кивнула:
– Пожалуй, я тебя понимаю. Но я пока не могу. Мне нужно еще какое-то время. Я попросила Кэти отложить прием моих пациентов на несколько недель.
– Ну и хорошо. Побудь дома, сколько нужно. Херб и Клер готовы взять на себя твои операции, пока ты не будешь готова вернуться.
– Пожалуйста, поблагодари их от меня, – сказала Кейт, поцеловала отца и пошла к машине.
Саймон отъехал от стоянки, и Кейт услышала негромкий голос Хильды. Она сидела с Аннабел на заднем сиденье и читала девочке книгу. Они проехали всего несколько миль, и Аннабел заснула. Все трое взрослых до окончания пути молчали. Каждый из них был погружен в собственные мысли. Кейт радовалась тому, что во второй половине дня ее навесит Блер. Ей нужно было с кем-то поговорить. Должна была существовать какая-то связь событий, какая-то подсказка, которую она не замечала, не видела.
Глава шестая
Прежде всего, оказавшись на подъездной дороге у дома Кейт, Блер заметила двоих мужчин в черных костюмах и пальто, стоявших перед входной дверью. Как только она остановила свой кабриолет и вышла, один из мужчин подошел к ней:
– Вас ожидают, мэм?
– Да. Я подруга Кейт, Блер Баррингтон.
Охранник предостерегающе поднял палец и открыл блокнот:
– Ваше имя тут записано, но мне нужно увидеть какой-нибудь ваш документ. Пожалуйста.
Ее книг он явно не читал. Но правду сказать, невзирая на ее славу, мало кто узнавал ее в лицо. Время от времени – обычно в ресторанах – кто-нибудь просил у нее автограф. Но чаще всего она жила неузнанной. Подписывание книг было из другой оперы, как говорится. Они с Дэниелом привыкли к тому, что за автографами выстраивались длиннющие очереди, и к концу этих мероприятий у каждого из них болела рука. И Блер это просто обожала.
Она вытащила и протянула охраннику водительское удостоверение. Тот заснял его камерой своего телефона и дал Блер знак, что она может войти в дом. Дверь открылась, когда она еще не успела постучать. На пороге стояла Кейт, бледная, осунувшаяся.
– Что это за люди в черном? – спросила Блер.
Кейт была готова ответить, но покачала головой:
– Их Саймон нанял. На всякий случай…
Закрыв дверь и заперев ее на засов, Кейт пошла впереди Блер по коридору к кухне.
– Селби здесь. Решила меня проведать.
Блер мысленно застонала. Меньше всего ей хотелось встречаться с Селби. На поминках они только поздоровались. Селби сидела не с другими женщинами, а со своим мужем, Картером. А теперь выбора не было – придется с ней разговаривать.
Когда они с Кейт вошли в кухню, Блер восхищенно огляделась по сторонам. Все выглядело просто сказочно – так, как могло бы выглядеть на старинной тосканской вилле. Красивый плиточный пол, смотревшийся так, словно каждую плитку цвета терракоты привезли из Италии. Свет, струившийся сквозь застекленный сводчатый потолок с грубо обтесанными деревянными стропилами, озарял полированные рабочие поверхности и высоченные шкафы. Здесь создавалось то же ощущение старины, как в других помещениях дома, но добавлялся легкий привкус антикварной Европы.
Селби сидела за столом, который, казалось, был выточен из одного могучего ствола. Края деревянной плиты были обработаны грубовато, и это придавало столу элегантную простоту. На руках у Селби сидела Аннабел, и Селби ей что-то читала. Селби оторвала взгляд от книги. Судя по взгляду, она явно расстроилась.
– О, привет, Блер.
Селби изучила Блер обычным неприязненным взглядом. Но теперь это Блер нисколько не задевало. Она знала, что выглядит хорошо. Пусть она уже не была такой стройняшкой, как в старших классах школы, но благодаря времени, проводимому в спортзале, и строгой диете она все еще могла натянуть джинсы. А ее волосы, которые в школьные годы невозможно было усмирить и зачесать назад, теперь стали гладкими и прямыми благодаря современному чуду под названием «кератин». Селби уставилась на кольцо с бриллиантом в восемь карат на левой руке Блер.
Блер ответила спокойным взглядом и неохотно признала, что годы были благосклонны к Селби. Если она и изменилась, то стала привлекательнее, чем в школьные годы. Волосы, мягкими волнами обрамлявшие ее лицо, были кое-где осветлены, что смягчало черты лица. Украшения у Селби были прекрасные – серьги с крупными жемчужинами, золотой браслет и кольцо с сапфиром и бриллиантами. Блер знала, что кольцо старинное, фамильное. Картер показывал его Блер давным-давно – еще до того, как он внял настояниям родителей подыскать «подходящую» пару.
– Привет, Селби. Как поживаешь? – спросила Блер, отведя взгляд от Селби. Она вытащила из сумки мягкую игрушку – лилового единорога – и протянула Аннабел. – Аннабел, я старая подруга твоей мамы, меня зовут Блер. Я подумала, что ты захочешь подружиться с Санни. Это девочка.
Аннабел мигом спрыгнула с колен Селби, схватила игрушку и прижала к груди:
– Можно мне ее взять себе?
– Конечно. Я нашла ее специально для тебя.
Улыбнувшись от уха до уха, девочка еще крепче обняла единорога. Блер была рада тому, что игрушка так понравилась Аннабел.
– Где же твои хорошие манеры, Аннабел? – чуть укоризненно проговорила Кейт. – Скажи «спасибо».
Аннабел пару секунд очень серьезно смотрела на Блер и стеснительно пробормотала:
– Спасибо.
– Пожалуйста, Аннабел. Тетя Блер любит дарить подарки.
– Вот не знала, – с нескрываемым раздражением заметила Селби, – что ты уже «тетя» Блер.
«Неужели хоть на один день Селби не может отказаться от своей язвительности?» – подумала Блер. Однако препираться с Селби она не собиралась, поэтому обратилась к Кейт:
– Ты же не против, чтобы она меня так называла?
Кейт взяла Блер за руку и сжала ее пальцы:
– Конечно же нет. Мы были с тобой как сестры, да мы и сейчас как сестры, – поправила она себя.
– А помнишь, как мы с тобой разыгрывали из себя сестренок, когда ходили на тусовки в универе? – спросила Блер. – И еще имена себе придумали. Анастасия и…
– И Корделия! – заливаясь смехом, подхватила Кейт.
Селби сделала большие глаза:
– Да уж, с ума сойти.
Блер вспомнила те годы. Несмотря на то что Кейт была блондинкой, а Блер – брюнеткой, люди им верили. Они так много времени проводили вместе, что стали разговаривать похоже. Их выговор стал почти одинаков по интонации и темпу, они даже смеяться начали сходно.
До знакомства с Кейт Блер часто гадала, каково это – вырасти в нормальной семье, с матерью, которая готовит тебе завтрак и заботится, чтобы ты взяла с собой полезный ланч, а потом ждет тебя дома, чтобы помочь тебе сделать уроки, или просто спросит, как у тебя дела в школе. Блер было всего восемь лет, когда не стало ее матери, и очень скоро она превратилась в центр вселенной для своего отца. В пятом классе она научилась готовить лучше, чем когда-либо готовила ее мать. Ей ужасно нравилось баловать отца деликатесами. Через какое-то время Блер полюбила заботу о себе самой и отце. Это помогало ей ощущать себя взрослой. А потом все переменилось – когда в их доме появилась Энид Тернер.
Энид была менеджером по продажам в компании отца. Неожиданно она начала приходить к ним в дом каждую неделю ужинать. Шесть месяцев спустя отец усадил Блер перед собой и с дурацкой улыбкой спросил:
– А ты хотела бы иметь новую маму?
Блер почти сразу поняла, о ком речь.
– Если ты говоришь про Энид, то спасибо, не хочу.
Отец взял ее за руку:
– Ты же знаешь, я ее очень полюбил.
– Догадываюсь.
Отец смотрел на нее, продолжая по-идиотски улыбаться:
– В общем, я попросил ее стать моей женой.
Блер вскочила с дивана и встала перед отцом. Горькие слезы застлали ее глаза.
– Ты не можешь так поступить!
– Я думал, ты обрадуешься. У тебя будет мама.
– Обрадуюсь? С чего это мне радоваться? И никогда она не будет моей мамой!
Мать Блер, Шейна, была красивой и чудесной. У нее были длинные рыжие волосы и лучистые глаза. Иногда они с Блер играли в наряды. Мама была как бы кинозвездой, а Блер – ее костюмершей. Мама обещала, что в один прекрасный день они вместе поедут в Голливуд, и хотя мама уехала туда одна, Блер верила, что она вернется за ней, когда устроится там.
Каждый день она ждала письма или открытки. Она искала лицо матери на афишах кинофильмов и в телешоу. Отец то и дело советовал ей забыть о Шейне, говорил, что она уехала навсегда. Но Блер не могла поверить, что мать могла бросить ее насовсем. Может быть, просто она ждала момента, когда станет настоящей звездой, а уж потом вернется за ней. Но прошел год, а от матери не было никаких вестей. Вот тогда Блер начала волноваться. Значит, с матерью что-то случилось. Блер стала просить отца, чтобы они вместе поехали в Калифорнию и поискали там мать. Отец грустно покачал головой. Он сказал Блер, что ее мать жива.
Блер ошарашенно посмотрела на отца:
– Ты знаешь, где она?
Он ответил не сразу.
– Не знаю. Знаю только, что каждый месяц она исправно получает от меня алименты.
Блер была еще мала и не удивилась тому, что отец продолжает посылать ее матери деньги, хотя они развелись. Нет, она во всем обвинила его и убедила себя в том, что он лжет и нарочно делает так, чтобы они с матерью не виделись. Она верила, что скоро мама вернется за ней, а если Голливуд оказался не таким, каким она его себе представляла, может быть, мать вернется домой.
И когда отец сообщил ей о том, что собирается жениться на Энид, Блер убежала в свою комнату и заперла дверь. Она объявила отцу, что не будет ни есть, ни спать, ни разговаривать с ним, если он сделает это. Нет, она ни за что не смирится с тем, чтобы эта тупая Энид Тернер переехала к ним в дом и стала ей указывать, что делать. Ни за что на свете Блер не позволит ей отнять у нее отца. Да как он мог вообще смотреть на Энид после брака с матерью Блер? Шейна была яркой красавицей, а Энид была обычной и скучной. Но тем не менее месяц спустя они обвенчались в местной методистской церкви, и Блер пришлось стать свидетельницей, хотя она этого жутко не хотела.
Очень быстро комнатушка, где Блер с друзьями смотрели телевизор или играли в дартс, превратилась в «мастерскую» Энид. Энид выкрасила там стены в розовый цвет и развесила свои «произведения» – картинки, раскрашенные по цифрам, с изображением собак различных пород, а игры и игрушки Блер перекочевали в подвал.
В первую же ночь после свадьбы, когда отец и Энид заснули, Блер прокралась в свое бывшее «логово». Схватив с туалетного столика толстый маркер, она пририсовала кокер-спаниелю очки, золотистому ретриверу – усы, а черному лабрадору – черную сигару в пасти. Она сложилась от сдавленного смеха пополам.
Наутро из этой комнаты послышались крики Энид, и Блер прибежала туда. Глаза у ее мачехи были красными и распухшими от слез.
– Зачем ты это сделала? – обиженно спросила Энид.
Блер невинно вытаращила глаза:
– Я ничего не делала. Может быть, ты ходила во сне, вот и нарисовала все это сама.
– Ну уж нет. Я знаю, это сделала ты. Ты ясно дала понять, что не хочешь, чтобы я тут жила.
Блер выпятила подбородок:
– Нет, наверняка это сделала ты, чтобы на меня вину свалить.
– Послушай меня, Блер. Можешь морочить голову своему отцу, но только не мне. Ты можешь меня не любить, но я не потерплю неуважения и лжи. Ты меня понимаешь?
Блер промолчала. Несколько секунд они молча смотрели друг на дружку.
Наконец Энид процедила сквозь зубы:
– Давай выметайся отсюда.
С того дня, что бы ни случилось в доме, Энид во всем обвиняла Блер. Отец полюбил новую жену, стал предан ей, а на дочь начал обращать все меньше внимания. Он и пальцем не шевелил, чтобы защитить дочь. Очень скоро Блер расхотелось возвращаться домой, и она делала все, что только могла, чтобы этого избежать. Прожить год с лишним под одной крышей с Энид – этого оказалось больше, чем могла вынести Блер, поэтому, когда ее решили отправить учиться в дорогую частную школу, это стало просто подарком с небес. После восьмого класса в Мэйфилде она приехала на лето домой, но на втором году учебы Лили предложила Блер остаться на лето у них в Бетани, в доме на побережье, в штате Делавэр. Блер была уверена, что отец не разрешит, но хватило одного телефонного звонка Лили – и все было улажено.
Блер влюбилась в этот дом с первого взгляда. Наружные стены были отделаны кедровой дранкой. Белые веранды и крылечки выделялись на фоне темного дерева, и им вторили белоснежные дверные и оконные рамы. Дом разительно отличался от того, в котором выросла Блер, построенного в колониальном стиле[23], где все комнаты представляли собой скучные прямоугольники, а мебель обязательно покупалась гарнитурами. Дом на берегу был наполнен просторными комнатами с белыми стенами и большими окнами, выходившими прямо на океан. Мягкие диваны и кресла с цветастой обивкой были специально расставлены так, чтобы можно было наслаждаться видом на море, расположившись уютными группами. Но самым потрясающим был шум разбивающихся о берег волн и влетавший в открытые окна воздух, пахнувший морем. Никогда в жизни Блер не видела такого удивительного дома.
Кейт взяла ее за руку и повела наверх. Там находилось пять спален. В спальне Кейт, большой комнате рядом с хозяйской спальней, стены были выкрашены в бледно-зеленый цвет. Французские двери выводили на маленький балкон с видом на берег. Все в этой комнате было белым – балдахин над кроватью, подушки на стульях. Только одеяло было ярко-розовым, и на нем были вышиты фигурки русалок. И на стенах висели картины с изображениями русалок, и на полках одного из книжных шкафов стояли статуэтки, изображавшие русалок. А над кроватью, на стене, ярко-синими морскими стеклышками было выложено имя Кейт. У Кейт было все – мать и отец, которые давали ей все, чего бы она ни пожелала, и в том числе, этот дом на побережье. У Блер вдруг перехватило дыхание. Одиночество и пустота ее жизни комом сжали ее горло.
– Потрясающая у тебя комната, – еле выговорила она.
Кейт пожала плечами:
– Нормальная. В смысле… я для этих русалочек уже довольно-таки взрослая. Все прошу маму купить мне новое одеяло, а она все время забывает.
Блер была в шоке. У Кейт было столько всего, а она жаловалась на какое-то глупое одеяло? Но не успела Блер вымолвить хоть слово, как Кейт схватила ее за руку:
– Ты еще свою комнату не видела! Глаза Кейт сияли от радостного волнения.
– Мою?
– Пошли.
Она привела Блер в комнату напротив, где на стене над кроватью было выложено морским стеклышками ее имя – Блер.
Блер потеряла дар речи. Она не знала, что думать и как себя чувствовать. Никто по отношению к ней не вел себя так щедро, с такой добротой.
– Нравится? Мама приехала сюда на прошлой неделе и обо всем позаботилась.
Блер подбежала к окну и отдернула штору. Конечно, она была ужасно расстроена, хотя можно было сразу понять, что вида на море из этого окна не будет, ведь комната находилась напротив спальни Кейт. Но Блер сумела скрыть разочарование и скованно улыбнулась:
– Очень нравится.
– Я рада. Но конечно, спать-то мы с тобой наверняка будем вместе, чтобы всю ночь болтать.
Так оно и вышло. Они спали то в кровати Кейт, то в кровати Блер. Лежали в темноте и поверяли друг дружке все свои секреты. Так что Блер, по идее, вовсе не нужна была своя комната, однако Лили, мудрая женщина, понимала, что это значит для девочки. Потом Блер каждый год проводила лето у них, в доме на берегу, до того лета, когда Кейт и Саймон поженились. Блер не знала, сохранился ли у них тот дом и бережет ли Кейт традиции своей матери – к примеру, есть ли в доме для Аннабел такая же спальня.
Селби встала и чмокнула Кейт в щеку:
– Пойду, пожалуй. Не забывай – если что-то понадобится, только дай знать.
Селби взяла сумочку. Блер узнала цветочный принт, характерный для итальянских дизайнерских сумок Fendi.
«Веселенькие цветочки совсем не вяжутся с характером Селби», – подумала Блер. А на ее взгляд, Селби больше бы подошла Traviata от Launer – любимая модель английской королевы, – ну, скажем, черная или темно-зеленая. Да и носить эту сумку Селби могла бы в точности как Елизавета – повесив через руку.
– Я провожу тебя, – сказала Кейт и перевела взгляд на Блер: – Ты не присмотришь за Аннабел минуточку?
– С радостью. – Блер повернулась к Аннабел: – Хочешь, я дочитаю тебе сказку?