Я выбираю свободу! Кузнецова Дарья

— Что будем делать? — в конце концов, не выдержав тишины, уточнила я. Голос звучал сипло, в горле саднило. Жалко, что эльфы не подвержены простудам, не получится списать сорванный ночью голос на временное недомогание.

Фель, чья рука до сих пор — видимо, чисто машинально — продолжала обнимать мою талию, а кокон согревающих чар защищать от ледяного пола, медленно пожал плечом.

— Есть несколько вариантов, предлагаю самый простой: сделать вид, что ничего не было, — так же хрипло предложил он.

— Согласна, — поспешно кивнула я, садясь и пытаясь распутать пальцами волосы. Мои черные и его белые пряди за ночь причудливо переплелись, и яркий контраст выглядел потрясающе эффектно. Правда, мысль об этом я поспешила отогнать подальше, а лучше — вовсе выкинуть из головы. — И никому ни слова.

— Согласен, — не стал он спорить. Тоже сел, помог мне освободиться, пятерней пригладил волосы, убирая их с лица, и огляделся по сторонам. Интересно, куда и когда подевался его хайратник? — М-мать Природа… — выдохнул он с такой интонацией, с какой обычно принято употреблять совсем другие слова. Я вскинулась, ожидая встретиться взглядом с каким-нибудь лишним свидетелем происходящего — и тоже замерла, в шоке разглядывая стену перед собой.

Лучше бы это был свидетель!

— Мы что, правда… — медленно проговорила я, с трудом фокусируя взгляд на светлом. — И вчерашний стол был…

Фель выглядел ошарашенным и даже почти напуганным, я сама — подозреваю, и того хуже.

Мы сейчас находились в том самом храме Всех богов, перед которым вчера совершался ритуал. Хуже того, в этом храме мы провели всю весьма насыщенную ночь. И ладно бы просто в храме! Мы не нашли ничего умнее, как провести горячую ночь пред ликом хаоса. И ладно бы просто перед ликом…

Я вчера кончала, выдыхая имя этого почти чужого мне светлого, на алтаре фатума: хаос отвечает за судьбу.

От этой мысли стало жутко, засосало под ложечкой и отчаянно захотелось стереть из памяти ближайшие сутки. С другими богами еще можно договориться и надеяться, что пронесет, а судьба всеведуща, и такого осквернения своей святыни не простит. Звезданет ответным ударом так, что мало не покажется…

— Может, они вчера смотрели в другую сторону? — жалобно пробормотала я. Фель криво усмехнулся и бросил взгляд на пару эбонитовых статуй с глазами из серого дымчатого кварца.

Двенадцать наших богов отвечают за разные силы, из которых сплетен мир, и за сферы жизни попарно: мужчина и женщина, супружеская чета, уравновешивающая недостатки друг друга. Существовали свои каноны изображения их всех, но алтари неизменно были парные, отдельно никого из богов никто не рассматривал — только в единстве противоположностей, в балансе мужского и женского. Только в паре Ната и Таны, покровителей жизни, женщине отводилась более выраженная созидательная роль, Тана отождествлялась с Матерью-Природой, а Нат — со смертью и перерождением как с одним из неотъемлемых этапов жизни.

Покровители хаоса бесстрастно глядели на нас. Мужчина — Дар — левой рукой приобнимал за талию свою супругу Раду, а сжатую в кулак правую ладонь, перевернутую тыльной стороной вверх, простирал над алтарем — простым деревянным столом. В правой руке Рады лежал тугой свиток, в котором, по легенде, описан конец этого мира, а левую богиня держала над алтарем, только ладонь ее была сложена лодочкой и обращена кверху.

Считается, что судьба — это слишком личное дело, чтобы обсуждать его и даже обдумывать при посторонних, поэтому чета покровителей хаоса всегда стоит обособленно от прочих, зачастую — вот в таких уединенных комнатах. На стол принято ставить специальную чашу, в которую изредка кладутся дары, если хочется поблагодарить за удачу, но чаще — предметы, олицетворяющие просьбу или вопрос к богам. Чаша же обычно стоит при входе, и для общения с богами нужно для начала аккуратно омыть ее в холодной воде.

Я почти не сомневалась, что предмет, грохотавший вчера по полу в центральном помещении, этой самой чашей и был.

— В любом случае, как бы они ни решили нас наказать, это ничего не меняет, — первым взял себя в руки Фель и пружинисто поднялся. Я проводила его взглядом и задумчиво кивнула.

Я ни в коей мере не оправдывала свое вчерашнее поведение, но все же… Все же даже сейчас, утром, в чем-то его понимала. Светлый был хорош. Безупречная физиономия — ерунда, а вот остальное действительно приковывало взгляд.

Большинство сильных боевых магов пренебрегают физической подготовкой, довольствуясь тем, что получили от природы. Да у них обычно и времени на тренировки не хватает, как-то не до того. Сколько я себя помнила, именно поэтому всегда предпочитала воинов без магических способностей, а у Феля было тело именно воина. Сильное, тренированное, при каждом движении под кожей красиво перекатывались мышцы, делая его похожим на какого-то хищного зверя. И если отбросить знание, кем является этот огневик на самом деле (что со мной, собственно, вчера и произошло), ничего удивительного в том, что я обратила на него внимание.

Тряхнув головой, поспешила отогнать наваждение и последовать примеру светлого, который начал одеваться. Довольно, и так уже наворотила столько, что теперь полвека расхлебывать! Надо, как и договорились, сделать вид, что ничего не было, и продолжать спокойно жить дальше.

И никогда, никогда больше не пить!

Пока я предавалась мрачным мыслям и отряхивала запылившуюся юбку, Фель, уже успевший натянуть брюки и сапоги, выглянул в общий зал. Подобрал на пороге мою блузу и вышел, видимо, за собственной рубашкой. Что-то негромко стукнуло, потом звякнуло (кажется, огневик водружал на место чашу), после чего светлый вернулся с добычей, и мы в молчании закончили одеваться.

Вышли наружу и, не сговариваясь, остановились на ступеньках храма. Я полезла в карман (он был вшит в юбку сзади, возле копчика, и поэтому не мешал ни во время танцев, ни во время других… развлечений) за портсигаром, а светлый вперил тяжелый неподвижный взгляд в бухту. Солнце еще не поднялось над скалами, и неподвижная вода казалась синей-синей, будто это было не море, а цельный кристалл сапфира изумительной чистоты.

— Будешь? — проявила вежливость, предлагая стихийнику портсигар. Тот в недоумении посмотрел сначала на него, потом на меня и медленно качнул головой. — Зря, — вздохнула я, чтобы сказать хоть что-то.

— Зачем ты куришь? И… ведь это не табак, — проговорил Фель.

— Табак бесполезен и плохо пахнет, а это… поднимает настроение и помогает не рехнуться.

— Заманчиво, — пробормотал он, наблюдая, как я закуриваю. — Только лучше справляться со всем своими силами.

— Лучше. Когда они есть, — кивнула, убирая мятую коробочку, и тихо пробормотала, скользнув взглядом по площади. — А это еще что?

Чуть в стороне, у устья узкого не то проулка, не то тупичка, собралась небольшая толпа. Переговаривались тихонько, порой бросали по сторонам тревожные взгляды, и у меня вновь засосало под ложечкой от дурного предчувствия.

— Не нравится мне это, — озвучил мои мысли хмурый светлый, и мы, не сговариваясь, двинулись к собравшимся.

— Что случилось? — спросила я у крайних.

— Тилль, привет. — Сонные жители, расступаясь, здоровались, но на вопрос никто отвечать не спешил. Да, впрочем, вскоре я и сама увидела: на брусчатке лежал труп, если точнее — обезглавленное тело, над которым на корточках сидел отлично знакомый мне тип. Который, надо думать, обладал информацией в гораздо большем объеме, чем случайные зеваки, и был куда лучшим адресатом для вопросов по существу. Все-таки, Мельхиор (темные эльфы вообще любят имена, образованные от названий металлов и камней) — наш главный дознаватель.

— Привет, красавчик, — машинально поздоровалась я. — Это что?

— Здравствуй, сладкая, — безмятежно улыбнулся в ответ темный, поднимая на меня смеющийся взгляд. — А это — большая и вонючая куча дерьма, в которую мы все вляпались. Если интересуешься предметно, то это труп светлого Владыки, вон там, чуть в стороне, лежит голова. Убит среди ночи, сюда его притащили откуда-то оттуда, — махнул он рукой в сторону площади. — Есть следы волочения и капли крови, но на площади за ночь все затоптали так, что концов уже не найдешь. Орудие убийства… судя по срезу, рискну предположить, что это боевая струна. Опа! — Взгляд темно-желтых глаз, почти теряющихся на фоне золотистой загорелой кожи, скользнул мне за плечо. Оглянувшись, я обнаружила там Феля. — А вот и потенциальный убийца. Скажи-ка мне, Бельфенор из корней Серебряного Дуба, а ты струной владеешь?

— Продемонстрировать? — недружелюбно огрызнулся Фель, подходя ближе и тоже опускаясь на корточки рядом с тем местом, где у Владыки раньше была голова, а теперь красовался ровный срез шеи.

— Я так, риторический вопрос задал. А алиби у тебя есть, мой грозный собеседник? Про мотив даже не спрашиваю, на твоем месте я бы и сам его убил, причем уже давно. Ну так что, где ты был примерно с часу ночи до трех?

— Ты мне все равно не поверишь, — с нервным смешком ответил светлый. — Так что считай — нет у меня никакого алиби. Зато струна есть. Показать?

— Не спеши, сейчас мы ее чин но чину изымем, — отмахнулся следователь. — Стало быть, не отрицаешь, что имел возможность, средство и мотив прирезать любимого Владыку?

— Казните через депортацию? — язвительно уточнил стихийник.

— Ну зачем так? Может, наградим, — протянул рассудительно Мельхиор, после чего добавил: — Посмертно.

— Не надо посмертно, — подала голос я, здорово сомневаясь не только в разумности собственного поступка, но в здравости рассудка. И даже не до конца веря, что действительно открыла рот и собираюсь сказать то, что собираюсь. — У него есть алиби. Начиная где-то с часа после заката и до утра он был со мной. Неотлучно.

— Ты серьезно? — несолидно вытаращился на меня темный. Светлый, кстати, выглядел не менее озадаченным.

— Нет, я выгораживаю его по большой любви, — ядовито отозвалась я.

— Кхм. И что же вы всю ночь делали? И где? Он же мог отойти на полчасика, на это дело больше времени не надо, — продолжал допытываться Мельхиор.

— На звезды смотрели, — прошипела я злобно. — Неотлучно! Даже по нужде некогда было отлучиться!

— Кхм! — Темно-рыжие брови дознавателя натурально взлетели на лоб, взгляд золотистых глаз метнулся с меня на стихийника, потом обратно. — Что, вот прямо всю ночь? Уважаю, силен мужик. На звезды, всю ночь, без перерыва… ну ладно, глянуть пару-тройку раз, но чтобы вот так…

— Повторить на бис? — уточнила я, чувствуя, что от всей души желаю темному лечь рядом со светлым Владыкой в той же позе, в смысле — отдельно от своей головы. Причем еще немного, и я даже поспособствую этому процессу.

— Извини, не надо, я тебе верю, — опомнился Мельхиор, видимо, прочитав что-то в моем взгляде. — Если ты, конечно, готова все это…

— Прямо сейчас клятву приносить или я пока свободна?

— Свободна, — кивнул он. Потом на всякий случай еще два раза кивнул, а я развернулась на пятках и, провожаемая молчаливо-ошарашенными взглядами толпы, вынырнула на площадь и решительно двинулась вдоль побережья. Мне было необходимо остудить голову, а близкое море так и манило окунуться… забыться… утопиться?

Я поняла, где видела этого светлого: в перекрестье снайперского прицела.

Побери меня, Грань! Меня и мои гнилые мозги, где они были все это время?! Как, ну как, во имя всех богов, я могла его не вспомнить?! Бельфенор — «белое пламя», или, учитывая именное окончание, «великое белое пламя». Фель — дословно «огонек». Живучая, будто заговоренная сволочь, которую упрямо не брали чары, пули и раз за разом отказывалась принимать Грань. На этого боевого мага — одного из пяти сильнейших боевых магов светлых! — была объявлена в свое время настоящая охота, несколько раз докладывали о поражении цели, но его белобрысая макушка все равно раз за разом возвращалась из небытия. Если бы не совпадение ауры, можно было бы подозревать, что это разные эльфы, настолько невероятным каждый раз казалось его везение!

Будь я проклята, я же смотрела его ауру! В первый же момент, разглядывая его на площади, я смотрела эту ауру, характерные признаки которой совсем недавно знала наизусть вместе с признаками еще двух десятков светлых с наивысшим приоритетом уничтожения.

Все мозги прокурила в задницу! Допрыгалась! Спряталась от себя и окружающего мира, доработалась до полного идиотизма!

Я переспала не просто со светлым, с одним из злейших врагов — своих и всего Красногорья — да еще и сама заявила об этом во всеуслышание. То-то Мельхиор так ошалел! Он-то приличный воспитанный эльф, он, прежде чем переспать с женщиной, как минимум представляется и спрашивает ее имя! Наверное…

Хуже было бы только, окажись на месте Бельфенора сам Владыка! Впрочем, нет, его как раз в это время убивали.

Сколько там прошло часов между нашим «воссоединением» на алтаре судьбы и гибелью Владыки? Часа три? Интересно, можно это считать связанными событиями или все случайно совпало?

Я нервно, истерически захихикала, торопливо стаскивая одежду.

За мрачными мыслями я не заметила, как добралась до тихого скалистого грота, где можно было искупаться, укрывшись от взглядов города, и куда я, собственно, стремилась. Чтобы скинуть одежду и с камня сигануть сразу в омут, в темную глубокую яму, а потом плыть до тех пор, пока перед глазами не запляшут красные мушки, а в ушах не начнет колотиться пульс. Вымыть, вытравить из себя все мысли, всю бессильную ярость, все чувства.

И море помогло, приняло лишнее.

Ушла злость на себя за сказанные слова. В конце концов, я сказала правду, и этот светлый действительно не мог убить своего Владыку. Я готова поклясться чем угодно, что правитель был последним, о чем в тот момент думал огненный маг. Осталась только досада: можно было сказать все это Мельхиору потом, в приватной обстановке, и совсем не обязательно заявлять во всеуслышание. Но тут уже никто за язык не тянул, а сказанного не воротишь.

Ушла злость за собственный промах. Я в самом деле последние несколько месяцев была не в себе, глупо спрашивать с существа, одной ногой стоящего за Гранью (а, вернее, отчаянно туда рвущегося), как с полноценного разумного. Это ошибка, из которой следовало сделать выводы и окончательно признать, что Грань отказывается меня забирать. Значит, хватит упрямо ломиться в запертую дверь, стоит смириться и попытаться жить дальше.

Ушел страх перед божественной карой за осквернение алтаря. Ушел бесследно, сильнее наказать меня судьба, пожалуй, и не сумеет.

Воспользовавшись случаем, на освободившееся место выползла тревога, связанная со смертью Владыки, несущей нашей и без того измотанной земле массу проблем. Но это беспокойство было сдержанным и даже полезным: оно шло от разума, а не от души.

Нервные дерганые мысли унялись, поутихли, я почти успокоилась — море сделало свое дело. С одной только мыслью оно ничего не могло сделать, и мысль эта начала методично отравлять мое существование.

Мне ведь в самом деле было хорошо с этим светлым. Так хорошо, как никогда в жизни, а опыт для сравнения имелся. И я могла отрицать это вслух, могла лгать, могла оправдываться смазанностью разбавленных хмелем воспоминаний. Да, он оказался врагом, олицетворением всего того, что не нравилось мне в светлых. Вот только ощущение сытого ленивого удовлетворения никак не желало покидать предательское тело, отзывавшееся сладким томлением на любые воспоминания о подробностях ночи. Я точно знала, что повторения не будет, что больше никогда в жизни не позволю себе так низко пасть, но перестать хотеть, причем хотеть именно его, была не способна. Во всяком случае, пока.

А хуже того, я уже не могла его ненавидеть.

Бельфенор Намиаль Маальт-эль

из корней Серебряного Дуба

Этот момент я представлял себе не раз и не два: момент, когда я увижу мертвое тело бессмертного Владыки и смогу наконец плюнуть на труп. Думал, что испытаю удовлетворение, радость, даже облегчение от того, что мир избавился от этого недостойного существа. Искал в себе сейчас отголоски этих чувств — и не находил. Вообще ничего не находил. Живого Владыку я презирал и ненавидел, а мертвым он был мне безразличен.

Даже не возникло привычного злорадства от мысли, что на этой дикой земле навсегда останусь не только я, но и он.

Ну тело. Мертвое. Рядом лежала голова, стеклянные глаза безразлично таращились в небо, а губы даже сейчас были брезгливо поджаты. Простой кусок мяса, или, скорее, дерева, даже груда мусора — потому что никакой пользы от этой пустой оболочки не возникало. Я даже не воспринял всерьез подозрения Мельхиора о моей причастности к гибели Владыки и уж точно не собирался ради собственного оправдания нарушать обещания, данного женщине.

В конце концов, мне по большому счету без разницы, узнает ли кто-то о наших приключениях или нет — я и так уже упал ниже уровня моря, дальше попросту некуда — а вот высокопоставленные друзья Тилль могут и обидеться. Особенно если там есть кто-то, являющийся не только другом. В чем я, впрочем, искренне сомневался: эльфийка не производила впечатления особы, прыгающей из одной постели в другую, и все мои прошлые инсинуации на эту тему вызывались не обоснованными подозрениями, а общим паскудным настроением.

Сейчас… настроение не выправилось, но держать слово я умел. И даже если бы мы не пообещали друг другу молчать, трепать имя женщины в подобных обстоятельствах — более чем недостойно.

А вот тот факт, что Тилль сама решила рассказать, поставил меня в тупик. Причем говорила она с таким видом, будто не верила, что произносит эти слова вслух. Высказалась под шокированным взглядом темного и поспешно ушла или, лучше сказать, убежала.

— Она сейчас вот это серьезно сказала? — в повисшей тишине уточнил с любопытством Мельхиор, поднимаясь на ноги. Я тоже встал, смерил его тяжелым выразительным взглядом и мрачно уточнил:

— И какого именно ответа ты от меня ждешь?

— Да мне просто любопытно, — пожал плечами собеседник. — И как она?

Каюсь, не сдержался. Более того, не попытался сдержаться! И даже испытал чувство глубокого морального удовлетворения, когда мой кулак коротко, без замаха, впечатался в скулу темного.

— Ты озверел, что ли?! — возмутился он, шарахнувшись в сторону и схватившись за пострадавшую часть лица. — Это значит хорошо или плохо?!

— Это значит дословно — «следи за языком», — с усмешкой ответил я. — А продолжишь разговор в том же ключе, узнаешь, насколько хорошо я владею струной.

— Да ладно, не кипятись! — Он вскинул руки в жесте капитуляции. — Что ж вы все дерганые-то такие… Светлые, дикие, один дух — ненормальные! Чем дольше за вами наблюдаю, тем меньше понимаю, из-за чего вы вообще воевали столько лет. Придержи свое грозное оружие при себе, сейчас прогуляемся до моего логова и официально его освидетельствуем. Заодно расскажешь про свое национальное достояние во всех подробностях, а то я тонкостей не знаю. Забирайте обе половины, больше тут ловить нечего, — велел он кому-то, и от толпы зевак отделилась пара задумчивых ребят. — Пойдем.

Темные эльфы — специфический народ. Они довольно немногочисленны по сравнению со светлыми или даже с дикими, но в плане культуры отличаются от нас радикально. Наверное, потому, что ушли в свои горы уже очень давно, а потом на несколько тысяч лет между нами нарушилось сообщение. На эльфов все это время оказывали влияние только гномы — единственный вид, с которым они контактировали. Отсюда любовь к камням и металлам, и вещевиков среди них больше, чем среди прочих.

Мы с ними никогда не воевали просто потому, что нечего было делить, да и общих границ у нас не имелось — темные обитали в горах за гномьими кряжами.

Но Мельхиор оказался по-своему прав: несмотря на привязанность к земле и живым лесам, темные отстояли куда дальше от нас, чем дикие. Они носили необычные широкие штаны, рубахи с очень длинными, чуть не до пола, рукавами и странные долгополые жилеты с внутренней поверхностью, сплошь расшитой разнокалиберными карманами. Они строили высокие тонкие башни, спокойно противостоящие ударам стихии — грозам и землетрясениям. Они пели другие песни — тягучие и длинные — говорили на другом наречии — таком же напевном, тянущем гласные.

Но все это мелочи, ключевыми отличиями являлись совсем другие моральные устои, другие представления о чести и достоинстве. Понятия брака у них не существовало вовсе, как не существовало понятий долга перед родом, ответственности перед предками и некоторых других основополагающих идей. Женщины рожали детей, порой не зная, от кого именно, и отдавали в специальные детские сады, где этих детей выращивали как деревья в питомнике, а все взрослые платили налог на содержание этого совместного потомства. Случаи создания семей в нашем понимании были там скорее исключениями из правил, и таких эльфов считали… не то чтобы ненормальными, но чудаками. То есть, на взгляд Мельхиора, в морду он получил просто так, на ровном месте, совершенно ни за что. Другой темный, может, еще и обиделся бы, но этот слишком давно жил на равнинах и привык к нашим «странностям».

Темные в нашей войне держали нейтралитет. Втихаря, правда, поддерживали диких, но всерьез придраться было не к чему: доказать передачу оружия и артефактов не получалось, а помощь в эвакуации беженцев сложно считать недостойным поступком. Вернее, Владыка пытался настоять, чтобы ее приравняли к военной помощи, поскольку вместе с беженцами вывозилось еще и кое-какое ценное имущество, и производства, но поддержки почти не нашел. Одно дело — воевать с обученными бойцами, и совсем другое — убивать бегущих от войны детей и женщин. Может, если бы речь шла исключительно о представителях других видов, расклад вышел бы иной, но это был как раз тот редкий случай, когда честь превыше присяги.

Мельхиора я знал лично и сравнительно неплохо с очень давних времен. Не то чтобы мы дружили, но знакомство казалось достаточным для того, чтобы проявлять некоторое великодушие. Странно было встретить его здесь и в такой роли (складывалось впечатление, что исполняет он ее уже очень давно), но сейчас это не имело значения. По-хорошему, Миль имел полное право предъявить мне обвинение за нападение на сотрудника при исполнении, о чем я поначалу даже не подумал, но — не стал. Что называется, вошел в положение.

— Ну, рассказывай, — подбодрил меня темный. — Что ты знаешь о струнах? Я результат применения видел пару раз, а вот о тонкостях не в курсе. Это же неудобное оружие.

— Это не оружие, — возразил я, одновременно отщелкивая крепление на пряжке ремня. — Точнее, не совсем оружие…

Струна — это очень тонкая и прочная цепь из очень острых звеньев, концами вделанная в утяжелители, «колки». Традиционно те имеют листовидную форму с вырезанным отверстием под палец — у меня была как раз такая — но встречаются разные варианты вплоть до тяжелых кастетов, способных служить отдельным оружием. Струны никогда не считались боевым оружием, несмотря на то, что при умении хорошей струной можно перерезать стальной клинок — слишком они для этого неудобны. Изначально это было ритуальное оружие, полюбилось оно и наемным убийцам: места почти не занимает, замаскировать можно как угодно, а перерезать шею, даже обезглавить жертву — при должной сноровке не сложнее, чем хорошим клинком.

Сейчас свою роль оно сохраняло и, хотя постепенно теряло популярность, все еще оставалось оружием чести, иногда исполняя роль особо почетного орудия палача. Поединки с применением этого оружия носили, как правило, смертельный характер, хотя практиковались в основном среди старшего сословия: готовая струна стоила баснословных денег.

— Я уже говорил сегодня, что вы психи? — задумчиво уточнил Мельхиор, когда я при помощи волоска продемонстрировал ему остроту лезвий, собрал струну нажатием больших пальцев на одинаковые рубины в колках и прикрепил к поясу. Было похоже на действие пружины, но чтобы избежать притупления лезвий во время хранения, в колках использовалась предметная магия. — Ладно, убийце удобно, действительно — быстро, бесшумно, никакой магии и минимум следов. Но тебе-то это зачем?!

— Это традиция, — спокойно пояснил я. — Традиция не обязательно должна быть рациональной, но обязательно — красивой. А профессионал со струной — это красиво, красивее любого танца.

— Извращенцы, — проворчал он. — Ладно, а кто из присутствующих здесь и сейчас может владеть подобным… безобразием?

— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Любой светлый, причем не обязательно из богатого рода и даже не обязательно со знатным именем. Оружие передается от отца к сыну, но я знаю случаи, когда оно в отсутствие наследников передавалось и девочкам. И — да, женщина тоже вполне может обучиться владению струной, для этого не нужно большой физической силы, а нужна ловкость. Даже какой-нибудь талантливый ребенок вполне способен на такое, струной учатся владеть в совсем юном возрасте, годам к двадцати пяти. А вообще, и из диких кто-то может: одни боги знают, из какого рода они вышли и что о нем помнят.

— То есть легких поисков не будет, — вздохнул Мельхиор. — А я так обрадовался, был уверен, что этой ерундой только родовитые зануды вроде тебя развлекаются и достаточно проверить десяток особенно увлеченных. Но раз эту игрушку не так сложно достать, придется воспринимать ее просто как оружие. Или как попытку подставить десяток таких родовитых зануд. Ладно, разберемся, — поморщился он.

— Миль, а открой страшную тайну, как тебя занесло на эту помойку? Да еще на место следователя. Ты же состоишь именно им или просто проходил мимо?

— Просто проходил мимо ты, а я не просто следователь, я — ведущий специалист, — наставительно сообщил темный. — И вообще, оставь ты этот свой снобизм, а то имеешь все шансы лечь рядом со своим Владыкой. Нормальные ребята, от вас ничем не отличаются, только попроще. Без леса вокруг, конечно, непривычно и не очень приятно, зато интересно. А попал я сюда просто: Валлендор же у нас стажировался во время учебы, мы с ним давние друзья. Он со мной связался, говорит — приезжай, специалистов нет, надо что-то делать. Денег, мол, не обещаю, но работа интересная. Что характерно, не соврал ни словом, — усмехнулся он. — Фель, вот объясни мне, из-за чего вы воевали?

— А друг Валлендор на что? — поморщился я.

— Его позицию я знаю, интересна альтернативная точка зрения.

— Есть несколько причин. Первая и, конечно, основная, территориальная: они возжелали независимости. Если бы ваши долины не были столь крошечными и не находились в такой дыре, с вами бы тоже, наверное, повоевали. Не маленький вроде бы уже, должен понимать, что только за идеалы никто и никогда не воюет, — со смешком заметил я. Миль пренебрежительно фыркнул в ответ на этот каламбур. Дело в том, что темные — в среднем мелкорослые, и Мельхиор едва доставал мне до плеча. В юности среди светлых он весьма переживал по этому поводу, так что не подначивал его только ленивый. Сейчас-то, как видно, уже успокоился. — А остальные причины многочисленны и разнообразны. Их наплевательское отношение к лесу, их лояльность и даже противоестественная любовь к смертным видам, выливающаяся в грязь и вонь…

— Не каждый может позволить себе постоянно поддерживать чистоту одежды магией, — возразил дознаватель.

— Но каждый способен убрать за собой мусор, а не гадить там, где стоит, — парировал я. — Давно ли ты последний раз был в человеческом городе? То-то и оно. Крысы чистоплотней. Мне отвратительна сама мысль, что Перворожденные дойдут до такого, а подобное соседство к этому располагает. У людей короткая память и короткая жизнь, и им плевать, что будет после, а мы можем жить вечно. Ты хочешь жить вечно среди следов жизнедеятельности этих… разумных? — Я насмешливо вскинул бровь.

— Ну не все люди такие, равно как не все эльфы — образчики чести и благородства, — проворчал он.

— Не все, — легко согласился я, — но большинство нужно жестко дрессировать, чтобы добиться от них аккуратности. Ты действительно думаешь, что здесь кто-то будет этим заниматься?

— Кхм. Как же ты тут жить станешь? — иронично хмыкнул Мельхиор.

— Не думаю, что я останусь именно в городе. На севере у Древнего Леса есть живые леса, они пустуют. Найти самый глухой угол — и никаких разумных вокруг. А уж для обеспечения спокойной жизни моих умений и навыков хватит, только появится дополнительный повод найти контакт со стихией земли.

— Не поздновато в твоем возрасте? — ехидно отозвался он.

— Никогда не поздно развиваться и обучаться, — пожал я плечами. — В любом случае, я все равно пока не знаю, какие планы на нашу пятерку у твоего друга, поэтому глупо что-то замышлять. Но я удивлен, почему так мало желающих поглядеть на труп Владыки. Ни одного официального лица, как будто прирезали случайного нищего.

— Официальные лица официально оправдываются перед светлыми, — хмыкнул он. — Так что можешь злорадствовать, у тебя сплошные радости в жизни: мало того, что Владыка умер, он доставил и еще доставит массу неприятностей твоим злейшим врагам, начиная с Валлендора. Они ведь обещали обеспечить охрану Владыке и из соображений безопасности потребовали не брать лишнего сопровождения. Хотя, конечно, еще предстоит выяснить, как он вообще оказался на площади, где шлялся в это время десяток телохранителей и куда, в самом деле, смотрели местные стражи? Не могли же они вечером дружно перепиться!

Я не стал возражать, что, скорее всего, именно это местные стражи и сделали, только спокойно пообещал позлорадствовать чуть позже, наедине с собой, чтобы не отвлекать своей довольной физиономией от дела почтенного следователя.

Тилль

— Вот ты где! — прервал мое исполненное самоедства одиночество радостный возглас. — Я полгорода обежал, пока вспомнил, что ты любишь иногда тут посидеть, — пожаловался Кир, подходя ближе.

— А зачем искал-то? — лениво поинтересовалась я, не глядя на него: мужчина подходил со стороны солнца, и то как раз должно было висеть за его плечами. Наши глаза совершенней, чем у других видов, мы способны смотреть на светило прямо, без последствий вроде временной слепоты и солнечных зайчиков, но все равно — приятного мало.

— Нормально? У нас катастрофа, а она сидит в углу и дуется, — возмущенно фыркнул Кальвитор. — А мы вчера так обрадовались, что наконец-то увидели тебя прежней… Это была разовая акция? — с грустной иронией уточнил он, присаживаясь рядом.

Я в ответ неопределенно пожала плечами, потому что не знала ответа на этот вопрос. Вернее, знала, но мне было стыдно произносить его вслух.

Я впервые за последнее время чувствовала, что хочу жить, получала удовольствие от вида моря, от запахов морской соли, нагретой на солнце хвои низкорослых разлапистых сосен и сладких желтых цветов местной колючки, заполонившей все окрестные скалы. И оттого мне стало тоскливо и стыдно. Не за сам факт пробуждения от долгого сна, а за то, кто этому поспособствовал. Я чувствовала себя предательницей и ничего не могла с этим поделать.

— Что-то случилось? — осторожно поинтересовался Кальвитор, не желая отступать.

— А до тебя еще не дошли слухи? — горько хмыкнула я.

— А-а-а, — с явным облегчением протянул он. — Про тебя со светлым? Да уж сообщили. Ты из-за этого тут сидишь, страдаешь? — фыркнул лукаво и насмешливо. — Что, неужели все было так плохо?

— Тебя Мельхиор укусил? — подозрительно уточнила я, косясь на друга с недоумением. — Уж очень знакомые интонации.

— Давай сразу начистоту, — с улыбкой отмахнулся Кир. — Во-первых, после ваших вчерашних зажигательных танцев такому исходу никто не удивился. Я, честно говоря, больше удивлен, что этот светлый двигался так, будто всю жизнь учился, а танец вы репетировали заранее. Даже завидую таланту: у меня совершенно точно не получается так здорово, а я, между прочим, регулярно практикуюсь. Ну и, во-вторых, ты только меня не бей… Мы с Валлендором, да и остальные тоже, готовы выписать этому светлому благодарность от имени всего коллектива — за встряску для тебя.

— Он тут при чем? — раздосадованно поморщилась я. — Это я просто вчера выспалась.

— Как сказать, — передернул плечами Кальвитор. — Вчера перед ритуалом ты улыбалась через силу, хотя уже это было замечательно, а вот танцевала с ним вполне искренне. Вы оба по-настоящему горели, и это было красиво. Неожиданно, но — красиво. Да что там вчера, ты вот сейчас, сидя тут в тоске и печали, выглядишь гораздо более живой, чем вчера утром! Не надо, пожалуйста, себя больше так истязать, ладно? Очень больно видеть друга в таком состоянии. И… прости, но ты не хуже меня знаешь, что Ир не одобрил бы такого поведения. Уйти за любимым, когда позовет Грань, — это нормально. Но день за днем сознательно пытаться себя убить?

— Что-то вы раньше не очень усердствовали с душеспасительными беседами, — вздохнула я, склонив голову ему на плечо. Кир со смешком потрепал меня по макушке.

— Потому что раньше ты бы все равно не услышала. Да и… не так-то просто пустым стеклянным глазам объяснять, что жизнь прекрасна. Я вот на такой моральный подвиг оказался не способен, и Вал тоже, и остальные. Не куксись, ну, подумаешь, переспала ты с этим светлым, велика трагедия! Ну правда, неужели все было так плохо? На вид он вроде ничего так, перспективный. Или он только плясать и горазд? Впрочем, говорят, танцоры — они такие…

— Дурак, — проворчала я, но губы против воли раздвинулись в улыбке. — Точно с Мельхиором переобщался! Если бы все было плохо, я бы, может, меньше расстраивалась.

— Странная женщина, — рассмеялся Кир. — Провела с мужчиной ночь и переживает, что ей все понравилось.

— А я должна радоваться, что по пьяни с врагом покувыркалась? — огрызнулась в ответ. — Да еще с большим удовольствием?

— Номинально они больше не враги, — осторожно поправил Кальвитор. — Глупо переживать о том, чего уже не исправить. Нет, я, в общем, понимаю, что тебя расстроило, и даже искренне сочувствую. Ладно там рядовой светлый, а Бельфенор — он… отборный, сортовой. Наверное, ты ощущаешь себя предательницей? Не знаю, поможет тебе это или нет, но попробуй взглянуть на ситуацию под другим углом. Во все времена захватчики и победители получали от побежденных то, что хотели: деньги, земли, рабов. Почему ты должна страдать, если победили — мы? Почему не попробовать воспринимать этого стихийника и весь твой повод для печали как военный трофей? Кого ты предала, сама подумай? Ты выдала ему какие-то секретные сведения, продала своих? Нет, ты просто получила то, чего хотела сама и что, уж извини, было тебе необходимо. Он не просто враг, он побежденный враг, а это две большие разницы. Если смотреть со стороны, то, скорее, он достоин сочувствия; не в том смысле, что ночь неудачно провел, а в более общем. Он оказался на враждебной и ненавистной земле и вынужден к ней приспосабливаться. А ты-то как раз дома и можешь позволить себе расслабиться так, как считаешь нужным.

— Интересная мысль, — ошарашенно пробормотала я. — Об этом я действительно… не подумала.

— Со стороны такие вещи думаются легче, — иронично хмыкнул он. — Кстати, о светлых! Мы уже все головы сломали, что делать с этой парочкой, с ним и Таналиором. С одной стороны, обидно, если такая силища будет пропадать напрасно. А с другой… и что им можно поручить? Пошлют подальше и в чем-то будут правы. А в тюрьму сажать… так охрана мага подобной силы — само по себе редкое развлечение, и нам сейчас не до него. В общем, подсуропил нам Владыка напоследок. Никто как-то не ожидал, что светлые решат таким странным образом избавиться от части собственной элиты. Причем хаосита еще как-то можно приспособить к делу, он вон любознательный, отдать ему какой-нибудь остров подальше от города для экспериментов — и будет всем счастье. А с этим огневиком вообще ерунда полная. Порядочная скотина и сноб, как они все, но при этом, как назло — скотина порядочная…

— Вот последний каламбур я не поняла. — Я приподняла голову, чтобы взглянуть на друга.

— Ну, в смысле, с какой стороны посмотреть. С одной — скотина, а с другой — порядочный эльф. Мельхиор вон от него в рожу получил, когда ты от них с площади убежала.

— За что? — растерялась я.

— За вопросы, порочащие честь женщины, — с удовольствием пояснил Кир, поднимаясь на ноги и красноречиво протягивая мне ладонь. Действительно, сколько можно сидеть на месте, если дел полно? — То есть практически за те же самые, которые я тебе сейчас задавал. Темный поинтересовался, как у вас все прошло, а светлый ему без разговоров двинул в морду и еще пригрозил смертельным поединком. В общем, проблемный у нас завелся житель, очень проблемный. У тебя нет идей, куда его пристроить? А то, может, возьмешь его себе? Сильный, выносливый, будет у тебя личный раб в хозяйстве, на руках в госпиталь станет носить… Ай, ну что ты дерешься, я же шучу!

— Шуточки у него, — с показным недовольством проворчала я, потирая ушибленный о Кира локоть. После чего поинтересовалась уже вполне серьезно: — А у него самого спросить? Вдруг выскажет какую-нибудь дельную мысль.

— Он и сам свою мысль высказал все тому же Мельхиору. Говорит, хочет куда-нибудь в глушь забиться и чтобы его там не трогали. В принципе, если ничего лучше не придумаем, пусть едет в свою глушь. Насильно заставить такого мага сотрудничать, конечно, можно, но уж больно хлопотное это дело. И тогда он, если вдруг вырвется из-под контроля, даст прикурить всем. Сейчас он к нам хотя бы настроен более-менее лояльно и вроде не собирается вредить, а в случае чего начнет мстить вполне осознанно и с фантазией. Оно нам надо? Было бы, конечно, здорово, если бы именно он прихлопнул Владыку, но раз ты говоришь, что не мог…

— В полночь мы еще точно не спали, — нехотя откликнулась я. — И даже через час после полуночи. Вот под утро, конечно, мог куда-нибудь выбраться, но… да ну, из него плохой лицедей, огневик же. Не ходил он никуда ночью, иначе не смог бы утром так достоверно разыграть удивление.

— А нарушить ваше уединение кто-нибудь мог? — задумчиво уточнил Кальвитор. — Мне, если не хочешь, не отвечай, просто постарайся вспомнить, Миль точно спросит.

— А что случилось-то? Что, кроме Бельфенора, других подозреваемых нет? По-моему, тут сложно найти живое существо, которое не желало бы Владыке смерти.

— Проблема в том, что именно его струной была отрезана голова Владыки, — пожал плечами Кальвитор. — Только это между нами, ему самому пока не говорили — он как-то уж слишком спокойно для виновного себя ведет. Нет, бывают эльфы с таким великолепным самоконтролем, но у этого темперамент не тот, как ты заметила. Если бы он умел так идеально играть, вряд ли оказался бы на птичьих правах на враждебной территории. Можно, конечно, углубиться в теорию заговора и предположить, что это был очень тонкий расчет и он все это провернул, только чтобы убить Владыку. Но, согласись, слишком много допущений. В общем, сейчас придем, поговоришь с Мельхиором, он больше всех жаждал тебя видеть. Но это потом, сначала надо помочь с успокоением светлых, а у тебя это должно хорошо получиться.

— Валек решил идти сразу с козырей? — не удержалась я от улыбки. — Тогда пойдем сначала ко мне, я хоть оденусь построже, а то как-то несолидно в таком виде с официальными заявлениями выступать. Или, может, мне им тоже сплясать?

— Ты, главное, сначала скажи, что проследишь за беспристрастностью расследования и что вообще все под контролем, а потом можно и сплясать, — отмахнулся Кир. — Если хочешь знать мое мнение, ты прекрасна в любой одежде. Во всяком случае, когда улыбаешься.

— Подлиза, — насмешливо фыркнула я.

— Еще скажи, что тебе не нравится, — беспечно рассмеялся он.

— И как я, интересно, проконтролирую это расследование, если ни моховой семечки не понимаю в деле сыска? — Я задумчиво качнула головой. — Вот зачем тогда с вами связалась, а? Сплошные нервы.

— Что, тоже хочешь подальше в глушь, как светлый? — хохотнул Кальвитор. — Составь ему компанию!

— Нет, вы мне еще не настолько надоели, так что не дождетесь.

— Подожди, а куда мы идем? Ты же вроде в той стороне обитаешь!

— Да ну, буду я еще из-за них круги наворачивать, — отмахнулась я. — Я передумала, и так сойдет. Присутствие светлых дурно на меня влияет, начинаю задумываться обо всякой ерунде.

— Ох уж мне эти женщины! — вздохнул Кир, демонстративно закатив глаза. — Десять им лет, десять веков — один и тот же ветер в голове и настроение меняется по пять раз в минуту.

— То есть ты думаешь, мне все-таки стоит переодеться? — ехидно уточнила я.

— Тилль, да хоть раздеться. Ты действительно думаешь, что кто-то обратит на это внимание? — Друг насмешливо вскинул брови.

— Ох уж мне эти мужчины, — передразнила я. — То — прекрасна, а то — никто внимания не обратит…

Вот так, перешучиваясь, мы добрались до здания правления.

За что люблю Кальвитора, так это за непосредственность и изумительную легкость общения. Он… как про таких говорят люди, свой в доску. Жизнерадостный, понимающий, теплый и искренний. Особенно приятно, что он такой целиком — и внутри, и снаружи. Часто весельчаки по жизни в глубине души очень несчастные существа с горькой судьбой, но Кир — приятное исключение из этого правила: везунчик и баловень судьбы. Дружная семья, счастливое детство, увлекательные и легкие годы учебы, красавица-жена, две умницы-дочки. Над своими девочками наш министр экономики буквально трясся в лучших светлых традициях, и из-за этого они до сих пор жили у темных. Правда, насколько я знала, терпение Альви (собственно, жены) недавно окончательно лопнуло, и сейчас Кальвитор был озабочен доставкой своего семейства в родной город.

Легко и незаметно у Кира получилось выправить мое настроение, отвлечь от мрачных мыслей и… наверное, действительно успокоить. В самом деле, глупо страдать над тем, что уже случилось и что невозможно изменить. А после рассуждений на тему военных трофеев эти переживания и вовсе казались пустыми и глупыми. Пусть вон Фель терзается, а я не буду.

Одна только тревожная мысль по-прежнему казалась разумной: место нам стоило бы выбрать другое. Интересно, боги уже отомстили, а я пока этого не заметила, или финальный удар пока только готовится?

Бельфенор Намиаль Маальт-эль

из корней Серебряного Дуба

— Хм. Для страдающего похмельем и ненавидящего жизнь эльфа у тебя слишком цветущий вид, — поприветствовал меня Тай, окинув оценивающим взглядом.

— Хорошее пойло. От него нет похмелья, — вяло похвастался я, усаживаясь на соседний стул.

После разговора с темным следователем и долгого нудного ожидания (его коллеги потрошили мою струну) какой-то молчаливый юноша проводил меня в уже знакомое здание правления и оставил в уже знакомом зале. Здесь со вчерашнего дня произошли благоприятные перемены: угол освободили от груды мусора.

Присутствующих было заметно больше, чем вчера, хотя основные действующие лица — Валлендор с его ближним кругом и наследником, без пяти минут новым Владыкой — еще не появились. Зато присутствовали мои товарищи по несчастью — участники ритуала, часть охраны и пара местных пространственников средней силы, что-то колдовавших над стоящим в стороне столом. Еще наблюдалось десятка полтора незнакомых мне существ, среди которых — трое орков, гном и массивный бритый человек, комплекцией напоминавший, скорее, зеленокожих степняков.

— Смотри-ка, и даже не посыпает голову пеплом. Неужели никаких глупостей не натворил? Где тебя носило всю ночь? — полюбопытствовал друг. — И что это, к слову, вчера за танцы были? Не замечал за тобой прежде подобных талантов, — с ироничной улыбкой заметил он.

— Танцы и танцы; все это гораздо проще струны. А ночью… спал я, — отмахнулся, передернув плечами. Вдаваться в подробности не хотелось, даже несмотря на то, что слухи, принимая во внимание примечательность составившей мне компанию эльфийки, до друга непременно рано или поздно дойдут. Но то — слухи, а моя совесть будет чиста. — Ты, кстати, в курсе, что нашего светлейшего кто-то прикончил?

— А то, весь город уже гудит, — удовлетворенно улыбнулся он. — Это не ты его, часом?

— Нехорошо присваивать чужие подвиги, так что — нет, не я. Учитывая, что ты струну в руки взять не можешь, чтобы не порезаться, и не ты?

— Я маг, — он с достоинством пожал плечами, — мне подобная ерунда без надобности. Что можно сделать ею такого, чего нельзя добиться магией?

— Ну как же? А прирезать Владыку? — насмешливо уточнил я.

— Резонно. Прирезать магией сложно, — с улыбкой согласился он. — О! Смотри-ка, новоиспеченный Владыка. Вот уж у кого мотив на лицо!

В этот момент в распахнутую входную дверь как раз втягивалась процессия из недостающих лиц. Во главе — Валлендор с наследником, следом — все прочие. Будущий Владыка, к слову, особенно довольным переменами не выглядел, хмурился и что-то очень тихо обсуждал с местным правителем. Никак не могут найти подходящего козла отпущения на роль убийцы? Даже странно, что от идеи свалить все на меня отказались, всем было бы удобнее.

Я против воли уцепился взглядом за гибкую яркую фигурку Тилль, которая оживленно перешептывалась с одним из высокопоставленных спутников, скользнул по тонкой талии к высокой груди, вдоль изящной шеи и блестящих черных прядей волос к лицу — и, досадуя на себя, понял, что руки мои почти въяве ощущают нежность ее кожи, губы — вкус ее губ, а тело…

Усилием воли я заставил себя отвести взгляд, сосредоточив внимание на оживившихся при появлении процессии портальщиках, и постарался выгнать из головы посторонние мысли, с которыми до сих пор вполне успешно боролся. И очень порадовался, что я сейчас сижу, а местный почти отсутствующий протокол не требует подняться при появлении правителя. Потому что мысли мыслями, а тело отреагировало на Тилль совершенно однозначно.

Было неприятно это осознавать, но утраченный вчера по вине этой красавицы самоконтроль до сих пор где-то шлялся. Я мог сколь угодно долго убеждать себя в виновности алкоголя и каких-то еще потусторонних сил, но… Тилль была настолько хороша, насколько вообще может быть хороша женщина, и даже лучше. Горячая, искренняя, способная становиться податливой, словно воск, и безудержно страстной и требовательной. Это, пожалуй, была самая сумасшедшая и самая приятная ночь в моей жизни, и теперь чудовищно сложно вышвырнуть ее из головы.

Уж не в этом ли состояло божественное наказание? Точно знать, что ночь первая и последняя, но вспыхивать от одного только взгляда на эту женщину и со сладкой дрожью вспоминать каждое мгновение?

Тем временем портальщики, кажется, закончили свою работу. Вопросительный взгляд на Валлендора, одобрительный кивок, и над столом вспухла огромная воздушная линза. Поверхность пошла рябью, а через несколько мгновений мутные пятна на ней сложились в яркую четкую картинку, отразившую Гранатовую залу Сводов Древа — дворца Владыки. В высоких плетеных креслах сидело десятка три самых высокопоставленных светлых. Великой скорби на лицах не наблюдалось, да оно и понятно — искренним привязанностям в высокой политике нет места. Были тревога, нервное напряженное ожидание, у кого-то усталая усмешка и раздражение, а у кого-то — и едва прикрытое злорадство.

При виде знакомых лиц в душе поднялось странное ощущение. Никто из этих эльфов не являлся моим другом, некоторые вызывали искреннее уважение, кое-кто был откровенно противен. Но все равно остро и отчаянно захотелось оказаться по ту сторону окна. Всем существом ощутить медленный и ровный пульс жизни Великого Древа, спокойной силой которого пропитаны все Своды. К Владыке можно относиться по-разному, но Древо — основа всего нашего мира, и его корни скрепляют земную кору. Только — увы! — прикоснуться к ним вдали от ствола я не способен, а там сам воздух поет от близости его силы.

Но от острого приступа ностальгии имелась и польза: воспоминания о родном доме перебили воспоминания прошедшей ночи. Я сомневался, что этих эмоций хватит надолго, но сейчас пронзительная тоска оказалась предпочтительней неуместных желаний.

Начало беседы я слушал вполуха. Расшаркивания, громкие слова, официальные извинения и обещания «покарать виновного, невзирая на былые заслуги». Нелепости ситуации добавляло и понимание: по обе стороны окна не было никого, кто желал бы покарать виновного из жажды мести, а не по политической необходимости.

— Кто несет ответственность за проведение всестороннего расследования этой трагедии? — спокойно и почти со скукой в голосе проговорил Амалиор — министр внешней политики, который сейчас вел диалог от имени Светлого Леса.

— Я, с вашего позволения. — Мельхиор поднялся со своего места, коротко, с достоинством кивнул и назвал себя. Собеседник окинул его задумчивым взглядом, медленно кивнул в ответ.

— Но кто обеспечит беспристрастность расследования?

— Я, с вашего позволения, — прозвучавший звонкий голос Тилль оказался для большинства свидетелей происходящего, и меня в том числе, неожиданностью. В интонациях чудилась едва уловимая насмешка; я готов был поклясться, что она передразнивает Миля. — По праву старшинства и крови, разумеется. — Она тоже поднялась.

— Старшинства? — Бровь Амалиора красноречиво взлетела, отражая удивление, но больше ни один мускул на лице не дрогнул, а выражение глаз оставалось спокойно-пронзительным.

— Мии галь Ивиталь Индал-эль из корней Белого Ясеня, — с вежливой ироничной улыбкой представилась эльфийка.

Замерли все.

Инородцы растерянно хмурились, не понимая, что так удивило Перворожденных. Валлендор и его товарищи выглядели удовлетворенными и явно довольными произведенным эффектом, то есть — для них это новостью не стало. А вот все остальные таращились на Тилль, кажется, едва борясь с желанием протереть глаза, прочистить уши и ошарашенно потрясти головой.

Я же с некоторым недоумением поймал себя на мысли, что это известие меня совсем не шокирует. Удивляет, озадачивает, да, но в глубине души я был уверен, что босая целительница в рваном платье — фигура гораздо более значительная, чем может показаться на первый и даже на второй взгляд. Не настолько, но… Мелькнула ироничная мысль, что способных оспорить право старшинства этой светлой нет не только по эту сторону окна, но и по другую, и вообще во всем Зеленотравье едва ли найдется кто-то старше и высокородней первой дочери первого эльфийского Владыки.

Покойный Владыка и его наследник происходили из рода Золотого Бука, вот только первым правящим родом на заре мира, в момент рождения эльфов, был назван Индалор Белый Ясень. Увы, боги не дали ему сыновей, только трех дочерей, а потом он вовсе умер, и род на том прервался. Почему умер — версий было много, за столько веков это событие обросло балладами и преданиями и выяснить правду не представлялось возможным. Кто-то обвинял нового Владыку в свержении прежнего, кто-то настаивал на романтической версии, что за Грань он ушел вслед за женой, которая вроде бы погибла по нелепой случайности. Кто-то утверждал, что Белого Ясеня не существовало вовсе, а существовал один из богов, который, наладив быт своих любимых детей, продолжил свое божественное существование, оставив власть в руках наиболее достойного. С тех легендарных времен минуло что-то около семидесяти тысяч лет, а эльфы, хоть потенциально и бессмертны, но даже для нас это огромный срок, и в среднем поколения сменяются раз в сотню-другую лет.

Право старшинства, равно как и весь вопрос о «контроле за беспристрастностью» — пустая формальность. Просто потому, что дело происходит на чужой территории и нужен номинальный представитель старого светлого рода, считающийся тем самым беспристрастным наблюдателем. Ирония судьбы, конечно, что этот представитель — лицо более чем заинтересованное, но оспорить право старшинства здесь действительно оказалось некому. Оно формально означало наибольшую мудрость и рассудительность, обычно так и бывало. Кто мог знать, что старшей вдруг окажется безалаберная девчонка? Юридический казус, неожиданная лазейка. Забавно, для моих сородичей еще и немного обидно, но не более того. Все это лишь слова, и большинство присутствующих понимали, что в конечном итоге светлые примут того виновного, которого назначит Валлендор.

В остальном же никаких особенных привилегий древний род Тилль не давал: женщины не наследуют, поэтому угрозы титулу Владыки она нести не могла. Но, с другой стороны, я хорошо понимал, почему она в последнее время не проявлялась официально. Женщины, конечно, не наследуют, но прибрать к рукам такое сокровище, как последняя из корней Белого Ясеня, почтет за честь и удовольствие любой род. И несмотря на всю лояльность к брачным узам, в этой ситуации вряд ли кто-то поинтересовался бы ее мнением. Вероятнее всего, Владыка взял бы ее себе, и стремление светлой избежать подобной участи становилось более чем понятным.

Гораздо интереснее было, где и почему она пропадала тысячелетия до этого?

Задумавшись, я бросил взгляд на Тилль — и неожиданно рассмеялся, причем даже не очень нервно, а вполне искренне.

— Что смешного я сказала? Нужно поклясться на Великом Древе? — недовольно сверкнула на меня глазами целительница, а я в ответ качнул головой и проговорил:

— Да я просто подумал, что для своего возраста ты удивительно неплохо сохранилась.

Реакция на эти слова последовала… странная. Что все посторонние отмерли и зашушукались, было ожидаемо — я, что называется, разрядил обстановку. А вот все соратники Тилль уставились на меня с недоверчивым удивлением. Сама же эльфийка глядела растерянно, даже почти испуганно, а потом щеки ее окрасились легким смущенным румянцем.

— Всего лишь неплохо? — ворчливо уточнила она, раздраженно хмурясь, явно недовольная собственной реакцией.