Моя война. Выжить вопреки Мишин Виктор
Немцы появились на третьи сутки. Это был передовой дозор, по которому открыли огонь бойцы охранения. Вот гадство, наши даже не смогли трех мотоциклистов завалить, удрали те, теперь вот сидим и ждем, когда нам поплохеет. Я-то уже бывал в подобной ситуации. Приведены в готовность все войска, что были сосредоточены возле переправы. А я вот сижу и думаю, а на фига? На фига немцам в лоб лезть? Они, как я думаю, просто обойдут нас, переправившись в другом месте, а затем пригонят сюда танки, только уже с нашего берега, да и раскатают нас как тесто. Просто в будущем часто об этом читал.
Не знаю, как бы получилось на самом деле, снялись мы раньше, я же говорил, что командиры побегут. После того, как немцы узнали о нашем присутствии тут, на нас посыпались бомбы. От деревни, в которой была расквартирована часть дивизии, остались одни головешки. Командиры тут же издали приказ отступить на пять километров восточнее, оставив возле брода заслон. Мне в этот раз повезло, оставили не нашу роту. Что может сделать пехотная рота, даже без минометов, не говорю об орудиях, я не знаю. Да и рота, шестьдесят стрелков при трех пулеметах, так себе сила. Минут на десять боя, может, и хватит, вряд ли дольше. Все понимаю, если вспоминать историю, то так и надо. Такие вот заслоны и дали возможность разбить немцев под Москвой. Ведь как ни крути, но время враги теряют.
Отступили мы, по моим меркам, гораздо дальше, километров на десять точно. Встали настолько хреново, что это отметил даже наш лейтенант Борисов.
– Что же это получается, – бубнил он, – вы мне запрещали передвигаться в чистом поле, а командиры полка и дивизии, наоборот, приказывают окапываться тут, так кто из нас умнее?
– Умнее командира только старший командир, – просто отметил Семен, – хрен бы с ними, только жаль, оставшись в живых в бою, тупо погибнуть в чистом поле чуть позже.
– Что я могу? – растерянно заметил Борисов.
– Да не о вас речь, товарищ лейтенант. Давайте рыть окопы.
Так даже этого нам сделать не дали. Прилетел один из «петухов», ну а как их еще называть, коли они все как петухи расфуфыренные, и приказал копать знакомые мне ячейки. Да что же мне так на командиров-то не везет? Даже обидно. Ну, казалось бы, какая вот именно этому дурачку разница, в окопе мы воюем или в ячейке, так нет же, гнет свое. Все равно нам в этих ячейках сидеть час от силы, чего запрещать-то?
К вечеру, в районе шести часов, немцы вновь попытались устроить нам Верден. Бомбили густо, народу побило… Мы, воспользовавшись утренней неразберихой, выкопали ячейки возле оврага. Так вот по нему во время бомбежки и отошли в сторону. Почти не зацепило никого, двух бойцов чуть пометило осколками и на этом всё. А вот в других взводах были потери. Даже не так, ПОТЕРИ! Кругом лежали убитые и раненые. Черт возьми, ведь добрая половина убитых целиком на совести нерадивых командиров. Эти ухари еще и затеяли похороны, понимаю, что надо, но… Когда на нас выперлись танки, даже вздохнули свободнее, сегодня все и закончится.
Надо отдать должное, дрались люди жестоко и держались стойко. Выдержали три атаки танками, хоть их и было-то всего десяток, прежде чем немцы успокоились на ночь. А пехтура у немчуры, как в кино, ведь и, правда, идут пешком, иногда вовсе не пригибаясь. Заняв оборону в километре от нас, немецкая часть прекратила обстрел. Что будет утром, не хотелось думать. Но командиры, наконец, поняли, что такое война. В двенадцать часов ночи нас подняли и погнали на врага в атаку. Было ли это бессмысленно? Я так не думаю. Хоть и получил пулевое ранение в руку, вскользь зацепило, да еще и ножевое в районе груди, я был доволен. Мы захватили позиции немцев, что стояли против нас на этом участке. Танки достались нам целыми, среди наших бойцов командир полка отыскал бывших танкистов и парни получили технику. Хоть и вражескую, но все же это были танки. У пленных узнали, что подкрепление этой части должно подойти к обеду, поэтому, несмотря на усталость бойцов, нас подняли и вновь приказали отступить. Отступать после хоть и маленькой, но победы, было приятнее, хоть и звучит это странно. Все бойцы вспоминали бой, делились впечатлениями. Глаза горят у бойцов, когда они побеждают. Мне было хреново, я еле шел, устав просто смертельно. Рука болела, но санинструктор, осматривая рану, только смеялся. А уж рассечение на груди и вовсе оставил бы без осмотра, если бы я сам не попросил хотя бы промыть. Правда, этот хмырь старый, ну да, мужику лет пятьдесят, сразу заявил, что ему нечем раны обрабатывать. Достал свою флягу со шнапсом, так тот еще и свистнуть ее у меня попытался.
Сегодня мы двигались дольше, чем накануне. В ротах оставалось по десять-пятнадцать бойцов, командиров тоже поубавилось. Погиб командир дивизии и его штаб, да-да, именно целиком. Штаб дивизии располагался рядом с нашими позициями, уж не знаю, кто его тут поставил. При обстреле артиллерией прямое попадание в их блиндаж. Да и какой там блиндаж, в один накат, так, земляночка несерьезная. Командовал сейчас майор Иванченко, командир полка. Весь день мы топали, подыскивая место для ночевки, это так командиры сказали. Устроившись, встали и сразу принялись вновь менять ландшафт. Лопаткой, конечно. Немцы снова нагнали нас к вечеру и обработали орудиями и минометами. Нашего командира убило пару часов назад, при обходе позиций. Немцы все время ведут беспокоящий огонь, даже в темноте. Подвешивают свои «люстры» и долбят. Парни все уже смирились, бояться перестал даже я, хоть и не привык еще к мысли, что придется умереть. Откуда такие мрачные мысли? А вы бы через бруствер посмотрели, думаю, по-другому бы говорили. Это ни разу не кино, где сидишь, смотришь и подсказываешь главным героям, что делать надо. Вот они, герои, сидят в ячейках, друг друга не видя. Интересно, а из нас вообще кто-нибудь доживет до победы? В роте убыль процентов шестьдесят, так это за два дня, как дальше-то воевать?
Ночью, около двух часов, уже начала появляться полоска света на горизонте, позиции обходили посыльные и предупреждали об атаке. О нашей атаке. Как, чем и зачем? Никто не понимал, но все соглашались, что это необходимо. Правда, чуть позже появившийся старлей, назначенный командиром нашей роты, пояснил:
– Была разведка, немцев там мало, максимум две неполные роты, даже батальона нет.
– А танки? – спросил кто-то.
– А что вам танки? Броском вперед, и ничего их железяки сделать не успеют! – оптимизм сержанта заражал людей. Наши танки, которые мы вчера отжали у фрицев, встали без горючки. На них надежды нет, все опять самим делать. Многие кивали речи сержанта и начинали готовиться к броску. Так же поступил и я. Проверил уже в который раз винтовку, кстати, трещина не расползалась дальше, перемотал портянки и переложил в карманы гранаты. У меня их две было; чтоб по сумке не катались при беге, положил по одной в каждый карман галифе.
Никакой тебе артподготовки, откуда пушки-то взять, никакого шума вообще, окромя брякающего железа, что несли на себе бойцы. Мы спокойно шли к позициям врага. Гитлеровцы заметили нас очень поздно. Оказалось, у нас вовсе не так плохо с подготовкой. Те же разведчики, что и ходили к немцам, по сигналу командиров нейтрализовали часовых в траншее фрицев. Когда мы подходили, то нам уже были подготовлены проходы в колючке и разведчики подгоняли бойцов.
– Давай, братцы, быстрее, быстрее! Фрицы спят еще, вломим им сейчас, потом и сами отдохнем. – Молодцы, хлопчики, уважаю.
И ведь вломили! Мне кажется, что наши бойцы были настолько уставшими и злыми, что пошли бы и без оружия. К счастью, это не требовалось. Когда загрохотали выстрелы, мы были уже рядом и смогли сразу захватить инициативу. Отбивались фашисты умело, но трусов хватало и у них. Думаю, если бы встали стеной, было бы нам печально.
Вокруг свистели пули, даже и не поймешь, чьи именно. Прыгнул в траншею. За мной следом Семен и лейтенант Борисов. Так и держится с нами, даже не зацепили еще. Его командиром взвода назначили, а опыта у него ну вообще никакого. Семен его спрашивал тут, чего он все с нами трется, а тот ответил, нисколько не стесняясь, что мы удачливые. Ржали потом долго. Вот так везунчики, каждый уже по пуле отхватил, благо что ранения легкие. Гнать прочь мы его не стали, нормальный он все же парень, пусть с нами ползает, хоть толк будет. У лейтехи в руках ППД, мы с Семеном с винтовками. О, первый раз фрица вижу так близко. Из блиндажа на Сему вылетел какой-то оголтелый фашист и пытался его сожрать. Ну, а как еще это описать, когда он его обхватил и сжал в объятиях, одновременно пытаясь укусить? Ракурс был удобный, поэтому я вскинул винтовку и через секунду раздался сочный «бамс». Голова у фрица словно чугунок, звон, кажется, стоял на всю округу. Фашист обмяк, а у меня наконец «померла» винтовка. От этого удара все же лопнул приклад, и трещина прошла через все ложе. Патроны вытаскивать некогда было, да и хватало их пока, просто бросил свое «весло» и стал озираться.
– Держи! – Семен протянул мне немецкий пистолет-пулемет, товарищ сейчас приходил в себя после попытки удушения, все же фриц здоровый попался.
– Спасибо, – кивнул я, вынимая магазин и проверяя патроны. Я уже видел такой МП, даже осматривал, так что был в курсе, как им пользоваться. А сейчас еще и закрепил практически. Найдя фашиста, с которого Семен снял оружие, забрал запасные магазины и патроны из ранца. Негусто вышло, надо еще поискать.
– В сторону! – заорал я, вскидывая автомат и сразу давая очередь. Вдоль траншеи к нам бежали два фрица, вот их и срезал. Только с непривычки выпустил почти весь магазин.
– О, блин! – выдохнули оба моих, можно уже сказать, друга.
– Хорошая штука! – потряс я автоматом. – Патронов еще надо найти, – бросил я и, пройдя несколько шагов по траншее, наклонился над фрицем, возле которого лежал еще один МП. В этот раз я даже закрепил подсумки с магазинами у себя на ремне. Не очень удобно, если честно, но сойдет. Осмотревшись, поймал взгляд Семена.
– Давай-давай, мы прикроем! – бросил тот, а я в ответ полез в ранец фашиста. Нашел там еще патроны, россыпью, прилично так, да что-то из еды. Ждать, когда сердобольные командиры решат покормить своих бойцов, как-то не хотелось.
– Куда дальше? – спросил я, вновь зарядив автомат.
– Наши траншеи чистят, пойдем к ним, – предложил лейтеха.
Впереди, за поворотом траншеи оказался блиндаж. Вход прикрывала настоящая дверь, сколоченная из толстых сучьев. Открывать ее как-то совсем не хотелось.
– Андрюха, у тебя гранаты есть? – спросил тихо Семен.
– Ага, – кивнул я, доставая «феньку».
Семен встал так, чтобы по нему не попали из блиндажа, если начнут стрелять, и попробовал открыть дверь. Очередь прозвучала мгновенно. Как в нас не попало, я так и не понял. Дело в том, что стреляли из чего-то мощного. Дверь была реально толстая, но пули пролетали и сквозь нее.
– Твою мать! – Семен, чтобы в него не попали, буквально вжался в стенку окопа.
– Ахтунг, гранаттен! – заорал я, когда очередь смолкла. Не-а, не повелись фрицы. Из блиндажа никто не выскочил. Я махнул рукой Семену, показывая, что нужно вылезти из траншеи и лечь на крышу блиндажа. Тот все понял правильно. Только вылезал долго, глубина окопа была приличная. Оказавшись сверху на «блине», Семен попробовал дотянуться до двери. Черт, опять не везет, не достает он. Как быть-то?
– Андрюх, может, так кинуть, вдруг дверь не выдержит? – шепнул мне лейтенант. Смешно было слушать этот шепот, потому как вокруг пальба идет, что хоть ори.
– Давай так, я первую кину, если дверь откроется или улетит, ты вторую следом. – Я протянул ему вторую «феньку», больше у меня не было, остались только немецкие. Махнув Семену, чтобы вжался в землю, точнее в крышу блиндажа, я швырнул гранату. Взрыв бухнул негромко, в общей какофонии боя почти незаметно. Дверь не открылась и не слетела, но Семен, воспользовавшись тем, что из блиндажа не стреляли, свесившись по пояс, винтовочным стволом подцепил дверь сверху. Хорошо, что там не было запора с обратной стороны. Дверь начала открываться, изнутри тут же начали стрелять, а лейтеха швырнул гранату. Семену повезло, не зацепило, а вот тому, кто был внутри… Стрельба заткнулась мгновенно. Но Семен взял и еще раз приоткрыл дверь. Ничего. Вообще. Я первым встал и, взяв на изготовку автомат, направился к блиндажу. Возле двери меня окликнул лейтенант:
– Может, еще одну?
– Да времени уже нет, как бы фрицы на помощь не прибежали, вряд ли здесь рядовые сидели! – ответил я. Взявшись за ручку, блин, во фрицы педанты какие, даже ручку хорошую к двери прибили, я потянул дверь на себя. Суки, наверное, где-нибудь с хорошего дома сняли, а сюда присобачили. Открывая, я ушел в сторону, насколько это было возможно, конечно, но изнутри больше не стреляли. Внутри было темно, а фонаря ни у кого из нас не было, входить было как-то стрёмно. Но и стоять больше было нельзя. Что-то стрельба к нам смещается, наверное, фрицы опомнились и начали давать отпор. Задумавшись буквально на секунду, я дал длинную очередь из автомата веером. Ответа не последовало.
Все же первым внутрь шагнул я, хоть Семен и предложил свои «услуги». Сразу уходя в сторону, да еще и кувырком, я напоролся на… стену. Блин, чего-то я переборщил, думал, здесь побольше места. Поводив стволом из стороны в сторону, начал, наконец, приглядываться. Ситуация наибредовейшая. Меня могли убить раз десять, если не больше, но об этом как-то не думалось. Фриц был один. Он лежал возле пулемета, ага, стреляли сквозь дверь именно из МГ. К нашему общему обалдению, фриц еще и живой был. Семен, когда услышал мой голос, мгновенно оказался внутри. Проморгавшись, отшвырнул пулемет в сторону ногой и наклонился над фрицем.
– Осторожно, руки! – заорал я, но фриц, сука, уже поднял пистолет, уперев его в живот Семену. Выстрелил я мгновенно, наверное, только мое удачное попадание врагу прямо в голову, не позволило тому выстрелить, а может, у того уже и сил-то не было. Фашист обмяк, а Семен еще несколько секунд не мог понять, что произошло. Пули из моего автомата пролетели буквально у него перед носом, а кровь и мозги фашиста забрызгали все лицо.
– Вот гад! – только и смог произнести Семен, прежде чем очухался. А потом еще добавил: – Бляха, я, кажется, обделался. Первый раз так близко пулю видел…
Фриц оказался целым майором вермахта. Точнее, уже не целым, так как лежал без головы. Нам позже немного перепало, за то, что живым не взяли. Хотя тот и так был не жилец, его осколками гранаты серьезно посекло, все равно бы сдох. А причина, по которой тот не стрелял из пулемета, была в том, что пулемет заклинило, тоже, скорее всего, из-за взрыва.
В том блиндаже мы хорошо так прибарахлились. Взяли ящик наших, советских гранат, трофейные, наверное, кучу патронов для немецкого автомата, да и сами автоматы в количестве трех штук были тут. Фрицев наши раздолбали. Да и было-то их меньше двух рот. Танкисты, правда, доставили хлопот. Всего один сраный гитлеровец, успевший запрыгнуть в свой танк, куролесил по позициям так, что передавил кучу народа, прежде чем его смогли взорвать. Это было чуть в стороне от того места, где бились мы втроем. Вообще, весь бой и был таким. Бойцы разбредались по немецким траншеям и кто как мог, так и воевал, убивая противника там, где видел, или умирал сам. Рядом с нами оказались еще бойцы, просто в горячке боя мы их не видели, зато чуть не подрались за трофеи. Точнее из-за мародерства. Так уж бывает, что некоторые люди даже на поле боя думают о сиюминутной выгоде. Так и тут получилось. Мы уже вытащили все ценное из «блина», когда один из наших, советских хлопчиков вдруг принялся вырывать зубы у трупов. Лейтеха сделал ему замечание, тот огрызнулся и послал его, ну и завязалась драка. Хорошо, до особистов не дошло, так разошлись.
В том бою мы потеряли половину состава. С утра, когда объявили общее построение, да, нам не дали отойти назад, приказав занять фашистские траншеи, нас посчитали. Активными оставались меньше двух сотен штыков. Чего мы тут навоюем таким составом, никому было не известно.
– Бойцы! – начал командир нашего воинского формирования. Как нас назвать теперь, даже не знаю. Вроде вчера были остатками дивизии, даже на полки разбиты были, а сейчас нас меньше двух рот. – Все видели, что можно бить гитлеровцев, не нужно бояться, мы победим! – Там еще много слов было, но бойцам уже было плевать, если честно, с высокой колокольни. Всем хотелось одного… Нет, вру, двух вещей не хватало сейчас. Хотелось сейчас только есть и спать. Мы с Семеном прибрались в блиндаже, который захватили, лейтеха позвал сюда оставшихся бойцов взвода. Так уж получилось, что выжили почти все, потеряли троих. Нас было вновь десять человек. Кроме одного новенького, все те, что выходили из окружения, это хорошо, уже сдружились. Наверху было тихо, даже самолетов не было, поэтому и командиры не стали мучить народ, а дали отдохнуть. Мне чего-то не спалось, предложил другим спать, а я сел за чистку оружия. За три часа, что спали ребята, я умудрился вычистить кучу стволов. Набил себе магазины автомата, собрал много, поэтому лишние, что не влезали в подсумки, кинул в сидор. Все быстрее заряжать, чем набивать патронами магазины. Пружины ослабнут? Я вас умоляю, мы не в тылу, не успеют. Это в мирное время надо думать о пружинах, «диванные стратеги» вам подскажут.
После обеда нас посетил посыльный из вновь созданного штаба. Через час выдвигаемся, разведка доложила, что фрицев в округе нет. Мы на трофейной карте разглядели обозначенный брод, в двадцати километрах южнее, поэтому командир нашего формирования приказывал выдвигаться туда. Просто на картах фашистов было обозначено, что брод защищают наши, попробуем прийти к ним на помощь. Этакий у нас подвижной истребительный батальон. Людей бы еще где взять…
Напрямую не пошли, хватило ума у командира вести подразделение, забирая по дуге на восток. К вечеру, опять устав как собаки, только теперь еще и увешанные оружием, мы подошли к броду. Нас тут и ждали. Ну, не ждали, конечно, просто фрицы здесь спокойно себе переправлялись. Никакого заслона уже не было и в помине, зато немчуры хватало. Хорошо мы выслали разведку, та и принесла сведения о том, что делать нам тут нечего. Можно было, конечно, геройски сдохнуть, но командир не повелся. Вновь решили отходить на восток, благо до фрицев у брода было три километра. Впереди был лес, на вид невзрачный, но посмотрим, как на самом деле. Пару слов о командире. Да, назвал он нас все же батальоном, сводным каким-то. Командиром был средних лет капитан с эмблемами артиллериста, по фамилии Величко. Вроде ничего, лозунгами не сыпал, был рассудительным. Это все со слов нашего лейтехи, которого вызывали на совещание. Его, кстати, хотели забрать в штаб, но он сам отказался, сообщив, что опыта у него мало и любой боец на его месте будет уместнее. Гад, еще ведь и меня предложил в качестве штабного работника. Слава богу, что капитан Величко отказал, сославшись на то, что я простой красноармеец. У нас ведь здесь командиры, когда узнают, что боец умеет не только крестиком расписываться, а еще и карту читает, впадают в какой-то ступор. Привыкли, что одни деревенские в армии, вот и выделываются. Но я старался не показывать, что знаю поболее, чем какой-то командир батальона. Они ведь и сами-то не слишком образованны, просто должность и звание обязывают казаться умнее, чем есть на самом деле.
Половину ночи провели в лесу, хоть и шли по окраине, особо не углубляясь, но блин, лес был такой густой, да топи еще попадались, что двигались с большим трудом. По пути обнаружили горстку бойцов, шестеро ранены, причем серьезно, пятеро готовы встать в строй. Это оказались бойцы из охраны брода, далеко отошли. Разбили их еще вчера, так что карты фрицев устарели, надо менять. На самом выходе из леса увидели деревушку, что мирно себе стояла в километре от нас. Разведчики ушли, но вернулись очень быстро, сообщив, что в деревне расквартирована немецкая танковая часть. Правда, танков у них всего ничего, да еще и ребята заметили работу сварочных аппаратов. Величко решил, что это рембат, поэтому начали готовить удар. Действовать решили после заката. Будет еще достаточно светло, но подойти сможем более незаметно.
– Мороз, как думаешь, получится у нас? – Семен прервал молчание.
– До сих пор получалось, – пожал я плечами.
– Их там немного, – вступил в разговор лейтеха, – разведчики доложили, что целых танков меньше десятка, да и экипажи возле них крутились, может, уже и вовсе ушли.
– Да, шум двигателей было слышно, часа два назад, после все затихло, – кивнул Семен.
Мы лежим под деревом и ждем команды. Темнеет уже, но солнце еще не опустилось целиком. Тремя взводами мы идем с правого фланга, там открытая местность, поэтому нужно преодолеть ее бегом. Как знать, может, и получится. Местность хоть и открытая, но не просматривается из деревни, так как находится под холмом. Нас используют как засадный полк. Три взвода, это всего лишь сорок три штыка, но при шести пулеметах. Мы должны быстро подобраться к холму и быть готовыми подняться, когда завяжется бой. Опасность представлял лишь путь до холма, а это метров пятьсот, дальше из деревни нас не увидят.
Через полчаса небо было уже темным, и лейтенант Борисов приказал подниматься. Наш взвод был весь укомплектован трофейными автоматами, кроме одного бойца, он шел с пулеметом. Но немцы были не тупее нас. Наверху, прямо на этом самом холме, который был нашей целью, у фрицев оказалась замаскированная пулеметная точка. Первые двести метров пути мы ползли на брюхе, поэтому и смогли их проползти, но вот потом… Когда наши недовзводы рванули бегом, немчики нас и приголубили. Сколько сразу полегло, даже не знаю, но к холму мы подошли в количестве двадцати бойцов. Деревню-то наш батальон взял, там и было-то тридцать два фашиста, завалили тупо количеством, но вот потери… Капитан Величко на нас рассчитывал, как на засадный отряд, а получилось, что все с нас и началось, и уже основному отряду пришлось нас выручать. Немецкие пулеметчики своим огнем привлекли себе в помощь еще солдат, если бы не наши товарищи с противоположного фланга, нас всех бы тут и похоронили.
Рембат у фрицев оказался почти пустым. Те танки, что видели во время наблюдения разведчики, ушли догонять войска, а тут оставались лишь машины, с которыми возни много. Короче, кроме стрелкового оружия и двух минометов, захватить нам было нечего. Хорошо хоть к минометам оказалось достаточно мин, все хоть какой-то приварок. А нас тем временем осталось еще меньше. Правда, ненадолго. Узнав у пленных, да, были и такие, куда ушли войска, где сейчас фронт, утром мы двинули строго на восток. Оказалось, впереди нас ждал лагерь военнопленных. Фрицы организовали его после разгрома войск, что защищали тот брод, к которому мы вчера шли. Опять топаем по полю, вроде сказали рядом, но пока разведчики ничего не нашли. Кстати, те парни, что были у нас за разведку, так и оставались живы, нас даже удивляло и радовало это. Через час пути внезапно вернулись и наблюдатели. По их сведениям, прямо на нас движется колонна из трех грузовиков и бэтээра. Немцы, наверное, за техникой выехали. Ведь тут всего несколько километров до ближайшей части. Капитан Величко срочно организовывал засаду. Так как мы были в чистом поле, то сделать это было сложно. Вновь копаем себе лежки, правда, не на всю глубину, так, немного укрыться. Немецкий бэтээр пер первым, мотоциклов почему-то не было, хотя все ожидали именно их, привыкли уже к фрицевским порядкам. «Ганомаг» машина высокая, поэтому из нее не составило труда нас заметить. Пулеметчик принялся нас давить, а из подъезжающих грузовиков уже выскакивала пехота. Вот тут мне и поплохело, ибо Величко, до сих пор не дававший подумать о себе плохо, решил поднять нас в атаку. Может, человек просто устал, да надоело ему тут бегать, может еще что, но пришлось вставать. Ненадолго, конечно. Капитан погиб почти сразу, ведь он своим примером, как по уставу положено, решил идти впереди, увлекая за собой людей. Все вновь залегли, и оказалось, что никто не хочет вставать еще раз. До фрицев было метров триста, бэтээр вообще обнаглел и вылез на пистолетную дистанцию. Тут, слава богу, кто-то наконец-то вспомнил о двух минометах. Чуть позже мы узнали, почему они сразу не стреляли. Отползали ребята, чтобы занять позиции там, где их не будет видно. Когда мины начали падать к фрицам на головы, поплохело уже им. С бэтээра не поняли этого и продолжали переть к нам, пулеметчик за небольшим бронещитком аж захлебывался от радости. Мне все это надоело, и я решил его снять. Из автомата это вообще не получалось, слишком большой разброс был, поэтому попросил у нашего пулеметчика его МГ, сам тот почему-то никак не мог загасить бэтээр. Первой же очередью я то ли заставил вражеского пулеметчика убраться, то ли убил. Но стрелял я прицельно, поэтому мог и убить. Водитель «Ганомага», видимо не слыша более очередей сверху, решил, что он теперь уязвим, и остановился. Как только он вновь начал движение, но уже назад, прямо в бэтээр влетела одна из мин. Грохнуло, хлопнуло – и бэтээр остановился уже насовсем. Как самые ближние к нему, мы с Семеном рванули вперед. Зачем? Так это ж какое-никакое, но укрытие. Пулеметчик из нашего взвода последовал за нами и вскоре уселся в кузове бэтээра, поливая свинцом фашистов. Я хотел было прибрать пулемет, что стрелял по нам минуту назад, но его здорово повредило взрывом мины. Укрывшись в кузове, мы отстреливались от врага, который уже начал отступать. Видимо, поняли гитлеровцы, что нас здесь тупо больше, да еще и бэтээр потеряли. Два грузовика уже дымились, все изрешеченные пулями, а вот один, с самым хитрозадым водилой, уже развернулся и начал набирать ход. Он и так стоял за двумя своими собратьями, а теперь и вовсе сбежит. Близкими разрывами мин нашим парням удалось все же повредить колеса грузовика. Тот стал вилять, а затем и вовсе встал. Теперь уж можно и в атаку. Поднялись все, жаль, что Величко не вытерпел. Гитлеровцев добивали в азарте, когда подошли совсем близко, даже не стреляли, слишком злые были, поэтому и потеряли аж пятерых, добивая раненых фашистов. Ребята просто бросались на врага со штыками. Страшное дело, рукопашная схватка. Когда ты просто с кем-то дерешься, пусть даже и с врагом на войне, это одно, а вот так, словно стенка на стенку… Один боец отбивает винтовкой выпад немца, успевает ударить сам, а когда собирается добить, ему сзади втыкают нож в спину. Все смешалось, я тоже малость подрался, но не стал опрометью кидаться в свалку. Пистолет в одной руке, нож в другой, жалел только об одном, патронов в пистолете мало. Везло еще и в том, что у фрицев тоже с короткостволом ходят не все, а только офицеры и унтера. Все мельтешило вокруг, стрельба, взмахи винтовками и автоматами, удары ножами, лопатками. Кровь хлещет во все стороны, и над этим всем стоит такой мат, заслушаться можно. Победа все же была за нами, но в такую схватку почему-то больше влезать не хотелось. Русский мат на поле битвы сменился стонами и криками, раненых тоже хватало.
К лагерю, что устроили в лесу фрицы, мы вышли к обеду. Сил было мало, еще меньше людей. Новый командир, на этот раз старлей грузин, не стал даже придумывать план. Лагерь был в лесу, капитально устроить его немцы еще не успели, вышек и тех было всего две, да и то какие-то нелепые подобия. Подобрались поближе и ударили. Похоже, нашему командиру было уже плевать, попадет под дружественный огонь кто-то из пленных или нет. Тупо стреляли во все, что движется и что хоть немного похоже на вражеских солдат.
Никаких братаний не было. Перестреляв фрицев, старлей с длиннющей фамилией, заканчивающейся, конечно, нашвили, приказал всем строиться и, собрав оружие и боеприпасы, уходить глубже в лес. Так и сказал:
– Нам срочно надо отдохнуть, иначе мы сдохнем даже не от пули, а просто от усталости. – Мудрые слова, я думаю.
Пленных в лагере было немало, мы пополнили состав аж на триста с небольшим бойцов. В основном были именно красноармейцы, но встречались и командиры. Оружия на всех не хватало, поэтому решили вернуться в поле, где разбили немецкие грузовики, и подобрать все, даже карабины. До этого мы их просто не брали. Отрядив одну из двух уцелевших машин, старлей «Швили» приказал остальным выдвигаться. Машина привезет оружие только до лагеря, по лесу ехать она все равно не сможет, так что парни-барахольщики торопились. Устроив привал в лесу, командир хотел тем самым дать время тем, кто уехал за трофеями.
Если честно, задолбался уже есть раз в сутки, да и то не досыта. Скажете, война на дворе, а он о еде говорит? Так о чем еще-то? О войне? Так она вон, повсюду, хрен знает, когда кончится. Я-то знаю, конечно, да что толку от того. Или… Да нет, не пойду. Да и как? Почему сразу не сообщил? Да пытался, если честно. Точнее, я написал несколько длинных писем в Москву. Помню как-то, в одной книжке читал о таком, там автор тоже рассматривал такую штуку, как перенос в прошлое. Вот я и вспомнил. Написал немного, так, основное. Думал, на фига обо всем на свете писать, если война пойдет чуть по-другому, то уже все изменится, так что тут предсказывать нет смысла. Отправить вот только все никак не могу. А «предсказания»… Вон взять хотя бы наших парней, что мы только что из плена освободили. Сколько из них должно было выжить, ну, я серьезно? Вот и я об этом. А ведь фрицы почему столько лагерей делали в начале войны и не очень-то торопились их вывозить к себе в тыл? По банальной причине, им самим жрать скоро будут нечего, они никак не рассчитывали на такое количество пленных, вот и устраивали лагеря. Кто сдохнет, тот сдохнет, а самые крепкие выживут и работать станут.
А по изменению истории тоже мысли есть. Может, тот, чье тело я занял, тоже должен был тихонечко «двинуть кони» где-то на границе, да хоть у того же первого моста. А я ведь, считай, в первый же день войны изменил историю. Может, и незначительно, да кто может сейчас сказать, что значительно, а что нет? Ведь это именно я зажег те танки, а не кто-то другой. Сомневаюсь, что тот, чье место я занял, смог бы это сделать. Взять хоть ту же реакцию родителей, когда я папаше руку сломал. Они ведь тогда обалдели от этой выходки, скорее всего, ничего подобного это тело никогда не делало, а тут такое! Вот и думаю, что сдохнуть я должен был уже давно, еще двадцать второго июня, ну, или двадцать шестого, край. Короче, жрать я хочу, вот и лезет в башку всякая хрень.
– А-а? – Меня толкнули в плечо, и я обернулся.
– Жрать будешь? – Семен стоял с двумя котелками. Рванув у него из руки посуду, чуть не расплескал драгоценную пищу. В этот раз повар сварил суп. Вообще, беда была не только с продуктами, но еще и с приготовлением. Ели всего по десять человек, у нас всего было два больших котла, представляете, как растягивался прием пищи. Кто-то уже обедать хочет, а некоторые еще не завтракали.
– М-м-м!
– Чего? – Сема уставился на меня.
– Говорю, мудаки мы! – проглотив то, что было во рту, повторил я. – Надо у фрицев было кухню забирать. Надоело уже так питаться, с голода сдохнуть можно.
– Взять-то была не проблема, а как бы ты ее потащил сюда?
– А в деревне лошадь была, не видел? Ага, дошло наконец? Там где человек пройдет, там и лошадь.
– Так кухня-то не лошадь…
– Ой, отстань, ради бога, скажи еще, что не протащили бы!
– Да, конечно, протащили бы, не бросили, – кивнул Семен, наворачивая в свою очередь суп за обе щеки. Супом я назвал это варево из-за бульона, точнее, его подобия. Скорее, это было жидкое второе, но блин, довольное сытное. Это наверняка из немецкой тушенки, мы ее много взяли.
– Выпить хочешь? – вдруг спросил Семен и как-то хитро посмотрел на меня.
– Ты чего, не все сдал, что ли? – уставился я на него.
– Вот еще, я чего, сбрендил? – Из сидора на свет появилась темно-зеленая бутылка.
– Давай за то, что выжили! – скручивая запаянную сургучом пробку, провозгласил Семен. Мы сидели удачно, никто нас не видел, можно было и «хлопнуть».
– Надеюсь, командир нам хвост не прищемит, – подмигнул я другу. Мы сделали каждый по нескольку глотков и закурили. Вот ведь блин, меня в этом теле не тянуло, а все равно начал.
– Слушай, Мороз, чего-то мы все никак толком и поговорить не могли, все стреляем да топаем.
– Еще копаем, – важно заметил я.
– О, точно, о лопате-то я и забыл! Так о чем это я? – чуть задумался Сема, как будто бы забыл, о чем спросить хотел.
– Поговорить ты хотел…
– Да, – кивнул друг, – ты вообще, откуда родом-то?
– С Ярославщины.
– О, недалеко.
– А ты?
– С Калининской области я. Город Ржев, слышал? – О, парень, в моем времени только совсем невежды не слышали об этом городе.
– Да, слыхал. Кстати, как ты вовремя разговор завел. Я слыхал разговор, когда еще мы дивизией были, помнишь, тогда фрицев разведчики на допрос притащили?
– Нет, но не важно, мало ли их уже притаскивали.
– Да, не важно. Так вот, слышал, как немцы говорили, что часть из них пойдет именно в Калининскую область. Типа, план у командования такой. Ты бы написал родным, пока не поздно, пусть переедут куда-нибудь подальше, после войны бы вернулись. – Мне очень хотелось предупредить этого парня, а как это сделать, кроме как нести, казалось бы, чушь.
– Я не верю, что фрицы смогут дойти до Калинина. Мы их скоро погоним! Да и батя у меня все одно никуда не уйдет. Он же дом строил собственными руками, теперь бросить? Если бы я ему такое в глаза сказал, он бы мне в рог закатал.
– Дело твое, я вот своим напишу, на всякий случай.
– А что немцы говорили и об Ярославле?
– Они вроде как хотят Москву окружить, а колечко будет через Ярославль проходить. Блин, да если бы я их слушал! Их же в палатке допрашивали, а мы просто рядом проходили. Я чуть задержался, когда про свой город услыхал, вот и все. А насчет погоним… Мало силы у нас еще, Сем, мало. Да и боимся мы их еще. Вон некоторые как бегут, сам же видел. И ведь не бойцы какие, а командиры! А как в плен сдаются? Пяток конвоиров ведет по дороге больше роты красноармейцев, а те и идут, как бараны на убой.
– Это точно! Видел. Но и те, кто насмерть стоит, тоже есть. А бежать пленные боятся, потому что кому-то все равно умереть придется, а никто не хочет, – поддержал и развил мою мысль Семен. – Ладно, повар шепнул, что здесь задержимся, потому как он выпросил у командира времени на готовку. Хочет немного в запас сделать, чтобы уж совсем с пустым брюхом не идти.
– Это хорошо, давай тогда поспим немного, пока тихо.
– Да, кстати, а чего так тихо-то? – едва ли не хором спохватились мы. И правда, чего-то давно не слыхали ни орудий, ни воя самолетов.
– Сплюнь на фиг, а то налетят ироды! – и я сплюнул сам, дабы не сглазить.
Утро вечера мудренее. И это правда. Наш старлей утром заявил, что решил дать нам, бойцам, нормально отдохнуть, поэтому день сидим, а ночью потопаем. Ох и как же это было приятно-то… Лес тут был густой, мы хоть и ушли вчера от разгромленного лагеря всего на несколько километров, но этого хватило, чтобы затеряться в этом лесу. К полудню, правда, тишину все-таки нарушил рев авиационных двигателей, никак проснулись фрицы, начали поиски.
– Если не перестанут до вечера, командир перенесет выход, – сказал нам вернувшийся с совещания лейтенант Борисов. Алексеем его звали вообще-то, мы сами-то об этом узнали только вчера, до этого как-то и не думали об этом.
– Полетают, да и бросят, бензин-то не бесконечный, – отозвался я.
– Надеюсь, надоело тут сидеть. Вроде и тихо, да все равно знаешь, что немец-то под боком. Наши ходили посмотреть к лагерю, шастают по округе немчики, шастают.
– Чего еще видели? – с интересом спросил я.
– Лагеря нет, даже вышки недоделанные фрицы вывезли. Трупы забрали, своих, конечно.
Сидеть долго не стали. На войне ведь как? Есть свободная минутка, отдыхай, хоть впрок это сделать и нельзя, но все же стремиться нужно. В общей сложности я за сутки спал почти четырнадцать часов. Хорошо. Еще бы пожрать вволю… Не буду о грустном.
К вечеру полеты немецких асов закончились, и старлей, наш грузинский командир, объявил выход. Разведка вновь принесла вести о деревне, в которой засекли небольшой гарнизон вражеских войск. А, я же не сказал, командир перед выходом объявил всем, что решено не просто прорываться к своим, теряя людей просто так, а идти с умом, по пути уничтожая вот такие, небольшие гарнизоны. Так все же какая-то польза от нас. Наш особист ведет журнал боевых действий, там обо всем и обо всех есть. На выходе из окружения нам предстоит пройти фильтр, так что любые наши подвиги будут занесены в актив.
Как-то так вышло, что все мы, с кем успел подружиться, потерялись перед атакой. Семена наш лейтенант отправил посыльным к командиру, сам тоже куда-то исчез. Атака на деревню, а точнее, это было немаленькое село, провалилась с самого начала. Разведчики не углядели самую малость – готовность фрицев к отражению атаки. Мы только подходили к окраинам, как нам дали «прикурить». Тогда мы все и потерялись. Главным в той группе бойцов, в которой я случайно оказался, был младший лейтенант, командир одного из взводов. Его взвод был самым плохо обеспеченным у нас в батальоне, да и служили тут странные личности.
– Братцы, вперед, за родину! – заорал мамлей, приказывая идти на штурм села.
– Товарищ командир, так у половины из нас даже оружия нет, – в отчаянии сказал кто-то из толпы.
– У кого нет, это ваша вина, в бою добудете, это ваше наказание за утрату вверенного имущества. Взвод, слушай приказ, выдвигаемся и атакуем противника… – и далее по тексту.
Надо ли говорить, что этот баран, что звался командиром, послал всех тупо с «парадного крыльца», наскоком решил взять, ню-ню. Немчура отнюдь не была тупицами и идиотами. Нас, конечно, ждали, даже завлекали, показывая открыто, что их мало, но это было не так.
Экипажи немецких танков находились внутри машин и нас просто начали уничтожать. Немцы даже не использовали орудия, тупо поливали из пулеметов, а мы все пытаемся продвинуться в глубь села, вступить, так сказать, в прямое соприкосновение с противником. Маму нашу через семь коромысел. Так вот почему мы в начале войны так «просирали»! И в плен сдавались целой ротой шестерым мотоциклистам, и с голой жопой на танки шли… Да, блин, нескоро еще переучимся, а мы, те, кто с первых дней воюет, я себя уже к таковым причислил, так и вовсе этого не увидим, если к путному командиру не попадем.
Решив в один миг, что с меня на хрен хватит, просто начал действовать так, как считал нужным, а не по приказу. Откатившись в сторону, под прикрытие какого-то сарая, поймал момент, когда ближайший пулемет перенес огонь чуть в сторону, встал, да и тупо дернул отсюда. Ушел не далеко, уже в сотне метров от села натолкнулся на таких же, как и я, беглецов. Трусов, в общем. И я трус, раз побежал.
– Слышь, торопыга, дуй сюда! – крикнули мне, и я послушно свернул к группе деревьев.
– Вы кто? – выдохнул я.
– Да такие же, как ты, не желающие дохнуть под танками по прихоти одного дурака, – говоривший все это парень, или мужик, был старше на вид лет на десять. Знакомясь, не удивил, назвав фамилию: – Абрамович.
Я тоже назвался, мысленно ухмыльнувшись. Абрамович был именно той, правильной национальности, не зря я так подумал, когда его увидел. Остальные бойцы были разными, но в основном все старше меня по возрасту.
– Чего делать предлагаете? – спросил я, отдышавшись наконец.
– На восток надо пробираться! – заметил кто-то еще.
– Ага, чтоб свои же закопали, или еще один «командир» найдется, на убой посылая.
– А иначе… дезертирство припаяют…
– А нехай паяют! – воскликнул еще один «дед», настолько старо выглядел этот боец, что так и подмывало назвать его стариком. – Я еще «беляка» по Сибири гонял, хватит с меня, пускай молодые теперь корячатся!
– Так я и есть молодой, а вы меня с собой зовете… – начал я.
– Да иди куды хочешь, кто ж тебя заставляет-то, – ответил тот же старик.
И я действительно пошел. Назад, к селу. Стрельба там не прекращалась, да и опомнился я, трусость – это не про меня. Вообще, меня стала здорово грызть изнутри совесть, за мою слабохарактерность. Плюнул с горяча: «Умирать – так умирать!» – и вернулся бегом к селу.
На пузе вполз на один из огородов и прямо-таки уперся в мертвое тело горе-командира, ретивого мамлея. Лежал он один, рядом никого не видно. В этот раз блевать уже не стал, да и нечем, наверное, хоть у мамлея видок был еще тот. Полголовы как не было. Огляделся, прислушался к звукам стрельбы.
«Черт возьми, а ведь стреляют-то не пулеметы!» – отдельные выстрелы из винтовок слышались очень отчетливо.
Выглянув из-за хаты, за которой и нашел тело командира, наверняка его сюда кто-то из наших притащил, увидел бойцов своего взвода. Одним из них был Семен, слава богу, живой. Правда, Борисова с ними не было, он-то хоть где?
– Эй, братва, вы живые? – крикнул я первое, что пришло в голову.
– Да не сдохли еще, давай сюда, поможешь, немцы село осматривают, добивают выживших, у тебя патроны есть?
Патроны у меня были. Причем немало.
– Ага, – подполз к мужикам, их тут было трое, все, кстати, молодые парни скорее, чем мужики. – Держите! – я развязал завязки сидора и вытянул горсть патронов. Бойцы разобрали все, что дал, пришлось выгрести все запасы, хорошо, что свои у меня в обоймах на ремне висят.
Винтовки по очереди сыто клацнули затворами, и ребята начали расползаться.
– Мужики, а кто командира этого сюда притащил? – спросил я.
– Да мы и приперли, – ответил один из бойцов, светловолосый парень с веснушками по всему лицу.
– А пистолет забрали? – спросил я в надежде.
– Да он его где-то обронил, пустым притащили. – Жаль, очень мне хотелось заполучить новый короткоствол, с винтовкой ужасно неудобно действовать в населенном пункте. Эх, вот Борисов дурачина, сдал тогда наган. А свой последний пистолет я потерял в рукопашной.
Впереди слева отчетливо загрохотали танковые гусеницы и двигатель, застучал пулемет. Ага, все-таки фрицы не пешочком село прочесывают, хреново. Лежим в канаве, на обочине, уже видно, как танк выползает в конце улицы, домов восемь до нас. Интересно, куда полезет, прямо или на нашу свернет? Фрицы уже было проехали перекресток с той улицей, на которой были мы, как один из парней вдруг вылез и, прицелившись куда-то в сторону железной машины, выстрелил. Его за ноги затянули обратно в канаву, но было поздно, танк повернул к нам.
– Какого хрена, Жора? Он же мимо уже прошел! – заорали на стрелка бойцы. Тот виновато смотрел в сторону. Вот, был командир дурак, теперь и на бойцов напасть перешла, заразная штука, нетерпение.
– А чего, так и будем тут лежать, все одно уйти не дадут…
– Ребят, я отвлеку фашистов, а вы попробуйте сзади танк обойти… – сказал я.
– На хрена? – удивился белобрысый.
– У меня граната есть, вот, – я вытащил «лимонку» и показал мужикам, – фрицы люки не закрывают, жарко, да и пыльно. Надо сзади запрыгнуть и гранату им засунуть…
– Ты чего, сбрендил, что ли? Чумовой какой-то! Это ж немцы, они же на танках, куда нам-то… – это Жора, тот, что стрелял и выдал наше присутствие тут.
– Парень правильно говорит, я тоже об этом думал, но гранат у меня нет, – сказал еще кто-то.
– А у меня есть, даже две, я запасливый хомяк.
– Я не пойду, как хотите, – заявил Жора. Танк тем временем приближался. Двигался он медленно, опасаются фрицы.
– Да я бы сам сделал, да кто отвлечет…
– Я, – кивнул белобрысый.
– Тебе только дорогу перебежать, там за дом ныряй, только от стены подальше, – напутствовал я, – а то засадят снаряд, завалит на хрен… – На самом деле, предлагая это мероприятие, я очень рассчитывал на то, что бежать придется не мне, уж больно страшно.
– Сам знаю, давай брат, уделай гада! – И парнишка буквально выпрыгнул из канавы. Я как только мог быстро дернул в сторону танка по канаве. Немцы уже вовсю долбили из пулемета, жаль, если парень не добежал, отличный боец, смелый.
Канава была глубокой, но от танка все равно не спрятаться. Когда я поравнялся с грохочущей машиной и повернул голову, увидел открытый боковой люк и фашиста, глядящего прямо на меня. Я выпрыгнул из канавы и метнулся за танк, не сводя глаз с фашиста. Тот что-то орал, не знаю, мне или экипажу. Оказавшись сзади и убедившись, что танк идет без пехоты, я запрыгнул на него. Высоковато, но справился. Вибрация, а точнее тряска, была такой, что я едва успел схватиться за какую-то железку, чтобы не навернуться на землю. Верхний люк был закрыт, но, думаю, я и в боковой смогу. Усики на гранате были уже разогнуты, оставалось только дернуть кольцо, что я и сделал. Держа рукой скобу и перехватившись, подбираясь ближе к башне за скобу на корпусе танка, я оказался возле самой башни. В этот момент танк остановился и башня начала поворачиваться.
«Только бы успеть, только бы успеть!» – пронеслось в голове. Выглянув сбоку и увидев прямо перед собой морду фашиста, весело скалящегося от удовольствия, просто сунул гранату внутрь, пропихивая ее вниз, чтобы танкист ненароком не выкинул. Вроде упала. Как слетел вниз и залег в канаве, даже не заметил. Дальше было интересно. Никакого грохота от взрыва я не слышал, но танк стоял и стрелять пока не собирался.
– Эй, боец! – услышал я сбоку от себя. Повернувшись, увидел белобрысого рядом, оказывается, я спрыгнул в его сторону. – Молодчага, я вообще-то не думал, что получится, хорошо рвануло.
– Чего рвануло? Я ничего не слышал…
– Так тут видеть надо было. Боекомплект, видно, не рванул, только «феня», ну что, посмотрим?
– Ага, – кивнул я, вставая. А танк-то даже не заглох, просто встал как вкопанный, однако!
Мы залезли на корму и подобрались к башне. Из открытого люка поднимался слабый дымок. Дальше было еще смешней, фрицы были живы, только вроде как механик не шевелится, остальные воют. Белобрысый, черт, надо хоть имя спросить, схватил через проем бокового лючка за комбинезон того вражину, что недавно еще улыбался, и, вытянув того наружу, швырнул на землю.
– Добей эту падаль, там еще один шевелится, сейчас выдерну! – крикнул мне напарник.
Прыгаю на землю и, чуть задумавшись, поднимаю глаза, осматриваясь вокруг. Как его добить-то, винтовка в канаве осталась, а нож в сидоре. Фриц стонет, ноги здорово посечены осколками, крови много. Наконец, ступор прошел. Наклонившись, вытаскиваю из кобуры танкиста пистолет и, направив на истекающего кровью врага, нажимаю спуск. Тишина. Блин, взвести надо! Нащупав затвор и сообразив, как он работает, оттягиваю и досылаю патрон. Руки трясутся. После всего, что видел и пережил? Да, черт! Только что не испытывал ничего, а сейчас вдруг затрясло. Поднял руку, неловко целясь в голову врага, и, закрыв глаза, нажимаю спуск. Выстрел утонул в грохоте танкового мотора, а спустя секунду меня уже хлопнули по плечу.
– Молоток, бежим отсюда, у фрицев вроде еще танк остался.
Ломимся куда-то в сторону ближайших домов, не успеваю даже разглядеть, куда именно. Белобрысый что-то говорит, не понимаю ни слова.
– Чего?
– Ты оглох, что ли? – усмехается боец, когда мы упали в траву возле стены одной из хат.
– Да нет вроде, пока слышу еще.
– Чего-то ты весь зеленый, на вот, глотни, – ко мне протянута рука с зажатой в ней фляжкой. Подхватываю и жадно глотаю теплую жидкость, а спустя мгновение глаза мои, наверное, стали шире раза в два. Горечь теплого алкоголя вызывает рвотный рефлекс.