Перебежчик Незнанский Фридрих

1

В тот день уже заканчивался мой прием в консультации на Таганке, 34, когда вошел этот господин и протянул квитанцию об оплате. Я демонстративно поднял руку к глазам, намереваясь взглянуть на свои наручные часы, потом перевел на него недовольный взгляд. И сразу подумал, что столь упакованные господа, источающие запах дорогого мужского одеколона, по юридическим консультациям не ходят. Такие не толкаются в очередях с пенсионерами. Они купят любого адвоката, самого модного и занятого, не вылезая из машины, отзвонив кому надо по сотовому. Чуть усмехнувшись, он тоже посмотрел на часы, явно демонстрируя мне их фирму, свои, так сказать, возможности.

Я машинально опустил руку, пряча свои китайские «котлы» с вещевого рынка, где их скоро уже будут продавать на вес. Не то чтобы мне стало неловко, нет. Похоже, сработала «совковая» закваска – против «ролекса» не попрешь.

– Вы спешите? – спросил он.

– Вообще-то мое время заканчивается, – ответил я. – Сейчас меня сменит мой коллега. У него впереди еще полдня. Может, вам лучше обратиться к нему?

– Я не об этом вас спросил, – он покачал головой. – Вы сейчас очень спешите? Мне необходимо поговорить с вами. Сделать одно интересное предложение именно вам. Если не сегодня, то завтра. Но я бы на вашем месте не откладывал.

– Я вас слушаю, – сказал я, пожав плечами. – Только учтите, сегодня первый день, как я здесь работаю. Только недавно получил лицензию. И пока еще не вхожу в московскую коллегию адвокатов.

– Это вполне поправимо. Без проблем. Если мы договоримся, вас примут туда в ближайшее время.

– Может, вам стоит все-таки обратиться к более опытному адвокату?

– Мы только теряем время, – сказал он. – Нам нужны именно вы. А если спешите, я могу вас подбросить куда вам надо. Вам ведь сейчас на Башиловскую, если не ошибаюсь?

Откуда ему это известно? Только этого не хватало. Он явно продемонстрировал свою осведомленность о моей личной жизни. Да, именно сегодня я договорился с Катей, что заеду к ней после дежурства. Именно на Башиловской она живет.

– Извините, просто не удержался, – сказал он, улыбаясь. – Но мы действительно все о вас знаем.

– Что значит – все? – насторожился я. – Кто вы и кого сейчас представляете?

– Зовите меня Аркадий Валерьянович Лекарский. А здесь я представляю интересы одного весьма влиятельного человека, чей сын попал в некрасивую историю. Помните дело Игоря Бахметьева? – спросил он.

– Что-то слышал, – сказал я. – Статья сто тридцать первая, пункт второй-в, если не ошибаюсь. Групповое изнасилование это называется. Я слышал о нем, перед тем как уйти из прокуратуры. Но разве у вас до сих пор не было адвоката?

– Прежний адвокат господин Колеров убит, – скорбно вздохнул Аркадий Валерьянович, – возможно, вы об этом не слышали. Его застрелили, когда он отдыхал с супругой на Кипре.

– Хотите, чтобы теперь убили меня?

– Вам нечего опасаться. Колерова мы не охраняли. Вам дадим надежную охрану. Перед гибелью он направил в суд ходатайство о возвращении дела на доследование для розыска и установления тех двоих, кто участвовал в изнасиловании… Убийцу, разумеется, ищет милиция. Но надежды на сегодняшнюю милицию мало. Она вся скуплена. Как и большинство следователей.

– Вам виднее, – пробормотал я. – Не помню, чтобы я кому-то продавался. Хотя… предложения поступали.

– Поэтому мы и обратились к вам. К тому же у нас нет времени разбираться, кто из них честен, а кто не очень… Согласитесь, сегодня не всегда можно понять, где кончаются правоохранительные органы и начинаются криминальные структуры. Поэтому нам нужен адвокат, знакомый с работой следствия. Ибо ему придется разобраться, на чем построены выводы следствия в отношении сына Бахметьева. Это одна из причин выбора, сделанного в вашу пользу.

– Я, конечно, польщен. Но это означает, что были еще причины, по которым вы обратились именно ко мне? – медленно спросил я, обдумывая свою ближайшую перспективу.

– Покойный Колеров был семейным адвокатом семьи Бахметьевых. У нас есть досье на разного рода молодых и перспективных адвокатов, включая вас. Выбор делал сам Бахметьев. Не вы вели это дело, но, будучи в то время работником прокуратуры, наверняка о нем слышали. Теперь, когда вы успешно переквалифицировались и стали адвокатом, иначе говоря, перешли из нападения в защиту, нам желательно, чтобы именно вы вели его. Поскольку вам, как бывшему следователю, будет легче найти слабые стороны обвинения. Из неплохих нападающих, как сказал мой шеф, остановившись на вашей кандидатуре, получаются замечательные защитники. А он редко ошибается.

– А вы считаете, они есть? – заинтересовался я. – Я говорю о слабых сторонах.

– Должны быть, раз Игорь невиновен. Как раз этим вы и займетесь, – заявил Аркадий Валерьянович. – Вы должны их найти.

– Странный у нас разговор, – заметил я. – Вы знаете обо мне все. Я не знаю о вас ничего.

– Всему свое время, – усмехнулся он. – И всему свое объяснение. Мы были заинтересованы в сотрудничестве с вами и потому заранее получили исчерпывающую информацию. Вас я до настоящего момента вовсе не интересовал, и потому вы ничего не знаете. Вы ведь не просто так стали адвокатом, Юрий Петрович. Наверное, на это были свои причины, не так ли?

Спохватившись, я снова посмотрел на часы. Катя не любит, когда я опаздываю. Особенно если куда-нибудь собираемся. Как сегодня, к ее родителям.

– Я вас, кажется, заговорил, – сочувственно произнес Аркадий Валерьянович. – Только не подумайте, что сделал это специально, чтобы заполучить вас в свой джип для дальнейшего разговора. Так уж получилось. Но теперь, похоже, у вас нет выбора. Нехорошо опаздывать к любимой девушке.

– Да, я стал адвокатом, – продолжал я уже в его огромной машине. – Только из этого ничего не следует. А то, что я не принимал участия в расследовании дела Бахметьева и многого не знаю, имеет для вас существенные минусы. Я, например, верю, что ваш Игорек – насильник. А мне, как начинающему адвокату, сильно помешает предвзятость, понимаете?

В машине кроме нас было еще двое, сидевших на переднем сиденье. Здоровые лбы с бритыми затылками. Один из них сидел за рулем и, казалось, не прислушивался к нашему разговору. Второй тоже сидел неподвижно, но, судя по его напряженной спине, он старался не пропустить ни слова из нашего разговора. Пару раз я встретил его испытующий взгляд в зеркальце заднего обзора.

Я, конечно, не сразу доверился этому Лекарскому, раздумывал, стоит ли садиться в машину. Хотя на похищение это вряд ли было похоже. Но они вполне могли меня куда-нибудь завезти. Хотя нет. Во дворе много людей, здесь мои коллеги, машину они заметили, так что вряд ли. Ведь я им нужен.

– Вот что значит молодой, неопытный адвокат, – покачал головой Аркадий Валерьянович, когда мы выехали со двора. – Да еще бывший следователь прокуратуры. Готов спорить: бывшие коллеги наверняка сейчас думают о вас, как о перебежчике.

– Угадали, – мрачно подтвердил я.

– Как видите, мы о вас кое-что знаем. Кстати, я считаю, вам бы сейчас самое время потренироваться на новом поприще, проверить себя в защите тех, кого вы когда-то обличали. Вы ведь теперь должны защищать, разве не так?

Я промолчал. Он был прав, хотя и не на все сто. Из этого не следовало, что я буду защищать Игорька Бахметьева, этого подонка, сынка богатеньких родителей, изнасиловавшего свою одноклассницу, девочку из интеллигентной семьи, надругавшегося над ней вместе с такими же, как сам, негодяями.

– Я хотел бы вернуться к началу нашего разговора, – прервал молчание Аркадий Валерьянович. – Итак, вы стали адвокатом. С этим судьбоносным решением совпало ваше желание жениться. То есть вам срочно понадобились деньги и свободное время для семейной жизни. Поправьте меня, если я ошибаюсь. Работа следователем, да еще на подхвате у Александра Борисовича Турецкого, такой возможности вам не давала. Это первое. В то же время ваше моральное кредо не позволяет вам вести это дело как адвокату, поскольку его уже вел ваш старший товарищ Савельев, которому вы привыкли доверять… Это тоже можно понять. Но ведь существуют другие возможности. Вы можете нас просто консультировать, оставаясь в тени, хотя ваш предполагаемый гонорар при этом существенно изменится. Сами понимаете, в какую сторону.

– И не только гонорар, – вдруг повернулся сидевший рядом с водителем парень, от которого явственно пахнуло перегаром. – Что ты, Аркаша, все вокруг да около… Да он все понимает!

– Леха, потом выскажешься, – недовольно произнес Аркадий Валерьянович.

– Просто слушать тебя, в натуре, невозможно! – продолжал возмущаться Леха. – Больно много говоришь. И все не по делу. О каком-то гонораре… Много чего для тебя изменится, понял? – он в упор посмотрел на меня своими светлыми немигающими глазами. – Раз сел к нам в эту машину, значит, выйдешь отсюда только тогда, когда я разрешу. А вот куда ты попадешь отсюда, это вопрос другой. Или к своей бабе на Башиловскую, или в другое пространство, астральное, или как там оно называется…

– Хочу напомнить: я доверенное лицо Баха, и именно мне было поручено провести эти переговоры от его имени, – недовольно сказал ему Аркадий Валерьянович. – Что подумает наш гость, если ты будешь продолжать вмешиваться в наши переговоры?

– Ну! Это известно. На предварительном этапе уговариваешь ты, – ответил Леха. – А потом подключаюсь я с Волохой, – кивнул он на водителя, – если переговоры заходят в тупик. Я прав? – он толкнул в плечо напарника.

– Точно, – кивнул тот.

– Не понял, – сказал я им в тон. – Что-то не врублюсь. Вы за кого меня тут держите, Аркадий Валерьянович? Думаете, если я сел к вам в машину, то сразу превратился в лоха? И теперь можете тянуть из меня жилы? Я это уже проходил – поняли, нет? Сам в этом участвовал! Первый следователь добрый, второй – злой. Так вот – я всегда был вторым. Это все слышали? Словом, со мной, пацаны, это не пройдет. На понт я сам могу взять кого угодно.

Они, должно быть, не ожидали от меня подобной тирады. Думали, буду блеять, как овечка, в знак согласия. Я-то понимал, что, пока им нужен, они должны меня беречь как зеницу ока. Тем более они знают мое слабое, вернее, уязвимое место – та самая Башиловская, четырнадцать, второй подъезд, третий этаж. Наверняка уже побывали там. И посмотрели на мою Катю.

– Вы уж его извините, – вздохнул Аркадий Валерьянович. – Недостаток воспитания, плюс трудное детство в отстающем колхозе, плюс нетерпение как верный признак отсутствия интеллекта. Но вы в одном не правы. Никакого распределения ролей и в помине не было. Ни о чем таком мы не договаривались.

– Импровизация на вольную тему, – сказал я. – Бывает. Хотя верится с трудом. Теперь объясните, пожалуйста, кто такой Бах. Имя-то знакомое. Где-то слышал. Как всякий культурный человек. Это и есть ваш шеф Бахметьев?

– Да что с ним баланду травить? – буркнул Леха, скорее от задетого самолюбия. – Скинем его на ходу, когда свернем на Садовое, а после поменяем номера. Я правильно говорю?

– А что, эта машина числится в угоне? – поинтересовался я.

С ними все ясно. Привыкли брать на испуг. У них это в крови. По-другому не могут. Аркадий Валерьянович с его лоском и манерами – для затравки. Для завлекания клиентов. Как лох у наперсточников, которому дико везет. И что характерно, играет свою роль неплохо. Вон как интеллигентно вздыхает, слушая их. Мол, тяжело ему с этими недоумками. Тут бы в самый раз ему посочувствовать. Для пользы дела.

– А как вас угораздило с ними связаться? – спросил я.

Аркадий Валерьянович не ответил. Только скорбно поднял глаза к потолку кабины.

– Ну-ну, – повернулся к нему Леха. – Расскажи, как ты попал в нашу дурную компанию.

– Ладно, хорош, – негромко сказал ему водитель Волоха. – Кончай, слышь? Потом выясните, когда пассажира скинем…

– На Садовой или на Башиловской? – усмехнулся Леха.

– Мне все равно, – сказал Волоха.

Мне стало смешно. Значит, сижу я на заднем сиденье рядом с интеллигентным Аркадием Валерьяновичем, чье брюшко вряд ли позволит ему провести против меня хоть какой-нибудь прием, если только он им обучен. Я контролирую, можно сказать, ситуацию, поскольку Леха и Волоха сидят ко мне спиной и, чтобы скинуть меня, им придется сначала остановить машину, подойти к моей дверце, которую я тем более контролирую… Да только я ждать никого не собираюсь. Сам вылезу, где мне надо, и адью! Только вы меня и видели. Приходите на прием в консультацию по четным дням с утра, по нечетным вечером…

– Клевая у вас машина, – сказал я вслух. – Только тесная какая-то стала, вам не кажется? Явно один из нас здесь лишний. Я так думаю, что это ты, – сказал я Лехе. – У тебя, вижу, противоположное мнение. Ну так надо разобраться. Остановимся, хоть я и опаздываю, выйдем, поговорим. Потом один из нас снова сюда вернется, а другой не сможет, поскольку будет отдыхать лежа. А отдохнув, поедет дальше общественным транспортом.

С ними только так надо разговаривать. Другого языка они не понимают.

– Хорош, – повторил Волоха, и я встретил его досадливый взгляд в зеркальце. У водителей, я давно заметил, даже у бандитов, есть склонность к компромиссам. Это у них профессиональное – не уступишь иному «чайнику» дорогу, не пропустишь его, нетерпеливого, на драном «Запорожце», тебе же хуже будет. Ему ремонт в копеечку обойдется, но и тебе.

– В самом деле, – решил наконец воспользоваться поддержкой Волохи Аркадий Валерьянович. – Ты бы, Леха, слез, что ли. Или прикуси язык. Нам предстоит серьезный разговор. И не для твоих ушей.

– Ты здесь кто? – спросил Леха у Волохи. – Водила. Я правильно говорю? Твое дело следить за дорогой и не отвлекаться. А тебе, друг Аркаша, другое скажу. Мне Бах что сказал? И какими наделил полномочиями? В случае, если переговоры зайдут в тупик, осуществить силовое решение.

– А кто сказал, что они зашли в тупик? – удивился Аркадий Валерьянович.

– Я сказал, – мрачно произнес Леха, повернувшись ко мне. – А насчет того, чтобы вмазать менту, я всегда – за.

– Он – адвокат, – напомнил Аркадий Валерьянович. – И как бы тебе снова срок не вмазали.

– Он – мент, – упрямо, с ненавистью глядя на меня, сказал Леха. – Ментом родился, ментом и подохнет.

Аркадий Валерьянович вопросительно посмотрел на меня, в ответ я посмотрел на свои китайские часы. Сейчас мне было плевать на его «ролекс».

– Минуты две это займет, – сказал я ему. – Не больше. Ну три, в зависимости от его темперамента. Потом я вернусь, и мы продолжим наши переговоры.

– Где вас высадить? – спросил Волоха. – Вон там стройка, пустырь – годится?

На пустыре мне стало тоскливо. Ну какой из меня адвокат, подумал я, ослабив узел галстука, если собрался бить морду потенциальному клиенту? Мне бы его защищать, а не уродовать. Он почувствовал мое настроение, молча развернулся и нацелил свой кулак прямо в мои зубы. Но я увернулся. И нехотя ударил его под дых. Словом, пришлось с ним повозиться дольше, чем я рассчитывал.

Вернулся я в машину через пять минут в мрачном настроении. За это время, пока я проводил свои приемы и контрприемы, стал накрапывать дож-дик.

Адвокат, мать твою, продолжал я себя накручивать, садясь в машину. Тебе бы портфель, пенсне, часы приема на медной табличке, рюмка водки перед обедом с последующим дневным сном… А ты как был мент поганый, так им и остался. Впрочем, кажется, ничего ему не сломал и не отбил. Один короткий удар в солнечное сплетение и хук слева. Отлежится на досках, куда я его аккуратно уложил. А дождик, который не собирается заканчиваться, надеюсь, освежит его дурную голову.

Аркадий Валерьянович смотрел на меня со страхом. Наверное, в душе он тоже не исключал силовое решение. А теперь, когда оно отпало, ему надо было срочно придумывать что-то другое.

Волоха, тот и вовсе рот открыл. Похоже, Леху он побаивался. Но не знал, радоваться ему или печалиться такому исходу.

– Он что, этот Леха, самый крутой у вас? – спросил я небрежно.

Никто не ответил, словно дара речи лишились.

– Кого-то ждем? – спросил я.

Волоха включил зажигание.

2

Мои родители облегченно вздохнули, когда я перешел в адвокаты. Мать даже прослезилась, узнав об этом. Отец стал лучше спать по ночам. Каждый раз, когда по телевидению или в газетах сообщали о гибели очередного работника милиции или прокуратуры, они просто не находили себе места, представляя, что в следующий раз это может произойти со мной. Они всегда были против профессии, которую я избрал. Объяснить им, чем следователь прокуратуры отличается от участкового, было трудно. Но то, что адвокатов не убивают, они усвоили твердо. И вообще маме нравилось, что адвокаты всегда такие солидные и респектабельные. Похоже, такого же мнения были и родители Кати, к которым я направлялся на очередные смотрины…

Очередные, поскольку с первого раза меня там не разглядели. И разве вы слышали о любви с первого взгляда к будущему зятю?

В этот день, в гостях у будущей тещи, я никак не мог сосредоточиться на том, о чем говорили за столом, или на блюде, которое ставили передо мной.

Краем глаза я видел, как Мария Евгеньевна поджимала губы и с укором поглядывала на дочь, мол, где ты откопала это сокровище. Катя толкала меня в бок… Я тут же начинал невпопад восторгаться фаршированными кабачками, хотя это был перец, либо горячо поддерживал Андрона Игнатьевича, своего будущего тестя, когда он громко заявлял, что в России уже все разворовали и растащили, но нет худа без добра, поскольку мировые акулы империализма, как только растащат последнее, потеряют к нам интерес и перестанут интриговать и засылать своих агентов. Вот тогда и заживем.

– Ты сейчас где? – шепотом спросила Катя.

– В джипе «лендровер», – сказал я. И приложил палец к губам, – после расскажу.

Я раздумывал над тем, как эти, из джипа, узнали о предстоящей нашей встрече с Катей. О том, где и когда она состоится. Что еще они знают? И вообще – кто они? Прослушивают мой телефон? Тогда зачем им нужно было раскрывать это раньше времени? Слушали бы и дальше. Решили продемонстрировать свое всемогущество, благодаря которому они могут все себе позволить? Привыкли не только просить, но и подталкивать?

– Юрий Петрович, попробуйте холодца, – жеманно сказала Мария Евгеньевна, пытаясь войти в роль тещи. К счастью, ей это плохо пока удавалось. И понимала она свое новое назначение лишь в том, чтобы накормить избранника дочери до отвала. Мол, посмотрим сначала, как он ест. А накормив его до отвала, так что он потеряет способность к сопротивлению, допросим по всей форме. И что за прежняя жена была, и как с ней жилось, да почему развелись…

Такие вещи я просчитываю мгновенно. Будущий тесть развлекал меня своими политическими и экономическими воззрениями на уровне сороковых годов, а вот разговор с будущей тещей пока только намечался. Но одно мне у них понравилось сразу – здесь сначала покормят, а потом уже будут наматывать нервы на палец. С прежней женой и ее мамочкой было иначе. Они обязательно сначала отшибали всякий аппетит, и только потом приглашали за стол. Экономили таким образом продукты, что ли?

Во всяком случае, к моему сердцу через мой желудок они так и не пробились. А других путей, похоже, не знали. Сейчас они обхаживают моего бывшего сокурсника Алика Дорофеева. К обоюдному удовольствию, надо признать. От Аллы, моей прежней супруги, он был когда-то без ума. И радовался нашему разводу без памяти. Все звонил мне и спрашивал, правда ли это. И еще спрашивал моего разрешения ее навестить и вообще, какие цветы она любит… Интересно, надолго ли его хватит. Я же после своего первого брака вынес твердое убеждение, что жениться следует только на сироте.

Но это легко сказать. А где они, эти сироты? Наверняка уже всех разобрали.

– Замечательный у вас холодец, – сказал я. – И как вам это удается? Ну что ни попробуешь, все так вкусно…

В результате моей недавней схватки на стройплощадке у меня порвался рукав пиджака. Леха махал кулаками, закрыв глаза. Похоже, ему не раз и не два в лагерном бараке устраивали «темную». К тому же он все время за меня хватался, чтобы не упасть. Вот и порвал… А поскольку мы очень спешили, то и пришлось явиться к ее мамочке в таком вот виде. Приходилось как-то прикрывать прореху, чтобы не опозориться… Не скажешь же, что я, адвокат, только что подрался со своим потенциальным клиентом?

– А вот, к примеру, сколько сейчас платят адвокатам? – спросил наконец Андрон Игнатьевич то, что его томило с самого начала смотрин.

– По-разному, – сказал я. – Зависит от известности, количества выигранных дел… И какие это дела. Скандальные или не очень.

– Так вот и бери такие, какие выгодней, – посоветовал Андрон Игнатьевич.

– Папа! – с укором произнесла Катя.

Похоже, они это уже обсуждали без меня. О чем можно говорить, а о чем не стоит. Я не в претензии. Дело семейное. Тем более что по дороге к ее родителям Катя инструктировала меня на ту же тему. Что можно, а чего нельзя. Например, не следует перечить папе, когда он садится на любимого конька – происки международной мафии на постсоветском пространстве. А если спросит, за кого голосовал на последних выборах, сослаться на загруженность: мол, вообще на эти выборы не ходил. И ходить не собираюсь. Ни раньше, когда не было альтернативы, не ходил, ни теперь, когда она появилась. И если он начнет покровительственно поучать, за кого все-таки следует отдать голос на следующих выборах, опять же ему не перечить. А побольше поддакивать, он это любит.

Еще один начальник на мою шею, подумал я. От одних только-только избавился, для чего и подался в адвокаты, а на его место уже спешит другой.

Хотя нечего возводить напраслину на Александра Борисовича, он мне не указывал, за кого голосовать…

Когда я провожал Катю на Башиловскую, она пытливо поглядывала на меня снизу, держа под руку и прижавшись к моему плечу. Сейчас начнет расспрашивать, понравились ли мне ее предки. Потом позвонит маме и передаст ей мои впечатления… Такое уже бывало. Как-то невзначай подслушал. Потом она выслушает мамины замечания. И папины отзывы. О господи… Уже, кажется, проходил все это, так нет, обязательно надо бежать по второму кругу, наступая той же ногой на те же грабли.

– Может сами как-нибудь разберемся? – спросил я. – Взрослые люди, не первый раз замужем, может хватит этих смотрин?

Она обиженно отодвинулась от меня. Замужем она почти не была. То есть был у нее один мальчик, как она его называла. В школе фотомоделей, куда ее взяли, как весьма перспективную, с такими-то ногами, а он там уже учился. И тоже подавал надежды, как породистый, хорошо сложенный жеребчик. Катя уверяла, будто все девчонки сходили по нему с ума и бешено к ней ревновали.

Но его мама с папой были против ее папы с мамой. Мол, больно простые у нее родители. Опять же не та политическая ориентация у тестя. Отец мальчика придерживался противоположной.

Сама Катя им нравилась. И они ничего не имели против, чтобы детки немного пожили в гражданском браке. Получше узнали друг друга. Но только не у них в шестикомнатной квартире на Большой Бронной. Пусть пока поживут у нее, в двухкомнатной квартире, в Дегунино, где кроме родителей и Кати жил еще ее младший брат. А там посмотрим…

Все получилось, как они, наверное, рассчитывали. Сынок прибежал к мамочке на следующий же день. Не выдержал накала политических дискуссий с Андроном Игнатьевичем.

Потом, правда, мальчик звонил Кате домой, не давал проходу в школе, так что его мамочка, глядя на переживания своего сокровища, была уже не против, чтобы они теперь пожили у нее. К тому же Катю стали доставать собственные родители: выходи, мол, замуж, где еще найдешь этакого богатенького красавчика.

Катя ушла из дома, сняла квартиру на Башиловской, с которой ей теперь надо бы срочно съехать, поскольку ее теперь там будут доставать все эти лекарские и лехи. (Я к тому это все вспомнил, что уж больно похож этот мальчик на Игорька Бахметьева, которого мне сегодня предложили защищать.)

Катя рассказала мне эту свою историю, и я поверил ей, особенно после того, как поговорил с ним разок по телефону у нее дома, в ее присутствии.

Услышав телефонный звонок, она взглянула на часы и сказала, что это он, поскольку звонит ей каждый день в определенные часы, как будильник.

Я сказал ему, привыкшему к нежному обращению, пару ласковых, и он испуганно замолчал, положил трубку и больше Катю не донимал.

И вот примерно такого же сыночка мне сегодня предложили защищать. А я, как адвокат, вроде бы не должен принимать во внимание его моральные качества. Не испытывать никакого предубеждения, поскольку моя новая профессия к этому обязывает.

Но сначала я должен позаботиться о Кате. И о своем телефоне, который, как оказалось, прослушивают.

– Так вот насчет джипа, – сказал я, провожая ее до подъезда. – Тебе придется поменять квартиру, а мне придется заняться своим телефоном. Похоже, наши разговоры прослушивают. Что, кто и почему – не спрашивай. Сам пока не все знаю. Хотя кое о чем догадываюсь.

Она внимательно посмотрела на меня. Ждала объяснений.

– Я ж говорил, – пожал я плечами, – адвокатом я еще не стал, а быть следователем уже перестал. Какое-то время буду находиться в этом подвешенном состоянии.

– За тобой кто-то следит? – спросила она.

– Обиженных моей деятельностью всегда хватало, – ответил я. – А в связи с изменением моего статуса кое-кто полагает, что этим можно воспользоваться. Например, я должен защищать тех, кого в предыдущей жизни выводил на чистую воду. За это мне пообещали ускорить прием в коллегию адвокатов. Адвоката, на чье место меня должны взять, убили.

– Бедненький, – сказала она, прижавшись ко мне. – Тебя тоже могут убить?

– Скорее, тебя похитить.

Выбирая меня, она наверняка приняла во внимание мой немаленький рост, ведь девушке так хочется приникнуть к мужскому плечу. Поэтому этим несчастным длинноногим моделям приходится не только ограничивать себя в выборе кавалера, но зачастую обходиться без высоких каблуков.

– Я – твое слабое место? – спросила она. – Меня могут взять в заложницы, чтобы заставить тебя делать все, что они потребуют?

– Поменьше смотри эти триллеры про киллеров, – сказал я сердито. – Я серьезно, а тебе все смешки…

– И я серьезно, – лукаво глянула она на меня. – Слушай, я не хотела бы сегодня оставаться одна без твоей защиты. Не адвокатской, разумеется. И завтра – тоже.

– Разве мама разрешила? – спросил я. – Значит, запремся от бандитов у тебя дома, а твоя мама будет подсовывать нам под дверь свой знаменитый холодец?

– А что тебя не устраивает? – отодвинулась она от меня.

У нас с ней такая игра – отвечать вопросом на вопрос. Проигрывает тот, кто первым не выдерживает. Как правило, выигрывает она.

– Можно сказать, я к этому всегда стремился… – сказал я, оглянувшись, прежде чем войти в ее подъезд. Только что тут увидишь? Если кто-то за нами наблюдает, то наверняка из одной из машин, каких множество стоит на улице.

Мое мнение такое: мы отбились от Наполеона и Гитлера, но перед машинами из тех же стран, откуда они заявились, нам не устоять. Они уже заполонили Москву. И попробуй, изгони этих оккупантов, коли они такие элегантные и быстроходные. Как бы они нас самих не выгнали.

Словом, стоит себе стадо машин с темными окошками, поди установи, подглядывают оттуда за тобой или нет.

В конце концов узнаем и это. Но как бы не было поздно.

Утром нас разбудил звонок. Я подумал, что звонят в дверь, но Катя протянула свою руку к телефонной трубке.

– Тебя, – сказала она удивленно, протягивая трубку. – Ты кому-то давал мой номер?

Ну вот, началось, подумал я, поморщившись, опять демонстрация осведомленности о моем местопребывании. Мол, руки у нас длинные, от нас никуда не спрячешься.

– Юрий Петрович? – пророкотал в трубке уже знакомый баритон Аркадия Валерьяновича.

– Он самый, – сказал я. – И здесь меня нашли, хотите сказать?

Я покивал Кате: мол, те самые, про которых я тебе говорил.

– Извините, что так рано, – сказал Лекарский. – Но произошло неприятное для вас событие. Тот самый Леха, помните, с кем вы вышли из машины, чтобы выяснить отношения, найден мертвым на стройплощадке. Он упал затылком на доски, а там торчал ржавый гвоздь. Короче, он вошел ему под затылочную кость…

– Кто его там нашел? – перебил я его.

– Строители, которые пришли на смену.

– Чушь собачья, – сказал я, похолодев. – Какие еще гвозди? Я его положил, как младенца, отдохнуть. Уж не говорю о том, что он был пьян. При мне ваш Леха повернулся на бок, чтобы ему было удобнее. Спасибо не сказал, зато пригрозил при случае взять реванш.

– Ну, не знаю, – сказал Аркадий Валерьянович несколько растерянно. – Меня просили вам это передать.

– Да кто просил, – не выдержал я, – Бах?

Но он тут же положил трубку.

Я посмотрел на Катю невидящими глазами. Потом присвистнул.

– Многообещающее начало для моей адвокатской карьеры, – сказал я.

Потом лег на спину, положив руки за голову. Надо было срочно обдумать ситуацию, в которую вляпался.

Яснее ясного, что они теперь будут меня шантажировать этим трупом, если он существует на самом деле. Тут у них масса вариантов. От кровавой мести до привлечении меня к уголовной ответственности за убийство.

Я уже видел заголовки в газетах. «Бывший следователь, ныне адвокат, стал профессиональным убийцей!» Почему – профессиональным? А черт его знает. Хотя я это и придумал, но почему-то был уверен: именно так это прозвучит. И моя многообещающая карьера – псу под хвост. А для того чтобы этого не произошло, я должен буду впредь смотреть в рот этому их Баху и угадывать его малейшие желания… Что-то тут не так. Не похоже, чтобы зеленый, неопытный адвокат представлял для него такую ценность. Расскажите это вашей бабушке.

Это с одной стороны. С другой – это могли сделать те, кто убил прежнего адвоката Бахметьева. Чтобы вывести меня из игры. Предупредить, прежде чем замочить. Подвесить на крючок. Зачем? Возможно, предыдущий адвокат узнал что-то такое для них роковое… Но я-то ни черта не знаю! Но, может, смогу узнать, как только ознакомлюсь в суде с материалами дела?.. Если эта информация находится там, в деле, убивать или запугивать адвоката не имеет смысла. Возможно, прежний адвокат узнал нечто новое, что туда не вошло… что мне предстоит узнать. Да и само убийство адвоката… Связано ли оно именно с этим делом?

Катя молча встала и отправилась в душ. Я посмотрел ей вслед. Обычно она звала меня с собой. Сейчас ушла одна, чем-то обиженная.

Понятное дело – чем. Когда я работал следователем, ей не хватало моего внимания. Обещал ей в корне изменить свое поведение, как только переквалифицируюсь…

Итак, что же они против меня имеют? Есть два свидетеля, что я с Лехой отправился на эту чертову стройку. Кажется, на самой этой стройке, кроме нас, никого не было. Никто не работал, это точно. Может, эта стройка вообще заброшенная? Или там вкалывают лишь в утреннюю смену? До обеда? В наши дни, «в это трудное время», как вещают с экранов сытые рожи, чего только не бывает. Останавливаются стройки, заводы либо работают не на полную загрузку, либо не работают вообще.

Проверим… Леха ни на какой гвоздь там напороться не мог, это факт. Не то чтобы я ощупывал эти доски руками прежде, чем с ним сцепиться. Нет, но было заметно – их еще никуда не прибивали и потому ниоткуда не отрывали. Поэтому никаких угрызений совести я не испытывал. Одно только отвращение – неужели вот так, походя, его принесли в жертву, чтобы вернее посадить меня на крючок? Бах или его противники, не важно. Одного поля ягода, это ясно. Но почему именно я так им нужен или, наоборот, нежелателен?

Я поднял телефонную трубку и набрал домашний номер Александра Борисовича Турецкого. Черт с ними, пусть подслушивают. Сейчас только Турецкий мог мне помочь быстро найти ответы на возникшие вопросы.

Хоть бы он был еще дома, молил я, хоть бы не уехал на службу.

И он будто услышал меня.

– У телефона, – сказал Турецкий хрипловатым утренним голосом.

– Это я, Гордеев, – сказал я. – Извините, что разбудил…

– Юра! – обрадовался он. – Ну как первый блин?

– Как положено – комом, – вздохнул я. – Да еще каким. Вы были правы, когда меня отговаривали. Какой из меня, к черту, адвокат.

– А что случилось? – спросил он озабоченно.

– Еще никого не защитил, но уже, похоже, кое-кого замочил, – признался я вполголоса, поскольку услышал, как Катя вышла из ванной.

– Смеешься? – спросил он недоверчиво.

– Плачу, – ответил я. – И при этом недоумеваю. Но подробности, если можно, потом. Словом, у меня к вам просьба: нет ли сообщений о найденном трупе на пересечении Садового и Новослободской на территории стройки, в сторону центра, рядом с перекрестком? И работают ли на этом объекте люди, ну… строители?

– Понятно, – сказал он озадаченно. – Об этом лучше бы спросить в конторе Славы Грязнова, но, боюсь, он замучает тебя вопросами. Как замучил меня претензиями, почему я так легко тебя отпустил.

– И он был прав, – заметил я.

– Ты дома? – спросил Александр Борисович. – Я тебе перезвоню, как только что-то узнаю.

– Нет, не дома, – сказал я, взглянув на насторожившуюся Катю. – Заодно проверьте, пожалуйста, не прослушивается ли этот телефон. – И продиктовал ему номер, виновато глядя на хозяйку квартиры. Все равно этот номер мои «доброжелатели» уже знали.

– А где… – голос Турецкого дрогнул. Он не договорил. Похоже, был недоволен, что я влип в какую-то историю, едва лишился его покровительства. Впрочем, врожденная интеллигентность не позволила ему договорить вопрос: «А где ты находишься?» О моих отношениях с Катей он знал.

– Это перед кем ты отчитываешься? – спросила Катя, едва я положил трубку.

– Перед бывшим начальником. Перед Александром свет Борисовичем. Он, кстати, передавал тебе привет.

– Только не ври, – сказала она строго, проявляя присущие ей интуицию и аналитические способности.

– С чего ты решила, будто я вру? – обиделся я.

– Говоришь неправду, – смягчила она формулировку. – Хотя бы потому, что он настоящий джентльмен. Откуда ему было знать, что, раз ты не ночевал дома, значит, был у меня, а не у кого-то еще? Передавая мне привет, он поставил бы тебя в неловкое положение.

В ответ я только развел руками.

3

Через час я приехал на эту чертову стройку. Леха лежал там, где я его оставил. Толстый ржавый гвоздь, который вошел под затылком, вылез над кадыком. Возле него хлопотали следователи из ГУВД, осматривали, вынюхивали, фотографировали, составляли протокол. Никаких строителей там не было и в помине.

Грязнов Вячеслав Иванович лично почтил своим присутствием место убийства, поскольку Турецкий попросил его об этом в телефонном разговоре.

– Шито белыми нитками, – прервал он мои объяснения, больше походившие на оправдания. – Доску с гвоздем явно потом подложили. Видишь, она сухая, а нижние – сырые. Причем насквозь. Дождик шел, когда ты с ним тут возился? – спросил он.

– Шел, – ответил я, не скрывая облегчения.

– А потом перестал, – кивнул Грязнов. – Вот такие дела, господин адвокат. В сорочке вы родились. Теперь бы узнать, когда и отчего он на самом деле помер… Уж больно аккуратно лежит. Как в гробу. И ручки очень уж картинно раскинул. Тебе не кажется?

– Похоже на то, Вячеслав Иванович, – поднял голову Витя Тихонов, знакомый медэксперт. – Юра, привет. Когда доску с гвоздем под него подложили, кровь уже успела застыть и свернуться, поэтому из раны в затылке она почти не вытекала. Видите, крови на доске почти нет.

– А кто он, – спросил я, – в картотеке есть?

– С тремя фотографиями разных лет, – ответил Вячеслав Иванович. – Рецидивист первостатейный. Так что особо не расстраивайся. Ночью в виде привидения он к тебе не заявится, поскольку не ты его замочил. Наверное, ему было велено спровоцировать тебя, вызвать на драку. А поскольку ты парень не промах, то с задачей он явно не справился. И хозяева решили воспользоваться именно этим обстоятельством. Ты взял верх, значит, можно инсценировать убийство, чтобы тебя дискредитировать или шантажировать, уж не знаю… Так мне кажется. Ну я поеду, ребята разберутся и мне доложат. Сам понимаешь, как выбился в начальники, пошли дела все больше деликатные, политические да неотложные… Ну, ты смотри, не пропадай. И принеси нам заявление на разрешение носить огнестрельное оружие. Думаю, не помешает. Чудится мне, кто-то под тебя копает, как шагающий экскаватор, так что держи меня в курсе, если что… аблокат!

Он засмеялся, хлопнув меня по плечу, и подчиненные охотно засмеялись вместе с ним, впрочем, вполне дружески. Что поделаешь, в крови у нас это пренебрежение к защитникам – ладно бы сирых и бедных, а то ведь уголовников, разного рода упырей, коим вообще не место на земле. Не из любви к справедливости защита, а за хорошие бабки, наверняка запятнанные кровью невинных. Такие вот обывательские суждения. И чтобы это преодолеть хотя бы в себе, надо самому влезть в шкуру «аблоката». Вот я и влез. И уже сам тому не рад. Только как в этом теперь признаешься?

Вячеслав Иванович еще раз покровительственно хлопнул меня по плечу и направился к поджидавшей его черной «Волге».

Я смотрел ему вслед. Конечно, ему позвонил Александр Борисович. И, конечно, его не пришлось долго упрашивать. Пока есть на свете братство и солидарность профессионалов, пока они вместе держатся, не бросают друг друга в трудную минуту, Фемида может быть спокойна.

Но в тоже время в любой команде, какое бы ни было нападение, без хорошей защиты толку не будет. Мы не можем быть единой командой – следователи, сыскари и «аблокаты». Адвокатская организация как бы альтернатива прокуратуре. В рамках закона мы проводим каждый свое расследование. И все же мы не противники. Суд решает, чьи доказательства сильней. А в жизни ни суд и никто иной не вправе нам указать – дружить или не дружить.

Вот такие благородные мысли посетили меня, когда я ехал назад от того места, где лежал мертвый Леха…

Сегодня мне предстояло дежурство в консультации во второй половине дня и еще надо было успеть посмотреть пару сдаваемых квартир, чтобы переселить Катю.

Квартиру я подобрал в тот же день возле Павелецкого, оттуда же позвонил Кате на работу. В трубке долго играла популярная музыка, потом что-то пропищал факс… Я снова набрал номер. Тот же результат.

После окончания своей школы моделей она устроилась в некий офис, куда принимали только с длинными ногами, деловым английским, знанием компьютера и не старше двадцати пяти. Именно Катины двадцать пять мы недавно отметили. Как до этого мои тридцать. Так что она туда вовремя успела и считает до сих пор, что ей здорово повезло.

Правда, я никак не могу понять, чем они там занимаются, кроме печатания объявлений в газетах насчет «дев. привлекат. внеш., незамуж. с дел. англ, ПК, не старше двадцати пяти», на которые клюет немало претенденток. Конечно, мне следовало бы гордиться, что выбрали именно мою Катю. Все-таки их выбор совпал с моим. Но что-то мешает радоваться такому совпадению вкусов.

Вечером я приехал к ней на Башиловскую, решив про себя, что на этот раз расспрошу ее о новом поприще с пристрастием. Она встретила меня в дверях радостно, поцелуями, я уловил запах вина. Оказалось, сегодня офис был закрыт, все ушли на презентацию. Но даже не это главное. Она нашла квартиру – да еще какую! В самом центре и всего за триста баксов. И обо мне она подумала. Квартира возле метро «Октябрьская», это совсем близко от моей консультации и далеко от ее мамы.

Вот только что оттуда позвонили, договорились о завтрашней встрече.

Хоть стой, хоть падай. Я как стоял, так и сел.

– Твой телефон прослушивается, – напомнил я, закинув ногу на ногу, чтобы не выглядеть таким взволнованным, – причем без санкции прокурора. Уже забыла? Именно потому ты отсюда и съезжаешь. В самом скором времени.

Она приоткрыла свой дивный ротик, побледнела, потом покраснела. Пришлось подняться, обнять ее и прижать к своему надежному мужскому плечу.

– Ну-ну, – сказал я, – я тоже нашел для нас квартиру. Еще ближе к моей работе и еще дальше от твоей мамы. Возле Павелецкого. Оттуда сюда не позвонят, поскольку я сказал, что у нас нет телефона.

– Но я ведь уже пообещала, – сказала она, отстранившись от меня. – Я сказала, что квартира подходит! Это интеллигентные люди. Они мне поверили. При мне отказали другим желающим. Ты это можешь понять?