Танцующая с бурей Кристофф Джей
– Хорошо? Это невозможно.
Никто никогда не уходил из Гильдии. Это знали все. Ее члены рождались в домах капитула и умирали там же. Оттуда можно было уйти только на суд Энма-о, для бесконечного цикла искупления и возрождения. Но даже если ему удастся покинуть Гильдию, что Кин будет делать в этом жестоком мире? Всю жизнь он прожил в своем металлическом атмоскафандре и никогда не знал другой жизни. Что он будет здесь делать?
Единственный способ уйти из Гильдии – это покинуть этот мир.
– Это все из-за лекарства, – пробормотала она.
Голос Буруу звуком отдаленного грома прорвался сквозь ее сны о юноше с глазами цвета моря. Не понимая, приснилось ли ей это, она медленно села рядом с затухающими углями и сосредоточенно свела брови.
Буруу?
ОНИ ЗДЕСЬ. МУЖЧИНЫ. ДВОЕ.
Уже иду.
Она проверила свой танто и выскочила из пещеры, спрыгивая вниз по склону в бурлящие клубы зелени. После тепла пещеры ветер казался ей особенно холодным, дождь застилал глаза и лупил по коже. Она коснулась татуировки с лисой на руке и, низко пригнувшись, беззвучно перебегала из тени в тень, чувствуя Буруу во мраке. Она знала, что он свернулся клубком высоко в кроне огромного кедра слева от нее, рядом с ямой, наблюдая за двумя фигурами, стоявшими возле дерева.
Юкико разглядела их глазами Буруу: один примерно ее возраста, длинные волосы и острые угловатые черты, другой – старше, крепче, с пучком седых волос на макушке. Оба были одеты в темно-серую ткань, пересеченную темно-зелеными полосами, похожими на узоры на лапах грозового тигра. Оба были вооружены кусаригамами – серпами с длинной тяжелой цепью, прикрепленной к ручке. У старшего за спиной в потрепанных ножнах висела катана.
Если бы их увидели с клинком такой длины в одном из мегаполисов Шимы, их бы сразу казнили. Эти люди плевать хотели на правила сёгуна. Они – беглецы, разбойники вне закона.
ОНИ МНЕ НАЧИНАЮТ НРАВИТЬСЯ. МОЖЕТ, Я ИХ И НЕ ВЫПОТРОШУ.
Нам нужно поговорить с ними. Позволь мне говорить.
А ЕСЛИ ОНИ НЕ СТАНУТ СЛУШАТЬ?
Ну, тогда ты просто набросишься на них и спасешь меня.
Юкико почувствовала, как его радость эхом отозвалась в кеннинге, и мысленно улыбнулась в ответ. Связь между ними росла, становилась более сложной: они могли передавать не только мысли, но и оттенки чувств, ведь понять тон и высоту голоса так же просто, как простые цвета или формы. Кроме того, казалось, что интеллект арашиторы стал развиваться, он начинал понимать юмор и даже сарказм, которые несколько дней назад были ему недоступны. Она сообразила, что раньше никогда не слышала в своих снах голосов зверей, даже тех, которых она знала много лет. Ей было интересно, почему она слышит арашитору – потому что он ёкай? И к чему приведет их эта связь, крепнущая день ото дня? Но сейчас она выбросила эти мысли из головы, сосредоточившись на мужчинах. Они были вооружены, как разбойники, и покрыли ловушками весь склон горы. Вряд ли им нравятся чужаки.
Она подкралась к ним сзади, молча, как призрак, пальцы обхватили рукоять ножа. Она была достаточно близко, чтобы слышать их голоса, спрятавшись под кустами старого красного жасмина – черная тень на фоне глубокой тьмы. К длинной деревянно палке рядом с ямой были привязаны две туши животных с окровавленными ранами.
Юкико подумала, что это, наверное, олени.
– Что-то большое, – сказал младший. – Но посмотри на следы. Это не они.
– Это кровь? – старший присел возле ямы, указывая на бамбуковые пики.
– Слишком темно, не видно. Хочешь, чтобы я спустился?
– Кто вы? – Юкико вышла из укрытия.
Она была напряжена, как натянутая тетива, и готова броситься на них при первых признаках враждебности.
Мужчины подняли оружие и повернулись на голос, вглядываясь во тьму.
– Кто здесь? – спросил старший.
– Я первая спросила вас, сама, – Юкико старалась говорить спокойно, игнорируя бешеный стук сердца. – Ваша яма-ловушка чуть не убила меня. Назовите себя, хотя бы из вежливости.
Они прищурились во мраке, затем недоверчиво посмотрели друг на друга.
– Девушка? – засмеялся младший.
– Какого дьявола ты здесь делаешь? – Старший мужчина сделал шаг вперед, подняв кусаригаму и подхватив цепь.
– Не приближайтесь, – ладонь Юкико плотно обхватила рукоятку танто на талии. – Просто предупреждаю вас.
– Одинокая девушка в такой глухомани предупреждает… ты не в том положении, юная мисс.
– Но я не одна, – на ее губах заиграла опасная улыбка.
Арашитора появился из своего укрытия на кедре и спрыгнул на поляну, широко расправив крылья, по кончикам перьев искрила тонкая молния. Приземлившись среди зарослей, он взревел, пронзительно, страшно, расколов воздух и взметнув несколько лепестков с дрожащих цветов.
– Яйца Идзанаги, – прошептал молодой человек, низко присев от страха.
– Арашитора, – прошептал старший, выпучив глаза.
– Это мой друг, Буруу, – Юкико скрестила руки на груди и выпрямилась. – Ну что, теперь вы можете оказать мне честь и назваться?
– Исао, – пробормотал молодой человек.
– Кайдзи, – сказал другой, все еще глядя на зверя.
Он ущипнул себя за руку и покачал головой, словно пытаясь убедиться, что не спит.
– Что вы здесь делаете? – Юкико оглядела их. – Зачем установили эти ловушки?
– Мы охотимся на дичь, молодая сама, – сказал Кайдзи, быстро моргая. – Чтобы кормить людей в деревне.
– В какой деревне?
– Мы живем неподалеку, – сказала Исао. – Мы простые люди.
ЛОЖЬ. БУДЬ ОСТОРОЖНА.
Юкико взглянула на катану на спине старика.
Я знаю, но…
Она остановилась и вопросительно посмотрела на арашитору.
Подожди, ты понимаешь, что они говорят?
…НЕ СЛОВА. КАРТИНКИ. ОБРАЗЫ.
Как так?
НЕ ЗНАЮ. НО Я НАЧИНАЮ ВИДЕТЬ ЗВУКИ.
Буруу моргнул в темноте, зрачки его были широкими и глубокими, как ночное небо.
ЧЕРЕЗ ТЕБЯ.
Кайдзи смотрел, как зверь с девушкой глядят друг на друга, и прочистил горло, чтобы нарушить неловкую тишину.
– Деревня недалеко, молодая сама. Там можно укрыться, поесть.
Упоминание о приюте отодвинуло все вопросы о новых умениях Буруу на второй план и вернуло ее в темноту и холод леса. Она вздрогнула под дождем, вспомнив, что в пещере на полу в одиночестве лежит обгоревший Кин.
– У вас в деревне есть целители? Лекарства?
– Вы ранены? – старик оглядел ее с ног до головы.
– Не я, мой друг, – Юкико кивнула в сторону скалы. – Мы плыли на неболёте, который потерпел крушение недалеко отсюда. Он обгорел.
– Мы видели, как корабль летел вниз, – кивнул Исао.
– А спасательный плот вы видели? – Юкико сделала шаг вперед, и на ее лице отчетливо проступило беспокойство. – Что с ним случилось?
– Они благополучно улетели, – указал рукой юноша. – За южный хребет.
Юкико почувствовала, как у нее закружилась голова от облегчения.
– Слава богам.
– Мы можем помочь вам, – Кайдзи осторожно наблюдал за Буруу. – Тебе и твоим друзьям.
– Пожалуйста, не лги мне, сама, – Юкико покачала головой в знак предупреждения.
Буруу зарычал и двинулся вперед, перья и мех на его позвоночнике стали дыбом. Она чувствовала исходящую от него угрозу.
– Клянусь душами моих предков, – Кайдзи прижал кусаригаму к сердцу. – Если ёкай твой друг, то и мы – твои друзья.
ОНИ БРОДЯТ ПО КРИВЫМ ДОРОЖКАМ. СМОТРИ, КАК КРЕПКО ОНИ ДЕРЖАТ СВОЕ ОРУЖИЕ. ЭТО ВОИНЫ, А НЕ КРЕСТЬЯНЕ.
Я знаю. Но у нас нет выбора.
МЫ МОЖЕМ УБИТЬ ИХ. И БРОСИТЬ В ЭТОЙ ЯМЕ.
Он мысленно пожал плечами, как будто предлагал очевидное.
Без лекарства Кин умрет в этой пещере.
ХОРОШО.
Я не могу этого допустить, Буруу. Я не смогу себя простить. Пойдешь со мной?
Ветер скорбно, одиноко зарыдал, как потерявшийся ребенок. Арашитора долго смотрел на девушку, отражавшуюся в жидком янтаре его глаз.
Пожалуйста?
Медленный, тяжелый кивок.
Я ПОЙДУ С ТОБОЙ.
Она снова мысленно улыбнулась ему, выражая благодарность и признательность.
– Хорошо, Кайдзи-сан, – Юкико кивнула старшему мужчине. – Идите за мной.
И она двинулась во тьму. Мужчины молча пошли за ней, оглядываясь через плечо на арашитору. Тихо рыча, Буруу нахмурился и гордо последовал за ними в темноту.
– Вон она, – сказал Кайдзи, указывая на долину внизу.
Юкико сощурилась, но не смогла ничего разглядеть, кроме зеленого полога леса, шумевшего на ветру.
– Где? – спросила она.
Они сделали примитивные носилки для Кина, и Исао тащил их за собой, привязав к поясу. Молодому человеку было тяжело тащить и Кина, и туши оленей, но он и слова не сказал в знак протеста. Юкико шла за ними, Буруу рядом, с беспокойством наблюдая за Кином. Его лихорадка усиливалась, и казалось, что он бредит, бормоча глупости во сне. Несколько раз она пыталась разбудить его, но, едва открыв глаза, он снова погружался в бессознательное состояние.
В лесу не было троп, и с тяжелой ношей путь их занял несколько часов. Ноги разъезжались на скользкой грязи, которая коркой засыхала на вконец испорченных сандалиях. Наконец, они остановились на небольшом хребте, откуда была видна долина в форм полумесяца, раскинувшаяся между двумя пиками зазубренного черного камня. Дождь понемногу утихал и наконец совсем прекратился. Наступила благословенная, милосердная тишина, ласкавшая оглохшие уши и измученный разум. Тяжелая черная туча все еще висела в небе, но сквозь толстую пелену уже пробивалась луна, освещая долину внизу. Юкико внимательно осмотрела зеленый полог, но не заметила никаких признаков деревни.
– Ничего не вижу, – прошептала она.
Мужчины засмеялись и начали спуск по скалистому склону, по трудной, почти невидимой тропе. Буруу было очень сложно идти, и он скользнул вниз к долине на искалеченных крыльях. Он ждал их, глядя вверх, раздражаясь и шагая взад и вперед.
– Никогда не видел ничего подобного, – Кайдзи покачал головой. – Мы думали, они вымерли.
Юкико пожала плечами.
– Так я думала об они всего несколько дней назад.
– Вы видели они? Где?
– На севере. За этим хребтом. Думаю, это был их храм, посвященный Богине Идзанами, Темной Матери. Мы убили пятерых.
– Айя, – выдохнул Кайдзи. – Так много…
– Что случилось с крыльями? – прервал разговор Исао. – Почему он не может летать?
Юкико отметила внезапное изменение темы. Остерегаясь рассказывать слишком много незнакомцам, она сделал вид, что вопрос юноши ей безразличен.
– Наш корабль отправили по приказу сёгуна. Главному Охотнику двора приказали поймать зверя. Когда зверь пришел в ярость, охотники обрезали ему крылья, чтобы сломить дух.
– Масару, Черный Лис? – спросил Кайдзи.
Юкико медленно кивнула.
– Вы осквернили его, – мужчина покачал головой. – Неудивительно, что Райдзин сбросил вас с небес. Так поступить с его отпрыском…
Исао выругался себе под нос, сжав руки в кулаки. Буруу встретил их у подножия скалистого склона. Арашитора подозрительно смотрел на мужчин, мурлыча, когда Юкико ободряюще гладила его по затылку. Они двинулись дальше в лес. Юкико споткнулась от усталости, веки отяжелели, и мир начал превращаться в темный шепчущий туман.
Из задумчивости ее вернули мысли Буруу.
ЕЩЕ ЛЮДИ. МНОГО. Я ЧУВСТВУЮ ЗАПАХ СТАЛИ.
Будь готов ко всему.
Со всех сторон с деревьев посыпались люди в серо-зеленых одеждах, которые сливались с лесом и делали их незаметными. Они были в масках, лица скрыты толстыми шарфами и капюшонами, видны только глаза. Ноги в носках таби беззвучно ступали по мертвым листьям. Все были вооружены – посохами бо, короткими дубинками тонфа, изогнутыми серпом кусаригамами, все были напряжены и готовы к бою. Буруу вонзил когти в землю, рычание с клекотом вырывалось из горла.
– Подожди, Каори, – Кайдзи поднял руку. – Эти люди пролили кровь они.
Из тени вышла невысокая фигура, с головы до ног укутанная в серо-зеленую ткань. Поднятый в ее руках изящный вакидзаси готов был нанести удар. Двухфутовый изогнутый клинок меча с одним лезвием, с темной рябью по стальной поверхности. По черным лакированным ножнам на поясе летели журавли. Юкико не видела знака ремесленника, но не сомневалась, что это работа мастера.
– Я сплю с открытыми глазами и вижу сон, Кайдзи-сан? – произнесла фигура женским голосом, густым и низким. – Или рядом с тобой идет арашитора?
– Нет, это не сон, – покачал головой Кайдзи. – Но, наверное, чудо. Арашитора зовется Буруу. А эта девушка – Юкико. Они товарищи по оружию, которые уничтожили пять они.
Под взглядом множества глаз Юкико инстинктивно шагнула ближе к Буруу. Он расправил крыло и обвил им девушку. Рукоять танто на талии холодила ей руку, но была скользкой от пота. Она слышала его мысли в своей голове, протянувшиеся через кеннинг, впитывая разговор. Он и правда не понимал ни слова, но чувствовал смысл через ее восприятие: как будто у него в голове был фильтр, который превращал звук обезьяньей трескотни в цвета, впечатления и образы, которые были ему понятны. Его мышцы были напряжены, и это напряжение передалось и ей; руки сжались в кулаки, и она почувствовала резкий привкус адреналина под языком.
Женщина подошла ближе, и на устах Юкико замер вздох, когда та сняла свою маску. Ей было за двадцать, и она была красива той красотой, что вдохновляет поэтов; она была так прекрасна, что человек с радостью убил бы своего брата ради одного удара ее сердца. Фарфоровая бледность кожи, высокие скулы, пухлые губы, волны сине-черных бархатных волос падали на лицо, скрывая нос и подбородок, и блестели в лунном свете. Глаза ее были цвета воды, отражающейся в полированной стали. Но все портил шрам. Зловеще красный, глубокий, почти до кости, он наискось разрезал ее лицо ото лба, пересекая нос и заканчиваясь рваной линией на подбородке.
Шрам от ножа.
– Юкико-чан, – женщина прикрыла кулак ладонью и слегка поклонилась.
Она качнула головой, и ее длинная, подстриженная по диагонали челка снова упала на лицо, закрыв худшую часть шрама.
– Каори-чан, – Юкико поклонилась в ответ и тоже прикрыла кулак ладонью.
– Вы двое, конечно, выглядите странно, но здесь рады тем, кто убивает они. – Каори остановила свой взгляд на арашиторе, затем снова перевела его на Юкико. – Мой отец захочет встретиться с вами. Не бойтесь. Здесь нет зла, если вы не принесли его с собой.
Юкико снова поклонилась, и они с Буруу пошли за ней следом в лесной сумрак. Она чувствовала мужчин и женщин вокруг: их движения были текучими, плавными, они словно беззвучно проплывали сквозь когтистую зелень, пока ее уставшие неуклюжие ноги запинались и топали. Дождь прекратился, но с листвы на них постоянно капала вода, сбивая с темпа. Она чувствовала запах влажной земли под ногами, а над ней расцветал слабый сладкий аромат глицинии. Глубоко дыша, она опиралась на Буруу, тихо поглаживая его по перьям на плечах и шее. Она чувствовала, что он пытается не мурлыкать, а оставаться настороже среди этих незнакомцев и их темных глаз, прикрытых капюшонами.
Казалось, прошла вечность прежде, чем Каори подала знак остановиться, прикрыв кулак.
– Мы на месте.
Оглядевшись, Юкико увидела ловко скрытую лестницу в коре одного из древних кленов рядом с ней. Буруу поднял взгляд, и даже его острые глаза едва могли разглядеть ряды сетей, переплетенных зеленью и полосками ткани, которые скрывали канатные дорожки, ведущие к куполу высоко над головой. Она заметила расплывчатые силуэты домов, как будто присевших на корточках в ветвях древних деревьев. Тщательно окутанных множеством сетей, листьев и огромных кустов глицинии, но все-таки домов. Деревня на ветвях была довольно большой, с многочисленным населением, и все сейчас смотрели вниз любопытными яркими глазами. Она моргнула, оглядывая кроны с открытым от изумления ртом.
ПРОСТЫЕ КРЕСТЬЯНЕ, АГА.
Совсем не крестьяне.
ПОЧЕМУ ЖЕ ОНИ ЖИВУТ ЗДЕСЬ, В ТАКОЙ ДИКОЙ ДАЛИ? ВЕДЬ ВАШЕ ПЛЕМЯ БОИТСЯ ТАКИХ МЕСТ.
Это не мое племя, Буруу.
Она снова положила руку на рукоять ножа, стараясь сохранять невозмутимость.
Это совсем не мое племя.
19. Лавины и бабочки
Его кожа напоминала о старых ботинках – коричневая, обветренная, с глубокими морщинами, похожими на трещины. Коротко, почти наголо остриженные волосы тенью покрывали череп, усеянный старыми шрамами, один из которых стягивал кожу над сощуренным глазом. На шее висела древняя пара очков – обычные шигисены, стоившие в стародавние времена небольшого состояния. Серо-стальные глаза, как и у дочери, вспыхивали тысячью осколков кобальта. Он опустился на колени перед низким столиком с бутылкой саке и простыми чашками. Седые усы доставали почти до земли.
– Это мой папа, – мягко сказал Каори. – Даичи.
Юкико моргнула, и в ее голове мелькнуло воспоминание.
Кажется…
Она пристально смотрела на старика, и ее лоб омрачила морщинка.
Кажется, я знаю этого человека.
Они сидели в прямоугольной комнате с просмоленными бревенчатыми стенами. Дом Даичи притулился на вершине одного из больших деревьев, в тени качающейся листвы, на развилке, образованной двумя ветвями. Одна ветка проходила сквозь доски и исчезала на крыше, в отверстии для вздуха, через которое проникал слабый ветерок и сладкий запах глицинии. Юкико сразу вспомнила о старой хижине ее семьи в бамбуковом лесу.
Она подождала, пока все поднимутся по лестнице. Буруу взбирался вместе с ней, оставляя в дереве глубокие борозды, и его когти и шпоры стали липкими от живицы, вытекающей из поврежденной коры. Арашитора не смог протиснуться в дверь жилища Даичи и остался снаружи, неподвижно усевшись на ветке и ритмично размахивая хвостом. Он излучал ощутимое напряжение, глаза сверкали, как клинки. Юкико чувствовала его пульс, ритм дыхания. Даже не осознавая этого, ее собственное сердце билось, а легкие дышали в унисон с сердцем и легкими тигра.
Она опустилась на колени напротив старика, прижалась лбом к полу.
– Даичи-сама.
– Юкико-чан, – кивнул старик, прикрыв кулак ладонью. – Друг арашиторы. Ты оказала честь нашему скромному дому своим присутствием.
Каори и ее спутники опустились на колени вокруг Даичи, образовав полукруг, и почтительно молчали. Юкико огляделась: грубая мебель, очаг в центре комнаты, дымовая труба из необработанного металла, пронзающая потолок. Три закрытые двери, ведущие в разные комнаты. В нише на стене за спиной Даичи лежала старомодная катана в изящно украшенных ножнах: черный лак, летящие золотые журавли. Ниже еще одна ниша, и Юкико не сомневалась, что когда-то там лежал вакидзаси Каори – из той же пары дайсё. Только знати было разрешено носить мечи дайсё, гордый символ их статуса в касте самураев.
Он, должно быть, ронин.
ЧТО ТАКОЕ РОНИН?
Бывший самурай. Знатный воин без господина.
ПРИ ЧЕМ ТУТ ГОСПОДИН?
Все самураи следуют Кодексу Бусидо. Это и религия, и философия, и свод законов – все вместе. Верность и готовность принести себя в жертву, и смирение – они так живут всю свою жизнь. Но основное требование кодекса – служение. Верность хозяину. Если хозяин умрет или ты нарушишь свою клятву, ты станешь ронином. Это позор. Страшная потеря лица.
ЗНАЧИТ, ОН КЛЯТВОПРЕСТУПНИК? ЛЖЕЦ?
Юкико подняла взгляд от пола и посмотрела на Даичи, чтобы найти ирэдзуми – символ его клана, нанесенный на тело. Но его руки до самых запястий были спрятаны под рукавами уваги из серой ткани, с потертыми манжетами. Он проследил за ее взглядом, и в его серо-стальных глазах мелькнуло подобие усмешки.
– Откуда ты, Юкико-чан?
– Киген, Даичи-сама.
– И ты служила на неболёте, который врезался в пик Куромеру?
– Хай, – кивнула она, не поднимая глаз.
– Хм, – хмыкнул он, проводя рукой по усам.
Что-то в этом человеке напоминало змею: что-то древнее, медленное, одни мышцы и зубы, и бесконечное хладнокровное терпение.
– Тебя не было на борту шлюпки. Как тебе удалось спастись?
– Я выпустила Буруу из клетки. Когда он перемахнул через перила, я запрыгнула ему на спину.
– Ты летела на арашиторе?
Среди собравшихся прокатился слабый шепот. Каори сощурилась.
– Хай, – кивнула Юкико.
– Айя, – Даичи покачал головой. – Сотня лет могла пройти, а мы бы так и не услышали такой сказки.
– У меня не было выбора, иначе я бы погибла, – пожала плечами Юкико.
– И вы убили четырех они?
– Пятерых, Даичи-сама, – сказал Кайдзи. – На Северных склонах. Рядом с Черным храмом.
– Хм, – кивнул он. – Ты слышала о Танцующих с бурей, Юкико-чан?
Она подняла глаза от пола и встретилась взглядом с Даичи. Он был старше ее отца, но не курил лотос, поэтому кожа его была чистой, взгляд – острым. Было заметно, что у него все еще стройное и сильное тело. Мозолистые пальцы покрыты старыми шрамами. Он мог легко дотянуться рукой до катаны на стене у него за спиной.
– Легенды, – Юкико покачала головой. – Из детства. Кицунэ-но-Акира и Дракон забвения. Казухико красный и сто ронинов. Мост вдовы и обреченное нападение Торы Такехико на Врата ада.
– Одна из моих любимых, – улыбнулся Даичи.
– Это всего лишь легенды.
– Может и так, – кивнул он. – Сказки безмятежных дней поддерживают национальную гордость. Министерство связи использует славу минувших лет, чтобы вдохновлять новых рабочих и выжимать как можно больше пота из спин каросименов. Чтобы убедить как можно больше молодых людей взяться за оружие и пролить кровь и сложить головы под флагом сёгуна в войне, о которой они ничего не знают. Радио Гильдии передает целые сериалы о Танцующих с бурей, превращая их в модных героев, хотя в этих историях нет ни правды, ни смысла. Легко понять, что просто пропаганда. Таков мир, в котором мы живем.
Даичи кивнул в сторону дверного проема, на Буруу.
– Твой… друг, так ты его называешь? Было бы справедливо, если бы мы больше никогда не увидели этих созданий. Но вот он – чудо из чудес – во всей красе, доказательство того, что даже в их лживых россказнях есть доля истины. И что они делают, когда видят, что это чудо все еще существует? – старик вздохнул. – Ловят его и калечат, словно убогого воробья из дворцовых садов.
– Это был приказ сёгуна.
– Сёгун, – Даичи хихикнул, и его люди тоже заулыбались, словно заразившись его весельем. – Сёгун приказывает только то, что мы ему позволяем.
– Каждый житель этих островов присягает на верность Йоритомо-но-мия.
Серо-стальные глаза Даичи холодно сверкнули.
– Никто в этой комнате ничего не должен Йоритомо, Юкико-чан.
– Значит, вы ронин?
– Хай, я – ронин, – улыбка Даичи исчезла. – Когда-то я служил во дворце сёгуна. Я носил о-ёрой и золотую дзин-хаори элитного стража Казумицу. Я знаю Масару, Черного Лиса, который изуродовал крылья твоего друга. Я знаю Йоритомо, Сёгуна Четырех Тронов и якобы моего господина.
Даичи медленно поднял руку, закатывая рукава уваги. Место, где должен был быть ирэдзуми, было покрыто рваными шрамами, как лоскутным одеялом, от локтей до плеч. Кожа была грубой, неровной, бледной по сравнению со смуглым загаром на лице.
– Вы выжгли свои татуировки? – нахмурилась Юкико.
– У меня нет дзайбацу. И я не буду терпеть такого господина, как Йоритомо. Здесь больше ни у кого из нас нет символов рабства. Нет никаких кланов, кроме нашего собственного. Никаких хозяев, кроме нас самих.
Помня о ирэдзуми на своей левой руке, Юкико возблагодарила Кицунэ за длинные рукава своей уваги. Даичи улыбнулся, будто прочитал ее мысли.
– Символы рабства? – Юкико наклонила голову.
– Когда человек не распоряжается собственной судьбой, когда ему приходится умирать по воле человека, которому больше повезло в жизни или в деньгах, когда он всю свою жизнь потеет ради крошек с чужого стола, тогда он в опасности, – глаза Даичи блестели в полумраке. – Но когда он сердцем принимает такое положение, когда он перестает бороться с этой главной несправедливостью, вот тогда он становится рабом.
Лицо Юкико вспыхнуло. Она не была рабыней. Ее друзья, ее семья – все они были свободными. Кто заставил этого человека думать, что он раб?
– Многие предпочли бы быть рабами, чем клятвопреступниками.
– Клятва лжецу вовсе не клятва, – прорычал Даичи. – Йоритомо нарушил свою клятву передо мной.
– Как?
– Он потребовал то, что ему не принадлежало, – Даичи мельком взглянул на дочь. – И когда ему отказали, он решил, что и никто другой не должен обладать этим. И при этом они не должны желать этого.
Юкико посмотрела на шрам, бегущий по лицу Каори, – красота, погибшая навсегда, и ее затошнило. Она кивнула. Не в знак того, что она понимает, потому что ни один нормальный человек не в состоянии понять ничего подобного. Но она кивнула. Она знала.
БЕЗУМИЕ.
– Так всегда было в роду Казумицу, – голос Каори дрожал от гнева и воспоминаний. – Если им хочется того, что они не могут заполучить, они разрушают это. Посмотри на своего друга. Если бы не ваш сёгун, он был бы свободен, паря над опустошенными землями, которые Йоритомо называет «Империей». – Она покачала головой. – Интересно, зачем он вообще сюда прилетел?
– Может, его привезли сюда, – ответил Даичи, не сводя глаз с Юкико. – А может, и тебя тоже.
Юкико стояла на широких мостках, наблюдая за листьями клена, падающими на землю о спирали. В руке она держала цветок глицинии – хрупкий, как сахарная вата, лепестки в форме перевернутой чаши, белые, как свежевыпавший снег. На мир опустилась тишина, предрассветная тишина, которая держала ночь в хрупких объятиях, ожидая рассвета с первым пением птиц. Горизонт светился обещанием приближающегося дня.
Хотя она и подавляла зевоту из последних сил, Даичи понял, что Юкико устала. Он сказал ей, что о Кине позаботятся и что она должна отдохнуть, но она знала, что рано или поздно они обнаружат следы от арматуры на его теле. Юкико понятия не имела, как она объяснит это.
Ее и Буруу отвели в пустое жилище высоко в ветвях старого дуба. Дерево было опутано ветвями глицинии, густые кусты которой росли у подножия дерева и вились вверх душистыми зарослями. Буруу вытянулся на ветке, словно обняв ее телом, пока Юкико мерила шагами мостки, слишком обеспокоенная, чтобы уснуть.
Она выпустила цветок из ладоней и смотрела, как он падает вниз. Осматривая окрестности сквозь маскировочные сети, она удивлялась всему, что видела: приземистые дома, покрытые вьющимися растениями, притулившиеся среди изогнутых ветвей, мосты, жилища и склады, невидимые, растворившиеся в зелени вокруг них, – просто тени зеленых крон для тех, кто смотрит снизу. Сотне людей нужно было бы трудиться, как каторжным, лет десять, чтобы обустроить такое место. Это желание сотворить нечто из ничего удивляло ее.
Эти люди – фанатики.
Буруу открыл один глаз, сонно моргнул.
ТЕБЕ СЛЕДУЕТ ОТДОХНУТЬ.
Я им не доверяю. Что они тут делают?