Грязная работа Мур Кристофер
– Ничего себе, – сказал Верн. – Вы еще легко отделались.
– Перед тем как уехать из города, я ему позвонил. Он будет присматривать за домом, пока не вернусь, проверять, как там дочка. – Про адских псов Чарли рассказывать не стал.
– Должно быть, из-за нее вам и не по себе, – сказал Верн. – У меня тоже девчонка, только в старшие классы перешла, живет с моей бывшей в Финиксе.
– Ну вот, вы меня понимаете, – сказал Чарли. – Стало быть, Верн, вы никогда этих темных тварей не видели? Никогда не слышали голосов из ливнестоков? Ничего такого?
– Не-а. Не так, как вы рассказываете. И у нас в Седоне ливнестоков нет. У нас пустыня, а сверху на ней реки.
– Ну да – а вам когда-нибудь случалось не изъять сосуд?
– Поначалу, когда я только получил “Большущую-пребольшущую книгу”, я думал, это шутка. И три-четыре пропустил.
– И ничего не было?
– Ну, я бы так не сказал. Я просыпался рано и смотрел на горы над домом – и там была тень. Похожа на большое нефтяное пятно.
– И?
– И она была не на той стороне горы. Там же, где – солнце. И весь день она вниз по склону двигалась. О, если на нее не смотреть, не наблюдать за ней, ничего не заме-чаешь, но она спускалась в город, час за часом. Я поехал туда, куда она двигалась, и стал ждать.
– Ну?
– Слышно было, как вороны каркали. Я дождался, пока она не оказалась где-то в полуквартале от меня, – она двигалась так медленно, что почти незаметно, а каркало все громче. Будто огромная стая ворон. Я чуть не обделался от страха. Поехал домой, посмотрел, какую фамилию ночью записал, – они жили в том квартале, куда я ездил. Тень выползала из горы за сосудом.
– И забрала?
– Наверное. Я не забирал.
– И все равно ничего не было?
– Да нет, было кое-что. В следующий раз тень двигалась быстрее, словно тучу ветром гнало. Я за ней, конечно, проследил – она двигалась в аккурат к дому той женщины, чье имя было у меня в ежедневнике. И тогда уж я понял, что “Большущая-пребольшущая книга” не врет.
– Но эта фигня, эта тень, – она за вами гонялась?
– В третий раз, – ответил Верн.
– Был еще третий?
– А вы разве не думали, что все это херня на постном масле, когда с вами такое началось?
– И то правда, – ответил Чарли. – Извините, продолжайте.
– Ну, и в третий раз тень спускается с горы по другую сторону города – ночью, при полной луне, и теперь уже видно, как в ней летают вороны. Ты их как бы не – видишь, а они такие тени просто. Только теперь ее кто-то еще заметил. Я залез в машину, взял своего пса Скотти. Я уже знал, куда эта тварь тенистая намылилась. Встал в паре домов от дома того мужика, – предупредить его как бы, понимаете? Я еще не врубился толком, что там в книге написано про невидимость, иначе сразу пошел бы за сосудом. В общем, я уже у дверей, а тень через дорогу ползет, и все края у нее – как вороны. Тут Скотти залаял как ненормальный – и на нее. Храбрый, мерзавец, был. А как только тень его коснулась, он взвизгнул и рухнул замертво. Тем временем женщина к двери подошла – я заглядываю внутрь и вижу статуэтку, такой поддельный бронзовый Ремингтон[57], на столике в – прихожей у нее за спиной, и светится красным, будто раскаленный. Я – мимо тетки и хватаю статуэтку. И тут тень испаряется. Вот просто раз – и нет ее. Тогда я в последний раз и опаздывал за сосудом.
– Жалко собаку, – сказал Чарли. – А женщине вы что сказали?
– Самое забавное, что ничего. Она мужу что-то говорила в соседней комнате, а он не отвечал, и она побежала взглянуть. На меня даже не посмотрела. Оказалось, у мужика инфаркт. Я взял статуэтку, вышел, подобрал Скотти и уехал.
– Должно быть, круто пришлось.
– Одно время я думал, что я и есть Смерть, знаете, – такой особенный. Потому что мужик крякнул при мне, но оказалось, это просто совпадение.
– Да, со мной тоже так было, – сказал Чарли. Его тревожило одно – откровение про “ужасную битву”. – Скажите, Верн, вы не против, если я погляжу на ваш экземпляр “Большущей-пребольшущей книги”?
– Это вряд ли, Чарли. Вообще-то я думаю, нам лучше расстаться. Раз уж в “Большущей-пребольшущей книге” все правда, а у меня нет причин ей не доверять, нам не следовало даже разговаривать.
– Но у вас другая версия книги.
– Думаете, это случайно? – На секунду глаза Верна за огромными стеклами очков стали совершенно безумными.
– Тогда ладно, – сказал Чарли. – Но пишите мне по электронке, хорошо? От этого вреда быть не должно.
Верн пристально поглядел в свою кофейную кружку, будто раздумывал – будто напугал себя до полусмерти, всего лишь рассказав про тень с гор. Наконец поднял голову и улыбнулся:
– Знаете… а давайте. Советы не помешают, а если начнется какая-нибудь жуть, перестанем.
– Договорились, – сказал Чарли. Он отвез Верна обратно к его машине, которую тот оставил за квартал от дома Лоис Ашер, и они попрощались.
Джейн встретила Чарли в дверях.
– Ты где был? Мне нужна машина, съездить ей за – нитью.
– Я привез пончиков, – ответил Чарли, протягивая коробку, – может, чересчур уж слишком гордо.
– Ну так это же не одно и то же, а?
– Что и нитки?
– Зубная нить. Ты подумай, а? Чарли, если я на смертном одре еще стану чистить зубы нитью, тебе позволяется меня этой нитью удушить. Нет, я напишу тебе особое распоряжение, чтобы ты меня удушил.
– Договорились, – сказал Чарли. – А помимо этого она как?
Джейн покопалась в сумочке, отыскала сигареты и теперь нашаривала зажигалку.
– Как будто пародонтоз сейчас опаснее всего. Черт бы их побрал! Они забрали у меня в аэропорту зажигалку?
– Ты по-прежнему не куришь, Джейн, – напомнил Чарли.
Она подняла голову:
– К чему ты это сказал?
– Ни к чему. – Он отдал ей ключ от прокатной ма-шины. – Можешь захватить мне зубную пасту?
Джейн перестала искать зажигалку и метнула пачку сигарет обратно в сумочку.
– Да что за мания у этой семьи с дентальной гигиеной?
– Я свою забыл.
– Хорошо. – Джейн подцепила ключ так, чтобы можно было сразу вставить в зажигание, и пихнула сумочку под мышку, словно футбольный мяч. Затем нахохлилась и опустила со лба зеркальные очки; из-за них вкупе с ежиком платиновых волос и строгим черным костюмом Чарли она немного походила на киборга-убийцу из будущего, который готов к броску в ядовитую атмосферу планеты Дюран-Дюран[58]. – Там по-прежнему блядская жара, да?
Чарли кивнул и вновь протянул коробку с пончиками.
– Глазированные пострадали.
– Ах да. – Джейн снова подняла очки. – Звонила Кассандра. После твоего звонка утром она заметила твой ежедневник на тумбочке. Вообще-то она сказала, что к тумбочке ее притащили Элвин и Мохаммед и чуть ли не сунули его ей в руку. Спрашивала, не нужна ли тебе эта книжка.
– А Софи как – нормально?
– Нет, ее похитили инопланетяне, просто мне хотелось, чтобы ты сначала переварил информацию о том, что забыл ежедневник.
– Знаешь, маме вот именно поэтому за тебя стыдно, – ответил Чарли.
Джейн рассмеялась:
– Знаешь что? Уже нет.
– Не стыдно?
– С сегодняшнего утра. Она сказала, что всегда знала, кто я, что я, и всегда меня любила такой, какая я есть.
– Ты ей двинула? В постели нашей мамы самозванка.
– Заткнись, это было мило. Важно.
– Наверное, она так говорит просто потому, что умирает.
– Она, правда, сказала, что ей не нравится, когда я все время ношу мужские костюмы.
– В этом она не одинока, – произнес Чарли.
Джейн снова приняла наступательную стойку.
– Я на задании по добыче зубной нити. Позвони Кассандре.
– Уже.
– И Бадди нужен пончик. – Джейн распахнула дверь и метнула себя в жар, вопя, как берсеркер в атаке.
Чарли закрыл за ней сразу, чтобы не выпускать кондиционированный воздух, и в окно проводил глазами сестру: та неслась, будто по эпицентру ядерного взрыва, и словно сама при этом горела. Затем перевел взгляд дальше. Из пустыни вдалеке вздымалась красная столовая гора. По ней, оказывается, шла глубокая расселина, которой Чарли раньше не замечал. Он присмотрелся – никакая то была не расселина, а длинная острая тень.
Чарли выскочил во двор и проверил, где солнце, затем – положение тени. Она лежала не на той стороне горы. Тут не может быть никаких теней – сюда падает свет. Чарли прикрыл глаза козырьком ладони и смотрел на тень, пока у него не вскипели мозги. Она двигалась – медленно, однако ползла. Тени так не ползают. Ползла она расчетливо, против солнца, к дому его матери.
– Ежедневник, – сказал себе Чарли. – Ох, блядь.
18. Краше таких мамаш в гроб не кладут
В свой последний день Лоис Ашер оживилась. Три недели не могла выйти даже к завтраку, посидеть в гостиной перед телевизором, а тут встала и потанцевала с Бадди под старую песню “Чернильных клякс”[59]. Была весела и игрива, поддразнивала детей, обнимала, съела мягкое шоколадно-зефирное мороженое, затем почистила зубы – нитью в том числе. Надела к ужину все свое любимое серебро, а не найдя ожерелья с цветками кабачка, просто пожала плечами – дескать, пустяк, куда-то засунула. Бывает.
Чарли знал, что происходит, потому что видел такое и раньше, а Бадди и Джейн знали, потому что им объяснила Ангелика:
– Такое сплошь и рядом. Я наблюдала, как люди выходили из комы и пели песни, и могу сказать вам только одно – радуйтесь. Когда замечают, как в глаза, которые были пустыми много месяцев, возвращается свет, начинают питать какие-то надежды. Это не значит, что человек идет на поправку, – это возможность попрощаться. Это дар.
Кроме того, Чарли во всех своих наблюдениях убедился, что никому не повредит принять успокоительного, поэтому они с Джейн накатили чего-то антистрессового – это назначал психотерапевт Джейн, – а Бадди запил скотчем таблетку морфия замедленного действия. Лекарства и прощение дарят в предсмертные минуты какую-то радость, будто возвращаешься в детство: в будущем уже ничто не важно, ничего не надо приспосабливать к жизни, не надо преподавать уроков, ковать уместные и практичные воспоминания, – из этих минут можно высечь радость, как из кремня. И сохранить эту радость в сердце. Ближе к матери и сестре Чарли никогда не был – и, делясь всем этим с Бадди, они стали семьей.
Лоис Ашер легла спать в девять и умерла в полночь.
– Я не могу остаться на похороны, – сказал Чарли сестре наутро.
– Что значит – не можешь остаться на похороны?
Чарли выглянул в окно: гигантская пешня тени подползала к дому. Уже видно было, как она вихрится по краям, словно птичьи стаи или рои насекомых. Всего полмили оставалось до ее острия.
– Мне нужно кое-что сделать дома, Джейн. В смысле, я забыл это сделать и на самом деле просто не могу остаться.
– Что за таинственность? Что, блин, такого тебе там нужно, что ты с похорон матери уезжаешь?
Чарли поднажал на свое воображение бета-самца до предела прочности, чтобы не сходя с места придумать что-нибудь правдоподобное. И тут в голове зажегся свет.
– Помнишь, вечером вы отправили меня потрахаться?
– Ну?
– Это было такое себе приключение, но когда пошел зашивать череп, я сдал анализ. И сегодня поговорил с врачом. Мне нужно лечиться. Прямо сейчас.
– Придурок, я не посылала тебя заниматься небезопасным сексом. О чем ты думал?
– Я занимался безопасным. – “Ага, правильно, – подумал он, – чуть не спалился”. – Их беспокоят мои раны. А если я начну колоться прямо сейчас, есть шанс, что все обойдется.
– Тебя на коктейль сажают? Для профилактики?
“Точно, вот оно – коктейль!” – подумал Чарли. И мрачно кивнул.
– Ладно, тогда поезжай. – Джейн отвернулась и закрыла лицо руками.
– Может, к похоронам я еще и вернусь, – сказал Чарли. Успеет? Нужно изъять два просроченных сосуда меньше чем за семь дней, – только бы в ежедневнике не возникло новых имен.
– Хоронить будем через неделю, – сказала Джейн, снова поворачиваясь к нему и смахивая с глаз слезы. – Поезжай домой, полечись и возвращайся. Мы с Бадди все организуем.
– Прости, – сказал Чарли и обнял сестру.
– Не хватало, чтоб еще и ты помер, ебала, – сказала Джейн.
– Все будет нормально. Вернусь как только смогу.
– И захвати свой темно-серый “Армани” – я надену на похороны – и черные туфли с завязочками у Кэсси возьми, хорошо?
– Ты? В черных туфлях с завязочками?
– Маме бы так хотелось, – сказала Джейн.
Когда Чарли приземлился в Сан-Франциско, на его мобильном было четыре неистовых голосовых сообщения от Кассандры. Она всегда казалась такой спокойной, держала себя в руках – стабильный баланс капризам его неуравновешенной сестры. Теперь в трубке она разваливалась на куски.
– Чарли, она его поймала, и они его сейчас съедят, а я не знаю, что делать. Я не хочу звонить в полицию. Позвони, когда сможешь.
Чарли позвонил – он звонил всю дорогу из аэропорта в микроавтобусе, но звонки переводились на голосовую почту. Выскочив из автобуса перед лавкой, он – услышал шипенье из ливнестока на углу.
– Жалко, что не закончила с тобой, любимый, – донеслось до него.
– Не сейчас, – ответил Чарли, перепрыгивая через бордюр и устремляясь в лавку.
– Даже не позвонил, – проворковала Морриган.
Когда Чарли ворвался внутрь, Рей за стойкой возил мышью по азиатским красоткам.
– Давай лучше сразу наверх, – сказал он. – Они там с ума сходят.
– Могу себе представить, – на бегу ответил Чарли. По лестнице он скакал через две ступеньки.
Он возился с ключами в замке, и тут Кэсси распахнула дверь и втащила его в квартиру.
– Она его не отпускает. Я боюсь, они его съедят.
– Кого, что? Ты мне это по телефону говорила. Где Софи?
Кассандра потянула Чарли к детской, но в дверях его встретил рычащий Мохаммед.
– Папуля! – завизжала Софи. Она промчалась по гостиной и прыгнула на него. Крепко обняла и наградила слюнявым поцелуем, от которого на щеке остался шоколадный отпечаток. – Поставь, – сказала она. – Поставь меня, поставь. – Чарли опустил ее на пол, и она унеслась к себе, но самому Чарли Мохаммед войти не дал – ткнулся мордой ему в рубашку, оттиснув на ней гигантский след собачьего носа. Тоже шоколадный. Очевидно, в отсутствие Чарли здесь происходила шоколадная оргия.
– Мать обещала забрать его в час, – сказала Кассандра. – Даже не знаю, что делать.
Чарли извернулся, пытаясь разглядеть хоть что-ни-будь за адским псом, и увидел, что Софи стоит, положив руку на холку Элвина, а тот нависает над маленьким мальчиком, который съежился в углу. Глаза у малыша были – несколько на полвосьмого, но в остальном ни царапины, да и ничего он не боялся. Он обнимал коробку “Хрумких сырных тритончиков” и по одному таскал их – один жевал сам, а другой совал Элвину, в предвкушении истекавшему адскими слюнями прямо гостю на ботинки.
– Я его люблю, – сказала Софи. Затем подошла к мальчику и поцеловала его в щечку, оставив на ней шоколадное пятно. Уже не первое. Малыш, похоже, претерпевал нежности Софи довольно давно, ибо весь был в шоколадном добр и оранжевой пыли от “Сырных тритончиков”.
Мальчишка ухмыльнулся.
– Он пришел в гости поиграть. Наверное, ты договорился еще до отъезда, – сказала Кассандра. – Я – по-думала, ничего страшного не будет. Пыталась его оттуда вытащить, но собаки не давали мне зайти. Что мы скажем его матери?
– Я хочу его оставить себе, – сказала Софи. Смачный чмок.
– Его зовут Мэттью, – сказала Кэсси.
– Мне известно, как его зовут. Он с Софи в один садик ходит.
Чарли двинулся в комнату. Мохаммед загородил ему путь.
– Мэтти, все в порядке? – спросил Чарли.
– Ага, – ответил обмазанный шоколадом, сыром и собачьими слюнями пацан.
– Пусть он останется, папуля? – сказала Софи. – Элвин и Мохаммед тоже хотят, чтобы он остался.
Чарли подумал, что, видимо, бывал недостаточно строг, очерчивая ребенку границы дозволенного. Может, без Рейчел ему просто не хватало мужества отказывать Софи, а теперь она берет заложников.
– Солнышко, Мэтти нужно умыться. Сейчас за ним придет мамочка, и дальше травмировать его будут дома.
– Нет! Моё!
– Солнышко, скажи, пожалуйста, Мохаммеду, чтобы он меня пропустил. Если мы не почистим Мэтти, ему больше не разрешат к нам приходить.
– Пусть спит у тебя в комнате, – сказала Софи. – А я буду за ним ухаживать.
– Нет, барышня. Скажи Мохаммеду, чтоб…
– Мне надо пописать, – произнес Мэттью, вскочил на ноги, обрулил Элвина, который тронулся за ним, затем проскочил под брюхом Мохаммеда и мимо Чарли и Кэсси в ванную. – Здрасьте, – по дороге сказал он. Закрыл дверь, и оттуда послышалось журчание. Элвин и Мохаммед быром поперли следом и сели дожидаться под дверью.
Софи жестко хлопнулась на попу, раскинув ноги, и нижняя губа у нее оттопырилась, как скотосбрасыватель у паровоза. Плечи начали вздыматься и опадать, не успел еще прозвучать первый всхлип, будто она копила побольше воздуху. Затем – вой и слезы. Чарли подошел к ней и взял на руки.
– Я… я… я… он… он… он…
– Все хорошо, солнышко. Все хорошо.
– Но я его люблю.
– Знаю, солнышко. Все будет хорошо. Он пойдет домой, и ты все равно будешь его любить.
– Я так нихачууууууууууууууууууууууу…
Она зарылась мордашкой ему в пиджак, и как бы ни рвалась отцовская душа на части от такого горя, Чарли не мог не думать, сколько сдерет с него Трехпалый Ху за сведение шоколадных пятен.
– Они дали ему сходить пописать, – сказала Кассандра, глядя на адских псов. – Я думала, они его съедят. Меня они и близко не подпускали.
– Все в порядке, – сказал Чарли. – Ты не знала.
– Чего не знала?
– Они обожают “Хрумкие сырные тритончики”.
– Смеешься?
– Извини. Слушай, Кэсси, можешь почистить Софи и Мэтти и прибраться тут? У меня в ежедневнике дела, которыми нужно заняться немедленно.
– Конечно, только…
– У Софи все будет хорошо. Правда, солнышко?
Софи печально кивнула и вытерла глаза его пиджаком.
– Я скучала, папуля.
– Я тоже по тебе скучал, сладкая моя. Приду вечером.
Он поцеловал ее, забрал из спальни ежедневник и забегал по квартире, собирая в охапку трость, ключи, шляпу и “мужской ридикюль”.
– Спасибо, Кэсси. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен.
– Кстати, мои соболезнования, Чарли, – сказала Кассандра, когда он в очередной раз пробегал мимо.
– Ага, спасибо, – ответил старьевщик, проверяя на ходу заточку лезвия в трости.
– Чарли, твоя жизнь вышла из-под контроля, – произнесла Кассандра, опять возвращаясь к привычной всем невозмутимости.
– Да-да, и еще мне придется одолжить у тебя черные туфли с завязочками, – ответил Чарли уже в дверях.
– Мне кажется, ты меня понял, – крикнула ему вслед Кассандра.
В лавке Чарли остановил Рей.
– Есть минутка, босс?
– Не очень, Рей. Я спешу.
– Я это… хотел извиниться.
– За что?
– Ну, сейчас это как бы глупо выглядит, но я как бы подозревал, что ты – серийный убийца.
Чарли кивнул, будто рассматривал суровые последствия такой явки с повинной, хотя на самом деле вспоминал, заправлен ли фургон.
– Что ж, Рей, я принимаю твои извинения, и мне жаль, что я производил на тебя такое впечатление.
– Наверное, я столько лет провел на службе, поэтому сейчас такой подозрительный, но тут заходил инспектор Ривера и наставил меня на путь истинный.
– Вот как – заходил, значит? И что сказал?
– Сказал, что ты для него кое-что проверял, ты проникал в такие места, куда ему без ордера не сунуться, и все такое, и у вас обоих могут быть неприятности, если узнают, но ты помогал ему упрятать мерзавцев за решетку. Сказал, что ты поэтому такой скрытный.
– Да, – серьезно ответил Чарли. – В свободное время, Рей, я борюсь с преступностью. Извини, что не мог сказать тебе раньше.
– Я понимаю, – ответил Рей, пятясь от лестницы. – Извини еще раз. Я чувствую себя предателем.
– Все в порядке, Рей. Но мне правда пора бежать. Ну, знаешь – бороться с Силами Тьмы и так далее. – Чарли воздел трость, будто она меч, а сам он идет в атаку, – чем, как ни странно, она и была, а он и занимался.
У Чарли оставалось шесть дней, чтобы изъять три сосуда, если он собирался нагнать упущенное и вернуться в Аризону к похоронам. Два имени – те, что по-явились в ежедневнике вместе с Мэдисон Маккёрни, – были серьезно просрочены. Последнее возникло всего пару дней назад, когда он был в Аризоне, однако написано было его рукой. Чарли всегда предполагал, что сам все это пишет сомнамбулически, но теперь дело принимало совершенно иной оборот. Чарли пообещал себе по этому поводу запаниковать, когда выпадет свободная минута.
А тем временем – после чуть ли не летальной дрочки и мертвой мамы на руках – он даже не провел предварительные раскопки по первым двум клиенткам, Эстер Джонсон и Ирэне Посокованович. Обе они пропустили свои даты изъятия, одна – уже на три дня. Что, если сточные гарпии до них добрались? Сил эти твари накопили достаточно, и Чарли не хотелось думать, на что они способны, если заимеют себе еще одну душу. Он решил было позвонить Ривере, чтобы тот прикрывал тылы, когда сам он будет заходить в дом, но как объяснить, чем это он занимается? Происходит нечто сверхъестественное, это востролицый полицейский знал, и Чарли дал ему слово, что сам он – за хороших парней (такое задвинуть было не очень трудно, когда Ривера увидел, как сточная гарпия вгоняет трехдюймовый коготь Чарли в ноздрю, получает девять 9-миллиметровых пуль в корпус и все равно улетает).
Чарли ехал к Тихоокеанским высотам – без всякого маршрута в голове, просто потому, что движение туда не было таким плотным. Затем срулил на обочину где-то по дороге и набрал справочную.
– Мне нужен номер и адрес Эстер Джонсон.
– У нас нет Эстер Джонсон, сэр, но я вижу трех Э. Джонсон.
– Адреса дать можете?
Чарли выдали два – тех, у кого они были. Робот предложил ему набрать номер за дополнительную плату в пятьдесят центов.
– Ага, а за сколько довезете? – спросил Чарли у компьютерного голоса. Затем отключился и набрал Э. Джонсон без адреса. – Здравствуйте, могу я поговорить с Эстер Джонсон? – бодро произнес он.
– Тут нет Эстер Джонсон, – ответил мужской голос. – Боюсь, вы ошиблись номером.
– Постойте. А она была – ну, может, дня три назад? – спросил Чарли. – Я видел Э. Джонсон в телефонной книге.
– Это я, – ответил мужчина. – Эд Джонсон.
– Простите за беспокойство, мистер Джонсон. – Чарли разъединился и набрал следующее “Э. Джонсон”.
– Алло? – Голос женский.
– Здравствуйте, могу я поговорить с Эстер Джонсон, будьте добры?
Глубокий вздох.
– А кто спрашивает?
Чарли пустил в ход уловку, работавшую десятки раз.
– Это Чарли Ашер, “Ашеровское старье”. Мы получили некий товар с именем Эстер Джонсон на нем, и нам хотелось бы выяснить, не украден ли он.
– Мне жаль вам сообщать, мистер Ашер, но моя тетя скончалась три дня назад.
– Оп-па! – сказал Чарли.
– Простите?
– Извините, – сказал Чарли. – У моего коллеги с собой оказался билетик лото, и он только что выиграл десять тысяч долларов.
– Мистер Ашер, сейчас не самое удачное время. А там у вас что-то ценное?
– Нет, кое-какая старая одежда.
– Тогда в другой раз? – Женщина, судя по – голосу, не столько скорбела, сколько ее что-то раздражало. – Если не возражаете?
– Нет, я соболезную вашей утрате. – Чарли разъединился и направил машину к парку Золотые Ворота и Хэйту.